РусАрх

Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры

О БИБЛИОТЕКЕ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

Источник: Алферова Г.В. Памятник русского зодчества в Кадашах. История его реставрации. М., 1974. Все права сохранены.

Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: http://www.kadashi.ru. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2010 г.

Г.В. Алферова

Памятник русского зодчества в Кадашах.

История его реставрации

ЧИТАЯ «КАМЕННУЮ КНИГУ»...

Первое знакомство. Архитектурный институт и краткосрочные курсы инженеров-фортификаторов я окончила в первый год Великой Отечественной войны. Моя жизнь пять лет была связана с армией. Навсегда запечатлелись страшные картины войны: бомбежки Рязани, вырубленная фашистами для могильных крестов березовая роща Ясной Поляны, обгоревшие и изуродованные здания Смоленска. В вечерних сумерках они напоминали окаменевшие костяки страшных чудовищ; в родном мне городе было пустынно и жутко...

1945 год. Немецко-фашистские захватчики разгромлены.

Началась мирная жизнь. Реставрации древних памятников культуры решила посвятить я свою жизнь. Профессор Николай Иванович Брунов, у которого я училась в Архитектурном институте, пригласил меня на работу в Академию архитектуры. Он предложил мне заняться исследованием ряда уникальных сооружений.

В первой же беседе со мной Николай Иванович сказал: «Есть в Москве, в Замоскворечье, одно замечательное здание XVII века. Оно плохо исследовано, и историки архитектуры, считая, что оно дошло до наших дней без перестроек, мало интересуются им. Правда, надо отметить, справедливости ради, они высоко ценят его художественное совершенство. Я чувствую, что в этом сооружении таится какая-то большая историко-архитектурная загадка. Исследование сооружения может раскрыть новую интересную страницу в русском зодчестве. Хочется, чтобы вы занялись этим зданием. Я говорю о храме Воскресения в Кадашах».

На другой день мы встретились на Кадашевской набережной. Путеводным ориентиром служил нам изящный силуэт высоко уходящей в небо колокольни. Узким переулком с двухэтажными домиками мы подошли к величественному зданию.

Мощный нижний этаж сооружения с восточной стороны заканчивался тремя полукруглыми помещениями — апсидами; с запада высокой свечкой поднималась колокольня. С юга и севера колокольни стояли две прямоугольные в плане двухэтажные постройки, завершенные куполами. Через южную постройку мы вошли внутрь сооружения и увидали роскошные белокаменные трехмаршевые лестницы, ведшие во второй этаж (рис. 4). 

Рис. 4. Вид памятника с северо-восточной стороны. Слева - три двухэтажные полукруглые апсиды, в центре - четверик, завершенный пятью куполами, к нему справа примыкает трапезная. В первом этаже трапезная и четверик закрыты галереей с еще одной двухэтажной папертью.

Второй этаж здания имел три части. С востока на стенах нижних апсид стояли широкие, трехчастные пузыреобразные апсиды. К ним примыкал высокий двусветный четверик, завершенный сложным двухрядным карнизом из резных белых камней. Он венчался пятью восьмигранными барабанами с шароподобными луковицами. К четверику с запада примыкала низкая односветная постройка с пышным кирпичным карнизом — трапезная. Перед четвериком и трапезной во втором этаже с севера и юга имелась галерея, именовавшаяся в древней Руси гульбищем. Мы вошли внутрь постройки, обошли первый и второй этажи, вышли на гульбище и поднялись на колокольню, с которой открывался величественный вид на Кремль, Замоскворечье и далекое Коломенское (рис. 5). После осмотра здания Николай Иванович сказал мне: «Я уезжаю в Новгород, а вы исследуйте это здание, через месяц я вернусь».

Так началось мое знакомство с уникальным памятником русской архитектуры в Кадашевской слободе. С тех пор прошло тридцать лет. Занимаясь реставрацией других зданий Москвы, Пскова, городов Севера, я никогда не забывала о своем первенце и неоднократно возвращалась к нему. Считаю, что и по сегодняшний день его исследование не закончено. Мнение Николая Ивановича подтвердилось. Уникальное творение Кадашевских мастеров таило в себе так много нового и значительного, что полученные в результате исследования сведения превзошли все ожидания.

Изо дня в день более года измеряла и исследовала я старинную постройку. В Академии архитектуры, где я работала, формировался сектор изучения русской архитектуры. С реставрацией и методами исследования памятников архитектуры были знакомы лишь немногие специалисты Москвы и Ленинграда¹.

Естественно, что я не имела ни нужных знаний, ни опыта.

В ту пору первыми моими помощниками были школьники. Теперь они отцы семейств, но с восторгом вспоминают эту свою первую «научную работу». Ребята лазили по сильно выступающему из плоскости стены белокаменному декору церкви, забирались на четверик под купола. Они скрепили для меня деревянную лесенку, а для обмеров и исследований колокольни нам пришлось связать из толстых белых шнуров веревочную лестницу. Вскоре я стала работать с архитектором Е. М. Шарковой.

Николай Иванович Брунов ввел меня в круг неразрешенных вопросов истории архитектуры и, что самое главное, раскрыл основы реставрационного дела.

Николай Иванович показал мне, какую всестороннюю культуру должен иметь архитектор-археолог, обратив внимание на то, что дело реставрации древних зданий не менее творческое, чем строительство новых сооружений. История, археология, палеография, этнография стали неизменными спутниками моих работ.

Рис. 5. Вид на Кремль с колокольни Кадашевского памятника.

Для археологического исследования территории, прилегающей к храму Воскресения, был приглашен археолог А. Л. Монгайт. Под его руководством, с помощью одного рабочего и ребят из ближайшей школы мы провели раскопки с южной стороны у фасада храма. Н. И. Брунов одним из первых в России настаивал на введении археологических раскопок при исследовании и реставрации памятников архитектуры.

Для того чтобы глубже вникнуть в суть памятника архитектуры, нужно знать архивные свидетельства о нем. Однако читать документы XVII в. не просто. Скоропись в XVI—XVIII вв. имеет несколько написаний каждой буквы. Кроме того, по форме буквы XVI — XVIII вв. отличаются от современных. Чтобы понять скоропись, нужно изучить древнюю транскрипцию букв. С просьбой прочесть документы, хранящиеся в Архиве древних актов, я обратилась к известному палеографу Марии Константиновне Светловой. Она ответила: «Если хотите стать ученым, то вы обязаны сами читать подлинники, надо изучать палеографию, а не нанимать себе переводчиков». И я стала ученицей Марии Константиновны, которая согласилась консультировать меня. Я научилась читать кириллицу и глаголицу, устав и полуустав, скоропись XVI, XVII, XVIII вв. Занятия были необычайно интересны, не говоря уже о том, что чтение подлинных документов — дело очень увлекательное. Но сами документы приходилось искать в бездонных хранилищах архива.

Большое внимание было уделено изучению работ русских реставраторов XIX в. Знаменитое «реставрационное кредо» П. П. Покрышкина, изложенное им в «Кратких советах...» ² должно было привлечь каждого, кто начинает заниматься укреплением и реставрацией древних зданий.

Скоро я обнаружила еще один пробел в моем образовании: недостаточно знаю русскую историю.

Азы реставрации. Но самой сложной книгой, которую пришлось изучать, была «каменная книга», т. е. само здание.

«Чтение „каменной книги"» — эти слова очень верно отражают суть работы по ознакомлению с памятниками архитектуры. Архитектурное сооружение — документ эпохи, «рукопись», не имеющая копий.

Каждое архитектурное сооружение построено по замыслу зодчего в определенную эпоху, оно говорит о людях, его создавших, о состоянии техники в тот период, о быте, вкусах и духовных запросах общества.

Язык архитектуры зашифрован больше, чем язык других видов искусства — музыки, живописи, скульптуры. Рассказом о храме в Кадашах я постараюсь помочь научиться читать «каменную книгу», увидеть художественный образ, заключенный в произведении. Надо помнить, что это не просто, что это потребует определенного напряжения ума, приобретения соответствующих навыков, знаний, терминов и сосредоточенного внимания. А тот, кто по-настоящему захочет посвятить себя этому делу, должен почувствовать в себе призвание и горячую любовь к профессии реставратора.

Каменщик - реставратор Алексей Федорович Парамонов, уже немолодой человек, так увлекся исследованием памятника, что в течение дня ни разу не отдохнул. Я попросила его прервать занятие, но он ответил: «Ну, что вы, самый интерес, пока не узнаю, отдыхать не могу».

Что же так увлекало его? Снимая со стен штукатурку и исследуя кладку при помощи длинного заостренного стержня — скарпели и тяжелого молотка — кувалдочки, он получал возможность проследить все перестройки памятника, читать «каменную книгу».

Уже в 1946 г., при первом знакомстве с «каменной книгой», я поняла, что произведение архитектуры, как и всякая книга, имеет разделы и главы. Но номера страниц перестроенного архитектурного произведения, в котором нарушен художественный строй, перепутаны и разрозненны. Реставратор должен пронумеровать эти листы и собрать в «каменную книгу», которую можно было бы прочесть. Как это сделать?

Наблюдение над памятником. Художественный образ памятника архитектуры становится понятен только в результате изучения композиционных и эстетических закономерностей сооружения. Наблюдение над памятником, изучение его внешнего облика лежит в основе научного метода анализа архитектурного произведения.

Я долго наблюдала храм в Кадашах, приходила утром и вечером, в дождь и в солнечную погоду, любовалась его утонченным силуэтом на фоне голубого неба и облаков. Видела, как легкие барашки и грозовые тучи, проходя над его главами, меняли весь его облик. Все время задавала себе вопрос: «Почему это сооружение из камня, кирпича и железа как бы реагирует на время дня, погоду, голубое небо и облака, является все время в новом виде? Какими приемами творец создал это художественное чудо?» Из наблюдений над памятником складывалась рабочая гипотеза о первоначальном виде здания, которая затем уточнялась на протяжении всей дальнейшей работы.

Вспоминаются слова Дмитрия Петровича Сухова: «Помни одно, между исследователем и памятником должен возникнуть контакт, тогда ты разгадаешь его тайны, между тобой и древним зодчим-строителем должен завязаться живой разговор. Научись ставить вопросы, а памятник будет отвечать. Учись слушать «голос» храма. Вопросы должны быть четки, а ухо — чутко».

Сначала все это мне показалось какой-то мистикой. Но, начав изучать храм в Кадашах и другие сооружения, близкие к нему по времени и характеру архитектуры, я неожиданно ощутила возникающий между мной и этими постройками контакт. Видимо, такое же состояние переживали и предыдущие исследователи.

«Беседы» с памятником. Расскажу, что я в первый раз «услышала», глядя на архитектурное произведение. Был теплый октябрьский день. Я шла по Первому Кадашевскому переулку, и купола предо мною то возникали, то утопали в густой листве деревьев, уже покрывшихся легкой осенней желтизной. Но вот сооружение открылось все. Внимательно рассматриваю его. По голубому небу плывут кучевые облака. Меняющиеся тени делают все архитектурные формы утонченными. Всматриваясь в великолепно прорисованные и изящные белокаменные резные карнизы и детали, гармонично увязанные между собой, вдруг останавливаю внимание на грубо сделанных вставках, нарушающих изысканные закономерности сооружения. Так я догадалась, что отличаю подлинные части произведения от каких-то поздних наслоений (рис. 6). В момент обостренного внимания и горячего желания разгадать тайну шедевра строительного искусства я почувствовала, что оно как бы идет ко мне навстречу. И я поняла, что означает выражение «памятник заговорил».

Ржавые кресты венчали сильно просевшие луковицы глав. Вместо колонн по граням восьмигранных барабанов имелись грубые алебастровые подвески.

Рваные ржавые листы железа закрывали низ барабана. У подножия барабанов, из-под прогнившей кровли, проросли березки и трава. Ниже кровли четверик завершается двумя ажурными карнизами, и я увидела между резными, тончайшей работы белокаменными гребешками, подобно морской пене вздымающимися в сложных изгибах, закладки из мелкого кирпича XIX в.

Дошли ли верхи четверика от XVII в. до наших дней без всяких перестроек? Я уходила из Кадашевской слободы полная неразрешимых загадок. Есть ли какая-нибудь возможность узнать, какими были верхи четверика храма до перестроек? Что сохранилось и что безвозвратно ушло?

Распутать сложный узел можно, только внимательно читая страничку за страничкой, главу за главой. Нельзя потерять ни одного слова, хотя многие страницы древнего сооружения уже уничтожены. Первые наблюдения дали понять, что изысканные детали в ряде мест заменены новыми, грубыми и бесформенными. Следовательно, был произведен обычный ремонт. Строители XIX в., делавшие починки, даже не подозревали, что они уничтожают драгоценнейшие части здания.

Рис. 6. Верх четверика, завершенный двумя рядами резных белокаменных украшений с поздними закладками из кирпича.

Как начать восстановление первоначального облика храма? Придя домой, я попыталась изложить на бумаге свои мысли, сделать рисунки верхов четверика. На эскизе я убирала поздние закладки, восстанавливая белокаменный декор. Но я еще мало знала памятник.

Первая рабочая гипотеза все-таки складывалась в этот период, а затем она уточнялась. Гипотеза заключалась в том, что здание имеет немало наслоений позднейших времен. Предстояло искать древние закономерности и находить более поздние перестройки. А загадок, на которые я не всегда могла дать ясные ответы, становилось все больше и больше.

Об алтарной части. Когда подходишь к зданию с восточной стороны, его силуэт мелькает в узком переулочке между маленькими хмурыми домами. В большинстве своем здания эти — древние жилые постройки. После пожара 1812 г. они в значительной степени утратили свой первоначальный вид, но по-прежнему в их окружении изысканный по архитектуре памятник выглядит очень эффектно. Правда, из-за несоразмерно большой алтарной части он кажется несколько тяжеловесным. Это-то и остановило мое внимание.

При приближении к памятнику апсиды второго этажа кажутся как бы надутыми пузырями. Внимательно присматриваюсь к ним. Да, да, я вижу: колонки, поставленные в месте примыкания боковых апсид второго этажа к центральной, совершенно случайны.

В чем же дело? Почему? Но вот и разгадка: белокаменные колонки, в месте стыка апсид завершенные капителями с целой системой раскрепованных карнизов, никак не увязаны с кирпичной кладкой апсид. Они даже не доходят до конца кладки, а нелепо обрываются на середине кирпичного карниза, венчающего алтарную часть. Значит, колонки и стена сделаны в разное время. Но что возникло раньше, а что позже?

Сравним кладку алтарной части с кладкой трапезной. Алтарная часть выложена из кирпича размером 6Х12Х24 см, характерного для XIX в., а трапезная — из более крупного — 7X14X28 см, относящегося к XVII в. Одинаковые по типу карнизы, венчающие стену апсид и трапезной, выглядят совершенно различно (рис. 7). «Сочный» карниз трапезной, упругий и соразмерный стене, красиво завершает ее. Рядом с ним карниз алтарной части выглядит непропорционально легко. Пришлось считать кирпичи в одном и другом карнизах. Число их совпало, поэтому карниз алтарной части, выложенный из мелких кирпичей, по высоте оказался меньше и получил более дробные членения, которые плохо вязались со стеной.

Рис. 7. Слева здания виден древний карниз трапезной, справа — поздний карниз апсиды.

Рис. 8. Остатки сводов старых апсид.

Еще раз сравниваю оба карниза и вижу некоторые упрощения в профилях карниза. Под нижней частью ребром поставленных кирпичей, образующих как бы пилу - поребрик, отсутствует маленькая полочка, очень существенная в карнизе над трапезной. Сомнений не остается: верхние апсиды переложены! Но если это так, то на стенах четверика должны остаться следы кладки первоначальных алтарей? Да, так и есть! На восточной стене четверика поверх сводов, куда мне удалось пробраться, видны остатки обломанных древних сводов (рис. 8), а от стены четверика отходят куски кладки древних апсид, к которым примыкают стены поздних пузыреобразных апсид. Свод центральной апсиды по диаметру в два раза больше, чем боковой. Это позволяет представить древний облик здания с его восточной стороны.

Ясно, что первоначально стены апсид верхнего этажа не выступали из плоскости стены четверика, они, так же как и в трапезной, были с нею заподлицо, пропорции сооружения были иными. В тот день памятник рассказал о себе очень много.

Если пузыреобразные апсиды верхнего этажа памятника сделаны позднее на месте меньших по размеру древних алтарей, то почему тонко профилированные белокаменные наличники апсид ничем не отличаются от наличников трапезной XVII в.? Быть может, они перенесены сюда со старых апсид? По всей видимости, так. Древних решеток хватило только на два окна, а третье окно на пузыреобразных апсидах сделано ложным. Видимо, новую решетку устанавливать не хотели. А может быть, уже не умели делать? А старых было только две (рис. 9).

Рис. 9. На апсиде слева ложное окно.

Предположение о том, что верхние апсиды переложены, было подтверждено и рядом других наблюдений. Сравнивая места соединения трапезной, апсид к четверику, я увидела, что в кирпичной кладке между трапезной и четвериком шва нет, а между кладкой апсид и четвериком идет шов (рис. 10). Возле шва сохранилась колонна, подобная той, которая зрительно отделяет трапезную от четверика и на которую опирается угловой декор в виде пучка из трех колонн верхней части четверика (рис. 11).

Рис. 10. Портал второго этажа. В левом углу видна колонна, отделявшая четверик от апсиды.

Какими же были нижние апсиды? Сохранились ли они от первоначального здания, или были в два раза меньше, такими, как верхние? Можно предположить, что современные стены нижних апсид древние. В тех местах, где штукатурка отвалилась, на нижней и центральной апсидах проглядывала крестовая кладка из большемерного кирпича, характерная для XVII в. Зная марки кирпича, можно сказать о времени его изготовления.

Рис. 11. На углу — пучок из трех колонн, опорой которому служит колонна, отделяющая четверик от трапезной.

Значит, вокруг апсид второго этажа и одновременно по верху нижних апсид шло гульбище, то есть открытая галерея, по которой ходили. Этот вывод, к которому неизбежно приводил анализ древних следов, сохранившихся при перестройке фрагментов памятника, был настолько парадоксален, что поверить в него было трудно. Галерея по алтарям в русских храмах никогда не делалась. Но исключения такого рода в более ранней архитектуре встречались, например на Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря, построенном крупным русским зодчим Никитой Миничем Миновым, постриженным в монастырь под именем Никона и ставшим в 1652 году патриархом Всея Руси. Свой знаменитый Воскресенский собор он начал строить в 1658 году по образцу собора Гроба Господня в Иерусалиме (335 г.). До постройки Воскресенского собора подобная галерея поверх нижних этажей сделана по чертежам того же Минова в соборе Иверско-Валдайского монастыря. Неужели же памятник в Кадашах постройкой своей связан с деятельностью зодчего-патриарха Никона? Минов был крупной самобытной личностью. Он имел огромное художественное дарование, много строил сам, оставив после себя яркий след в русской архитектуре XVII в. Однако почему именно патриарх Никон оказался близок кадашевцам? Опять загадка!

О галереях. Все увлекательней становилось «общение» с памятником. Я задавала ему вопрос: «С северной и южной сторон около четверика и трапезной имеются две одноэтажные постройки, так называемые галереи. Когда они возникли? Одновременно ли со всем храмом? Или так же, как большие верхние апсиды, уже пристроены позднее?» (рис. 12). Памятник отвечал: «Обрати внимание: стены гульбища сложены из мелкого кирпича, кладкой, характерной для начала XIX в.».

Рис. 12. Справа — восточная апсида, слева - галерея. Хорошо видны четверики углового ордера: сверху антаблемент, состоящий из карниза, фриза и архитрава, колонна без капители, имеет базу и постамент.

Изогнутые гребешки, венчающие обе эти постройки, выглядят древними, но они могли быть сюда перенесены при сломе более ранней постройки. Гульбище покрыто сверху на уровне второго этажа кровлей, почти плоской, которая наполовину закрывает собой южные и северные двери, обрамленные резными белокаменными порталами. Строители, для того чтобы дать хотя бы небольшой уклон железной кровле гульбища, ухитрились почти наполовину заложить двери, выходившие на него (см. рис. 10). Значит, первоначально гульбище не имело кровли, а было открытой галереей, пол которой был покрыт белокаменными плитами, именовавшимися в XVII в. лещадью. Но как это все выглядело? Чтобы обнаружить следы первоначальной постройки, нужно попытаться проникнуть под крышу современной галереи, взглянуть на древние стены четверика и трапезной, с которыми первоначальное гульбище, видимо, было связано.

Согнувшись под низкой кровлей галереи, при свете свечей, в паутине, я c увлечением рассматривала остатки древних обломленных сводов, сохранившихся на южной и северной стенах четверика и трапезной.

Обнаруженные куски сводов свидетельствовали об их большой кривизне, следовательно, первоначальное гульбище было намного уже современного и, вероятнее всего, имело одну ширину с алтарной частью нижнего этажа. Оно не выступало за плоскости стен алтарей, как сейчас. Каким же оно было? Открытым — на аркадах или закрытым — с глухими стенами, с окнами и дверями? Памятнику трудно ответить на мои вопросы, ибо древняя галерея полностью сломана, остатки ее можно обнаружить только при раскопках, в земле.

Памятник «подарил» мне клубок, который катился, раскрывая загадочное прошлое поздних перестроек. Постепенно, шаг за шагом, из туманной неизвестности выступал первоначальный облик сооружения. «Обрати внимание,— доверительно говорила мне постройка,— в первом этаже четверик и трапезная не имеют стен. Через огромные арки они сливают свое пространство под галереей в единое помещение. Стены ее являются наружными стенами здания, образующими его интерьер! (Рис. 13.)

Рис. 13. Интерьер первого этажа здания. Акварель архитектора И. Н. Черницыной.

Арки четверика и трапезной. Я была полна сомнений. Возникли возражения: огромные арки в стенах первого этажа четверика и трапезной, быть может, пробиты в XIX в.? Есть много храмов, в которых с увеличением численности прихода площадь расширяли именно таким путем. Более раннюю часть здания обстраивали новыми постройками, а в древних стенах пробивали арки, соединяя старое и новое помещение в одно.

Но памятник настаивал на своем: «Вот арки четверика и трапезной, внимательно присмотрись к ним, взгляни на их связь со сводами, перекрывающими помещения храма первого этажа, тщательно собери все сведения, обобщи их».

Действительно, арки четверика сдвинуты к востоку, а арки трапезной — к западу. Форме распалубок и сводов перекрытия нижнего этажа строго соответствуют сдвинутые с центра стены арки. Если допустить мысль, что арки пробиты, то надо предположить, что вслед за этим были переложены и все своды нижнего этажа. Это можно сделать только при капитальной перестройке здания. Нет, арки не пробиты, а выложены в то же время, когда возводилось все сооружение!

Пытливо исследуя здание, обнаруживаю в интерьере восточной части галереи следы обломанной торцовой стены у апсиды, которая отделяла ее от галереи. Мне вспомнилось, что в храмах, расположенных неподалеку от Кадашевской слободы, на ул. Осипенко — Георгия в Ендове и на Ордынке — Николы в Пыжах, южная и северная апсиды, выступающие из плоскости четверика, использовались под самостоятельные приделы и имели самостоятельные входы с улицы.

Уж не был ли таким когда-то и памятник в Кадашах? Трудный вопрос. Если южная и северная апсиды использовались под самостоятельные приделы, то, следовательно, закрытого гульбища, при наличии которого торцовые стены южной и северной апсид попадают в интерьер, быть не могло. Возводить галерею имело смысл только на арках, и сделана она была так, что не закрывала входы в южную апсиду и северную апсиду с улицы.

Теперь половина полученных мною данных указывала: огромные арки четверика и трапезной были выложены одновременно с постройкой всего храма. Но такое же количество веских доводов приводило к обратным выводам: арки пробиты позднее в глухих стенах четверика ранней постройки.

Наблюдения над памятником не смогли разрешить всех возникших вопросов. Нужны были дальнейшие исследования.

О порталах. Занимаясь арками четверика и трапезной, мы не закончили наших наблюдений над тремя резными белокаменными порталами верхнего этажа здания: они наполовину заложены железной кровлей поздней галереи.

Если предположить, что вместо железной крыши современного гульбища древнее гульбище имело плоское покрытие из каменных плит, то непонятно, зачем были сделаны такие богатые порталы, которые выходили на узкую галерею, закрытую парапетом. Порталы имели бы смысл только в том случае, если бы к ним вели открытые лестницы, как, например, в церкви Покрова в Филях. Но там нет колокольни. А вдруг открытые лестницы вместо современных папертей все-таки были и у памятника в Кадашах? Ведь колокольня и паперти были построены не одновременно! На это указывали два шва на западной стене колокольни, с юга и севера.

О папертях. Паперти явно более поздние по своей архитектуре, но сложены из кирпича XVII в. Это вызывало затруднение: к какому времени их отнести. Возникали два предположения: первое, что паперти были в основании старые, у них переложен только верх, и на старом основании сделан новый декор; второе предположение: обе паперти поздние, но выложены из старого кирпича, полученного от разборки древних лестниц. Встречавшийся в кладке папертей ломаный кирпич и тонкие небрежные швы, нехарактерные для XVII в., говорили в пользу второй гипотезы: да, да, храм в Кадашах имел открытые лестницы!

О лестницах. Какими же были первоначальные лестницы? Куда они вели? К порталам на северном и южном фасадах четверика или же к колокольне? Если лестницы были только у колокольни, то почему такие роскошные порталы на южном и северном фасадах четверика закрыты парапетом?

А что если колокольня и храм возникли не одновременно? Колокольня пристроена позднее, а к богатым порталам здания ранее вели три лестницы, которые были сломаны в период, когда пристраивали колокольню? Такая мысль позволяла увязать между собой не всегда договоренные до конца сказы памятника архитектуры.

О колокольне. Присматриваясь к тому, как колокольня увязана с западным фасадом трапезной во втором этаже (в первом этаже это проследить невозможно: там очень застроено), видишь, что здесь все случайно. Колокольня стоит на очень небольшом расстоянии от западного фасада и закрывает собой портал, такой же богатый, как на северном и южном фасадах верхнего этажа.

Попасть на верхний этаж можно только по лестницам с севера и юга колокольни. Колокольня ни композиционно, ни декором не увязана с западным фасадом трапезной. Лестница на колокольне помещена в юго-восточном пилоне, а вход в нее расположен с северной стороны этого пилона. Я припомнила, как весь этот узел выглядит в храме Успенья на Покровке, где колокольня была задумана и строилась одновременно со всем сооружением. Западный фасад трапезной и колокольня органически связаны друг с другом.

На мысль о том, что колокольня возведена не одновременно со всем зданием, наводили и другие ее детали. Часть их сделана в белом камне, а колонны и профили карнизов выполнены из кирпича. Белокаменная резьба на четверике, судя по манере, исполнена другими мастерами, чем резьба на колокольне. Она иная по характеру. Несмотря на то, что профили колокольни повторяют профили четверика здания, они более упрощены и техника их резьбы много суше резьбы профилей основного храма. Колокольня, конечно, возведена позднее здания.

Так была прочтена первая глава «каменной книги» о верхах четверика, апсидах, галереях, порталах, колокольне — получены первые важные сведения. Начинал возникать первоначальный облик сооружения.

ПРОВЕРКА АЛГЕБРОЙ
ГАРМОНИИ

Обмеры. Методы строительства на Руси еще недостаточно изучены. Несомненно, что в XVII в. использовались и чертежи. Обычно же возводили здания другими методами — путем составления словесных описаний со ссылкой на существующие уже сооружения, которые следовало брать в качестве примера, то есть строили по образцам. Здания, возведенные до начала XVIII века, не имеют графических проектов, по которым они строились. Поэтому архитектору-реставратору приходится делать с них обмеры. А обмеры уже позволяют составить чертежи здания. Архитектор-реставратор, измеряя рулеткой стены, своды, различные помещения и детали, должен проникать в самые, казалось бы, недоступные места, иначе он не сможет сделать нужных чертежей ¹. Заглядывая в потаенные уголки постройки, он начинает более серьезный разговор со зданием. Речь уже идет о закономерностях сооружения, проверенных точными промерами.

Для русского зодчества характерна большая скульптурность архитектурных объемов, выявить которую подчас очень трудно, а она-то и составляет основу, формирующую художественный образ здания. У зданий допетровского времени, подобно древнегреческим, нет ни прямых углов, ни вертикальных линий. В конце XVII в. начался отход от скульптурного формирования объемов, живописность всего сооружения достигалась применением резного скульптурного декора. Это мы наблюдаем и в кадашевском храме (рис. 14). 

Рис. 14. Чертеж южного фасада, составленный
по обмерам 1948 г. здания по трапезной. Обмер 1948 г.

При обмерах здания шаг за шагом, сантиметр за сантиметром уточняются результаты первоначальных наблюдений. Одни положения становятся бесспорными, другие приходится отсеивать. Обмеры как бы приподнимают завесу над тайной обаяния памятника и показывают, какими простыми средствами достигался поистине поразительный эффект (рис. 15).

Рис. 15. Чертеж поперечного разреза. Обмер 1948 г.

О кирпичной кладке стен. Кирпичная кладка сделана с необычайной тщательностью и точностью. Швы одинаковой толщины не отклоняются ни от отвеса, ни от уровня, создают строго вертикальные стены; оконные откосы и проемы тоже не имеют никаких отступлений. Это мы проверяли, прикладывая в различных местах стен фугованные рейки; они подтвердили точность кладки, выполненной мастерами XVII в. (рис. 16).

О белокаменной резьбе. Изысканность образа памятника архитектуры достигается белокаменной резьбой. Все детали — наличники окон, порталы, гребешки, карнизы — уничтожают сухость и строгость кирпичной кладки. В украшениях мастер не заботится о том, чтобы сохранить симметрию левой и правой сторон портала или наличника, многие детали устанавливает даже не по уровню (рис. 17).

Измеряя западный портал верхнего этажа здания, я обнаружила, что симметрия его кажущаяся. В верхней венчающей части (в верхнем гребешке справа) оказалось пять полочек, в левом — четыре. Стилизованные петухи, посаженные по бокам венчающей части справа и слева, совершенно разные по форме. Колонки, поддерживающие венчающую часть, имеют различную компоновку листьев и винограда.

Центральная венчающая часть портала посажена криво, не по уровню и отвесу. Что же это — небрежность работы или особый прием, примененный для достижения большей живописности? Я решила снять шаблоны с профилей на карнизах, с полочек и гребешков. И опять нашла, что все прямые углы «обломов» (рис. 18), т. е. профилей, заменены тупыми или острыми. Валики и полувалики отступают от строго геометрической формы. Да, все это сделано нарочито, с большим вкусом, чувством меры и знанием законов игры светотеней. Симметрия придала бы сухость. Здесь ее явно избегали. Огромное мастерство в скульптурной подаче деталей, мастерство, пронесенное русскими зодчими через века, стало в этом здании основой архитектурного образа.

О помещениях в колокольне. Интересные результаты получила я при обмерах колокольни. Внимание привлекают уютные помещения второго и третьего ярусов. В чем секрет их очарования? Опять в отступлении от симметрии. 

Рис. 16. Чертеж здания в продольном разрезе. Обмер 1948 г.

Рис. 17. Обмер портала 1948 г.

Рис. 18. Нижняя часть колонны западного портала.

Во втором ярусе пилоны колокольни имеют разную толщину. В толще юго-восточного столба размещена лестница. Но вы этого не чувствуете, не замечаете. Вам кажется, что вы находитесь в строго симметричном помещении. Третий ярус колокольни кажется правильным восьмигранным помещением. И в голову не приходит, что все стены тут разной длины и что окна находятся не в центре простенков. Одно окно и вовсе пришлось на угол, который разрезает его пополам.

Симметричный по фасаду восьмерик в колокольне мастерски увязан с асимметричным его интерьером. Внутри восьмерика вы не почувствуете разлада между внешним и внутренним видом (рис. 19).

Рис. 19. Планы всех шести ярусов (этажей) колокольни Обмер 1948 г.

С рулеткой и планшетом я ходила по огромному двухэтажному зданию, тщательно обмеряя его. Словно бы обласканное пристальным вниманием, оно полнее и доверчивее рассказывало мне свое прошлое.

Промеры алтаря. Алтарная часть продолжала таить загадку. Было ясно, что апсиды верхнего этажа переложены, что ранее они имели меньшие размеры и что по нижним апсидам когда-то располагалось гульбище, огибавшее верхние апсиды, но я не могла нанести все это на план. Не могла, потому что еще не точно представляла планировку алтаря во всех деталях.

Иду по первому этажу вдоль западной стены внутри алтарной части. Что это за выступы у стены? Древние они или новые, зачем и когда они были сделаны? (Рис. 20.)

Рис. 20. План первого этажа здания.
Цифрой 1 помечены выступы в алтарной части. Обмер 1948 г.

Измеряю и убеждаюсь, что они были сделаны заподлицо со стенкой четверика. А быть может, и нижние апсиды были маленькие и не выступали из плоскости стены четверика? Тот же вопрос, что возник при наблюдении над памятником. Возможно, галерея проходила на аркадах около южной и северной стен четверика и около апсид? Или выступы у стены связаны с верхними апсидами? Но стены алтаря заштукатурены. Вопросы остаются без ответа. Главное — неясные места замечены, остается искать разгадку другими путями.

Продолжаю изучать апсиды второго этажа. Странная, даже на первый взгляд нелепая, система арок разделяет между собой три апсиды. Две арки начинаются от западной стены и, непараллельные между собой, расходятся веером, к восточным стенам апсид. Это почему же? Возможно, что при перестройке верхних апсид западные пяты этих арок поставлены на места пят старых, а восточные — на новые стены.

Когда я вычертила планы апсид второго этажа и восточный фасад четверика, к которому примыкали новые своды апсид, и на этот чертеж нанесла остатки стен и сводов апсид, найденных мной под современной кровлей, то убедилась, что пяты современных арок на западной стене апсид стоят на старых стенах и пятах арок. Обмеры привели меня к выводу: остатки первоначальных апсид сохранились не только сверху более поздних сводов, но и во втором этаже здания.

Промеры первого и второго этажей здания подтвердили, что арки нижнего этажа, соединяющие четверик и трапезную с галереями, расположены не по центру стен. Арки четверика сдвинуты к востоку, а трапезной — к западу. Они прибавляли уверенность в предположении, что огромные арки не были пробиты, а сделаны одновременно со всем зданием. Оставалось неясным, открытыми или закрытыми были гульбища (рис. 21).

Западные помещения. Самой сложной, безнадежно запутанной казалась западная часть здания. Большое число клетушек возникло здесь, когда первый ярус колокольни приспосабливали под жилье. Промерив и вычертив эту часть здания, я увидела: северное крытое крыльцо построено не одновременно с южным. Они по-разному соединяются с колокольней.

Вот еще выступ в южном интерьере галереи. Он почему-то обтесан в полукруглую пилястру. У меня зародилась мысль: не является ли обтесанный кусок стены остатком древней галереи? Когда я на плане первого этажа продолжила стену южной апсиды, проведя ее параллельно стене четверика, как предположительно шла стена древней галереи, то увидела, что она попадает как раз на обтесанный кусок стены. Здесь мог быть угол древней галереи. Обмеры большего рассказать не могли, но они привлекли внимание еще к одной загадке. С северной стороны такого выступа не имелось.

Рис. 21. План второго этажа здания. Тонкой линией
показаны существующие гульбища. Обмер 1948 г.

Тайна колокольни. Обмеряя колокольню, я обратила внимание, что в первом этаже она придвинута к западной стене трапезной на 1,2 м ближе, чем во втором этаже. Во втором ярусе колокольня не повторяет плана первого яруса. Если в первом этаже это почти квадратное помещение, немного вытянутое с севера на юг, то во втором — прямоугольник, удлиненный с запада на восток. Узкое затесненное пространство между колокольней и трапезной в первом этаже расширяется во втором этаже, а затем в последующих ярусах переходит от прямоугольного к ряду восьмигранных ярусов (см. рис. 19).

Ясно, что такое разнообразие в планах ярусов колокольни было вынужденным. Архитектор чем-то был связан, делая первый ярус колокольни в плане квадратным, второй ярус — прямоугольным, а в третьем ярусе — на прямоугольник поставил восьмерик. Вряд ли ему нужно было идти на такие ухищрения, если бы колокольня и все здания строились одновременно на основе одного замысла.

Можно предположить, что верх колокольни поставлен на старом основании. Или вся колокольня была поставлена на месте западной лестницы, которая была сломана целиком?

Во втором случае архитектору надо было увязать восточную стену колокольни с уже существующей галереей, отстоящей от стены трапезной на 1,3 м. Он вынужден был в нижнем этаже, закрытом со всех сторон, поставить колокольню на небольшом расстоянии от стены трапезной, но верхний этаж, открытый со всех сторон, он не мог строить так близко к стене трапезной, чтобы не закрывать роскошный западный портал. Поэтому в первом этаже он сделал колокольню квадратной в плане, а во втором — прямоугольной.

Первые разгадки верхов четверика. Обмеряя верх четверика, я выявила любопытную систему постановки на своде светового и четырех ложных барабанов. Конструктивный сомкнутый свод, перекрывающий четверик, на углах которого стоят барабаны, своими пятами становится на стены на уровне нижнего карниза фасадов, венчающего четверик под гребешками. Сверху этого свода, выше его на два метра, сделан второй свод — свод под кровлю, видимо, покрывавшуюся медью или свинцом. Система организации и постановки на конструктивный свод гребешков принципиально мало чем отличалась от ложных кокошников на сводах посадских церквей середины XVII века (рис. 22, а, б).

Промерив почти все скрытые места здания, мы установили, что первоначально оно не имело колокольни, зато у него были галереи. Но облик сооружения вырисовывался все-таки смутно.

Зондажи и раскрытия. При наблюдении над памятником и при обмерах его мы не трогали ни стен, ни штукатурки. Теперь предстояло местами снять со стен штукатурку (раскрытие), а в тех случаях, когда надо было установить время возникновения стены и ее характер, мы решались на разрушение части кладки (зондаж). Конечно, тут требовалась осторожность. Необдуманным зондажем или раскрытием легко стереть важные следы старины.

На памятнике для нас уже четко определились узлы, нуждавшиеся в уточнении их характера в разные исторические эпохи: апсиды, галереи, арки четверика и трапезной, колокольня, лестница верха четверика.

Раскрытие апсид. Первоначальный облик апсид второго этажа выявился в результате наблюдения над ними и обмеров. Апсиды первого этажа не удалось распознать этими двумя способами, и мы приступили к их зондированию. Характер их был неясен из-за выступающих внутрь алтарного помещения двух пилонов, которые производили впечатление древних обрубленных стен и наводили на мысль, что и нижние апсиды были такие же узкие и маленькие, как и верхние. Под снятой штукатуркой обнаружилось, что пилоны выложены из мелкого, типичного для начала XIX в. кирпича и не имеют перевязки с основными стенами здания, состоящего из старого, большемерного кирпича. Они оказались поздними прикладками. Снятие штукатурки на наружных стенах апсид показало, что южная и центральная сложены из большемерного кирпича, а северная — из маломерного. Было ясно, что две первые сохранились с XVII в., а северная была целиком переложена в XIX в. Вскоре нашли и шов между новой и древней кладкой. Ясно, апсиды в первом этаже были шире и больше, чем во втором.

Однако исследование нижних апсид оказалось не таким простым, как это сразу мне показалось. Окна южной и центральной апсид, которые имели форму, характерную для 40-х годов XVIII в., явно были сделаны позднее. Какие же окна были здесь в XVII в.?

Начали снимать штукатурку вокруг наличников и обнаружили, что на центральной апсиде открылись остатки древнего окна. Вверху оно имело вид разорванного фронтона, а по бокам сохранились обрубленные колонки. В нижней части уцелели шарик и подрезка, которыми обычно заканчивался наличник XVII в. (рис. 23).

Рис. 23. Над поздним окном видны остатки древнего карниза
в виде поребрика и следы древнего наличника.

Совсем другая картина открылась на южной апсиде. Оказалось, что этой же формы наличники XVII в. вставлены в более раннюю кладку. Между стеной и наличником оказалась вырубленная для его вставки кладка. В местах древних окон были огромные плоскости поздней заделки кирпичом XVII в. Кроме того, на восточной апсиде сверху почти под карнизом обнаружились остатки еще какого-то окна (рис. 24). Его откосы были выявлены как на фасаде, так и в интерьере. Оно было выложено одновременно с кладкой апсиды. Вывод напрашивался сам собой. Южная апсида построена ранее, чем центральная. Она первоначально имела другой декор, и ее в 1687 году сделали подобной центральной апсиде.

Рис. 24. Над окном XVII в. виден откос более древнего окна.

Неожиданная догадка. Загадочное явление, совершенно непонятное на первый взгляд, легко объясняется, если предположить, что в основании храма конца XVII в. лежит более раннее сооружение, и южная апсида с маленьким окном — это остаток старой постройки, которая была встроена в новое сооружение (рис. 25). Маленькое окно под карнизом, принадлежавшее старому храму, было заложено в XVII в., как только начали возводить новый. Так как наличник центральной апсиды сделан в процессе кладки, то он прочно был заделан в нее и последующие перестройки его не уничтожили. В южной апсиде в обоих окнах наличники были , вставлены в старую кладку, они при последующих переделках вывалились. Отсюда и такие большие плоскости заделок по всей южной апсиде. Вся кладка ее была более ветхая, чем на центральной апсиде.

Пилястры на алтарной части, после снятия с них штукатурки, оказались одного времени с древними частями сооружения. Белокаменный цоколь по низу постройки подведен позднее.

Кирпичная кладка глубоко уходила в землю.

Зондажи помогли окончательно установить, что южная и северная апсиды имели в торцах закрытые стены (сейчас они обрублены), а следовательно, они очень древние и, видимо, служили самостоятельными приделами со входами с улицы.

Кусок более ранней кладки был обнаружен и в юго-восточной части четверика. Значит, здание имеет несколько слоев кладки различных исторических периодов. Эти находки очень существенны, ибо позволяли по-новому поставить вопрос о гульбищах. В самом древнем здании гульбищ не было, а затем в конце ХVII в. их могли сделать. Торцовые стены южной и северной апсид могли быть уничтожены при постройке здания во втором периоде. Эту концепцию мне надлежало проверить на самом памятнике.

Несомненно было одно: в основе памятника в Кадашах лежит какое-то древнее сооружение. Затем его перестроили. Но и второе строение заметно изменено. Зондажи вскрыли глубокую связь между архитектурой середины и конца ХУП в., которая ускользнула от исследователей при первоначальном анализе.

Зондажи на арках четверика. Расчищая штукатурку по краю арки в местах, где древняя живопись оказалась утраченной, я увидала стену и арку, сложенную из большемерного кирпича, с толстыми (2 см) правильными швами, характерными для ХVII в. Перемычка арки сложена в перевязку — в три кирпича. Однако рваный, неровный край соединения арки со стеной подсказывал, что арка перекладывалась (рис. 26).

Исследование западной стены трапезной с северной стороны показало еще более неровный край арки, а сами опоры, на которые арки опирались, были усилены металлическими стержнями, зажатыми в глубь кладки. В ряде мест стержни были загнаны в швы и разорвали кирпичи. Все говорило о том, что замысел встроить огромные арки в четверик и трапезную принадлежал, видимо, к концу XVII в. Однако он был осуществлен в процессе строительства, чтобы создать достаточно прочную конструкцию. Опыта в кладке таких больших нагруженных пролетов в XVII в. еще не имелось. Поэтому весьма вероятно, что, перекладывая обгорелую старую постройку середины XVII в. и задумав эти большие арки, зодчий начал возводить их, как обычно, «в перекат», то есть кладя арку в 2 — 3 кирпича, каждую самостоятельно, одну над другой, а затем вынужден был заменить арками вперевязку (рис. 27).

При таких суждениях об арках четверика и трапезной галерея должна была бы с самого начала быть задумана закрытой. Да и широкие огромные пилястры в простенках на наружных сторонах арки в интерьерах галереи оказались приложенными позднее. Следовательно, гипотеза о том, что наружные стены четверика и трапезной до того, как были пробиты арки, могли выходить на улицу, отпадала.

Зондажи на колокольне. Уже первые наблюдения привели к мысли, что колокольня пристроена к храму позднее. Предположение подтвердили обмеры. Выбор места для зондажа — дело сложное и ответственное. Долго я размышляла. Счищать всю штукатурку со стен памятника ради исследования недопустимо. Это вредно действует на кладку здания, да и обойдется недешево. Было бы нелепо разбить всю кладку сооружения, чтобы искать различные этапы его постройки. Нужно проверить гипотезы, которые сложились в процессе наблюдения и обмеров.

Последовательность в исследованиях обязательна.

Проверяя сложившуюся гипотезу о том, что колокольня пристроена позднее, надо искать те места, где новый кирпич колокольни смыкается с более древней кладкой храма. Зодчий, пристраивая колокольню, мог, во-первых, сохранить старую стену галереи, а может быть, и часть западной лестницы. К западной стене галереи, имеющей толщину 115 см, примыкают с юга и севера перпендикулярные стены колокольни, образуя ее первый ярус.

Можно предположить, что это стена старой галереи, к которой просто пристроили перпендикулярные северную и южную стены колокольни, включила в них и остатки стен лестницы. Зондажами и анализом кладки надо установить: действительно ли восточная стена колокольни была стеной древней галереи? Что сохранилось от нее при перестройке колокольни?

Узкий проход между западной аркой трапезной и восточной стеной колокольни застроен. Снятие небольшой части штукатурки подтвердило, что это поздние пристройки. По всей видимости, проход между трапезной и колокольней был фрагментом первоначальной галереи и никаких перегородок не имел. Вся же колокольня целиком от основания была построена заново! Раскрытия и зондажи в интерьере, в месте соединения стен галереи, не обнаружили никаких швов в стенах и в углах колокольни (рис. 28). Предположение, что западная стена колокольни была поставлена на стену древней лестницы, отпадало.

Строители, выкладывая колокольню, разобрали всю лестницу, сломали и часть стены галереи, а может, и всю ее целиком. Шов примыкания стены колокольни к стене галереи предстояло искать по всей западной стене. Мы начали производить труднейший зондаж. Узкой полосой снимали толстый штукатурный намет к югу и к северу от колокольни. На обоих отрезках западной стены галереи мы обнаружили ниши, а затем два шва на расстоянии 1,2 м один от другого. До первого шва кладка шла ровная, нигде не прерывалась перекладками. Значит, чтобы устойчиво поставить высокую колокольню-свечку, зодчий сломал западную стену галереи, а вместо нее возвел новую, которую выложил одновременно с колокольней. Отрезок стены к югу от колокольни имел некоторое отличие от северного: стена после второго шва, округляясь, образовывала уступ.

Кладка до первого шва имела лицевую поверхность, и кладка после второго шва тоже была гладкой. Кладка между швами оказалась куском грубо обрубленной стены. Вывод мог быть только один: при постройке колокольни, сломав западную стену галереи до ее угла, строители сохранили южную и северную стены галереи (которые позднее тоже были сломаны). Зондажи показали, что к южной и северной стенам галерей с внутренней стороны были пристроены стены колокольни, а с наружной — лестницы.

Остатки древних стен галерей оказались зажатыми между более поздними частями здания: стенами колокольни и лестниц. Когда сломали галереи 1687 года, куски их сохранились в стенах. Их-то мы и обнаружили зондажами.

Поиски древних лестниц. На колокольне осталась еще одна неразгаданная страница. Какими были лестницы у колокольни? На западном фасаде колокольни сверху донизу, на весь первый ярус шли два рваных шва. В этих швах, как мне казалось, таилась загадка, через которую можно было раскрыть характер первоначальных сломанных лестниц XVII в.

Присматриваясь к кладке шва, я увидела, что со стороны колокольни шов довольно ровный, а примыкающая к нему стена новой пристройки имеет рваный край. Я вынула из новой пристройки два кирпича. Внутри шва раскрылась стена с великолепно сохранившейся побелкой, свидетельствовавшей, что южная и северная стены колокольни были когда-то наружными. В том, что стены за швами были пристроены к колокольне позднее, не было сомнений. Современные крытые паперти стали на месте древних, видимо, открытых лестниц, характер которых все же оставался неясен.

Сведения о колокольне и лестницах были далеко не достаточными. Они требовали дополнительных изучений. Но до начала более серьезных реставрационных работ нельзя было и помышлять о продолжении исследования. На вопрос о том, какими были древние сломанные лестницы и колокольня, я получила ответ только много лет спустя.

Раскрытия и зондажи на верхах четверика. Мы подошли к наиболее загадочному фрагменту памятника — верхам четверика. Здесь мы раскрыли нигде более не встречающееся уникальное завершение храма.

О нем стоит рассказать подробнее.

Четверик до реставрации заканчивался двумя резными широкими белокаменными фризами из гребешков, завершенными карнизами, закрытыми железом, расположенными один над другим. Первый, нижний фриз, лежащий в плоскости стены четверика, связан с наличниками окон. Над ним второй фриз отступает от плоскости стены четверика на 1 м. По верху четверика и второго фриза из гребешков сделана кирпичная кладка высотой в полметра, по ней идет карниз, закрытый железом.

На кирпичную кладку над вторым фризом из белокаменных гребешков положены железные стропила, на которых сохранились остатки давно проржавевшей железной кровли. Поднявшись на крышу, мы обнаружили под железными стропилами древние своды под кровлю с остатками на них совершенно размокшей затирки. Своды под кровлю расходятся веером от каждой грани центрального восьмигранника. Четыре из них (северный, западный, южный и восточный) по размерам больше, чем угловые.

Неожиданностью было и то, что торцы больших сводов закрывались обломанным декором. Как же они раньше выглядели? Удалось установить, что этот третий ряд каменного декора был расположен по восьмерику. С севера, запада, востока и юга он закрывал торцы сводов, а с углов опирался на стенки маленьких барабанов. Одним словом, предстояла большая работа по возрождению утраченного облика прекрасного здания.

Разборка закладок. Приступили к разборке закладок над вторым рядом гребешков, которые оказались сложенными из кирпичей XIX в., размером 6X12X24 см (рис. 29). Хотелось понять, какими были гребешки в древности. В процессе разборки обнаруживаем большое количество белых камней с профилями и резьбой: пальметки, раковины, профилированные обломы, верхние части гребешков, столбов, подобных столбам в первом и во втором рядах гребешков. Толщина этих камней различная: одни из них 10— 12 см, другие 25 — 30 см (рис. 30).

После того как был разобран и расчищен северо-западный угол четверика, открылся малоиспорченный древний декор, приставленный к стене барабана и имевший сложную композицию. Нижняя часть этой композиции сохранилась полностью (рис. 31), верхняя была составлена из принесенных сюда обломанных камней третьего яруса. Старые камни легко отличались от поставленных позднее. Теперь я могла представить себе композицию и проверить сделанный мной эскиз в процессе наблюдения над памятником, уточнить его.

Композиция из резных камней была когда-то и на северной, западной, южной и восточной стенах четверика, но позднее ее выломали. Мы сняли закладку над вторым рядом гребешков и окончательно убедились, что первоначально они были открытыми и своими изогнутыми гребнями вырисовывались на фоне неба и третьего яруса белокаменного декора.

Разобрать закладку за первым рядом гребешков возможности не представилось.

В процессе ряда перестроек, которым подвергалось здание, декор барабанов был изменен. В строительном мусоре удалось найти куски колонн. Очевидно, барабаны имели по углам витые колонки. Эти колонки, плохо закрепленные, быстро начали вываливаться, их заменили кронштейноподобными подвесками, сделанными просто из штукатурки. Заодно были обиты нижние части капителей, и их переделали в духе капителей на колокольне.

Рис. 29. Первый эскиз реконструкции верхов четверика.

Зондажи позволили получить важные сведения о первоначальном виде здания. Они подтвердили, что сооружение таит в себе черты трех слоев — середины XVII в., конца XVII в. и XIX в. Еще более точные и важные данные мы можем получить только в процессе ремонта сооружения, или его реставрации.

Раскопки. До сих пор мы изучали надземную часть здания. Но оно, как старое дерево, глубоко вросло в землю. Мне предстояло взглянуть на его корень — фундамент. Наметили провести раскопки в трех местах: у южной галереи, в западной части трапезной и у апсид.

Первый шурф был заложен на южном фасаде около четверика, напротив белокаменного портала, где мы предполагали найти остатки первоначальной лестницы, ведшей к южному порталу четверика. Затем мы расширили шурф к югу, по направлению первоначальной лестницы у колокольни. От первой лестницы мы не нашли никаких следов, а от лестницы на колокольню обнаружили фрагмент кирпичного косоура и остатки ступеней. Открытая лестница на колокольню была длиннее современных папертей и потому начало ее сохранилось в земле за пределами построек XIX в.

То, что мы не обнаружили в первом шурфе ни столбов, ни площадок лестницы, понятно. Ведь здание начали перестраивать очень скоро после того, как его возвели, лестница целиком могла быть перенесена к колокольне. Примерно на глубине 85 см сохранилась отмостка, выложенная древним большемерным кирпичом (30X15x8 см). Отмостка лежала на известковой подготовке, уложенная на хорошо утрамбованном грунте. Ниже шел слой, доходивший до 0,5 м черной земли, а под ним — желтый материковый песок. Отмостка позволила установить уровень земли XVII в. В шурфах обнаружили остатки печных изразцов XVII - XVIII вв.

Следующий шурф размером 2X2 м был заложен около южной апсиды, под ее западным окном. Хотелось установить состояние и характер древних, 1650 г., фундаментов. Но посмотреть их не удалось, так как фундаменты оказались закрыты толстой стеной, подведенной в начале XIX в., в период, когда чинились нижние и перекладывались верхние апсиды.

Снимать закладку, поставленную для укрепления здания, нельзя: это ослабило бы его.

Эти два шурфа заложили в интерьере церкви, в узком проходе галерей западной части сооружения. Затем углубились в проходе, под центром западной арки, а также наметили шурф около северо-западного пилона арки трапезной. В шурфах под аркой я рассчитывала найти остатки стен, которые, возможно, были здесь до того, как пробили арку в западной стене трапезной. Хотелось еще раз проверить изначальное возникновение огромных арок в здании. В центре западной арки обнаружили порог двери или остатки первоначального портала.

Сняв плиты современного пола, мы нашли под ними, на глубине 50 см, остатки еще одного пола. В мелком сыпучем грунте шурфа увидели захоронение; копая глубже, под ним, на глубине 2 м, выявили остатки неизвестного сооружения. Оно было сложено из большемерного кирпича (32Х16Х9 см) с маркой «Орел».

В кладке встречались белые камни размером 70X18X30 см. Остатки неизвестного здания никак не были связаны с аркой западной стены трапезной, следовательно, не могли быть частью стены храма конца XVII в. Судя по марке кирпича и квадратам белого камня, сооружение было построено в XVI в. и при перестройке здания не вошло ни в храм середины XVII в., ни в храм конца XVII в. Дошедшее до нас здание сложено из кирпича размером 28х14х7 см с марками «П» и «Д». Этот кирпич более поздний, чем кирпич размером 32x16X9 см с маркой «Орел». Сведения, добытые в шурфе, указали, что сплошной стены в западной части трапезной первоначально не было. Под церковью конца XVII в. были остатки здания XVI в.

У самой пяты северо-западной арки, на глубине 70 см, встретились остатки белокаменного пола. Но ожидаемой стены, которая должна была здесь проходить, если бы арки в церкви 1687 г. были не изначальными, а пробитыми, не имелось. Это очень важное подтверждение первоначальной гипотезы дало все основания утверждать, что стены гульбища были закрытыми, с окнами и дверями, а не на арках. Так в результате наших долгих поисков мы, наконец, получили ответ почти на все вопросы.

Рис. 30. Освобождение белокаменного декора от поздних кирпичных закладок.

Много лет спустя удалось провести раскопки древних гульбищ. В том месте, на которое показал зондаж на колокольне, были найдены их стены, профилированные кирпичи наличников окон, след древнего портала. Шурф в центре здания открыл культурные слои, не потревоженные с XV в.

В современной северной галерее мы предприняли поиски древней стены. На глубине 0,5 м появилась стена, а около нее — в большом количестве развал тесаных профилированных кирпичей со следами побелки. Это были остатки от закрытых стен древней галереи, профилированные обломы от наличников окон и порталов. Теперь можно было с уверенностью говорить, что огромные арки четверика и трапезной задуманы и осуществлены в процессе строительства храма конца XVII в., а затем конструктивно усиливались.

Рис. 31. Чертеж углового декора третьего яруса украшений верха четверика, который
состоит из сложного набора обломов: внизу, по краям,— завитки (волюты),
верхняя часть — раковина; справа отдельно даны резные камни — пальметки.

Какие же выводы? Памятник в Кадашах никогда не имел галереи на аркадах. Галерея опиралась на глухие стены, она имела окна, наличники которых, по-видимому, были такими же, как найденные нами на центральной апсиде. Значит, помещение под галереей входило в состав помещения церкви, что является необычным для русской архитектуры. Кадашевский храм и храм Иоасафа Царевича пока единственные из известных памятников с такой галереей.

Розыски в архивах. При изучении памятника возникло много вопросов, ответ на которые я надеялась получить в архивах.

После окончания Отечественной войны документы из многих памятников архитектуры были свезены в собор Новоспасского монастыря. Система их описей была нарушена. Неделями искала я материалы о храме Воскресения; по чистой случайности, в руки попали нужные папки. Это были материалы духовной консистории². Самые ранние связки с документами от 1741 г. кое-что уточнили в представлении о нижнем этаже здания. Сначала здесь было два «богородичных» престола: Успенья и Тихвинской иконы. Первый помещался в центральной и северной апсидах, второй — в южной. В 1771 г. купцом Макаровым построен новый придел.

Кирпичных глав, как на многих других храмах, на памятнике в Кадашах не имелось. Запись от 25 июня 1773 г. подтверждала, что система металлической арматуры луковиц была изначальной. «В нынешнее время от великих ветров на упомянутой церкви главы и кресты повредило и внутри оные железные дуги и подпоры многие переломало, а иные перегнуло и со всех мест сдвинуло и от того показалась велика к падению опасность» ³.

Ценные сведения получены о покрытии четверика и трапезной. Запись от сентября 1776 г. свидетельствует о начавшейся в то время переделке верхов четверика: «От древнего на оной церкви построения на верху трапезы железная крыша обветшала также и на четверике оной церкви на уступе под нижними карнизами, отчего на трапезе в летнее время от воды, а в зимнее время от снега, как на своде, так и на капитальные стены происходит иногда течь» ⁴.

По материалам 1778 г. узнаем, что памятник в Кадашах имел внутри роспись, что намечался его ремонт: «От давнего времени стены писаные по местам обветшали и состоят оные весьма безобразно» ⁵.

Нашла я документы, касающиеся первоначальных наружных древних лестниц ⁶. На чертеже 1778 г. западный фасад вместо арок под древними лестницами изображен с глухой стеной. Эту стену предлагается воздвигнуть, для того чтобы использовать пустовавшую под лестницами площадь под мужскую богадельню (рис. 32). Внимательно присмотревшись к чертежу, можно представить себе их первоначальный вид. Несмотря на схематичность рисунка, видны трехмаршевые лестницы с подпорной стенкой. Много лет спустя, во время реставрационных работ, были найдены остатки подпорной стенки крыльца на южной стороне здания.

Особый интерес представляет «дело о ремонте» храма 1801 - 1802 гг. «Дело» возникло из-за того, что священник, староста и прихожане, указывая в заявлении на ветхое состояние алтарной части и лестниц у колокольни, обратились в Духовную консисторию с просьбой о разрешении ремонта. Они писали: «2 крыльца, открытые для входа в верхнюю церковь, от долговременности пришли в ветхость и на них появилась течь... Кроме того, над алтарями верхней и нижней церкви показались седины (трещины.— Г. А.). Сверх всего за ветхостью старого иконостаса, находящегося в нижней церкви, желание имеем сделать новый» ⁷.

Духовная консистория разрешила сделать ремонт, не вникая в рассмотрение историко-художественной ценности здания. Как только приступили к починке алтарей, оказалось, что верхний алтарь следует не чинить, а вновь переложить, «седины» же «нижних апсид пробрать до самого фундамента». Крыша также нуждалась в ремонте.

Архитектор, имя которого документы нам не сохранили, приступил к разборке лестниц и алтарей. Работы эти не были доведены до конца, так как в Духовную консисторию поступило письмо коллежского советника архитектора Ивана Залутского ⁸. Он писал: «...живя в приходе церкви Воскресения в Кадашах 27 лет, ранее сего следил за ремонтом». Залутский считает, что делать большие переделки, которые начаты, не следует. Залутский жаловался на священника Алексеева, что он «лестницу каменную сломал, довольно еще прочную, служившую к укреплению колокольни вместо контрфорса и делавшую великолепие». В ней, по утверждению архитектора, «были ветхи только некоторые ступени». После слома каменных лестниц и замены их деревянными «колокольня со знатнейшим звоном осталась к падению готова, что деревянной лестницей поддерживать совсем неудобно».

Залутский пишет: «...священник и староста, оставив оную в опасности, приступили разбирать верхний алтарь будто для небольшой седины и разобрав весь для выпуска его на паперть бывшую вокруг алтаря, уничтожив парапет церкви, вид обезобразили. Сломав крепкую железную крышку, опустили своды, желая сделать накатный потолок. Уничтожением же паперти церковь уже не может иметь снаружи прежнего ее хорошего вида, равно как и прочности по деревянной пристройке» ⁹. Залутский требовал восстановления всех частей церкви в прежнем виде и обвинял священника и старосту в том, что вся перестройка была сделана в корыстных целях.

Рис. 32. Рисунок древних лестниц, под которыми была богадельня.
Рисунок, 1778 г.

Духовная консистория, получив заявление Залутского, сделала священнику запрос, почему резолюция о переделке храма не была доведена до сведения прихожан. Прихожане, плохо осведомленные о художественных достоинствах древнего храма, поддерживали священника и старосту.

Духовная консистория — бюрократическое учреждение, в составе которой не было людей, сведущих в вопросах искусства. Они не заботились об охране произведений искусства, поэтому дали разрешение на ведение ремонтных работ по предложению священника.

Поздно осенью 1802 г. работы, испортившие вид здания, были закончены.

Документы свидетельствовали, что последний капитальный ремонт памятника архитектуры произведен в 1860 г. под руководством архитектора Козловского. Старые галереи сломали, а новые отнесли на 4,5 аршина. Так сооружение расширили до размеров, в которых оно существует и сейчас. В архивах сохранились чертежи, относящиеся к последнему ремонту (1860), пояснительной записки к чертежам найти не удалось (рис. 33).

Московским храмовым зодчеством много занимался М. А. Александровский. Небольшую часть своих выписок из архивов он опубликовал, однако ряд тетрадей, не вошедших в сборники, хранятся в отделе графики Государственного исторического музея в Москве. Из них я узнала, что памятник в Кадашах упоминался впервые в 1493 г. в грамоте князя Ивана Юрьевича Патрикеева: «...да мои же места за рекою за лугом у Въскресенья об улицу... и теми мои мести жена моя Овдотья и дети мои Василий да Иван поделятся» ¹⁰. В 1625 г. Церковь платит ружные деньги ¹¹ (подать), и с этого времени в патриарших окладных книгах о ней имеются ежегодные сведения. В указе царя Алексея Михайловича 1657 года¹² о переносе прицерковных кладбищ на новые места она значится каменной. Ружные книги 1677 и 1681 гг. донесли до нас и другое название церкви: Воскресения Христова, что на Грязи ¹³.

Письменные сведения различных книг. Самое раннее исследование о памятнике в Кадашах было опубликовано в начале XIX в. в сборнике «Русская старина» ¹⁴. Основано оно как на архивных источниках, так и на знакомстве с самим памятником. Рисунок, сделанный с церкви, зафиксировал момент слома открытых лестниц у колокольни в 1802 г. С южной стороны колокольни показана закрытая паперть. Она служит помещением для размещения в ней временной лестницы. С северной же стороны колокольни такого сооружения нет (рис. 34).

И. М. Снегирев, автор, и А. А. Мартынов, — издатель «Русской старины» — указывают, что первоначальная церковь существовала уже в 1624 г., ибо в этот год она платила ружные деньги. Есть упоминания, что в 1656 г. она была каменная. Однако на вопрос, каков ее образ в те годы, автор ответа не дает. Он называет ее византийской, мавританской, рококо или барокко ¹⁵. Ряд документов о памятнике в Кадашах, с которыми были знакомы ранние его исследователи, опубликованы.

Рис. 34. Храм с перестроенными во втором этаже апсидами.
Над гульбищем видна новая кровля, лестницы у колокольни сломаны.

И. М. Снегирев, ссылаясь на данные актов Археографической экспедиции, справедливо полагал, что памятник в Кадашах сооружен в 1687 г. и перестроен гостями Кондратом и Логином Добрыниными в 1713 г., однако освящен он был в 1695 г.

В связи с празднованием 200-летнего юбилея храма в Кадашах в 1895 г. была опубликована работа С. Страхова ¹⁶.

Страхову был знаком архив, который я нашла в Новоспасском соборе. В отличие от более ранних исследований, он с научной точностью ссылается в своем тексте на название архива, номер фонда, связку, дело, листы материала, из которого берет свои сведения. Однако очень многое из того архива, который мы оба в разное время держали в руках, не заинтересовало моего предшественника и не позволило ему прийти к тем выводам, которые мы можем сделать сейчас. В статье Страхова говорится, что стены новых апсид второго этажа были поставлены на стены нижних, отчего они и получили такую тяжеловесность, исказив изящные, легкие пропорции здания. Кроме того, были сломаны и открытые лестницы у колокольни. Прошло почти 30 лет, прежде чем вместо них сделали ныне существующие закрытые паперти. Он уточнил и дату перестройки галерей (1860), позднее происхождение которых было ясно из наблюдений над памятником.

Очень важный документ 1687 г.— подрядная запись «крепостного архитектора Пашки Потехина» на постройку в усадьбе князя Черкасского в селе Ворсме (60 км от Нижнего Новгорода), на Острове, храма по образцу памятника в Кадашах — был опубликован Макарием в 1857 г. ¹⁷. Подрядная запись уточняла дату постройки Кадашевского храма: в 1687 г. он уже существовал и служил образцом для других построек. В подрядной записи говорится, что князь Черкасский просит построить церковь в его усадьбе с тремя «рундуками», то есть лестницами, как в храме Воскресения в Кадашах.

Итак, мы правильно поняли, что колокольня и храм не одновременны. Первоначально, в 1687 г., памятник в Кадашах имел три лестницы, как храм в Филях, построенный на семь лет позднее Кадашевского.

В 1893 - 1903 гг. осуществлен новый хозяйственный ремонт, он коснулся деревянных лестниц в закрытых папертях, которые были заменены на каменные, и дымоходов в изразцовых печах XVII в. нижнего этажа. Из отчетов о ремонте мы узнали, что нижний этаж имел печи, был теплым. Исследованием памятника в натуре такие детали установить трудно. В нижнем этаже, который хотели сделать более светлым, двустворчатые чугунные двери галереи, примыкавшие непосредственно к папертям, заменили окнами, а дверные полотна перевесили на двери в торцах папертей. Кроме того, были выпилены железные связи в арках четверика и трапезной в первом этаже. Иконостас во втором этаже вновь «подновлялся» ¹⁸.

Свидетельство старины. Теперь мы можем утверждать, что памятник в Кадашах был возведен в 1687 г. на месте более ранней церкви — сначала деревянной, а затем каменной, существовавшей уже в 1657 г. и перестраивавшейся три раза.

Самый ранний каменный храм, видимо, был одноэтажный.

Памятник 1687 г. уже в первоначальном виде был двухэтажным, как и сейчас, но вместо галереи и колокольни имелись три широкие лестницы, марши которых вели к порталам верхнего этажа (рис. 35, а, б, в). Апсиды второго этажа были небольшие, и это позволяло сделать круговой обход по верху апсид нижнего этажа. Четверик завершался тройным рядом петушиных гребешков и венчался пятью главами на барабанах, украшенных колоннами.

В 1695 г. три лестницы сломали, с западной стороны здания пристроили изящную колокольню — «свечку» (рис. 36). В этот второй строительный период произведение не потеряло своих высоких достоинств, художественный образ его композиционно усложнился (рис. 37).

На третьем этапе, между 1802 — 1840 гг., когда были сломаны лестницы у колокольни, переложены апсиды и, возможно, заложен верх четверика, художественный облик памятника в значительной степени искажен (рис. 38).

После четвертого строительного периода (1860) композиционная цельность постройки до некоторой степени восстановили. Этого достигли расширением галереи, но это же окончательно закрыло все возможности восстановления здания в первоначальном виде¹⁹.

Постоянное общение с памятником, мысленные беседы с его зодчим, создавшим этот архитектурный шедевр, заставили меня задуматься над причиной постоянных перестроек здания. Почему же при последующих переделках постоянно портили прекрасное творение? Разве люди не понимали его великолепия? Древние зодчий и строители ставили на первое место идейный замысел, красоту, изысканную утонченность образа, а эксплуатационные удобства имели для них второстепенное значение. Были смело задуманы огромные арки четверика и трапезной, создавшие прекрасные интерьеры, мощные, широко раскинувшиеся богатые лестницы, подобно распластанным крыльям сказочной птицы. С неповторимым блеском и мастерством зодчий и строители закончили ажурные, легкие верхи четверика, увенчав их филигранными коваными крестами.

Нельзя не подивиться вкусу зодчего и заказчиков — ткачей Кадашевской слободы, которые поднялись в своих стремлениях на столь высокий уровень художественного чувства, эстетических воззрений и идеала красоты!

Рис. 36. Западный фасад колокольни 1695 г.

Рис. 38. Западный фасад колокольни. На переднем плане выделены
древние лестницы; на втором плане показаны паперти, завершенные
куполами (1802-1840 гг.).

ВОЗРОЖДЕНИЕ БЕЛОКАМЕННОЙ КРАСАВИЦЫ

Хранить красоту. Сохранно-укрепительные, реставрационные и любые ремонтные работы могут стать для памятника новым рождением, но могут, как мы видели, стать причиной его гибели.

Так было с памятником архитектуры в Кадашах: он переживал периоды заботливого хранения, глубочайшего уважения и восхищения его красотой, но в его жизни были и другие времена — периоды безжалостных перестроек и варварской эксплуатации. Со дня своего возникновения он привлекает, с одной стороны, людей, беззаветно служащих красоте этого архитектурного шедевра, а с другой — равнодушных и алчных. Одни стремятся его сохранить, другие использовать в целях наживы.

Комиссия по сохранению древних памятников под председательством П. С. Уваровой, работавшая в конце XIX и начале XX в., многократно обсуждала на своих заседаниях вопрос укрепления и сохранения храма в Кадашах. Особенную тревогу вызывала колокольня, на шатре которой с восточной стороны в конце XIX в. появилась трещина. Об этом докладывал тогда еще самый молодой член комиссии Дмитрий Петрович Сухов ¹.

Президиум Московского Совета в 1956 г. принял специальное решение о проведении сохранно-укрепительных и реставрационных работ по этому уникальному сооружению. На реставрацию было отпущено 5 млн. рублей. Работы поставили в план Московской научно-реставрационной мастерской, они должны были проводиться на основании сделанных мной исследований. Меня пригласили руководить реставрационными работами, которые начались в 1958 г.

Новое строительство и реставрация. Укрепление и реставрация древних зданий иногда представляется делом незатейливым. Некоторые даже не видят различия между обычным ремонтом современных построек и реставрацией памятников архитектуры. Многим и в голову не приходит, что реставрация древних зданий-памятников архитектуры и новое строительство — две совершенно различные области человеческого творчества.

Коренное различие между реставрацией древних зданий и новым строительством заключается в самой сущности понятия «памятник архитектуры», то есть сооружения, сохранившегося от далекой исторической эпохи. При его реставрации должна быть раскрыта и восстановлена творческая мысль давно умершего зодчего данной эпохи, искаженная перестройками. Реставратор должен как бы перевоплотиться в своего предшественника. Если архитектор, создавая новое здание, свободен в своих действиях, то реставратор подчинен творческой мысли древнего зодчего.

Реставрация памятников архитектуры имеет смысл при условии бережного сохранения художественных достоинств восстанавливаемого объекта; и не только сохранения (это понятно само собой), но яркого выявления его образа, возвращения утраченных деталей, без которых здание теряет художественную выразительность. Ради этой цели только и следует вести дорогостоящие реставрационные работы.

Восстановить утраченный древний образ памятника архитектуры не просто. Сложность в том, что произведение искусства творилось людьми для удовлетворения повседневных нужд. Наступали в истории периоды, когда архитектурное произведение больше не отвечало потребностям людей и его перестраивали, приспосабливали, искажая подчас художественный образ. Долговечно то здание, которое на протяжении всей его жизни успешно используется человеком. У каждой эпохи свои заботы, она по-своему перестраивает сооружения. И не всегда возможно вернуть памятнику его первоначальный вид.

Фрагментарно или полностью перестраивая древние здания, каждая эпоха создает новые художественные образы, подчас и более ценные, чем прежде. Но чаще все-таки приспособления носят утилитарный характер. В художественных достоинствах древнего сооружения до начала работ реставратору предстоит досконально разобраться, провести наблюдения, обмеры, зондажи, создать чертежи эскизов реставрации, исследовать документальные свидетельства, «прочесть» памятник.

В тех местах, где «прочесть» памятник невозможно, так как вырваны «листы», надо на основании глубоких зондажей самого здания, истории архитектуры и развития художественных форм в различные эпохи подобрать аналоги.

Тщательно собранная документация позволяет лучше понять тайны древнего здания. Поиски утраченного архитектурного образа, постоянный сбор новых свидетельств о памятнике продолжаются и в период реставрации. Максимальную полноту сведений мы можем получить именно в этот период.

Возрождать ли первоначальный вид памятника? Сложная судьба у памятника в Кадашах. Образ какого периода его жизни положить в основу проекта реставрации? Что заменить и что сохранить? Где и в каком объеме вести работы? Не сломать ли все наслоения и пристройки, чтобы восстановить памятник в его первоначальном виде?

От мысли возвратить зданию вид 1687 г. отказались. Нельзя возродить три лестницы, ведшие к западному, южному и северному порталам четверика второго этажа: нам пришлось бы сломать более позднюю и все же изумительную колокольню, не менее ценную в художественном плане, чем сам храм. Нелепо было бы добиваться восстановления здания 1657 г., о котором мы имеем смутное представление и которое, видимо, по своим художественным достоинствам было значительно ниже сооружения 1687 и 1695 гг. Реставрация памятника 1687 г. может проводиться только в некоторых частях — фрагментарно.

Вспомнились слова Дмитрия Петровича Сухова, сказанные в одной из бесед: «Сам памятник архитектуры должен составлять план реставрационных работ, он же должен вести и работы. Бойся всякого насилия над ним, не навязывай ему своих мыслей и желаний. Заставь говорить памятник, пусть он расскажет о своих нуждах. В процессе реставрационных работ продолжай слушать его голос. Не пророни ни слова, помни, что самые ценные сведения ты получишь именно во время реставрационных работ, когда сможешь проникнуть в глубь стен, разобрать поздние закладки, заглянуть в фундаменты. Если сам памятник будет главным твоим советчиком, то ты его не загубишь и не исказишь».

Дефектный акт. Чтобы знать, где и что реставрировать, иметь смету на расходы, составляется дефектный акт. Изучаю все ветхие части здания, независимо от того, на каких частях памятника они находятся. Намечаю фрагменты, где буду восстанавливать первоначальную форму, а где восстанавливать древний декор, сохраняя и укрепляя его, и что останется в перестроенном виде.

Железо на луковицах проржавело, железные листы с остатками позолоты едва держатся. Венчающая часть центральной главы наклонилась и потянула за собой главу; растяжки ослабели, обвисли, и ветер разрушает драгоценные филигранные творения древних кузнецов. Кусками висят у основания глав проржавевшие резные подзоры — ленты ажурной резьбы по железу. Боковые главы потеряли первоначальную упругую форму луковиц. Но луковицы древние, их надо сохранить.

Конструкции луковиц, крепления, сделанные из кованого железа XVII в., «устали». Металл при постоянной ветровой нагрузке, работая на протяжении 250 лет, деформировался. Обветшавшие части мы заменим новыми, выкуем крепкие стальные детали. Нужна бригада медников, обученная древнерусскому медницкому ремеслу. Нужна листовая медь, а также олово и свинец для полуды; нужны толстые листы железа...

У подножия барабанов, на верху четверика, сохранились следы белокаменного декора. Огромные резные белые камни, остатки колонн, вперемежку с кирпичом XIX в. заложены в закладки гребешков.

Предстояло разобрать закладки над рядами гребешков, найти места камней, сорванных с места, расставить их по старым местам. Мы установили в предварительном исследовании, что верх четверика был испорчен в XIX в. Закладки создавали мокрые карманы, которые за летние месяцы не успевали просохнуть. Под рядами гребешков с сильным выносом шел карниз, имевший выбоины, через них влага попадала в глубь памятника, разрывая во время морозов белокаменный декор и кирпичную кладку.

Ниже по стенам четверика и трапезной располагались окна, обрамленные белокаменными наличниками. Колонки, стоявшие с сильным выносом на выступающих из плоскости стен кронштейнах, обвалились. Кронштейны от постоянного размораживания под тяжестью колонок скололись. Выбоины были и на порталах. Для укрепления обветшавшего древнего декора второго этажа и реставрации верха четверика нужна была бригада белокаменщиков. Требовались резчики по белому камню. Придется довозить и белый камень, чтобы заполнить недостающие части декора.

Трещины в шатре колокольни, обветшал кирпичный декор пышных наличников, карнизов шатра и всех пяти ярусов. Тут не обойтись без бригады опытных каменщиков, специалистов не только по кладке стен, но и по теске кирпича. Нужны искусные люди, нужен кирпич определенного размера, такой же, как на колокольне (28х14х7,5 — 8 см).

Стены памятника имели необычную покраску: по оранжевому полю стены роспись швов под кирпич голубцом; в откосах окон огромные черные треугольники. Я записывала: «Пригласить опытных маляров».

О людях, возрождавших красоту. Постепенно около меня возник большой коллектив, состоявший из проектной группы молодых архитекторов и техников, рабочих — медников, каменщиков, белокаменщиков, — которые понимали сложность дела. Начальник инспекции по охране памятников архитектуры Москвы Б. И. Кузнецов в помощь нашему коллективу создал целую комиссию.

Новое заключалось в том, что производство работ, начавшихся в 1958 г., было возложено не на прораба, как обычно, а на архитектора. Я составляла график, последовательность ведения работ, заявки на материалы. Приходилось быть и организатором, и контролером. Люди подобрались прекрасные. Но хлопот по проектной и производственной стороне реставрации памятника оказалось много. Каждый специалист занимался своим делом, и мы вместе продолжали изучать здание, ведя восстановительные операции. Ежедневно я начинала смену вместе со всеми и работала с белокаменщиками, медниками и каменщиками.

Эти годы (1948-1960) были новым периодом формирования русской реставрационной школы. Широко и повсеместно разворачивались производственные работы на памятниках архитектуры. Щедро отпускались лучшие материалы — медь, нержавеющая сталь и другие. Кирпичные заводы начали выпускать по специальным заказам (по старинным рецептам!) большемерный кирпич. Интерес к памятникам архитектуры и русской культуре возрастал с каждым днем.

Бригада медников. В бригаду медников входило десять человек: два брата Лошкаревы, Владимир Алексеевич и Леонид Алексеевич, П.Д. Верставой, А.К. Цибульский, Ю. В. Фокский, Л. Л. Борисов, А. Н. Комаров, В. П. Скворцов, С.Ф. Филатов и ученик Женя Кривов. Возглавлял бригаду Владимир Алексеевич Лошкарев.

Роль этих людей в реставрационных работах намного больше, чем просто исполнителей.

Коренастый человек лет 50-ти, с добрыми серыми умными глазами встает передо мной каждый раз, как я вспоминаю Владимира Алексеевича. Он несуетлив, однако живой и очень внимателен к делу. Работая несколько лет рука об руку с Владимиром Алексеевичем, мне часто приходила в голову мысль, что он не просто мастер. Он как-то по-особому тонко понимает «жизнь» металла, его «самочувствие» в различных условиях. Владея техникой работы по металлу мастеров XVII в., он своими знаниями заметно выделялся среди обычных специалистов. Когда Лошкарев говорил о металле, то уподоблялся героям сказок, у которых неодушевленные предметы имели свои суждения и думы. Познания у бригадира бригады медников оказались глубокими и разносторонними. Он освоил опыт старых умельцев, и я чувствовала, что Владимир Алексеевич знал то, что знали в древние времена великие русские медники и кузнецы, ковавшие филигранные кресты и ажурные решетки. Он владел затраченным искусством позолоты. Его помощники также знали тайны древнего мастерства. Вокруг барабанов и луковиц были сделаны легкие подмости. Поверх крыши трапезной устроили большой деревянный помост, который стал первой медницкой мастерской. Каждую деталь фотографировали на месте, чтобы помнить, как она расположена, а потом спускали ее на веревках в нашу импровизированную мастерскую (рис. 39).

Рис. 39. Уникальные произведения древнерусских кузнецов-медников.

Особенностью древнерусского искусства является его скульптурность и свобода в воспроизведении каждым мастером одного и того же образца, возможности отклонения от основного мотива. В малых завершениях это чувствовалось особенно хорошо. Пальметки по концам вертикального стержня, резная, ажурная лента в середине ствола — все резалось по одному образцу, но свободно и живописно. Это создавало в общем ансамбле завершений ту свободу и красоту формы, которая невозможна при наличии сухого стандарта и жесткого рисунка в одинаковых элементах.

Работавшие со мной молодой архитектор В. В. Кавельмахер, техники А. И. Семенов, Н. А. Калинина и другие замеряли каждую древнюю деталь, фотографировали ее состояние перед реставрацией. Выявили ветхие части, нуждающиеся в замене, и те, которые могли быть сохранены. Дефектный акт мы вели вместе с Лошкаревым, который внимательно просматривал каждую деталь, определяя степень ее сохранности.

Мы учились у Лошкарева той великой мудрости, тому художественному чувству медников XVII в., делавших грубый, жесткий, кованый металл утонченным и одухотворенным. Природное чувство прекрасного, свойственное Лошкареву, дало ему возможность безошибочно отличить подлинные детали XVII в. от более поздних вычинок.

Как сложны, многогранны, разнообразны по форме и качеству, металла элементы, составляющие каждое завершение! Какое большое количество различных инструментов нужно иметь меднику, чтобы разобрать на отдельные части эту крепко слаженную, хорошо продуманную систему металлических частей, составляющих высокохудожественное произведение!

Завершение на главе памятника — кресты, как и всякое архитектурное сооружение, имеет конструктивные и декоративные части. На крестах около яблок имеются полумесяцы, над которыми расположены виньетки. От каждого угла средокрестия отходят по три сияния. Средокрестие и концы ветвей креста закрыты тарелками, к которым с трех сторон прикреплены резные виньетки. Пространство между стержнями внутри заполнено орнаментом из листового железа.

Завершение на центральной главе значительно богаче. По его образцу, только меньшего размера, сделано завершение и на колокольне. Средокрестие украшено короной, из-под которой выходят стержни сияний, украшенные на концах звездами. В нижней части полумесяцы богато декорированы. Внутреннее пространство между вертикальными конструктивными стержнями заполнено ажурным орнаментом из стержней кованого железа.

Вертикальные и горизонтальные конструктивные стержни, сделанные из кованого металла, нуждались в реставрации. Все они были покрыты небольшими трещинами и раковинами, это не могло укрыться от острого и внимательного взгляда В. А. Лошкарева. «Устали, износились на ветру,— сказал он,— им надо дать новую силу», «Как вы будете это делать?» — спросила я. «Металл надо заставить течь, а затем его перековать, тогда не будет ни трещин, ни каверн»,— ответил Владимир Алексеевич.

Потянулись рабочие будни. Изо дня в день газовыми паяльниками разогревались отдельные небольшие участки стержней и затем перековывались тяжелыми молотами.

Совсем иной работы потребовали декоративные части из листового железа — резные орнаменты, тарелки, покрывающие средокрестие и концы ветвей, пальметки на их концах. Тщательно отбирались подлинные куски ХVII в. и по ним путем накладки делались те места, которые были окончательно утрачены или заменены грубыми вставками во время ранее происходивших ремонтов.

Сохранившиеся древние детали из листового железа были покрыты полудой. Сложным секретом полуды, то есть покрытия железа антикоррозийным, нержавеющим металлом, в совершенстве владели народные умельцы в ХVII в. Лужение требует большой тщательности. Документы ХVII в. и миниатюры рукописей донесли до нас древние рецепты и изображение процесса полуды. Железо перед погружением в чан с расплавленным оловом обезжиривалось в квасе и протиралось овчинами. Полуженная вещь хранилась в «большом бережении», по ней не стучали, ее не бросали. Малейшая трещина или царапина на полуженной детали ускоряет процесс коррозии, так как при попадании влаги между железом и оловом возникают малые токи, разрушающие железо.

Мы сдали на анализ древнюю полуду и установили, что состав ее сложный — 80 процентов олова и 20 процентов свинца. Свинец добавлялся для того, чтобы избежать «оловянной чумы», о которой знали в ХVII в. При температуре ниже минус 20° олово начинает перерождаться и превращается в порошок. Полуда погибает. Сплав олова со свинцом такому заболеванию не подвержен.

На третьем ярусе колокольни, в небольшом закрытом восьмигранном помещении, мы соорудили печь, на ней установили ванну. Так началось лудильное дело. Квас был заменен кислотой, а овчины — шерстяными тряпками.

Хочется рассказать об одном разделе медницких работ — о выколотке. Тарелки, корона и шар медных украшений имеют или шарообразную, или выгнутую форму. Край короны усыпан бусами. Выколоткой листового металла — искусством мастеров древней Руси — бригада Владимира Алексеевича Лошкарева владеет в совершенстве.

Шары сильно проржавели и нуждались в замене. Шары состояли из двух половинок, спаянных между собой, а место спайки было прикрыто узкой ленточкой металла. Каждый шар, а их было более шестидесяти, мы делали выколоткой двух его половинок. В старый сохранившийся шар заливался гипс. На полученной форме затем легкими деревянными молотками выколачивалась форма полушара. Мягкое парцевое железо эластично ложилось под ударами деревянного молотка. Так возник сложнейший узор центральной короны, сердцевидные пальметки на концах полумесяца, тарелки. Все выколоченные детали мы полудили.

Крепления делались на болтах. Они заводились в пазы и сверху красились суриком.

Реставрация луковиц, потерявших свою первоначальную форму,— дело не менее интересное (рис. 40). Здесь изобретательность Лошкарева и его стремление любой ценой сохранить древние конструкции проявились с особенной полнотой.

В древнерусской архитектуре было два метода создания луковичной формы глав. Ее делали из кирпича и из металла. На нашем здании конструкция луковиц металлическая. Двенадцать вертикальных журавцов, изогнутых по форме луковицы, крепились к кольцу на верху кирпичного барабана. В вершине журавцы соединялись. Правильная форма луковицы образовывалась благодаря ряду горизонтальных колец, шедших приблизительно через 60 — 70 см (один аршин), припаянных к журавцам. В центре пропускали вертикальный штырь, соединявшийся гнутыми упругими железными планками с кольцом поверх барабана. Металлический каркас луковицы был покрыт листами полуженного и позолоченного в XVII в. железа.

Рис. 40. Журавцы, образующие каркас луковицы; на них крепятся листы железа.

Луковицы сплющились и просели, так как железо потеряло жесткость. Оно уже не держало форму. Как же сохранить эти уникальные конструкции? Проковать журавцы луковиц без разборки всей конструкции невозможно. Разобрать — значило уничтожить уникальный памятник древнерусской инженерии. Лошкарев предложил под древнюю конструкцию подвести современную, на которую вывесить весь древний металл, освободив его таким образом от уже непосильной работы. В месте перехода журавца от шара к конусу и ниже к ним было приварено два кольца из современного прокатанного металла. Под два кольца подведены вертикальные наклонные стойки.

Эти наклонные стойки взяли на себя всю нагрузку; журавцы, опираясь на них, передали им все свое напряжение, а сами, подпертые стойками, получили прежнюю форму луковиц.

Бригада белокаменщиков. Белокаменщики приступили к восстановлению памятника архитектуры в Кадашах, пройдя трудную школу на палатах Аверкия Кириллова² (одно из древнейших гражданских зданий Москвы XV-XVIII вв. Постройка начала XVIII в. украшена белокаменным декором).  С бригадой Бычкова я подружилась задолго до начала работ в Кадашах. Состояла она из учеников художественно-реставрационной школы в Загорске. С ребятами работал один из педагогов — лепщик, резчик по дереву и камню Александр Иванович Киселев. Молодые специалисты остро чувствовали художественные формы, их мастерство и любовь к делу могли укрепить древние, сохранившиеся детали и восстановить утраченные.

Основные белокаменные работы сосредоточились на четверике здания, где возрождалась клокочущая пена белокаменного декора, вздымающаяся от подножия барабанов. Реставрацию вели, заменяя обветшавшие элементы порталов, наличников окон, карнизов. Укрепляли несущие части белокаменного декора наличников окон, кронштейны, капители.

Реставрация памятника архитектуры — дело коллективное. Все, начиная от мастера и кончая подсобным рабочим, посильно участвуют в нахождении утраченных частей здания или их деталей, все знают беды памятника. Если коллектив не знает о целях и задачах реставрации, то любой человек неверным движением, по неведению, даже при уборке помещения может уничтожить драгоценнейшие следы архитектурных деталей.

В обеденные перерывы я рассказывала рабочим об архитектуре и искусстве древней Руси и других стран. В субботу, после окончания смены, мы ездили смотреть памятники архитектуры Москвы, ходили по выставкам. В мастерских организовали курсы повышения квалификации реставраторов, и все архитекторы, разделив между собой дисциплины, читали лекции. Рабочие приобретали знания по истории архитектуры, истории искусств, истории конструкций, методах ведения работ. Так росли молодые талантливые специалисты. Сочетание в одной мастерской всех процессов, необходимых для правильной постановки научной реставрации, проектно-исследовательского и производственного секторов было огромным достижением.

Знания, изобретательность, внимание, мастерство и тщательность реставратора стали необходимым условием для успешного восстановления верхов четверика. Ценным было то, что все обломанные белокаменные детали верхов четверика мы обнаружили сверху сводов, на мягких известковых подушках. Детали лежали резьбой книзу. Это, видимо, было сделано или по распоряжению архитектора Козловского, на долю которого в 60-х годах прошлого века выпала перестройка здания, а возможно, в более ранний период. Зодчий, перестраивавший храм в Кадашах, понимал его огромную художественную ценность. Поэтому, разобрав третий ярус гребешков, оставил внизу основание этого ряда.

Мы легко находили места, куда надо было поставить обломанные камни.

Дмитрий Петрович Сухов незадолго до смерти говорил мне: «Русский человек не любит делать ненужную работу. Обломанные детали ищи поблизости, далеко их возить не стали бы. Фиксируй при исследовании место каждой найденной детали. Поблизости, как правило, находится место, на котором она стояла!» Именно так и разбирал декор умный и дальновидный архитектор в далеком прошлом.

Рис. 41. Начало разборки закладок.

Около каждого яруса гребешков мы сделали широкие выносные помосты — стеллажи, на которые при разборке закладок выносили найденную деталь под прямым углом к месту находки. Это позволяло строго фиксировать местоположение после слома каждого куска камня. Три яруса лесов около каждого ряда гребешков с выносными помостами за ними были сделаны весной 1958 г. И мы приступили к разборке закладок (рис. 41).

Теплым весенним днем бригада белокаменщиков поднялась на леса. Яркое солнце светило нам в глаза, у подножия здания лежала вся Москва: со сводов четверика хорошо обозримы Замоскворечье, Кремль, видны дальние горизонты.

Началось углубленное исследование и проникновение в самое сокровенное, что бережно хранил для потомков загадочный памятник. Разборку камня начали осторожно сверху, с третьего яруса гребешков. Камни бережно поднимали с «постелей», затем клали их резьбой вверх на стеллажи, делая дополнительные надписи на каждом о месте его находки. Так на помосты было выложено 115 различных белых камней самой разной формы. О таком количестве резных белокаменных деталей древнего декора никто и не помышлял! (рис. 42).

Рис. 42. Сверху видны резные камни, поднятые из закладок.

В течение двух лет шло тщательное изучение и установка камней на места, до-теска недостающих деталей, вычинка сильно разбитых. Работы велись не в помещениях и закрытых мастерских, а там же, на помостах, в постоянном «общении» с подлинниками (рис. 43).

Места камней определялись по их сколу. Скол на камне должен подходить к тому, что остался в своде. Но таким методом трудно восстановить целостный художественный образ верха четверика (рис. 44, а, б). Перед нашими глазами были фотокопии с известных в русской архитектуре зданий, завершенных резным белокаменным декором: храмы в Филях, в Уборах, в Троицком-Лыкове, на Шереметьевом дворе, палаты Волкова-Юсупова и другие. Аналогии помогли нам в поисках художественного образа памятника в Кадашах.

Подмости на верху четверика мы покрыли временной кровлей, у нас получилась мастерская по белокаменным работам. Белокаменщики дотесывали детали и вставляли их в места сколов.

О реставраторе зaмков на Лауре. В самый разгар наших работ, летом 1959 г., в Москву приехал известный французский реставратор Бретон. С Кремлевского холма он увидел Кадашевский храм и пришел к памятнику. Рассказала я ему о методике реставрации, сущность которой заключалась в максимальном сохранении всего подлинного. Бретон был удивлен, что нашел в Москве, как он сказал, своих единомышленников, которые так же, как он при реставрации белокаменного декора замков на Лауре, бережно сохраняют и укрепляют все подлинное.

Через неделю нам из Парижа пришла бандероль — книга «Замки на Лауре».

Надо сказать, что наш метод реставрации не единственный. В практику прочно вошла замена древних ветхих камней новыми. Такой методике была обучена и бригада белокаменщиков Бычкова, с которой я занималась реставрацией палат XV в. Аверкия Кириллова в Москве на Берсеньевской набережной, дом 22. Мастер Бычков считал, что сделанная им новая деталь лучше старой рухляди. Долго переубеждала я мастера и его товарищей, великолепных резчиков, что древняя резьба драгоценна уже потому, что она подлинна. А новые вставки, как бы они ни были прекрасны, особой ценности не представляют.

Много мы об этом спорили. Мастера-белокаменщики начали с большой бережностью относиться к подлиннику. Почувствовав скульптурную непринужденность резьбы XVII в., они не стремились вырубать на целые метры древние карнизы, а применили разработанный нами же метод вставки заплат. С ветхого места делался слепок из глины, затем по атому образцу — гипсовый слепок, а по нему рубилась уже белокаменная вставка. С одинаковой тщательностью обрабатывались и фасадная и задняя стороны вставки. Белокаменная заплатка прочно входила на место (обычно крепилась она на медном штыре — пироне — и белом цементе). Сам древний карниз дополнительно не вырубался и не разрушался. Тысячи заплат положили мы на карнизы и декор здания, сохранив резьбу в подлиннике (рис. 66).

Разбирая закладки верхов четверика, мы нашли куски разбитой раковины, но соединить их в единую деталь было невозможно. Выбрасывать подлинную резьбу XVII в. не хотелось. Веня Сырчин вырубил по образцу имевшихся кусков белокаменную раковину. В ней вырезал места для подлинных элементов и вставил их в новую раковину. Новая раковина стала как бы оправой, соединившей куски подлинной резьбы XVII в. Поставлена она на восточном фасаде здания (рис. 45).

Рис. 45. Восстановленный третий ярус гребешков. Поставлены витые колонны; слева, снизу, реставрированная раковина; в центре — сложная композиция из резных белых камней.

Рис. 46. Три яруса раскрытых и восстановленных гребешков.

Мастера - белокаменщики творчески исполнили работу, каждый имел склонность к тому или иному делу, проявляясь в нем особенно ярко. Н.И. Солдатов, С. А. Митин, В. Н. Сырчин, В. В. Кучерков любили лиричный и живописный орнамент. В. А. Бычков, Б. Г. Яковлев, Ю. С. Боташов и Педро Мануэль предпочитали геометрически четкие образцы. А. И. Киселев глубоко чувствовал пластику. Их любовное отношение ко всякой детали, их обдуманные действия спасли уникальные части храма в Кадашах (рис. 46).

Большая изобретательность была применена при реставрации белокаменных угловых колонн по краям барабанов. Форму искали не только по сохранившимся кускам и следам на самом памятнике. До начала вырубки белокаменных колонн и деталей устанавливали на их место муляжи. Затем с разных мест Замоскворечья и Кремлевского холма смотрели, проверяя, не ошиблись ли мы в форме, и лишь после этого приступали к изготовлению утраченных деталей из белого камня (рис. 47, а, б).

Рис. 47: а) верхи четверика после реставрации; б) белокаменные плиты на сводах четверика, установленные А. И. Кудряковым.

а                                                                                      б

Центральный барабан имел два яруса колонн, а боковые — по одному. На самих барабанах остались только великолепно укрепленные капители под раскреповками карнизов на углах барабанов и кронштейны в нижней части. На гранях барабанов со хранились в кирпиче полукруглые выемки, куда заходили валики облома, делившего колонну на две части — верхнюю витую и нижнюю гладкую. Таким образом, между кронштейном внизу и капителью вверху нам предстояло вставить четыре элемента: базу, круглую часть колонны, облом в виде валика с полочкой и витую часть колонны.

а

б в

Рис. 48: а) раскреповка карниза, на которую будет крепиться капитель; б) колонна, установленная под раскреповкой карниза; в) кронштейн наличника окна, усиленный железобетонной плитой.

Однажды мы задумались, почему погиб весь белокаменный декор, обрамлявший углы барабанов. Пришли к выводу, что он был плохо укреплен. Предстояло найти такую систему крепления, чтобы; колонны ни при каких обстоятельствах не сдвинулись бы с места. Гибель белокаменного декора по граням барабана могла быть вызвана также и тем, что железные крепления белых камней — пироны, находившиеся внутри деталей, коррозировали. Железо, окисляясь, увеличивается в объеме в пять раз и рвет нежный белый камень. Нужно было применить для крепления медь или латунь. Мы придумали для крепления на грани барабана колонны, состоящей из четырех элементов,— «жесткий замок». В центре всех элементов были сделаны пазы и в них вставлен пирон из толстого (12 мм) медного прута. В капители, под которую нужно было подвести все четыре элемента, составляющих колонну, мы просверлили отверстие (рис. 48, а, б), равное длине пирона. При установке на место все четыре элемента, скрепленные пиропами, были поставлены один на другой. В капитель заведен пирон, целиком ушедший внутрь капители и не мешавший завести под капитель все поставленные друг на друга элементы углового декора. Пирон из капители, попав на отверстие внутри витой колонны, падал в это отверстие. Отверстие внутри витой колонны в два раза меньше, чем в капители, поэтому одна половина пирона оставалась в капители, а другая — в витом фусте колонны. Так образовался «замок».

Необычайно интересно шли работы по укреплению белокаменного декора верхнего этажа. Методики реставрации окон второго света четверика порталов и окон первого света-были разные, так как разные «болезни» белокаменного декора пришлось нам лечить (рис. 49).

Рис. 49. Реставрация акротерия.

Колонны, капители, базы, кронштейны наличников второго света четверика сохранились почти все, но они обвалились и лежали разбитые на крыше трапезной. В результате возникших в кладке напряжений белокаменные кронштейны, державшие белокаменные колонны, скололись, нужно было их заменить новыми. Ставить новые кронштейны из значительно худшего белого камня (каробчеевского), чем был на храме (мячковский), - дело рискованное, они также могли сколоться через некоторое время. Решили прибегнуть к усилению кронштейнов путем вставки в верхнюю часть их 10-сантиметровой железобетонной армированной плитки. Мы вынули в верхней части белокаменного кронштейна паз, оставив только 0,5 см борта, в этот паз заложили арматуру и затромбовали ее жестким раствором. Сверху заложили белокаменным карнизом, на который стала база. Так были усилены вновь установленные белокаменные наличники второго света четверика верхней церкви (рис. 48, в).

В сильно поврежденном состоянии оказался и белокаменный декор верхнего этажа первого света четверика и трапезной. Его, как и на палатах Аверкия Кириллова, разорвало, в основном, окислявшимися и увеличившимися в размерах железными пиронами. Большая и кропотливая работа выпала на долю белокаменщиков при реставрации капителей (рис. 50). Особенностью памятника в Кадашах было то, что все капители у колонок наличников окон были разные. Они нуждались в очистке от слоев многочисленных ремонтов, в реставрации обломанных листьев и волют. Три капители, две из углового обрамления трапезной и одна на северном фасаде, развалились на мельчайшие кусочки. Мы собрали их, соединили пиронами и слепили. Но, конечно, поставить на фасад не могли, так как капители потеряли конструктивную прочность. Со всех трех капителей были сняты белокаменные копии, их и поставили на фасады. Подлинные же капители хранятся: одна в Музее истории и реконструкции Москвы, другая в Государственном научно-исследовательском музее архитектуры им. А. В. Щусева, а третья у меня (рис. 51).

Рис. 50. Вырубка новой капители по образцу ветхой.

Рис. 51. Гипсовый слепок верха капители, по которому рубился утраченный белокаменный фрагмент.

Реставрация декора велась предварительной долепкой недостающих частей, отливкой гипсовых копий, по которым в белом камне вырубались недостающие части, крепившиеся на пиронах к деталям.

О кирпичных дел мастерах. Сложные были работы по реставрации частей здания, выполненных в кирпиче. Особенно хлопотны они на колокольне, которая, имея кирпичные стены, своды, богато декорирована кирпичными же наличниками окон, карнизами, обрамлениями углов, колоннами. Колокольня состоит из ряда ярусов. Мастера по кирпичной кладке работают иначе и совершенно другими инструментами, чем белокаменщики. Теска кирпича ведется тоже иначе, чем резьба по белому камню.

Колокольня никогда не перестраивалась, а только обветшала, поэтому нашей задачей было укрепить все древние детали. Они потеряли прочность. Предстояло перенести архитектурную форму в новый, более прочный материал.

Шатер колокольни имел трещину, возникшую еще в 1903 г. Трещина увеличилась при бомбежке во время Великой Отечественной войны. Мы пригласили инженеров, думая, что они подскажут способ «лечения» шатра. Инженеры утверждали, что шатер неминуемо развалится. Одни предлагали вставить внутрь шатра железобетонный шатер и на него опереть кирпичную кладку; другие — стянуть шатер металлическими обручами; третьи посоветовали разобрать шатер и сложить заново. Все это было невыполнимо. Шатер имеет толщину стены 28 см (один кирпич), поэтому проникнуть внутрь его кладки для связи ее с обручами, как предлагали инженеры, было невозможно.

Тщательно разглядывая кладку шатра, мы изучали тонкую кирпичную скорлупу. И перед нами раскрылась замечательная конструкция, созданная древнерусскими каменщиками! Была прочтена еще одна страница русского зодчества, рассказавшая о незаурядной инженерной выдумке русских строителей. Исследованием кладки шатра и трещины я занималась с вдумчивыми и тонкими мастерами кирпичного дела, потомственными каменщиками Ю.Н. Лохиным и В.В. Пироженко.

Напуганные предостережениями, мы сперва вели исследование шатра штрабелением в глубь кладки поздно, по вечерам, когда все люди уходили домой. Мы шли на известный риск, шатер мог быть аварийным. Но интуиция подсказывала нам, что шатер очень крепкий, он не рухнет. Скоро мы убедились, что шатер не реагирует на легкие удары молотка по скарпели. Мы пробили кирпичи около трещины и увидели прочную кладку, сделанную из небольших тесаных кирпичиков различной формы: конусообразной, Г-образной и другой. Кирпичики «щегурки» (15 — 20 см) уложены в перевязку, со сложным сцеплением друг с другом. Кладка по сути дела в два кирпича, но все кирпичики маленькие и тесаные.

Жесткость конструкции придавали гурты, то есть тяги из целых кирпичей, уложенных вдоль граней шатра. Гурты на полкирпича уходили в кладку шатра, а на другие полкирпича выступали наружу. Они через каждые два ряда перевязывались с основной кладкой. Шатер по фасаду имел восьмигранную форму, а в интерьере круглую, составляя единый, прочный, великолепно перевязанный монолит. Аварии можно было не опасаться. Трещину, говоря языком строителей, мы расшили, то есть заложили новым кирпичом, хорошо перевязав его со старой кладкой (рис. 52).

Рис. 52. Отреставрированный шатер колокольни.

С тех пор минуло почти тридцать лет, новых деформаций в шатре не возникает. Диагноз каменщика Лохина оказался верен. Изменения в шатре колокольни возникли из-за того, что у колокольни были сломаны в XIX в. две открытые лестницы, служившие ей контрфорсами — подпорками. Постройка новых крытых папертей и ликвидация подпор изменили режим фундаментов колокольни, что привело к трещине в шатре и в фундаменте.

Природное чутье Лохина в обращении с кирпичом, знание кирпичных конструкций — все это он унаследовал от отца и прадедов. Опыт его, уходящий корнями в глубокое средневековье, помог найти правильное решение при реставрации памятника.

Колокольня имеет пышный кирпичный декор: карнизы с раскреповками, наличники на окнах ярусов и «слухах» шатра, резной белокаменный балясник около галерей. Задача реставратора в том, чтобы заменить обветшавшие кирпичи новыми, не исказив образа колокольни, не «засушив» ее. Тончайшими скарпелями удалял Ю. Лохин из кладки карнизов, наличников истлевшие кирпичи, не «поранив» крепких. По подлинным кирпичам XVII в. вытесывались новые кирпичи, вставлявшиеся взамен выщербленных, обветшавших. Я сохранила шаблоны, по которым теснились кирпичи.

Выяснилось, что на колокольне, как и на четверике, в профилях обломов нет прямых углов, плоскости профиля соединяются между собой под тупым или острым углом, и это придает ему выразительность, индивидуальность.

Тщательное изучение памятника и всех его особенностей в процессе реставрации позволило провести восстановление сложных наличников без нарушения их первоначальной формы, с максимальным удержанием на памятнике подлинного, с точным сохранением размеров выноса кирпичей из плоскости стены, характера их профилей. «Здоровые» кирпичи были сохранены и укреплены, а «больные» удалены, но их архитектурная форма точно перенесена в новый, более прочный материал.

Болгарские, румынские и другие зарубежные реставраторы наш метод реставрации называют подделкой под старину. Они считают, что новая деталь должна отличаться от старой. Большинство архитекторов русской реставрационной школы придерживаются иных принципов. При сохранно-восстановительных работах на памятниках архитектуры мы возрождаем образ здания. Древняя форма, хотя и в новом материале, должна возрождать, а не разрушать художественное единство сооружения. Все новые вставки мы делаем на другом растворе, из другого кирпича, железа, камня, и, конечно, специалист их отличит от подлинных деталей. Но красота древнего здания смотрится после наших работ как первозданная: все новые детали доведены до художественного уровня подлинника. Там, где подлинник сохранить не удается, заменяем его копией, выполненной в том же материале, стараясь приблизить к художественному уровню оригинала.

Злоключения белокаменной красавицы. Острая потребность в помещениях в центре Москвы привела, к сожалению, к тому, что Кадашевский храм решили использовать под мастерские, задолго до завершения реставрационных работ. Моя мечта сделать его интерьеры объектом музейного показа, приспособить их под экспозицию древней живописи Третьяковской галереи, пока не смогла осуществиться.

Перед новым хозяином возникло много трудных вопросов. Что делать с верхами четверика? Камни, венчавшие четверик, еще лежали на стеллажах и не были расставлены по местам. Незавершенными были работы по реставрации шатра колокольни, укреплению фресок XVII века, раскрытых и расчищенных профессором Н.С. Сычевым, и многое другое. Самое простое решение — прекратить реставрационные работы, выбросить древние камни и на четверике вновь сделать четырехскатную кровлю.

Но, к счастью, специалиста, которому поручили руководить работами по приспособлению здания под мастерскую, покорила красота памятника в Кадашах. Это был прораб Александр Иванович Кудряков, который не отступил от методов научной реставрации. А. И. Кудряков хорошо и правильно покрыл своды четверика лещадью толщиной 5 — 7 см. Однако у него не было меди для того, чтобы сделать над гребешками покрытие — «фартуки». Фартуки, выходя из-под камней покрытия, должны были подниматься наверх гребешков и закрывать естественно возникшую щель между покрытием сводов и вертикально стоявшими и примыкавшими к ее краю гребешками.

Чтобы расставить камни по местам, Кудряков попросил меня ему помочь. Рано утром, до службы, я приходила к памятнику и определяла работы на день, показывая каменщикам места вынутых из закладок камней. Так я помогала в расстановке камней, завершающих верхи четверика, и других работах еще около двух лет.

Кудрякову удалось завершить реставрацию колокольни и многие другие работы. Однако он не успел восстановить древних водостоков; великолепные росписи XIX века, несмотря на все его усилия, сохранились лишь фрагментарно, погибли росписи XVII века. Много других бед претерпела белокаменная красавица.

ТВОРЦЫ
ХУДОЖЕСТВЕННОГО
ЧУДА

Почему в Замоскворечье возникло это дивное белокаменное сооружение? Кто были его творцы, строители? Почему именно на этом месте возник смелый для своей эпохи памятник архитектуры? Как связан он со всей градостроительной системой столицы и какова эта градостроительная система? Необычный художественный образ памятника — случайность или закономерность? Действительно ли он художественное явление, воплотившее в себе исторические, социальные, идеологические и другие черты жизни Замоскворечья, Москвы и, может быть, России?

На эти вопросы невозможно было ответить, не поняв искусства XVII в., не вникнув в своеобразие исторического процесса, происходившего в России, не ознакомившись с хозяйственной, социальной, художественной жизнью Москвы и Кадашевской слободы, которые обусловили появление храма. Сложная взаимосвязь архитектурных образов с историей заставила меня углубиться в книги.

Москва XVII в. Огромные завоевания XVII в. в организации жизни, в науке и искусстве добывались в напряженной борьбе старого и нового. Пересматривалось все отношение к жизни и к окружающему человека миру. Ломалось средневековое мировоззрение.

В 1611 г. Козьма Минин Сухорук избран земским старостой в Нижнем Новгороде. Он был одним из тех горожан, кто пожертвовал серебряные и золотые оклады с икон, отдал драгоценности жены для создания народного ополчения против польских интервентов. XVII век начался ратным подвигом русского народа, изгнанием захватчиков из Москвы и из государства. Избрание на царский престол юного Михаила Романова показало, что в государственном устройстве заканчивается процесс формирования самодержавия. Складывалось централизованное государство. Разоренные интервентами города и деревни вставали из руин.

Боярская дума постепенно утрачивала свой аристократический характер и ее начинали заполнять чиновники — дьяки, дворяне. Многочисленные приказы, возникшие в XVI в., стали основой административного аппарата России, менялось районирование страны. Выделялись крупные местные центры, объединявшие теперь группы некогда самостоятельных уделов. Могла ли такая централизация, настойчиво проводившаяся правительством, не получить никакого отражения в искусстве? Конечно, нет, но об этом разговор особый.

В хозяйственном отношении в этот период Россия отставала от передовых стран Западной Европы. Она имела слабую, в основном мелкую, промышленность, немногочисленные мануфактуры. Экономическое развитие задерживалось крепостным строем. Закрепощены были не только крестьяне, но и городское население. Отсутствие выходов к морям сдерживало торговлю с другими государствами. В XVII в. в стране с господствующим феодально-крепостническим строем образуется всероссийский рынок — города и поселения постепенно объединяются благодаря торговым связям.

Распространенное повсеместно ремесло, то есть производство для себя, перерастает в мелкотоварное производство — изготовление изделий на продажу. Широкие торговые связи сказываются на архитектуре: люди получают возможность много повидать, рассказать о своем и позаимствовать виденное. В XVII в. впервые появляется и промышленное производство в форме мануфактур. Такой мануфактурой был государев Хамовный, то есть ткацкий, двор в Кадашевской слободе.

Важно отметить, что XVII в. расшатал устои дворцового натурально-вотчинного хозяйства. С политической арены вытеснялись одни классовые группировки, а на смену им приходили другие: родовитое боярство постепенно теряло земли и ведущие должности в государстве; его место занимало прогрессивное в начале XVII в. служилое дворянство. Вместе с ним поднимались посадские люди — ремесленники и торговцы. Выделившиеся из их среды наиболее богатые — «лучшие люди» — становились в начале XVII в. одним из привилегированных сословий страны ¹. «Средние» же и «молодшие» посадские люди терпят все усиливающийся гнет как со стороны «лучших людей», так и правительства. К концу XVII в. и посадская верхушка уступает все свои права дворянству, захватившему к началу XVIII в., в годы петровских реформ, все ответственные посты в государстве и ставшему обладателем огромных земельных наделов ².

Период русской истории, который особенно нас интересует,— середина и конец XVII в.— характеризуется еще одной чертой. В это время за свои права борются совместно посадские люди и дворянство, между ними возникает, как говорят документы, «единочество». Оно выразилось в выработке общей политической платформы, что, как мы увидим ниже, сказалось и в архитектуре. Вот, например, с какой челобитной выступили эти две классовые группировки на Земском соборе 1648—1649 гг.: «И великий государь пожаловал бы их, велел учинить против прежнего, как было во всем Московском государстве на Москве и по городам при прежних государях, чтобы везде было его государево, а патриаршим и монастырским и боярским и иных всяких чинов слободам и лавкам и погребам и закладчикам ни за кем не бывать» ³. Челобитчики выступили против боярства и монастырей.

Каждая социальная группировка через искусство строить раскрывала свое мировоззрение, отражая свое благосостояние и значение в государстве. В городском пейзаже XVII в. создалась пестрая картина архитектурных стилей; в ней-то и надлежит разобраться. В первую очередь мы уясним духовную настроенность и творческие стимулы ремесленных кругов, которые, в свою очередь, определялись бытом, зажиточностью и формами труда горожан. Эта часть населения имела свой ярко выраженный художественный вкус.

Тяжелая жизнь была у посадских низов. Одна из причин этого — сложная форма землевладения в Москве в конце XVII в. Земли Москвы, с одной стороны, были населены жителями сотен и слобод — своеобразных поселков, имевших свое вполне самостоятельное управление, а с другой — вотчинниками, имевшими свои личные усадьбы. Интересы населения слобод были противоположны интересам вотчинников.

Сложность заключалась в том, что сами-то слободы в правовом отношении были неоднородны, они делились на «черные» и «белые» ⁴.

«Белые» привилегированные слободы, связанные с царским двором, назывались дворцовыми; владычные слободы принадлежали патриарху — главе русской церкви; монастырские — различным монастырям, а военные были заселены главным образом стрельцами и казаками. Общее число слобод в Москве достигало 150 ⁵.

«Черные» слободы состояли из ремесленников и торговцев — посадских людей. Налоги, взимавшиеся с них, живших на данной им «государевой» земле, назывались «тягло». Это обложение являлось одним из основных доходов государства, и оно содействовало увеличению тяглого посадского населения. Интересы жителей «черных» слобод зачастую сталкивались с интересами «белых».

 Главным признаком, отличавшим привилегированную часть населения от непривилегированной, была уплата государственного тягла. Она не распространялась на бояр, дворян, «белое» и «черное» духовенство, а также на население «белых» слобод, то есть наиболее зажиточную часть ремесленного люда. Не тянули государственного тягла ремесленники, не приписанные к «белой» слободе, но работавшие на дворец, как, например, «записные» ремесленники и каменщики.

Слободы и сотни располагались не на всей территории Москвы: их совсем не было в Кремле, имелось немного в Китай-городе и в Белом городе, главная же масса находилась в Земляном городе и за его чертой. Слободы строились не сплошной полосой, а прерывались дворами и огородами, принадлежавшими боярству, дворянству, духовенству, приказным чинам, торговым людям, иноземцам и всему тому населению, которое не объединялось слободским устройством ⁶. «Обеленные» слободские земли, подобно кружеву, переплетались с «черными» посадскими землями, в результате чего между «черными» тяглецами и «беломесцами» постоянно происходили столкновения и тяжбы чисто житейского порядка, создавая подчас совершенно невыносимые для тех и других условия жизни. Кроме того, интересы посадских людей находились в остром противоречии с интересами жителей феодальных слобод, а также хозяев отдельных дворов «беломесцев» в их борьбе за торги и промыслы ⁷.

В тяжбах между этими двумя группами населения правительство неизменно принимало сторону посадских тяглых людей, которые становятся одним из привилегированных сословий страны. В их благополучии правительство было заинтересовано: они приносили доход государству! Поэтому вотчинное землевладение всеми мерами сужается, а посадское — увеличивается. К концу XVII в. Москва вотчинная становится Москвой ремесленной и торговой. Это очень важно знать, так как изменение социальной структуры города не могло не влиять на его архитектуру и планировку. Полученные сведения помогут в дальнейшем, при анализе композиционных закономерностей и застройки Москвы. Но, раскрывая творческие интересы и эстетическую направленность в художественной деятельности посадских людей, важно еще отметить, как сами ремесленники реагировали на те социальные устроения, которые непосредственно касались их.

Архивные источники и книги позволяют уяснить, что горожане (посадские люди) не были безразличны к происходившим в их жизни изменениям, ухудшавшим их благосостояние. Усиление налогового давления на посадских «черных» людей, ликвидация привилегий «белых» слобод и включение их населения в число государевых тяглецов приводило к постоянным смутам и восстаниям. Из клокочущих недр русской жизни то и дело прорывались стихийные народные взрывы, которые влияли на классовое самосознание трудового ремесленного люда и крестьянства. Восстание Болотникова, Соляной и Медный бунты, смута 1648 г., восстание Степана Разина... Москва была неизменным центром, который чутко реагировал на все недовольства окраинных районов.

Волновалась и бунтовала обездоленная часть населения Кадашевской слободы. Кадашевец Сенька Большой пономарь за участие в Медном бунте был повешен; его брат Сенька Меньшой сослан в Астрахань, туда же сослан и Авдюшка калачник-саечник⁸, Кадашевцы были непременными участниками всех городских восстаний, особенно отличились они в стрелецком бунте 1682 г. Это и понятно. Относительно благополучный период в их жизни в начале XVII в., когда благодаря своим привилегиям слобода богатела, будучи почти однородной по благосостоянию, сменился обнищанием значительной части ткачей. Начался процесс разложения слободы на «лучших», «средних» и «молодших» людей и слияние ее со всем посадом. Невзгоды свои кадашевцы, привыкшие к другой жизни, переживали острее, чем жители посадов, давно притерпевшиеся к своим тяготам.

Жители Кадашева. Жилые кварталы хамовной Кадашевской слободы начинались за болотом. На широком правом берегу Москвы-реки, напротив Кремлевского холма, зеленым бархатом расстилался болотистый луг. В XVI в. он уже частично засажен царскими фруктовыми садами, а также занят огородами монастырей и частных лиц ⁹. Слобода имела большое значение не только в царском хозяйстве, но и в торговой жизни Москвы ¹⁰. Она упоминается впервые в завещании Ивана III сыну Василию под 1504 годом. Вот как в записи начала XVI в. выглядит этот документ: «Да ему (Василию) даю... село Воробьево и с Володимеровским, и з Семеновским, и с Воронцовским, и с Кадашевом, и с деревнями, как было при мне» ¹¹.

Кадашевская слобода была населена хамовниками — государевыми ткачами, работавшими «хамовное дело» на государев двор.

За свою работу каждый ткач вместе с семьей получал земельный надел, называвшийся «дело», с которого он и тянул тягло. На выполнение государевой повинности уходило не все время кадашевцев. Имелась возможность ткать на продажу. Переписные книги Кадашева 1630 — 1631 гг. указывают, что в слободе были ремесленники всех специальностей ¹², а государево «хамовное дело» выполняли главным образом женщины. Так, из 413 слободских дворов 300 «дел» делали жены, снохи, матери, сестры, дочери. В переписной книге, например, значится: «Двор Кириллы Елисеева, серебряника на целом деле, государево дело жена его делает, с полдела по три полочки убрусного шитья, а другая полдела пол два полотна
тройных» ¹³.

Ткач, получив землю размером в «дело», примерно 240 квадратных саженей, выполнял не одну, а две работы, записанные за ним. С одной половины участка, «полдела», он ткал три полочки убрусного шитья — тонкие вытканные узором полоски на отделку царской одежды; с другой половины участка он ткал полтора полотна тройных, то есть широкое полотно в три раза шире обычного.

Процветание и богатство Кадашева обеспечивали те льготы, которые слобода получила по государевой грамоте 1622 — 1623 гг. Они касались политической, социальной и экономической жизни слободы, освобождая ее от разных налогов, которые платило все остальное население Москвы. Это льготы торговые, тяглые, служебные, судные, церковные, а также льготы «на летний огонь, топку бани и варку питья» ¹⁴.

Кадашевцы имели возможность беспошлинно торговать весовым товаром по всей Москве, а в Житном ряду — и невесомым. Рублевую пошлину — государственный налог на торговлю — они платили в размере четверти процента от стоимости товара, в то время как остальные торговцы — по 5 процентов. Кадашевцы были освобождены от пошлины при переезде через Москву-реку и от уплаты проездного мыта в других городах. Кроме того, с них не брали поголовный налог, который взимался со всех жителей.

Лавки кадашевцев были разбросаны по всей Москве ¹⁵. Кадашевцы вели торговлю и в других городах: в Астрахани, в Архангельске, в Переславле, в Рязани... Они ездили за границу. В «Приказных делах старых лет» отмечено, что из Москвы в Новгород был дан указ о выдаче кадашевцу Афоньке Карпову «проезжей грамоты» в «свейские города» — Швецию и Карелу, куда он должен был с другими торговыми людьми ехать для «торгового промыслу с товарами»¹⁶. В городах кадашевцы занимались не только торговлей, но и различными доходными промыслами. Живые образы предприимчивых кадашевцев встают, когда читаешь челобитные с просьбой дать на откуп какое-либо заведение в Москве, Воронеже, Городце или другом месте Русской земли ¹⁷. Кадашевцы имели соляные варницы. Например, Гришка Урюпин продал свою соляную варницу в Старой Руссе Ивану Васильевичу Морозову ¹⁸.

Несмотря на то, что кадашевцы постоянно отлучались из Москвы, они упорно числили себя в составе «тяглецов слободы», так как это обеспечивало им большие преимущества по сравнению с ремесленниками и торговцами других московских посадов. Уезжая по торговым делам, они сдавали в наем свои дома, что также составляло статью дохода. Покупать и снимать дома в Кадашевской слободе было очень выгодно, ибо и на «пришлых людей» распространялись Кадашевские льготы. Таким образом, кадашевцы имели на внутреннем рынке более привилегированное положение, чем «гости» русских торговых объединений «гостиной и суконной сотен».

Так жила Кадашевская слобода до середины XVII в. Начавшаяся в 1654 г. в Москве чума — «моровое поветрие» — унесла две трети ее жителей. Состав населения Кадашева после чумы существенно изменился. По переписи «Строильной книги» в Кадашеве в 1656 г, насчитывается только 372 двора. Из них старым кадашевцам принадлежит 289 дворов. По царскому указу влившиеся в слободу ткачи из государевых сел и ткачи-иноземцы, умевшие ткать особый сорт широкого полотна, составили примерно половину (46,2 процента) «новопришлых», остальные 54 человека, переселившиеся в Кадашево, купили себе дома, 30 человек из них были «гулящие люди», то есть жители Москвы, свободные от всяких повинностей и обложений, не имевшие никакой собственности, 15 — торговцы, 3 — вольные крестьяне, 2 — ткачи-хамовники, 4 — дворцовые служащие¹⁹. Личная свобода — обязательное условие приема в слободу. Люди, юридически закабаленные, принадлежавшие какому-либо лицу крепостные, — ни купить дома, ни жить в Кадашеве не могли.

Среди ремесленников и ткачей появляются жители — владельцы Кадашевских дворов, которые не «тянут натурального тягла» и не исполняют никаких обязанностей по отношению к дворцу. Это торговые люди, они хотя и причислялись к корпорации гостей «гостиной и суконной сотен», однако, пользуясь старыми привилегиями кадашевцев, никаких податей не платили. Им в Кадашеве теперь принадлежало 50 дворов. Переписная окладная книга 1681 — 1682 гг., хранящаяся в фонде Оружейной палаты, сообщает, что в Кадашеве «всего суконной сотни 21 двор, а служб никаких с кадашевцами не служат» ²⁰.

Привилегированное положение торговых людей Кадашева вызывало протесты торговцев других посадов Москвы. «Гости» Кадашева, пользуясь всеми льготами, данными слободе, никакого тягла вместе с ее населением не несли и оказались в более выгодном положении, чем торговые люди других слобод и посадов Москвы, объединенные в корпорацию «гостиной и суконной сотен».

Торговые люди подают на кадашевцев челобитную царю, в которой просят выписать богатых «мочных людей» из Кадашева и приписать их к гостиной сотне. «Мочные люди», по сведениям челобитчиков, приписались к Кадашевской слободе потому, что она давала им право не платить налогов, они же не были «природными кадашевцами», а следовательно, правительство имело юридическое право обложить их податью на общих основаниях. Подлинная запись XVII в. гласит так: «А в Кадашове, государь, многие полные люди и промыслы промышляют большими, и твои государевы службы таможенные и кабацкие им за обычай, что во многих городах в Новгороде, и во Пскове, и в Ярославле, и в Нижнем Новгороде и у Соли Камской, и во многих Понизовых городах таможни и кабаки за собою держат и многие годы и прибыль, государь, многую собирать умеют, а тебе праведному государю не хотят служить... а те, государь, люди не природные Кадашевцы, прихожане из розных городов и... из слобод. А напреде сего... при прадеде твоем и при деде... в Кадашове и в иных слободах таких прожиточных людей не бывало и по ту сторону людей в слободе не живало, а ныне, государь, в оном Кадашове больше штисот человек... вели, государь, дати в гостиную сотню из Кадашова... лутчих людей» ²¹.

Царское правительство удовлетворило просьбу челобитчиков и обложило кадашевских торговых людей налогом.

Оплата труда кадашевцев. Труд кадашевцев был той базой, на которой рождалось все их искусство. Через труд видны социальные корни, которые делали их искусство своеобразным. В начале XVII в. целая слобода была специализирована на натуральном, хамовном, то есть ткацком, «зделии» ²². Натуральную оплату труда Кадашево сохраняет дольше всех остальных слобод Москвы. Подьячий Посольского приказа Котошихин, попавший в опалу и бежавший в Швецию, оставил интересные записи. По его свидетельству, «из этих слобод (Брейтово и Кадашово) денежных доходов нет никаких, а идут доходы полотна и скатерти, и убрусы, и иное по указу на царский обиход и на царицын, и царевичам и царевнам; а платят те люди в царскую казну деньги с торговли своей и с лавок»²³.

К концу XVII в. в Кадашевской слободе форма оплаты труда существенно меняется. В 80-х годах вместо «годового хлебного жалованья» дается «поденный денежный корм», а натуральный оброк в виде «зделья» заменяется денежным. Окладная система, в основе которой лежит определенного размера земельный участок, во второй половине XVII в. утрачивает свое значение.

Нарушение взаимосвязи, существовавшей в начале XVII в., между размером участка земли, который получал каждый мастер, и объемом его работы — «здельем» — ведет к дроблению участков... Появляются пустые земли ²⁴.

С введением денежных отношений усугубляется и начавшееся имущественное расслоение в слободе на «лучших», «средних» и «молодших» людей, о чем говорилось выше. «Лучшие» люди — торговые «магнаты» — освобождаются как от государевых служб, так и от хамовного тягла, перестают сами делать «государево дело», а нанимают для этого людей, которые ничего не имеют, кроме своих рук. О «наймитах» пишет Котошихин: «А делают на царский обиход полотна мастеровые люди наемные Русские и Поляки, а иные люди и свое место наймают делать их же, мастеров» ²⁵.

Положение «наймитов» тяжелое. Основная масса слободского населения беднеет и по существу ничем не отличается от «черных» посадских людей. Меняется и юридическое положение кадашевцев в государстве. В первой половине XVII в. они были свободными ремесленниками, владельцами средств производства. Только десятая часть их работала на старом Хамовном дворе, видимо, возникшем в конце XVI в. А в б0-х годах XVII в., в связи с постройкой нового Хамовного двора, форма работы меняется. Теперь мануфактура носит чисто вотчинный характер, так как продукция ткачей, полотна, идет только на нужды дворцового хозяйства. О вотчинном характере производства свидетельствуют и ежегодные нормы выработки; нормы эти, согласно окладных и приходных книг «белой» казны, в течение XVII в. почти не меняются: поскольку продукция не была рыночной, постольку и рост выпуска ее не увеличивался ²⁶. Известно несколько случаев продажи полотна в 30-х годах, но затем указом это было запрещено.

На новом Хамовном дворе, выстроенном в 1661 г. и рассчитанном на 90 человек ткачей, ранее свободные ремесленники становятся рабочими вотчинной мануфактуры. После «морового поветрия» 1654 г. на мануфактуру нанимаются «новопришлые». Теперь работают сами мужчины. Их жены и дочери почти не занимаются ткачеством, а ведут свое хозяйство. Число челобитных царю о тяжелой доле возрастает. Ткачи жалуются, что они день и ночь работают не покладая рук, а жалованье регулярно не получают или получают такое, на которое прожить нельзя ²⁷.

Они теперь закреплены и без царского указа не могут никуда отлучиться. В Кадашевском Хамовном дворе появляются тюремные помещения и застенки ²⁸. Дворец стремится закрепить ремесленников путем перевода их на денежное поденное жалованье.

Об ухудшении положения ткачей можно судить по падению их реальной заработной платы. Если в 30-х — 40-х годах хамовники за «зделье», кроме денежного оклада, получали еще и необычайно выгодное хлебное жалованье ²⁹, то в 80-х годах хлебное жалованье отменено ³⁰.

Во второй половине XVII в. слобода начинает терять почти все бывшие привилегии. Кадашевцы уже должны участвовать вместе со всеми посадскими людьми в дополнительном налоговом обложении: «в пятой», «в десятой» и «пятнадцатой деньге».

Этот экономический и психологический перелом в жизни слободы, когда свободные привилегированные мастера оказались крепостными, не следует сбрасывать со счета при изучении причин возникновения храма в Кадашах.

Художественные изделия слободы. Кадашевская слобода производила художественные изделия. Здесь занимались прядением, ткачеством, шитьем, а также изготовлением фигурных полотен с различными изображениями. С ткацких станков сходило полотно со сложными рисунками: «ключатник», «ореховая развода по два оленя в гнезде», «ореховая развода по оленю в гнезде», «осмерно в двазуб», «осмерно в тризуб», «бараньи рога», «лоси под деревом», «ласточки», «петухи» и т. д. Каждая «бралья» (ткачиха) специализировалась только по определенному рисунку ³¹. Насколько славились мастера, можно судить по грамоте из московской палаты дворянину Ивану Савельеву о присылке в Москву отставного ткача, который делает скатерти узорные, орловые, «каковы он делал, будучи в ткачах на хамовном дворе» ³². Любопытно, что не указаны ни имя, ни фамилия ткача, а только его специальность, по которой его можно разыскать.

Рисунки и трафареты (образцы) создавались в слободе, а утверждались во дворце, что видно из челобитной ткача — «сидельного хамовника Авдюшки Епифанова», поданной им в 1692 г. Он писал: «...работаю вам государям с 15 лет и рукодельишко мое вам государям годилось и в образцах с Верху на хамовный двор сходило, чтобы точь моей руки было, слово в слово; и моей руки в точи ни у кого не прибрали, только прибрали в точи моей же руки работу» ³³. Епифанов говорит, что сделанный им образец, утвержденный как обязательный для всех мастеров, сумел выполнить только он один.

Высокое качество продукции мастеров Кадашевской слободы достигалось и специфической организацией их быта. Для сохранения традиции и навыков запрещалось, особенно строго с 25 октября 1670 г., выдавать замуж девиц из Кадашей в другие слободы: «...чтоб кадашевцы дочерей своих и племянниц и внучат, не бив челом государю за слободу из Кадашева, инослободцам и гулящим людям замуж отнюдь не выдавали и в домы не принимали» ³⁴. Кадашевец Стенька Козмин в челобитной государю пишет: «делу научены у меня четыре дочеришка бранью и шитью, а пятая еще невеличка и дочеришка я выдал свою в Кадашове». А другую он «зговорил иc слободы» и просит разрешить это замужество ³⁵.

Оружейная палата была художественным центром Москвы и законодателем в направлении официального искусства. Работая на дворец, кадашевцы были тесно связаны с утонченным, аристократическим придворным искусством. Но они имели широкие возможности вносить в свои произведения те народные черты, которые им были дороги.

Управление слободы. Кадашево находилось в ведении Приказа царицыной мастеровой палаты. Повседневная связь Кадашевской слободы с палатой осуществлялась через выборных старост и приказную боярыню — лицо очень влиятельное ³⁶. Ее главная обязанность заключалась в том, чтобы наблюдать за исправным выполнением «белой» казны, за хорошим качеством «зделия». Она ведала распределением «земельных дач», сообразно с окладом выдавала «данные» на дворы, разрешала браки между кадашевцами. Ею же составлялись списки всех вещей в амбарах и погребах на Хамовном дворе.

Административным центром слободы была схожая изба, которая находилась недалеко от Хамовного двора. Здесь собирались слобожане для решения дел, выбора старост и целовальников.

Ввиду большой населенности слобода имела двух старост, которые должны были защищать интересы слобожан, а вместе с тем заботиться о «государевом деле». Кадашевцы, избирая старост, писали наказы и брали на себя обязательства: «О государеве деле и о нашем мирским радеть и государю бить челом обо всем и ходить неоплошна а нам их слушать всею слободою и во всем почитать и по их присылке для государева дела и к мирскому совету на Большой двор приходить и не в чем не очуряться и не бранить их никоторыми позорными словесами. А что хотя учинится в году убытков и всяких харчей за нашим мирским делом... и нам же харчи всею слободой им платить» ³⁷.

Старостам наказывалось следить за тяглецами, не отпускать их в другие села и слободы. В случае, если кадашевец попадал в другую слободу, староста должен был его вызволять ³⁸.

Царицына мастеровая палата сама не раскладывала «дела» на каждый двор, а поручала это старосте, взимая с него все недоимки. Староста должен был следить за «новопришлыми», проверять, действительно ли они свободные люди. Целовальники занимались обмером земли, построек, на них возлагались полицейские обязанности. В слободской канцелярии сидел дьяк, который писал челобитные, составлял купчие и вел приходо-расходные книги. Дьяк назначался от царицыной мастеровой палаты, получал в слободе какой-либо опустевший двор, с которого и «тянул государево тягло». Всего в Кадашевской слободе набиралось 32 человека тяглецов, участвовавших в управлении. Особенностью Кадашевской слободы было то, что в ней не было присланного дворянина, как в других слободах. Это давало возможность старостам и целовальникам проявлять б?льшую независимость и самостоятельность.

Картинки быта слобожан. Подлинная жизнь встает из «сказки» 1653 г. целовальников и хамовников о кадашевце Богдане Федорове сыне Пальцове, который, придя на государев Хамовный двор, называл «лучших людей слободы Филиппа Савельева, да Фому Билибина с товарищи бездушниками» ³⁹.

В документах слободы перед нами раскрываются картины повседневной жизни слобожан ⁴⁰. Тут и жалобы кадашевцев друг на друга за то, что один другого «бил, лаял и бесчестил», «похвалялся смертным убийством и поджогом», «увечил и грабил», представлял «поклепные иски» и этим наносил убытки, жалобы на волокиту, иски на торговых иноземцев, взявших у кадашевцев деньги взаймы.

Книга «ставочным челобитным» 1686 г. свидетельствует, как одевались ткачи-кадашевцы. Описи одежды и драгоценностей, принадлежавших семьям кадашевцев, говорят о том, что в Кадашевской слободе хорошо было развито ювелирное дело ⁴¹. Например, кадашевец Никита Яковлев сын Симонов дал на себя поручную запись, то есть дал обязательство жить в доме у Семена Стефанова, серебряного ряду торгового человека в Новомещанской слободе, и делать «из материала торговца серебряное мастерство...», «чего я Никита горазд», говорится в поручной. Полученные от продажи серебряных изделий деньги договариваются делить пополам. Никита, живя в доме Семена, обязуется «не бражничать и никаким другим воровством не воровать и животов его не покрасть и не избежать никакие хитрости... и не отжив году сполна от него не отойти и убытку ему Семену никакого не доставлять, а пить и есть его хозяйское, а одежду и обувь носить мне Никите свое» ⁴². Никита и его отец, который поручился за него, были грамотны и собственноручно поставили подписи под поручной записью.

ИСКУССТВО
СТРОИТЬ НА РУСИ

Метод реконструкции древней Москвы. Сведения о жизни и быте Кадашевских мастеров, об их привилегированном положении, о широте связей с внешним миром говорят о том, что высокохудожественный архитектурный памятник в Кадашевской слободе возник не случайно. Но есть и другие вопросы: почему храм этот оказался элементом архитектурного ансамбля? От Москвы той поры остались великолепные палаты и храмы, городские ансамбли, которые особенно хорошо смотрятся при вечерних огнях, когда сумерки приглушают индивидуальные объемы и возникают силуэты единого гармоничного целого. Как же было создано это целое? По замыслу человека или в результате стихийного строительства? Если ансамбли возникали стихийно, то и Кадашевский памятник — стихийная художественная удача строителей, не больше. Нас же интересует этот храм как воплощение художественной идеи, как художественный образ, вобравший в себя творческие искания, раздумья и противоречия гениального автора, сына своего времени. Ответить на сложнейшие архитектурные проблемы можно, изучая и анализируя историю столицы. Москва является исторически сложившимся, художественно сформировавшимся организмом. Раскрыть закономерности и методы, которыми создавалась столица, легче, если изучать город в его историческом развитии. Поиск смысла, заключенного в художественном образе храма, уводит нас далеко, но это единственный путь познания истины.

В обширной литературе по реконструкции Москвы начиная с 1935 г. определенно говорится, что она складывалась стихийно ¹. А мне накопленные впечатления подсказывали другое. Пришлось обратиться к архивным документам. Хотелось установить, какими методами создавался, а затем и реконструировался город. Ведь Москва из маленького поселения сложилась в огромный город.

Очень важными оказались сведения о том, что древняя Москва горела несколько раз в столетие. Пожар вспыхивал то в одном, то в другом месте, а то и весь город превращался в огромный пылающий костер. Однако благодаря дешевизне деревянных сооружений город быстро восстанавливался. В Москве XVI в. возникло специальное учреждение по распределению воинских чинов и их обязанностей — Разрядный приказ² (упразднен в 1711 г.), на обязанности которого лежала и охрана города от пожара, и восстановление его после стихийных бедствий.

Картину ужасных пожаров донесли до нас летописи ³. Образно описано бедствие Москвы 1626 г. Летописец сообщает, что уже в начале года люди видели знамение, то есть предзнаменование пожара. По летосчислению «от сотворения мира», которое, по тогдашнему представлению, произошло за 5508 лет до Рождества Христова, писец указывает сроки знамения: «лета 7134 (то есть 7134 — -5508=1626 г.) февраля 5 день в ночи, в третьем часу в начале...», за Москвою-рекой якобы увидели «столп огненний и от земли и до небес, а стоял четверть часу, и почал гинуть сверху и изгиб весь от небеси».

Пожар случился в мае 1626 г. Он начался, как отмечает летописец, «на день Преполовенья в девятом часу дни». Загорелся «дом Петровской жены Третьякова», который находился в Китай-городе на перекрестке улиц — на Варварском крестце. «В Китае и в Кремле, и в церквах каменных и в государевых палатах, и на патриаршем дворе, и в монастырях, и в приказах всякие дела погорели, не только что дерево горело: и железо и камень горел» ⁴. В этом грандиозном пожаре погибло все письменное делопроизводство государства, что не только расстроило деятельность правительства, но, главное, тяжело отразилось на интересах массы горожан, утративших вместе с документами доказательства своих прав на земельные участки, строения и имущество.

Необходимо было найти выход из тяжелого народного бедствия: нужно было дать людям кров. Восстановление города было начато сейчас же после пожара. Документы подробно рассказывают о новом строительстве. Так удалось мне познакомиться с большими градостроительными работами по восстановлению Москвы, а также с методом реконструкции.

Пожелтевшие от времени столбцы Разрядного приказа повествуют о «государевом деле» по восстановлению Москвы, к которому частные лица не допускались. «А однолично Петру Внукову да подьячему Калине в Кремле городе (по другим «городам», то есть укрепленным стенами районам Москвы, давались такие же указы.— Г. А.) с митрополичьих и монастырских подворий из бояр и с окольничих и со стольников и з дворов и со всяких чинов людей лошадей с телегами и с людьми и деньгами собирать по росписи сполна»,— гласит указ. Владельцы дворов, согласно своей зажиточности — «животам», должны были давать людей, лошадей с телегами и деньги. В указе оговаривалось: если кто пошлет на государевы работы стариков или «робят малых», а телеги даст неисправные и лошадей плохих, того бить батогами ⁵.

Реконструкция велась на основании описей и чертежей, составленных по обмерам улиц, переулков и тупиков. 12 мая 1626 г. был дан царский указ «окольничьему князю Григорию Константиновичу Волконскому, да дьяку Василию Волкову в Кремле городе измерить и описать улицы большие и переулки и тупики в государеву указную сажень» ⁶. В указе разъясняется, что это нужно для того, чтобы установить, какого размера были улицы, переулки и тупики «до нынешнего пожара» и как они изменились к началу XVII в. в результате «московского разорения», когда город не был под достаточно жестким контролем властей и кое-где застраивался самовольно. Правительство интересовало, «как поставили дворы после московского разорения и каковы были улицы и переулки мерою в ширину устроены напередь сего при Федоре Ивановиче» ⁷. Из этого документа выясняется, что правительство Михаила считало идеальной застройку города, созданную при царе Федоре Ивановиче, то есть в 80-х годах XVI в., когда Россией фактически управлял Борис Годунов, сам взошедший на престол в 1598 г. и царствовавший до 1605 г.

Указ предписывает произвести изменения в тех местах, где были допущены нарушения планировки времен Годунова. Предлагалось у одних владельцев дворов уменьшить усадьбу, чтобы расширить улицу, а другим прибавить.

Сохранились дела и после огромного пожара, происшедшего 10 апреля 1629 г. И вновь правительство приказало: «...для надлежащего разъяснения окольничему Льву Ивановичу Далматову Карпову да дьяку Ивану Грязеву описать и измерить по пожарному месту... в Белом каменном городе в Чертолье, на Арбате, да на Никицкой по Тверскую... большие улицы и переулки и тупики и около храмов церковные места и возле города от валу до пожарных до дворовых мест... для того что перед прежним улицы и переулки и тупики были тесны» ⁸.

Подобные же указы затем появились через десять лет, в 1636 г. ⁹. Они говорят о желании сохранить планировку Москвы, сложившуюся при Федоре Ивановиче, а также указывают на опыт русского правительства в такого рода работах, о наличии большого количества специалистов и целого приказа по перепланировке и строительству не только Москвы, но и других городов. Совершенно очевидно, что в период перепланировки учитывались и другие особенности растущего города. В результате работ в Китай-городе и на Никольском крестце, то есть на перекрестке торгового переулка с Никольской улицей, были уничтожены иконный и сайдачный, или колчанный, — оружейный ряды, а на их месте появилась улица. На Варварском крестце также с целью предупреждения пожаров было увеличено расстояние между торговыми рядами, проложена улица шириной 3,5 саж., то есть 7м. С Ильинского крестца разные торговые лавки «сведены для простора», что значит удалены из-за большой тесноты. Мелочные торговцы с больших улиц и площадей переведены, как говорит документ, на другие «приличные им места» ¹⁰.

Уже позднее было повелено сломать на улицах шалаши, харчевни и курные избы, крытые лубом, очистить площади и перенести за город кузницы и мастерские ¹¹. Этот указ был необходим в противопожарных целях, но он и коренным образом перестраивал быт населения, способствовал благоустройству города, меняя весь его облик. Однако в каком направлении менялся этот облик? Был ли замысел, принцип или это все делалось стихийно?

Вопрос существенный, его я раскрою ниже.

Так велись государственные градостроительные работы.

Из документов видно, что государственными работами ведали Разрядный и Земский приказы ¹².

Возникает вопрос: кто же строил оборонительные укрепления, кто возводил дома, церкви и другие здания? Стрелецкий и Каменный приказы! Письменная документация этих двух приказов, также ведавших строительством, погибла в огне московских пожаров. На обязанностях Стрелецкого приказа лежала оборона страны от вражеских нашествий. В мирное время военачальники всех чинов и рангов силами стрельцов и казаков сооружали укрепления. Это особенно видно из сохранившихся документов Стрелецкого приказа от 1638 — 1641 гг., осевших в Разрядном приказе. В них говорится о возведении на месте сгоревшего в 1605 г. Скородома Земляного города ¹³.

Некоторые дела Каменного приказа все-таки уцелели от пожаров среди документов других приказов. По ним можно судить, что Каменный приказ ведал строительством отдельных зданий, в основном зданий государственного назначения.

Но в Москве необычайно широко была распространена и частная постройка зданий. Частные лица, не выходя за рамки установленных государством норм, могли строить согласно своим вкусам, привлекая к делу кого угодно. В делах Оружейной палаты сохранились документы, раскрывающие методы частного строительства в Кадашевской слободе.

Древнерусский объемно-пространственный метод возведения городов существенно отличается от современного — плоскостного, т. е. проектирования города на плане без учета высотных закономерностей. Градостроитель древней Руси сознательно, путем установки на местности вышек, проектировал силуэт будущего города. Это важно знать и учитывать, так как метод планировки в конечном результате отражается на художественном облике города. Высотные ориентиры — церкви, дома с теремками и высокими крышами, крепостные башни, часовни — ставились на территории в определенной задуманной закономерности, в строгой взаимосвязи друг с другом, а также и с низкими домами у их подножия. Отсюда выразительность отдельных сооружений, улиц, переулков, тупиков и площадей, красота индивидуально ярких, легко запоминающихся различных уголков Москвы. Здания умело вписывались в природу. Кривые улицы и переулки возникали по замыслу и вливались в рельеф местности. Дороги, ведшие в город, постепенно обстраиваясь, органически включались в его состав, влияя на систему планировки ¹⁴.

Кроме художественных, перед планировщиками стояли и чисто практические задачи. Город надо распланировать так, чтобы никто в нем не заблудился. Каждый приехавший человек должен легко и сразу в массе огороженных заборами участков найти нужные ему дома государственных учреждений, органы управления и т. д. Этому способствовала система, которую разработали градостроители. Город имел как бы топографические знаки, которые мы обнаруживаем в купчих того времени.

В древней Москве адрес здания состоял из трех пунктов: указывался укрепленный район — Кремль, Китай-город, Белый город, Скородом (позднее Земляной город); затем — название слободы или сотни, на которые делилась вся территория района; наконец, название приходской церкви и, конечно, фамилия или прозвище хозяина дома.

Рассматривая древние гравюры с панорамами Москвы, читая записи путешественников и официальные документы, убеждаешься в зорком контроле за каждой пядью городской земли, понимаешь, что и композиция объемов города, и его план были продуманы во всех деталях для создания живописного образа города.

Интересны в этом отношении записи барона С. Герберштейна ¹⁵, который сообщает, что Москва в XVI в., кажущаяся при подъезде к ней такой грандиозной, при въезде за первые укрепления удивляет обилием выгонных земель, свободной расстановкой отдельных зданий, широко раскинувшимися садами. Эта запись поражает нас. Значит, укрепления создавались не только ради обороны, но и для каких-то других целей. Каких же?

Возможно, русское правительство хотело таким приемом создать иллюзию очень большого города? Однако стоило ли ради иллюзии предпринимать дорогостоящие работы? Видимо, разгадка лежит в другом. Территорию для города могли выгородить с запасом, с тем чтобы в последующие времена по определенной системе застраивать заранее намеченные земли. При таком методе возможность стихийного, беспланового роста слобод значительно уменьшалась, да ее можно было не допустить и вовсе. И невольно возникает предположение: не был ли в основу древней Москвы положен какой-то замысел?

Москва строилась по замыслу. Документов о строительстве древней Москвы значительно больше, чем можно было бы предположить. Город не был хаотичным ¹⁶. Образы старой столицы, запечатленные на гравюрах и планах, а также письменные источники раскрывают перед нами дивный город, поражавший и многочисленных путешественников на протяжении ряда веков. Известный путешественник Павел Алеппский записал: «Город виден за 15 верст, восхищая взор своею красотою и величием, своею возвышенностью, множеством башен и стройных куполов церковных, сверкающих золотом»¹⁷ (рис. 53).

Рис. 53. Вид на Москву. Рисунок Павла Алеппского, 1634 г.

Нас интересуют самые древние планы Москвы. Особо пристальное внимание исследователя привлекает один из них, относящийся к концу XVI в., так называемый «Петров чертеж» ¹⁸. История его такова; вместе с двумя другими чертежами-планами России и Московского Кремля он был найден в середине XIX в. в делах Петра I и получил по этой причине название «Петров чертеж», хотя и не является документом петровского времени. Впервые эти планы были опубликованы в географии Блавиана в Амстердаме в середине XVII в., а в 1663 г. они были подарены голландским посланником царю Алексею Михайловичу (рис. 54).

В результате изучения «чертежа», долгое время приписываемого иностранцам, установлено, что он создан в XVI в. русскими картографами ¹⁹. Над их изготовлением работал, видимо, не один приказ ²⁰. Только большой группе людей, имевших специальные навыки, под силу было снять план Москвы и вычертить его в масштабе, по обмерам, сделанным с улиц и переулков. «Чертеж» правильно ориентирован по странам света и почти геодезически точно определяет планировку города. «Петров чертеж» примечателен и своею разномасштабностью. Кремль и Китай-город сделаны в масштабе 1:10 000, Белый город — 1:13 000, Земляной город — 1:15 000.

Более крупный масштаб, в котором вычерчены Кремль и Китай-город, подчеркивал, во-первых, важное место этого района Москвы в общем замысле, а во-вторых, служил, по всей вероятности, для какой-то зашифровки всего плана в целом.

Очень долго этот аксонометрический план считался просто рисованным, безмасштабным изображением города. Он воспринимался как графическая повесть, поэтично рассказывающая об архитектурном облике столицы Московского государства в XVI — XVII вв.,— не больше. Надписи на плане датируют его временем Федора Иоановича и Бориса Годунова, а сличение с топографическими планами XVIII в. Мичурина и Горихвостова дает возможность утверждать, что мы имеем дело с уникальным произведением древнерусской картографии, дошедшим в иностранном списке, и притом точно отображающим Москву конца XVI в. Когда, почему и как возник «Петров чертеж»? Кто картографы, создавшие его? ²¹ (Рис. 55).

Итак, перед нами «белое пятно» в историко-архитектурной науке. Но поразительная картина открывается, если начать тщательно сличать «Петров чертеж» конца XVI в. с первым топографическим планом Москвы, снятым с натуры под руководством Ивана Мичурина после грандиозного пожара 1737 г. Все улицы, переулки и тупики старого Кремля, Китай-города, Белого города, имеющиеся на «Петровом чертеже», в той же конфигурации имеются и на плане Мичурина. Эти части города по планировке между собой совпадают. Однако система улиц и переулков за стенами Белого города, на территории, огражденной укреплениями Скородома, изображенная на «Петровом чертеже», принципиально отличается от изображений на плане Мичурина (рис. 56, а, б, в).

Скородом был построен в 1592 г., сгорел в 1606 г. и на его месте в 1644 г. были сделаны земляные валы, которые опоясали и Замоскворечье. Почему же система улиц в Скородоме отличается от изображения на плане Мичурина? Некоторые ученые высказали мнение, что тут просто «какая-то ошибка».

Но можно дать этому совсем другое объяснение. На «Петровом чертеже» изображен город в ходе его реконструкции. Чертеж был создан тогда, когда в Кремле, Китай-городе и Белом городе реконструкция уже была проведена, а в Скородоме еще не начиналась. В этом нас убеждает документ середины XVII в. (1643 г.), найденный мной в исторических актах. Из него следует, что реконструкция в Деревянном городе закончилась только в XVII в., велась она организованным путем. В документах записан указ царя Михаила Федоровича о заселении этой части Москвы: «В Деревянном городе под дворы место давать смотря по людям, первая статья вдоль по 30 сажен, поперег по 20 сажен человеку, другая вдоль по 30 сажен человеку, третья вдоль по 30 ж, поперег по 10 сажен. А огородов в Деревянном городе никому давать не велено, а указами давать за Деревянным городом, где кто примет смотря по человеку и не вдвое» ²². Итак, наше предположение, что территория ограждена Деревянным городом с целью ее дальнейшего организованного заселения, верна, ибо в XVII в., менее чем через 50 лет, земель под огороды здесь уже не давали.

Рис. 54. «Петров чертеж».

Вернемся к «Петрову чертежу». Мы предположили, что он был создан до постройки Скородома. Раз это так, то, следовательно, он фиксирует Москву в процессе ее реконструкции в конце XVI в. Нашу мысль подтверждает еще одна находка. На «Петровом чертеже» у Скородома нарисовано двенадцать ворот. Если внимательно присмотреться к проездным воротам, то обнаружится: нарисованные ворота не совпадают с теми, которые были построены. На чертеже они показаны на других местах. Следовательно, «Петров чертеж» был создан до постройки Скородома. Это хорошо видно на плане Замоскворечья. Серпуховские ворота изображены в «Петровом чертеже» на месте Коломенских, Калужские — на месте Серпуховских, Коломенские отсутствуют совсем, а вместо Калужских стоят ворота под № 12, без всякого названия.

Полнее приоткрыть завесу над тайной «Петрова чертежа» XVI в. поможет анализ планировочной структуры древней Москвы, для чего придется обратиться к материалам по истории города.

Что известно о древней Москве. Небольшая славянская крепость, возникшая в XII в. на слиянии рек Неглинки и Москвы, благодаря выгодному в стратегическом и торговом отношении расположению разрастается в многолюдный, а согласно исследованию Н. М. Тихомирова, и многонациональный город. Москва собирает вокруг себя земли отдельных разрозненных княжеств и становится в конце XV в. столицей огромного и сильного государства. С того времени художественный образ «царствующего града» неотступно занимает внимание московского правительства.

Рис. 55. План Мичурина.

Первоначально ядром Москвы был мыс — треугольник, который естественно образовался на впадении речки Неглинки в реку Москву. С третьей стороны треугольника, в котором располагался Кремль, защищенный с двух сторон течением двух рек, лежало незащищенное поле. Город рос и развивался в сторону поля. Здесь, на поле, под стенами Кремля, была создана искусственная водная преграда — выкопан ров. В 1508 г. ров был обложен камнем и кирпичом ²³. На поле в междуречье почти одновременно с Кремлем образуется Великий посад — Китай. Заселяются также земли за малой рекой Неглинкой и за большой рекой Москвой. Иван Калита, умирая (1341), делит земли Москвы между своими сыновьями. В результате начинается дробление ее территории. Земли Москвы, кроме великого князя, принадлежат и князьям-совладельцам. В частности, Кадашевская слобода в Замоскворечье принадлежит в этот ранний период князьям Патрикеевым.

а б

Рис 56: а) Замоскворечье до реконструкции в начале XVII в. (фрагмент «Петрова чертежа»); б) Кремль и Китай-город после реконструкции в конце XVII в. (фрагмент «Петрова чертежа»); в) Замоскворечье после реконструкции (фрагмент плана Мичурина).

в

Князья-совладельцы, кроме дворов в Кремле, имели, по-видимому, на территории Москвы еще небольшие крепости, известные из документов. Один из таких «городов» располагался при впадении речки Золотой Рожок в Яузу ²⁴, другой — на Неглинке около церкви Николы в Драчах, третий — Бабий городок, за Москвой-рекой ²⁵. Есть основание предполагать, что были другие, подобные им: на это указывает название ряда церквей в Занеглименье с характерными для них уточнениями: «на рву», «на валу». Каждый владелец части московской земли, еще не объединенной в единый город, застраивал ее согласно своим нуждам и вкусам. В результате в конце XV в. складывается система отдельных городков, о которой, к сожалению, мы имеем только отрывочные сведения.

В целях создания композиционно завершенного города — столицы «всея Руси» — великий князь Иван III в 1493 г. объединяет всю территорию Москвы под своим единоличным владением, «выдавая» князьям-совладельцам наделы за линией Москвы ²⁶. Забота о красоте, величии и обороноспособности центра могучего государства постепенно становится делом первостепенной важности. Работы по реконструкции Москвы занимают весь XVI в. и заканчиваются только в XVII в. Правительство вкладывает в строительство города огромные деньги, приглашая, кроме русских зодчих, западных архитекторов. Работы в тот период ведутся в трех направлениях: строятся крепостные укрепления, реконструируется уличная сеть, благоустраивается территория. Всего лишь за полстолетия, с 1538 по 1592 г., около и вокруг Кремля возводятся три линии крепостей: Китай-город (1532 — 1538), Белый город (1586 — 1592) и деревянный город Скородом (1592).

Проект реконструкции Москвы XVI в. Проект «града Москвы» XVI в. был задуман по образцу «небесной столицы», которая, согласно средневековым легендам, предстала в видении апостолу как город с 12 воротами, расположенными по четыре стороны света, в центре помещался равноконечный крест ²⁷. Можно полагать, что в конце XVI в. Борис Годунов начал осуществлять эту архитектурную идею — строить храм в центре Московского Кремля, а также возводить 12 каменных ворот (рис. 57). Современник Бориса Годунова, дьяк Иван Тимофеев, в своем временнике записал с явным неодобрением: «Вознеслось сердце его гордостью, как некогда у царя Навуходоносора Вавилона ради строительства... Первое и важнейшее дело было в том, что он положил в угле своем, и разнеслось повсюду, что все старания его будут о создании храма Святая святых...» ²⁸.

Тимофеев восставал против замысла Годунова построить в Кремле роскошный храм по образцу древнеиерусалимского, возникшего в IV в. нашей эры. Проект Годунова требовал слома прежней древней московской святыни — Успенского собора, построенного в конце XV в., а также храма Петра Митрополита, еще более древнего. Иван Тимофеев писал: царь Борис «приготовил все необходимое к созданию и возведению стен.., и постарался воссоздать здание... из золота, драгоценных камней и жемчуга златовязно устроив... Великую стоимость нельзя было исчислить истинной ценой, ведь она превысила всякое число» ²⁹.

Тимофеев сделал столь подробное описание храма на основании виденной модели, сделанной Борисом.

Авраам Палицын, который так же, как и Тимофеев, не одобрял проекта Годунова, отмечал в своих записках, что «царь убо Борис, мыслил храм нов воздвигнути... по образцу сделанному сметив, готовяше много множество к созданию праведного, а неправедного собрания, хотя (желая) Устинияну (Юстиниану — византийскому императору) уподобитися, но Маврикиеву честь получи» ³⁰.

Рис. 57. Вид на Кремль конца XVII — начала XVIII в. Акварель неизвестного художника.

Рис. 58. Вид на Кремль в конце XVIII в. Художник X. М. Рябус.

Борису Годунову под давлением боярства пришлось отказаться от сооружения храма на месте Успенского собора. Однако храм Святой Троицы он соорудил в 1600 году под колокольней Ивана Великого, которую построил на месте сгоревшей церкви Ивана Лествичника. Надпись об этом была найдена Н. Д. Виноградовым на самом здании при его реставрации ³¹ (рис.58).

О строительных работах Бориса Годунова в Москве свидетельствует Иван Тимофеев: «...о зданиох градостроительных вещей яже в царствия наполнянию тому прилучные красоты уряжением излишен» ³². Дьяк сказал, что Борис Годунов в свое царствование излишне увлекался градостроительством и созданием в городе красоты.

План Москвы того времени, как мы уже выяснили, зарегистрировал «Петров чертеж». Но не менее любопытен и другой план, очень близкий к «Петрову чертежу», так называемый «Годунов чертеж», составленный царевичем Федором Годуновым, сыном Бориса. Федор сделал карту всей России, а в углу поместил план Москвы. Это указывает на глубокую заинтересованность правительства в художественном облике столицы и еще раз подчеркивает то личное влияние, которое оказывал Борис Годунов на градостроительство своего времени, продолжая замысел предыдущих правителей России конца XV — XVI вв. Он сумел свой глубокий интерес к архитектуре передать и своему сыну, наследнику престола.

Реконструкция древней Москвы. Проанализируем теперь, что же представляла собою Москва в результате работы по ее реконструкции, проведенной в XVI в. и закончившейся в XVII в.

Градостроительная система, по которой развивалась Москва, меняется при ее перепланировке в XVI в. ³³. Укрепления Белого города охватывают не только новый фасад под напольной стеной Китай-города, но и Занеглименье. Стена Белого города получает форму полукруга, упирающегося своими концами в Москву-реку. Следующая линия укреплений — Скородом — охватила кольцом самые дальние заселенные части московского пригорода, включив в городскую черту и территорию за большой рекой — Замоскворечье.

Город, который строился сначала в одном направлении (Кремль, Китай-город), стал развиваться по спирали, охватывая укреплениями Занеглименье (стена Белого города), а затем и Замоскворечье (стены Скородома).

В центре, под стенами Кремля и Китай-города, сложились три больших торга: в Занеглименье, на Красной площади, в Замоскворечье. Они оказали существенное влияние на формирование и развитие системы улиц, ибо основные улицы древней Москвы стягивались к трем главным торговым площадям. Крепостные стены пересекали эти улицы. Но так как заселяемая территория за крепостной стеной была всегда по площади значительно больше, чем внутри, то к воротам стены посад «направлял» не одну, а две-три улицы. Этим обеспечивался кратчайший путь от окраины города к его центру. Каждая улица, шедшая из центра к крепостной стене, за воротами оказывалась разветвленной на две-три и таким образом равномерно связывала все внешние точки посада.

При анализе планов Москвы, при сличении их и исследовании документов мне, совместно с архитекторами Г. Я. Мокеевым и М. П. Кудрявцевым, работающими над проблемами планировки, застройки и художественным обликом древней нашей столицы, удалось установить, что Москва не была ни радиальной, ни кольцевой. Г. Я. Мокеев удачно назвал планировочную структуру Москвы веерно-ветвистой уличной системой, расположенной на территории города по спирали — улиткой.

Ясно, что такой сложный, блестяще продуманный в функциональном и художественном отношении городской организм не мог возникнуть стихийно.

«Закон градский». Изучение города подводило к мысли, что должно было быть и градостроительное законодательство. Однако где же его искать? Летописи и все документы древнерусского права известны, изучены, опубликованы. Среди них никакого градостроительного закона нет, а иначе он давно был бы обнаружен.

Помогли этнографы. В. Ю. Крупянская и Б. А. Васильев посоветовали поискать в документах, связанных с бытом древней Руси,— в «Домострое» и «Кормчей книге».

В отделе редких книг Государственной библиотеки им. В. И. Ленина мне выдали «Кормчую книгу» издания 1650 г. Это был толстый фолиант в кожаном переплете, в котором около полтора тысяч страниц ³⁴, В предисловии нахожу объяснение названия книги. «Кормчая» должна служить правителям кормилом при плавании по бурным волнам житейского моря. На одной из страниц сказано, что в «Кормчей» собраны воедино гражданские и церковные законы. Листаю фолиант и убеждаюсь, что он состоит из большого количества глав. Вначале идут постановления восьми вселенских и девяти поместных Соборов, которые происходили в различных городах Византии. Постановления очень древние — IV — VIII вв. Как попали они на Русь?

Одна из глав привлекает внимание. Называется «Закон градский», то есть городское законодательство. Параграф за параграфом с трудом читаю славянскую письменность. Но вот параграф 38: «Како новые дома здати и старые починяти и о других вещах». Неужто строительный закон? Нужен был точный перевод со славянского на современный русский язык.

Из текста ясно, что здесь изложены правила, которые следует соблюдать в процессе перестройки зданий и улиц, чтобы не исказить и не нарушить принципов, положенных в основу города. Они касаются ширины улиц, которые не следует сужать при переделке ветхих домов. Надстройка домов и их перестройка строго ограничиваются. Здания не должны лишать жителей домов или идущих по улицам граждан красивых видовых аспектов. Много внимания уделяется комфорту, созданию достаточного воздушного пространства около каждого дома, ограждению жителей от дыма, выходящего из труб соседних домов, созданию водопровода и канализации.

Значит, было законодательство, по которому строили город, создавая в нем возможное благоустройство, красивые виды и силуэты!

Листаю другие страницы «Кормчей книги» и нахожу в соборных постановлениях целый ряд параграфов, посвященных градостроительству. В 451г. на четвертом вселенском Соборе, проходившем в городе Халкидоне, записали: «Если же поставится город по царскому повелению, по городскому и мирскому уставу, да будет соблюден и чин церковных наделов». Так, уже в V в. города строились по уставам и в них при закладке выделялись церковные территории. М.Я. Сюзюмов ³⁵ перевел с греческого интереснейший градостроительный закон, написанный византийским архитектором Юлианом Аскалонитом в V в., названный «Об обычаях Палестины». Этот закон вошел во все последующие византийские законодательства, широко внедрявшиеся в жизнь в IX - XII вв.

Тесные контакты между Византией и Россией начались в IX в., они носили двусторонний характер. Славяне, приняв активное участие в разрушении рабовладельческого уклада и в сложении феодализма, характерного для Византии IX — XV вв., омолодили Византию, надолго продлив ее существование. Вместе с тем Русь, приняв христианство, много взяла от утонченной культуры Византии. Она бережно относилась к своим связям с ней и последней из славянских стран порвала свою церковную зависимость от Византии ³⁶.

Нет ничего случайного в том, что разрозненные византийские законы, имевшие хождение на Руси с IX — X вв., в XII — XIII вв. были вновь переведены на славянский с греческого и объединены в собрании, получившем название «Кормчая книга».

М. М. Бенеманский ³⁷ много страниц посвятил исследованию 49-й главы «Кормчей книги» — «Закону градскому»; он доказал, что в основе «градского закона» лежит «прохирон», то есть «ручная книга законов», написанная в 878 г. византийскими императорами Василием Македонянином и Львом VI Мудрым.

Градостроительное законодательство было хорошо разработано в древних Индии и Греции. В Греции в V—IV веках до н. э. бытовали две системы планировки: живописная нерегулярная, наиболее древняя, и регулярная, введенная в греческую градостроительную практику Гипподамом. Город, распланированный по системе Гипподама, имел шахматную сетку прямых улиц, пересекающихся под прямым углом. Аристотель в своем труде «Политика» (глава VII, § 10—11) осуждает систему Гипподама. Однако на практике он советует «придерживаться обеих этих систем». Он говорит, что при постройке города можно поступать «так же, как поступают сельские жители при посадке виноградных лоз, располагая их пересекающимися рядами. Не нужно устраивать город так, чтобы он весь в целом имел правильную планировку, надо, чтобы планировка шла правильно только по отдельным частям — кварталам: так будет лучше для безопасности города и его благообразия».

Платон в V—IV веках до н. э. в своей работе «Законы» (глава V, § 14; глава VIII, § 13) разработал систему «Идеального города» с 12 воротами. В первую очередь в этом городе выделялись места для храмов и другие «святые места». Планировка в городе должна быть такой, чтобы любой человек мог попасть из центра на окраину кратчайшим путем, ибо все жители города должны были иметь дом в городе и за городом. Есть все основания предполагать, что именно эта система была положена Иваном III, женатым на византийской царевне Софье Палеолог, в основу реконструкции Москвы, начатой в конце XV века.

Греко-византийское законодательство легло на дохристианское градостроительство и создало свою восточную самостоятельную школу, существенно отличную от западной. Это дало право смело утверждать: существовало восточное градостроительное искусство (греко-византийско-русское) и западное (итало-галльское). Понятно стало и другое. Неудачи нашего градостроительства бывали потому, что на древнее восточное греко-русское искусство планировки накладывалось иное по сути своей — западное. Делалось это потому, что западное хорошо изучено и широко опубликовано, доступно каждому архитектору-планировщику.

Восточное градостроительное искусство в силу полной неизученности, названное во многих книгах «стихийным», попросту не принималось во внимание.

Следовательно, вопрос о стихийном, случайном возникновении художественного образа Кадашевского храма для нас окончательно снимается. Но для полноты картины мы попытаемся глубже вникнуть в ансамбли Замоскворечья. Нам необходимо понять идеи, которые направляли развитие посадской архитектуры в сторону создания ряда памятников, среди которых оно из видных мест занимает памятник в Кадашах.

КАДАШЕВО –
ЗАПОВЕДНЫЙ УГОЛОК

СРЕДНЕВЕКОВОЙ МОСКВЫ

Ансамбли Замоскворечья. Сколько раз ходила я по Замоскворечью, улицей Ордынкой направляясь к Кремлю. Пыталась восстановить образы древнего города разных известных мне периодов, сличить «Петров чертеж» и мичуринский план. На «Петровом чертеже» Кадашево изображено в виде небольшого четырехугольника неправильной формы.

Участки отдельных владельцев, прямоугольной или трапециевидной формы, слились в единый массив, в центре которого оставалась незастроенной какая-то площадь. К западному краю площади подходит коротенькая улочка. На некотором расстоянии от нее — другая, параллельная ей. Намечена улочка и к востоку. Пять храмов окружают плотную массу сомкнувшихся друг с другом дворов. Наружный край этой огромной коллективной усадьбы образован жилыми постройками, за ними, внутри квартала, участки кадашевцев - ремесленников — сады, огороды, небольшие выгоны для скота.

На мичуринском топографическом плане Москвы, отобразившем действительное состояние столицы, Кадашевская слобода по конфигурации близка к изображенной на «Петровом чертеже». Однако на нем весь участок разделен идущими почти параллельно друг другу улицами, начинающимися от Болота и уходящими в поля к Скородому. Кроме того, между Ордынкой и параллельной ей улицей пробито три переулка, ранее не существовавших. Таким образом, на мичуринском плане вся территория слободы разделена на кварталы. Некогда бесформенная площадь в центре слободы получила квадратную форму. Внутри кварталов среди жилой застройки пять церквей поставлены теперь так, что, выходя западными или восточными фасадами в переулки, они как живописные ориентиры возвышаются над низкими жилыми домами.

Когда, кем и как были задуманы и осуществлены эти градостроительные работы? Документы XVII в. и переписные книги Кадашевской слободы, трижды (в 1631 — 1632, 1659 и 1682 гг.) составлявшиеся в XVII столетии, помогут нам ответить на эти вопросы.

В годы «великого московского разорения», в 1605 — 1611 гг., на Москву наступали польские интервенты. Встретив за Москвой-рекой решительный отпор московских дружин под предводительством Ивана Колотовского, они зажгли Деревянный город ¹. В огне пожарища погибла и застройка Кадашевской слободы.

Можно думать, что эта дворцовая слобода начала отстраиваться по государственному указу, согласно выработанным в древней Руси архитектурным принципам. Трудно сказать, к этому ли времени относятся сохранившиеся до наших дней кварталы, улицы и переулки, или они были проложены несколько позднее, после новых больших пожаров 1626 и 1629 гг. ².

Переписные книги Кадашевской слободы 1659 г., фиксируя обмеры земельных участков, все время сличают их с записями 1626 г.

Специальных приказов о перепланировке Кадашевской слободы пока в архивах не найдено, но перепись населения 1631 — 1632 гг. ведется по улицам и переулкам, которые мы видим на мичуринском плане 1739 г. В примечаниях к этому плану сохранены и древние названия улиц, те же, что в переписи XVII в.

По мере того как приближаешься к Кремлю, все острее чувствуешь объемно-пространственное мышление русского архитектора, дававшее ему возможность тонко использовать особенность рельефа Замоскворечья для создания живописных видов города. Он пробивает улицы перпендикулярно к Москве-реке, начиная от Болота, уводя их в поля, луга и выгоны за слободой. Улицы, идя почти параллельно, геометрически не спрямлены. Их небольшие изгибы и извилины позволяли человеку при движении от Скородома к Кремлю просмотреть перспективы широко раскинувшегося города, замыкавшегося зрительно Кремлевским холмом с его живописной архитектурой, возвышавшимся над рекой и низиной Замоскворечья.

Этот принцип планировки был осуществлен уже в конце XVI в. в Китай-городе. Здесь, в Кадашеве, он получил дальнейшее развитие.

Детально изучая переписи населения слободы, понимаешь, какое большое значение в планировке и художественном облике Кадашева имела система организации земельных участков отдельных домовладельцев. Документы зарегистрировали три типа участков, отличавшихся друг от друга размерами и имевшими в плане форму прямоугольника или трапеции. Самых больших было в слободе три, по 360 кв. саженей каждый, что составляло полтора «дела». Менее крупных владений, размером в 240 кв. саженей в одно «дело», было 33; основная же масса слобожан, 214 человек, имела участки в 120 кв. саженей — в «полдела».

Размеры земельных владений не были установлены навечно и неприкосновенны. На протяжении XVII в. они изменялись, а сами участки перепродавались. Одни из них укрупнялись, а другие мельчали, но это не меняло принципа планировки слободы, который заключался в том, что в промежутках между параллельными улицами располагались вереницей два ряда участков. Главные ворота с этих участков выходили на улицы и переулки, задними же и боковыми сторонами они соединялись друг с другом. Деревянные заборы, ограждавшие каждое владение, подобно сотам, делили промежутки земли между улицами на ячейки, придавая своеобразный масштаб и соразмерность всей застройке. Эта четкая система смягчалась свободным расположением зданий на участках в соответствии с законодательством. Деревянные дома каждого участка, его хозяйственные постройки, амбары, бани, навесы утопали в зелени садов и огородов. Невысокие гражданские сооружения группировались около церквей.

Умение оперировать объемами, характерное для рисованных планов начала XVII в., сказалось и здесь. Церкви не замыкают собой улиц, а включаются во внутриквартальную застройку и поэтому не мешают свободному обозрению городских перспектив. Это отнюдь не случайность, но принцип художественного мышления русского зодчего.

Мастера барокко и классицизма замыкали улицу вертикальными сооружениями. Русский архитектор ставил храм так, чтобы он организовывал кварталы слободы в единый поэтичный и звучный ансамбль, не уничтожая в городе ощущения простора, связи с природой каждого двора.

Для того чтобы полнее представить себе облик Кадашевской слободы, следует сказать, что все входы на улицы для охраны жителей от ночных вторжений воров и поджогов усадьб имели решетки, которые в вечерние часы запирались. Для топографии этой части города также было характерно, что храмы слободы хорошо просматривались с разных видовых точек, это великолепно отражено в гравюрах XVIII в. Большую живописность придают слободе свободно распланированные церковные участки с домами причта и кладбищами. Церковные земли, как увидим ниже, выделялись при закладке города.

Рис. 59. Хамовный двор.

Около храма Воскресения в Кадашах участки земли церковных причетников близко подступали к стенам сооружения, что очень затрудняло перепланировку. «А Воскресенских попов Якова и Федора воротам их на кладбище впредь быть не велено... их дворов из ворот на проезде из просвирнического дворового места поперек две сажени, а тот проезд учинен в переулок». Целый ряд документов говорит, что при планирование города очень бережно относились к каменным зданиям и старались их сохранить. В Кадашеве мы видим ту же картину. Переписчик сообщает, что землю попа Якова к кладбищу прирезать не удалось, потому что «пришли (подошли к тому месту, где должно быть кладбище.— Г. А.) поповых погребов каменные всходы ³»  (входы в подвал.— Г. А.).

Планировка Кадашевской слободы была завершена постройкой в середине XVII в. (1658—1661) нового каменного государева Хамовного двора — одной из первых Мануфактур в России.

Выше мы обращали внимание читателей на бесформенную площадь в центре слободы, изображенную на «Петровом чертеже». Эта площадь на мичуринском плане получила строго геометрическую форму. На ней возводится квадратное в плане сооружение — государев Хамовный двор. Документ XVII в. описывает его: «Ограда кругом без ворот 150 сажен; у той ограды четыре наугольника круглые с своды; ограда с тесаного белого камени вверх 2 сажени, ворота большие с малыми поперег пол 5 сажени, вверх до орла 6 сажен. И та палата и ограда и ворота оприч орла и черепицы стала 590 Рублев» ⁴ (рис. 59).

План Хамовного двора с прилегающей к нему жилой застройкой, сделанный в середине XVII в., и акварель Ф. Алексеева начала XIX в. донесли до нас реальный образ этого необычайного сооружения, игравшего в архитектурном облике Замоскворечья огромную роль (рис. 60).

Рис. 60. Хамовный двор в начале XIX в. Гравюра Алексеева.

Кадашевский Хамовный двор был величественным сооружением, овеянным идеей государственности. Он выглядел мощным и неприступным замком рядом с низкой жилой застройкой и деревянными заборами, ограждавшими участки слобожан. Присущая Хамовному двору большая парадность поражает, принимая во внимание чисто промышленное назначение этого сооружения — государственной мануфактуры. За стенами, ограждавшими двор, расположились ткацкие, вышивальные и белильные мастерские, где работали «сиделые ткачи», «делавицы» и «хамовники». Еще большее удивление вызывают пышные наличники на корпусе этих ремесленных мастерских.

Ворота государева Кадашевского двора замыкали собой Приказную улицу, выходившую на Болото. Это была единственная в слободе улица, замыкавшаяся архитектурным сооружением, которое хорошо было обозримо из Кремля и с набережной Москвы-реки. Хамовный двор обращался к Кремлю своей парадной стороной с его пышными воротами, а боковые и задние части стен двора, выходившие в узкие будничные улочки, лишены украшений. Пышное декоративное убранство производственных палат внутри двора, за его стеной, можно объяснить только тем, что они были хорошо обозримы с Кремлевского холма. Так, через архитектуру государева Хамовного двора утверждалось органическое единство Кадашевской слободы с царским дворцом.

Кадашевцы - строители. Сложные, многогранные образы сооружений Кадашевской слободы каждый раз неизменно заставляют задумываться: как же застраивалась слобода? Откуда были мастера? Где получали материалы? Как организовывались работы? Нам не просто будет ответить на вопрос, кто же был зодчим храма в Кадашах. Но, изучив сами принципы строительства той эпохи, мы приблизимся к истине. Планировочная структура слободы была определена Поместным приказом согласно многовековым государственным традициям, бытовавшим на Руси.

В архивных фондах Оружейной палаты в переписной книге Кадашевской слободы 1631 — 1632 гг. среди жителей перечислены кузнецы, плотники и оконечники ⁵.

Каменных дел подмастерье Давид Охлебенин, работавший в Кремле на постройке патриаршего двора, был родом кадашевец ⁶. Церковь Доброго монастыря под Лихвиным, начатая в 1667 г., была возведена «промыслом и радением окольничего Михаила Алексеевича Ртищева со вкладчики, и строил ту церковь с Москвы кадашевец Максим Семенов Апочен» ⁷.

Оружейная палата в Кремле была покрыта деревом — тесовыми досками с прокладкой берестой; сделано это мастерами-кадашевцами. Вот запись: «...подрядчику кадашевцу Ивану Андрееву против подрядной записи за дело кровли, что он против порядку своего покрыл кровлю над всеми Оружейными палаты в два теса с сколою по уговору 75 рублев» ⁸.

Дела Оружейной палаты повествуют, что в Кадашевской слободе было хорошо налажено производство кирпича. Трагичен рассказ о подрядчике кирпича Романе Петрове. Его стоит привести, чтобы понять технологию производства кирпича, которая обеспечила его необычайную прочность и придавала ему красивую форму — качество, по сей день удивляющее нас. «Сентября 23 дня... в прошлом во 198 году (1681)... подрядился он Роман в Волоцком уезде в Осипове монастыре (Иосифо-Волоколамский монастырь) под кирпич, что поставить ему накрепко на двести на двадцать тысяч, и то де кирпич иного подрядчика сделан был весь, только с земли не поднят и в решетки не поставлен...» Далее челобитчик жалуется, что старец Осипова монастыря смертным боем бил Романа и «кольем» проколол его и тот теперь умирает, «а которые работники у него Романа были и те разошлись и того кирпича оправливать и в решетки класть и беречь некому и чинитца де тому кирпичу великая поруха» ⁹.

Из документов мы видим, как бережно обращались с кирпичом, оправляя в форму каждый кирпич во время сушки и затем укладывая его в решетки.

Познакомимся с еще более крупным подрядчиком Кадашевской слободы, который не только делал кирпичи, но и вел строительство. Это Родион Щепотин, имя его часто встречается в документах Оружейной палаты. Щепотин берет государев подряд сделать полтораста тысяч кирпичей и пятнадцать тысяч «намету», т. е. необожженного еще кирпича, полуфабриката «в государственных дворцовых сараях за Калужскими воротами». Для выполнения огромного заказа Щепотин нанимает Петрушку Дементьева, крепостного крестьянина из деревни Шилова Ярославского уезда, принадлежавшего Луке Семеновичу Неелову ¹⁰.

Интересен договор Щепотина на строительство в 1691 г. для кадашевца Авраама Фирсова двухэтажных каменных палат размером 27X10,5 м. Под частью палат длиной 15 м должен был быть построен погреб. Толщина стен первого этажа 2,5 кирпича (70 см), второго — 2 кирпича (60 см). Здание планировалось без «крыльцов» (переднего крыльца) и «задцов» (заднего крыльца).

Документ подробно раскрывает все приемы частного строительства, а также юридические взаимоотношения между подрядчиком Родионом Щепотиным и заказчиком Авраамом Фирсовым. Родион Щепотин подряжается не только строить, но и поставлять нужные строительные материалы.

В период постройки Авраам нарушил все их договорные отношения: отпустил одних мастеров, а взял других, более дорогих, кроме того, этим новым мастерам дал указание делать стены на полкирпича толще, а также пристроить к палатам переднее и заднее крыльцо. «А он де Аврам без его Родионого совету тех мастеров отпустил и порядную их запись выдал (договор расторг). А ныне де он Аврам подрядил иных мастеров не против ево уговору, и в подрядной записи дела прибавил...» ¹¹.

Документы раскрывают свободу, которой пользовался каждый кадашевец при осуществлении своего архитектурного замысла; застройка этой слободы была подлинно народной, хотя и создавалась она под постоянным контролем соответствующих приказов. Сохранившиеся до наших дней средневековые сооружения заслуживают бережного сохранения и восстановления, специального, детального, внимательного изучения. Это интереснейшие страницы русского народного строительного искусства. Они показывают нам, как широк, многогранен был творческий импульс ремесленников XVII в.; свидетельствуют о высоком вкусе слобожан-кадашевцев.

Государственное строительство — Кадашевский Хамовный двор. Начав интересоваться строительством государева Хамовного каменного двора в Кадашеве — промышленного комплекса, предназначавшегося для белильных, ткацких и вышивальных дел, я убедилась, что его создавали совсем другим путем, чем частные здания. Государственное строительство существенно отличалось от частного.

«В прошлом 166 году (1658) указал великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович (указан титул) сделать в Кадашевской слободе на своем государевом Хамовном дворе палаты, где делать его государево всякое хамовное дело» ¹².

Хамовный двор был построен на месте ветхого деревянного Хамовного двора, известного по документам с 1613 г., состоявшего из ряда рубленых изб. Строительство началось в 1658 г. Первый каменный производственный корпус, поставленный в центре огромного двора, огороженного высокой крепостной стеной, был замечателен тем, что создавался «по сказке» (заданию) приказной боярыни Кадашева, ведавшей хамовным производством, Татьяны Шиловой. Ею были привлечены к этому заданию также хамовники — ткачи и мастерицы-вышивальщицы Кадашевской слободы. Они сказали: «Надобно на Государевом Хамовном дворе ж четыре палаты поземные (то есть одноэтажные, без подклета, стоящие на земле.— Г. А.), а промеж ими сени, а мерою тех палат и сеней длиннику 21 сажен, поперег 5 сажен; а противу тех палат другие четыре палаты ж и сени, а мерою таковы ж» ¹³.

Сметная роспись на работы первой очереди была составлена «каменных дел подмастерьем Алексеем Корольковым с товарищи». Деньги поступали из государственных приказов.

Вся организация работ ложится на кадашевцев Билибина, Винокурова, Савельева и старосту слободы Родиона Иванова ¹⁴. Как мы увидим ниже, под словом «кадашевцы» скрываются крупные подрядчики. Деньги им выдаются небольшими суммами и не в руки каменных дел подмастерьям, как можно было бы ожидать, если бы работами руководил подмастерье, а этим «кадашевцам». Слобожане-кадашевцы Винокуров и Савельев расплачиваются за строительные материалы, которые поступают из разных приказов и из «Аглицкого двора». Из этих приказов в основном поступает и рабочая сила, но иногда ее привлекают и со стороны.

Остается неясным, кто был автором Хамовного двора. По чьему замыслу он создавался? Вряд ли можно согласиться с мнением, что зодчим был каменных дел подмастерье Алексей Корольков ¹⁵. Документы указывают, что работы ведутся по смете и сверх сметы. Кроме палат на Хамовном дворе были построены «не написанные в сметной росписи» так называемые «всходные палаты над крыльцом» и каменная высокая ограда с пышным въездом ¹⁶. Отсюда нужно сделать вывод, что какого-то заказчика этих работ смета, составленная каменных дел подмастерьем Корольковым, не устраивала, хотя по ней были заложены деньги в сумме большей, чем понадобилось на строительство.

Крупный исследователь организации строительного дела на Руси
А. А. Сперанский считает каменных дел подмастерье только бригадиром каменщиков. Это подтверждается документами. Ни Королькова, ни Давида Охлебина нельзя назвать автором архитектурного замысла. Подмастерья, подвящики, каменщики, плотники, работники подчинены в данном случае богатым доверенным лицам — кадашевцам Билибину, Винокурову, Савельеву, Родиону Иванову. В их руках находятся деньги, выданные из приказов Большого дворца, Большой казны и Мастерских царицыных палат.

Кто же стоит над кадашевцами? Кто изменяет сметную роспись Королькова? По чьему приказу строились ворота, ограда и было изменено крыльцо у палат? Документы ясного ответа не дают. Поэтому вопрос об авторе замысла того или другого сооружения гораздо более сложен, чем кажется на первый взгляд.

Мы имеем свидетельство, что в XVI в. и более ранних веках были палатного и городового дел мастера. В ХVII в. эти наименования стали редкими. В середине ХVII в. встречается наименование «мостовых дел мастер» ¹⁷ и «градоделец» ¹⁸. Так определялись люди, способные соорудить целое здание, городские укрепления, мосты и т. д. (рис. 95). Встречаются имена отдельных мастеров при индивидуальном строительстве. Однако в XVII в. методы строительства существенно изменились. Это мы можем наблюдать на примере храма Григория Неокесарийского в Кадашевской слободе. Он построен в 1679 г. в камне на месте деревянного на деньги царского духовника Андрея Саввинова, не крепостным крестьянином Карпом Губой и стрельцом Иваном Кузнечиком, как думал И. Э. Грабарь ¹⁹, а «Государева Тайных дел Васильева приказу Философова полуголовой Иваном Волжинским», которого позднее сменил «Васильева приказу Бухвостова полуголова Иван Рыкачев» ²⁰. Это строительство было государственным.

Документы говорят, что в приказах были должностные лица, которых по характеру службы можно назвать зодчими (архитекторами), хотя звались они дьяками. Архитектурно грамотные задания, выдававшиеся правительством на строительство того или иного сооружения, указывают, что были высококвалифицированные специалисты-архитекторы, а подрядчики лишь исполняли их проекты, выраженные в заданиях.

О ПАЛАТАХ,

ТЕРЕМАХ, ТКАЦКИХ

И ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ДВОРАХ

Москва деревянная и Москва каменная. XVII век интересен и тем, что в это время Москва деревянная постепенно заменяется Москвой каменной. Но какой же была Москва деревянная? Почему и как шел процесс замены одних построек другими? Как это отражалось на пространственно-художественной композиции города? Деревянные постройки отличались не только материалом и конструкциями, но и внешним, обликом. Следовательно, менялся облик столицы. Изменялся ли при этом общий архитектурный замысел Москвы?

Огромные пожары создавали крайне напряженную жизнь в деревянном городе. Нужен был неустанный контроль за каждой крышей, каждым домом. Содержалась огромная армия «объезжих голов» с большим штатом пожарных, наблюдавших за всеми постройками города и не допускавшими индивидуальной («единоличной») топки печей. Государев указ «объезжим головам» 1632 г. гласит: «...велеть решеточным приказчиком из дворов сторожом быти с собой и ездить в старом Кремле городе по всем улицам и по переулком в день и в ночь беспрестани... велеть береч чтоб никакие люди изб и мылен не топили и в вечеру поздно с огнем не сидели... а которые люди начнут избы и мыльни топить или в вечеру с огнем сидеть и тех людей имать и отсылать в тюрьму» ¹.

Топить избы разрешалось во всем городе сразу с часу до четырех часов дня: «...а хлеба велети печ и есть варить в печах с великим бережением с первого часу дня до четвертого часу дня, а от четвертого часу дня однолично б ни у каких людей в поварнях и печах огня не было» ².

Несколькими годами позднее по челобитью посадских людей было разрешено два раза в неделю — по четвергам и воскресеньям — топить печи два раза в день. В очень ненастные дни, также по государеву указу, разрешалось топить два раза в день. Под особым контролем сторожей и «объезжих голов» разрешалось топить в неурочные часы и дни роженицам и тяжелобольным людям³.

В разные годы урочные часы топки менялись, но сами урочные часы существовали неизменно. Естественно, чтобы уберечь большой деревянный город от пожаров, принимались некоторые меры. Одна из таких мер — выделение «поварен» в особые сооружения, стоящие вдали от изб; «а печи где есть варить и хлеб печь, всяким людям велеть поделати в поварнях и на полых местах, а в избах однолично хлебов печи и есть варить не велети, а у которых людей поварен нет и тем людем печи велети зделати на огороде или в земле на полых местех, не блиско хором» ⁴.

Другим мероприятием было запрещение строить высокие и раскидистые деревянные хоромы и разрешалось заменять деревянные постройки каменными. После грандиозных пожаров 1626 и 1629 гг. правительством в 1633 г. был издан указ: «...у которых людей ныне в Китае городе и в Белом городе погорели дворы и тем людям стольником и стряпчим и дворяном московским и приказным людем и жильцом и дворяном и детям боярским из городов, и дворовым людям и гостем и торговым всяким людем на своих местех ставить хоромы горницы невысокие с сеньми и повалуши на одних подклетех, а иные б люди всяких чинов и торговые всякие люди ставили б избы плоские без подклетов и против клети ниские. А высоких бы хором горниц и против них повалуш з большими розвалы и з гребе нихто не ставил. А которые люди всяких чинов похотят ставить погребы и палаты каменные для своих покоев и пожарного времени и тем людям... от государя и патриарха... будет милостивое слово. Государи велели кликать чтоб сей государев указ был ведом всем людям» ⁵.

Запрещение ставить высокие хоромы постепенно входило в жизнь, меняло архитектурный облик города, поражавшего всех приезжих необычайной красотой и великолепием. Однако и в конце XVII в. сооружения этого типа еще существовали, правда, несколько видоизменившиеся. Теперь на двухэтажных каменных палатах надстраивались в три этажа деревянные хоромы.

Новый царский указ 1688 г. за подписью царевны Софьи требует: «...велено стольником и стряпчим и дворяном московским и жильцом и всяких чинов людем московским жителям у кого из них на дворех есть палатное строение, а на тех палатах деревянное строение и чердаки высокие и то все сломать им ныне ж вскоре неотложно, да им же вышеписанным всяких чинов людем московским жителем впредь на дворах своих хоромного строения о трех житьях не ставить» ⁶.

«Объезжим головам» дается указание сделать описание с указанием имени владельца, «у каких чинов и у ково именно на дворах хоромного деревянного строения о трех житьях (этажах.— Г. А.) также и на высоких палатах, которые о трех житья чердаком (верхняя горница.— Г. А.) и много деревянного строения»⁷, с тем чтобы разломать деревянные части построек, но, видимо, это постановление до конца осуществлено не было, и в центре Москвы продолжали возникать деревянные здания. В начале XVIII в. Петром I издается указ, который гласит: «В Кремле и в Китае велеть строить всем каменные строения и крыть черепицею, а церкви крыть лещадью и черепицею, так же всякому велеть перед своим домом мостить каменные мосты из дикого камня. А не могущим — местами своими размениваться с такими людьми, которые могут строить каменные строения, а живут в Земляном и за Земляным городом...»⁸. После очередного грандиозного пожара 1737 г. выходит правительственный указ (1738), запрещающий во всей Москве строить деревянные сооружения. Так Москва деревянная становится Москвой каменной.

Москва, имевшая в XVI — XVII вв. 4 — 5 этажей, становится Москвой двух-трех-этажной. Сломом чердаков, повалуш, сеней, высоко вздымавшихся над низкой хозяйственной застройкой и «поземными» избами челяди, окружавшими терема каждого знатного человека, искажался архитектурный облик столицы. Однако лишить город высотных ориентиров, которые композиционно организовывали около себя всю застройку, создавая его силуэт, градостроители не могли. Поэтому видовые функции высоких деревянных хором были перенесены на каменные церкви.

В пожаре 1812 г. погибло много каменных домов XVII — XVIII вв., но немалая часть их и сохранилась, хотя была обезличена. Со старых домов сбили их древнее декоративное убранство, сверху заштукатурили, придав им вид зданий XIX в. Под такой «одеждой» они сохранились до наших дней. На местах разрушенных домов «Комиссия для строения», специально организованная под председательством А. Е. Гесте для восстановления сожженной Наполеоном Москвы, поставила небольшие деревянные домики ⁹. Ничего общего с деревянной застройкой Москвы XVI — XVII вв. они, конечно, не имели.

Богатая Кадашевская слобода одной из первых начала заменять деревянные дома каменными. Постройки в Кадашевской слободе ценились очень дорого, значительно дороже, чем в других местах. Если дом с усадьбой в Кадашевской слободе стоил 400 рублей, то в Бронной он оценивался в 30 — 20 рублей.

Жилые постройки в Кадашах. В «Записной книге дворам купчим и данным по Кадашевской слободе» сохранились описания разнообразных по размеру, планировке и типу жилых и хозяйственных сооружений кадашевцев. Вдова Мавра Гусятникова, жившая на Воскресенской улице, продавая Ивану Петрову сыну Докучаеву свой богатый двор, описала его: «А на той моей вышеписанной земли хоромного и дворового всякого строения... горница на жилом подклете, против горницы два погреба, над ними сушило о трех житьях, меж ими сени, в сенях чулан, у ворот погреб с напогребицей, на нем сушило, а по другую сторону ворот конюшня, на ней сенница, да ворота о двух щитах, да на огороде баня с передбанником, да на тех же вышеописанных дворех вход каменный, в выходе двери железные, над входом была палатка каменная... да в огороде сад; в нем всякое садовое деревье. А взяла я. Мавра, за те свои вышеописанные дворы со всякими хоромами и каменными строениями и землею за «целое дело»... четыреста рублев денег» ¹⁰.

Здесь представлены двухэтажные, жилые и в первом и во втором этажах, хоромы. Жили, видимо, во втором этаже и в горнице, ткали — в первом этаже. В отдельном самостоятельном здании были сделаны в земле два погреба, а над ними сушило и кладовая, называвшаяся во всех документах XVII в. напогребицею, т. е. сооружением над погребом. Жилая парадная часть двора отгорожена от огородной (хозяйственной) забором с воротами, состоящими из двух щитов. На огородном участке располагается конюшня с сеновалом наверху и баня с предбанником. Запись в этом документе о том, что «на тех же вышеписанных дворах выход каменныи, в выходе двери железные», относится к так называемым «выходам» подземной кладовой для хранения ценной одежды, которая летом служила только спальней. «Выходы» не имели деревянных покрытий и спасали имущество при пожарах, потому у них делались железные двери. Участок земли «в целое дело» в свободных от застроек местах был засажен фруктовыми деревьями.

Агап Васильев сын серебренник продал в Козьмодемьянской улице Ивану Кузьмину сыну Рыбнику двор. Это менее зажиточный хозяин. «А на том дворе две избы поземные, между ними сени о двух житьях, в сенях чулан досчатый, погреб с напогребицей, ворота с навесом... в огороде сад. А взял за тот двор со всем строением денег 100 рублев» ¹¹. Перед нами две одноэтажные избы без подклета, соединенные двухэтажными сенями. В одной избе, видимо, жили, в другой — ткали. В сенях, соединяющих между собой эти две избы, досками был выгорожен чулан, как правило, служивший летом спальней. Из сеней же, видимо, шла лестница на второй этаж сеней, в горенку — другую летнюю спальню. Погреб, заглубленный в землю, а над ним кладовая. Ворота имели весьма распространенную в это время форму: над ними делалась двускатная крыша, обычно крытая тесом. Из других описаний мы знаем, что сады московских жителей изобиловали фруктовыми деревьями и кустарниками. Сажали красную и черную смородину, крыжовник, малину, вишни, сливы, груши, яблони.

В Кадашеве встречаются и трехэтажные деревянные хоромы, которые разрешались только знатным привилегированным людям ¹².

Борис Аксентьев в Приказной улице имел «четь», то есть четверть «дела», земли, на котором стояли хоромы: «...изба с клетью, промеж ими сени, под избою омшанник, а под клетью погреб» ¹³. Постройка имела два этажа, но первый ее этаж использовался под омшанник, то есть холодный сруб, проконопаченный мхом. Омшанник использовался и как скотный двор, и как кладовая, и даже иногда служил летней спальней.

В таких же дворах жили иноземцы, покупая их у коренных кадашевцев ¹⁴.

Встречаются в документах и описания каменных построек. Семен Иванов сын, сусальник в Воскресенской улице в Перепелкине переулке, имел: «...палаты каменные, под ними погреб каменный с выходом каменным, да горница на жилом подклете, сени о двух житьях, погреб дубовый с напогребицей, да городьба заборов что есть да ворота в Пелепелкин переулок, да колодез вопче пополам» ¹⁵.

Рядом с белыми избами встречаются избы, топившиеся по-черному. У Данилы Куприянова, сына кузнеца, жившего в Козьмодемьянской улице, «была изба поземная черная, против нее сени о двух житьях, погреб дубовый с поветью, вороты покрыты, четыре прясла городьбы» ¹⁶.

В хоромных постройках Кадашевской слободы окна были, видимо, в основном слюдяными, в одной из купчих мы узнаем, что Мишка Саистов, рукавишник, продал в Козьмодемьянской улице свой двор «с хоромным строением и с окончены слюдяными в красных и в волоковых окошках» ¹⁷.

Интересной особенностью Кадашевской слободы, жители которой сочетали ремесло с торговлей, было наличие почти под каждым домом одно-или двухэтажных погребов — подвалов. Такие погреба были в изобилии обнаружены нами при обследовании застройки Кадашевской слободы. Об этом интересно рассказывают документы XVII века. Кадашевец Андрей Родионов сын Грачев в своей челобитной государю пишет: «Во 199 (1690) году декабря в восьмой день гостиной сотни у Дмитрия Петрова сына Верховнина нанял он Андрей погреб его питейной каменной в нижних пряслах (этажах) в межах подле погреба Сергея Иванова сына Суворова, а по другую сторону его Дмитриева погреба на год. И декабря девятого в 200 (1691) году из этого его наемного погреба Верховнин товар (Родионов) выбросил» ¹⁸.

Внутри слободы торговля была организована иначе. Богатые сведения о торговых помещениях в слободе имеются в Доимочных книгах Земского приказа за 1701, 1702 годы, опубликованные И. Е. Забелиным в «Материалах по истории, археологии и статистике города Москвы». Живые картины средневекового Замоскворечья встают перед нами, когда мы читаем эти документы.

Прогулка по Кадашевской слободе. Пройдя Малый Каменный мост, мы вступаем на землю Кадашевской слободы. Здесь ее западный край — ведь Якиманка была ее границей. Многое тут изменилось. Сохранился почти без искажения только восточный край слободы в районе храмов Воскресения и Николы в Толмачах, влево от моста. Вот мы и направимся туда. Пойдем по Кадашевской набережной, некогда краю Болота. На нее выходят все древние улицы Кадашева, в которых мы найдем немало древних усадеб ремесленников. В Лаврушинском переулке, на бывшей Мухиной улице, дом № 4, это палаты богатых ремесленников. Их закрывает высокий каменный забор, за ним некрасивый коренастый дом, расположенный «глаголем», в плане имеющий букву «Г». Он глубоко ушел в землю, так что окна 1-го этажа лежат на земле. Это первый признак древности сооружения.

Каким было здание до перестройки XIX в., обезобразившей его? И почему уже с первого взгляда можно сказать, что оно принадлежит середине XVI в.? Обратите внимание на кирпич и кладку, особенно в тех местах, где обвалилась штукатурка. Огромные кирпичи размером 32X15X9 см выложены горизонтальными рядами с толстыми двухсантиметровыми ровными швами. В каждом ряду после кирпича, положенного ложком, кирпич уложен тычком. Тычки над ложками, а ложк? над тычками. Образуется крестовая кладка. Такая кладка характерна для всех древних построек вплоть до 20-х годов XVIII в.

Заглянем в окна здания. Красивые своды перекрывают палаты первого и второго этажей. Во втором они имеют форму не до конца раскрытого веера. На фасаде сохранились следы сбитых наличников и пилястр. Палаты были на полтора-два метра выше, чем современные, они имели кровли с крутым скатом и узорную поковку по щепцу — коньку крыши. Богатые наличники делали все сооружение нарядным и значительным. Здание, видимо, имело крыльца, которые вели сразу на второй этаж, место их теперь определить трудно ¹⁹.

Набережная, по которой мы пойдем далее, интересна своими строениями. Низкие двухэтажные домики с явными переделками более позднего времени. На многих из них видны заложенные огромные арки с подставами по краям — металлическими устройствами для навески ворот. Здесь были конюшни, переделанные после пожара 1812 г. на жилье.

Войдем в уютный и живописный 1-й Кадашевский переулок. По четной стороне переулка почти в каждом доме, теперь переделанном до неузнаваемости, сохранились элементы древних построек: глубокие подвалы, наземные сводчатые палаты. Все эти элементы сохранил дом № 2/24. Особенно любопытен дом №10²⁰. Обойдем его. По плану он более интересный, чем дом № 4 в Лаврушинском переулке. Окна также лежат на земле. Сложное сочетание объемов позволяет думать, что здание возникло не сразу. На одном из фасадов остались следы бывших здесь крылец: оборванные металлические связи, неровная обрубленная кладка наклонных косоурных, то есть лестничных, сводов, по которым укладываются ступени (рис. 61).

Рис. 61. Палаты кадашевцев-ремесленников XVII в.

Рис. 62. Палаты ремесленников ХVII в. по Кадашевскому переулку.

Во всех палатах сохранились своды, разнообразные по форме и кривизне. Под зданием подвала нет. Мы найдем его под соседним домом, под номером 10а. Он выложен из крупных блоков белого камня и тянется перпендикулярно к улице не менее чем на 40 м.

Первый Кадашевский переулок, по которому мы идем, имеет плавные изгибы, но около дома № 14 он круто, под углом 45°, поворачивает к Ордынке. На изгибе расположена усадьба XVIII в.

Дома XVII в. сохранились по всем улицам и переулкам, примыкающим к храму Воскресения. Даже бани в Алымовом переулке стоят на том же месте. До наших дней дошел архитектурный заповедник.

Особенно древние и глубокие сводчатые подвалы во 2-м Кадашевском переулке имеют дома № 4, 14, 7. Внимания заслуживают палаты, расположенные в глубине участка между 2-м Кадашевским переулком и Набережной, под № 32. Это, пожалуй, самая характерная из богатых палат кадашевцев, которые в своей деятельности сочетали ремесло с торговлей. Палаты потеряли крыльца и верхние деревянные этажи. Однако и в таком виде они позволяют представить себе жилище средневекового мастера. Эти палаты неверно именуются Съезжей палатой Кадашевской слободы.

Заглянем в глубокие подвалы. В них есть люки для выгрузки и загрузки товаров. Из подвала идет широкая лестница в первый этаж. На первом этаже сохранились все своды. Следующая лестница ведет на второй этаж, такой же интересный, как и первый. Со второго этажа на третий поднимаемся по широкой каменной лестнице, свидетельствующей о наличии верхних этажей. Следы сбитых наличников и пилястр позволяют нам восстановить первоначальный облик здания.

Так, обойдя небольшую часть Кадашевской слободы, мы убедились в исключительной ее сохранности, что позволяет ясно представить жилища ремесленников XVII в. (рис. 62).

АНСАМБЛИ ПОСАДА

Виды Москвы. Посад и посадские люди сыграли очень важную роль в формировании архитектурных ансамблей русской столицы, особенно в XVII в., когда шел активный процесс замены деревянного города каменным. Вместо богатых деревянных боярских хором высотными доминантами города становились посадские храмы. Эти здания строились и на деньги отдельных богатых горожан — «доброхотных дателей», и на средства прихожан, а также и на государственные вклады. Место строго определялось всей системой организации города. Архитектурные образы этих построек получили на протяжении XVII в. чрезвычайно своеобразное развитие.

Храм в Кадашах и целая плеяда близких к нему построек XVII в. появились в результате развития посадского зодчества. Неверно рассматривать храм только как культовое сооружение, ибо его значение в древней Руси было много шире. Ведь церковь в ту эпоху выполняла и полицейские и юридические функции. Человек начинал свою жизнь с храма и в нем ее заканчивал, будучи на протяжении всего своего существования под надзором церкви. Нельзя умолчать о том, что подклеты храмов, а особенно посадских, служили складами товаров. Колокольни в военное время выполняли функции дозорных вышек.

Рассмотрим градостроительное значение храмов и идеологически - художественное развитие посадской архитектуры, которая подготовила рождение такого шедевра, как храм в Кадашах.

Ядро городского центра — Кремль, а также Китай-город и часть Белого города выходили к Москве-реке. В ансамбль центра входила и низменная территория Замоскворечья, ставшая островом, образовавшимся между Москвой-рекой и водоотводным каналом, прорытым в 1785 г.  Главными элементами центра были три торга: Красная площадь, Охотный ряд за Неглинкой и Нагайский торг за Москвой-рекой.

На некотором расстоянии от городского центра в левобережной части города располагалось семь монастырей: Алексеевский, Крестовоздвиженский, Никитский, Георгиевский, Варсонофьевский, Златоустовский и Ивановский. Если в плане города соединить их одной линией, то ее начертание повторит треугольную конфигурацию стен Кремля и Китай-города!

Следующий ансамбль древней Москвы — территория, расположенная за стенами белокаменного города (ныне — бульварное кольцо). Далее, по линии нынешнего Садового кольца, проходила грандиозная деревянная стена Скородома, усиленная 46-ю деревянными башнями и 12-ю каменными воротами. Стена Скородома поражала воображение величиной и красотой, вызывая восхищение у всех, видевших ее.

Главные двенадцать дорог и речные пути контролировались 14-ю укрепленными монастырями-крепостями, разделявшимися на линии укреплений по странам света. Наименее опасными были северные дороги — Тверская, Дмитровская и Ярославская. Поэтому северная линия находилась внутри Москвы и усиливала стену Белого города. Она состояла из четырех монастырей: Страстного, Высоко-Петровского, Рождественского и Сретенского.

Восточная линия контролировала Стромынскую, Владимирскую и Рязанскую дороги и состояла из трех монастырей: Спасо-Андроникова, Покровского и Новоспасского.

Южная линия обороны была создана для охраны самых опасных дорог — Коломенской, Серпуховской и Калужской. Она состояла из четырех монастырей: Симонова, Даниловского, Донского и Андреевского.

Западная линия стояла на Смоленской, Можайской и Звенигородской дорогах. В нее входили три монастыря: Новодевичий, Саввин и Новинский.

Прямое отношение к композиции города имели дозорные храмы, дворцы и монастыри на путях, подходящих к городу. Ясно, что такая система обороны не сложилась «стихийно». Важно отметить и то, что она была хорошо продумана не только в военном, но и в функциональном и эстетическом отношении.

Замоскворечье. Градостроители великолепно учли все особенности местности за Москвой-рекой у подножия Кремля. Эта земля оказалась разделенной старицей Москвы-реки — Болотом — на две части: Садовники и ремесленные слободы во главе с Кадашевым. Пространственно-видовая система Замоскворечья возникла в результате умелого архитектурного планирования, учета ландшафта, расстановки высотных зданий — храмов, колоколен. Замоскворечье вплоть до XVI в. не имело укреплений, поэтому и обзоры местности велись, и сигналы факелами о подходе врагов давались с колоколен. Остров был разбит на три слободы: Верхние, Средние и Нижние Садовники. Верхние Садовники, лежавшие в западном направлении по течению Москвы-реки, принадлежали боярам Беклемишевым, которые создали здесь богатую усадьбу. В Средних Садовниках с XV в. был разбит Государев сад, здесь же находился Царицын луг. Восточная часть земель — Нижние Садовники — принадлежала огородникам, кожевникам и др.

Нагайский торг, расположенный на берегу Москвы-реки, к югу от Кремля и Китай-города, служил южным стратегическим районом и главной зоной композиционного восприятия ансамблей центра Москвы.

Между Верхними и Средними Садовниками также в XV в. образовалась площадь, получившая название Всехсвятской. От ее северного края через Москву-реку к Кремлю в XVII в. перекинули Всехсвятский, или Каменный, мост. Таким образом, вход в Кремль из Замоскворечья сосредоточился в двух точках: у Всехсвятского (ныне Каменного) и Москворецкого мостов. Пять улиц Замоскворечья сходились в эти две точки ныне Кадашевской набережной, которая в XVII в. проходила по южному краю Болота. В XVII в. Нагайский торг по Болоту растянулся до Всехсвятского моста (рис. 63).

Рис. 63. Всехсвятский (ныне Каменный) мост. Гравюра Пикара, начало XVIII в.

Целая система высотных ориентиров комплектовала всю городскую застройку Замоскворечья.

Между двумя парами высотных ориентиров и двумя центрами слободского управления в Кадашеве, примерно в ее средней части, расположен храм Воскресения — главная композиционная веха Замоскворечья (рис. 64).

Первенство Воскресенского храма подчеркивается тем, что он поставлен на главной южной дозорной оси Москвы: колокольня Ивана Великого — храм Вознесения в Коломенском. Эту композиционную связь мы можем наблюдать и сегодня: трасса и ширина Фалеевского переулка, расположенного точно на месте поперечной аллеи Государева сада, зрительно соединяет колокольню Ивана Великого и храм Воскресения. Эта пространственная ось Замоскворечья (она же южная дозорная ось!) поддерживается на местности еще двумя парами высотных сооружений, стоящих так же, как Кадашевский ориентир, внутри жилых кварталов. Зданиями, формирующими силуэт города к востоку от главной оси, являются храмы Климента и Спаса на Болвановке. А к западу от главной оси — Никола в Толмачах и Спас на Наливках.

Симметрично главным композиционным акцентам центра Замоскворечья по берегу Москвы-реки были поставлены еще шесть вертикалей: три с запада: храмы Ивана Воина, Марона, Николы в Галутвине и три с востока — Николы Заяцкого, Козьмы и Дамиана в Садовниках, Николы в Пупышах. Вся структура лишь частично воспринималась из самого Замоскворечья. Полностью она раскрывалась из Кремля или от храма Покрова на рву (Василия Блаженного) — с Красной площади.

Рис. 64. Градостроительное значение храма в Кадашах, находящегося на оси главной композиционной вехи Замоскворечья,

Передний край Замоскворечья также был усилен композицией трех высотных зданий. В центре располагался храм Софии, слева — Николы на Берсеневке, справа — Георгия в Ендове. Три вертикали выдержаны в одной высоте и завершаются пятиглавием. Ансамбль был смысловым связующим звеном между городским центром и композицией собственно Замоскворечья. Эту архитектурную идею усилили в XIX в. постройки Софийской колокольни.

Из Кадашева и главных улиц Замоскворечья: Якиманки, Полянки, Ордынки, Пятницкой — Кремль воспринимается под оптимальным углом зрения 45° ¹.

Посад и его постройки. Думая о посадской архитектуре, в числе которой находится и памятник в Кадашах, невольно возвращаешься к духовным проблемам XVII в. Это был век «богатырский», потому что именно он во всей широте поставил проблему человеческой личности, именно он подготовил известные реформы Петра I. XVII век был веком борьбы русского народа за свою государственность, веком освобождения от польской интервенции, веком бунтов, веком развития национального самосознания, а следовательно, и не мог не выработать своей системы художественных образов, художественных представлений, имевших своеобразие в каждой классовой группировке. Век больших трагедий, общественных и личных, век крупных ярких личностей и народных смут. Все это всколыхнувшееся море человеческих исканий, попыток иного видения мира и построения новых людских взаимоотношений вряд ли можно объяснить только «обмирщением» ². («Обмирщение» — проникновение в религиозный мир понятий мирских.) Но дело не только в нем.

Церковь была еще очень сильна ³. Социальные и духовные искания в XVII в. были облачены в религиозные одежды и выражались в столкновениях церковно-религиозных группировок. Вспомним патриарха Никона, протопопа Аввакума, боярыню Морозову, Никиту Пустосвята, Сильвестра Медведева, костры самосожжения! Все это нельзя сбросить со счетов истории, как нельзя не заметить основоположников нового художественного направления — иконописцев Симона Ушакова и Иосифа Владимирова⁴.

В XVII столетии все социальные проблемы имеют религиозную окраску; хотя религиозное искусство на Руси уже последний раз получает своеобразный расцвет, это расцвет перед угасанием. Оно приобретает широкий социальный размах, захватывает новые светские области (например, портретную живопись), а само видоизменяется. XVII век постепенно подготавливает полное и глубокое «обмирщение» религиозного искусства, которое произойдет в XVIII в.

Особый реалистический жанр возник в живописи, в иконописи, потому что ими начинают заниматься ремесленники, как городские, так и сельские, внося в понимание религиозных сюжетов свои взгляды, свой художественный вкус. В трактате Иосифа Владимирова об этом говорится осудительно: «Нигде в других странах не видно такого бесчинства, какое теперь царит у нас. На честное и премудрое иконное художество поругание и осмеяние от невежд произошло по следующей причине. Везде по деревням и по селам перекупщики и щепетильники иконы коробами таскают, а писаны они так скверно, что ныне походят не на человеческие образы, а на диких людей. И, что всего бесчестнее, перекупщики их закупают, как щепку, по сто и по тысяче кучами; шуяне, халуяне и палешане на рынках продают их и развозят по глухим деревням, на яйца и на луковицы, как детские дудки, продают, а большею частию на кожи, обрезки и всякую рухлядь меняют» ⁵.

В середине и конце XVII в. в Москве ставится большое количество каменных церквей с пышным завершением и декоративным убранством, подобным жилой архитектуре. Рождение новых архитектурных форм было связано с посадом — с тем совершенно особым мировоззрением, которое с позиций «высокого богословия» XVI в. можно, пожалуй, назвать примитивным. Архитектура посадских церквей отражала идеологию ремесленного люда. Именно здесь начался кризис средневекового мировоззрения, и здесь новое миропонимание быстрее вызревало в недрах старых форм. Церковное, а не другое какое-либо общественное здание становится выразителем новых идей. Ведь не случайно, что социальная борьба выливалась в XVII в. в различные формы «раскола», неповиновения царю и патриарху. Социальные брожения по-своему находили свое отражение в культовой архитектуре.

Посадские люди, занявшие значительное положение в Русском государстве в середине ХVII в., в привилегиях шаг за шагом уступали свои права дворянству. Потеря устойчивого равновесия, некоторая растерянность и неуверенность, напряженная борьба за ускользающие права и привилегии, а также желание утвердить себя — все это нашло отражение в художественных образах церквей, строившихся на деньги и по заказу ремесленников — трудовых элементов московского населения. Особенностью русского исторического процесса было закрепощение в конце ХVII в. не только крестьян, но и ремесленников, горожан, чего никогда не было на Западе ⁶. С одной стороны, развивался всероссийский рынок и города, а с другой — усиливалось крепостничество. Своеобразие социальной жизни наложило отпечаток на формирование городов, оно объясняет нам рождение нигде в мире не встречающихся архитектурных сооружений, ярких и самобытных.

Что же из себя представляла посадская архитектура Москвы середины и конца ХVII в., в которую входили и храмы Кадашевской слободы?

«Средние» и «молодшие» люди городских слобод строят храмы вблизи своего жилья для сорока, пятидесяти, а то и меньшего числа дворов ⁷. «Лучшие» люди возводят храмы около своих хором, но так, чтобы ими мог пользоваться и живущий поблизости ремесленный люд. Ограниченные средства и небольшое число прихожан еще в ХV в. были причиной появления маленьких церквей, которые не имели внутри столбов, обычных для более ранних сооружений. Тип бесстолпных культовых построек, возникший в ХV в., продолжает развиваться в ХVII в. и получает широкое распространение в посадской архитектуре ХVII в. Но если в ХVI в. посадская архитектура только зарождалась, то в ХVII в. мы наблюдаем ее расцвет.

Бесстолпные храмы XVI в. имели внутри пространство, похожее на жилую палату, своеобразную конструкцию и внешний облик, выделявший их из среды других сооружений города. Здание перекрывалось крещатым сводом.

В XVI в. свод постепенно изменяется и переходит в сомкнутый. Этот тип свода впервые появляется в архитектуре ХVI в. Примером последнего могут служить кельи Чудова монастыря.

Промежуточной стадией между крещатым и сомкнутым сводами являются своды старого собора Донского монастыря (1598) и храма Покрова в Рубцове (1619). Выходя на фасад, конструкция образует очень сложное завершение в виде пирамиды кокошников. Однако эта система перекрытия здания уже в 40-х годах ХVII в. была заменена более простой. На сомкнутый свод ставились декоративные кокошники. В храме в Донском монастыре, являющемся переходной формой, рядом с закомарой, т. е. конструктивным сводом, открывающимся в интерьер и одновременно выходящим на фасад, имеются декоративные кокошники, поставленные сверху сомкнутого свода. Они видны только на фасаде.

Для развития посадской архитектуры середины ХVII в. характерны квадратные и прямоугольные храмы, перекрытые сомкнутыми сводами и увенчанные кокошниками, внутри храмов много маленьких помещений, соединенных в единый комплекс. Глава, венчающая свод, бывает световой, но бывает и декоративной, то есть без окон, поставленная на глухой сомкнутый свод. В большинстве случаев при наличии световой главы на свод ставились еще четыре боковые декоративные главы. Иногда вместо глав ставились два или три глухих шатра.

Яркие образцы посадской архитектуры XVII в. — храмы Рождества в Путинках и Грузинской Божьей Матери. Оба памятника в своих образах имеют много общего. Они близки к жилым постройкам с их богатейшей игрой объемов и сложным силуэтом. Образ культовой постройки, возникший на посаде, имел своим прототипом царские терема — хоромы, ибо Бог понимался как «царь царей», а храм — как «дом божий», близкий к дому земного царя.

Огромное влияние на развитие посадской архитектуры оказал патриарх Никон, выходец из крестьянской семьи ⁸. Никон с 1652 по 1658 г. был у власти, а затем до 1666 г., оставаясь патриархом, находился в опале, но строил он всю жизнь ⁹. Созданный им Новый Иерусалим сыграл большую роль в формировании посадской архитектуры.

Кстати, ведь и в посадской литературе XVII в. ¹⁰ «книжность» перестала быть правительственной монополией. Посад, борясь за свое общественное положение, создает художественную литературу, в которой главенствуют бытовые, каждодневные интересы и занимательность сказа. На центральное место выдвигается сложная увлекательная интрига. Но ведь и в архитектуре первое место занимает сказочность силуэта.

Расцвет посадского строительства несет в себе глубокие противоречия, корни которых уходят в социальную жизнь. Храм иногда кажется игрушкой, примитивом, полностью потерявшим весь идейный смысл. Это неверно. Хотя в посадских церквах и заложена религиозная идеология, главное в ней — стремление показать сильно выросшее в XVII в. общественное самосознание посадских людей — этой классовой группировки, которая в XVII в. играла большую роль в жизни страны. В посадских храмах, в их архитектурных образах отражается определенное мировоззрение, оно всегда стоит на первом плане. Задаче выражения определенных идей подчинены все остальные стороны архитектурного сооружения. Именно поэтому в посадских церквах получился разрыв между схемой организации фасада и интерьера. Бесстолпному внутреннему пространству, без поэтажных делений, отвечали фасады, члененные колоннами и горизонтальными тягами, как бы перекрытиями и внутренними столбами, что особенно ярко представлено в церквах Рождества в Путинках и Грузинской Божьей Матери.

Зодчие — творцы посадской архитектуры XVII в. — для создания яркого живого образа свободно компонуют объемы и украшают их декором, не считаясь ни с тектоникой, ни с назначением помещения. Кстати, в повести «О зачале Московского царства» ¹¹, чтобы перенести читателя в область занимательного сказа, тоже намеренно перепутаны исторические факты.

Каждое десятилетие второй половины XVII в. приносило новые архитектурные образы, отражавшие напряженную жизнь посада.

Исследуя посадскую архитектуру, легко заметить последовательное изменение форм в сторону все больше тектоничности, то есть гармонического сочетания интерьера и фасада. Развитие идет по линии отказа от нагромождения декора и замены его своеобразной ордерной системой ¹², дающей зданию более стройную художественную завершенность, уводящую ее от сказочно-живописных прототипов первых десятилетий XVII в.

К концу XVII в. родилась архитектура, зрительно дающая ощущение постоянного в ней движения. Разнообразные по силе эмоций и идейному смыслу, образы архитектуры, различные по мастерству и художественному качеству, затем получают широкое распространение по стране. Посадские бесстолпные храмы строятся в боярских, а позднее, в XVIII в., и в дворянских вотчинах.

Но развитие посадской архитектуры идет по линии выработки самостоятельных типов храмов, и к концу XVII в. в «типовом образе» связь с реальной жизнью заглушается. Подобие с теремной архитектурой исчезает, хотя и сохраняются красочность и живописность первоначальных прототипов.

В Кадашевской слободе, кроме храма Воскресения, имелось еще четыре церкви, которые до конца XVII в. были деревянными ¹³: Николы в Толмачах (1695), Косьмы и Дамиана на Полянке (1654), Григория Неокесарийского (1679), Иоакима и Анны на Якиманке (1692). Все они значительно уступают храму Воскресения, явившемуся образцом высочайшего искусства и художественной смелости. Его изысканный образ выходит за рамки местного слободского явления.

Храм Воскресения в Кадашах — памятник не только московского, но и всероссийского художественного звучания, поэтому и разговор о нем мы ведем особо.

ТАЙНА ГАРМОНИИ

В предыдущих главах мы рассказывали о высоких художественных вкусах кадашевцев, их мастерстве, об условиях их жизни, хотели показать широту культурных интересов и торговых связей как с городами Московского государства, так и других стран. Найденные документы открыли для нас новую страницу истории русского зодчества — «Закон градский», руководствуясь которым государственные приказы регулировали и частное и государственное строительство в Москве, строго планируя улицы, переулки, местоположения зданий и, конечно, особо значительные видовые ориентиры, каким и был храм Воскресения в Кадашах. Сложившийся народный архитектурный вкус, повсеместно проявлявшийся в жилых и хозяйственных постройках, тоже по-своему формировал ансамбли столицы; в конце XVII в. инициатива посада, в известной мере, главенствовала, и художественный вкус слобожан соединился в этот период с общей градостроительной культурой страны ¹. Все это в конечном счете и обусловило рождение замечательного храма в Кадашах. Становится понятным, что этому памятнику присущи черты, многие из которых уже возникли в посадских постройках первой половины XVII в. Но нас интересует не только традиционность в образе храма, а еще и новаторство, именно те черты, которые выделяют памятник из ряда построек того времени. Новшеством в этом здании, как мы отмечали, был подчеркнутый дворцовый характер. Другие отличительные стороны: его композиционная собранность, организованность и торжественность. В какой-то мере эти художественные элементы в третьей четверти XVII в. уже начали проявляться в русской архитектуре, но наиболее полно их сумел раскрыть только зодчий храма в Кадашах. Теперь попытаемся оценить новаторские достоинства этого произведения.

Дворцовый характер. Светский дворцовый характер продолжает жить в культовых постройках конца XVII в. Слияние образов теремной, дворцовой и церковной архитектуры стало возможным только в канун кризиса средневекового мировоззрения. Борьба двух миропонимании, которую документы XVII в. называют борьбой «старой» и «новой веры», и привела к рождению новых образов в архитектуре. Но не следует забывать, что оба течения принадлежали одной религии. Впрочем, представители «старой веры» — протопоп Аввакум, московский дьякон Федор, старец Епифаний, Неронов, боярыни Морозова  и Урусова, с одной стороны, и представители «новой веры» — патриарх Никон, государь и его приближенные бояре — с другой, рассматривали не только церковные задачи, но и касались в борьбе многих вопросов. Симеон Полоцкий, Федор Ртищев, Сильвестр Медведев и другие идеологи «новой веры», например, считали необходимым подчинить церковь государству. А патриарх Никон, участвующий в церковной реформе, требовал утверждения тезиса, что «священство выше царства» ²; это показывает на неоднородность нового течения: в нем, кроме передовых идей, были и черты консервативные.

Второй религиозный лагерь, возглавляемый протопопом Аввакумом, отстаивал дореформенные церковные каноны. Вместе с тем в его учении было немало прогрессивного, понятного и близкого угнетенному народу, страдавшему от произвола властей.

Борьба «новой» и «старой веры» нарушала правила культового строительства, дав простор архитектурному творчеству ³.

Здание в Кадашах существенно отличается от всего созданного до него. Принцип дворцовой архитектуры выражается в ярусной постановке объемов, каждый из которых четко членится и отделен от другого. Зодчий впервые применил в культовом каменном здании четкую ярусную композицию объемов. Первый ярус — нижний этаж — зодчий организует просто и строго. Чтобы создать монолитный объем, он делает стены галереи глухими, а в стенах нижнего этажа устраивает большие арки, таким образом включая помещение под гульбищем в пространство здания.

То, что было по принятым традициям недопустимо, стало возможным после никоновских преобразований. На первый этаж, образующий первый ярус, мастер ставит группу объемов, которые дают следующие два яруса. Благодаря круговому обходу верхняя группа объемов отделена от подклетного этажа ⁴.

Второй ярус создают апсиды и трапезная, на которых как бы вырастает двухэтажный четверик. Третий ярус образуется верхом четверика, возвышающимся над трапезной и апсидами. Систему двух ярусов завершает следующая группа объемов, образованная вторым четвериком, значительно меньшим по размерам, чем первый, и поставленным на своды первого четверика. Второй четверик венчается еще двумя рядами гребешков, верхний из которых расположен по восьмерику. Этот объем завершен пятиглавием, имеющим свои ярусные членения.

Центральная глава имеет два света — верхние и нижние окна — в виде восьмерика на восьмерике. Боковые восьмерики значительно ниже. В сочетании с центральной главой они образуют сложную ярусную группу. Форма объемов и их завершение луковицами, которые закрывают верхнюю часть центрального барабана, увеличивают сложность уходящих вверх объемов, придавая меньшую четкость ярусному членению, чем в нижних частях здания. Нарастающая сложность в компоновке объемов и в их членении, начиная со второго яруса, создает впечатление роста (рис. 65).

Чтобы уничтожить сухость объемов, поставленных ярусами, мастер памятника в Кадашах завершает каждый объем гребешками. Гребешки верхних ярусов имеют более изогнутый вид и этим усложняют линию, делящую объем. Вся система уходящих ввысь объемов зрительно удерживается в равновесии тремя лестницами, идущими с западной, южной и северной сторон первого этажа. Объемы, поставленные ярусами, очень четко члененные между собой, придают зданию дворцовый характер.

Организованность. Дворцовые черты памятника в Кадашах особенно звучны благодаря внутренней организованности сооружения, четкости и ясности его композиции.

Рис. 65. Начиная со второго яруса создается впечатление роста здания...

В монархическом централизованном государстве шла борьба за отмену местничества, за то, чтобы главенствовала не боярская родовитость, а талант и сообразительность. Эта упорная борьба передового для того времени дворянства с тупым, ленивым, в большинстве своем реакционным боярством, занимавшим посты в управлении, в годы царствования Федора Алексеевича и Петра I увенчается победой новых сил. Эта борьба вызывала усиленную работу мысли; в самих людях появлялись новые качества, которые были необходимы для общества и государства. Постепенно на государственные посты попадают талантливые организаторы, даровитые люди. В 1682 г. было упразднено местничество, т. е. передача государственных должностей по наследству. Развивается экономика, шире становится торговля, которая ведет к налаживанию хорошей, быстрой связи между городом и государством. Условия XVII в. требуют от выдвигающихся людей большой предприимчивости и находчивости. Четкость мышления дает толчок к развитию науки, которая активно включается в расширение производства и организацию фортификационного дела ⁵.

Итак, развитие промышленности вызывает к жизни новые архитектурные формы, способы и методы работы, что влияет на художественное мышление зодчих. В памятнике в Кадашах появляется новая система взаимосвязи объемов и декора. В нем, несмотря на большую пышность и богатство, нет ничего случайного, разрозненных украшающих деталей, все подчинено единому замыслу. Каждая часть здания и деталь играют ту роль, которая отведена им задачами целого. Выделилась как самостоятельная категория стена, теперь она выглядит тонкой перегородкой; получил самостоятельное значение и декор.

Два ведущих начала: декор и стена, создающие образ здания,— ясно различимы. Вся система декора устремлена вверх. Он, подобно виноградной лозе, поднимается по стене, придавая особую нарядность сооружению. Стена является фоном, а объемы — опорой всей системы декора. Объемы как бы теряют свою массивность, свойственную архитектуре середины XVII в., возникает зрительное впечатление, будто бы здание построено из тонких стенок.

Роли декора, объемов и стены по мере роста сооружения вверх меняются. В первом подклетном ярусе памятника взаимоотношения между декором и стеной ясны и просты, но в верхних частях здания они все более усложняются. Композиция памятника в Кадашах создана так, что в нижних частях доминирует стена (значение ее постепенно ослабевает по мере движения объемов вверх), а в верхней части главенствует декор. Так зодчий добивается впечатления, что памятник движется, живет, растет, «расцветает».

Рис. 66. Ордерная система, примененная для обрамления углов восьмериков.

Внутренняя организованность сооружения достигнута также и тем, что детали, составляющие декор, строго подчиняются общему замыслу памятника. Мастер, располагая декор, берет за основу ордерную систему здания, характерную для сооружений Западной Европы ⁶ (рис. 66).

Важно отметить, что русские не слепо переняли увиденное ими на Западе. Они знакомились с западными архитектурными чертежами - «увражами», в изобилии привозимыми в Россию и даже продававшимися на рынках. Но для русской архитектуры оставалось характерным понимание декора как красочного пятна, обогащающего объем, а не как выразителя закономерности.

Мастера Кадашевского здания применили ордер в западноевропейском понимании. Но ордеру памятника присущи и национальные черты. Зодчий трактует его широко и свободно, как трактовали в середине ХVII в. Непринужденность, с какой мастер режет камень, располагает весь живописный декор на гладких поверхностях стен, также роднит этот храм с более ранней архитектурой се редины XVII в.

Верхний этаж, состоящий из апсид, четверика и трапезной, на уровне нижних окон не расчленен в кирпичной кладке на отдельные части. Однако части эти отделяются друг от друга декором. Он состоит из белокаменных колонн, стоящих рядом с кирпичной стеной верхнего этажа. Колонны поставлены в местах примыкания апсид и трапезной к четверику, а также на углах трапезной и в местах смыкания полукруглых апсид друг с другом. На колонны опирается трехчастный антаблемент, венчающий более низкие, чем четверик, односветные апсиды и трапезную. Эта система декора памятника имеет все членения ордера. Своеобразие ордера здания заключается также в профилях камней, из которых составляется ордер.

Профилированные камни называются на архитектурном языке обломами. Посмотрим, из каких обломов составляется ордерная система верхнего этажа. Колонна опирается на простой постамент в виде прямоугольника. Под постаментом имеется облом, носящий название «гусек». Сверху постамента также лежит профилированная плита, состоящая из трех обломов: гуська с двумя полочками. Непосредственно под фустом — телом колонны — имеется база, которая покоится на профилированной плите. Она состоит в нижней части из двух валиков, за ними идет скоция — выкружка, заглубленная в тело камня, а сверху нее — две полочки. Фуст круглых колонн (их тело) на одной трети высоты от низа членится валиком с полочкой. Вверху колонна завершена белокаменным же архитравом и фризом — двумя нижними частями антаблемента. Колонна и стена здания сверху венчаются мощным кирпичным карнизом.

Капители Кадашевского памятника очень своеобразны. Замечательно то, что они не одинаковы между собой по размерам, рисунку листьев и завитков, называющихся волютами. Необычно для каменной капители и то, что волюты в ней имеют сквозные прорези, а это характерно для дерева — более мягкого и податливого материала. Листья сверху волют сделаны толстыми и массивными, без прорезей, а нижние листья, у основания капители, изображены очень примитивно, без всякой деталировки.

Стенная плоскость трапезной и апсид, обрамленная колоннами и завершенная карнизом, смотрится как композиционно законченная форма, из которой вырастает четверик, значительно более высокий, чем боковые объемы. Еще большую самостоятельность и законченность стенным плоскостям трапезной и апсид придают большие прямоугольные окна, обрамленные пышными наличниками. Наличники окон завершаются фронтонами, они построены по строгой ордерной системе. Однако живописные капители, различные над каждой колонной, разнообразные формы полочек и карнизов, сложные по рисунку постаменты под колоннами придают всей этой системе национальный русский колорит.

Значительную роль в формировании образа здания играют богатые порталы, размещенные на южной и северной стенах четверика и на западной стене трапезной. Порталы привлекают наше внимание не только яркими пятнами из резного белого камня, но также изяществом формы. Они интересны взаимосвязью резных частей с гладкими, в сочетании которых проводится тот же принцип, что и во всем здании (рис. 67).

Рис. 67. Западный портал.

Портал — главная деталь сооружения. Через него люди проходят в интерьер здания. Он подготавливает к той пышности и блеску, который предстоит увидеть внутри. Особенно хорошо это чувствуется на резных колоннах. Толстый стебель виноградной лозы с листьями и сочными гроздьями плодов обвивает фуст (тело) колонны. Хорошо различаются декор — виноградная лоза и основа, поддерживающая ее. Этот момент мастер подчеркивает и в базе, стоящей под колонной. Выкружка в центре базы (скоция) зарезана в тело базы очень сильно; по своему диаметру скоция равна диаметру фуста колонны, а не декора. Все это создает впечатление, что виноградная лоза портала, подобно декору стен, отделена от тела колонны. И чтобы ярче подчеркнуть наличие двух основ, составляющих архитектурный образ портала, фуст колонны покрашен в глубокий вишневый цвет, а лоза — в желтый, под золото.

Развитие архитектурной темы декора, увязанного в единую систему, хорошо просматривается и на четверике, завершающем верхний этаж. Декор проходит через наличники окон, колонки, обрамляющие углы четверика, карнизы, завершенные симфонией гребешков. Над тем, как сделать оконные наличники, чтобы они были увязаны со всем остальным завершением над четвериком, обрамлением барабанов, русские архитекторы XVII в. размышляли задолго до рождения здания в Кадашах.

Это чисто русское явление, оно не занимало западных архитекторов.

Рис. 68. Два рядом расположенных наличника, верхняя часть которых налагается на карниз, имеют различную форму.

В середине XVII в. наличники окон просто накладывались поверх карниза и врезались в его тело. Таковы храмы Рождества в Путинках (на Дмитровке), Михаила Архангела в Овчинниковской слободе, палаты Аверкия Кириллова (рис. 68), хорошо известные храмы Подмосковья: Комягино, Поярково и др. (рис. 69). Совсем иначе увязан наличник окон с карнизом в более поздней церкви Адриана и Натальи на Мещанской. Зодчий, сделав над окнами раскреповку изразцовому карнизу, увязал верх наличника и раскреповку карниза шариком. Особенно выразительно обрамление углов четверика пучком из трех колонок, которые связаны с карнизом, венчающим весь четверик. Колонки эти были недоделаны; имея хорошо вытесанную базу и вал на высоте одной трети, они вместо капители завершены болванкой — необработанным куском белого камня (рис. 70).

Кстати, все белокаменные детали резали на месте. Эта система обрамления углов ведет свое происхождение от более ранней архитектуры, в которой углы объемов здания и стены украшались пилястрами, то есть плоскими выступами и полукруглыми колоннами. Как только началась тяга к пышности, на пилястрах стали делать прорези, которые затем постепенно переходили в колонки.

Рис. 69. Фасад храма в селе Поярково Московской области. Капитель и база портала имеют одинаковую форму.

Рис. 70. Архитектурно продуманная связь наличника окна с карнизом в церкви Адриана и Натальи на Мещанской улице.

Промежуточная ступень между пилястрой и пучками из трех полуколонок хорошо видна на соборе в Рождественском монастыре, где рядом с колонками сохранились остатки пилястр. Мастер кадашевского здания внес новое в систему декоративного решения углов здания. Стремясь к созданию самостоятельной системы декора, он вынул кладку за пучком угловых колонок четверика и поставил колонки на некотором расстоянии от стены.

«Воздушность». Зодчий здания в Кадашах придал ему «воздушность». Глядя на сооружение, представляя все сложности жизни той исторической эпохи, невольно начинаешь думать, что архитектор намеренно противопоставил яркий красочный образ здания нелегкой действительности. Разумеется, архитектурные идеи в ту эпоху столь прямолинейно не воплощались в практике, и мы лишь ассоциативно можем прочитать эту мысль в образе памятника. Но бунтующие светские черты и формы культового сооружения, вырвавшись из привычных общепринятых норм, провозглашают ранее немыслимые архитектурные истины. Зодчий создал образ и тонкого настроения, и глубокой эмоциональной силы. Произведения с такого рода чертежами ранее в архитектуре XVII в. не встречались.

Попытки, в основе которых лежит желание выразить через архитектурные образы, линии и организацию внешнего декора определенную социальную и религиозно-художественную идею, идут через всю вторую половину XVII в.

Большая выразительность памятника архитектуры связана с общим подъемом культуры и просвещения на Руси. Русскому государству, чтобы наладить четкую и организованную жизнь в новых условиях XVII в., нужны были люди высокой культуры. В XVII в. образование распространяется среди широкого круга дворянства и проникает в посадскую среду. Школы XVII в. преследуют в первую очередь практические цели — подготовку специалистов для тех отраслей знаний, которые были остро нужны государству: людей, знающих языки, — для дипломатической службы и для перевода иноземных книг; для борьбы с раскольничьей оппозицией в богословии нужны были «справщики» печатных книг — для продолжения никоновской деятельности по сличению богословских книг с греческими первоисточниками и по исправлению ошибок в их тексте.

Передовые люди русской культуры XVII в. — Симеон Полоцкий ⁷, Ф. М. Ртищев, Сильвестр Медведев ⁸, В.В. Голицын ⁹ и другие — старались привить широким кругам дворянства и посада христианский гуманизм, поднять в этой среде культуру и образованность. В 80-х годах XVII в. В.В. Голицын первый заговорил о необходимости освобождения крестьян. Открытие школ привело в конце XVII в. к распространению грамотности среди населения посада. Первая школа была открыта в 1640 г. в Андреевском монастыре. Если в 1677 г. под различными документами, подававшимися в приказы, было 36 процентов собственноручных подписей, то в 90-х годах — 52 процента. За вторую половину XVII в. Московский печатный двор издал 300 тысяч печатных букварей, около 150 тысяч учебных псалтырей и часословов, причем в некоторые годы тысячные тиражи раскупались в течение нескольких дней ¹⁰. Посадская сатира, возникшая в XVII в., резко высмеивала ханжество и все пороки тогдашнего общества ¹¹.

По просьбе царя Алексея Михайловича Симеон Полоцкий должен был наставить на путь истины «прениями», то есть беседой, непокорного Аввакума. Аввакум пишет: «...зело было стязание много: разошлися яко пьяные, не мог я поесть после крику». Аввакум записал, что Симеон дал ему такую оценку: «Острота, острота телесного ума, да лихо упрямство, а ее не имеют науки» ¹².

Борьба за светлый художественный реалистический образ проходит через все виды русского искусства. В иконописи ярко выражено стремление отойти от обязательной схемы, от «подлинника», от условности и символики, свойственной живописи XVI в. Художник стремится показать реальный мир и подлинную жизнь, не условные палаты и символический город, а город реальный, списанный с натуры, яркий и красочный ¹³.

Трактаты о живописи этого времени полны полемики со сторонниками символического направления в иконописи. Новые веяния в живописи появились уже в начале XVI в. Дьяк Висковатый в 1547 г. возражал против написания икон с отступлением от традиций икон Благовещенского собора в Московском Кремле¹⁴. В XVII в. такие «нарушения» приобретают более широкий размах. Вся живопись XVII в. полна борьбы за новый художественный образ. Больше всего приблизилась к реальной жизни станковая живопись, меньше черт реализма в монументальной¹⁵. Зато архитектура в своем роде смелее всех «превозмогла» средневековые неподвижные каноны.

В архитектурном образе памятника в Кадашах своеобразно отразилась полнота русской жизни того времени: и напряженная борьба идей, и утонченность человеческих чувств. Зодчий выразил духовную жизнь времени очень сложной системой архитектурных форм. Первое место в симфонии стенных плоскостей и ажура камня занимает декор.

Особенно ясна самобытность здания в Кадашах при сопоставлении его с архитектурным памятником Вознесения в Коломенском XVI в., тоже изысканным сооружением. В Коломенском памятнике доминирует вертикальное движение. Массы перетекают друг в друга, почти не имея горизонтальных делений, декор лепится по стенам, помогая им в стремлении вверх. Подобная нерасчлененность декора и объемов характерна и для собора Василия Блаженного (Покрова на рву), хотя в этом сооружении уже есть отчетливые горизонтальные тяги, которые усложняют стремление ввысь.

Еще выразительней горизонтальные членения подчеркиваются в шатровой архитектуре XVII в. — храмы в Медведкове и Троицком-Голенищеве. Здесь появляются тенденции к ярусности, которая в архитектуре XVI в. только зарождалась. В медведковском храме шатер отделяется от барабана, который имеет восьмигранную форму и поставлен на четверике, а углы его, как в деревянной архитектуре, украшены главками. Каменной культовой архитектуре нужно было пройти большой путь, прежде чем она приобрела четкую ярусность в постановке объемов. Она проявилась в 70-х годах XVII в. и прозвучала в здании в Кадашах, а нашла свое завершение в архитектуре 90-х годов.

Первый этаж здания в Кадашах сделан очень просто. Мощная стена с небольшими окнами украшена незатейливыми оконными наличниками и строгим карнизом. Лестница, видимо, также была проста. Некоторую живость и нарядность строгому этажу придавал парапет, шедший поверх карниза. Значение стены и всего сурового объема здесь настолько велико, что декор совсем отступает. Мастер ставит задачу создать нижний архитектурный план, который бы резко контрастировал с верхним этажом; второй этаж он хотел сделать центром внимания.

После каждого горизонтального членения, как бы прерывающего рост здания, декор обогащается. В этом единстве противоположных начал складывается определенная идейная направленность декора, а, следовательно, и всего сооружения. Во втором четверике, завершенном пятью барабанами, стоящими на первом, борьба вертикальных и горизонтальных членений еще более усложнена. Декор у подножия главы превратился в сплошной ажур. Сами объемы барабанов получили восьмигранную форму, разделенную колонками, стоящими на каждой грани этих пяти восьмериков.

Центральный барабан значительно выше боковых и имеет два света, вся группа в целом образует пирамидальную композицию. Получается живая масса, которая все время меняется по форме и колориту.

Колонны видны то на фоне неба, то на фоне другого барабана. Куски неба включены в композицию, переплетаясь с камнем. Кажется, что тяжелые массы по мере взлета их вверх теряют весомость и так возникает все это тонкое кружево. Барабаны, с одной стороны, устремлены ввысь, c другой — декор их дает ряд горизонтальных делений и тяг, усложняющих движение. Чем дальше уходят объемы от земли, тем все меньше в них тяжести, тем сложнее и прекраснее становится мысль, которую мастер выражает через кружевной ажур камня.

Зодчий памятника в Кадашах, стремясь облегчить и размельчить массы по мере взлета их вверх, делает профиль и резьбу все более мелкими, не считаясь с тем, что снизу они будут казаться еще более дробными. И действительно, верхние гребешки и весь сложный ажур у подножий барабанов подобен морcкой пене. Колонки барабанов зодчий ставит свободно, не соединяя их со стеной. Профили у основания барабана и карнизы, венчающие их, значительно более сложные и дробные, чем во всем здании. Они состоят из очень большого числа обломов и снизу читаются сплошной массой.

Обаяние здания в Кадашах в смелости форм, которая достигнута тонким сочетанием движения и покоя. Его архитектура проникнута глубокой человечностью и вызывает особый настрой чувств.

Народные традиции. Артистизм и аристократизм памятника, связанные со вкусами дворца и Оружейной палаты, великолепно сочетаются с народными традициями ¹⁶. Мы легко обнаруживаем в этом творении черты деревянного народного зодчества (рис. 71, 72). Излюбленные архитектурные образы древней Руси переносились на каменную архитектуру как более огнестойкие, а мастера научились строить из камня не хуже, чем из дерева. Специализация зодчего по материалу возникает сравнительно поздно. Новое здание создавалось, как мы говорили, «по образцу» старого. Примером того, как это делалось, является сооружение Остроезерского монастыря в селе Ворсме (под г. Горьким). Владелец Ворсмы князь Черкасский приказал, как мы отмечали, своему «крепостному архитектору Пашке Потехину» построить в монастыре собор «по образцу» храма в Кадашах.

Сохранению традиций способствовала и вся система обучения: будущий зодчий учился у мастера без предварительного прохождения какой бы то ни было школы. Каждый осваивал мастерство на практике, вбирая все, что ранее было создано, одновременно учась строить «по образцам». Такой порядок возведения новых зданий отнюдь не сковывал развитие строительного искусства.

Рис. 71. Царские врата в селе Пияла Онежского района Архангельской области.

Рис. 72. Царские врата памятника в Кадашах.

Архитектура XVII в., несмотря на преемственность форм, качественно иная, чем архитектура XVI в. В XVII в. начали строить другие общественные классы, со своим мировоззрением, с иным бытом и с особыми практическими и художественными задачами. Своеобразием архитектуры XVII в. стало широкое применение народных мотивов, хлынувших в нее мощным потоком. Причина этого заключалась в той роли, которую играли посадские люди в общественной жизни страны.

Бесстолпные храмы, впервые появившиеся на посадах, напоминавшие своей компоновкой масс деревянные хоромы, составленные из ряда клетей, в XVII в. становятся ведущими сооружениями. Декоративные народные мотивы, широко использованные сначала в посадских культовых постройках, затем перешли на боярские, дворянские и царские постройки. Широкое распространение на культовых сооружениях XVII в. галерей и приделов также связано с усвоением народных традиций, пришедших в каменную архитектуру из деревянного зодчества.

Верхи посада, обладавшие подчас огромными капиталами, были тесно связаны всеми своими корнями с широкой народной массой, но они близко стояли и к правительству, участвовали в решении ряда государственных вопросов. Именно посадскими людьми были созданы блестящие произведения архитектуры XVII в. В Москве на деньги «гостей» сооружены ведущие культовые памятники XVII в.: храмы Грузинской Божьей Матери, Воскресения в Кадашах, Николы Большой Крест, Успения на Покровке и другие (рис. 73).

Ярусная компоновка объемов, ставшая доминирующей и решающей в каменной архитектуре XVII в., впервые родилась в деревянной. Выделяя культовое здание из ряда других построек — башен и теремов, его рубили так, чтобы оно было видно издалека и своей маковкой возвышалось над лесом, поэтому один сруб ставили на другой. Высокие срубы, но без ярусных членений делали в крепостных башнях. Культовые же доминанты XVI в. чаще рубились с уступами. Зодчие культовых каменных сооружений старались смягчить остроту углов зданий, создать плавный переход форм, таким приемом выделяя храмовую архитектуру среди жилых домов, теремов и крепостных башен.

Постановка именно храма на подклети, то есть один этаж на второй, и «ходовые» вокруг паперти составляют древний прием постройки деревянных культовых зданий. Этот прием был перенесен на каменные сооружения в московском зодчестве. Новгородские, владимирские, раннемосковские храмы имевшие паперти и подклети. Но не было их в постройках итальянских архитекторов. Паперти в московской храмовой архитектуре окружали здание сначала с северной и западной сторон, как, например, в храме Грузинской Божьей Матери, потом с трех сторон, как в культовом здании Николы в Столпах, а затем с четырех, как в памятнике в Кадашах и храме Иоасафа-царевича в Измайлове.

Пышные обрамления окон на посадских культовых архитектурных памятниках, появившиеся в XVII в., взяты, надо думать, с богатых изб и деревянных хором, издавна имевших узорные резные наличники, а также с дворцов XVI в. Богатое узорочье и необычно широкая, свободная трактовка декоративных элементов связаны с народным вкусом и деревянной резьбой. Принцип этот был перенесен на декор каменных памятников. Узорочье создает цветные и скульптурные плоскости. Живописные возможности русского декора так велики, что даже три окна, различные по форме и размеру, расположенные рядом, кажутся красивыми.

Рис. 73. Посадское здание, построенное крепостным зодчим Потаповым.

Интерьер. Пышная и торжественная архитектура здания нравилась слобожанам своей роскошью, в которой проявлялась любовь кадашевцев ко всему яркому и сверкающему. Стены здания были выкрашены суриком; на красно-оранжевом фоне золотые главы, смотревшиеся то на фоне неба, то на фоне стены центрального барабана, поражали блеском и великолепием. Весь белокаменный декор был выкрашен в желтый цвет и смотрелся как золото. Швы между кирпичами на стенах здания были раскрашены голубцом. Это создавало впечатление, что все здание окутано легкой голубоватой дымкой. Небо как бы спустилось на землю, а сверкающая архитектура уходила в небо.

Рис. 74: а) фрагмент внешней стороны входной двери, видны следы чеканки;

б) фрагмент внутренней стороны двери, видны следы росписи.

Интерьер здания органически увязан с фасадом. Русские зодчие начиная со второй половины XVII в. стремятся создать архитектурный образ большой цельности: они упорно работают над увязкой его внешнего вида с внутренним пространством. Это хорошо прослеживается на архитектуре ряда посадских памятников.

Внешний вид Кадашевского памятника подготовлял зрителя к тому, что он увидит внутри (рис. 74, а, б).

Чтобы войти в здание, надо было сначала обойти его вокруг. Единство художественного образа не нарушалось, так как фасад сооружения и его интерьер взаимно дополняли друг друга. Зодчий, добиваясь силы и единства образа, как бы вынес иконостас на фасад: между резным в камне декором порталов и резным в дереве декоративном убранством иконостаса в интерьере нет почти никакой разницы. Добиваясь впечатления единства фасада и интерьера, архитектор так организовал декор, чтобы он соответствовал бесстолпному интерьеру. Пилястры, ранее членившие фасады, соответствовавшие в интерьере столбам, были затем механически перенесены на бесстолпные посадские сооружения.

На памятнике в Кадашах зодчий заменил ставшие ненужными пилястры окнами, наличники которых растянуты по всему фасаду, завязав их верхнюю часть, подобно колонкам, с карнизом.

Кульминационным пунктом замысла здания был интерьер верхнего этажа, к которому сходятся все нити. Три торжественные парадные лестницы приглашали слобожан внутрь и подводили к богатым резным порталам, с которых начиналось раскрытие интерьера перед зрителями. Основной вход в верхний этаж был по западной лестнице, через западные двери. Входивший попадал в низкую трапезную, убранство которой состояло из темперной росписи по стенам и сводам и резных золоченых деревянных киотов на восточной стене (рис. 75, 76).

Рис. 75. Иконостас храма в Кадашах.

Из затемненной, в один свет, трапезной слобожане попадали в двусветный четверик и останавливались перед ярко освещенным и сверкавшим позолотой пятиярусным иконостасом, занимавшим всю восточную стену. Яркие иконы написаны крупными мастерами Оружейной палаты — Петром Беляевым, Николаем Соломоновым, Петром Коробовым¹⁷. Впечатление усиливалось от красочной росписи стен. Торжественная служба, совершавшаяся в таком блестящем по своей архитектуре интерьере, при таком обилии первоклассной станковой живописи и художественной темперной росписи стен, захватывала всех присутствовавших. Яркие впечатления, возникавшие при посещении культового здания, позволяли человеку XVII в. забыть на время страшную, жестокую действительность, в которой он жил.

Складывавшееся централизованное государство под эгидой всевластного монарха, опираясь на официальную церковь, террором и казнями завоевывало себе незыблемое положение. Крупные народные восстания — «Медный бунт» ¹⁸, Степана Разина ¹⁹ и многие другие — были жестоко подавлены. Расправа с идеологической оппозицией выразилась в массовой казни в 1676 г. 150 соловецких монахов и монастырских «трудников» — «работных людей» из крестьян, не желавших «переменить» своей православной веры ²⁰, как им казалось, на «новую». Бессилие противников «новой веры» проявилось в самосожжениях в деревянных срубах вожаков «старой веры», имевших мужество отстаивать свои убеждения. В 1687 г., в год окончания постройки памятника в Кадашах, произошло подавление второго стрелецкого бунта. Ужасным пыткам на допросах и казни подверглись сторонники Софьи — Федор Шакловитый, Сильвестр Медведев и многие другие.

Рис. 76. Один из подклетов храма для хранения товаров, замурованный в земле.

Этим ознаменовалась последняя четверть XVII в. ²¹.

Только при наличии большого количества единомышленников был возможен такой массовый террор, сопровождавшийся подавлением личности насильственными методами и невероятной жестокостью. Стоит все это вспомнить, чтобы стало ясно, как нужно было высокое искусство, радостное и сверкающее, чтобы подняться, хотя бы на время, над кровавой правдой той жизни. Такой ценой покупалось поразительное единство культуры средневековой Руси.

Символика памятника в Кадашах. Бесплодны были бы наши попытки понять художественный образ какого-либо произведения древнерусского живописного искусства (росписей, фресковой живописи) без привлечения библейских повествований и богословских понятий, которые в этом произведении раскрываются. Нельзя до конца раскрыть и архитектурно-художественный образ, не уяснив символики, лежащей в его основе.

Наружный богатый декор в виде побегов виноградной лозы, оплетающей все здание, является художественно-скульптурным выражением притчи о виноградной лозе: «Я есмь истинная виноградная лоза... Я — лоза, а вы ветви. Как ветвь не может приносить плод сама собой, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во мне».

Символика виноградной лозы, оплетающей стены и колонны здания, имеет глубокое содержание: раздробленному на классы и сословия феодальному обществу с его экономической и социальной борьбой противопоставляется идеал органического единства, наподобие того, как это есть в растениях или в живых организмах. Средневековье мыслило, что этот идеал единства и мира между людьми уже достигнут самим фактом существования церкви. Но действительность древней Руси находилась в прямой противоположности с таким возвышенным представлением об обществе. Поэтому смысл притчи, воплощенной в декоре храма, как бы непрестанно напоминает о недостижимом идеале.

Рис. 77. Центрический храм Покрова в Филях, имеющий три лестницы, построенные в 1693 г. «по образцу» памятника в Кадашах.

Утилитарное назначение здания. Было бы ошибочно думать, что при планировке и постройке интерьеров здания перед зодчим стояли только эстетические и идеологические задачи. Важное место отводилось его утилитарному назначению. Архитектурной организацией интерьера сооружение теснее всего связано с бытом слободы, в интерьере отчетливо отражается жизнь народа и его вкусы. План памятника, а также ярусная постановка одного этажа на другой вызваны задачами не только композиционными, эстетическими и идеологическими, но и насущными хозяйственными потребностями жителей слободы.

Двухэтажные культовые постройки на посаде ставились довольно часто. Они появились, когда население посада увеличилось и дифференцировалось по своему социальному составу. Нижний этаж, где служили ранние обедни, по убранству более скромный, его и посещали слобожане победнее; верхний этаж, парадный и богатый, предназначался для поздних обеден и праздничных служб. Нижний был зимним и отапливался двумя изразцовыми печами; верхний — летний, без печей.

Здание в Кадашах имело и чисто хозяйственное назначение. Под алтарной частью есть древний подклет, служивший для хранения товаров. Так же как и алтарная часть здания, он состоит из трех отделений, сообщавшихся между собой. В каждое отделение ведут хорошо сохранившиеся в интерьере, но по фасаду испорченные (подводкой белокаменного цоколя) широкие двухэтажные двери на подставах. Этот подклет перекрыт сводами и имеет кирпичные полы. Они уцелели в северном отсеке.

Как видим, хозяйственная и религиозная жизнь феодальной Руси были тесно связаны.

Памятник в Кадашах — образец для подражания. Здание в Кадашах является памятником XVII в. еще не вполне сложившегося архитектурного стиля, получившего название «нарышкинское барокко». В последовавших за ним сооружениях зодчие брали от него все то новое, что он внес в развитие русской архитектуры, и довели его композиционные принципы до большей четкости.

В архитектурных памятниках в Филях и в Троицком-Лыкове благодаря трем лестницам, ведущим с севера, запада и юга на верхний этаж, подобно тому, как это впервые было сделано в Кадашевском здании, достигнута большая композиционная ясность (рис. 77).

Стремление к центричности композиции в архитектуре 9О-х годов уничтожило все дополнительные объемы и привело к возрождению древнего принципа: совмещения колокольни с основным зданием, как, например, в сооружениях, возникших в XV в., — в Ферапонтовом монастыре, в Троице-Сергиевской лавре, в Московском Кремле и в других местах. Однако один и тот же принцип организации здания дал совершенно различные художественные образы. Ради создания центричной композиции зодчий памятника в Кадашах отказался от колокольни при храме, которая, видимо, была в другом месте. Дошедшую до нас колокольню пристроили через семь лет, что сопровождалось сломом лестницы и привело к определенному искажению авторского архитектурного замысла.

Композиция объемов, называемая восьмериком на восьмерике, характерная для московского, или нарышкинского, барокко, впервые робко и незавершенно возникла в Кадашевском здании в виде четверика на четверике. Такой архитектурный прием, несомненно, связан с зодчеством середины XVII в., когда на сомкнутый свод ставились ложные кокошники, а на памятнике в Кадашах вместо кокошников был поставлен на пяты сомкнутого свода небольшой четверик. Таким образом, основной принцип компоновки объемов, характерный для московского барокко, всеми своими корнями связан с посадской архитектурой второй половины XVII в.

Архитектура конца XVII в, продолжает сохранять тонкость и изысканность форм, рожденных в Кадашах. Впечатление хрупкости и изысканности культовых зданий мастера 90-х годов достигают, так же как и зодчий Кадашевского памятника, уничтожением массивности объемов, богатым и сочным декоративным убранством, играющим значительную роль.

Но памятники 90-х годов, получившие все признаки развитого стиля от построек 80-х годов, уже отличаются новым пониманием декора. Он перестал играть ту огромную роль, которая ему придавалась на здании в Кадашах. Теперь декор подчинен объемам, он выявляет их форму, но не участвует в движении. Плавный, спокойный рост всего сооружения достигается четким выделением каждого объема, а также одинаковыми пропорциями этих объемов.

Второй строительный период. В 1695 г. у памятника в Кадашах были сломаны три лестницы, на месте западной поставлена изящная колокольня, прозванная в народе свечкой. С появлением колокольни здание окончательно приняло вид корабля и усложнилось по замыслу. Теперь движение вверх как бы замедлилось, и все сооружение несколько отяжелело. Его первоначальный образ существенно изменился, хотя здание и не потеряло своей художественной выразительности.

Колокольню и здание объединяет принцип четкой ярусности, проведенный в обоих сооружениях. Их связывает и единый постамент, который получился благодаря тому, что первый ярус колокольни объединен общей галереей с первым этажом здания.

На галерею возможно попасть только через лестницу у колокольни. Лестница прикрыла собой западный портал, а парапет галереи закрыл нижние части северного и южного порталов. На второй этаж памятника можно пройти под колокольней или сбоку, обойдя ее.

Создалась односторонняя западно-восточная ориентация массива здания, исчезла ясность и четкость первоначального замысла, связь интерьера с внешним миром усложнилась. Южные и северные порталы приобрели совсем иной характер, чем это было вначале. Западный портал стал восприниматься как главный, а два других — как второстепенные.

Перестроенный памятник нравился москвичам XVII в. не меньше, чем в своем первоначальном виде. Здание быстро нашло себе подражателей. Архитектор Потапов, поставив в 1698 г. церковь Успения на Покровке, умело использовал архитектурные особенности Кадашевского храма. Известный храм Успения на Покровке был последним блестящим явлением, завершившим собой развитие посадской архитектуры XVII в.

Дальнейшие перестройки Кадашевского здания во многом изменили его первоначальный облик, но они не лишили его того необычайного очарования, которое делает его гордостью не только Москвы, но и России. Памятник этот уже давно известен и за пределами нашей страны. Вокруг памятника сохранился почти весь архитектурный ансамбль XVII в., то есть слобода с ее древней планировкой и жилыми палатами, стоящими на узких улочках.

Зодчий. Кто же был зодчим каменного чуда? Имя его неизвестно. В XVII в. на Руси не было храмов с закрытыми, поставленными на стены, а не на арки обходными галереями — гульбищами. Это было недопустимо. Тем более недопустим был круговой обход по апсидам (алтарям) нижнего этажа. Но зато после постройки патриархом Никоном Воскресенского собора в Ново-Иерусалимском монастыре такое новшество разрешалось. Воскресенский храм был первым на Руси сооружением, в котором были построены гульбища над алтарной частью. Никон без изменений перенес архитектурные формы южной постройки VI в. — собора Старого Иерусалима — на свое любимое детище, которое сам строил. Это и заставляет нас искать автора здания в Кадашах среди близких к Никону людей, из числа его последователей.

Памятник в Кадашах — произведение зрелого, опытного мастера, хорошо знавшего и глубоко чтившего опального патриарха. Никон умер в 1681 г., возвращаясь из ссылки, а здание было заложено в 1687 г.

Из окружения Никона наше внимание привлекает старец Сергей Турчанинов, близкий друг Никона, не побоявшийся посещать его в ссылке в Кирилловом и Ферапонтовом монастырях, достроивший начатый Никоном Воскресенский собор. Не исключена возможность, что он даже ездил к Никону для получения указаний о достройке собора Ново-Иерусалимского монастыря. После смерти Никона все работы по Воскресенскому собору были официально поручены ему²².

Сергей Турчанинов родом кадашевец (умер в начале XVIII в.), так же как и его племянник, строивший надвратный храм. Книги Кадашевской слободы указывают, что Турчаниновы купили в 1679 г. двор в этой слободе на Якиманской улице, около храма, в середине XVII в. ²³. Сергей Турчанинов был хорошо известным мастером по литью колоколов. Эта профессия считалась тогда одной из самых трудных, требовала знания сложных конструктивных устройств. Колокольных дел мастер, несомненно, был также и зодчим. Потому его и назначили продолжателем строительства, начатого Никоном.

Возможно, что здание в Кадашах — его «лебединая песня», в которую он вложил не только недюжинный талант, но и, как единомышленник опального патриарха-реформатора, выразил его волю. Потому «каменная песня» нашла отклик в душах русских людей и разошлась новыми, подобными сооружениями по другим городам (рис. 78).

Рис. 78. Общий вид храма Воскресения после реставрации.

* * *

Туман времени окутал образ памятника в Кадашах. Скоро храму исполнится триста лет. Мы приложили много усилий, чтобы добыть из глубин архивов документы, собрать различные доказательства о художественной многозначности этой «каменной сказки». Но хочу подчеркнуть: храм в Кадашах — и сам свидетель далекой эпохи, свидетель замечательной градостроительной культуры наших предков, он — документ ее, он и воспитатель художественного вкуса многих поколений русских людей. Кадашевские мастера зажгли это «каменное пламя» над веками, проявив в нем ум, смелость, знание культуры других эпох и народов. Они выразили в камне свои представления о прекрасном. Вписали в центральные ансамбли Москвы удивительное сооружение, которое не только вызывает постоянное восхищение, но и зовет к непрестанному творчеству, к преобразованию мира по законам красоты.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ

¹ В. И. Шумов. Сведения о московских пожарах как источник истории археологии и топографии. Государственный Исторический музей (ГИМ). Отдел рукописей, № 2633/3; «Полное собрание русских летописей», т. 8. СПб., 1859, стр. 13.

² М. Н. Тихомиров. Древняя Москва XII —XV вв. М., Изд-во МГУ, 1947, стр. 6.

³ Г. В. Алферова. Сохраним памятники архитектуры. М., «Знание», 1971.

⁴ Г.В. Алферова. Читая каменную книгу. «Художник», 1967, № 3, стр. 39.

⁵  М. В. Алпатов. Всеобщая история искусств. М., «Искусство», 1955, стр. 312-313.

⁶ «Очерки истории СССР XVII века». М., Изд-во АН СССР, 1955, стр. 635.

⁷ В. В. Згура. Проблема возникновения барокко в России. В кн.: «Барокко в России». М., Изд-во Государственной академии художественных наук, 1926, стр. 13 - 43;
Н. И. Брунов. К вопросу о так называемом русском барокко, там же, стр. 43 — 56.

⁸  И. Е. Забелин. Домашний быт русского народа в XVI —XVII вв., т. II. М., 1895 — 1901, стр. 559 - 567; А. А. Мартынов. Государев Хамовный двор в московской Кадашевской слободе. В кн.: «Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете», кн. 2, т. 173. М., 1895, стр. 1; Р. П. Подольский. Государев Хамовный двор в Кадашевской слободе в Москве. В кн.: «Сообщения Института истории искусств», вып. I. М., Изд-во АН СССР, 1951, стр. 84; К. Базилевич. Кадашевцы, дворцовые ткачи полотен XVII века. В кн.: «Труд в России», кн. 2 - 12. Пг., Изд-во губернского союза профсоюзов, 1924, стр. 3 - 18; «Крепостная мануфактура в России», т. V, ч. III. Л., Изд-во АН СССР, 1932; С. В. Бахрушин. Ремесленные ученики XVII в. В кн.: «Труды Государственного Исторического музея», вып. III. М., 1926, стр. 101; А. Л. Якобсон. Ткацкие слободы в селе в XVII в. (Кадашево, Хамовники, Брейтово, Черкасове). М.— Л., Огиз, 1934; С. В. Первова. Государевы дворцовые слободы в Москве во второй половине XVII в, (Диссертация). М., 1947.

Глава I. ЧИТАЯ «КАМЕННУЮ КНИГУ»

¹  И. Э. Грабарь. О русской архитектуре. Исследования. Охрана памятников. М., «Наука», 1969.

² П. П. Покрышкин. Краткие советы по вопросам ремонта памятников старины и искусства. Псков, 1918.

Глава II. ПРОВЕРКА АЛГЕБРОЙ ГАРМОНИИ

¹  П. П. Покрышкин. Краткие советы для производства точных обмеров в древних зданиях. СПб., 1910. П. Н. Максимов, С. А. Торопов. Архитектурные обмеры. М., Изд-во Академии архитектуры, 1949.

² Центральный государственный архив г. Москвы. Материалы Духовной консистории, ф. 1212 (Замоскворецкий сорок), д. 1, л. 2.

³ Там же, л. 5.

⁴ Там же, л. 6.

⁵ Там же, л. 8.

⁶ Там же, л. 8., об.

⁷ Там же, л. 9.

⁸ Там же, л. 9, об.

⁹ Там же, л. 10.

¹⁰ «Рукопись М. А. Александровского». ГИМ. Отдел графики, ф. 104, тетрадь I, л. 2; «Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной Коллегии иностранных дел». М., 1813, ч. I, № 130, 1498 г., стр. 337.

¹¹ И. Е. Забелин. Материалы для истории археологии и статистики г. Москвы. М., 1884, ч, I, столбец 890.

¹² И. Е. Забелин. Материалы для истории археологии и статистики московских церквей, ч. II. М., 1891, § 210, стр. 261—263.

¹³ Там же, § 232, стр. 406.

^{14, 15} А. А. Мартынов, текст И. М. Снегирева. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества, т. 4. М., 1853, изд. 2-е, стр. 6.

¹⁶ С. Страхов. Московская Воскресенская, что в Кадашеве церковь в ее настоящем виде. М., 1895, стр. 3, 7, 8.

¹⁷ Макарий. Памятник церковных древностей. Новгородская губерния. СПб., 1857, стр. 449; С. В. Бессонов. Крепостные архитекторы. М., Изд-во Академии архитектуры, 1938, стр. 13.

¹⁸ Н. Воскресенский. Десятилетие Московской Воскресенской, что в Кадашеве церкви. М., 1904, стр. 11—28.

¹⁹ Центральный Государственный исторический архив СССР в г. Ленинграде (ЦГИА), ф. 1293, оп. 352, д. 189, л. 1.

Глава III. ВОЗРОЖДЕНИЕ БЕЛОКАМЕННОЙ
КРАСАВИЦЫ

¹ «Древности». Труды комиссии по сохранению древних памятников. Императорское Московское археологическое общество, т. 1—6. М., 1907—1915. Материалы, связанные с исследованием, обмерами и ремонтно-реставрационными работами Кадашевской церкви помещены в следующих томах: т. I, стр. 79; т. IV, стр. 85, 91, 220, 239; т. V, стр. 67; т. VI, стр. 2 и 29. Здесь же материалы, касающиеся ремонта колокольни в 1874 и 1914 гг.

² Д. В. Розов. Ансамбль палат Аверкия Кириллова. Архитектурные памятники Москвы XVI —XVII вв. М., Изд-во Академии архитектуры, 1947, стр. 76.

Глава IV. ТВОРЦЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ЧУДА

¹ П. П. Смирнов. Посадские люди, их классовая борьба до середины XVII в., т. I. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1947, стр. 8-9; Ю. Р. Клокман. Город в законодательстве русского а6солютизма во второй половине XVII — XVIII вв. Абсолютизм в России XVII-XVIII вв. М., «Наука», 1964, стр. 322; С. К. Богоявленский. Некоторые статистические данные по истории русского города XVII ст. М., 1898, стр. 13.

² М. М. Богословский. Состав московского населения в ХVI - XVII вв., см. сб. «Москва в ее прошлом и настоящем». Выпуск 3, ч. II, б/г, стр. 55; А. И. Яковлев. Приказ сбора ратных людей 1637 — 1653. М., 1917, стр. 257-260.

³ П. П. Смирнов. Посадские люди, их классовая борьба до середины XVII в., т. II. М. 1948, стр. 224.

⁴ С. К. Богоявленский. Московские слободы и села в XVII веке. М., стр. 128-129.

⁵ Там же, стр. 118.

⁶ Там же, стр. 119.

⁷ П. П. Смирнова. Посадские люди, их классовая борьба до середины XVII в., т. I. М. 1947, стр. 272.

⁸ С. В. Первова. Государевы дворцовые слободы в Москве во второй половине XVII в., стр. 210.

⁹ П. В. Сытин. Из истории московских улиц. М., «Московский рабочий», 1948, стр. 148, 150.

¹⁰ П. П. Смирнов. Московские ткачи XVII в. и их привилегии. Жалованные грамоты Кадашевской и Хамовной слобод 1623 — 1648 гг. Ташкент, 1928, стр. 13.

¹¹ «Собрание государственных грамот и договоров», ч. I, № 144. М., 1813, стр. 390.

¹² ЦГАДА, Центральный государственный архив древних актов, ф. 398, д. 899.

¹³ Там же, л. 2.

¹⁴ П. П. Смирнов. Московские ткачи XVII в. и их привилегии, стр. 16-17.

¹⁵  И. Е. Забелин. Материалы для истории археологии и статистики г. Москвы, ч. II, столбец 1243 — 44.

¹⁶ ЦГАДА, ф. 141, д. 13, связка 56, 1627 г., л. I.

¹⁷ Там же. ф. 141. д. 85, связка 153, 1648 г.; д. 86. связка 153, 1642 г. ; д. 80, ч. I и II, 1631 г.; д. 12, связка 150, 1642 г.

¹⁸ Там же, ф. 141, оп. 5, 1679 г., д. 208, л. 3-4.

¹⁹ ЦГАДА, ф. 396, д. 900, «Строильная книга Кадашевской слободы середины XVII века», там же, д. 901, 1959 г. «Переписная книга Кадашевской слободы».

²⁰ Там же, ф. 396, д. 898. «Переписная книга Кадашевской слободы за 1681-1682 гг.», л. 46, об.

²¹ «Дополнение к актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссией», т. III, СПб., 1848, № 47, стр. 153 — 155.

²² Земельные участки первоначально раздавались ткачам для посева на них льна, позднее лен привозили, а земельные участки стали использоваться под огороды.

²³ Г. К. Котошихин. О России в царствование Алексея Михайловича, изд. III. СПб., 1884, стр. 120.

²⁴ ЦГАДА, ф. 396, д. 899, л. 31, об.

²⁵ Г. К. Котошихин. О России в царствование Алексея Михайловича, стр. 120.

²⁶ ЦГАДА, ф. 396, «Приходо-расходные книги белой казны», д. 893 (1626-1642 гг.); д. 894 (1642-1645 гг.); д. 896 (1672-1683 гг.); д. 897 (1683-1696 гг.).

²⁷ ЦГАДА, ф. 396, оп. 19, д. 31498, 1695, столбцы л. I; кн. 923, л. 26, об.; д, 242, 1662г.

²⁸ И. Е. Забелин. Домашний быт московских цариц. М, 1869, стр. 560.

²⁹ Там же, стр. 663-664; ЦГАДА, ф. 396, оп. I, д. 3161, л. 127, об.

³⁰ С. П. Первова. Государевы дворцовые слободы в Москве во второй половине XVII в., стр. 208-210.

³¹ И. Е. Забелин. Домашний быт русского народа, т. II. М., 1901, стр. 561.

³² ЦГАДА, ф. 396, столбец 29433, 1691 г.

³³ И. Е. Забелин. Домашний быт русского народа, т. II, стр. 567.

³⁴ Там же, стр. 566.

³⁵ ЦГАДА, ф. 396, оп. 4, 1650, д. 3983, л. I, об.

³⁶ Крепостная мануфактура в России, т. V, ч. III, стр. 48, 93 — 95, 125, 135-136, 143-144.

³⁷ ЦГАДА, ф. 396, оп. 9, столбцы 11209, 1667 г., л. 2.

³⁸ Крепостная мануфактура в России, т. V, ч. III, стр. 110. Челобитная Гаврила Алексеева о невзятии его в Конюшенную Овчинную слободу. 1645 г.

³⁹ ЦГАДА, ф. 396, оп. 4, д. 3161, л. 58.

⁴⁰ «Московская деловая и бытовая письменность XVII века». М., «Наука», 1968, стр. 52, 53, 63, 65, 67, 70-74, 77-79, 84, 85-94, 102.

⁴¹ ЦГАДА, ф. 396, кн. 9, 14, л. 4, об.

⁴² Там же, ф. 396, кн. 9, 14, л. 79, об.; л. 80, об.

Глава V. ИСКУССТВО СТРОИТЬ НА РУСИ

¹ «Генеральный план реконструкции города Москвы». М., «Московский рабочий», 1936, стр. 49, 50, 55.

² Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки XVI в. Опыт исторического исследования. СПб., 1888, стр. 73; Н. А, Бакланова. Обстановка московских приказов XVII века. См.: «Труды Государственного Исторического музея», вып. 3. М., 1926, стр. 53-100.

³ «Пискаревский летописец». Материалы по истории СССР, т. II. Документы по истории XV-XVII вв. М., Изд-во АН СССР, 1955, стр. 143-144.

⁴ В. И. Шумов. Сведения о московских пожарах как источник истории археологии и топографии, стр. 72.

⁵ ЦГАДА, ф. 210. Разрядный приказ. Московский стол, столбцы, 1632 г., д. 84, л. 104.

⁶ «Переписные книги г. Москвы 1638 г.», т. I. М., 1881, стр. 2.

⁷ Там же, стр. 4. «Опись Москвы после пожара 1629 г.». Журн. «Красный архив». М.- Л., Госиздат, 1940, т. 4/100, стр. 197 — 227.

⁸ ЦГАДА, ф. 210. Разрядный приказ, Московский стол, кн. 24, 1629 г., л. I.

⁹ ЦГАДА, ф. 210. Разрядный приказ. Московский стол, столбцы, д. 84, л. 2, об.

¹⁰ И. М. Снегирев. Москва. Подробное историческое и археологическое описание города, т. I. М.. 1865, стр. XXII. В. И. Шумов. Сведения о московских пожарах как источник истории, археологии и топографии, стр. 7-8.

¹¹ Там же.

¹² Г. В. Алферова. «А до государеву указу городьбы ставити не велеть». «Наука и жизнь», 1968, № 8, стр. 94.

¹³ ЦГАДА, ф. 210, столбец 82, столбик I, л. 119, 1638 г. Московский стол, столбец 137, л. 243 — 245; «Книга Московского стола», д. 5, 1640 — 1641 гг., л. 197; ф. 141, д. 49, 1637 г., л. I. Указ о привлечении пленных татар к строительству Земляного вала в Замоскворечье.

¹⁴ М. Н. Тихомиров. Средневековая Москва в XIV —XV вв. Изд-во Московского ун-та, 1957, стр. 53, 54, 62 — 66.

¹⁵ Барон С. Герберштейн (1488 — 1566). Записки о Московии. СПб., 1866, перевод И. Ананимова, стр. 96.

¹⁶ А. В. Бунин, М. Н. Ильин, М. Н. Шквариков, С. Н. Поляков. Градостроительство. М., Изд-во Академии архитектуры СССР, 1945, стр. 288 — 290; В. Л. Орлеанский. Планировка и реконструкция Москвы, под ред. В. А. Шкварикова. М,, Изд-во Академии архитектуры СССР, 1939, стр. 7- 11.

¹⁷ Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в России, вып. 4. СПб., 1898, стр. 169-170.

¹⁸ С. А. Клепиков. Библиография печатных планов г. Москвы XVI — XIX вв. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 27-28; П. П. Гольденберг. «Загадка Петрова чертежа — первого русского плана Москвы». «Наука и жизнь», 1968, № 8, стр. 92 — 93; П. В. Сытин. История планировки и застройки Москвы. Материалы и исследования, т. I. М., «Московский рабочий», 1950, стр. 64; 260 (вкладка).

¹⁹ П. П. Гольденберг. Русские картографы, составители первого чертежа Москвы. Журн. «Проблемы советского градостроительства», 1952, № 3, стр. 144 — 150.

²⁰ Разрядный и Земский приказы.

²¹ Н. И. Фальковский. Чертежи полоцкой земли в русских городах XVI в. В кн.: «Труды по истории техники», вып. I. М.— Л., Изд-во АН СССР, 1952, стр. 120; «Книга большому чертежу», под ред. К. Н. Сербиной. М. - Л., Изд-во АН СССР, 1950, стр. 4.

²² «Акты исторические, собранные и изданные Археологической комиссией», т. III. СПб., 1841, § XXXVII, стр. 116, 1643 г.

²³ «Рукопись М. А. Александровского», л. 25. ГИМ.

²⁴ М. Г. Рабинович. Гончарная слобода в Москве XVI —XVIII вв. В кн.: «Материалы и исследования по археологии СССР», № 7, т. I. М.— Л., Изд-во АН СССР, 1947, стр. 55.

²⁵ «История древностей российских», кн. 3. М., 1838, стр. 35-86.

²⁶ М. Н. Тихомиров. Средневековая Москва в XIV —XV вв., стр. 203-204.

²⁷ М. П. Кудрявцев. Анализ архитектурно-пространственной композиции Москвы XVII века (диссертация), стр. 18.

²⁸ «Временник дьяка Ивана Тимофеева». В кн.: «Русская историческая библиотека», т. XIII. Л., 1925, стр. 341—342; М. Ильин. Проект перестройки центра Московского Кремля при Борисе Годунове. В кн.: «Сообщения Института истории искусств», № I. М.- Л., Изд-во АН СССР, 1951, стр. 79 — 81.

²⁹ «Русская историческая библиотека», перевод М. Н. Тихомирова, т. XIII, стр. 341-342.

³⁰ «Сказание Авраама Палицына». В кн.: «Русская историческая библиотека», т. XIII. Л., 1925, стр. 522.

³¹ Н. Д. Виноградов. Кремль Златоверхий. «Советское искусство», 1945, № 41 (973).

³² «Русская историческая библиотека», т. XIII, стр. 340.

³³ Г. Н. Мокеев. Москва — памятник древнерусского градостроительства. «Наука и жизнь», 1969. № 9, стр. 30.

³⁴ Г. Розенкампф. Обозрение Кормчей книги в историческом виде, изд. 2. М., 1839; Я. Н. Щапов. Древнерусские княжеские уставы и церковь в феодальном развитии Руси X-XV вв. История СССР, т. III. М., «Наука», стр. 125; «Новые списки кормчих книг, содержащие «Русскую Правду». История СССР, т. 2. М., Изд-во АН СССР, 1964, стр. 100; «Церковь в становлении древнерусской государственности». «Вопросы истории», 1969, № 11, стр. 55.

³⁵ М. Я. Сюзюмов. О трактате Юлиана Аскалонита. В кн.: «Собрание статей по истории древнего мира и средних веков», вып. 3, ч. 1. Свердловск, 1960.

³⁶ М. В. Левченко. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., Изд-во Академии наук СССР, 1956, стр. 17.

³⁷ М. И. Бенеманский. Закон градский, значение его в русском праве, ч. II. М., 1917, стр. 237 — 240; Г. А. Алферова. Кормчая книга, как ценнейший источник древнерусского градостроительного законодательства. Ее влияние на художественный облик и планировку русских городов. См.: «Византийский временник», т. 35. М., «Наука», 1973, стр. 195.

Глава VI. КАДАШЕВО-ЗАПОВЕДНЫЙ УГОЛОК
СРЕДНЕВЕКОВОЙ МОСКВЫ

¹ С. К. Смирнов. Биография князя Дмитрия Михайловича Пожарского. М., 1852, стр. 18; В. И. Шумов. Сведения о московских пожарах как источник археологии и топографии, стр. 71.

² ЦГАДА, ф. 396, д. 899, 1631-1632 гг., лл. 2, 6 об., 11, 15, 19, 24 об., 29, 33, 41 об.

³ И. Е. Забелин. Материалы для истории археологии и статистики московских церквей, § 210, стр. 261—262.

⁴ А. А. Мартынов. Государев Хамовный двор в московской Кадашевской слободе, стр. 9, 10.

⁵ ЦГАДА, ф. 396, д. 899, лл. 14, 46 об., 47, 39, 44 об., 30 об.

⁶ А. Н. Сперанский. Очерки по истории Приказа каменных дел Московского Государства. М., Изд-во РАНИОН, 1930, стр. 216.

7 Н. Н. Кашкин. Родословные разведки, т. I. СПб., 1912, стр. 347.

⁸ ЦГАДА, ф. 396, оп. 17, д. 28935, 1690 г., л. 14.

⁹ Там же, кн. 919, л. 4 об.

¹⁰ Там же, кн. 912, л. 107, об.

¹¹ Там ж е, кн. 919, л. 54 об., 55, 55 об.

¹² Там же, оп. 7, 1668 г., столбец 8162, л. I.

¹³ А. А. Мартынов. Государев Хамовный двор в московской Кадашевской слободе, стр. 7.

¹⁴ Там же, стр. 8.

¹⁵ Р. П. Подольский. Государев Хамовный двор в Кадашевской слободе в Москве, стр. 90 — 94.

¹⁶ А. А. Мартынов. Государев Хамовный двор в московской Кадашевской слободе, стр. 9—11.

¹⁷ ЦГАДА, ф. 141, д. 267, л. I, 1691 г. Судное дело мостового каменных дел строителя старца Филарета.

¹⁸ ЦГАДА, ф. 150. (О съезде иностранцев в Россию), д. 6, 1643 г (О приезде в Москву из Страсбурга палатного мастера И. Кристлера и о составлении им проекта постройки Большого каменного (Всехсвятского) моста через реку Москву).

¹⁹ И. Э. Грабарь. История русского искусства, т. II. Допетровская эпоха. М., 1909, стр. 148.

²⁰ М. Беляев. Исторические сведения о Московской, Замоскворецкого сорока, церкви Григория Неокесарийского при Полянке церкви с ея причтом и приходом. М., 1894, стр. 14 — 16, 22.

Глава VII. О ПАЛАТАХ, ТЕРЕМАХ, ТКАЦКИХ
И ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ДВОРАХ

¹ ЦГАДА, ф. 210. Разрядный приказ. Приказного стола столбцы, д. 195, л. 239, 240, 241.

² Там же, л. 242.

³ Там же, л. 241, 243.

⁴ Там же, л. 240.

⁵ Там же, л. 11-13.

⁶ Там же, д. 1116, 1688 г., л. 116.

⁷ Там же.

⁸ ЦГАДА, ф. 9, оп. 91. Кабинет Петра 1, кн. 54, 1-е отделение, л. 75; «Полное собрание законов Российской империи». СПб., 1830, т. IV, 1730 г., № 2591; п. 63, т. V, 1718 г., № 3147.

⁹ Е. Белецкая, Н. Крашенинникова, Л. Чернозубова, И. Эрн. Образцовые проекты в жилой застройке русских городов XVIII — XIX вв. М., Государственное изд-во литературы по строительству, архитектуре и строительным материалам, 1961.

¹⁰ ЦГАДА, ф. 396, кн. 928, л. 27, 28, 28 об.

¹¹ Там же, л. 83, об.

¹² Там же, кн. 924, л. 63.

¹³ Там же, л. 26.

¹⁴ Там же, л. 45.

¹⁵ Там же, кн. 924, л. 42, об.

¹⁶ Там же, л. 15.

¹⁷ Там же, л. 11.

¹⁸ Там же, д. 919, 1960 г., л. 21, об., 22.

¹⁹ Этот дом в XVII в. принадлежал «Герасиму Костянтинову» (ЦГАДА, ф. 396, д, 901, 1659 г,, л, 123, об.); в 1772 г. им владел Голубев (ГИМ, ф. 440, д. 995, л. 65).

²⁰ Этот дом в XVII в. принадлежал Гусятниковым. (ЦГАДА, ф, 396, 1659 г., д. 901, л. 2; д, 900, л. 59; д. 899, 1682 г., л. 7, об.). В 1816 г. дом принадлежал Д. И. Грачеву, затем Константинову, позднее Григорьеву (Архив Главного архитектурно-планировочного управления, д. 189, л. 190).

Глава VIII. АНСАМБЛИ ПОСАДА

¹ М. П. Кудрявцев. Композиция Москвы (диссертация). М.

² Н. Е. Мнева. Искусство Московской Руси. Вторая половина XVI — XVIII вв. М., «Искусство», 1965, стр. 135—151.

³ Церковь, со времен Византии и древней Руси возглавляемая патриархом, была государством в государстве. В 1678 г. в церковном владении было около 13% всех дворов в стране. См.: «Церковь в истории России IX в. -1917 г.». М.—Л., «Наука», 1967, стр. 147;
А. А. Зимин. О политических предпосылках возникновения русского абсолютизма. В сб.: «Абсолютизм в России XVII- XVIII вв.». М. Изд-во АН СССР, 1964, стр. 30; «Кормчая книга». М., Московский печатный двор, 1650, л. 149.

⁴ Е. С. Овчинникова. Трактаты об искусстве Иосифа Владимирова. В кн.: «Древнерусское искусство XVII века». М., «Наука», 1964, стр. 9-23.

⁵ «Мастера искусств об искусстве», т. IV. М., ИЗОГИЗ, 1937, стр. 19.

⁶ А. М. Панкратова. Формирование пролетариата в России. XVII--XVIII вв. Изд-во АН СССР, 1963, стр. 103.

⁷ «Описание документов и дел, хранящихся в архивах священного Синода», т. II. СПб., 1849.

⁸ «Церковь в истории России IX в.— 1917 г.», стр. 158. М. В. Толстой. Рассказы из истории русской церкви. Кн. I. М., 1887, стр. 532. Степан Разин посылал к опальному Никону ходоков, предлагая ему идти в его стан. См.: «Акты исторические, изданные и собранные Археографической комиссией», т. IV. СПб., 1842, № 109, стр. 253. Никон стремился к большой пышности в богослужении и архитектуре, что мы наблюдаем и в посадском зодчестве.

⁹ Г. В. Алферова. К вопросу о строительной деятельности патриарха Никона. В кн.: «Архитектурное наследство», № 19. М., Стройиздат, 1969, стр. 30.

¹⁰ «История русской литературы», т. I. М.— Л., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 333-344.

¹¹ «Повесть о зачале Московского царства». В кн.: М. Н. Тихомиров. Средневековая Москва в XIV —XV вв. Приложение, стр. 209 — 222.

¹² «История русского искусства», т. IV. М., Изд-во АН СССР, 1959, стр. 345 — 505. Это явление, видимо, связано с развитием в XVII в. портрета.

¹³ М. А. Александровский. Указатель московских церквей. М., 1915, стр. 25, § 180; стр. 14, § 84; стр. 18, § 113; стр. 20, § 132; стр. 24, § 169; И. Е. Забелин. Материалы для истории археологии и статистики г. Москвы, т. I, стр. 885, 889, 890, 891.

Глава IX. ТАЙНА ГАРМОНИИ

¹ Б. П. Михайлов. Основные формы гармонии в архитектуре. В кн.: «Сборник статей по творческим вопросам», т. I. М., Изд-во Академии архитектуры СССР, 1945.

² «Церковь в истории IX в.— 1917 г.», стр. 152 —153; П. Н. Плеханов, Соч., т. XX. М., Изд-во Ин-та К. Маркса и Ф. Энгельса, 1925, стр. 331-362.

³ «История о вере и челобитная о стрельцах Саввы Романова». В кн.: «Летопись русской литературы и древности», т. V. М., 1863, изд. 3, отделение II, стр. 111-148.

⁴ ЦГАДА, ф. 141, д. 300, 1672-1676 гг., л. 238, 240, 240, об. По указу Алексея Михайловича в 1672 г. на Борисовом дворе Прислонского были построены три храма с гульбищами, обходившими их вокруг, и тремя лестницами: Тихвинский, Никольский, Варлаама Хутынского.

⁵ Т. И. Райнов. История науки в России XI -XII вв., ч. I — III. М., Изд-во АН СССР, 1940.

⁶ Виньола Джакомо Бароцци. Правило пяти ордеров. М., Изд-во Академии архитектуры, 1939.

⁷ Л. Н. Майков. Симеон Полоцкий. В кн.: «Древняя и новая Россия», т. III. СПб., 1875, № 9-12, стр. 367.

⁸ И. Козловский. Сильвестр Медведев. В кн.: «Очерки по истории русского просвещения и общественной жизни в конце XVII в.». Киев, 1895, стр. 80.

⁹ М. Н. Погодин. Кто первый имел мысль об освобождении крестьян с земельных наделов. О князе Василии Васильевиче Голицыне. Журн. «Складчина», СПб., 1874, стр. 145, 150-151.

¹⁰ А. М. Сахаров, А. В. Муравьев. Очерки русской культуры IX -XVII вв. М., Учпедгиз, 1962, стр. 263 — 340; «Очерки истории СССР, XVII в.», стр. 555, 565-568; «Документы о печатаньи книг и грамот в 1694 г.», изд. Н. П. Лихачевым. СПб., 1895.

¹¹ В. П. Андрианова-Перетц. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII века. М — Л., Изд-во АН СССР, 1937, стр. 7 — 8, 107, 191.

¹² «Летопись русской литературы», изд. Н. Н. Тихонравовым, т. V. М., 1863, отделение III, стр. 116—117.

¹³ «Трактат И. Владимирова». В кн.: «Мастера искусств об искусстве», т. 4, стр. 22, 23; «Трактат Симона Ушакова», там же, стр. 27, 28.

¹⁴ Ю. А. Лебедева. Древнерусское искусство X —XVII вв. М., Учпедгиз, 1962, стр. 11 -12.

¹⁵ «История русского искусства», т. IV. М., Изд-во АН СССР, 1959, стр. 345-467.

¹⁶ Н. Н. Шервуд. Скульптура, живопись, архитектура и орнамент. Опыт исследования законов искусства. М., 1895, стр. 136-139.

¹⁷ А. А. Мартынов. Текст М. М. Снегирева. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества, изд. 2, ч. 4. М., 1853, стр. 12.

¹⁸ ЦГАДА. Разрядный приказ, ф. 210. О народном восстании в Москве в 1648 г. Белгородский стол, д. 283, д. 298, д. 606; Приказной стол, д. 261. О Медном бунте 1662 г. Записная книга Московского стола, д. 12; Приказной стол, д. 327, д. 959, д. 990; Московский стол, д. 398; Новгородский стол, д. 188; Белгородский стол, д. 465, д. 497, д. 540, д. 563, д. 1103.

¹⁹ Там же. О доставке в Москву Степана Разина и его сторонников. Московский стол, д. 445, 1671 г. «Объявление в Москве всяких чинов людям о победе над Степаном Разиным». Белгородский стол, д. 721.

²⁰ Н. М. Никольский. История русской церкви. М., Изд-во «Атеист», 1930, стр. 106-127.

²¹ «Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках». СПб.. 1888-1893, т. 1-4.

²² Леонид (Кавелин Л.). Историческое описание ставропигиального Воскресенского Ново-Иерусалимского именуемого монастыря, составленного по монастырским актам. М., 1876, стр. 18; Леонид. Краткое историческое сказание о Начале и Устроении Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. (Монастырская рукопись, 1750). М., 1872, стр. 29, 30.

²³ ЦГАДА, ф. 396, кн. 924, л. 48, 1679 г. Турчаниновы упоминаются в книге 912 за 1680 г., л. 20, 20, об., 27.

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский