РусАрх - Барановский П.Д. Собор Пятницкого монастыря в Чернигове. Все права сохранены.

РусАрх

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

Источник: Барановский П.Д. Собор Пятницкого монастыря в Чернигове. Все права сохранены.

Воспроизведено в кн.: Петр Барановский. Труды, воспоминания современников. Сост. Ю. А. Бычков. М., 1996. Все права сохранены.
Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: www.w3.org. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2007 г.

П.Д. Барановский

СОБОР ПЯТНИЦКОГО МОНАСТЫРЯ В ЧЕРНИГОВЕ

Чернигов, один из старейших городов древней Руси, некогда столица Северского княжества, где сохранилось значительное количество архитектурных памятников большой древности, был подвергнут немцами в дни Великой Отечественной войны жесточайшей бомбардировке, имевшей целью стереть город с лица земли. При этом погибли все музеи, исторические и художественные ценности и архивы, жестоко пострадали от огня все архитектурные памятники, среди которых наиболее поврежден собор Пятницкого монастыря.

Собор Черниговского монастыря, больше известный под названием Пятницкой церкви на Красной площади (иначе — на Старом базаре, или же на Пятницком поле), принадлежит к числу тех памятников древнерусской архитектуры, которые вследствие позднейших крупных перестроек настолько изменили свой облик, что под новой внешностью почти невозможно разглядеть их подлинные черты, определяющие характерные особенности эпохи и стиля. Большинство древнейших наших памятников скрыты или изуродованы вековыми наслоениями — под облицовками, штукатурками и окрасками. Архитектура Киева, Чернигова, Смоленска и ряда других центров древней культуры только в наши дни начала понемногу выявляться в научно-исследовательских работах с проведением зондажей или научной реставрации.

В течение предшествовавшего столетия реставрация памятников явилась средством возобновления здания по преимуществу для практических, а не научных целей и потому не позволяла разработать и применить вполне научный метод в восстановлении и точном исследовании архитектурных памятников. По этой причине и собор Пятницкого монастыря в Чернигове, не имеющий точной летописной датировки и капитально перестроенный в конце XVII в., сохранивший лишь незначительные черты древности в обработке алтарных апсид, не являлся памятником, научно определенным и документированным. Ни одному из исследователей последних десятилетий не удалось проникнуть под толщу его штукатурок и различных перестроек, и он, по существу, оставался совершенно неизученным.

Среди других памятников Чернигова, относящихся к первой четверти XI в., Пятницкий храм обычно ставился по своему значению на пятом месте и совершенно различно определялся историками искусства и археологами.
Пышная обработка XVII в., в которой собор дошел до нас, невольно привлекала к себе внимание своим эффектным, помпезным стилем украинского барокко. Такой вид собор приобрел в конце XVII в. при перестройке на средства известного мецената и деятеля по восстановлению памятников черниговской старины полковника, генерального обозного Василия Дунина-Борковского1. До этих перестроек о Пятницком монастыре и его соборе имеются очень скудные сведения, и то относящиеся только к середине XVII в.
Конец XVII в. был замечательной эпохой культурно-национального возрождения на Украине и особенно в Чернигове, ближайшем к Московскому государству городе. Это время таких известных деятелей просвещения, как архиепископ Лазарь Баранович, архимандрит и восстановитель Елецкого монастыря Иоанникий Голятовский, архиепископ Иоанн Максимович и др. В эту эпоху на Украине зародилось новое архитектурное течение, получившее самостоятельный характер и именуемое украинским барокко.

Пятницкий собор, имевший традиционный план крестово-купольного здания в виде прямоугольника (12,3 х 11,3 м) с примыкающими тремя алтарными апсидами и четырьмя столбами, несущими своды и главу, был во время переделок обнесен с трех сторон пристройками, была надстроена глава (что увеличило первоначальную высоту на 8 м), надложены сверх стен массивные и пышные барочные зубчатые фронтоны, окна расширены и пробиты новые, пилоны внутри храма сделаны обтеской более тонкими, и стены оштукатурены, фасадная обработка срублена, и с внешней стороны стены, как и глава, получили облицовку и штукатурку в формах, присущих барокко2. Все это значительно укрупнило храм, но почти полностью стерло внешние следы его древности, кроме части обработки на алтарных апсидах, и дало ему новый своеобразный облик и значение одного из характерных представителей украинского барокко. Из дальнейшей истории монастыря известно, что здание храма подвергалось изменениям после пожаров, случившихся в 1750 и 1862 гг. В 1786 г. монастырь был закрыт, все его постройки, кроме собора, были снесены, и собор существовал уже как приходская Пятницкая церковь с пристроенной в 1820 г. колокольней и в 1850 г. — новыми приделами3.

Датировка Пятницкого храма в трудах ряда ученых, касавшихся в течение последних 150 лет этого вопроса с точки зрения истории или истории искусства4, за отсутствием летописных данных устанавливалась весьма различно. Первоначальное время его постройки определялось началом XII (1115 г.) — концом XIII в., причем более ранние историки, конца XVIII — 1-й половины XIX в., рассматривали его даже как здание, полностью построенное в первой половине или даже в конце XVII в.
Несколько иной взгляд на памятник установился в научной литературе и сохранился вплоть до нашего времени после того, как профессор П.А.Лашкарев в результате обследования им в 1895 г. памятников Чернигова заявил в докладе, напечатанном в трудах XI Археологического съезда5, что Пятницкая церковь «имеет вид восстановленной или, точнее, построенной из остатков древней церкви», что некогда «купол, своды и столбы этого древнего здания упали, а стены разрушились так, что для восстановления или, вернее, постройки существующей церкви строители могли воспользоваться только алтарной частью и наружными стенами до известной высоты. Последние послужили фундаментом для возведения церковного здания до нынешней его высоты и, восстанавливая новый фонарь главы и своды, придали им формы, отличные от формы древних сводов вообще». Однако все эти домыслы не были основаны на точных обмерах памятника.

Свое описание профессор П.А.Лашкарев уточняет планом и разрезом храма, на котором древняя кладка стен показана меньше чем до половины высоты здания, то есть до верха окон второго яруса.

Эти столь категорические высказывания пытался подвергнуть сомнению и внести в них поправку профессор Ф.Ф.Горностаев, отмечая в своем докладе на XIV Археологическом съезде в Чернигове6, что им была обнаружена древняя кладка у основания крестовой части храма, то есть у пят сводов или примерно на 3 м выше того уровня древних стен здания, на который указывал профессор П.А.Лашкарев. При этом Ф.Ф.Горностаев высказывал новое мнение о датировке храма не началом или концом XII в., а концом XIII в., не обосновывая это.

К сожалению, детальное обследование и обмер, произведенный Ф.Ф.Горностаевым по другим древним памятникам Чернигова, не коснулся нашего памятника. Его же указания на следы древней кладки, идущей несколько выше, чем утверждалось его предшественником, остались незамеченными более поздними авторами, повторяющими указания профессора П.А.Лашкарева.
Что касается сводов, имеющих действительно необычную для русского искусства домонгольского периода форму ступенчатых сводов, свойственных русской архитектуре XIV—XV вв., все авторы указывали на их позднейшее по отношению к начальной эпохе памятника происхождение. Кроме того, профессор Н.И.Брунов в своей работе о раннемосковском зодчестве ставил вопрос, не является ли применение ступенчатых арок в Чернигове «промежуточным звеном между Сербией и Москвой, например, работой сербов по дороге в Москву»7. В данном случае он ставил вопрос, не могут ли своды Пятницкой церкви относиться к концу XIV или к XV в., то есть ко времени, к которому относится применение этой конструкции и в Сербии (например, Грачаница, около 1320 г.), и несколько позднее в русской архитектуре (Звенигород, 1405 г., Псков, 1413 г.).

Из других особенностей памятника все авторы неизменно обращали внимание только на «любопытный романский фриз из висячих столбиков с консолями, обрамляющих верхнюю часть апсиды»8, говоря об этом, как об одном из первых проявлений романского стиля на Руси.

Ни профессору И.В.Могилевскому, специально занимавшемуся только ранними памятниками Киева и Чернигова, ни мне в своих исследованиях русской архитектуры домонгольского периода и никому из других ученых не удалось заняться детальным исследованием Пятницкого храма, причем главной причиной того, что памятник оставался по-прежнему почти неведомым, являлось все то же обстоятельство, что он был капитально перестроен и одет в непроницаемую броню новых кирпичных облицовок, штукатурки, масляной окраски и т.п. Для проведения соответствующих научным требованиям глубоких зондажей в сложном организме памятника необходима была серьезная организация этого дела, связанная с значительными затратами, с последующей реставрацией большего или меньшего масштаба.

Можно было надеяться, что время это не за горами и что вслед за другими, уже раскрытыми нашей наукой памятниками, и Пятницкий храм будет археологически научно документирован и займет надлежащее место в истории не только украинского барокко, но и древнерусского искусства.

Однако варварское разрушение Пятницкого храма немцами при их вторжении и бомбардировке Чернигова предварило постановку научно-исследовательской проблемы изучения этого памятника, навсегда лишив возможности видеть его в облике конца XVII в., а также возможности научно раскрыть и реставрировать его во всех подлинно сохранившихся частях более глубокой древности.

23 августа 1941 г. при немецком наступлении Пятницкий храм выгорел от зажигательных бомб, и 26 сентября 1943 г. после освобождения Чернигова он был разрушен воздушной бомбардировкой.

В декабре 1943 г. по заданию Комиссии по охране памятников Комитета по делам искусств при СНК СССР и Чрезвычайной государственной комиссии по учету ущерба, нанесенного немецкими захватчиками, мною было произведено обследование памятников Чернигова, во время которого оказалось, что Пятницкий храм пострадал особенно сильно. При бомбардировке были разрушены на три четверти западная и южная стены здания, обрушились два западных пилона, большая часть сводов к купол. Эти части здания превращены в гору из кирпичных массивов, кирпича, щебня и мусора, поднимавшегося внутри здания на высоту 7 м.
Сохранившиеся руины памятника, представлявшие как бы диагональный разрез его с северо-западного угла к юго-восточному, давали возможность детального аналитического исследования здания в отношении его конструкций, характера материалов и техники. Руины представляли собой сложнейший конгломерат кирпичных кладок различного времени и характера. В этой кирпичной мозаике по крайней мере пяти эпох, кроме кирпича, явно свойственного начальному периоду жизни памятника, хотя и несколько отличавшегося, но все же близкого этому же периоду, в перестройках встречался еще и кирпич, характерный для XVII, XVIII и XIX вв. Во всем этом предстояло разобраться, и это дало основной ключ к пониманию памятника.

Прежде всего исследовательское внимание и интерес привлекло то обстоятельство, что все основные конструктивные элементы здания до самого верха, включая и своды, и основание главы, были сложены в опровержение всех вышеуказанных литературных утверждений прошлого из одинакового материала — плинфов, характерных только для домонгольской эпохи.
Ступенчатые своды, сохранившиеся после обвала с восточной и северной сторон, столь несвойственные русской архитектуре домонгольской эпохи (по сложившимся в нашей науке за 100 лет представлениям), были сложены из того же древнего кирпича — плинфов.

Арки боковых нефов оказались необычной двухъярусной конструкции, причем нижние арки обычной формы, полуциркульные, верхние же, позднее заложенные кирпичом и заштукатуренные, имели характер аркбутанов, внесенных в конструкцию внутри здания.

Все это также было сложено из плинфов. В стенах открылись следы деревянных связей, в парусах — голосники, в других местах — обрывки арок, следы проемов и пр.

Все эти данные, совершенно новые и имеющие чрезвычайно большое значение для истории русской архитектуры, заставили приложить все усилия для возможного исследования и фиксации сохранившихся остатков, тем более необходимого и неотложного, что сохранившиеся руины и остатки памятника были в совершенно катастрофическом состоянии и грозили падением. В этом случае фиксация могла бы иметь значение последнего и единственного документа о погибшем памятнике.
Несмотря на зимнее время, превратившее руины в обледенелую скользкую глыбу 18-метровой высоты, мне в сложившихся условиях одному удалось провести исследование и обмер до самого верха и выяснить во всех основных чертах первоначальную архитектуру памятника.

Достигнув верхних частей руин, можно было с чувством особенного удовлетворения отметить тот факт, что ступенчатые своды, аркбутаны, паруса и все прочие конструктивные части памятника сложены на розовой цемянке (растворе с примесью толченого кирпича), характерной только для архитектуры домонгольской эпохи. Кирпич по его размеру (длина от 27 до 28 см, ширина от 16 до 20 см, толщина от 4,5 до 5 см) и имеющимся на многих экземплярах знакам, характер связующего раствора, характер кладки и обработки шва не оставляли никаких сомнений в том, что кладка сводов, прочих конструкций и сохранившихся верхних частей здания (за исключением облицовок и наслоений, явно более поздних) составляет одно целое с нижними частями здания, со стенами, алтарными апсидами и современна им. С другой стороны, указанные технические особенности кладки, материалов и т.п. давали уверенность в том, что здание относится к домонгольской эпохе, так как в дальнейшем подобные технические приемы уже не применялись. Кроме того, после страшного разгрома Чернигова татарами в 1239 г., город, как известно, так запустел, что даже его епископы переселились в Брянск и новое строительство возродилось лишь в XVII в.
Но исключительно радостным для исследователя и будущей истории русского искусства был следующий этап раскрытия памятника, когда после удаления штукатурки на восточной стене, заканчивающей крестовую верхнюю часть здания, открылась почти целиком сохранившаяся и только со срубленным рельефом стрельчатая арка, оформлявшая с фасада восточную ветвь креста.

В центре этой арки нашлась ниша, обработанная наличником, а в основании пояс из «городков» — поставленных на ребро кирпичей — излюбленный русский декоративный мотив, особенно в архитектуре Новгорода и Пскова с XIV в. Совершенно необычайным явились для русской архитектуры не только явно выраженная форма стрельчатой арки-закомары, но в еще большей степени самый прием оформления подобными арками торцовых фасадных частей по четырем ветвям креста, соответствующим нижним ступеням сводов. Что подобную одинаковую обработку имели все четыре фасада, явствует само собой из структуры здания и системы его сводов. При такой обработке нижних ступеней сводов казалось естественным и неизбежным иметь подобное же оформление и верхних ступеней, что в общем давало бы ступенчатую композицию снаружи здания, логически связанную со ступенчатой конструкцией его сводов. Установить документально последнее предположение было невозможно до 1944 г., так как данное место было сплошь заделано массивными надстройками более позднего времени. Кроме того, сохранившийся остаток третьей арки (не выраженной ступенью внутри здания и находившейся выше парусов в плоскости подкупольного квадрата, несшего главу) давал основание предполагать существование внешней декорации здания, обогащенной еще и третьей ступенью.

Все эти соображения рисовали перспективу архитектурной композиции памятника, столь необычного для архитектуры Киевской Руси и вместе с тем так связанного с основным композиционным приемом и стилем памятника ярко национального характера Московской Руси и народного деревянного зодчества, что даже при наличии фактов и документов находка казалась прямо невероятной по своему значению для истории русского искусства. Дальнейшее раскрытие архитектурных особенностей памятника в процессе консервационных работ по сохранению руин в следующем 1944 г. полностью подтвердило все первоначальные предположения о недоисследованных местах и сделанный в 1943 г. на основе обмеров проект реставрации.

Обследования того же 1943 г. в других местах памятника вскрыли еще ряд весьма интересных данных.

Фасад сохранившейся от разрушения северной стены был первоначально разделен пилястрами сложного профиля, частью срубленными при перестройке их на три неравных деления, из которых в центральном, превращенном в XIX в. в сплошную широкую арку, сохранился ниже и выше ее остаток древнего портала. Выше, у оконных проемов второго яруса, под штукатуркой были найдены фрагменты декоративного пояса, выложенного из кирпича в виде упрощенного меандра. На уровне окон в толще этой же стены сохранились остатки заделанного при перестройках XVII в. внутристенного хода, перекрытого сводом. Остатки подобного же хода были и на уцелевшей части южной стены. Из этого внутристенного хода на фасад, а также внутрь храма выходило по два окна в центральном делении фасада и по одному в боковых. При перестройке все окна были сильно расширены и увеличены в высоту, причем некоторые из них значительно сдвинуты со своих центров, а сохранившиеся при этом части внутристенной галереи заложены. Над частично сохранившимися арками древних оконных проемов были открыты интереснейшие фрагменты обрамлявших их кирпичных наличников с подвышением, что дает, вероятно, первый пример подобной обработки, ставшей потом столь характерной для русской архитектуры. Выше окон, там, где в конце XVII в. были пробиты два больших окна, по сохранившимся фрагментам было установлено наличие пяти декоратив11ЫХ ниш, а над ними — пояса «городков», совершенно аналогичных и находящихся на той же высоте, как и обнаруженный на восточном фасаде. Завершающая всю композицию фасада стены арка-закомара, отвечающая нижней ступени свода, должна была соответствовать, как выше указано, закомаре, сохранившейся на восточной стороне здания. На западном членении того же северного фасада сохранилось полукружие закомары, хотя и переложенной несколько позднее из плинфов другого характера, но определяющей ее высоту и композицию памятника в пониженных угловых его частях.

Обращаясь к обработке алтарных апсид, необходимо отметить, что широко известный в специальной литературе «романский фриз из висячих столбиков с консолями, обрамляющий верхнюю часть апсид», оказался в действительности после удаления штукатурки аркатурой из полуколонок, проходящих от земли до карниза, — прием, широко известный в целом ряде памятников той же эпохи не только на Руси, но и на Западе и на Кавказе.

В верхней части апсид, на высоте меандра, опоясывающего прочие фасады храма, между колонками был обнаружен декоративный пояс кирпичного сетчатого орнамента, образцы которого имели применение особенно в архитектуре балканских стран, начиная с XI в., а также встречаются и в Западной Европе9, и на Востоке10.

Оконные проемы в алтарных апсидах были сильно растесаны в более позднее время, но все же сохранили возможность восстановления их первоначального вида11.

В результате исследования памятника в 1943 г. была установлена исключительная ценность и уникальность сохранившихся от полного разрушения его частей и вытекающая отсюда совершенно очевидная необходимость их сохранения и консервации. Но реальные условия организации реставрационных работ при наличии столь многочисленных разрушенных и пострадавших ценнейших архитектурных памятников в районах военных действий были настолько трудны, что только поздней осенью следующего 1944 г. удалось произвести часть работ по спасению остатков Пятницкого храма12. С 21 ноября по 14 декабря было произведено временное укрепление почти совершенно перебитого северо-восточного пилона, которому грозило падение и от которого, в опасном сечении, на высоте 5 м от пола, где раньше проходили деревянные связи, оставалось только около 0,30 м2, то есть не больше одной трети первоначальной площади опоры. На этом совершенно деформированном и покрытом сетью трещин основании держались кирпичный массив самого пилона и поддерживаемые им части сводов с большой нагрузкой от позднейших надстроек на них. Работы, проведенные с большим риском, окончились благополучно, и пилон был укреплен временным корсетом из деревянных брусьев, стянутых хомутами. Одновременно с проведением работ по укреплению пилона была удалена с восточного свода дополнительная нагрузка, состоявшая из остатков надстроек конца XVII в. вместе с трезубым фронтоном над восточной ветвью крестовой части храма. Проведение этой работы не только облегчило свод и больной пилон от лишней нагрузки (до 53 т), но одновременно дало возможность документально подтвердить предположения прошлого года, принятые за основу предварительного проекта реставрации, так как по снятии заделок оказалось, что верхняя ступень свода сохранила с фасада свою обработку подобно нижней. Третий ярус, ярус закомар в основании главы, был тогда же документально установлен на восточной стороне под заделками новым кирпичом; он декорировал постамент под главой в виде кокошника, также имевшего стрельчатую форму.

Одновременно с указанными работами были проведены частично раскопки и разборки завалов, образовавшихся при разрушении памятника. Наиболее интересным результатом этих раскопок была находка фрагмента трибуна главы, которая также в опровержение всех утверждений прошлого оказалась древней. Характер материала, кирпича и раствора, обнаруженный при обследовании главы, подтверждает одновременность ее создания со всеми остальными древними частями памятника. Кроме того, на фасадной стороне найденной части главы сохранились остатки аркатуры, проходившей под ее карнизом; эта аркатура имеет особенности устройства, наблюдавшиеся нами в ряде русских памятников XII в. Эта особенность состояла в том, что в днище аркатуры вставлялась полукруглая терракотовая плитка13.

Находка фрагмента главы решила последний из серьезных научно-исследовательских вопросов. Она, с одной стороны, свидетельствует о том, что до наших дней здание собора Пятницкого монастыря сохранилось полностью в древних конструкциях (до самого верха), лишь скрытых позднейшей одеждой, и, таким образом, все предыдущие утверждения оказались неверными. С другой стороны, эта находка позволяет дать документированный и совершенно неоспоримый проект реставрации памятника, который в основных чертах и составлен автором этих строк14.

Работу по укреплению участка южной стены, подбитого и висевшего в воздухе в виде консоли и находившегося в таком же катастрофическом состоянии, как и описанный выше пилон, не удалось провести вследствие трудных местных условий и наступления зимних холодов. В мае 1945 г. этот кусок стены упал, ударился о юго-восточный пилон (в нем не было деформации, но он был прорезан пустотами от деревянных связей, как и северовосточный) — пилон был перебит, обрушился и увлек за собой часть восточного свода.

В 1945 г. был проведен второй цикл работ по укреплению руин Пятницкого храма уже с большими результатами15. Для проведения работ по личному распоряжению председателя СНК УССР Н.С.Хрущева были отпущены необходимые строительные материалы и выделена одна из киевских строительных организаций. С 15 октября по 15 декабря были проведены следующие работы: укреплены путем инъекции раствором и устройства дополнительных сжимов северо-восточный пилон, а также часть стен и сводов, установлены деревянные контрфорсы к северной стене; сняты кирпичные надстройки над северной ветвью креста, чем облегчены несущие конструкции на 43 т. При этом раскрылись с фасада две верхние закомары-кокошники с оригинальной кладкой одного из тимпанов и с окаймляющими их архивольтами. По вскрытии первоначальных форм памятника были сделаны над всеми сохранившимися частями толевые кровли по тесовой опалубке. Кровли ступенчатых закомар были покрыты по форме образующих их сводов, причем не всем закомарам дана присущая памятнику стрельчатая форма по той причине, что некоторые ближайшие к фасаду части сводов были переложены при перестройке здания в конце XVII в. и изменили свое прежнее внешнее очертание на полуциркульное, свойственное тому времени. Восстановление первоначальной стрельчатой формы закомар в этих местах является реставрационной задачей будущего.

Произведенные практические и научно-исследовательские работы уточнили ряд прежних данных и обнаружили наличие бывших в храме фресковых росписей, остатки которых найдены в софите аркбутана северного нефа. Одновременно работы по раскопке и разборке завалов обнаружили ряд крупных фрагментов здания, совершенно аналогичных деталям, вскрытым на сохранившихся восточной и северной его частях, например, части ступенчатых сводов с их фасадной обработкой в виде ступенчатых закомар. Это еще раз несомненно подтверждает, что обработка всех фасадов была одинакова. Следует также отметить, что при разборке завалов было выделено из числа отобранного древнего кирпича до 100 штук плинфов с клеймами. Такое количество столь разнообразных и интересных клейм еще не встречалось в других памятниках древнерусского зодчества. Найденные плинфы представляют особенность исследуемого памятника, подлежащую специальной научной обработке.
Таким образом, в результате проведенных работ были документально установлены не только все основные структурные и композиционные данные Пятницкого храма, но и все элементы его фасадной декорации, а также приняты меры для сохранения его драгоценных остатков путем их укрепления и устройства временных кровель.

* * *

На основе проведенного исследования и полученных новых данных мы пришли к ряду выводов. Отныне можно бесспорно утверждать, что своды Пятницкого храма ступенчатой конструкции являются изначальными (могут датироваться гранью XII—XIII вв.), и решительно отказаться от предположения профессора Н.И.Брунова, что эта конструкция в Чернигове могла быть плодом творчества сербских зодчих XIV—XV вв., по пути их из Сербии в Москву16.Вопрос взаимоотношения с сербским зодчеством, учитывая исключительно большую общность с Пятницким храмом таких, например, памятников, как Грачаница (около 1320 г.) и Лазарица (1389 г.), имеет исключительно большое значение, особенно принимая во внимание связь в том и другом случае фасадной композиции с конструкцией свода. Но этот вопрос нельзя упрощать, усматривая здесь только заимствование. Поэтому предстоит еще большая научная работа по выяснению взаимосвязей русской архитектуры феодального периода с архитектурой балканских стран, а также их общих источников, что ныне является особенно актуальным в свете новых открытий черниговского памятника XII—XIII вв., столь загадочно родственного и Сербии, и Москве XIV—XV вв.

Не без основания же летописец сказал на первых страницах «Повести временных лет»: «Там ведь Иллирик, до которого доходил апостол Павел; тут сперва были славяне... А славянский народ и русский — один». Сложнейшие вопросы генезиса русского искусства в связи с искусством братских нам славянских народов на Балканах остаются пока еще неразрешенными.
Может, когда-нибудь оправдается мысль, что родство племенное и общность происхождения на давних этапах исторического бытия, близость и почти общность языка и бытия, общность воздействия сперва мировой эгейской культуры, а потом греческой веры из Византии не могли не дать общих выражений и в формах изобразительного искусства.
Второй вопрос о ступенчатых сводах касается взаимоотношений с псковской архитектурой, ибо эта весьма типичная для нее конструкция даже получила название «псковских ступенчатых сводов». Не вернее ли отныне ее считать только получившей в Пскове с XIV в. наиболее широкое применение и, может быть, пришедшей туда в эпоху более позднюю, нежели она уже бытовала в Южной Руси, бывшей наиболее передовым культурным центром всей страны, ближайшим территориально к очагам древней культуры в Причерноморье и Западной Европе? Во всяком случае, сегодня мы утвердительно можем сказать, что архитектурный прием Пятницкого храма является первым на Руси в таком органическом виде, когда внешняя ступенчатая форма здания целиком отражает ступенчатую конструкцию его сводов.

Одновременно следует еще раз отметить, что в архитектуре балканских стран известные нам памятники подобной же ярко выраженной ступенчатой структуры датируются более поздним временем. В свете этих сопоставлений и датировок Пятницкий храм приобретает место и значение первой величины в истории русской архитектуры, а в связи с вопросом формирования подобных приемов на Балканах он должен занять подобающее ему место и в истории мирового зодчества.

* * *

Вопрос единства, слитности и органической увязки приема ступенчатых сводов композицией пирамидальной формы в виде нарастающих друг на друга кокошников является наиболее существенным как для данного памятника, так и для русского зодчества вообще. Если полностью можно принять гипотезу профессора Н.И.Брунова о том, что София Киевская является вследствие ступенчатости, пирамидальности построения всей структуры первым памятником самостоятельного русского зодчества и первым проявлением его национальных особенностей, то с этой точки зрения Пятницкая церковь приобретает еще большее принципиальное значение в истории русского зодчества своей связью с памятниками его национального расцвета и с деревянным зодчеством. Здесь основным является не только внешнее, зрительное восприятие, но в гораздо большей степени полная общность конструкций и форм, так как своды Софийского собора не являются новой строительной конструкцией — «ступенчатыми сводами»; в нем своды перекрывают нефы по-старому, но расположены на разных уровнях17.

В такой же мере и собор Спасо-Евфросиниева монастыря в Полоцке (XII в.), считающийся одним из промежуточных звеньев формирования самостоятельной русской архитектуры ступенчатого вида, дает на фасадах такое повышение над сводами, которое не является закономерно и логически выросшим из строительной конструкции, а служит лишь декорацией, украшающей конструктивный постамент над главой в виде ложной трехлопастной арки.

Собор Пятницкого монастыря, с точки зрения развития формы кокошников, связанных с конструкцией сводов, должен отныне занять не только хронологически наиболее раннее место, но, так сказать, и высшее место в системе развития форм русского зодчества раннего периода — XI—XIII вв. Стоящий на вершине разрушенной татарами большой культуры Древней Руси, он представляет ясно выраженную отправную точку, с которой началось развитие национального творчества Московской Руси. Являясь в настоящий момент для нас новым и совершенно оригинальным, по противоречию со сложившимся представлением о русской архитектуре, Пятницкий храм поражает явной связью с памятниками и Сербии, и Москвы XIV—XV вв., и с такими вершинами русского зодчества, как Вознесенский храм в Коломенском (близостью системы построения кокошников), и особенно с деревянными русскими храмами, столь тождественными по своим ярусным ступенчатым завершениям бочками-кокошниками. В этой многообразной связи Пятницкий храм является первым великим произведением нового стиля, ярко выраженного творческого гения русского народа.

* * *

На других интересных и своеобразных особенностях Пятницкого храма, отмеченных в описании их раскрытия, не считаю возможным здесь остановиться, так как это представляет уже задачу, выходящую за пределы настоящей статьи и подлежащую освещению в специальной работе. Считаю необходимым высказать лишь некоторые соображения по вопросу истории построения храма на основе сопоставления некоторых летописных данных в сочетании с отдельными памятниками архитектуры, близкими нашему памятнику.

Многие из ученых датой построения Пятницкого храма считали 1116 год. Основанием для этого служило им известие летописи 6624 г.: «Того же лета и Предислава черница, Святославна преставися»18. Только на этом основании и предполагали, что этой черницей, дочерью Святослава Ярославича мог быть основан в Чернигове Пятницкий женский монастырь и ею же построена дошедшая до нас каменная церковь.

Такое предположение о дате построения Пятницкого храма не имеет никаких оснований, как весьма шаткое, должно быть отвергнуто, тем более что ему противоречит и архитектура храма. Построенный в Чернигове в 1120—1123 гг. Борисоглебский собор, гораздо более архаичный своими формами, представляет собой вид храма, сложившийся на Руси в начале XII в. и просуществовавший на Руси в почти не изменившейся структуре несколько меньше столетия. Архитектура Пятницкого храма, его конструкция, технические элементы и формы говорят о построении его на грани XII—XIII вв.

В нем видны больше всего черты, роднящие его с Васильевским храмом в Овруче, который хотя и не имеет летописной даты, но может быть с достаточным основанием датирован концом XII в. как постройка князя Рюрика-Василия Ростиславича, сделанная, вероятнее всего, не раньше 1171 г., когда он сел впервые на великокняжеский стол", но, может быть, и после 1181 г., когда Рюрик после победы над Святославом уступил ему Киев, а «себе взял всю Русскую землю»20.

Значительное сходство нашего памятника с Овручским храмом и некоторые исторические экскурсы заставляют остановить внимание на биографии Рюрика и на основе сопоставлений сделать новые предположения и выводы.

Рюрик Ростиславич Смоленский, Буй-Рюрик21 («Слово о полку Игореве»), был одним из самых храбрых князей Древней Руси, проведший всю свою жизнь в походах и битвах и как бы наследовавший свои свойства от прадеда — Владимира Мономаха и более далекого предка — Святослава Игоревича. Неоднократно сгонявшийся с великокняжеского престола в феодальных распрях и шесть раз вновь на него садившийся, победитель Андрея Боголюбского, инициатор и участник многочисленных походов на половцев, тот, чьи бранные подвиги древний певец отмечает лаконичным и сильным образом битвы: «Не ваши ли шеломы в крови плавали»22, Рюрик Ростиславич является одной из самых характерных и ярких личностей феодальной эпохи, для которых понятия «жизнь» и «война» были неразделимы. Но не в одном только образе бранной славы встает перед нами Буй-Рюрик-Василий Ростиславич. В сказаниях летописей, то слишком кратких и сбивчивых, то ярких, подробных и красочных, он рисуется нам также князем, любимым народом за приветливость, князем, который «имел любовь несытну о зданиях» и имел «во приятелях своих» зодчего Милонега-Петра, «мастера не проста», строившего Рюрику сооружения необычайные и удивлявшие современников. Подобные, важные для истории русской архитектуры характеристики летописей имеет только один из князей древней Руси — Рюрик-Василий и только один из зодчих — Милонег-Петр.

Из фактов строительства и связанной с ними жизни Рюрика имеются следующие летописные даты: в 1172 г. он построил в Лучине церковь Михаила в память рождения здесь сына Ростислава — Михаила23. Церковь эта нам не известна и не сохранилась. В 1197 г. он построил в Белгороде церковь Апостолов, о которой с величайшей похвалой отзывается летописец как о здании, необычайном своей высотой и украшенностью24; она тоже не сохранилась. К 1198 г. относится построение им в Киеве на Новом Дворе церкви Василия, не сохранившейся, как и предыдущие. В 1199 г. Рюрик построил подпорную стену в Киевском Выдубицком монастыре, которая вызвала восторженный отзыв летописца: «Изобрете бо подобному делу и художника и во своих си приятелях, именем Милонег, Петр же по крещению, акы Моисей древле оного Веселеила, и пристаника сотвори богоизволену делу и мастера не проста»25. Сооружение Выдубицкой стены, столь поразившей современников, было отпраздновано великим князем большим торжеством с приглашением родственников из других русских княжеств. Но общая печальная судьба древнерусского строительства не сберегла до нашего времени и этой четвертой и последней из точно датированных построек князя Рюрика.
Таким образом, для тридцатилетнего периода зодчества Южной Руси, с 1172 по 1200 г., отмеченного летописцем как время необычайных архитектурных сооружений князя Рюрика, мы не имеем точных представлений о памятниках, упоминаемых в летописях26. Один только уцелевший, к счастью, Васильевский храм в Овруче, хотя и не имеет летописной даты, но вместе с тем по ряду историко-архитектурных данных позволяет не сомневаться в том, что его построил князь Рюрик. Тем самым проливается свет на эту доселе темную пору русского зодчества, которая при лучшей сохранности памятников могла бы быть названа периодом Рюрика Ростиславича27. Позднейшие, после 1199 г., известия летописей не сообщают никаких данных о его строительстве.
Дальше из событий жизни Рюрика после постройки стены в Выдубицах известно, что в 1205 г. после удачного похода со своим зятем Романом Мстиславичем на половцев Рюрик был схвачен Романом и пострижен в монашество вместе с женой и дочерью28. Но как только в том же 1205 г. Роман пал в битве с поляками, Рюрик расстригся и вновь, в пятый раз, сел на великокняжеский стол в Киеве. При этом он «княгиню свою много нудив (тоже расстричься), она же не расстрижеся». Где и в каких монастырях были пострижены Рюрик, его жена и дочь, летописи умалчивают. Можно предположить, что это было в Киеве — месте последнего пребывания Рюрика или, что столь же вероятно, в ближайшем Чернигове, что может быть подкреплено следующими данными. Одно из сведений, относящееся к 1200 г., говорит о том, что после построения Выдубицкой стены Всеволод Чермный напал на Киев и заставил Рюрика сесть в Чернигове29, хотя, с другой стороны, известно, что в это время там же, в Чернигове (с 1198 по 1202 г.) сидел князем Игорь Святославич, герой «Слова о полку Игореве» и родственник Рюрика. Сын Игоря, Святослав Игоревич, был женат в 1197 г. на дочери Рюрика Ярославне. Отсюда возникает естественное предположение о пострижении в 1205 г. и о возможности пребывания семьи Рюрика после пострижения в Чернигове, где только за два-три года до этого скончался отец его зятя — Игорь Святославич и где во время пострижения княжил Всеволод Чермный, раньше то выступавший в союзе с Рюриком против Галича, то боровшийся с ним за великокняжеский стол30.

Дальнейшие сведения летописей и историков о Рюрике разноречивы. В 1210 г. он уступает Киев Всеволоду Чермному, а сам садится в Чернигове на княжение, затем умирает в 1215 г. Есть и другое мнение: он в Чернигове в это время уже не княжил, а только ушел туда (на основе толкования слов летописи «иде», «соиде») и там же вскоре скончался31.

Если допустить весьма вероятный по указанным соображениям факт пострижения Рюрика с семьей или только его жены и дочери в Чернигове, то в таком случае становится естественным приписать инициативе самого Рюрика, вновь севшего в 1205 г. на великое княжение, или его жены и дочери, оставшихся монахинями, построение в самых первых годах XIII в. сохранившегося до нас собора в Пятницком женском монастыре.

Этому предположению в высокой степени помогает и сильно убеждает сравнение черниговского Пятницкого и овручского Васильевского храмов, где мы имеем исключительную близость в таких своеобразных и редких особенностях, как сложно профилированные пилястры и замечательный внутристенный ход.

В этой же связи исторических и архитектурных сопоставлений совершенно естественно возникает и другое предположение — что зодчим Пятницкого, необычайного по своему завершению и высоте храма, мог быть тот же «приятель» Рюрика — «художник и мастер непростой» Милонег, который, по словам летописца, совершил «дело, подобное чуду», постройкой Выдубицкой стены. Он же мог и в Овруче построить Васильевскую церковь в ранние годы деятельности Рюрика, и в Белгороде не дошедшую до нас необычайную по высоте и на удивление украшенную церковь Апостолов, и церковь Васильевскую в Киеве на дворе княжеском, а через 5-10 лет после Выдубицкой стены построить к концу жизни Рюрика и его княгини-монахини церковь в Черниговском Пятницком монастыре.

Вся затронутая здесь группа памятников кажется исторически и типологически с разных сторон связанной со строительством и характеристикой имевшего «ненасытную любовь к строительству» великого князя Буй-Рюрика Ростиславича.

Таким образом, высказанные соображения дают основания предположить, что дошедший до нас Пятницкий храм является одним из последних и, может быть, наиболее совершенных произведений связанного дружбой с князем-строителем Рюриком прославленного русского зодчего Милонега-Петра. Исходя из высоких достоинств памятника, раскрывшегося перед нашими глазами в процессе его исследования, мы могли бы обратить к нему те же слова, которыми летописец выразил свою похвалу белгородскому храму: «Высотою же и величеством и прочим вдивь удобрена, по Приточнику глаголящему: вся добра возлюбленная моя и порока несть в тебе».

* * *

Приведенные данные о Пятницком храме, раскрывающие его совсем в новом свете, а также соображения о его архитектуре, истории создания и значении в истории русского искусства не претендуют на исчерпывающую постановку всех вопросов, возникающих в связи с открытием этого памятника. Но все же из сказанного можно сделать следующие заключения.
Представляется совершенно несомненным, что архитектурные особенности, определенные научным исследованием в руинах Пятницкого храма, являются столь необычайными и важными, что делают памятник одним из значительнейших в истории формирования русского национального зодчества.

Памятник неопровержимо доказывает, что уже в домонгольскую эпоху русская архитектура не только отошла от признанных византийских канонов и стала на путь самостоятельного развития, но к концу XII в. уже дала произведения вполне сложившегося своеобразного и самостоятельного стиля.

Возникновение такого памятника, как Пятницкий храм, является органически закономерным событием именно в Южной Руси, где естественно создавались взаимодействия различных культур на перекрестьях путей: из северо-восточной Залесской Руси в Западную Европу через Галич и из северозападной Новгородской Руси в Византию и на Кавказ через половцев. «Чернигов в XII в. был не меньшим культурным центром, чем Киев»32. В связи с этим является естественным и исторически необходимым возникновение здесь новых форм и нового архитектурного типа под воздействием форм местного, извечно бытовавшего материала — дерева, на основе хорошо усвоенного за полтораста лет крестово-купольного планового приема и не менее усвоенной кирпичной строительной техники.

Конец XII — начало XIII в. были временем большого подъема национальной самостоятельной культуры и художественной жизни, прерванной татарским нашествием. Является весьма закономерным, что именно в это время русское искусство в разных концах страны достигает наибольшего подъема: и в Залесской Руси с великолепным резным камнем Дмитровского и Юрьев-Польского соборов, и в Новгороде Великом с его началом сурового северного стиля, и в Поднепровье с ярко национальным и уже глубоко народным по стилю и форме Пятницким храмом, создающим, наконец, прочный мост между зодчеством Великокняжеской и Московской Руси, которого не хватало на протяжении почти трехсотлетнего периода.

Собор Пятницкого монастыря в своих определенно выраженных национальных формах — пока единичное явление в архитектуре Древней Руси. Но это ничуть не снижает его значения для русского искусства, подобно тому, как его знаменитый современник в области поэзии, рожденный, по признанию ученых, в той же Северской земле — «Слово о полку Игореве», являясь тоже уникальным, представляет собой одно из самых лучезарных созданий древнерусского искусства, свидетельствующих о высоте культуры и творческих достижениях народа.

Выясненное значение памятников ставит перед наукой, искусством и государственными органами охраны памятников неотложную задачу — приложить все усилия к тому, чтобы во всеоружии научных знаний и техники восстановить, документально реставрировать этот памятник, создать для него хорошие условия окружения во вновь возрождающемся после немецко-фашистского нападения древнем Чернигове. При реставрации памятника необходимо поднять и поставить на свои места многочисленные массивы и фрагменты разрушенных стен, сводов и главы, места которых уже теперь определяются, и тогда памятник получит характер и значение документированного во всех отношениях подлинника. Памятник, восстановленный во всех частях и «на диво удобренных украшениях», говоря словами древнего летописца, будет в изобразительном искусстве нашего народа таким же глубоко национальным немеркнущим светочем, как и «Слово о полку Игореве» в поэзии того времени.

В журнале «Советская книга» (1949, № 10, с. 109) был опубликован отзыв профессора, доктора исторических наук Н.Н.Воронина о статье П.Д.Барановского «Собор Пятницкого монастыря в Чернигове» в сборнике «Памятники искусства, разрушенные немецкими захватчиками» (Изд. АН СССР, 1948).
«Статья П.Барановского «Собор Пятницкого монастыря в Чернигове» — серьезный вклад в дело изучения истории древнерусского зодчества за последние годы. Пятницкая церковь конца XII в. была столь закрыта и искажена позднейшими переделками, что не привлекала серьезного внимания ученых. Исследование памятника позволило П.Барановскому установить, что храм сохранил полностью свои древние конструктивные элементы. Была выявлена и интереснейшая композиция его пирамидального ступенчатого верха, отвечающего ступенчатой конструкции подпружных арок. Такая композиция до сих пор считалась рожденной на Руси в XIV—XV вв.; в науке шел спор о псковском или московском приоритете в ее создании и роли сербского «влияния» Теперь выясняется, что процесс русской переработки крестово-купольного храма... был еще в домонгольское время доведен до такого исчерпывающего и смелого решения, как Пятницкий храм. Эта линия развития в русском зодчестве XII—XIII вв., проявившаяся в творчестве мастеров разных областных школ, может быть оценена как зарождающееся национальное течение. Оно является как бы архитектурным откликом на объединительные идеи «Слова о полку Игореве...»

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Имеются сведения о работах по строительству храмов для Дунина-Борковского (а также для Самойловича) выдающегося кенигсбергского богослова, инженера и универсального ученого Адама Церникау и другого мастера, Ивана Баптиста (Наше Мицул, 1918, № 3, с.53-72).
2. Все эти данные получены при обследованиях в 1943 г.
3. Сохранившаяся репродукция с чертежа XIX в. дает возможность представить архитектуру собора конца XVII в., перегруженного деталями, хотя и грубыми, но дающими впечатление пышности и богатства здания в целом.
4. Шафонский, Марков, архиепископ Филарег, Лашкарев, Горностаев, Айналов, Павлуцкий, Смоличев, Некрасов, Брунов, Сичинский и др.
5. Лашкарев П. Церкви Чернигова и Новгорода-Северского. — В сб.: Труды XI Археологического съезда в Киеве. И, с. 146.
6. Горностаев Ф. Об архитектуре древних храмов Чернигова домонгольского периода. — В сб.: Труды XIV Археологического съезда в Чернигове. III, с. 67.
7. Брунов Н. К вопросу о раннемосковском зодчестве. — В сб.: Труды секции археологии РАНИОН. IV, с. 93.
8. Грабарь И. История русского искусства, т.1, с. 157,160 (статья Павлуцкого).
9. Церкви Луки в Фокиде, Никодима в Афинах, Апостолов в Солуни, Парагоритиса в Арте, Текфу-Серай в Константинополе, Люботин и Марков в Сербии, Саперева баня и Месемврия в Болгарии и др.
10. Минарет в Узгене, минарет Келян в Бухаре и др.
11. Оконные проемы в своей древней форме и величине полностью установлены в работах 1945 г.
12. Работы 1944 г. производились мною от Главного управления охраны памятников архитектуры Комитета по делам архитектуры при СНК СССР на специально отпущенные для этого средства.
13. Совершенно аналогичное устройство было обнаружено мною под штукатуркой при исследовании памятников Смоленска, Полоцка, Чернигова.
14. К настоящему моменту еще требует уточнения и детализации вопрос о перекрытии пониженных углов крестовой части и о форме карниза алтарной апсиды.
15. Работы в 1945 г. производились совместно Главным управлением охраны памятников, командировавшим меня для руководства, и отделом охраны памятников Управления по делам архитектуры при СНК УССР, отпустившим средства.
16. Брунов Н. К вопросу о раннемосковском зодчестве. — В сб.: Труды секции археологии РАНИОН. IV, с.93.
17. Заслуживает рассмотрения в этом отношении прием повышенного к центру свода в церкви Феодосии в Константинополе.
18. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), II, 8.
19. После победы вместе с Игорем Святославичем над половцами в 1171г. и ссоры с Андреем Боголюбским (ПСРЛ, II).
20. Эта победа была одержана под Белгородом над половцами, приведенными сыном Святослава Игорем, и Рюрик сделал это «возлюбяше мир», то есть не желая продолжения борьбы за киевский стол (ПСРЛ, II).
21. Буй — храбрый, смелый.
22. «Слою о полку Игореве» (речь идет о битве на реке Орели).
23. Ростислав Рюрикович — «гроза половцев» — женился на Верхуславе, дочери великого князя Всеволода Георгиевича Суздальского, в 1187 г.
24. Ипатьевская летопись, 1197 г.; Полонская. Раскопка Хвойко в Белгороде.
25. Ипатьевская летопись, 1119 г. В этом же году Рюрик Ростиславич получил титул великого князя и от византийского императора Алексея III Ангела.
26. Ипатьевская летопись, 1197 г. О постройке Рюриком Ростиславичем церкви Апостолов в Белграде.
27. Указанное определение овручского Васильевского храма еще не было до сих пор уточнено опубликованными историческими или историко-архивными исследованиями. В литературе есть указание и на построение храма Василием-Владимиром Святым и Василием-Рюриком Ростиславичем. Последнее даже с эпитетом «чудная церковь», но без указания, откуда это (Киев и его околица, 51). Памятник, к сожалению, не сохранил верха, и характер его документально не может быть установлен. Интересная и важная реставрационная работа проведена в храме А.В.Щусевым.
28. Жена была половчанка, дочь хана Болука, дочь была замужем за Романом Мстиславичем.
29. Голубовский П. История Северской земли. Киев, 1881.
30. Все проводимые здесь данные летописей требуют дополнительной серьезной критической разработки специалистов-историков в разрезе ставящихся нами вопросов.
31. Зотов. О черниговских князьях по Любецкому синодику. СПб., 1892.
32. Барсов Е. «Слово о полку Игореве» как художественный памятник Киевской Руси. Т. I—III. М., 1887—1889.

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский