РусАрх

 

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

 

 

О БИБЛИОТЕКЕ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

 

 

Источник: Борисов Н.С. Покровский собор и культ преподобного Сергия Радонежского // Покровский собор в истории и культуре России. Материалы научной конференции, посвященной 450-летию Покровского собора (12–14 октября 2011 г.). М., 2012. С. 2333. Все права сохранены.

Материал предоставлен библиотеке «РусАрх» И.Л. Кызласовой. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2018 г.

 

 

Н.С. Борисов

ПОКРОВСКИЙ СОБОР И КУЛЬТ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

 

Благоговение перед памятью преподобного Сергия Радонежского было ха­рактерной чертой духовного мира молодого Ивана IV. В этом настроении лич­ные мотивы накладывались на семейную традицию. Троицкий монастырь с мо­литвенной целью неоднократно посещали отец и дед первого русского царя. Они обращались к «великому старцу» главным образом по семейным вопро­сам. Василий III и Елена Глинская ездили в Троицу помолиться о чадородии и о здравии долгожданного наследника престола. Иван IV смотрел на дело шире. В отличие от своих предков он стал основателем традиции регулярных бого­мольных путешествий (как конных, так и пеших) московских самодержцев в Троицкий монастырь 1). Он превратил почитание святого Сергия из московско­го семейно-династического дела в официальный обшегосударственный культ.

Источники свидетельствуют о том, что наивысший энтузиазм в почи­тании преподобного Сергия Радонежского царь Иван проявлял именно в 50-е годы XVI в. Это было время крупных успехов во внутренней и внешней политике России, время становления Ивана IV как самостоятельного и неор­динарного правителя. Свои успехи царь приписывал покровительству небес­ных сил вообще и «игумена земли Русской» в частности.

Почитание святого Сергия первым русским царем имеет свою динамику и мотивацию. Беспокойный характер юного царя проявлялся в постоянной тревоге по поводу как реальных, так и мнимых опасностей. Среди прочего Ивана IV рано начала беспокоить проблема преемственности верховной вла­сти. Интересы государства требовали ясной перспективы престолонаследия. Вспомнив семейное предание о том, как преподобный Сергий Радонежский предсказал Софье Палеолог рождение сына Василия во время ее пешего бо­гомолья в Троицу, Иван осенью 1548 г. отправил в такой же самостоятельный «Троицкий поход» и свою жену Анастасию. Вскоре после этого путешествия царица Анастасия забеременела и 10 августа 1549 г. родила дочь Анну. Ново­рожденную царевну крестили в Новодевичьем монастыре, причем «действо­вал священнически» троицкий игумен Серапион Курцев 2).

Летом 1550 г. царица вновь забеременела и 17 марта 1551 г. родила дочь Марию. В октябре 1552 г. царица родила сына Дмитрия. Убедившись в детородных способностях своей супруги, Иван несколько успокоился. К тому же его внимание всецело привлекли военно-политические задачи и в особенности - казанские дела. В связи с этим ежегодные троицкие походы, судя по всему, прекращаются. Во всяком случае, для 1549, 1550 и 1551 гг. сведений о них нет 3).

Однако особое почтение государя к преподобного Сергию Радонежскому остается неизменным. Оно ярко проявилось во время победоносного казан­ского похода. 23 августа 1552 г. царь Иван устроил свой стан под Казанью. В ставке первым делом были поставлены три полотняные церкви - архистра­тига Михаила, мученицы Екатерины и преподобного Сергия Радонежского. В эту последнюю государь, по замечанию летописца, «по вся дни хождаше». Как только лагерь был разбит и церкви поставлены, Иван сошел с коня «и прииде к чюдотворцу Сергию и молебна съвръшив» 4).

Троицкий игумен Гурий активно участвовал в церковной поддержке побе­доносного похода Ивана IV на Казань. Подражая преподобному Сергию Радо­нежскому, он отправил вслед московскому воинству двух иноков, просфору и святую воду 5).

Во время решающего штурма Казани царь молился перед образом препо­добного Сергия Радонежского 6). После победы он вновь приходит в эту цер­ковь для благодарственной молитвы 7). Казанская история сохранила устные рассказы (возможно, исходившие из Троицкой обители) о чудесном явлении преподобного Сергия на улицах Казани перед штурмом 8). Он подметал улицу и говорил, что скоро ждет гостей.

После взятия Казани царь Иван сделал широкий жест в духе аскетической традиции преподобного Сергия Радонежского. Он приказал раздать все золо­то и драгоценности, взятые в захваченном городе, своим воинам, не взяв себе ничего 9).

Возвращаясь из казанского похода, Иван едет через Нижний Новгород и Балахну во Владимир. По дороге он получил весть о рождении долгождан­ного сына. И в этом царь увидел небесную милость святого Сергия. Пере­полненный радостными чувствами, Иван решает немедленно совершить бла­годарственный молебен в Троицком монастыре. Из Владимира через Суздаль и Юрьев Польской он едет к Троице.

Возвращение Ивана в Москву по Троицкой дороге превратилось в три­умфальное шествие. Согласно Летописцу начала царства, при вступле­нии в Москву царь облачился в златотканые парадные одеяния, возложил на голову шапку Мономаха и в таком виде пешком пошел от Сретенского монастыря до Кремля 10). Согласно Казанской истории, царь шел пешком только от Фроловских ворот Кремля до Успенского собора 11). Второе ка­жется более вероятным. Но как бы там ни было, это запомнившееся мо­сквичам явление победоносного молодого государя во всем блеске его ритуального облачения знаменовало собой не только формальное (та­ковым было венчание на царство в январе 1547 г.), но и реальное пре­вращение Ивана IV в независимого и могущественного царя, победителя ордынских царей 12). Символическая церемония явления народу русского царя, судя по всему, была придумана троицкими старцами. На это косвен­но указывает и то, что Иван часть своего триумфального пути шел пеш­ком. Именно так, пешком, ходил в свои миротворческие походы Сергий Радонежский, так ходили и московские государи в особо важных случаях в Троицкий монастырь.

 

После тяжелой болезни, перенесенной царем Иваном в марте 1553 г., он решил вновь отправиться на богомолье к Троице и далее - по северным монастырям. Есть основания полагать, что Иван IV приезжал в Троицкий монастырь и в сентябре 1553 г. Летописи не сохранили сообщения об этой поездке. Однако известно, что 2 октября 1553 г., в годовщину победы над Казанью, царь присутствовал на освящении Богоявленского собора в ро­стовском Авраамиевом монастыре 13). Торная дорога в Ростов пролегала че­рез Троицу и Переславль. 25 сентября 1553 г. в Троице праздновали «Сер­гиев день». Оттуда царь вполне мог успеть на торжества в Ростов.

В сентябре 1554 г. «ездил царь и великий князь к живоначалной Троице да к чюдотворцу Сергию, на память чюдотворна, молится» 14). В июне 1556 г. царь опять ездил к Троице перед началом летней военной кампании на юж­ных рубежах Московского государства. 15)

Лето 1556 г. прошло благополучно и ознаменовалось окончательным присоединением Астрахани. Благодарность Всевышнему и его угодникам как обычно вылилась в осеннее богомолье к Троице.

Эта поездка в Троицу, как, впрочем, и все остальные, сопровождалась передачей монастырским властям значительных денежных средств для строительства и украшения обители. На царские вклады в 1540-е годы была выстроена каменная стена вокруг монастыря, в 1548 г. поставлен Нико­новский придел возле Троицкого собора, в 1554 г. сооружены каменная келарская палата и больница, в 1556 г. была торжественно завершена кро­потливая работа по золочению покрытых медью креста и купола Троицкого собора, в 1557 г. построены кельи для размещения царя и свиты 16), а в 1558 г. начато строительство огромного Успенского собора 17).

15 мая 1559 г. (на день Святого Духа) царь Иван с семейством присутство­вал в Тропиком монастыре на закладке каменного храма Сошествия Святого Духа на апостолов 18).

В сентябре 1559 г. царь Иван вновь отправился в Троицу 19).

Отражением ревностного почитания царем Сергия Радонежского стало возведение троицкого игумена в сан архимандрита и предоставление ему почетного первого места среди других настоятелей русских монастырей. Это произошло в январе 1561 г.

Об особом расположении Ивана IV к Троицкому монастырю свиде­тельствует не только Летописей начала царства, но также источники, свя­занные с обителью святого Сергия. На основании монастырской Вклад­ной книги подсчитано, что из обшей суммы денежных вкладов в обитель «на долю царских вкладов при Василии III приходится менее полутора про­центов (90 руб.), при Иване IV 23,5% (19252 руб.)». И это далеко не окон­чательный итог. «Вкладная книга явно фиксирует далеко не все царские вклады (не отмечены даже ежегодные посещения царской семьей Троиц­кого монастыря, которые предусматривали обязательные пожертвования, в том числе и денежные)» 20).

 

Итак, особое почитание Иваном IV преподобного Сергия Радонежского не подлежит сомнению. Однако возникает вопрос: почему эта сторона лич­ной религиозности царя Ивана не нашла отражения в символике Покровско­го собора - главного памятника казанской победе?

Первым, лежащим на поверхности объяснением служит тот факт, что благодарность царя своему небесному заступнику и помощнику вопло­тилась в самостоятельном каменном храме - Сергиевской церкви на под­ворье Троицкого монастыря в московском Кремле. Она была построена в 1557 г. и представляла собой высокий четверик, увенчанный ярусами ко­кошников и стройным шатром 21). С запада к основному объему примыкала трапезная палата. Шатер был украшен изразцами.

Это был незаурядный и по размерам и по отделке храм, игравший важную роль в панораме московского Кремля. Полагают, что шатровая Сергиевская церковь послужила одним из образцов («переводов»), которыми руковод­ствовались строители Покровского собора 22).

И все же ссылка на Сергиевскую церковь не исчерпывает вопроса. Почему среди девяти алтарей Покровского собора не нашлось места для столь чтимого Иваном IV образа Сергия Радонежского? В поисках ответа на этот вопрос следу­ет обратиться к самой концепции посвящения престолов Покровского собора.

Отмечая мемориальный характер церквей Покровского собора, источ­ники не сообщают, какие именно события Казанского похода связаны с тем или иным посвящением их престолов. На это обратил внимание уже один из первых исследователей истории собора священник Иоанн Кузнецов, вы­сказавший и некоторые предположения на сей счет 23). Позднее исследова­тели выстроили довольно убедительную схему соответствующих толкова­ний. Однако уже В.Л.Снегирев отметил, что посвящения двух престолов из девяти не поддаются однозначному истолкованию. «Памятниками какого события или событий были церкви Варлаама Хутынского и Входа в Иеруса­лим, пока не выяснено» 24).

Почему же в соборе нашлось место для престола во имя новгородского чудотворца Варлаама Хутынского - и не нашлось для любимого москвича­ми Сергия Радонежского? Почему весьма традиционное, обычное посвя­щение церкви Входу Господню в Иерусалим оказалось более актуальным, чем воспоминание о святом покровителе московских государей?

Полагают, что митрополит Макарий предполагал использовать буду­щий собор с церковью Входа Господня в Иерусалим для совершения тор­жественного обряда «шествия на осляти», при котором храм должен был играть роль дольнего Иерусалима 25). Однако конкретно-историческая схема посвящения престолов Покровского собора заставляет искать первопричи­ну этого посвящения не в замыслах митрополита, а в истории Казанского похода.

Эта история (как и история любой военной кампании) имеет ключевые хронологические точки: принятие решения о начале войны, важнейшие моменты боевых действий и торжественное возвращение государя в свою столицу. В настоящее время нет ясного понимания того, когда имели место и каким образом были увековечены первый и последний моменты Казан­ского похода. А между тем, летописи дают своего рода «подсказку» для решения этой задачи.

Обратимся к событиям весны 1552 г. Провал попыток московских вое­вод подчинить Казань мирными средствами заставил их отправить в Москву за дополнительными инструкциями большую делегацию во главе с Иваном Шереметевым. Посланцы предстали перед царем вечером 24 марта 1552 г. «И приехал к государю в навечерие Благовещения Пречистыя, и госуда­рю сказали Казаньскую измену» 26). Положение требовало от Ивана и Бояр­ской думы быстрого решения. Однако праздник Благовещения (25 марта) был днем обязательной всеобщей праздности 27). Не собиралась в этот день и Боярская дума. Оглушенная колокольным звоном Москва была полна вос­торженным настроением великого праздника.

Пытаясь реконструировать ход событий, необходимо учитывать и специ­фику поведения молодого царя, решения которого нередко носили характер эмоциональных всплесков, вызванных религиозными переживаниями. Охва­ченный благочестивым воодушевлением великого праздника, Иван в этот день принял свое личное решение о начале небывалой «священной войны» против врагов креста. Он сам должен повести христианское воинство и ис­полнить долг первого православного царя. (Возможно, в этот день царь дал обет, исполнением которого стала собственноручная закладка государем Благовещенского собора в Казани уже через день после взятия города 28).)

Следующий день, 26 марта, прошел в собеседованиях царя с узким кру­гом доверенных лиц. Решение о начале новой (третьей после походов 1550 и 1551 г.) войны с Казанью под предводительством самого государя в этом узком кругу нашло поддержку.

На следующий день, в вербное воскресенье 27 марта 1552 г., состоялось обсуждение вопроса в Боярской думе. Вероятно, мнения бояр разделились. Неудачи прежних походов требовали осторожности. Царский энтузиазм столкнулся с холодной опытностью знати. Но в итоге Дума все же приняла решение о начале большой войны с Казанью. Царь мог рассматривать это решение как свой личный успех.

Заручившись принципиальным согласием Думы, царь в последующие дни провел еще ряд совещаний в расширенном составе. Однако это уже были скорее ритуальные, чем реальные дискуссии. Присутствие там глухонемого царского брата Юрия и 16-летнего кузена Владимира Старицкого придавало этим «советам» семейный характер. Бояре проявляли верноподданнические чувства, советуя государю поберечь себя и не ходить на войну. Одновремен­но шла разработка московскими воеводами конкретного плана кампании. Именно эти военно-практические совещания отметил летописей под хроно­логической меткой «тоя же весны, апреля» 29).

 

День Благовещения, когда Иван в молитвенном порыве принял судьбо­носное решение о казанской войне, остался в его памяти. Равным образом и день, когда Москва узнала о решении Боярской думы начать большую войну с «врагами креста» (воскресенье, 27 марта) остался в памяти юного само­держца. И праздник этого дня - Вход Господень в Иерусалим - стал в один ряде другими памятными посвящениями престолов Покровского собора.

Не забыт был и день недели - воскресенье. Второй по значению после Благовещенского собора храм в Казани, построенный вскоре после побе­ды и носивший мемориальный характер, был освящен в честь Воскресения Христова 30).

В этой связи вспоминается примечательный эпизод из истории покоре­ния Новгорода - возведение Иваном III и его главными воеводами двух обетных приделов Архангельского собора московского Кремля. Один из них был освящен в честь Воскресения Христова, другой - во имя апостола Акилы. Битва на реке Шелони произошла в воскресенье, 14 июля 1471 г. В этот день церковь вспоминала апостола Акилу, «единого от 70» 31).

Одна из четырех малых церквей Покровского собора была освящена во имя новгородского подвижника Варлаама Хутынского. На первый взгляд это решение царя и митрополита выглядит странным. День памяти этого святого - 6 ноября 32). В этот день источники не отмечают каких-либо выдаю­щихся событий, связанных с казанским походом. И все же память Варлаама Хутынского появилась в идейной программе Покровского собора отнюдь не случайно.

В этой связи заслуживает особого внимания дата торжественного воз­вращения Ивана IV в Москву из Казанского похода.

Летописей начала царства в редакции Никоновской летописи не содер­жит этой даты. Сообщается лишь о том, что 8 ноября, «на Михайлов день», царь в Грановитой палате устроил пышный и многолюдный трехдневный прием для московской знати и участников похода 33). Там происходила ще­драя раздача наград отличившимся под Казанью. Летописей начала цар­ства в редакции 1560 г. (Львовская летопись) также не дает даты возвра­щения царя в Москву, ограничиваясь все тем же торжественным приемом 8 ноября 34). В Степенной книге, как и в «Истории» князя Курбского, вообще нет точных дат, связанных с завершением Казанского похода 35).

Искомую дату находим в «Казанской истории». «Въехав же великий само­держец благоверный царь князь великий Иван Васильевич во царствующий свой в преименитый град Москву месяца ноября в 1 день, на память свя­тых безеребреник Козмы и Дамиана» 36). Однако известно, что «Казанская история» была создана более десяти лет спустя после событий и точностью хронологии не отличается. С календарной точки зрения вторник 1 ноября 1552 г. был вполне рядовой датой. А между тем царь Иван внимательно относился к выбору дня для своих торжественных явлений и деяний. Для стечения народных толп он приурочивал их к выходным дням. Это заметно и по хронологии Казанского похода. Царь въехал из Москвы в Коломну в воскресенье, 19 июня 37). Он выехал из Коломны в сторону Владимира в воскресенье 3 июля 38). В следующее воскресенье, 10 июля, царь двинулся из Владимира к Мурому 39).

Разумеется, царь не всегда мог соблюдать «правило выходного дня». Жизнь диктовала свои сроки. Однако только выходной день давал возмож­ность собрать на торжества простой народ. А между тем воспитательное значение таких торжеств для народа очевидно. Исходя из этого, можно предположить, что царь Иван торжественно въехал (а частично - вошел пешком) в свою столицу в воскресенье, 6 ноября. Дата «Казанской исто­рии» (1 ноября) может быть связана со вступлением в Москву передовых отрядов далеко растянувшегося по узким дорогам царского войска. Из­вестно, что царь при въезде в город обычно находился где-то в середине процессии 40). Кроме того, въезду государя в данном случае предшествовали толпы пленных казанцев во главе с казанским «царем» 41).

Дата 6 ноября вполне согласуется логикой ситуации. Грандиозные тор­жества требовали всесторонней подготовки. Размах замыслов сталкивался с нерасторопностью исполнителей. Установленные сроки не выдержива­лись. В этой ситуации царь не спешил возвращаться в Москву. Он не хотел оказаться в неловком положении хозяина, ожидающего вместе с гостями, пока слуги накроют столы и подготовят пиршество. Как руководитель, он предпочитал, чтобы все собрались и ждали только его. Поэтому царь не­сколько задержался в Троице и в Тайнинском, пропуская вперед войска и двор. Всеобщее нетерпение увидеть победоносного государя и присту­пить к празднованию победы достигло апогея. В этот момент Иван и при­был, наконец, в Москву (6 ноября). Город вышел навстречу ему в порыве всеобщего восторга.

Два дня, оставшиеся на подготовку пира и списка царских подарков, были оптимальным сроком. Иван не желал долго оставлять в Москве побе­доносное войско, содержание которого создавало много проблем. По­чтив и наградив участников похода, он спешил поскорее отправить их по домам.

Но если предположить, что царь торжественно вступил в Москву в вос­кресенье 6 ноября, - то святым этого дня был именно Варлаам Хутынский. И посвящение одного из престолов в Покровском соборе Варлааму Хутынскому в этой связи было вполне естественным решением.

Помимо Варлаама Хутынского, в месяцесловах той эпохи день 6 ноября содержит память Павла Исповедника, архиепископа Царьградского 42). Одна­ко заказчик Покровского собора царь Иван указал на Варлаама Хутынского как главного святого этого дня. И на то были веские причины.

Для Новгорода Варлаам Хутынский (ум. 6 ноября 1192 г.) был примерно тем же, чем для Москвы - Сергий Радонежский. Новгородский летописей называ­ет Варлаама «великим чудотворцем», «поборником и молебником Великому Новгороду» 43). Основатель Спасо-Преображенского Хутынского монастыря в окрестностях Новгорода, суровый отшельник - и глава монашеской общины, наставник князей и надежда всех страждущих, - Варлаам стал подлинно народ­ным святым. Каменный храм в его честь был поставлен в Новгороде в 1410 г.44 В 1452 г. были открыты его нетленные мощи. Над созданием новой редакции его жития в конце 30-х- начале 40-х годов XV в. трудился знаменитый агиограф Пахомий Серб.

Во время приезда в Новгород великого князя Василия II зимой 1460/61 гг. поклонение гробнице Варлаама Хутынского было официально названо одной из главных религиозных задач путешествия 45). Расположение новгородского свято­го к московским знатным гостям было засвидетельствовано чудом с «постельни­ком князя великого» по имени Григорий. Отвезенный для поклонения гробнице святого в Хутынский монастырь, тяжело больной юноша по дороге скончался, но был чудесным образом возвращен к жизни «угодником святым Варлаамом» 46).

Признание московскими властями чудодейственной силы новгородского угодника сопровождалось встречным «жестом вежливости» - постройкой в Новгороде по распоряжению архиепископа Ионы надвратной каменной церк­ви во имя преподобного Сергия Радонежского. Храм был освящен 25 сентября 1459 г., в престольный праздник 47). Таким образом, московско-новгородское примирение после многих десятилетий почти непрерывной конфронтации было ознаменовано возникновением своего рода сакрального диптиха - два святых старца молят Бога о мире и благополучии для Руси.

Этот диптих запечатлен и в послании митрополита Макария выступившему на Казань царю Ивану. Святитель призывает на помощь государю всех почи­таемых Русью святых в определенном порядке и сочетании. Среди прочих он призывает «преподобных и богоносных отец наших и чюдотворнов Сергия и Варлаама...» 48).

Связь церквей Варлаама Хутынского и Входа Господня в Иерусалим с памят­ными датами Казанского похода позволяет утверждать, что схема, положенная в основу идейной концепции собора, была последовательно и всецело мемори­альной. В этой схеме не было места для престола во имя преподобного Сергия Радонежского. И потому благодарность царя «великому старцу» воплотилась в самостоятельном храме - Сергиевской церкви на Троицком подворье.

И все же было бы неверно думать, что Покровский собор не имеет никаких духовных связей с культом Сергия Радонежского. Но связь эта выглядит неявно, опосредованно, через ключевой для Сергиевского культа образ Святой Троицы.

В этой связи знаменательно посвящение престола в одной из больших церквей Святой Троице. Этот образ витает над героями Казанского похода. Одержав победу благодаря небесной помощи святого Сергия, «поиде госу­дарь нарь съ кресты по стенам градскым и освятя град во имя святыя живоначалныя Троица» 49).

Культ Троицы прямо ассоциировался с образом Сергия Радонежского - «ученика Пресвятой Троицы», инициатора широкого почитания этого образа в Северо-Восточной Руси. Примером может служить история постройки со­бора в городке Себеже на границе Московского государства с Литвой. В на­чале 1536 г. русские воеводы отбили нападение литовцев на город. «И князь великии и его мати великая княгини велешатого ради поставити во граде том церковь живоначялную Троицу, в ней три приделы: Успение Пречистые да По­кров да Сергея чюдотвориа» 50).

В разговорном языке того времени слово «Троица» было кратким именовани­ем обители преподобного Сергия Радонежского. Так называл монастырь и сам царь в послании к кирилловским инокам 51).

Здесь уместно вспомнить мнение одного из первых исследователей истории Покровского собора священника Иоанна Кузнецова. Он полагал, что первона­чальный обетный храм в честь взятия Казани был заложен уже весной 1553 г. и посвящен Троице 52).

Позднее возникла идея возведения на смену ему Покровского собора. Об­щая концепция символики престолов в каменном соборе требовала освятить главную церковь во имя Покрова Богородицы. Но по привычке москвичи еще долго называли новый собор Троицким.

Все вышеизложенное позволяет сделать некоторые выводы. На поставлен­ный в заглавии работы вопрос о связи Покровского собора с культом Сергия Радонежского можно ответить скорее отрицательно. В четкую схему посвяще­ния престолов собора, построенную на главных хронологических точках Казан­ского похода, образ святого Сергия явно не вписывался. Связь этого образа с символикой Покровского собора ощутима лишь на уровне теологическом, где почитание Пресвятой Троицы ассоциируется с почитанием «ученика пре­святой Троицы» преподобного Сергея Радонежского.

 

1) Борисов Н.С. Некоторые истоки религиозно-политических взглядов Ивана Грозного // Особенности российского исторического процесса: Сборник статей памяти академика Л.В.Милова. М., 2009. С. 1 61.

2) Там же. С. 158.

3) Вопрос о том, насколько полно отражают московские летописи той поры (Летописец начала царства) богомольные походы государя, не имеет однозначного ответа.

4) ПСРЛ. М., 2000. Т.13. С. 205.

5) Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. М., 1985. С. 494.

6) ПСРЛ. Т.13. С. 216.

7) Там же. С. 220-221.

8) Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. С. 500.

9) ПСРЛ. М., 2005. Т.20. С. 532.

10) ПСРЛ. М., 2009. Т.29. С. 112-115.

11) Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. С.548-550.

12) Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. М., 1999. С. 212.

13) Макарий (Веретенников), архим. Из истории русской церковной иерархии XVI века // Богос­ловские труды. М., 1997. Вып. 33. С. 65.

14) ПСРЛ. Т.13. С. 245.

15) Там же. С. 270.

16) Там же. С. 273.

17) Горский А.В. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. СТСЛ. 1910. С. 7-8.

18) Там же. С. 8.

19) Там же. С. 320.

20) Николаева С.В. Троице-Сергиев монастырь в XVI - начале XVIII вв.: Вклады, вкладчики, со­став монашеской братии. Сергиев Посад, 2009. С. 71.

21) Снегирев В.Л. Памятник архитектуры храм Василия Блаженного. М., 1953. С.59-61.

22) Там же. С.59.

23) Кузнецов И. Еще новые летописные данные о построении московского Покровского (Васи­лия Блаженного) собора // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Москов­ском университете. 1896 год. Кн 2. Раздел «Смесь». С. 34.

24) Снегирев В.Л. Памятник архитектуры храм Василия Блаженного. С. 32.

25) Вагнер Г.К. Искусство мыслить в камне. М., 1990. С. 183.

26) ПСРЛ. Т. 13. С. 177; Т. 20. С. 493.

27) Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. М., 1993. С. 127. Прим.1.

28) ПСРЛ. Т.13. С. 221; Т. 20. С. 532.

29) ПСРЛ. Т.13.С. 177; Т. 20. С. 493.

30) Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. С. 536.

31) ПСРЛ. Т. 12. С. 137.

32) Сергий (Спасский), архим. Полный месяцеслов Востока. М., 1997. Т. 2. Святой Восток. С. 346.

33) ПСРЛ. Т.13. С. 227.

34) ПСРЛ. Т.20. С. 538.

35) Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. М., 2008. Т. 2. С. 371; Па­мятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 260.

36) Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. С. 560.

37) ПСРЛ. Т.29. С. 80; Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. С. 458.

38) ПСРЛ. Т.29. С. 85.

39) Там же. С. 86.

40) ПСРЛ. Т.13.С. 220; Т. 20. С. 531.

41) Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI века. С. 546.

42) Сергий (Спасский), архиеп. Полный месяцеслов Востока. Т.2. С. 345-346.

43) ПСРЛ. Т.16. М., 2000. Стб. 201.

44) ПСРЛ. Т.З. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 402.

45) ПСРЛ. Т.16. Стб. 200.

46) Там же.

47) Там же. Стб. 199.

48) ПСРЛ. Т.29. С. 87.

49) ПСРЛ. Т.13. С. 221.

50) ПСРЛ. 29. С. 132.

51) Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI века. С. 164.

52) Кузнецов И. Еше новые летописные данные о построении московского Покровского (Васи­лия Блаженного) собора. С. 30.

 

 

 

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

 

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский