|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Даркевич В.П. Происхождение и развитие городов древней Руси (X–XIII вв.). В кн.: Вопросы истории. 1994. № 10. С. 43-60. Все права сохранены.
Сканирование материала и размещение его электронной версии в открытом доступе произведено: www.russiancity.ru (Русский город. Архитектурно-краеведческая библиотека). Все права сохранены.
В. П. Даркевич
Происхождение и развитие городов
древней Руси (X–XIII вв.)
Несмотря на успехи в
исследовании городов домонгольской Руси (главная заслуга принадлежит здесь
археологам), проблемы их сущности, становления и развития далеки от разрешения
и часто предстают в искаженном свете.
Что такое "город"?
Каковы его функции? Уже в самих определениях понятия "город"
сказался характерный для марксизма экономический детерминизм. Переоценка воздействия
экономических факторов на все стороны жизни общества проявилась в понимании
сущности городских центров, выделении их господствующих черт. Отсюда - попытки
жестких дефиниций от самых элементарных ("город как центр ремесла и
торговли") до болee сложных, учитывающих его полифункциональность. Для М.
Н. Покровского благополучие русского города зиждилось на разбойничьей торговле:
уже с XI в. он видит в нем засилье торгового, а вместе с ним и ростовщического
капитала 1). Для историков школы Б. Д. Грекова на первый план в
развитии городов вышло ремесленное производство, что прямо вытекает из
марксистского тезиса об общественном разделении труда - отделении ремесла от
сельского хозяйства. По Ф. Энгельсу, отделение ремесла от земледелия
способствовало переходу от варварства к цивилизации, от доклассового общества к
классовому ("второе крупное разделение труда"). Отсюда - появление
укрепленных городов в эпоху военной демократии: "В их рвах зияет могила
родового строя, а их башни упираются уже в цивилизацию" 2).
Объяснение появления
раннесредневековых городов на Руси в итоге общественного разделения труда -
пример явной модернизации в понимании экономики того времени, когда
господствовало натуральное хозяйство. Продукты труда производятся здесь для удовлетворения
потребностей самих производителей. Товарное производство находится в зачаточном
состоянии. Внутренние местные рынки в эпоху становления городов на Руси еще не
получили развития. Господствует дальняя международная торговля, затрагивавшая
лишь верхи общества. Нельзя согласиться поэтому со следующей некритически
воспринятой дефиницией: "Древнерусским городом можно считать постоянный
населенный пункт, в котором с обширной сельской округи-волости
концентрировалась, перерабатывалась и перераспределялась большая часть
произведенного там прибавочного продукта" 3).
-43-
Ведь для домонгольского времени о
подобных формах угнетения смердов государственной властью не сохранилось ни
одного документа: такие формы были чужды самому характеру отношений между представителями
княжеско-дружинной среды и массой свободных общинников - обитателей сельских
поселений. Не учитывается здесь и роль агрикультуры в городе, жители которого
вели полукрестьянское существование и занимались разнообразными промыслами, как
свидетельствуют археологические материалы: охотой, рыболовством, бортничеством.
При раскопках даже в крупнейших
стольных городах находят лемеха плугов, мотыги, косы, серпы, ручные жернова,
ножницы для стрижки овец, рыболовные крючки и грузила для сетей, медорезки. О
каком прибавочном продукте, отчуждаемом из сельского хозяйства, может идти
речь, например, в Старой Рязани, когда, судя по археологическим данным, она
возникла веком раньше окруживших ее потом деревень? Даже в Западной Европе
выход из состояния "прямого сельскохозяйственного потребления"
(собственного потребления произведенного продукта) произошел не ранее середины
XII в., особенно же с XIII в., когда на обширных пространствах совершался
переход от домашней экономики к рыночной, рождавшейся вследствие поступления в
город излишков сельского производства 4).
Как на Западе, так и на Востоке
Европы город представлял собой сложную модель, своего рода микрокосм с
концентрическими кругами вокруг основного ядра. Первый круг - садовые и огородные
культуры (огороды вплотную примыкают к городскому пространству и проникают в
свободные его промежутки), а также молочное хозяйство; во втором и третьем
кругах - зерновые культуры и пастбища. При раскопках на территории городских
дворов-усадеб находят огромное количество костей домашних животных. Места для
содержания скота обнаружены как в пределах укреплений, так и вне их.
Но без ремесла и торговли
нельзя представить себе и жизни укрепленных общинных поселений, например
роменско-боршевских городищ VIII-X вв. или городищ украинского Прикарпатья VI-X
вв., о чем красноречиво говорят археологические материалы 5). В этом
отношении резкого антагонизма между общинными центрами и городами не
существовало. Население городов, где смертность превышала рождаемость,
пополнялось за счет жителей деревень. Это приводило к нивелировке материальной
культуры. Разумеется, в городах трудились, кроме рядовых ремесленников, и
наиболее квалифицированные мастера, владевшие сложнейшими техническими
приемами. По заказам знати они изготовляли предметы роскоши, украшения и
дорогое оружие: мечи, шлемы, кольчуги 6). Именно с городами в первую
очередь были связаны "заморские гости" - купцы, которые вели торговлю
с Византией и мусульманским Востоком, удовлетворяя потребности правящей
верхушки в предметах роскоши и экзотических товарах.
Только во второй половине XII -
первой трети XIII в. появление технических новшеств в некоторых видах ремесла
привело к выпуску массовой продукции, рассчитанной на широкий сбыт, но в пределах
самого города или ближайшей сельской округи. Преувеличение роли ремесла при
объяснении происхождения городов на Руси исходит из технологической модели
социального прогресса и в конечном счете восходит к не оправдавшей себя теории
о закономерной смене общественно-экономических формаций. Тем более, что
материальные орудия обладают большей способностью выживания (в археологическом
смысле), чем социальные институты и творения человеческого духа. Несмотря на
все попытки, советским историкам не удалось доказать наличие в городах
домонгольской Руси объединений ремесленников, подобных западным цехам 7).
Тут господствовала "свободное ремесло", т. е. не организованное в
особые союзы. Следовательно, отсутствовали и навыки корпоративного
самосознания.
Приходится отказаться и от
попыток дать унифицированное определение понятия "город": "Город
есть населенный пункт, в котором сосредоточено промышленное и торговое
население, в той или иной мере оторванное от земледелия" 8). В
действительности в древнерусском городе столь жест-
-44-
кой дифференциации трудовых занятий
не существовало: во многом он сохранял аграрный облик, органично вписываясь в
окружающий пейзаж. Не менee уязвимо и такое утверждение: "Настоящей силой,
вызвавшей к жизни русские города, было развитие земледелия и ремесла в области
экономики, развитие феодализма - в области общественных отношений" 9)В
подобных схемах налицо недооценка всех факторов развития человеческих
коллективов, кроме социально-экономического. Роль городов как центров
культурного строительства и созидания духовных ценностей ставится при этом на
последнее место.
Теория племенных центров.
В советской историографии господствовал эволюционистский подход к проблеме
происхождения городов. Это позволяло искусственно отодвигать их возникновение в
глубь веков (следовали, конечно, ссылки на высказывания Ф. Энгельса). Понятие
племени восходит к эпохе военной демократии у древних славян на стадии
разложения первобытнообщинного строя. Для этой общественной структуры, в том
числе и в Восточной Европе, характерна трехступенчатая система власти:
вождь-княэь, наделенный военными, судебными и религиозными (жреческими)
функциями, совет племенной знати ("старцы градские") и народное собрание.
В разговорной речи Руси племя обозначало родичей: это родня, близкие, свои; их
защищает сила рода, родовая месть 10). В племенных
"городах", объединявших территорию, занятую тем или иным племенем,
где концентрировались местные власти, видят зародыши будущих крупнейших
древнерусских городов, якобы складывавшихся на родоплеменной основе. Даже такой
исследователь, как И. Я. Фроянов, отдал дань теории племенных центров 11).
"Столицы многих крупнейших княжеств, - пишет Б. А. Рыбаков, - были в свое
время центрами союзов племен: Киев у Полян, Смоленск у Кривичей, Полоцк у
Полочан, Новгород Великий у Словен, Новгород Северский у Северян" 12).
Между тем, ни в одном из перечисленных Рыбаковым центров не обнаружены
собственно городские слои IX в., не говоря уже о более ранних, а в Смоленске и
Новгороде Северском пока не открыты отложения даже X в., несмотря на
многолетние археологические исследования 13).
Летопись упоминает
"древлянские грады". Но нельзя забывать, что в древней Руси под
"градами" (от "градити", т. е. строить, возводить) понимали
любые укрепленные пункты. Это не отвечает понятию о средневековом городе в
современной науке. Как свидетельствует "Повесть временных лет" (ПВЛ),
периферийные племена или союзы племен, имевшие собственные грады, подобные
древлянскому Искоростеню, отнюдь не способствовали истинной урбанизации.
Напротив, их сопротивление централизаторским устремлениям киевских князей
(древлян - Игорю и Ольге, вятичей - Святославу и Владимиру) тормозило ее.
Доминирующая роль в племенных княжениях принадлежала поголовно вооруженному
народу, организованному по-военному. Эта масса, активно влиявшая на решение
своего князя и "лучших мужей", не склонна была подчиниться никакой
внешней силе.
Если у зарубежных
исследователей теория континуитета, преемствености в развитии городов, например
во Франкском государстве, связана с проблемой римского наследия и влияния
античных институтов, то в построениях российских историков и археологов она или
априорна, или покоится на зыбком основании: открытии на месте будущих городов
раннеславянских селищ с середины I тыс. н. э. с грубой лепной посудой, а также
со следами кузнечного, ювелирного и камнерезного дела. Сотни таких поселений,
тяготевших к рекам и речкам (в южном регионе это поселения пражско-корчакской группы
V - VII вв.), обнаружены вне возникших впоследствии городов.
Утверждение Рыбакова, что уже в
середине I тыс. н. э. Киев являлся центром Полянского союза племен во главе с
Кием - "родоначальником династии киевских князей", который
"сотвориша градок" во времена Юстиниана I лишено каких-либо
оснований. Обнаруженные археологами следы корчакских поселений на Замковой горе
(Киселевке) и Старокиевской горе,
-46-
открытые там же жилища VII-VIII вв.,
находки на киевских высотах отдельных византийских монет V-VI вв. не могут
служить аргументами в пользу существования раннегородского центра с двумя
резиденциями Кия 14). Да, на кручах над Днепром возникали общинные
поселки, некоторые, возможно, и укрепленные. Но они никак не выделялись из
окружающей аграрной стихии. Помпезное празднование 1500-летия столицы Украины
имело скорее политическую, чем научную подоплеку. Исходя из тех же предпосылок,
Чернигову насчитали 1300 лет.
Умозрительный характер имеет
гипотеза о возникновении Новгорода в результате слияния трех разноэтничных
родовых поселков, игравших роль племенных центров (отсюда - деление на концы) 15).
Она противоречит археологическим данным, поскольку культурных слоев ранее X в.
на территории не обнаружено. Основание Рязани (по Фроянову, первоначально
племенного центра вятичей) произошло около середины XI века. Как показали
широкомасштабные раскопки, она возникла в результате колонизации из разных
регионов Руси. У Фроянова граница между средневековым городом и весями как бы
стирается, город предстает порождением сельской архаической стихии. По его
утверждению, "древнейшие города, возникшие вокруг центральных капищ,
кладбищ и мест вечевых собраний, ничем не отличались от поселений сельского
типа... На первых порах эти города имели, вероятно, аграрный характер" 16).
Но ведь тогда это даже не протогорода, а нечто совсем другое.
Поскольку племенная теория
урбанизации представляется не доказанной, ибо игнорирует археологические
источники, вызывает сомнение и трактовка Фрояновым проблемы веча как детища
племенных институтов, продолжавшего существовать в развитых городах XI-XIII
веков.
"Замковая
теория". Наиболее откровенно она сформулирована С.В. Юшковым и
получила широкую поддержку в российской историографии. "Нам думается, что
город XI-XIII вв. есть не что иное как феодальный замок - бург
западноевропейского средневековья... Это прежде всего центр феодального
властвования над окружающей сельской округой. Бурги и города строились как в
целях защиты от внешних врагов, так в неменьшей степени, и в целях охраны
феодальных хищников от крестьянских восстаний"; говоря о преобразовании замков
в "настоящие феодальные города", Юшков формулирует положение, ставшее
основополагающим для советской историографии: "Как пункты, вокруг которых
концентрируются ремесленники и торговцы, эти феодальные города могли возникнуть
вокруг городов-замков, вокруг крупных княжеских и боярских сел" 17).
Тут древнерусские города ошибочно отождествляются с западноевропейскими. С 20-х
годов советские историки исходят из ложной предпосылки, что уже в домонгольское
время развитие феодализма на Руси не уступало его классическим формам, например
в Северной Франции XI-XII веков.
Но главное: в основе замковой
теории лежит стремление во что бы то ни стало обосновать постулат о развитых
классах и классовой борьбе в Киевской Руси. Греков полагал: ему "удалось
показать, что в VI - VIII веках мы во всяком случае имели уже право говорить о
возникновении классов"; в VIII - IX веках "эти классы делаются нам известны
с достаточной ясностью"; отсюда и непомерное удревнение времени
градообразования: "В более прогрессивных участках Руси процесс вызревания
городов падает на VII - VIII века" 18). По материалам поселений
Прикарпатья утверждение классовых отношений происходит, по мнению Б. А.
Тимощука. в процессе ликвидации общинных центров и строительства вместо них
княжеских крепостей (не позднее второй половины IX века) 19).
Проблема генезиса городов тесно
связана с вопросами системы власти и общественными отношениями внутри них. Под
воздействием господствующей идеологии с ее донельзя упрощенной биполярной
моделью строения "эксплуататорских обществ" (в средневековье: феодалы
- зависимые крестьяне) в трудах советских историков явно форсируются процессы
классообразования, феодального подчинения крестьян, наблюдается рабское
-46-
следование высказываниям В. И.
Ленина, что уже в эпоху Киевской Руси совершался переход от патриархального
рабства к крепостничеству (в действительности крепостное право господствовало в
России в XVII - XIX вв.) и шло формирование крупного землевладения.
Между тем, как убедительно
показал уже Н. П. Павлов-Сильванский, феодальный строй, для которого характерны
поместье-бенефиций (лен, феод), всевозможные иммунитеты и скрупулезная
регламентация вассальной службы, начал складываться в удельной Руси на рубеже
XIII - XIV вв., и получил полное развитие в XVI в., в условиях
централизованного Русского государства. Бояре, слуги великого князя,
становились крупными землевладельцами, подобными западным феодалам 20).
На Руси в домонгольское время не успела сложиться система, основанная на феодах
- наследственных земельных владениях, пожалованных сеньором вассалу при условии
несения военной службы, участия в административном управлении и суде. На Руси
сеньориально-вассальные связи до XIV в. существовали в более патриархальной
форме личных отношений: бояре и дружинники служили князю не столько за
земельные дарения, сколько на условии получения доли в захваченной добыче, за
оружие, коней и пиры, которые князь задавал своим соратникам.
Объяснение этому явлению дал С.
М. Соловьев: "Земли было слишком много, она не имела ценности без
обрабатывающего ее народонаселения; главный доход князя, который, разумеется,
шел преимущественно на содержание дружины, состоял в дани, которую князь
собирал с племен и которая потом продавалась в Грецию" 21).
Вассальные отношения не сопровождались земельными пожалованиями и,
следовательно, смерды - юридически свободные крестьяне и мелкие собственники,
составлявшие основную массу сельского населения, никак не могли восставать
против засевших а замках и городах "феодальных хищников" (по Юшкову).
Искусственно созданная советскими историками оппозиция феодалы - крестьяне,
последние - подвергаемые различным формам угнетения, с легкостью снимается.
Данничество и "полюдье" - слишком архаические явления, чтобы можно
было говорить о феодальной ренте.
По письменным источникам, о
восстаниях смердов в X - XIII вв. ничего не известно. Что касается
внутригородских волнений, например с отстаиванием прав противоборствующих
князей на киевский (1068 и 1113 гг.), то и здесь отсутствуют какие-либо
признаки борьбы между классами. Изучение летописей убеждает, что к каждому из
таких событий требуется индивидуальный подход; что участвовали в восстаниях не
одни простолюдины; что на стороне каждого из воюющих властителей выступали
партии их сторонников из ремесленников, мелких торговцев и крестьян близлежащих
селений. Именно эту социально разнородную масcy летописец понимает под
"киевлянами", участниками веча, "людьми".
При анализе подобных бунтов
советскими историками игнорировались социально-психологические факторы:
упускались из виду повышенная внушаемость толпы, которую под видом борьбы за
справедливость легко заряжали эмоциями гнева, а экзальтированная убежденность в
своей правоте приводила к чудовищным последствиям. "Кияне же разъграбиша
дворъ Путятинъ, тысячького, идоша на жиды, разграбиша я" (ПВЛ,
Для древней Руси, как и для
более поздней России вообще, характерна нечеткость классовых взаимоотношений. В
ней отсутствовали классы в европейском смысле слова (как, к примеру, в
социальной структуре Англии XIX в., о которой писал К. Маркс) 23). В
древнерусских городах XI- XIII вв.
-47-
при постепенно развивавшейся сложной
стратификации, социальной дифференциации "классов" в
марксистско-ленинском смысле слова не существовало. Скорее следует говорить о
стратах - общественных слоях, группах, объединенных общими имущественными или профессиональными
признаками, уровнем образованности и т. д. Среди отдельных категорий населения,
рассматриваемых в динамическом развитии, с присущими каждой из них чертами
коллективной психологии и менталитета и со своими культурными нормами, следует
констатировать отсутствие тех острых конфликтов, какими их рисовала предельно
политизированная советская историография.
При отсутствии крупного
боярского землевладения, основанного на развитой системе эксплуатации
зависимого крестьянства, а также классовой борьбы и коммунального движения за
городские вольности против феодальных сеньоров, замки на территории Руси,
подобные западноевропейским твердыням, получить распространение не могли. Не
случайно археология их не знает. Пограничные же княжеские крепости или их
ранние резиденции типа Вышгорода, а не замки, могли стать основой будущих
городов. В IX-X вв. регулярные разъезды правителей с целью кормления дружины и
сбора дани "мира для" (т. е. как подать населения за охрану его
княжьими мужами) множили число княжеских ставок. Подобно франкским королям из
династий Меровингов и Каролингов, у русских князей дружинного периода не было
особой приверженности к оседлости. При наличии предпочитаемых пунктов
пребывания укореняется практика кочевания с места на место; это примета
времени.
Непонятно, на каком основании
восточнославянские городища VIII-IX вв. Рыбаков относит к категории замков -
первых феодальных резиденций "лучших мужей" славянских племен,
которые господствовали над жителями прилегающего поселка: "Тысячи таких
дворов-хором стихийно возникали в VIII-IX вв. по всей Руси, знаменуя рождение
феодальных отношений" 24). "Тысячи" памятников, к
тому же "по всей Руси" - это скорее укрепленные центры
кровнородственных или соседских общин: но о каких именно городищах идет речь,
из контекста не ясно, так как ссылок нет. Рыбаков относит к числу городских
замков даже дворы новгородских бояр. Что касается княжеских вотчин с XI в., как
они рисуются в "Русской Правде", то между ними и феодальными замками
едва ли можно ставить знак равенства. "Княж двор" (не говоря уже о
боярских дворах, ограды которых, как археологически доказано, не отличались от
частоколов или заборов обычных усадеб) не обязательно представлял собой
цитадель со сложной системой фортификации.
Пожалуй, единственное
исключение - белокаменный ансамбль в Боголюбове, но это не столько замок,
сколько дворец, репрезентативная княжеская резиденция, к тому же построенная
при участии романских зодчих из Германии. Как пример феодального замка приводится
Любеч (раскопки Рыбакова) 25). Но анализ материалов заставляет
усомниться в предложенной им интерпретации памятника. Дело в том. что к самому
раннему горизонту относятся погребения, датируемые по инвентарю до середины XII
века. Весь вещевой материал из сооруженных выше построек относится ко второй
половине XII в. и далее, до монгольского нашествия. Следовательно,
"замок" не мог быть построен Владимиром Мономахом. Основная же
территория окруженного валами Любеча со слоями X-XI вв. осталась почти не изученной
и только в последние годы начинает исследоваться археологами. Едва ли она может
называться "посадом", поскольку является более древней частью города,
а укрепленный останец днепровской береговой возвышенности, где, возможно,
располагалась усадьба какого-то высокопоставленного лица,- более поздний
комплекс.
Без достаточных оснований к
"владельческим поселениям замкового типа" отнесены городища типа
Воищинского и Бородинского в смоленском Поднепровье 26). Приводимые
В. В. Седовым характерные признаки этих "феодальных замков" нельзя
считать определяющими. Находки предметов вооружения на этих памятниках не
выделяются среди других категорий
-48-
вещей: это стрелы, булавы, кистени,
топоры и пр. При раскопках городов их обнаруживают вместе с ремесленными и
сельскохозяйственными орудиями среди бытовой утвари в жилищах рядовых горожан.
Они свидетельствуют лишь о том, что на Руси, как и во всем средневековом мире,
каждый свободный человек пользовался ничем не стесненным правом владения
оружием. "Русская Правда" не оставляет сомнений насчет массового
вооружения и горожан, и селян. Показательно, что на территории так называемых
замков отсутствует очень дорогое по тем временам оружие дружинников: мечи,
сабли, шлемы и кольчуги.
Замковая теория не учитывает
динамики планировочного развития городских центров на протяжении X - XIII
веков. Общепринятая схема - княжеско-дружинный детинец (кремль, кром) и
примыкавший к нему торгово-ремесленный посад - слишком часто не отвечает
археологическим показателям. Первый пояс укреплений окружал не обязательно
аристократический детинец, а скорее древнюю часть поселения, его ядро. Одна из
причин заблуждения - слабая археологическая изученность "посадских"
частей городов, раскопки малыми площадями.
В результате крупномасштабных
исследований в Старой Рязани стало очевидным, что первая и вторая линии ее
оборонительных сооружений опоясывают не кремль - княжескую резиденцию, как
считал А. Л. Монгайт 27), а первоначальный город с примыкавшим к нему
с середины XI в. курганным могильником. На его площади отрыты усадьбы рядовых
горожан без каких-либо следов пребывания представителей правящей элиты.
Инвентарь полуязыческих погребений свидетельствует об отсутствии имущественного
расслоения до середины XII века. На новом этапе развития города, когда он
становится столицей Муромо-Рязанского княжества, размеры его огражденной
стенами территории увеличиваются в 8 раз, достигая
Теория
"протогородов-виков". В последние десятилетия этому типу
памятников уделяется пристальное внимание, проводится их интенсивное
археологическое изучение, им посвящена обширная литература 28). Речь
идет о топографических и функционально близких комплексах, обычно включающих
поселения, небольшие городища и обширные курганные могильники с большим
количеством дружинных захоронений (IX - начало XI в.). К их числу относят
Ладогу, Рюриково городище под Новгородом, Гнёздово возле Смоленска, Сарское
городище у Ростова, Тимерево и Михайлово в ярославском Поволжье, Шестовицы под
Черниговом и другие объекты. Названия этих памятников не отражают их главной
сути: "открытые торгово-ремесленные поселения",
"города-эмбрионы", "протогородские центры",
"протогорода".
В действительности эти
достаточно сложные организмы были тесно связаны с интересами международной
торговли и далеких грабительских походов. (Между тем и другим в ту эпоху трудно
провести резкую границу). Они представляли собой в первую очередь торговые
места, фактории (эмпории), которые по ряду признаков сближают с центрами,
известными под германским названием "вик" в значении - порт, гавань,
залив. К числу таких признаков относятся: расположение на пограничье;
местонахождение на важнейших торговых путях; наличие укреплений; значительная
площадь поселений; мобильность населения и его полиэтничность; находки кладов
куфических монет-дирхемов и импортных предметов роскоши - драгоценных
украшений, шелковых тканей, поливной посуды. К числу виков относят Хедебю в
Дании, Скирингссаль в Южной Норвегии, Бирку на озере Меларен в Швеции, Колобжег
и Волин на южном побережье Балтики и др.
-49-
"Протогорода"
Восточной Европы были тесно связаны с двумя трансконтинентальными трассами:
Великим Волжским путем, ведущим в страны мусульманского Востока, и Волховско-Днепровской
магистралью - "путем из варяг в греки", который связывал Скандинавию
и славянские земли с Византией и Восточным Средиземноморьем. "Путь из
варяг в греки" играл не только важную роль в торговых связях, но имел
исключительно важное военно-политическое и культурное значение. По Волге и Дону
с его притоками в обмен на меха и другие продукты лесных промыслов в IX - X вв.
в огромных количествах поступало монетное серебро в виде дирхемов - главных
платежных знаков в Восточной Европе и Балтийском регионе.
Контроль над этими
магистральными коммуникациями осуществлялся в таких центрах, как Ладога и
Гнёздово, Шестовицы и Киев с их дружинными некрополями. "Колонии"
купцов-воинов (в дружинных курганах, помимо оружия, находят принадлежности для
торговых операций - складные весы с гирьками для взвешивания серебра), места
организации далеких походов, вероятно, одновременен служили и погостами,
которые регулировали полюдье и кормление дружины. Недаром расцвет сети
"протогородских" поселений приходится на середину X в.- время реформ
Ольги 29). В тех же пунктах могла процветать и работорговля.
Отмечено их сосуществование с древнейшими городами: примета переходного
времени, Рюриково городище (конец IX-X вв.), синхронно древнейшим
напластованиям Новгорода; стан в Шестовицах одновременен раннему Чернигову и
Киеву.
Вся жизнь чуждых оседлости
дружинников, на время оседавших в поселениях, ничего общего не имевших с
урбанистическими образованиями была направлена на подготовку далеких и опасных
экспедиций, а жившие там ремесленники обслуживали нужды этого
привилегированного слоя. В Гнёздове обнаружены захоронения мастеров с
молотками, напильникам, резцами, долотами - кузнечным и деревообделочным
инструментарием связанным с постройкой новых и ремонтом бывших в плавании
судов.
До недавнего времени
замалчивалась ведущая роль скандинавов в становлении и функционировании центров
типа Гнездова или Шестовиц. Между тем экспансия викингов (последняя, поздняя
стадия Великого переселения народов), о которых еще в XIII в., с ужасом
вспоминала христианская Европа, сыграла важную роль в истории Киевской Руси. В
самых крупных и богатых курганах "протогородских" могильников открыты
погребения этих "пассионариев" (по терминологии Л. Н. Гумилева) -
людей, обладавших повышенной активностью, боеспособностью и выносливостью, для
которых летними жилищами служили корабли. В Гнёздове - средоточии
славяно-варяжских контактов на центральном участке "пути из варяг в
греки", где перекрещивались водные и волоковые переходы систем Волхов -
Днепр - Двина - Угра - Ока, выделяется группа больших курганов, составлявших
аристократическое кладбище в центральной части некрополя Военные вожди
захоронены по скандинавскому обряду, которому соответствует и сопровождающий
инвентарь: предметы вооружения, украшения, амулеты и пр. Скандинавские
элементы, зачастую в трансформированном виде, наряду со славянскими, финнскими
и балтскими (в состав воинских контингентов входили представители разных
этнических групп), очень сильны и в других курганных комплексах X в. при
"протогородах".
После новых археологических
открытий становится все более ясной надуманность, искусственность
"норманнской проблемы", бесперспективность борьбы так называемых
норманистов и антинорманистов. Умалять значение скандинавских
"находников" в становлении Древнерусского государства значит грешить
против исторической истины. "Призвание варягов" неправомерно
связывают с посягательствами на национальное достоинстве и с отрицанием
самобытности древнерусской культуры. "Призвание варягов" - иначе,
иноземное завоевание, кладущее начало русской государственности, - тоже не наш
удел; вся романская Европа сложилась вокруг национально чуждых государственных
ячеек: германских королевств. Это но помешало пришельцам и на Западе, и у нас
быстро раствориться в завоеванной этнической среде" 30).
-50-
Прав
А. П. Новосельцев, когда пишет, что "осмысление сущности государства как
общественного института, возникшего на определенной стадии развития, делало
вопрос о происхождении династии второстепенным, каким он, кстати, давно
является для европейской исторической науки. Иначе, например, английские
историки должны были бы ломать копья из-за принадлежности своих правящих
династий, чего они не делают, хотя с
Разноэтничность состава дружин
варварских вождей, совершавших грабительские походы на Царьград и прикаспийские
области при преобладающей роли викингов, что определялось и происхождением
правящей династии, позволяет считать, что "русы" - это не этноним, а
политоним. Как и у франков уже с VI в., ранняя знать эпохи образования
Древнерусского государства формировалась как этнически смешанная группа. В
результате тесного содружества со славянами этнические различия, хотя и
продолжали осознаваться, переставали быть политически значимыми. К началу XI в.
осевшие на Руси варяги ассимилируются славянами, усваивая их быт и элементы
материальной культуры, что подтверждается археологически.
Именно с этого времени
дружинные лагеря - места дислокации воинов и одновременно торгово-фискальные
центры - уступают место качественно новым образованиям. Сыграв свою роль в
формировании государства Рюриковичей, в усилении княжеско-боярской прослойки,
они прекращают свое существование, отнюдь не образуя "отчетливой
раннегородской сети" 32). Рыночные места, опорные пункты
полукупцов-полупиратов, были слишком нестабильны, не укоренены в окружающем
мире, как это характерно для горожан средневековья, не слишком надежно защищали
своих временных обитателей.
С наступлением "городской
ситуации", в новых исторических условиях перехода от активной внешней
экспансии к упорядоченной внутренней политике, особенно после принятия
христианства, происходит не перенос поселения на другое место, т. е.
трансурбанизация, а создание вблизи него на естественно защищенном пространстве
развитого города нового типа. Новгород, Смоленск, Ярославль или Ростов Великий
не стали прямыми преемниками Рюрикова городища, Гнёздова, Тимерева и Сарского
городища. пришедших в упадок. Этому упадку центров, связанных с интересами
международной торговли, способствовали и другие факторы: "серебряный
кризис" на Востоке с XI в.; ослабление Хазарского каганата, являвшегося
важным посредником в торговле с Востоком; изменение исторической ситуации в
самой Скандинавии: в Дании, Швеции и Норвегии складываются централизованные
государства и наступает конец эпохи викингов.
Как же проходил процесс
образования и развития городов домонголъской Руси? Очевидна бесплодность
попыток жестких определений понятия "город" путем застывшего набора
признаков. Любое определение предполагает некое ограничение, следовательно,
ведет к обеднению исторической реальности. Сущность столь сложного
социокультурного феномена, как средневековый город, видоизменяется в
зависимости от места и времени. Индивидуальность городского центра определяется
многими факторами, том числе преобладающей ролью тех или иных его функций,
разнообразием их сочетаний.
Среди них выделяются следующие:
политико-административно-правовые (города являются средоточием властных
структур); военные (особенно важно значение городов-крепостей, их
стратегическая роль в южном лесостепном пограничье, где появлялись "скорые
на кровопролитье" кочевники); культурные, с включением как религиозных,
так и светских начал;
-51-
ремесленные; торговые;
коммуникационные (расположенные на главных путях сообщения города поддерживают
международные связи, что ведет к взаимообогащению культур,- осуществляют
контакты между отдельными территориями Киевской Руси, а позднее -
землями-княжениями).
Каждое городское поселение
обладало специфическими чертами, имело свое неповторимое лицо:
"старшие" города, столицы земель-княжений, по масштабам отличались от
удельных. Города различались системами фортификации, количеством и плотностью
населения, преобладанием тех или иных сословий в социальной стратификации.
Однако все перечисленные черты, представленные в разных комбинациях, в отличие
от сельских поселений свойственны именно городам.
Городской образ жизни не
соответствовал традиционному укладу жизни сельских общин. Миру непроходимых
чащоб, болот и бескрайних степных пространств, занимавших большую часть
Восточной Европы, противостояло преобразованное людьми укрепленное место,
олицетворявшее господство права и порядка. Условно изображеные храмы и
оборонительные стены с башнями - непременный "знак" города в
древнерусской иконописи и книжной миниатюре. В пестрой городской среде
ослабляются кровнородственные связи, происходит дробление большесемейных
коллективов. На смену связям по крови, родовым отношениям приходят отношения
территориальные, соседские.
Можно предположить, что, как у
русских крестьян XVIII-XIX вв., жизнь горожан регулировалась системой норм
поведения, причем приватная сфера деятельности воплощалась в доме, в семье как
малой социальной общности, а публичность - в "улице", в вечевых
собраниях, участии в политических коллизиях, военных и строительных
предприятиях. В городе образовывалась новая система личных связей; возможно,
соседская помощь - помочи - проявлялась в разных формах. Во время сева, жатвы,
на покосе члены "городской общины" помогали вдовам и сиротам, ставили
избы погорельцам, "миром" строили дома нуждавшимся в поддержке.
Итак, в городах исчезает
поглощенность личности родом, ее статус не растворяется в статусе группы в той
мере, как в варварском обществе. Уже в ранних городах Новгородско-Киевской Руси
общество переживает состояние дезинтеграции. Но при разрушении прежних
органических коллективов, в которые включался каждый индивид, общество
перестраивается на новой основе. В города, под сень княжеской власти стекаются
люди, самые разные и по общественному положению, и по этнической
принадлежности. Солидарность и взаимопомощь - непременное условие выживания в
экстремальных условиях голодовок, эпидемий и вражеских вторжений. Но
социально-психологические интеграционные процессы происходят уже в совершенно
иных условиях.
И если даже в конце XVIII в.
Московия представлялась иностранным путешественникам сплошным лесом, дикой,
пустынной и болотистой страной с отвратительными дорогами, то в мире
современников Ярослава Мудрого основание городов воспринималось как покорение
враждебного пространства. Области в лесной зоне, наиболее благоприятные для их
возникновения, - это те достаточно обширные участки, где возможны регулярные
связи между жителями разных частей региона: ландшафтные пограничья, в первую
очередь лесостепь и граница лесной зоны, долины крупных рек. В этих зонах может
достаточно безопасно и стабильно существовать постоянное население, что исключается
в степи и южной части лесостепи.
Странным образом процессы
урбанизации и становления Древнерусского государства в их теснейшей взаимосвязи
как-то ускользали от исследовательского анализа. А напрасно, поскольку только в
связи с образованием "империи Рюриковичей", когда организация
общества намного усложняется, его жизнедеятельность без координирующих центров
становится невозможной. Такими центрами стали первые города X в.:
"главными центрами были Новгород и Киев, расположенные, как в эллипсе, в
двух "фокусах" области, втянутой в "торговое движение";
"Путь из варяг в гре-
-52-
ки" - ось не только политической
карты, но и политической жизни Киевской Руси. Ее единство крепко, пока оба
конца пути в одних руках" 33).
Оба конца пути оказались в
одних руках в
Город как
историко-кулыпурный феномен, как целостная система с качественно новыми
свойствами по сравнению с предшествующими поселениями, возникает на новом
этапе развития восточнославянского общества. Сложный процесс урбанизации
спрессован во времени, он скорее революционен, чем эволюционен. Возникновение
древнерусских городов во всем многообразии их функций - это скачок, взрыв,
который не осознается сторонниками теории непрерывности. Напротив, все системы
аграрного архаического общества развиваются в замедленном темпе.
Только около середины X в., но
ближе к его концу, вместе с усилением Древнерусского государства и принятием
христианской религии при Владимире Святославиче (язычество на Руси не знало
городской цивилизации), создаются условия для создания типов поселений,
способных выполнять новые задачи - административные, культурные и военные. Не
столько экономические факторы, сколько стремление общества избежать гибельного
распада, поиски ранее не известных форм солидарности и сотрудничества
заставляли людские коллективы объединяться под защитой городских стен. Если о
развитых городах в рамках позднеплеменного (военно-демократического) строя
говорить не приходится, то X в. стал переходным периодом.
Возникновение городов такого
масштаба, как Новгород и Киев, которые, по данным археологии, в это время имеют
вполне сформировавшийся облик (концентрация власти и церковного управления,
усадебная застройка - преобладание наземных жилых домов), связано с
объединительной политикой киевских князей. Славянские слои X в. обнаружены на
Замковой горе в Полоцке, Пскове, Белоозере, Изборске, Ростове Великом. Мощная
первая волна славянского расселения с юга на север повлекла за собой
образование русских городов, поглотивших аборигенные многозтничные поселения с
преобладанием финнского и балтского элементов.
p Марксизм рассматривает
государство как инструмент классового господства, механизм принуждения, систему
угнетения большинства меньшинством. Советские историки распространяли эти
представления и на Древнерусское государство. В основе марксизма лежит тезис
вражды, распада, постоянных катаклизмов. Между тем в государстве заключена
жизненно необходимая обществу функция управления его делами, поддержания его
целостности.
Уже иерархически организованное
и имущественно дифференцированное общество восточных славян, жившее по законам
обычного права, в ходе своего развития рождает государственную власть, которая
была бы способна защищать людей от вторжения врага и внутренних распрей,
осуществлять управленческие функции. Поэтому столь значительна роль на ранних
этапах становления Киевской Руси внешних факторов - варяжского и хазарского.
Налицо "стимул ударов" (внезапные вражеские нападения) и "стимул
давлений" (непрерывный напор степных кочевников), что рождало
противодействие - укрепление государства и его институтов 35).
"Таково обычно первое происхождение государства, которое первоначально
имеет
-53-
лишь ограниченное военно-административное
значение и лишь позднее становится учреждением постоянным и объемлющим все
стороны общественной жизни" 36)
Инстинкт самосохранения
требовал всеединства, сознательной организации и дисциплины. Отсюда-
необходимость легитимной власти, что не означало идиллической общественной
гармонии и отсутствия и столкновений на разных уровнях. Естественно, вожди
по-своему улировали волю народа, преследуя собственные цели. Но нельзя
возводить эгоизм в абсолют, отрицать общенародные мотивы деятельности правящего
слоя. Государственная власть в домонгольской Руси не становилась над обществом.
Пока народ вооружен и готов дать отпор, не могла образоваться и абсолютная
власть. "Народ составлял главную силу князей. Народ, а не дружина".
Князь, в свою очередь, есть "народная власть, а не внешний и случайный
придаток к волости. Он необходимый орган древней государственности для
удовлетворения насущных общественных потребностей населения - внешней защиты и
внутреннего "наряда" 37).
В создании раннегосударственных
образований, наряду с городами и крепостями, роль военной аристократии
оказалась решающей: князья основывают города, при их реконструкции руководят
проектировщиками и "горододельцами". "И рече Володимеръ:
"Се не добро, еже малъ городъ около Киева". И нача ставити городы по
Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугне. И поча нарубати
муже лучшие от словенъ, и от кривич, и от чюди, и от вятичь. и от сихъ насели
грады; бе бо рать от печенегъ" (ПВЛ,
Основание многих городов,
стратегически важных как центров управления волостной территорией, происходило
в плановом порядке, по мере колонизации славянами новых земель. Многие города в
начале своей истории, когда осваиваются периферийные районы, представляли собой
суверенные общины из вчерашних отважных пионеров-колонистов, выходцев из разных
восточнославянских регионов, причем как из старших городов, так и из деревень.
Такова, например, Рязань. Это подтверждается и археологически: имущественно
однородным составом населения. Верховную власть в городе, наряду с
представителями княжеской администрации, могло осуществлять вече с выбранными
им "лучшими мужами".
При образовании государства и
городов (синхронный процесс) возникает "рациональный" тип господства,
основанный на осознанном убеждении в законности установленных порядков, в
правомочности и авторитете органов, призванных осуществлять власть. Она держится
не столько с помощью прямого насилия, сколько посредством "символического
насилия", прививая свою знаковую систему, ту иерархию ценностей, которые в
глазах общества приобретают естественный, само собой разумеющийся характер.
При понимании города как организма
политической и духовной солидарности следует признать отсутствие предпосылок
для столь свирепых социальных конфликтов в нем, какими их рисует советская
историография. Общественное расслоение почти не нашло отражения не только в
топографии городов, но и в системе их застройки. Это отчетливо выявляется при
раскопках крупными площадями (Новгород, Старая Рязань). Но много примеров дают
и другие пункты: боярские дворы, церковные владения, усадьбы простых
ремесленников соседствуют друг с другом. Окружающие их частоколы или заборы
конструктивно не различаются.
Города служили убежищами для
населения близлежащих деревень В случае военной угрозы крестьяне укрывались за
их стенами. Вот почему грандиозное по масштабам строительство укреплений
рассматривалось как великое общее дело. Именно всеобщая заинтересованность в
возведении цитадели, а не принуждение к труду, двигала массами строителей.
Города "ставили" коллективно, "всем миром". Отсюда -
удивляющий нас поныне колоссальный размах работ. К примеру, в Рязани
монументальные дерево-земляные укрепления тянулись на
Качественно определяющие
стороны городской жизни, противостоя-
-54-
щие чрезвычайному консерватизму
аграрного общества, вышедшего из родового строя, претерпевали существенные изменения
на протяжении XI - XIII веков. Из городов исходила творческая струя. Под
воздействием их культуры с началом христианизации стали меняться прежние
стереотипы мышления, а главное - мировоззренческие начала. Динамика развития
городских центров, возрастание их числа связаны с изменениями в формах
государственности, с колонизационными процессами освоения новых территорий.
Усложняется социальная, имущественная и профессиональная дифференциация в среде
горожан с присущими каждой из категорий специфическими чертами коллективной
психологии при объединяющем общем символе веры".
Подлинно "городская
революция", когда город выступает вполне сформировавшимся институтом,
начинается на Руси, как и в Западной Европе, не ранее середины XI века. По
подсчетам М. Н. Тихомирова, если в IX-X вв. летописи свидетельствуют о
существовании 25 городов, то в XI в. упомянуто 64 новых города, а в источниках
XII в. появились еше 134 города. Но эти данные явно неполны, так как основаны
только на письменных источниках без привлечения археологии. Тихомиров считает,
что ко времени монгольского нашествия количество русских городов близко
подходило к 300 38).
В домонгольской Руси можно
выделить три периода градообразования: середина X - первая половина XI в.;
вторая половина XI - середина XII в.; вторая половина XII - до 1237-1240 годов.
Эта разбивка на хронологические этапы отражает общие тенденции развития и,
следовательно, достаточно условна. Ни один из периодов не замкнут в себе: в
настоящем продолжало жить прошлое, но уже обозначались явления, предвещавшие
будущее.
По местоположению крупнейших
городов первый период можно назвать "Волховско-Днепровской
урбанизацией", породившей Киевскую Русь. В древности государства,
связанные с городскими образованиями, возникали на религиозной почве: в
Киевской Руси - на почве христианства, поскольку язычество оказалось здесь
непригодным для государственного строительства, если не считать непрочных
раннегосударственных объединений еще во многом варварского общества до Владимира
Святославича. Окончательное возведение христианства в ранг официальной религии
вело к созданию духовной солидарности, соборному единению на основе
создающейся, в первую очередь в городах, культурной общности. Советские
историки зациклились на идее "вторичности" религии. Между тем само
государство может быть создано на основе религиозной идеи (ислам).
В первый период города
выступают очагами плодотворного и творчески воспринимаемого византийского
влияния в сферах культовой практики, архитектуры, монументальной живописи,
иконописи и прикладного искусства, в централизованной организации церкви,
комплексном заимствовании более цивилизованного образа жизни, особенно в высших
слоях населения. Чеканка собственных монет по образцу византийских была в первую
очередь средством усиления престижа молодого государства. С городами и
прилегавшими к ним монастырями связано развитие письменности, летописания и
литературного творчества. С XI в. город становится полем надежд, тревог и драм
древнерусской цивилизации, космополитическим центром в лучшем значении этого
слова. Городскому сообществу свойственна повышенная информативность. По
сравнению с сельским обществом с его изолированностью от внешнего мира,
отсутствием письменной традиции, причудливым сплавом языческих верований,
связанных с аграрными циклами, со своеобразно воспринимаемым христианством, -
горожане выступали людьми, много "путешествовавши, видевши и знавши".
Недаром они противопоставляли себя округе - деревне, "земле".
К середине XI в. (время Ярослава
Мудрого) резко возрастает культурное единство на почве христианства. Мир в лице
городской культуры становится значительно более многогранным и усложненным, чем
мир предыдущего столетия.
-55-
Со
вторым периодом связано разделение "империи Рюриковичей" с
центром в Киеве на ряд независимых княжеств. Он характеризуется бopьбой двух
тенденций: центростремительной (Владимир Мономах) и центробежной, приведшей к
политическому распаду. Однако междоусобицы ккязей как сила дезинтеграции
"касались лишь внутренних переделов в рамках единого политического
образования, понимавшегося как Русская земля в широком смысле" 39).
Усиливается роль отдельных земель и городов, считавшихся ранее периферийными.
Нараставшая раздробленность Древнерусского государства, приводившая к большей
уязвимости от внешних врагов, - процесс закономерный и далеко не однозначный.
Сохранять единство огромной территории в условиях дикой, почти не тронутой
человеком природы при постоянном натиске с юга, где хозяйничали печенеги а затем
половцы ("тьма внешняя"), было невозможно.
Но, как это ни покажется
парадоксальным, так называемая феодальная раздробленность (определение вообще
крайне неудачное), причины которой советские историки усматривают "в
развитии на Руси феодального базиса и феодальной надстройки..., в классовой
борьбе непосредственных производителей" 40), на самом деле
представляет первый шаг к гармонизиции политической организации общества с
экономической и социальной реальностью эпохи, когда старейшинство киевского князя
уже не имело реальной основы. В XII в. каждая земля - за немногими исключениями
- обращ ется в целую политическую систему, с целой группировкой княжеств, с
княжескими линиями, старшими и младшими, с большими или меньшими политическими
центрами, с разными системами княжеских отношений, - одним словом, земля как
микрокосм повторяет в себе характер политической системы земель Киевского
государства 41). Вместе с обособленностью отдельных земель-волостей
происходит интенсивный рост числа городов в самых окраинных регионах Руси при
политическом преобладании главного города.
Таким образом, единая городская
культура занимает огромные территории Восточной Европы, не выходя за рамки
локальных вариантов: от Причудья на северо-западе до Средней Оки на юго-востоке
и от Ростова и Суздаля на северо-востоке до Днестра на юго-западе. Ее
распространению способствует рост населения и связанные с ним миграционные
процессы.
Это единство городской культуры
в еще большей степени характерно для третьего периода, когда в
Власть киевских князей, подобно
императорской власти последних Каролингов, по сути дела была фиктивной,
номинальной. Но излишняя драматизация состояния политической раздробленности,
свойственная советским историкам, вряд ли правомерна, так как в тех условиях
это состояние государства естественно и необходимо. Нагляднее, чем когда бы то
ни было, обнаружилось, что единство, территориальный гигантизм нереальны на
практике. Великий князь Киевский перестал владеть ситуацией, ибо она сама
переросла возможности одного человека управлять отдаленными землями, где
образуются свои династии. Усиление до крайних размеров внутренней борьбы на
Руси, княжеских усобиц сочеталось с ростом межрегиональных связей, с мирным
взаимодействием более или менее качественно равноценных партнеров-соперников.
Полицентричная система
-56-
связанных культурно, религиозно и
династически, но независимых княжеств создавала условия для дальнейшего
развития урбанизации.
В противовес княжеской
усиливается власть города в лице вечевых собраний и их выборных представителей,
о чем верно писал Соловьев: "Вследствие родовых княжеских отношений,
перемещений и усобиц власть княжеская являлась чем-то непостоянным,
изменяющимся, и во сколько она ослабела чрез это, во столько выиграло значение
старшего города в волости. который представлял власть постоянную" 43).
Одновременно увеличивается число малых удельных городов и просто местных,
мелких городков, которые, в отличие от центров земель-княжений, не обладали
"классическим" набором городских признаков и где городской быт
выявлялся гораздо скромнее. Но и они вносили свой вклад в общерусскую культуру.
Во второй половине XII - первой
трети XIII в. городская культура достигает апогея. Города, особенно
крупные, уже никак нельзя рассматривать как самодовлеющие хозяйственные мирки,
отрезанные друг от друга "страшными дебри и непроходимыми блаты". В
больших городских центрах натуральное хозяйство сосуществует со
специализированным ремесленным производством. Продукция узких профессионалов
удовлетворяет массовый спрос и рассчитана на продажу, прежде всего в пределах
самого города и близлежащих рынков сбыта в сельской местности. Это достигалось
путем упрощения техники изготовления изделий (например, появление литейных
формочек для выделки украшений, имитирующих сложную и трудоемкую технику зерни
и скани).
Однообразие ассортимента вещей,
их стандартизация свидетельствуют о стремлении к полному удовлетворению
возрастающих потребностей, оживлении взаимообмена между разными группами
населения. При раскопках отрыты мастерские ремесленников, изготовлявших только
стеклянные браслеты, или только костяные гребни определенного типа, или юлько
нательные крестики. Когда "градец" Холм устоял перед полчищами Батыя,
к нему стали стекаться "мастере всяции бежаху ис Татар: седелници и
лучници, и тулници [мастера, делавшие колчаны. - В. Д.], и кузнеци
железу и меди и сребру" 44). Все же, несмотря на специализацию
ремесла, в обществе еще не развились подлинно товарное производство и обмен.
При отсутствии монетной системы еще нет вовлеченности в денежную экономику.
Что же касается расцвета
духовной культуры в ее вершинных проявлениях именно в это время (литература,
искусство), то здесь стоит вспомнить Н. А. Бердяева: "Творчество ценностей
духовной культуры совсем не пропорционально государственной и экономической
силе первенствующих стран" 45). В период децентрализации
ценности духовной культуры, накопанные Киевским государством, господство
которых утвердилось на социальных верхах, начинают проникать в глубь народной
массы, прививая ей новые формы быта, хозяйства, права, религии.
Культорологическая
ориентированная история и проблемы городского развития на Руси тесно
взаимосвязаны. Среди "многих красот", которыми прославлена
"светло светлая" земля Русская, книжник XIII в. упоминает
"бещисленые городы великые", "селы дивные", "винограды
обителные" "домы церковьные" ("Слово о погибели Русской
земли") 46). "Городы великые" выступают на фоне рек и
озер, крутых холмов и больших дубрав. Возвышавшийся на высоком берегу реки
город, окруженный стенами с башнями, с монументальными храмами, княжескими и
боярскими строениями, производил на приближавшихся путников впечатление чуда.
Природной хаотической дикости противостояло архитектурно организованное,
очеловеченное, окультуренное пространство, упорядоченный и одомашненный мир,
где его обитателям не грозит опасность, где они всегда среди своих.
Развитие государственности и
культуры Руси неотделимо от городского строя. После принятия христианства
города и связанные с ним монастыри, где творили выдающиеся писатели и философы,
зодчие и художники становятся средоточием высокой, основанной на идеальной
этике
-57-
духовности. Культура древнерусских
городов - целостная система, где религия играет главную роль как в
коллективном, так и индивидуальном сознании. Монастыри - неотъемлемые части
городского архитектурного ансамбля, а господствующей его вертикалью и
организующим общественным центром становится кафедральный собор - общенародная
свяытня. Любуясь шедеврами древнерусского зодчества, мозаиками, фресками и
иконами, нельзя забывать, что лучшие художественные памятники XI-XIII вв.
связаны с деятельностью церкви. Это отвечало их общенародному звучанию. Людям
средневековья они внушали благоговейную любовь и трепетную надежду.
Жившие в мире насилия,
одержимые постоянными страхами, они сами создавали для себя источники помощи,
упования и утешения в надежде на милость Божию хотя бы на том свете.
Культивируя представления абсолютной ценности человеческой личности,
христианство утверждало общий для всех этический кодекс, основанный на чувстве
вины и голосе совести, провозглашало преимущество духовных ценностей над
материальными. Проповедуя идеи милосердия, терпимости, призывая творить добро и
бороться с греховными искушениями, оно внедряло новые по сравнению с язычеством
гуманные начала. Боязнь Божьего суда удерживала человека от многих крайностей,
иногда на самом краю пропасти. Апеллируя к христианским заповедям, духовенство
выступало за единство русских с в борьбе с"погаными", стремилось к
примирению враждующих князей.
Между тем до середины 80-х
годов в официальной советской историографии утверждалась изначальная классовая
сущность русской "феодальной церкви", учение и искусство которой якобы
оставались чуждыми народным массам: "Яд религиозной идеологии проникал
(глубже, чем в языческую пору) во все сферы народной жизни, он притуплял
классовую борьбу, возрождал в новой форме первобытные воззрения... Религиозная
идеология во всеоружии всего средневекового искусства была препятствием на пути
к свободному миропониманию". Отсюда и ложное положение о "двух
культурах русского феодализма", возникшее под влиянием ошибочного
высказывания Ленина о двух культурах при капитализме - "буржуазной и
пролетарской". При этом "феодальная культура", отождествляемая с
дружинной и городской (как будто городское население - это не народ)
противопоставляется культуре "народной", то есть деревенской и,
следовательно, патриархально-традиционалистской 47). Этот тезис,
согласно которому культура механически разделена по классовому признаку
"верхов и "низов", с отчетливой идеализацией язычества и
умалением роли христианства, имеет чисто идеологический характер.
В действительности культура
древнерусского города едина, хотя уровень ученого, философско-теологического
мышления отличался от уровня массового сознания. Но как "первые"
люди, так и "черные" сплачивались на духовной основе христианства,
обеспечивающего им взаимопонимание и единение, при сохранении в глубинах
сознания и в ритуальной практике, в магической обрядности и особенностях
почитания святых - максимально приближенных к человеку сильнейших архаических
пластов, уходящих корнями в отдаленные времена. Речь идет о так называемом
народном христианстве, но никак не о двоеверии. Разумеется, при усложнявшейся
общественной структуре, когда в городах формировалось новое единство из разных
социальных групп с их особым мировосприятием, стилем жизни и мышления,
возникает и многообразие уровней культуры, более разветвленной и многогранной.
Однако между элитарной культурой-интеллектуалов, в основном из представителей
духовенства, княжеско-дружинной с ее "богатырскими", рыцарскими
идеалами, и культурой простонародной с особенно сильными языческими традициями,
унаследованными от предков, не было непроницаемых перегородок.
Средневековый человек, конечно
же, не осознавал, считая себя истинным христианином, как много унаследовано им
от прошлого. Это проявлялось в мыслях, чувствах, поступках. Дохристианские
суеверия и магические действа, тяга к празднествам и развлечениям, связанным с
языческими
-58-
поверьями, были присущи как знати,
так и низам общества. На драгоценных браслетах из кладов, запрятанных при
монгольском нашествии и принадлежавших женщинам из княжеско-боярской среды,
изображены сцены скоморошьих игрищ, те "служения идольские", против
которых безуспешно боролись ортодоксальные церковники. Но в тех же кладах
находят украшения с чисто христианскими, сюжетами.
Именно города предохраняли Русь
от гибельного изоляционизма. Они играли ведущую роль в развитии политических,
экономических и культурных связей с Византией и дунайской Болгарией,
мусульманскими странами Передней Азии, тюркскими кочевниками причерноморских
степей и волжскими булгарами, с католическими государствами Западной Европы. В
урбанистической среде, особенно в крупнейших центрах, усваивались, сплавлялись,
по-своему перерабатывались и осмысливались разнородные культурные элементы, что
в сочетании с местными особенностями придавало древнерусской цивилизации
неповторимое своеобразие.
Примечания
1)
ПОКРОВСКИЙ М. Н. Избранные произведения. Кн.
2) ЭНГЕЛЬС Ф.
Происхождение семьи, частной собственности и государства. М. 1950, с. 163 сл.,
170.
3) КУЗА А. В.
Древнерусские поселения. В кн.: Древняя Русь: город, замок, село. М. 1985, с.
52.
4) БРОДЕЛЬ Ф. Время
мира. Т.
5) ЛЯПУШКИН И. И.
Городище Новотроицкое. - Материалы и исследования по археологии СССР (МИА), №
74, 1958; ТИМОЩУК Б. А. Восточнославянская община VI-X вв. н. э. М. 1990.
6) РЫБАКОВ Б. А.
Ремесло Древней Руси. М. 1948.
7) ФРОЯНОВ И. Я.
Киевская Русь: очерки отечественной историографии. Л. 1990, с. 94, 95.
8) ГРЕКОВ Д. Б.
Киевская Русь. М. 1953, с. 98.
9) ТИХОМИРОВ М. Н.
Древнерусские города. М. 1956, с. 64.
10) КОЛЕСОВ В. В.
Мир человека в слове Древней Руси. Л. 1986, с. 22.
11) ФРОЯНОВ И. Я.
Киевская Русь: очерки социально-политической истории. Л. 1980, с. 229.
12) РЫБАКОВ Б. А.
Первые века русской истории. М. 1964, с. 148, 149.
13) СЕДОВ В. В.
Восточные славяне в VI-XIII вв. М. 1982, с. 10 сл.
14) РЫБАКОВ Б. А.
Киевская Русь и русские княжества XII - XIII вв. М. 1982, с. 94 сл. Выводы
Рыбакова повторяются в работах П. П. Толочко.
15) ЯНИН В. Л., АЛЕШКОВСКИЙ М. X.
Происхождение Новгорода (к постановке проблемы).
- История СССР, 1971, № 2.
16) ФРОЯНОВ И. Я.
Киевская Русь: очерки социально-политической истории, с. 227, 230, 150 сл.
17) ЮШКОВ С. В.
Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.-Л. 1939, с. 134, 135.
18) ГPEKOB Б. Д. Ук.
соч., с. 285, 110.
19) ТИМОЩУК Б. А.
Начало классовых отношений у восточных славян (по материалам поселений
украинского Прикарпатья). - Советская археология (СА), 1990, № 2.
20)
ПАВЛОВ-СИЛЬВАНСКИЙ Н. П. Феодализм в России. М. 1988.
21) СОЛОВЬЕВ С. М.
Сочинения. Т.
22) ФРОЯНОВ И. Я.
Мятежный Новгород. СПб. 1992, с. 280.
23) СТЕПУН Ф. А.
Мысли о России.- Новый мир, 1991, № 6, с. 232.
24) РЫБАКОВ Б. А.
Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв., с. 416 сл.
25) РЫБАКОВ Б. А.
Любеч - феодальный двор Мономаха и Ольговичей. - Краткие сообщения Института
археологии АН СССР, вып. 99, 1964.
26) СЕДОВ В. В.
Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII-XV вв.) - МИА, №
92, 1960 с. 122-125.
27) МОНГАЙТ А. Л.
Старая Рязань. - МИА, № 49, 1955, с. 196.
28) БУЛКИН В. А.,
ДУБОВ И. В., ЛЕБЕДЕВ Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX -XI веков.
Л. 1978; ДУБОВ И. В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л.
1982; его же. Города, величеством сияющие. Л. 1985; ЛЕБЕДЕВ Г. С. Эпоха
викингов в Северной Европе. Л. 1985; МЕЛЬНИКОВА Е. А., ПЕТРУХИН В. Я.
-59-
Формирование сети раннегородских центров и
становление государства (Древняя Русь и Скандинавия) — История СССР.
1986, № 5; их же. Начальные этапы урбанизации и становление государства (на
материале Древней Руси и Скандинавии). В кн.: Древнейшие государства на территории
СССР. М. 1986; ДУБОВ И. В. Великий Волжский путь. Л. 1989: и др.
29) ПЕТРУХИН В. Я.
Проблемы этнокультурной истории славян и Руси в IX-XI вв. Автореф. докт. дисс.
М. 1994, с. 27 сл.
30) ФЕДОТОВ Г. П.
Судьба и грехи России. Т. 1. СПб. 1991. с. 72.
31) НОВОСЕЛЬЦЕВ А.
П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель. — Вопросы
истории, 1991, № 2—3, с. 7.
32) МЕЛЬНИКОВА Е.
А., ПЕТРУХИН В. Я. Начальные этапы урбанизации и государства, с. 104, 105.
33) ПРЕСНЯКОВ А. Е.
Княжое право в древней Руси. М. 1993, с. 319, 324.
34) НОВОСЕЛЬЦЕВ А.
П. Ук. соч.
35) ТОЙНБИ А. Дж.
Постижение истории. М. 1991. с. 137 сл.
36) ФРАНК С. Л.
Духовные основы общества. М. 1992, с. 137.
37) ПРЕСНЯКОВ А. Е.
Ук. соч., с. 405.
38) ТИХОМИРОВ М. Н.
Ук. соч., с. 15сл.
39) ЛЕСМАН Ю. М. К
теории этногенеза: этногенез древнерусской народности. Петербургский
археологический вестник: скифы, сарматы, славяне, Русь. СПб, 1993, № 6. с 142
40) МАВРОДИН В. В.
Образование Древнерусского государства и формирование русской народности. М.
1971, с. 154.
41) Цит. по:
ПРЕСНЯКОВ А. Е. Ук. соч. с. 461.
42) ЛЕСМАН Ю. М. Ук.
соч., с. 100.
43) СОЛОВЬЕВ С. М.
Ук. соч. Т. 13. с. 23.
44) Полное собрание
русских летописей. Т. II, стб. 843.
45) БЕРДЯЕВ Н. А.
Судьба России. М. 1990. с. 275.
46) Памятники
литературы Древней Руси. XIII век. М. 1981, с. 130.
47) РЫБАКОВ Б. А. О
двух культурах русского феодализма. В кн.: Ленинские идеи в изучена истории
первобытного общества, рабовладения и феодализма. М. 1970, с. 32; его же.
Культура древней Руси. М. 1956.
-60-
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский