РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Давид Л.А. Церковь Трифона в Напрудном. В кн.: Архитектурные памятники Москвы XV-XVII века. Новые исследования. М., 1947. С. 33-54. Все права сохранены.
Л.А. Давид
ЦЕРКОВЬ ТРИФОНА В НАПРУДНОМ
Церковь Трифона в Напрудном с давних пор привлекала к себе внимание исследователей древнерусского зодчества. Павлинов, Суслов, Красовский, Горностаев, Некрасов, Романов и другие в качестве одного из образцов определенного периода развития русской архитектуры обычно приводят в своих трудах Трифоновскую церковь, но ни в одном из этих трудов не сделано сколько-нибудь серьезной попытки датировать памятник или документально восстановить его первоначальный облик.
В 1920-х годах профессор Д.П.Сухов при одном из обследований обнаружил ряд древних элементов храма, позволяющих говорить о возможности полной реставрации одного из древнейших памятников Москвы. В 1927 году памятник обследовал архитектор П.Д.Барановский. Вскоре затем к его изучению приступил профессор С.А.Торопов, сделавший предварительную графическую реконструкцию и даже приступивший к реставрации в натуре цокольной части южного фасада. К сожалению, эта интереснейшая работа была прервана, а реставрация прекращена в начальной стадии.
В 1934 году автором настоящей статьи, по заданию Государственного Исторического музея, производилось обследование сооружения, и разрабатывался проект перенесения его в село Коломенское. Эта работа была продолжена в 1936 году под руководством архитектора П.Д.Барановского, тогда была удалена позднейшая, искажавшая памятник, четырехскатная кровля, разобраны надложенные в конце XVII века верхние угловые части здания и произведено исследование покрытия.
Позже работа перешла в ведение Музея Академии Архитектуры, произведшего окончательное удаление новой штукатурки внутри и снаружи здания, но не завершившего работ профилактической консервацией «раскрытого» памятника.
Осенью 1941 года Комиссия по охране памятников архитектуры Академии Архитектуры СССР, руководимая профессором Д.П.Суховым, в дни памятных тяжелых испытаний решила произвести защитный обмер и изучение древнего храма. Честь выполнения этой работы выпала на долю автора, который считает своим долгом выразить здесь самую искреннюю благодарность Д.П.Сухову, П.Д.Барановскому и С.А.Торопову, внимательность и глубокие знания которых оказали неоценимое содействие в выполнении всей работы, производившейся в крайне тяжелых условиях.
1
Один из древнейших памятников архитектуры Москвы – белокаменная церковь Трифона в Напрудном (рис. 1, 2, 3) затеряна среди невзрачных деревянных строений одноименной окраинной улицы города.
В четырех километрах к северу от Московского Кремля, невдалеке от достопамятной Переяславской дороги – древнего пути к северо-восточным краям русским и их славным городам, «рассадникам искусства», – между селом Сущевым и Сокольниками, в верховьях речки Неглинной, на равнине, еще столетие назад изобиловавшей мокрыми лугами, прудами и оврагами, существовало село Напрудское, или Напрудное, позже ставшее Напрудной слободой.
В 1328 году великий князь московский Иван Данилович Калита, отъезжая в Орду, написал духовную грамоту о разделении своего имущества между детьми и княгиней, в которой, между прочим, говорится: «...се дал есть сыну своему большому Семену, Мажаеск, Каломну... село Напрудское у города..». Это – первое известное упоминание села Напрудного в исторических документах; за ним следуют упоминания 1426 и 1505 годов1, в которых нет ни слова о построении или существовании в Напрудном церкви. Однако само наименование его селом не оставляет сомнений о существовании здесь храма.
Дошедшую до нас церковь обычно относят к середине XVI века, но высказывалось предположение и о более раннем ее происхождении – в XIV–XV веках2.
На южном фасаде храма, на белокаменном поле западной трети фасада, примерно на уровне человеческого глаза, высечена надпись «Лета 3 пре...». Начертание букв, по мнению специалистов палеографов, не противоречит обозначенной дате «лета 7000», т. е. 1492 года3.
И.М.Снегирев сообщал о надгробных камнях с надписями 1570 года, найденных в самой церкви4. Эти камни до нас не дошли.
Книга Патриаршего приказа под 1625 и 1628 годами упоминает о существовании «церкви Вмч (великомученика) Трифона, в селе Напрудном»5, а в той же книге под 154 годом (1646) впервые говорится о каменной церкви6. Это свидетельство, разумеется, не исключает возможности существования каменной церкви и в более ранний период.
Событие, относящееся к 1703 году, – выдача в церковь нового антиминса7, возможно, было связано с новым значительным периодом в истории сооружения. В документам говорится не о Напрудном, а о Напрудной, по-видимому, уже слободе8.
3. Церковь Трифона в Напрудном. Вид с северо-востока.
Фото Г.Н.Сошальского.
Ряд сведений, относящихся к XVIII столетию, показывает, что значение селения и самой церкви постепенно падает. Возникал вопрос об упразднении церкви. Возможно, это было связано с переездом двора в северную столицу и упадком значения пригородного дворцового села, как было с Коломенским и другими старыми подмосковными.
На протяжении XIX столетия памятник претерпевает значительные изменения: в 1825 году пристраивается южный Никольский придел; в 1839 году сооружается колокольня, в 1860 году – северный придел Филарета Милостивого; в 1890–1895 годах, по проекту архитектора П.П.Зыкова, с запада возводится обширный храм, к счастью, разобранный уже в наше время.
Этими скудными сведениями, в сущности, и исчерпываются известные исторические свидетельства, относящиеся к Трифоновской церкви.
Не лишена интереса сложившаяся вокруг памятника народная легенда, связывающая возникновение церкви с чудесным избавлением от царского гнева Ивана Васильевича Грозного одного из его сокольничьих – некоего боярина Патрикеева.
Следует отметить, что луга и леса, расположенные близ дворцового села Напрудного, издавна были одним из излюбленных мест для великокняжеской, позже царской соколиной охоты9.
В связи с этим известный интерес представляет до сих пор обстоятельно не истолкованное изображение св. Трифона на фреске, украшавшей алтарную абсиду10. Перед нами равнина, справа – белая одноглавая церковь, слева – группа деревянных изб, в середине, на фоне голубого неба, на белом коне едет юноша с нимбом вокруг головы; за его спиной развевается пурпурный плащ, на поднятой правой руке сидит кречет с распростертыми крыльями (рис. 4).
В житии Трифона из Фригии, которому посвящен храм, нет ни слова о соколах или соколиной охоте, так же как нет и эпизода, дающего повод изображать святого на коне с соколом; его каноническое изображение – фигура, стоящая в рост, с крестом в руке.
Вернемся к легенде. Внимание останавливает имя героя легенды – Патрикеев. Патрикеевы – известная боярская фамилия. При великом князе Иване III крупную роль играл князь Иван Юрьевич Патрикеев, правнук Ольгерда Литовского, племянник Василия Темного, человек, по происхождению и по сану близкий к великому князю. Известно, что князь Иван Патрикеев подвергся опале великого князя, был приговорен к казни и только благодаря заступничеству московского духовенства получил помилование с пострижением в Троице-Сергиев монастырь, до рога к которому пролегает мимо села Напрудного11.
4. Изображение на северо-восточной стороне алтарной абсиды.
Фреска XVI-XVII веков.
Фото Музея Академии Архитектуры СССР.
В «Полном собрании государственных грамот и договоров» опубликована духовная грамота князя Ивана Юрьевича Патрикеева, относящаяся, к 1498 году. Вместе с текстом грамоты воспроизведены семь привешенных к ней восковых печатей. На одной из них изображен всадник с птицей, распростершей крылья на поднятой руке12.
Тождественность необычного изображения на алтарной абсиде церкви и изображения на печати грамоты князя Патрикеева, приговоренного к смерти и «чудесно» оставшегося в живых, наконец память о соколиных охотах у села Напрудного, стоявшего на «соколином пути», могли породить в более позднее время известную версию легенды, в которой переплелись правда и вымысел, а событие оказалось отнесенным к царствованию столь популярного в народной памяти Ивана IV. Во всяком случае, нам кажется пока мало основательным привлечение легенды для определения даты сооружения храма, как это делали некоторые исследователи Трифоновской церкви.
2
Перейдем к рассмотрению данных, полученных в результате произведенного раскрытия и исследования памятника.
В 1933–1936 годах около церкви был устроен карьер для добывания песка, обнаживший на всю, почти двухметровую глубину заложения фундамент здания. Он сложен из больших валунов – «голышей» на глине, покрытых двумя рядами тесаных камней известняка13.
Стены храма возведены из двух параллельных, вертикальных, не имеющих перевязи, облицовочных стенок; пустоты между ними заполнены обломками бута на известковом растворе. На высоте 3,25 м от цоколя наружные поверхности стен перебиты многорядным горизонтальным кирпичным поясом. Внутри здания на этом же уровне расположены пяты угловых частей свода. С этой отметки наружная облицовка продолжает оставаться белокаменной, а внутренняя выложена из маломерного кирпича14 (рис. 5).
Белокаменная кладка выполнена из гладко отесанных с лицевой поверхности квадров, не имеющих между собой регулярной перевязи и значительно разнящихся по размерам15.
Собственно церковь, близкая в плане к квадрату, перекрыта так называемым крещатым сводом с отчетливо выраженным стрельчатым очертанием кривых, имеющих в зоне распалубок прямолинейные участки. Для перехода от квадратного в плане перекрестья распалубок к круговому плану барабана в его углах устроены треугольные сферические паруса. Полуциркульная алтарная абсида перекрыта сводом, близким по форме к полусфере (рис. 5, 6).
Все своды сложены из кирпича размером 45 х 110 х 224 мм, при толщине алтарного свода – в один кирпич, а системы сводов и арок, перекрывающих собственно церковь, в два кирпича16.
5. Церковь Трифона в Напрудном. Разрез по линии север-юг.
Обмер Л.А.Давида.
До осени 1936 года церковь стояла покрытой четырехскатной железной кровлей. При исследовании 1928 года профессором Тороповым в швах кладки сводов были обнаружены кованые гвозди. Было высказано предположение о первоначальном покрытии церкви черепицей или лемехом. В 1936 году, при очистке пазух сводов от мусора, мне удалось найти древнюю черепицу из хорошо обожженной глины. В месте разлома она серого цвета, по наружной поверхности покрыта блестящим черным составом, напоминающим по своей фактуре античные греческие лаки. В продольном сечении черепица имеет слегка изогнутую форму, позволяющую плотнее укладывать ее по кривым поверхностям сводов.
В настоящее время своды сохранили покрытие в виде выстилки по забутке положенным «на постель» маломерным кирпичом. Забутка, слои которой доходит до 20 см, служит переходом от формы крещатых сводов к трехлопастному завершению фасадов.
6. Церковь Трифона в Напрудном. План.
Обмер Л.А.Давида.
При последнем, внимательном изучении расположения сохранившихся от черепицы гвоздей удалось установить их нерегулярное расположение относительно швов кирпичной выстилки; во многих случаях гвозди попадали в самые кирпичи, иногда разбивая их, иногда сгибаясь. Под черепицу была сделана известковая подливка, служившая дополнительным пластическим связующим элементом.
Церковь имеет в настоящее время десять оконных и три дверных проема. Три проема имеются в цилиндрической шее главы; они – прямоугольной формы с параллельными вертикальными щеками, имеющими рваную поверхность. Эти проемы не выложены, а прорублены в древней кладке. На наружной поверхности барабана над каждым окном имеются выложенные из цельного маломерного кирпича ниши, нормально перевязанные с кладкой барабана. Вертикальные плоскости их щек идут по радиусам к центру барабана. На восточной стороне барабана оконного проема нет, а имеется ниша, идущая от полувала на всю существующую сейчас высоту барабана. Размеры и характер этой ниши вполне соответствуют трем сохранившимся фрагментам ниш на других сторонах барабана. Таким образом, с достаточной основательностью устанавливается отсутствие первоначально световых отверстий, по меньшей мере на сохранившуюся высоту трибуна, и можно лишь предположить их наличие в его утраченной верхней части.
Окно второго яруса западного фасада до осени 1936 года было скрыто кирпичной закладкой и слоем штукатурки; оно расположено сразу над средним наружным поясом. Наружная амбразура имеет белокаменные щеки и арочную перемычку из маломерного кирпича. Замком служит горизонтально положенный с клиновидно-обсеченными краями большемерный кирпич.
7. Церковь Трифона в Напрудном. Южный фасад.
Обмер Л.А.Давида.
В плане проем имеет две трапециевидных амбразуры, обращенное друг к другу малыми основаниями и отделенные друг от друга прямоугольными выступами «плечиков» толщиной в один маломерный кирпич. В настоящее время сохранились только два нижних ряда кладки из маломерного кирпича; выше идет кладка XVII века из большемерного кирпича (80 х 140 х 300 мм), а на высоте 63-65 см положена белокаменная перекрывающая проем плита с положенным на нее рядом из большемерного кирпича. Создается впечатление своеобразного каменного переплета. Внутренняя амбразура выложена из маломерного кирпича, перевязанного с прилегающими участками кладки стены; в щеках амбразуры сохранились гнезда для убираемого в толщину стены засова, державшего оконницу. Внутренняя арочная перемычка также в значительной степени утрачена, за исключением нескольких маломерных кирпичей в ее пятовых частях. Сохранившийся внутренний подоконник по высоте совпадает с горизонтальной линией пят угловых частей свода. Наружные откосы проема не вертикальны, а имеют некоторый наклон внутрь, к вертикальной оси, что придает ему слегка трапециевидную форму. Сохранившиеся элементы позволяют легко реконструировать первоначальную форму древнего оконного проема.
Окно второго яруса южного фасада (рис. 2, 7) по своим пропорциям, материалу и форме резко отличается от только что описанного. Его откосы, четверти, арочная очень плоская трехцентровая перемычка, а также участки стен, прилегающие к нему внутри, выполнены из большемерного кирпича. Белокаменная кладка наружной поверхности стены не имеет «регулярной» отески или перевязки, которая связывала бы ее с обработкой проема Окно снабжено кованой железной прямой решеткой и в наружной части двумя подставами-пятниками для ставни.
По материалу и формам этот проем можно безошибочно отнести к числу переделанных в XVII веке.
В первом ярусе центральной трети южной стены имеется прямоугольной формы оконный проем (рис. 7) с белокаменным наружным подоконником на двух сухарях и железной ампирной решеткой. При удалении штукатурки с прилегающих к проему участков стен на расстоянии от 4 до 10 см от пилястр, были обнаружены гладко отесанные вертикальные участки белокаменной кладки, переходящие в кривые, плавно склоняющиеся к оси, но прерываемые новой кирпичной кладкой. С внутренней стороны проем имеет гладко отесанные белокаменные щеки древней дверной ниши с гнездами – глубокими каналами для выдвижного засова. Ниша перекрыта лучковой перемычкой из кирпича XIX века (размера 62 х 120 х 250 см), но ниже этой перемычки удалось обнаружить несколько пятовых маломерных кирпичей древней перемычки.
Следов других проемов ни на внутренней, ни на наружной поверхностях стен первого яруса южного фасада не обнаружено.
В южной части алтарной абсиды имеется оконный проем (рис. 4 и 7), по форме, размерам и материалу аналогичный рассмотренному. При обследовании щек внутренней ниши этого окна также удалось несколько ниже существующей перемычки найти на восточном откосе маломерные кирпичи, сохранившиеся от первоначальной арочной.
В стене восточной трети абсиды сохранился первоначальный узкий (153 х 980 мм) щелевидный проем с параллельными щеками, перекрытый одним крупным квадром, наружная фасадная поверхность которого обработана высеченными уменьшающимися килевидными арочками.
Оконный проем северной части абсиды подобен по своим основным размерам, материалу и форме проему южной трети абсиды, и его появление относится к XIX веку.
Проем средней трети северного фасада (рис. 1) вполне тождественен такому же описанному выше проему южного фасада. При обивке штукатурки (в 1928 г.) удалось обнаружить сохранившееся килевидной формы очертание утраченных тяг, обрамлявших древний портал.
Дверной проем западного фасада устроен из случайного набора строительных материалов – кирпича различных размеров и известкового камня; он размещен в габарите заложенного значительного по размерам прохода с арочной перемычкой толщиной в два кирпича (размер кирпича 65 х 120 х 260 мм); прилегающие к проему участки стел выложены из такого же материала. В крайних третях этого фасада, в участках стены, сложенной из кирпича (62 х 120 х 250 мм), в 1936 году при обивке штукатурки обнаружены гладкие откосы крупных, повидимому, также позднейшего происхождения, проемов17.
Проход царских врат внутри церкви был при расширении в 1890 – 1891 годах перекрыт полуциркульной аркой из кирпича 65 х 120 х 250 мм. На вертикальных щеках, подлицованных кирпичом того же размера, отчетливо заметны следы растески древнего проема. «Северные двери» иконостасной стены перекрыты арочной перемычкой из маломерного кирпича. Кривая арки по форме близка к трехцентровой. Северная щека имеет следы растески, однако сохранившиеся участки позволяют установить ее первоначальное направление и, таким образом, этот проем легко реконструируется.
Кроме перечисленных сквозных проемов, на внутренних стенах абсиды (рис. 6) имеются ниши (печуры) на северной стене, около северной двери – небольшая древняя печура с арочной перемычкой из маломерного кирпича; крупная печура (жертвенник), примыкающая к восточному откосу северного алтарного окна, сохранила восточную щеку и частично перемычку из маломерного кирпича.
Древняя часть церкви имеет в настоящее время семь многопрофильных тяг, из которых шесть выполнены из маломерного кирпича и одна – из белого камня.
Можно предположить существование по меньшей мере еще четырех тяг, в настоящее время утраченных завершение барабана, покрытие звонницы, импосты звонницы, импосты порталов, но нет серьезных оснований полагать, что набор профилей этих деталей существенно отличался от сохранившихся.
Набор обломов, которым оперировал зодчий, крайне ограничен это – полка, полочка, полувал, валик и четвертной валик, – ни одного сложного профиля. Различными комбинациями этих простых элементов зодчий обработал фасады, логически варьируя тяги в зависимости от их расположения и назначения.
Исключение представляет цокольная тяга, которая вытесана из белого камня и состоит из следующих чередующихся простых профилей плинта, четвертного валика и полувала. Однако следует отметить, что этим профилям приданы размеры, близкие к толщине маломерного кирпича, из которого выполнены все остальные тяги.
Тяге, горизонтально членящей фасады, придана форма своеобразного пояса, а не трехчастного антаблемента, который встречается у всех однотипных памятников XVI века. Но зато сочетанию обломов обрамлений арочных завершений стен придан характер классических архивольтов.
Внутри здания профилированная обработка встречается только в одном случае – полувал в основании главы над парусами.
Внимательное изучение кирпичей, характера кривых обломов и их поверхности заставляет предположить существование двух типов профилированных кирпичей: лекальных – крупные полувалы, имеющие на поверхности как бы вдавленные при формовке и обжиге участки, и тесаных – малые профили, имеющие значительные прямолинейные участки и только как бы скругленные отеской ребра кирпича.
Весьма знаменательна мудрость зодчего, применявшего мелкий, удобный для работы над деталью или кривой формой кладки материал – кирпич, при крупном стеновом материале – тесаном камне.
Связующим материалом кладки является известь, которая встречается двух видов: 1) очень белая, с незначительным количеством примеси песка. На этом растворе сложены основные массы белокаменных стен и все элементы памятника из маломерного кирпича, имеющие регулярную перевязь с коренными стенами, на таком же растворе сделана забутка; 2) желтоватая, со значительной примесью песка; на этом растворе сложены все части здания из кирпичей крупных размеров.
При строительстве храма была применена керамика в виде покрытия храма черепицей и в виде глиняных обожженных кувшинов-голосников, заложенных попарно в верхних частях «лбов» каждой распалубки.
Железо удалось обнаружить в древних частях здания только в швах свода в виде кованых гвоздей длиной около 10 см, при помощи которых укреплялась черепица. В карнизе абсиды, выложенном из кирпича размером 80 х 140 х 280 мм в XVII веке, была обнаружена металлическая связь того же времени. Прямая решетка окна южного фасада также относится к XVII веку.
В толще стены западного фасада, в месте, где утрачена древняя перемычка окна второго яруса, обнаружен идущий вдоль стены и расположенный немного ближе к ее внутренней поверхности деревянный прямоугольного сечения полуистлевший брус. В сводах, перекрывающих угловые пространства церкви, в сводах абсиды и ее стенах имеются гнезда, близкие по сечению к найденному в западной стене брусу (рис. 5) (размеры последнего легко удалось установить по застывшей известковой форме, образовавшейся при укладке и заливке бруса).
На абсиде после удаления карниза XVII века и в местах разрушенной кладки обнаружилась полуистлевшая деревянная обвязка из рубленых «в лапу» брусьев связей.
* * *
Проделанный анализ позволяет с известной основательностью установить первоначальный облик сооружения.
Прежде всего необходимо отмести позднейшие, искажающие памятник элементы. Эта задача в значительной мере облегчена резким отличием материалов, примененных при возведении храма, от материалов, употреблявшихся при последующих перестройках. В тех случаях, когда позднейшие изменения форм памятника производились без применения новых строительных материалов, их легко определить по травматическим нарушениям древней кладки.
Надо полагать, что к концу XVII столетия храм сильно обветшал. Вероятно, сильно пострадало хрупкое черепичное покрытие, обопрели карнизы и цоколь.
Выдача в 1703 году нового антиминса, по всей вероятности, свидетельствует об окончании больших обновительных работ, во время которых возникли, связанные с применением большемерного кирпича и носящие черты, типичные для архитектуры конца XVII века, двухъярусная восьмигранная шея с луковичной главкой, кладка над угловыми частями храма и четырехскатная кровля18, новый, устроенный взамен обветшавшего, карниз абсиды с железными связями, перекладка «плечиков» западного окна, растесанное, а возможно даже пробитое вновь окно южного фасада над порталом. Несомненно, до устройства четырехскатной кровли с трех сторон древнего барабана были пробиты оконные проемы.
В 1820-х годах, при устройстве трапезной19, колокольни и новых приделов, были уничтожены порталы, и на их месте возникли существующие сейчас безобразные оконные проемы. В значительной части был заменен, наверное обопревший, древний белокаменный цоколь профилированной тягой – существующим сейчас простым высоким плинтом20.
К 1890-м годам относится устройство большого арочного прохода в западной стене, хотя значительные искажения этого фасада – частичное уничтожение лопаток, цокольной тяги, пробивка боковых проемов – вероятно, были произведены в более ранний период возникновения трапезной.
Отбрасывая, таким образом, позднейшие наслоения и реконструируя по сохранившимся элементам древние формы, мы можем с известной степенью достоверности восстановить первоначальный облик сооружения (рис. 8, 9 и 10).
10. Церковь Трифона в Напрудном. Вид с юго-запада.
Реконструкция Л.А.Давида
Квадратный в плане, с полуциркульной абсидой, храм стоял на невысоком холме, окруженном со всех сторон водой21. Его фасады членятся лопатками, на три части каждый. Подножье отмечено высоким профилированным цоколем. Средние компартименты южного, северного и западного фасадов украшали килевидного очертания порталы. Собственно храм первоначально, вероятно, освещался только двумя оконными проемами, высоко расположенными в тимпанах расоалубок22. С востока примыкает полуциркульная в плане алтарная абсида, имеющая трехчастное членение лопатками, отдаленно напоминающее троечастие алтарей ранне-московских храмов. Полностью сохранился щелевидный бойницеобразный проем средней трети абсиды. Фрагменты внутренней ниши, найденные у существующего сейчас позднейшего южного окна абсиды, позволяют сделать предположение о втором щелевидном проеме, освещавшем интерьер алтаря.
Выше многорядного кирпичного пояса, объединяющего абсиду и храм, фасады имели сохранившиеся до наших дней трехлопастные завершения. Над юго-западным углом храма в диагональном направлении стояла двухстолпная звонница, от которой до нас дошли лишь нижние части пилонов. Волнистые очертания покрытия храма были защищены черной блестящей черепицей. Приземистый цилиндрический трибун с восемью килевидными кокошниками в основании, поставленный над перекрестьем распалубок, завершал композицию.
Перед нами возникает сооружение, отличающееся, несмотря на свои незначительные размеры, чертами большого монументализма, обладающее приземистыми пропорциями, с гладью белокаменных стен, лаконически оформленных простыми, выразительными деталями.
Алтарные окна-бойницы, отсутствие световых отверстий в нижней части самого храма, наличие гнезд для крепких засовов во внутренних нишах дверных проемов, позволявших накрепко запереться внутри храма, и первоначальное расположение сооружения на острове делают его своеобразным «донжоном» в загородном великокняжеском селе.
* * *
Подведем некоторые итоги.
Система кладки стен храма характерна для памятников владимиро-суздальской эпохи и ранней Москвы. Сочетание белого камня (основной стеновой материал) и кирпича (своды, барабан, арочные перекрытия и детали) роднит его с Успенским собором Фиораванти, давшего первый известный образец подобного строительного приема в Москве23. Отсутствие металлических связей, вошедших в употребление в московской строительной практике также после творения Фиораванти, относит его к очень ранней эпохе.
Горизонтальная тяга фасада, отделяющая трехлопастные завершения от низа стен и состоящая из ряда простых обломов, представляет собой своеобразный пояс, близкий по идее поясам ранне-московских храмов, а не трехчастным после-алевизовским антаблементам, имеющимся у всех однотипных храмов XVI века. Повидимому, алевизовская композиция или вовсе не была знакома зодчему Трифоновской церкви, или еще не была им достаточно усвоена.
Если к этим датирующим моментам присоединить наличие надписи на южном фасаде с датой 1492 года, то нам представляется возможным предположительно отнести сооружение храма ко времени между годом завершения Успенского собора (1479) и 1492 годом – годом надписи на стене храма24.
Таким образом, исторические свидетельства – данные архитектурного и археологического анализов – позволяют нам с большей или меньшей долей вероятия отнести возникновение храма к концу XV столетия.
Это – эпоха величайших сдвигов и достижений в экономической, политической и культурной жизни Москвы, – эпоха сложения русского национального государства.
Одним из характернейших явлений этого периода было необычайно энергичное развитие и строительство московских городов.
Конец XV и начало XVI столетий отмечены активным участием русского государства в международной жизни. Начинаются оживленные сношения с Венецианской республикой и странами юго-востока – среднеазиатскими государствами, Персией и Кавказом.
О знакомстве с Востоком свидетельствует хотя бы «Хождение за три моря Афанасия Никитина» (1467-1472). В 1475 году венецианский посол Контарини видит в Тавризе московского посла Марко Россо (или Руффо) и т. д.
Москва в самых широких масштабах привлекает иноземных специалистов различных областей человеческой деятельности и знаний.
В эту эпоху создаются величественные сооружения, знаменующие собой необычайный взлет русского строительного гения, и если в их создании принимают участие и иноземные силы, то местный творческий императив был столь силен, что об архитектуре эпохи хочется сказать словами Эмиля Верхарна, высказанными им в другой великой связи: «То немногое, чем она обязана другим, она ассимилирует так глубоко, что оно становится ее собственностью».
К этому времени относится возникновение храмов трифоновского типа (назовем их так условно), и применительно к ним определение Верхарна звучит особенно справедливо.
Эти храмы возводились на посадах, в великокняжеских селах и боярских вотчинах.
Все они имеют почти квадратные планы, обладают незначительными по площади размерами, не имеют внутренних несущих перекрытий свободно стоящих опор, перекрыты крещатыми сводами, их фасады в большинстве случаев завершены трехлопастными кривыми, отделенными от низа стен горизонтальными тягами.
Мы знаем многочисленные близкие им по типу аналоги, которые или существуют по сей день, или утрачены в недавнее время, но об их облике дают представление имеющиеся описания и изображения. Некоторые из них обладают чертами Трифоновской церкви, иные имеют известные отличия в решении той или иной части здания, но общим для них является наличие крещатого свода. Таковы церкви: Никола-Красный Звон, Благовещение в Старом Ваганькове25, Гребневской Богоматери, Троицы в Полях, Николы в Мясниках26, Зачатия Анны в Китай-городе, Никиты за Яузой, Антипия в Антипьевском переулке, церковь в Городище под Коломной, церковь Ризположенского монастыря в Суздале (ее свод имеет дополнительные распалубки в углах), церковь села Юркино, церковь Исидора в Ростове Великом, придел Покровского собора – Василия Блаженного, старый собор Донского монастыря и ряд других. Этот перечень памятников XV–XVI веков дополняется репликами XVII столетия – церковью Покрова в Рубцове и ростовскими храмами Спаса на Сенях, Иоанна Богослова, Григория Богослова и церковью Белогостицкого монастыря.
Если принять во внимание неизбежную бесследную утрату таких храмов в более ранний период, – а мы имеем известные основания сделать такое предположение27, – то мы со всей основательностью можем говорить об их былом необычайно широком и устойчивом распространении.
Довольно четко определяется зона распространения храмов с крещатыми сводами. Это – области средней полосы России, ставшие зависимыми от Москвы к концу XV и началу XVI веков. Но подавляющее большинство их расположено в самой Москве, на долю провинции приходятся лишь единицы.
Одним из препятствий на пути исследования сущности этих памятников и выяснения истории их возникновения является вопрос датировки ранних образцов. Разрешение этой проблемы осложняется почти полным умалчиванием летописей о возведении отдельных храмов. Незначительные по своим масштабам и назначению, эти памятники, конечно, не могли соперничать с такими явлениями общегосударственного значения, как создание московских соборов или стен и башен Кремля, – они выпадали из сферы внимания летописца.
В этом отношении в нашем распоряжении имеется пока еще весьма несовершенный и зыбкий путь археологического и архитектурного анализов.
Еще менее выясненной следует считать проблему генезиса формы и особенно конструкции крещатого свода. Нет никакой надобности пускаться в далекий путь зарубежных исканий прообразов с трехлопастными формами завершения фасадов. Эта форма давно бытовала в нашем зодчестве, живописи и прикладном искусстве. Мы найдем ее в Киеве XI века – в церкви Спаса на Берестове, в Полоцке XII века – в Спасской церкви Спасского монастыря, в Смоленске XII века – в Свирской церкви, в Новгороде и Пскове более поздних эпох. Эта форма прочно вошла в наше искусство в качестве декоративного элемента обрамлений или архитектурных аксессуаров станковой и монументальной живописи, в качестве украшения миниатюр и памятников прикладного искусства.
Даже то обстоятельство, что церковь Благовещения в Старом Ваганькове, имевшая трехлопастные кривые вверху фасадов, была возведена Алевизом Новым, на родине которого, как и в соседней Далмации, находившейся в тот период под воздействием Венеции, приобрело широчайшее распространение строительство церквей с буквально такими же торцовыми фасадами, не может увлечь нас в наших поисках в эти далекие страны. Там это, в значительной мере, только декоративное оформление фасада, за которым развивается протяженный базиликальный организм28 иного сечения.
Рассматривая вопрос о возникновении конструкции крещатого свода, академик В.В.Суслов в свое время высказал предположение о простом удалении столбов новгородских храмов, имеющих коробовые своды в перекрытии рукавов креста и четверти сомкнутых сводов над угловыми компартиментами, и в слиянии этих сводчатых форм в единую систему свода московских церквей трифоновского типа.
Подобное разрешение проблемы представляется нам упрощенным, механическим и мало правдоподобным. Кроме того, в самом Новгороде мы не находим таких решений, и не Новгороду, переживавшему в этот период жесточайший кризис, принадлежала роль созидателя новых форм.
Высказывалось предположение, особенно защищавшееся покойным знатоком московского зодчества М.И.Александровским, о псковском происхождении конструкции перекрытия типа, примененного у Николы Каменноградского, – в виде одного коробового свода с одной меридионально расположенной распалубкой. Подобное решение действительно нашло применение в построенной псковичами в Москве церкви Сретения на поле 1482 года и Никоновском приделе Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, сооруженном в 1548 году.
Приходится отметить, что в Пскове в эту эпоху действительно имелись живые творческие силы, привлекавшиеся Москвой. Кроме того, псковичи еще в конце XIV века строили бесстолпные храмы и достигли в этой области известных положительных результатов. Однако найденное ими решение бесконечно далеко от центрического характера крещатого свода, и их прием, занесенный в готовом виде в Москву конца XV века, без существенной эволюции почти через столетие повторился в Никоновском приделе Троице-Сергиевой лавры. Это скорее свидетельствует о его обособленном статичном существовании на московской почве без воздействия на создание конструкции интересующих нас сводов.
Тем не менее, появление в московском строительстве крещатого свода в готовой и притом очень зрелой форме, без наличия на московской почве более ранних его прообразов, как будто свидетельствует о не местном его происхождении.
Отчетливо выраженные стрельчатые очертания кривых крещатого овода и наличие прямолинейных участков в зоне распалубок носят ярко выраженный восточный мусульманский характер.
Памятуя об интенсивных сношениях Москвы именно в это время (в конце XV и начале XVI вв.) с Кавказом и Средней Азией, невольно хочется направить поиски происхождения конструкции именно в эти страны, где применялась необычайно близкая по принципу и пространственной форме система перекрещивающихся арок. В этом отношении поразительное сходство представляют знаменитые перекрытия джаматунов более ранних армянских памятников29 и основанные на этом же принципе перекрытия среднеазиатских построек XV века. Однако недостаток материала и недостаточная изученность вопроса пока позволяют говорить лишь о постановке проблемы юго-восточного происхождения крещатых сводов московских церквей.
Но во всяком случае в сочетании с экстерьером применение крещатых сводов в Москве XV–XVI веков следует признать вполне оригинальным и не знающим иноземных аналогов. Это – одно из величайших достижений московских зодчих на пути к решению новых строительных проблем, в данном случае решение небольшого объема каменного храма местного, приходского типа, с освобождением его от загромождающих внутреннее пространство столбов, при сохранении идеи крестообразности интерьера четырехстолпных храмов.
Сделаем некоторые обобщения. Характерным для нашего памятника, прежде всего, является с необычайной последовательностью и полнотой достигнутое единство в решении всего образа сооружения, и в этом его величайшее достоинство.
Перед нами центрическое сооружение. Его фасады завершены трехлопастными кривыми, при помощи которых осуществлена абсолютная «неделимость» каждого фасада на составляющие их компоненты. Горизонтальная тяга, отделяя завершения от низа стен, одновременно отмечает зону пят перекрывающего объем свода. Короба средних закомар выражают в экстерьере идею крестообразного перекрытия храма. Единая глава на их перекрестье завершает всю композицию. Примыкающая с востока алтарная абсида определяет традиционную для православного храма ориентацию с востока на запад. Конструкция крещатого свода логически согласована с покрытием храма и завершениями фасадов боковые полузакомары и расположенные за ними угловые части свода погашают распор коробовых сводов распалубок. Полузакомары одновременно являются элементом, погашающим распор угловых частей свода. Забутка пазух и волнообразное покрытие создают благоприятные условия для защиты свода от атмосферных осадков.
Фасады обработаны с предельным лаконизмом при минимальной затрате элементов декорации. Этим достигаются тектоническая ясность и выразительность всего объема в целом и его структуры. Удачно найденные отношения части и целого – детали и фасады – отчетливо выявляют масштаб здания и, несмотря на ею крайне скромные размеры, создают образ, выражающий идею монументализма, приличествующую сооружению общественного назначения.
Трехлопастные фасады и волнистое покрытие, придающее храму своеобразную пирамидальность, прекрасно связывают его с природой – с землей и небом – бесконечностью.
Церковь Трифона и подобные ей, давая новую трактовку форм и конструктивных решений, глубоко национальны по образу, и поиски их истоков уводят нас к древнейшим отечественным памятникам и традициям.
Композиционные и конструктивные приемы, нашедшие свое воплощение в одном из древнейших памятников Москвы, ставят его в ряд творении, знаменующих величайшие достижения русского архитектурного гения.
1. В 1426 г. в духовной грамоте великого князя Василия Васильевича Темного записано: «а из московских сел даю своей княгине Напрудное село у города с дворы городскими, что к нему потягло». О дальнейшем росте поселения свидетельствует духовная грамота Ивана III от 1505 г. «а сыну Дмитрию даю на Москве сельцо Напрудное с дворы городскими и пасадными».
2. Изв. имп. археол. ком., прибавление к вып. 37, стр. 56, СПБ, 1910.
3. Надпись обнаружена арх. П.Д.Барановским в 1936 г.
4. «Москва Подробное историческое и археологическое описание города». Изд. А.Мартынова, текст Снегирева. Т I. М 1865, стр. 6.
5. «Материалы для истории археологии и статистики г. Москвы» И.Забелина Ч I, стр. 723.
6. «154 г. Дворцовое Напрудное село, за Сретенскими воротами на Переяславльской дороге подле Москвы, а в селе церковь Трифона каменная».
7. «1703 г. Октябрь 18 выдан антиминс в церковь Вмч. Трифона что в Напрудной, вместо ветхого, взял поп Василий Стефанов».
8. Об этом говорит и более ранняя запись Ружной разметной книги «Церкви мученика Трифона в Напрудной. А у той церкви в приходе двор, в государев, воловой, разных слобод 26 дворов тяглецов, нищих и вдов 8 дворов, загородных 2 боярских, 6 стольничьих, 2 дьяческих, 1 подьячий, 1 певческого дьяка итого 46 дворов».
9. От более позднего времени, годов царствования Алексея Михайловича до нас дошли письма царя – любителя соколиной охоты, привести которые довольно интересно для характеристики местности, окружавшей Трифоновскую церковь еще в XVII веке.
11 апреля 1657 года, в письме к стольнику Матюшкину, царь писал: « так я поехал к Сущеву, да наехал прыск, водою налило, межь Сущева и Напруднова; так отпустили сокола Мадина и он хорошо полетел, да не слез, а утки многие, свияжи и шилохвостки и чирята». 12 июля 1657 года, в письме к ловчему, царь пишет: « ... без нас, великого государя, добыл красный кречет Гамаюн Каршака промеж Сушена и рощи, что к Напрудному; при стольнике нашем князь Рамадановском» И.Забелин. Опыты изучения русских древностей Ч. I, М 1872, стр. 296, 298.
10. Фреска относится к концу XVI–началу XVII века. В 1930-х годах фреска снята и перенесена в Гос. Третьяковскую галерею.
11. И.Ю.Патрикеев скончался в 1499 году.
12. Изображение всадника с птицей на руке встречается также и на великокняжеских монетах – см. А.Лакиер «Русская геральдика». СПБ. 1855.
13. Есть основания предполагать, что фундамент сделан сплошным под всей площадью здания. На это имеется указание в брошюре И.Приклонского «Историческая запись о Московской Трифоновской, что в Напрудной (слободе) церкви» М 1884.
14. Размер кирпича – 45х110x224 мм, система кладки – «крестиком» чередование «тычков» и «ложков» с затиркой швов при их толщине в 10-15 мм.
15. Средняя высота ряда 18-25 см, длина квадров 29-40 см, толщина горизонтальных швов 6-25 мм, вертикальных 6-20 мм.
16. В памятнике обнаружены кирпичи следующих размеров 45x110х224 мм – материал примененный при возведении, 80х140х280 мм – включения XVII века 62х120х250 мм – включения начала XIX века, 65х120х260 мм – искажения конца XIX века.
17. В настоящее время нами предпринято дополнительное обследование этих проемов.
18. Удалены в 1936 году.
19. Не дошедшая до нас трапезная могла быть пристроена первоначально в более ранние времена.
20. Фрагменты древнего цоколя сохранились с северо-восточной стороны абсиды и у крайних пилястр западного фасада Цоколь южного фасада и частично, алтарной абсиды восстановлен в 1928 г. (в зоне южного портала ошибочно).
21. См. мичуринский план 1739 года и ряд более поздних.
22. О первоначальном существовании окна южного фасада пока следует говорить с известной осторожностью, так же как и о проемах барабана. Рассматривать впадины первого яруса западного фасада как следы древних окон пока нет серьезных оснований.
23. Аналогичный прием сочетания камня и кирпича встречается в более ранних постройках Новгорода, в частности в церкви Николы-на-Липне.
24. Разумеется, ни один из приведенных датирующих моментов, взятый отдельно, не может быть признан достаточным основанием для определения даты возведения храма, и только при их сопоставлении можно сделать указанное предположение.
25. Разобраны в XIX веке, сохранились зарисовки Мартынова.
26. Разобраны в недавнее время.
27. Этим основанием могут являться анализ так называемого Сигизмундова плана и указание на строительство Алевизом Новым 11 храмов в Москве на Посаде.
28. Церкви Захария в Венеции, Сан Джовани ин Монто в Болонье, церкви в Далмации.
29. Типа перекрытий Санаина, Ахпата, пещерного храма Гегарда (в последнем случае система имеет чисто изобразительный характер, будучи вытесанной из единого монолита) и др.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский