РусАрх - Каменева Т.Е., Подъяпольский С.С. Реставрация церкви Михаила Архангела в Смоленске (предварительные итоги)

РусАрх

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

Источник: Каменева Т.Е., Подъяпольский С.С. Реставрация церкви Михаила Архангела в Смоленске (предварительные итоги). В кн.: Реставрация и исследования памятников культуры. Вып. IV. М., 2001. С. 44-55. Все права сохранены.

Материал отсканирован, отформатирован и предоставлен библиотеке «РусАрх» С.В. Заграевским. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2009 г.

Т.Е. Каменева, С.С. Подъяпольский

Реставрация церкви Михаила Архангела в Смоленске

(предварительные итоги)

Церковь Михаила Архангела стоит на небольшом холме левого берега Днепра в западной части исторического ядра Смоленска. По свидетельству летописи, она возведена смоленским князем Давидом Ростиславичем (1180–1197)¹. Последняя попытка уточнения ее датировки принадлежит Н.Н. Воронину и П.А. Раппопорту, высказавшим в своем труде о древнем смоленском зодчестве убедительные соображения о ее закладке между 1180 и 1190 г.² Исследования памятника были начаты в 1920-е гг. и производились в разное время П.И. Бруновым, И.М. Хозеровым, П.Д. Барановским³, а позднее авторами настоящей статьи. Подробное изложение нового цикла исследований Михаилоархангельской церкви и обоснование уточненной реконструкции ее первоначального вида приведены С.С. Подъяпольским в виде отдельной главы в цитированной выше книге Н.Н. Воронина и П.А. Раппопорта⁴.

Церковь Михаила Архангела – наиболее яркий образец центричного башнеобразного храма с тремя притворами и трехлопастными завершениями фасадов, возникшего в XII столетии в полоцком зодчестве⁵ и перенесенного несколько позднее в Смоленск⁶, Новгород⁷ и Рязань⁸. Динамичность ее объемной композиции подчеркнута применением пучковых лопаток. Оконные проемы располагались в три яруса, варьируясь в размерах и в форме. Основания трифолиев были отмечены аркатурным пояском, а фасады притворов украшены киотами над входами, декоративными нишами и крестами. Стены сложены из плинфы неправильно чередующимися участками кладки с утопленным рядом и равнослойной; изначально их покрывал плотный слой штукатурки, от которой к настоящему времени сохранились лишь незначительные остатки на заглубленных поверхностях. Вертикальная устремленность здания особенно ярко выражена в интерьере. Храм был украшен росписью как внутри, так и, по крайней мере частично, на фасадах⁹.

Очень существенная перестройка церкви произведена в начале XVIII в., когда были переложены все своды (с сохранением большей части подпружных арок), перелицованы значительные участки поверхностей стен, а верх надстроен с устройством сложного многоскатного покрытия. Средние прясла стен венчались крутыми крышами, угловые же части были слегка понижены, как бы следуя в огрубленной трактовке схеме первоначального завершения. Тогда же в интерьере упразднено членение боковых притворов на два яруса с заменой выходящих в основное пространство храма отдельных нижних и верхних арок сплошными, расширяющимися кверху проемами. Очертание сводов было сохранено, за исключением устройства у ветвей креста полулотковых сводов вместо первоначальных цилиндрических. Небольшие апсиды приделов, размещавшихся прежде в нижнем ярусе боковых притворов, сломаны. Некоторые элементы фасадного декора были повторены в новой кладке (пучковые лопатки и надоконные бровки), некоторые получили стилистические характеристики своего времени (восьмигранные окна притворов, обведенные профильной рамкой с двойным жгутом, карнизы с кронштейнами). Еще позднее, в XIX в., стены были выровнены под один карниз с надкладкой угловых частей, окна растесаны, а с юго-западной стороны пристроен придел. Если не считать сохранявшихся трех высоких притворов, здание приобрело вид весьма незатейливого и заурядного позднего храма.

В годы войны памятник потерял все кровли и около двадцати лет простоял безо всякой защиты, постепенно все более разрушаясь. В начале 60-х годов в целях исследования П.Д. Барановским был разобран верх стен юго-западного угла четверика, но ожидаемых результатов – обнаружения остатков трехлопастного покрытия – это не дало, поскольку степень перекладки при переделках XVIII–XIX вв. оказалась намного выше предполагаемой. Лишь в 1964 г. по проекту Барановского было выполнено кровельное покрытие в формах, приближающихся к кровле начала XVIII в. (ил. 1), с разборкой более поздних угловых надкладок, но без вычинки карнизов. Вследствие этого значительные участки новой кровли очень скоро были сорваны ветром, и периодически проводившиеся ремонты оказывались малоэффективными. Тогда же были разобраны декоративные барабанчики над апсидой и центральной главой, устроенные при ремонте храма в XVIII в.

Ил. 1. Церковь Михаила Архангела в Смоленске. Вид с юго-запада. Фото 1976 г.

Новый цикл реставрационных работ был начат лишь в 1978 г. на основании проекта, разработанного ЦНРПМ (тогда – Всесоюзный производственный научно-реставрационный комбинат). Реставрация велась силами Смоленской специальной научно-реставрационной мастерской под руководством специалистов ЦНРПМ (архитектор Т.Е. Каменева, инженер-технолог М.П. Иевлева) с перерывами до 1990 г., когда храм был передан образованному здесь церковному приходу. Реставрационные работы остались незавершенными. Основными причинами столь медленного их продвижения явились недостаток денежных средств и, главным образом, отсутствие необходимой для восстановительных работ плинфы – характерного для русского домонгольского зодчества тонкого кирпича с шириной, близкой длине. К 1990 г. были в основном закончены наружные работы, а позднее, когда храм уже принадлежал церкви, проведен самый элементарный ремонт в интерьере. Таким образом, на сегодняшний день можно говорить лишь о предварительных итогах реставрации.

Проект реставрации был разработан в 1970-х гг. С.С. Подъяпольским и Т.Е. Каменевой с учетом как проводившихся ранее исследований, так и дополнительных, выполненных специально для подготовки проекта. Все эти материалы дали возможность обоснованной реконструкции не только первоначального вида, о чем говорилось выше, но и некоторых более поздних, впоследствии утраченных элементов, таких как карнизы начала XVIII в. Кроме того, и это очень важно, была определена степень утраты подлинных элементов памятника или их следов, что позволило установить предел допустимого реставрационного вмешательства. В основу проекта, предложенного для практической реализации, положены следующие основные принципы:

а) максимальное сохранение подлинника XII в., заставляющее отдавать предпочтение выявлению следов сбитых деталей перед заменой их новой кладкой;

б) безусловная документированность восстановления, ограничивающая его лишь теми элементами, форма которых непосредственно подтверждается натурными остатками;

в) сохранение, укрепление и реставрация всех сколько-нибудь ценных позднейших элементов при том условии, что это не препятствует выявлению первоначальных частей памятника.

В силу этого реставрация носила ограниченный характер и отнюдь не ставила своей целью сколько-нибудь полное воссоздание первоначального облика. Прежде всего пришлось отказаться от попытки восстановления кладки венчающих частей и первоначальной системы покрытия. Сохранена та система кровель, которую памятник получил после разборки в 1964 г. П.Д. Барановским угловых надкладок четверика. Были лишь несколько понижены кровли средних прясел для раскрытия окон барабана, а у притворов в соответствии с формой дошедших до нас фронтонов устроены полицы. В целом восстановленные кровли соответствуют той форме, которую они получили при перестройке храма в начале XVIII в. Была сохранена и выполненная Барановским шлемовидная глава, так как сколько-нибудь достоверных данных о ее форме ни для XII, ни для начала XVIII в. у нас нет.

Во время реставрационных работ все вновь восстанавливаемые изначальные элементы выполнялись из специально изготовленной плинфы, элементы начала XVIII в. – из большемерного кирпича. Для плинфовой кладки раствор приготовлялся по особой рецептуре, разработанной лабораторией ЦНРПМ. Его основными компонентами были известь, песок и кирпичная крошка с минимальным добавлением цемента. Состав нового раствора подбирался по принципу максимального соответствия по физико-химическим свойствам подлинному раствору XII в. с учетом, кроме того, свойств имевшихся в распоряжении строителей местных строительных материалов. Ставилась также задача достижения достаточной близости, хотя и не полной идентичности, цветового оттенка древнему раствору. В ходе работ велось наблюдение инженера-технолога.

Ради максимального сохранения остатков подлинных первоначальных форм полная профилировка пучковых лопаток была восстановлена лишь там, где в местах примыкания ныне утраченной пристройки XIX в. плинфовая кладка двух угловых лопаток оказалась выломанной (ил. 2, 3). В основании одной из них эта профилировка сохранилась полностью и была обнаружена на глубине около 1,5 м от современного уровня земли (ил. 4). У остальных лопаток внешние узкие валики, сбитые еще в XVIII в., не восстанавливались.

Ил. 2. Юго-западный угол церкви. Фото 1976 г.

Ил. 3. Юго-западный угол церкви и южный фасад западного притвора.

В процессе производства реставрационных работ. Фото 1979 г.

Ил. 4. Юго-западный угол церкви. Полный профиль пучковой лопатки,

сохранившийся в ее основании на глубине 1,5 м от поверхности земли.

Один из самых существенных моментов проведения реставрации – восстановление оконных проемов. Форма многих из них была изменена во время ремонтов храма в XVIII–XIX вв., что значительно исказило облик памятника. Восстановленные окна относятся к нескольким типам.

Основные окна, освещающие храм, – щелевидные проемы романского типа с откосами наружу и внутрь, между которыми устанавливались оконницы. В основании этих проемов поперек них проходила массивная деревянная связь, от которой в толще кладки сохранились пустоты (ил. 5). Первоначально связь прикрывалась наклонной кладкой внешнего и внутреннего слива. Все такие окна, кроме двух заложенных проемов в восточных пряслах боковых фасадов, в большей или меньшей степени подверглись растеске (см. ил. 2). При восстановлении древняя плинфовая кладка, особенно лицевая, была максимально сохранена, что иногда заставляло прикладывать к старой плинфе небольшие, дополняющие ее, куски, осуществляя конструктивно необходимую перевязку лишь в толще кладки. Поскольку заказать специальную трапециевидную плинфу, применявшуюся для выкладки откосов, не удалось, плинфа опиливалась на станках – это позволило придать обработанным поверхностям гладкую фактуру, способствующую ее лучшей сохранности. Кладка выполнялась в той же системе, что и на прилегающих поверхностях – с утопленным рядом либо равнослойной. Окна верхнего регистра при перестройке начала XVIII в. были частично воспроизведены из большемерного кирпича. Восстановление таких окон также велось кирпичом соответствующего размера. Снаружи над окнами сохранились следы срубленных бровок из трех рядов плинфы (ил. 6). Судя по глубине заделки, два верхних ряда образовывали широкую полку, нижний состоял из зубчиков, фрагменты скосов которых были обнаружены при внимательном осмотре в ходе реставрации. Полный профиль зубчика удалось определить по найденной в забутовке фигурной плинфе (ил. 7). Бровки восстановлены лишь в тех местах, где кладка над проемами была сильно повреждена. Там же, где имелись хорошо читаемые сбитые плинфы, они, как элемент подлинной структуры, оставлены без вмешательства реставраторов (ил. 8, 9). Тот же прием использован и по отношению к бровке киота над южным входом в церковь.

Ил. 5. Нижняя часть оконного проема апсиды. Откосы окна XII в., сохранившиеся на высоту двух рядов кладки из плинфы; открыты после разработки поздней закладки. Вид сверху. Фото 1978 г.

Ил. 6. Верхняя часть окна храма на западном фасаде. Видны три ряда

плинфы от срубленной надоконной бровки.

Ил. 7. Фигурная плинфа XII в., которая использовалась для выполнения деталей

декоративного убранства на фасадах храма – в нижних рядах бровок

над окнами, киотами, порталами.

Ил. 8. Окно на южном фасаде церкви после реставрации. Фото 1985 г.

Ил. 9. Окно дьяконника на восточном фасаде церкви после реставрации. Фото 1985 г.

Второй тип – маленькие окна с внешним уступом (иногда и без уступа), освещавшие нижний ярус притворов и внутристенные проходы, которые соединяли помещавшиеся в их верхнем ярусе хоры (ил. 10, 11). В первом случае окна были сгруппированы по три, а несколько выше им отвечали такого же рисунка двухуступчатые ниши (см. ил. 3), которые не восстанавливались, а только раскрывались от закладок. В нишах северного и южного притворов обнаружены фрагменты их изначальной росписи. На уступах ниш имеются растительные орнаменты; в плоскости одной из них (южный притвор) просматривается фигурная композиция.

Ил. 10. Окна на западном фасаде южного притвора после реставрации.

Ил. 11. Окно на западном фасаде храма (южная треть), освещавшее внутристенный проход, после реставрации. Фото 1980 г.

Третий тип – тройные окна в верхней части средних прясел фасадов, над притворами, где позднее были пробиты большие круглые проемы. Кладка верха тройных окон выполнена из кирпича начала XVIII в. и, вероятно, повторяет первоначальную форму их завершения, достаточно обычную для домонгольского времени. У южного и западного окон бровки сложены из большемерного кирпича и состояли из одного валика, у северного, судя по остаткам, бровки вообще не было ни в XII в., ни позже. Предварительное зондирование, выполненное при подготовке проекта реставрации, позволило установить, что шов между краем проема и поздней закладкой проходит на большую глубину, свидетельствуя, казалось бы, об отсутствии у проема обрамляющей четверти. Однако в ходе реставрации, когда закладка была полностью удалена, оказалось, что тройные проемы первоначально имели четверть, которая была лишь сильно углублена в позднее время для установки наружной оконной рамы. Это заставило внести уточнение в ранее разработанный проект (ил. 12). Одновременно с восстановлением тройных окон выполнены из новой плинфы и утраченные части проходившего под ними аркатурного пояска.

Ил. 12. Фрагмент тройного окна храма на южном фасаде. В нижней части окна сохранились три ряда кладки из плинфы от первоначальной четверти, позднее увеличенной в глубину (вырублена в кладке XII в.)

В отличие от окон основного объема храма и притворов, окна барабана никогда не подвергались растеске, но были заложены в XVIII в. на одну треть высоты, а четыре из них, расположенные по основным осям, позднее заложены полностью. Удаление закладок сильно изменило облик всего памятника, сделав барабан более стройным и легким.

После разборки закладки на боковых поверхностях оконных проемов барабана был обнаружен штукатурный слой XII в. с фрагментами стенописи (ил. 13, см. форзацы книги). Остатки орнаментальных росписей сохранились лишь в нижних частях оконных проемов, закрытых кладкой из большемерного кирпича на эту высоту. Закладка четырех окон барабана предохранила от разрушения штукатурный слой XII в. на их откосах не только в нижних, но и в верхних частях. Здесь хорошо видны следы примыкания оконницы XII в. и место ее крепления к брусу в центральной части проема. Как удалось выяснить в ходе восстановительных работ, этот брус являлся элементом горизонтальных деревянных связей, заложенных в теле барабана и пересекавших оконных проем на середине его высоты (ил. 14).

Красочный слой фрагментов древней живописи имеет значительные утраты, в отдельных местах на штукатурной поверхности хорошо просматривается лишь графья. Тем не менее сохранившиеся элементы позволяют в общих чертах реконструировать систему росписи оконных откосов барабана. На схеме (ил. 15) показаны фрагменты сохранившихся орнаментальных росписей. В их начертании использован ограниченный набор геометрических форм: круги различных диаметров, ромбы, вьюнки, кресты. Однако почти в каждом случае эти элементы образуют свою особенную композиционную систему, не повторяющуюся на откосах других окон. Исключение составляют лишь два окна – западное и северо-западное, откосы которых расписаны орнаментами с идентичным рисунком.

Никаких следов не сохранилось от древних окон в верхнем ярусе притворов, поскольку во время ремонта храма в начале XVIII в. значительные участки стен здесь были полностью переложены при устройстве новых сводов. В связи с этим при реставрации сохранены восьмигранные окна XV в. с профильным обрамлением.

Помимо элементов первоначальной архитектуры были также восстановлены некоторые детали, относящиеся ко времени переделки памятника в начале XVIII в. Главным образом это относится к карнизам, имевшим различный рисунок у притворов и у средних и боковых прясел четверика. Наиболее богатую обработку имели карнизы средних прясел, полностью переделанные в XIX в. при надкладке угловых частей и устройстве четырехскатной кровли. Основанием для их восстановления послужили остатки карнизов с профилированными кирпичными кронштейнами на боковых сторонах повышенной крещатой части, обращенных к пониженным угловым частям основного объема.

Ил. 14. Южное окно барабана. А – План на уровне деревянных связей XII в. (по I–I);

В – Фасад (вид II–II); С – Западный откос окна (разрез по III–III) с обозначением

следов от оконницы XII в. и штукатурного слоя с фрагментами древнерусской

монументальной живописи.

Ил. 15. Схемы остатков орнаментальной росписи XII в.,

сохранившейся на нижних частях откосов в окнах барабана.

1 – западное; 2 – северо-западное; 3 – северное; 4 – северо-восточное;

5 – восточное; 6 – юго-восточное; 7 – южное; 8 – юго-западное.

Одной из важных проблем реставрации стал выбор фактуры и цвета внешних поверхностей. Первоначально фасады церкви были оштукатурены. От штукатурки XII в. с характерной глянцевитой поверхностью сохранились ничтожные фрагменты. Кладка начала XVIII в. была выполнена с гладкой затиркой швов под обмазку. Правда, эта обмазка также почти не сохранилась, поскольку в XIX в. здание было полностью покрыто новой штукатуркой, в значительной степени утраченной в послевоенные годы. Принятое общее реставрационное решение – сохранение объемной композиции начала XVIII в. – предопределило необходимость восстановления известковой обмазки, призванной также выполнять консервационную роль. Однако при этом решено было оставить открытой естественную фактуру кладки отдельных участков. Такой реставрационный прием достаточно распространен и успешно опробован на памятниках Киева, Чернигова, Новгорода, Полоцка. Правда, обычно раскрывается фактура стен, не имевших дополнительного покрытия. В нашем же случае раскрытию подлежала поверхность кладки, изначально скрытая под штукатуркой, что обусловило определенную искусственность избранного решения. Тем не менее в данном случае оно представляется нам оправданным, поскольку позволило достичь нескольких важных целей: выявить следы сбитых деталей там, где они не были восстановлены (надоконные бровки, валик пучковых лопаток, участки аркатурного пояска); зрительно разграничить на наиболее ответственных участках подлинную и реставрационную кладку и тем подтвердить соответствие восстановленных деталей имеющимся следам (окна четверика и притворов); показать хотя бы в общих чертах пределы сохранности массива стен памятника, обусловившие ограниченность реставрационных возможностей (верх четверика, апсиды и притворов). Кроме того, сама по себе фактура древних поверхностей стен, хотя она и не предназначалась изначально для обозрения, обладает бесспорной эстетической выразительностью. В целях обеспечения лучшей сохранности памятника такие раскрытые участки ограничены по площади и не допускались там, где поверхность подлинной кладки имеет заметные повреждения. При этом мы пытались учесть и негативную сторону избранного приема, нередко приводящего к пестроте, разрушающей цельное восприятие формы. Именно поэтому обмазка стен выполнена не белой, а подцвечена кирпичной крошкой, что позволяет ей мягко сочетаться по цвету с раскрытыми участками кладки (ил. 16).

Ил. 16. Церковь Михаила Архангела. Вид с юго-запада. Фото 1998 г.

Как уже говорилось выше, после передачи храма в 1990 г. общине верующих был проведен ремонт интерьера, который частично оплачивался из государственного бюджета, но выполнялся хозяйственным способом под непосредственным руководством прихода. Авторы проекта реставрации привлекались для осуществления архитектурного надзора лишь от случая к случаю. Работы зачастую велись не по проекту реставрации, в их процессе нередко отмечались грубейшие нарушения технологических требований. В частности, несмотря на настойчивые требования авторов проекта, не было выполнено инъекционное укрепление находящейся в очень тяжелом техническом состоянии кладки парусов под барабаном и северной подпружной арки, что может привести к печальным последствиям. В окна барабана не установлены запроектированные вентиляционные клапаны. Вместе с тем необходимо особо отметить, что именно внутри церкви Михаила Архангела с большой полнотой сохранились архитектурные формы XII в., а утраченные элементы прекрасно прочитываются по имеющимся следам. Это создает редкую возможность для документально точного восстановления уникального по образной структуре внутреннего пространства одного из интереснейших храмов домонгольского периода.

Для этого внутри храма необходимо выполнить значительные по объему реставрационные работы: освободить от закладок арки между храмом и западным притвором со значительной их вычинкой; восстановить своды над нижним ярусом боковых притворов и соответствующих им арок; разобрать закладку окон среднего регистра в восточных пряслах боковых фасадов с раскрытием и укреплением имеющихся на их откосах древних росписей. Кроме того, проектом реставрации предусматривается восстановление северного портала, который сохранил остатки первоначальных форм XII в.

Хотелось бы еще и еще раз подчеркнуть исключительное историко-культурное значение памятника, о котором идет речь, и то, насколько необходимо строжайшее соблюдение всех налагаемых этим требований в процессе его эксплуатации.

Исследования памятника, проведенные в ходе осуществления проекта, позволили также сделать наблюдения, не получившие непосредственного отражения в принимаемых реставрационных решениях, но очень важные для понимания его особенностей. В чем-то они подтвердили, в чем-то позволили откорректировать прежние выводы. Так, на западном фасаде удалось раскрыть фрагмент аркатурного пояса, который до этого был найден только в пределах средних прясел. Это открытие находится в полном соответствии с ранее предложенными реконструкциями здания. Уточнением послужила находка зубчиков не только у надоконных бровок основного объема храма, но и у арок над окнами барабана.

Существенная поправка была внесена в реконструкцию форм алтарной апсиды. Верхняя граница древней кладки в интерьере оказалась здесь проходящей на более высоком уровне, чем по фасаду, и это доказывает, что предполагавшихся окон третьего яруса у апсиды не было. Остается неясным, как был обработан верх апсиды по фасаду. Можно лишь предположить, что он был украшен нишами (ил. 17), как у церкви Петра и Павла и некоторых других памятников. Отказ от устройства верхних окон в апсиде, вероятно, был связан с требованием оставить достаточно большое поле для росписи алтарной конхи.

Ил. 17. Церковь Михаила Архангела XII в. Вариант реконструкции.

Прорись с фотографии макета храма, выполненного в 1980-е гг.,

с изменением архитектурных форм в верхней части апсиды.

Получены дополнительные данные и о наружной полихромии здания. Кроме ниш на притворах, остатки яркой покраски найдены на четвертях окон притворов и на поребрике, венчающем аркатурный поясок.

Наконец, совершенно новым было открытие многочисленных следов использования в конструкциях памятника древесины, отнюдь не ограниченного обычной закладкой связей, установкой оконниц и навеской дверных полотен. Пустоты от заделанной в кладку деревянной конструкции были найдены в северной стене четверика, в зоне примыкания карниза притвора. Здесь обнаружено гнездо от торца толстой и широкой (около 60 см) доски, положенной вдоль западной стены притвора (ил. 18, а). Непосредственно над этим гнездом в кладке лежат сбитые с фасадной стороны наклонные плинфы, представляющие собой остатки выстилки полицы покрытия притвора. Находящаяся выше кладка стены четверика прикрывает сверху наклонные плинфы, из чего явствует, что сначала была выполнена кладка полицы с некоторым запасом по ширине, и лишь потом строители продолжили возведение стен основного объема. Самой большой неожиданностью оказалась находка в глубине стены сохранившейся полости от сгнившей тонкой жерди, упиравшейся нижним концом в край доски и уходившей наклонно вверх в соответствии с наклоном полицы. Длина жерди, насколько удалось промерить размеры оставшегося от нее канала, составляла более двух метров. Из всего этого вырисовывается следующая картина устройства подготовительной системы под кровлю притвора. Ее свес поддерживался широкой доской, вероятно дубовой, переброшенной от стены храма к угловой пучковой лопатке притвора. На доску опирался край плинфовой выстилки довольно крутой полицы, в которую были утоплены уложенные вдоль склона жерди, с неизвестным для нас шагом. Строители не очень точно рассчитали их расположение, и крайняя жердь оказалась замурованной в толще стены храма. К жерди, видимо, крепились уложенные вдоль края стен доски, служившие либо непосредственно кровельным покрытием, либо подготовкой под него (ил. 18, б). Следы деревянной кровельной конструкции в аналогичном месте были найдены Г.М. Штендером у церкви Пятницы на Торгу в Новгороде¹⁰. Но там они были расшифрованы как хорошо известная нам по более поздним памятникам система покрытия по курицам и потокам, здесь же мы встретились с иной системой покрытия, не во всех деталях нам достаточно ясной. Очень любопытно, что эта система была повторена, хотя и в трансформированном виде, при переделке кровель притворов в начале XVIII в. От этой кровли, по очертанию двускатной с полицей, сохранилось больше остатков, и она хорошо реконструируется. Свес кровли подобным же образом опирался на положенный вдоль стены притвора брус, прикрытый сверху наклонной кирпичной выстилкой, в которую были утоплены жерди. Но здесь жерди лежали не наклонно по направлению ската, а горизонтально, вдоль боковой стены, и промежутки между ними были очень невелики, так что в них умещалось точно по одному кирпичу. Частота этой своеобразной обрешетки позволяет предполагать гонтовое покрытие. Хорошо просматриваются гнезда от нижнего бруса и жердей, частично сохранилась и кирпичная выстилка (ил. 19).

Ил. 18. Примыкание пяты свода притвора к северной стене храма

а – выявленные следы покрытия притвора; б – реконструкция системы покрытия притвора XII в.

Не менее удивительной оказалась находка остатков пояса в жерле барабана, который был выполнен не из каменных плит, что обычно для памятников домонгольского периода, а из дубовых досок, имевших толщину около 9 см (ил. 20). При ремонте начала XVIII в. почти все доски, к тому времени, вероятно, сильно подгнившие, были извлечены и заменены кладкой из кирпичного боя на известковом растворе, но несколько досок все же сохранилось. Пробная расчистка позволила установить глубину закладки – около 70 см. Такая большая глубина скорее всего объясняется тем, что на выступающую консоль в ходе строительства опирали леса и конструкции кружал под купольный свод. Поскольку доски были заложены почти на всю толщину стен барабана, их истлевание создавало серьезную угрозу устойчивости конструкций.

Ил. 19. Южный притвор. Отпечатки жердей, по которым осуществлялось

кровельное покрытие притвора в XVIII в.

Ил. 20. Разрез барабана с обозначением следов от дубовых досок XII в.,

находившихся в основании барабана.

В свете этого можно высказать еще одну догадку. Как известно, у церкви Михаила Архангела в начале XVIII в. были упразднены внутристенные проходы между хорами, при этом они были не просто заложены, но отделявшие их от интерьера стенки выломаны и заменены сплошным массивом новой кирпичной кладки. Нам кажется очень вероятным, что и их перекрытие было выполнено не из каменных плит, а из дерева, ко времени ремонтных работ простоявшего более 500 лет и пришедшего в полную негодность. Вероятно, дуб рассматривался строителями как практически вечный материал, не уступающий по долговечности камню. И, как видим, он успешно простоял несколько столетий, прежде чем его разрушение привело к критическому состоянию конструкций.

Применение дубовых перемычек в памятниках домонгольского зодчества хорошо известно. Достаточно сослаться на церковь Спаса на Берестове, где помимо перекрытия широких проходов, они применены также в качестве опоры для сводов притвора¹¹. Из дубовых брусьев были сделаны перемычки дверных проемов смоленской церкви Петра и Павла, но все же и перекрытие внутри-стенного лестничного хода, и пояс под барабаном, и прокладные плиты столбов у нее выполнены из каменных плит. Н.Н. Воронин, П.А. Раппопорт и другие исследователи отмечали, что церковь Михаила Архангела обладает целой системой новых для Смоленска черт, многие из которых, в том числе общая структура здания и использование (наряду с обычной для этого времени равнослойной кладкой) кладки со скрытым рядом, восходят к зодчеству Полоцка¹². В связи с этим хотелось бы обратить внимание на то, что у Спасской церкви полоцкого Евфросиниева монастыря в переходе от нижнего круглого сечения столбов к квадратному, служащему опорой сводам, вместо каменных прокладных плит также уложены толстые дубовые доски, сохранившиеся до настоящего времени. В связи с этим кажется допустимым хотя бы гипотетически связывать столь широкое использование древесины как заменителя камня при строительстве церкви Михаила Архангела с полоцкой традицией. Широкое использование этого строительного приема могло оказаться одной из причин почти полной утраты памятников древнего смоленского зодчества, особенно его позднего периода, равно как и большинства древних храмов самого Полоцка.

_____________________________________________________

1. ПСРЛ. Т. II. С. 703-704.

2. Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Зодчество Смоленска XII–XIII вв. Л., 1979. С. 372.

3. Брунов Н.И. Извлечение из предварительного отчета о командировке в Полоцк, Витебск и Смоленск в сентябре 1923 г. М., 1926; Brounoff N. Un nouveau type d’église dans la Russie du Nord-Ouest au XII-éme siécle // Vetenskaps-Societeten i Lund. Ǻrsbok. Lund, 1925; Брунов Н.И. Беларуская архiтэктура XI–XII ст. // Зборнiк артыкулаў Iнстытута беларускае культуры. Менск, 1928; Хозеров И.М. Археологическое изучение памятников зодчества древнего Смоленска // КСИИМК. М.–Л., 1945. Вып. XI. С. 23-24; История русской архитектуры. М., 1951. С. 23.

4. Подъяпольский С.С. Церковь архангела Михаила // Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 163-195.

5. Воронин Н.Н. Бельчицкие руины // Архитектурное наследство. М., 1956. Вып. 6. С. 3-20; Каргер М.К. К истории полоцкого зодчества XII в. (руины вновь открытого храма на Верхнем Замке) // Новое в археологии. М., 1972. С. 202-209.

6. Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 390-391.

7. Гладенко Т.В., Красноречьев Л.Е., Штендер Г.М., Шуляк Л.М. Архитектура Новгорода в свете последних исследований // Новгород. К 1100-летию города. М., 1964. С. 201-214.

8. Монгайт А.Л., Чернышев М.Б. Спасский собор в Старой Рязани // Новое в археологии. М., 1972. С. 210-216; Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 353-357.

9. Брюсова В.Г. Вновь открытые фрески церкви архангела Михаила в Смоленске // Культура и искусство Древней Руси. Л., 1967. С. 82-89; Подъяпольский С.С. Указ. соч. С. 189-190.

10. Гладенко Т.В., Красноречьев Л.Е., Штендер Г.М., Шуляк Л.М. Указ. соч. С. 204, 211.

11. Штендер Г.М. Трехлопастное покрытие церкви Спаса на Берестове // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1980. Л., 1981. С. 538-544. Судя по сохранившимся остаткам, прием опирания сводчатых конструкций на деревянные балки был использован не только в перекрытии западного притвора этого храма, но и его крещальни.

12. Воронин Н.Н., Раппопорт П.А. Указ соч. С. 390-391; Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси (X–XIII вв.). СПб., 1994. С. 76.

НА СТРАНИЦУ Т.Е. КАМЕНЕВОЙ

НА СТРАНИЦУ С.С. ПОДЪЯПОЛЬСКОГО

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский