РусАрх -Кавельмахер В.В. Рецензия на статью В.В. Владимирской "К вопросу об истории строительства Благовещенского Собора Московского Кремля" (позднее опубликованной в кн.: Художественные памятники Московского Кремля. М., 2003. С. 146

РусАрх

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

Источник: Кавельмахер В.В. Рецензия на статью В.В. Владимирской "К вопросу об истории строительства Благовещенского Собора Московского Кремля" (позднее опубликованной в кн.: Художественные памятники Московского Кремля. М., 2003. С. 146–163). Рукопись. 2000 г. Все права сохранены.

Материал отсканирован, отформатирован и предоставлен библиотеке «РусАрх» С.В. Заграевским. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2017 г.

В.В. Кавельмахер

РЕЦЕНЗИЯ

на статью В.В. Владимирской

«К вопросу об истории строительства

Благовещенского Собора Московского Кремля»

Воссоздание ранней строительной истории Благовещенского собора – одно из достижений советской науки, результат многолетнего труда реставраторов, археологов и историков архитектуры – Л.А.Петрова, Н.Н.Воронина, В.И.Федорова, Н.С.Шеляпиной, Б.Л.Альтшуллера, М.Х.Алешковского и других. Скрупулезный разбор источников был сделан В.А.Кучкиным. Перед нами во всех отношениях редкий случай, когда добытые архитекторами и археологами факты "сошлись" с летописными свидетельствами – к всеобщему удовлетворению.

Читая сегодня строительную историю памятника, нельзя не испытывать гордости за нашу науку. Спорные вопросы, разумеется, остались, но они не касаются главного. Главное же – это доказанный факт существования на месте нынешнего Благовещенского собора другого каменного крестовокупольного храма (перестроенного из более раннего, бесстолпного), с летописной датой 1416 г., – того же класса и типа, что и знаменитые памятники раннемосковского зодчества эпохи «рублевского ренессанса» – белокаменные храмы Москвы, Звенигорода, Можайска, Твери, Коломны, вплоть до гениального, но испорченного неудачной реставрацией Спасо-Андрониковского собора.

В процессе натурного исследования подклета Благовещенского собора археологи нашли все, о чем можно было только мечтать, даже детали резных поясов того же пошиба, что и пояса Старо-Никольского собора в Можайске (один орнаментированный блок найден Комиссией Машкова еще в 1913 г., другой – Федоровым и Шеляпиной в 1960-е гг.), чем подтвердили и тип здания, и его дату – еще и стилистически. Был раскрыт (Федоровым и Шеляпиной) великолепный фрагмент фасада подклетного яруса, найдены уникальные фрагменты росписной алтарной преграды.

В настоящее время можно считать доказанным факт существования в соборе 1416г. ктиторского придела в дьяконнике Василия Кесарийского (тезоименитый святой Василия Дмитриевича), что лишний раз подтверждает и назначение собора быть домовым храмом, и его крестовокупольную конструкцию, и то, что первый Благовещенский собор был постройкой Дмитрия Ивановича Донского. В последнем можно видеть также одну из причин его перестройки сразу после росписи 1405 г. О вторичном освящении этого чрезвычайно важного (по историческим воспоминаниям) московского придела сообщает летопись под 1489 г. (единственный случай в истории московского летописания вообще с сообщением такого рода!). Сегодня можно не сомневаться, что для этого – первого крестовокупольного Благовещенского собора – был написан впоследствии сгоревший "деисус Андреева письма Рублева" и т.д. Как все это важно для теории и истории русской архитектуры, нельзя не понимать. У народа, потерявшего едва ли не все свои памятники, восстановлена еще одна, казалось, навсегда вырванная страница.

Причем работа по изучению утраченного памятника далеко не закончена: материал от разборок как здания 1416 г., так и храма, ему предшествовавшего, все еще лежит под полами и фундаментами подклета папертей 1489 г. и ждет своего часа. Так что до конца еще очень и очень далеко. Будем надеяться, что данный успех наших ученых – только начало.

Значительно меньше единодушия исследователи показали в своих выводах относительно типа и конструкции первого белокаменного Благовещенского собора, но к этому мы вернемся ниже.

И вот это редкое наше достижение – написанную десятками рук строительную историю Благовещенского собора – В.В.Владимирская пытается подвергнуть всесторонней ревизии: она оспаривает и тип здания, возведенного в 1416 г. на остатках первого храма, и дату и тип первого храма, а заодно подвергает пересмотру и сами летописные свидетельства и наше их традиционное понимание, и стилистические атрибуции, и запечатленные в наших памятниках церковные обычаи, – все это с апломбом человека, впервые занявшегося наукой. Я прошу у В.В.Владимирской прощения за эту предварительную характеристику ее труда и попытаюсь ниже доказать, что я прав. Разумеется, в исследовательской отваге я В.В.Владимирской не отказываю.

Начиная свою ревизию "дел" по Благовещенскому собору, В.В.Владимирская заявляет, что имеет право на "гипотезирование", поскольку в науке нет непреложных и окончательных истин, что наука-де всегда "процесс", и т.п. Однако, это весьма приблизительное понимание того, что такое наука и что такое добросовестная научная гипотеза. Так нетрудно дойти и до "лысенковщины". Научную гипотезу поднимает над домыслом умение работать с фактами, ответственное с ними обращение, точность в подаче, корректность, проверяемость. От автора научной гипотезы требуется "системность" (своего рода "порядок в мозгах"), умение отличить доказанное от допускаемого, знание фактов, знание истории вопроса (литературы), понимание исторического контекста, вообще – хорошая осведомленность по целому ряду, на первый взгляд, периферийных вопросов, – т.е.. предполагается некий уровень научной культуры, удерживающий автора от дилетантизма. Ничего этого в работе В.В.Владимирской, к сожалению, нет, отчего и проистекает ее чересчур вольное, даже – жестокое – обращение с такой нежной культурной реликвией, как Благовещенский собор или русская летопись.

Начнем с вещей вопиющих. По мнению В.В.Владимирской, первый Благовещенский собор был построен "в конце ХIV в.", при Василии Дмитриевиче, и каменным в прямом смысле слова не был. Он был "деревянным на каменном подклете". Каким образом В.В.Владимирская пришла к данному экстравагантному выводу (и это при наличии надежных летописных свидетельств, говорящих об обратном!), – вопрос отдельный. О подобных храмах (по типу мещанских и купеческих построек какой-нибудь провинциальной Кинешмы ХIХ в.!) историкам русской архитектуры ровным счетом ничего не известно. Их можно только предполагать. Обращает внимание полное бесчувствие автора этой достаточно дикой гипотезы к церковно-бытовому и историческому контексту предполагаемого строительного события. У В.В.Владимирской получается, что домовые (в значении – придворные!) храмы домонгольских государей и московских великих князей эпохи возвышения Москвы и последующих веков были сплошь каменными, и только злосчастный домовый храм "Василия Дмитриевича" – почему-то деревянным! (Боюсь ошибиться, но, по-моему, В.В.Владимирская видит в "домовой церкви" молельню, т.е. путает церковь с часовней). Каменными были домовая церковь Рождества Богородицы в Боголюбове, Дмитриевский собор во Владимире, церковь Бориса и Глеба в Кидекше, Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском (строился как домовый), храмы домовых монастырей типа Покрова на Нерли и т.д. Привлекать примеры из Киевско-Черниговской Руси не будем: ведь там – "юг" (один из контраргументов В.В.Владимирской: в Москве было холодно выстаивать зимние службы. Но ведь стояли в дорогих шубах, на коврах, в толпе, вокруг – костры свеч и т.д. Кроме того, исследовательница почему-то думает, что деревянная церковь обязательно означает – "теплая". Нет, не означает.) У В.В.Владимирской получается, что молодому "Василию Дмитриевичу" было "холодно", а возмужавшему (с 1416 г. Благовещенский собор, по Владимирской, уже каменный) – не холодно. И т.д. Не было "холодно" ни Андрею Боголюбскому, ни Всеволоду Большое гнездо. И так – все. Каменными были: домовый храм Рождества Богородицы тут же на Государевом дворе в двух шагах от Благовещенского собора (постройка вдовы Дмитрия Донского великой княгини Евдокии – матери Василия Дмитриевича, конец ХIV в.).

В.В.Владимирская пытается дать понять, что для выбора дорогого и прочного материала для этой постройки (белого камня) были свои особые причины, но храм был поставлен на дворе, имел полати с приделами (см. ниже) и т.д. Точно такие же полати с приделами имели домовый храм второго сына княгини Евдокии Юрия Дмитриевича Звенигородского – Успенский собор на Городке, Старо-Никольский собор в Можайске, в уделе Андрея Дмитриевича (как предполагает рецензент), и множество более поздних сооружений на владетельных дворах светских и даже церковных владык (последнее – редкость), – и все в окружении сплошь деревянной обстройки (еще один аргумент В.В.Владимирской).

Морфологическим признаком домовых княжеских церквей для домонгольской Руси являются полати с приделами в них и наружные (главным образом) лестничные башни (почти повсеместно, увы, разобранные), а для Москвы – те же полати с внутристенными лестницами. На церковных дворах, например, в Кремле у митрополита, домовая церковь Ризоположения была без полатей, но зато полностью в деревянной обстройке. Помимо домовых Благовещенских соборов, каменными были удельные соборы в Верее и Перемышле (оба – ХVI в.). Каменным был построенный Дмитрием Донским Успенский собор в Коломне с приделами на полатях. Известен даже (по источникам) придворный монастырский храм с приделами на полатях – в Симонове. Сплошь деревянной обстройкой была окружена каменная домовая церковь Троицы на Государевом дворе в Александровой слободе начала ХVI в. Такова была эта поистине исполинская традиция – держать каменные домовые храмы посреди деревянных теремов. Что уж тут выдумывать! Мы – в России.

Несостоятельна эта "гипотеза" В.В.Владимирской и с такой, например, стороны: деревянные храмы в древности не обязательно были "бесстолпными", как почему-то думает исследовательница (она ставит деревянную церковь на квадратный подклет без алтаря (?); об этом – ниже), бывали деревянные церкви "на каменное дело" со столбами вместо колонн и деревянными сводами. В Европе они сохранились.

Словом, гипотеза В.В. не выдерживает критики. Единственным возможным оправданием гипотетическому деревянному храму "на Сенях" могло быть только отсутствие в эти годы каменного строительства вообще. Однако к Москве последнее явно не относится. Придуманный В.В.Владимирской "деревянный храм на каменном подклете" – полный нонсенс.

Не заслуживает добрых слов и надуманная дата – "конец ХIV в." Что было позволено Н.Н.Воронину, не поверившему в известие 1416 г., – после работ В.А.Кучкина, Б.Л.Альтшуллера и М.X.Алешковского не позволено уже никому. Кроме того, один и тот же князь не строит свой храм дважды. Обычно, храм, доставшийся от отца, перестраивает сын или внук. В 1484 г. Иван III знал, что перестраивает храм, доставшийся от деда, только потому, что в нем был "дедовский" придел Василия Кесарийского. Осведомленность наших предков в семейных сакральных делах была, как показывают факты, небольшой. Возможно, Иван III, подобно В.В.Владимирской, просто не имел понятия о том, кто строил первый Благовещенский собор, и потому ничем не отметил память своего великого прадеда.

Стремясь во что бы то ни стало дезавуировать первый каменный Благовещенский собор, В.В.Владимирская пытается подвергнуть ревизии известное летописное свидетельство о его росписи в 1405 г.: "Тое же весны почаше подписывати церковь кам. св. Благовещение на князя великого дворе, не ту, иже ныне стоить; а мастеры бяху Феофан иконник Грьчинъ да Прохор старец съ Городца да чернен Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю", – и делает это исключительно на том основании, что само известие дошло до нас в виде поздней – Н.М.Карамзина – выписки. В.В.Владимирская готова обвинить Карамзина если не в подтасовке, то в небрежности и пр., и утверждает, что слова "каменную" в известии не было. Исследовательница подчеркивает, что "запись о росписи церкви осуществлялась не одновременно с событием, а как минимум, на 11 лет позже, т.е., уже после постройки нового, на этот раз – каменного храма в 1416 г." А вот и нет! Слова "не ту, иже ныне стоит" принадлежат не летописцу, как думает В.В.Владимирская, не хронисту, ведущему "запись лет", а т.н. "редактору" (правильнее было бы сказать – "читателю") свода, оставившему некогда примечание на полях, позднее введенное в основной текст при переписывании. Это – ремарка, "отметка", в общем – "впись".

Текст и ремарка разновременны, между ними, действительно, не меньше 11 лет. А вот слово "каменную", скорее всего, одновременно основной записи. Так, по крайней мере, считали М.Х.Алешковский и Б.Л.Альтшуллер, читавшие наши летописи "патриотически". Они даже назвали запись "поденной", за что их критиковал В.А.Кучкин. И хотя запись, возможно, не "поденная", более правы они, а не Кучкин. Запись близка событию, она не могла быть "припоминанием", не могла быть произведена спустя хотя бы 11 лет. И доказательством ее сиюминутности служат засвидетельствованные летописцем сложные имена и прозвища мастеров, что никак нельзя было взять с потолка, но лишь из жизни. Имена-то и сообщают известию недостающую ему подлинность. Технология вписывания ремарок в основной текст хорошо известна исследователям русских летописей. Это происходило при переписывании, переписчик переносил поздние ремарки с полей в текст, вот и все.

А если это не "припоминание", почему мы не должны верить слову "каменную"? Тот, кто записал известие о живописцах, был современником события, "соприсутствовал" ему.

Ремарка имеет живой характер. Видел ли прежний храм "редактор" или только слышал о нем, он ничем не дал нам понять, что тот был, как полагает В.В.Владимирская, деревянным. Каким образом вообще могло попасть в текст слово "каменную", если его там, например, не было, если там была лакуна? Такие поправки, согласно неписанным правилам летописания, не требовались. В 99 случаях из 100 (если не во всех 100) летописи говорят о росписи только каменных храмов. Все это – дурная головоломка. Сомнения В.В.Владимирской неплодотворны и не подкреплены умением читать летописи. Не нужно напоминать, что все, как один, историки думали и думают как раз наоборот.

Однако что же заставляет исследовательницу так страстно инициировать мифический деревянный храм там, где все остальные уверенно видят каменный? В чем корень зла?

В знаменитом белокаменном подклете Благовещенского собора. В трактовке этого памятника В.В.Владимирская выступает полным революционером и ниспровергателем. Низкий (что сообщает ему дополнительную устойчивость), сложенный из каменных квадров подклет первоклассной сохранности, со стенами толщиной 1,7 м, – объявляется исследовательницей разновременным, бессводным, изначально перекрытым деревянным настилом сооружением, с каменной внутристенной лестницей в западной стене, ведшей якобы на это "перекрытие", в якобы бывшую там деревянную церковь. Исследовательница даже изображает эту лестницу, без каких бы то ни было ее натурных следов, т.е. попросту фантазирует. Перекрытый деревом подклет объявляется при этом великокняжеским хранилищем!

Само теоретическое допущение бессводного подклета со стенами нечеловеческом толщины страдает, буквально, по всем параметрам, но "дорисовка" этого монстра несуществующей каменной лестницей – уже совсем недопустима. В.В.Владимирская, если уж ей так хочется, вопреки здравому смыслу, перекрыть четыре подклетных стены деревом, должна была вообразить себе в нем люк с деревянной лестницей, как во всех жилых деревянных подпольях, как в башнях. И уже не предполагать там казнохранилища, хотя бы из соображений противопожарной безопасности. Автор гипотезы читала, как выясняется, статью А.А.Сухановой о предполагаемой винтовой лестнице в юго-западном углу подклета, но не захотела ею грамотно воспользоваться (статья существует в рукописи). Позволено ли спросить, почему? Очевидно, чтобы не ссылаться на молодого начинающего автора. Других причин не вижу.

В своем отрицании сводчатого перекрытия Благовещенского подклета В.В.Владимирская не одинока. Приблизительно эту же мысль высказали в 1960-е гг. В.И.Федоров и Н.С.Шеляпина, исследовавшие подклет археологически. Полученные этими учеными в процессе раскопок факты заслуживают, конечно, самого серьезного внимания, но при решении вопроса о первоначальном перекрытии подклета они не могут быть признаны решающими.

Исследователи обратили внимание на разное устройство подошвы фундаментов четверика подклета и опорного столба в его центре (под стенами четверика по его периметру встречены лежни с забуткой, под столбом же этих лежней нет). Подобное различие в устройстве фундаментов одной и той же "сложносочиненной" конструкции нуждается, конечно, в объяснении, но ничего не меняет в сути дела: нагруженный сводами столп (кто бы и когда бы его ни строил) ведет себя вот уже несколько веков идеально, значит, древние что-то знали, чего не знаем мы, знали, как строить, и не ошиблись. Не в лежнях, стало быть, дело. (Одно из возможных объяснений разного устройства подошвы фундаментов можно видеть в неравномерных нагрузках. На стены, по замыслу древних и вопреки В.В.Владимирской, должен был давить целый храм вверху, на столб – всего две разгрузочные арки, глубоко утопленные в стены. Столб только "подстраховывал" эту систему).

За исключением этого невидимого простому глазу "изъяна" (отсутствия под столбом лежней), перекрытый великолепными каменными сводами подклет – целостное произведение, единой, без каких-либо переделок, кладки. Порядовки всех четырех стен и столба – совпадают.

А если мы признаем, вслед за другими учеными (кроме, естественно, Федорова и Шеляпиной), и столб, и арки, и лежащие на них коробовые своды за первоначальную конструкцию, мы должны будем признать и восточную стену четверика подклета, которую В.В.Владимирская также относит ко второму периоду существования собора и считает капитально перестроенной.

Действительно, стена тонкая, облегченной конструкции, с контрфорсом со стороны апсиды. Выложенный в ней изначально дверной проем груб, особенно в части перекрытия, подставов нет (благодарим В.В.Владимирскую за это указание!). Однако имеется все то же бесспорное доказательство ее синхронного возведения со всем подклетом и столбом: это совпадение всех порядовок. Стены и столб, как сказано выше, возводились одновременно. Причину утонения стены указали Б.Л.Альтшуллер и М.Х.Алешковский: выше, во втором ярусе должна была располагаться алтарная стена – с дверными проемами, над ней – разгруженная арка, еще выше – свод. Все, таким образом, логично.

Единственное, что В.В.Владимирская могла бы оспорить у исследователей Благовещенского собора, – это приложенный к кладке четверика подклет апсиды. И здесь исследовательница не оригинальна. Однако другие ученые, сомневаясь почему-либо в апсиде, понимали при этом, что без апсиды "нельзя". Владимирская же считает, что можно, и придумывает квадратный безапсидный подклет с "клецким храмом под двускатной кровлей", как можно понять, – вообще без апсиды!

Между тем, лучшим на сегодня доказательством, что апсида все-таки была и была современна четверику, является вышеописанная восточная стена, обращенная "изнанкой" внутрь апсиды, с ее ребром-контрфорсом и безобразной, грубо выложенной дверью (по Владимирской). Четверик был как бы парадным помещением подклета, а апсида– его затрапезным закутом. Судя по дверному проему и тонкой разделяющей оба помещения стене, апсида была задумана изначально.

Поскольку апсида – приставной элемент, ее фундамент, как показали раскопки Федорова и Шеляпиной, был опущен глубже, т.е., усилен. Нет под ним и пресловутых лежней, которые, заметим, и несподручно класть по кругу: ведь главное назначение лежней – равномерное распределение нагрузок, пока кладка не схватилась, подготовка монолита (подобно дубовым бандажным связям внутри стен в наших храмах). Лежни – это бревна, а не короткие плахи. Длинные бревна. В этом их смысл.

Подклет апсиды в целом, действительно, грубее, чем подклет четверика, хотя и тут порядовка, размеры блоков, – местами совпадают. Признавать апсиду или не признавать – зависит от тонкости понимания автором предмета. Н.Н.Воронин, например, считал ее, несмотря на вышеописанные особенности, первоначальной. Мы тоже. Подклет Благовещенского собора – архаичное сооружение, и техника его архаична.

В одном пункте автор статьи оказался, тем не менее, на высоте. В.В.Владимирская отказалась признать якобы изначально существовавшие в подклете "малые пристенные столбы" или пилоны – те, что изображали Альтшуллер и Алешковский внутри пилонов существующих. Но здесь мнение исследовательницы совпадает с мнением А.А.Сухановой, о чем именно В.В.Владимирская, как читавшая статью Сухановой в рукописи, должна была бы сообщить читателю первой.

Таковых пилонов в углах подклета явно нет, за исключением юго-западного, где первоначальная кладка выходит за линию стены. Эта аномалия была замечена Альтшуллером и Алешковским, но получила неверное объяснение. Крестообразные планы раннемосковских церквей – тема диссертации Б.Л.Альтшуллера, – к Благовещенскому собору на подклете не имеет отношения.

Но В.В.Владимирская на высоте только в этом, – повторяю, единственном, – пункте. Уже датировка исследовательницей существующих громадных угловых пилонов является вопиющим анахронизмом, поскольку они представляют собой опоры четырех столбов именно первого четырехстолпного Благовещенского собора, с разговора о котором мы и начали нашу рецензию. В.В.Владимирская же четырехстолпный крестовокупольный храм для 1416 г. – отрицает. Отрицает она и дату сплошной белокаменной обкладки по периметру четверика подклета, посредством зондажем и раскопок безупречно доказанной Федоровым и Шеляпиной! Обе обкладки собора – и белокаменную, и кирпичную, – она датирует одной поздней датой – 1489 г. И это несмотря на замечательные зондажи археологов (один зондаж – в северном проходе в подклет, по недосмотру, забелен). Как это понять? Ведь кладки не только разновременны, но и выполнены в разном материале.

Пытаясь обойти "не лезущие" в ее концепцию факты, В.В.Владимирская громоздит одну нелепость на другую. Нелепые ссылки и непродуманные утверждения рассыпаны в статье повсюду.

Например, исследовательница неправильно понимает историю реконструкции Благовещенского собора при Иване III в 1489 г. Она считает казенную палату за алтарями нового Благовещенского собора небольшой палаткой, тогда как эта палата, согласно чертежам Ухтомского, была огромной – в размер собора, одностолпной, с папертью между ней и собором. Правда, чертежи Ухтомского, если они и издавались, наверняка не комментировались учеными. Но ведь есть еще и многочисленные описания!

Рассуждения исследовательницы о крытых деревом первоначальных папертях Благовещенского собора 1489 г. тоже оставляем на ее совести: сегодня на южной паперти хорошо видны в зондажах И.Силина остатки принадлежавших псковичам каменных стесанных импостов. Между тем, импостов под деревянные кровли в русской архитектуре мы не знаем. Деревянные кровли устраивались на наших памятниках "в прижим".

Три иллюстративных чертежа с реконструкциями планов подклета будто бы принадлежат не архитектору, а иллюзионисту: двери и окна на них возникают и исчезают, как по мановению волшебной палочки, бесследно. Это словно бы дурной сон.

Критиковать В.В.Владимирскую за допущенные ошибки можно без конца. Чего стоит, например, ее смелое предположение, что Василий Темный имел двух ангелов! Увы, как православный, – одного. Им, по источникам, был преподобный Василий Анкирский.

Это только примеры. Всего не перечислишь.

Наши выводы неутешительны: печатание статьи В.В.Владимирской контрпродуктивно. Исследовательница своими экстравагантностями рвет с логикой, вносит смуту (недобрую), развращает научную молодежь. Она некорректна и, увы, – не вполне образована. Исследовательнице надо срочно доучиваться, больше читать, больше думать, и, безусловно, – продолжать! Насколько я понимаю душу В.В.Владимирской, она – не остановится. Наша задача – сдержать этот натиск.

Науку надо защищать. Для борьбы с любой формой агрессивного дилетантизма есть редакторы, есть ученые советы и т.п. Если же В.В.Владимирской так хочется фантазировать, – пожалуйста: на это есть жанр научных фантазий, она может пойти по стопам М.П.Кудрявцева – человека по-своему замечательного, вождя, идеолога. Дверь туда для всех открыта, но это – дверь в никуда.

5 декабря 2000 г.

НА СТРАНИЦУ В.В. КАВЕЛЬМАХЕРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

доктор архитектуры, профессор

Сергей Вольфгангович Заграевский