РусАрх - Кызласова И.Л. Н.П.Сычев – знаток христианского искусства, музейщик, реставратор, художник. Новые открытия // Россия. Грузия. Христианский Восток. Духовные и культурные связи: Сборник статей по материалам VI Научных чтений, посвященных памяти Д.И.Арсенишвили. Труды ЦМиАР. Т. XVI. М., 2019. С. 135–149, 221

РусАрх

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

Источник: Кызласова И.Л. Собор Андроникова монастыря: Из архива А.И. Некрасова // Древнерусское искусство. Сергий Радонежский и художественная культура Руси XIV–ХV вв. СПб., 1998. С. 393–399. Все права сохранены.

Материал предоставлен библиотеке «РусАрх» автором. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2020 г.

И.Л. Кызласова

СОБОР АНДРОНИКОВА МОНАСТЫРЯ: ИЗ АРХИВА А.И. НЕКРАСОВА

Если современных историков древнерусского искусства спросить, кто и когда впервые отнес Андрея Рублева к московской школе иконописи, то мы не уверены, что в большинстве случаев последует верный ответ. Многим может показаться, что этот "очевидный" факт является достоянием векового предания о художнике. На самом деле он был установлен лишь в 1911 г. В.Н. Щепкиным в написанном им разделе книги "Москва в ее прошлом и настоящем" [i]. Небольшие же по объему работы ученого о византийском и древнерусском художественном наследии, разбросанные по разным изданиям, обычно "выпадают" из поля зрения специалистов. Понадобилось полвека, чтобы это капитальное открытие было отмечено в историографическом обзоре литературы об Андрее Рублеве [ii].

Если же мы зададимся алогичным вопросом о возникновении современной датировки Спасского собора Андроникова монастыря (хотя бы в широких пределах 1390–х – 1427 г.), столь нераздельно связанного с именем великого иконописца, то окажется, что ответить на него еще более затруднительно. Между тем это открытие принадлежит А.И. Некрасову (1885–1950). В ноябре 1933 г. в докладе, состоявшемся в ГАИМК. Он предложил новую датировку – ХIV в. вместо принятой ранее – ХVI в. Позднее, в "Очерках по истории древнерусского зодчества ХI–ХVII вв." (1936), исследователь уточнил ее – 1357 г.[iii]. Несмотря на то, что такая датировка отстоит от наиболее раннего хронологического рубежа, обсуждающегося ныне в науке, совершенно ясно, что именно тогда ученому удалось впервые поставить собор в ряд раннемосковских памятников и это, несомненно, было крупным научным достижением.

Летом 1995 г. руководство Центрального архива Федеральной службы безопасности РФ передало внучке профессора А.И.Некрасова, Е.А.Афанасьевой, бумаги деда, хранившиеся там с момента его ареста в апреле I938 г.[iv]. Таким образом, теперь стала доступна для исследования последняя обширная часть архива ученого. В ней насчитывается около 1 тыс. листов. Здесь находится ряд неизвестных статей и докладов исследователя и чрезвычайно ценные документы, связанные с его научной деятельностью, среди них протокол упомянутого доклада. Его название: "Собор Андроникова монастыря" [v]. Среди выступавших по нему были К.К.Романов, Н.Н.Воронин и М.К.Каргер. Сразу отметим, что они продолжали отстаивать датировку памятника XVI в. Текст протокола столь интересен, что будет ниже опубликован полностью. Но оценить документ трудно без предварительных замечаний, хотя бы самых кратких.

Отсутствие устойчивой историографической традиции в области русской художественной медиевистики привело к тяжелой ситуации, особенно в области изучения архитектуры в ХХ в.[vi]. Первые попытки изменить данное положение были предприняты в самые последние годы[vii]. За редчайшим исключением не приходится говорить об определении этапов развития науки, об оценки позиций "старых" автора в контексте воззрений их современников, об учете особенностей жанра публикаций наших предшественников.

Это отразилось, в частности, в почти полном забвении имени А.И.Некрасова – целые поколения исследователей, пришедшие в науку в послевоенный период (особенно с середины 1950-х годов)[viii], уже с большим трудом могут составить себе представление об истинном научном масштабе его личности.

Между тем он был одним из крупнейших и замечательных историков искусства своего времени. Научное наследие ученого огромно и содержит множество серьезных открытий и тонких наблюдений. Ряд его работ, такие как "Русское народное искусство" (1924), "Очерки по истории древнерусского зодчества ХI–ХVII века" (1936), "Древнерусское изобразительное искусство" (1937), стали первыми систематическим изложением данных предметов в советской науке. Трудно переоценить вклад профессора в дело становление и развитие академического преподавания истории искусства в 1920–1930-е годы в Москве – в университете (до 1930 г.) и в МИФЛИ (1932–1938 гг.)[ix]. Мало известен тот факт, что отделение истории и теории искусства просуществовало в университете в начале ХХ в. лишь несколько лет и было закрыто. После 1917 г. пришлось вновь его восстанавливать. К этому был причастен молодой А.И.Некрасов, который вскоре стал не только профессором, но и многолетним заведующим русской кафедры; в течение целой эпохи он был известен как выдающийся педагог и организатор искусствоведческого образования. Новаторский характер деятельности ученого в этой области до сих пор совершенно не оценен[x]. Для нас очевидно, что он не опирался почти ни на какие (московские) традиции. Можно смело сказать, что современное искусствоведческое образование в Москве – дело рук, энергии и таланта А.И.Некрасова и его сподвижников. Именно ему удалось создать "московскую школу искусствознания", лицо которой на долгие годы определили его непоследственные ученики В.Н.Лазарев, Н.И.Брунов, М.В.Алпатов, М.А.Ильин, Г.В.Жидков, В.М.Василенко, В.И.Антонова, Н.Е.Мнева, Н.А.Демина.

В области архитектурного образования следует отметить участие А.И.Некрасова в работе Всесоюзной академии архитектуры (1934–1938). Ученый был также одним из создателей Музея архитектуры в 1934 г. В 1920–1930-е годы он много сделал для теоретического и натурного исследования памятников архитектуры, активно участвуя в работе Научно–исследовательского института археологии и искусствознания РАНИОН, ГАХН, московском отделении ГАИМК, Комиссии по охране памятников, Общества изучения русской усадьбы, в съездах краеведов[xi].

Как историк древнерусской архитектуры А.И.Некрасов начал свой путь в науке в качестве исследователя именно раннемосковских памятников. В 1915 г. вышла его работа "Московское каменное церковное зодчество до Аристотеля Фиоравенти "[xii]. Спустя 10 лет он сделал доклад о проблеме происхождения шатровых храмов, в котором решительно отвергалась теория И.Е.Забелина об их самобытном происхождении и предлагалась иная, суть которой состояла в том, что романо–готические влияния представали катализаторами формообразования. Особая роль в передачи влияний отводилась Белоруссии. В то же время сходные идеи высказывал Н.И.Брунов[xiii]. Выдвижение гипотезы о значительности западных влияний в древнерусской архитектуре (в частности в генезисе шатра) наделала "много шума" и возбудила "много толков"[xiv]. Кратко новая гипотеза была сформулирована А.И.Некрасовым в книге–путеводителе 1928 г. и подробно в докладе того же года о происхождении столпообразных храмов – текст был опубликован в 1930 г.[xv]. Все эти исследования, как известно, связаны с основными конструктивно–образными проблемами раннемосковского зодчества. В 1929 г. вышла в свет книга исследователя "Возникновение московского искусства", где был помещен очерк о московском Успенском соборе 1326 г.[xvi]. Это был первый том из задуманного, но не осуществленного трехтомника. Таким образом, тема ранней Москвы постоянно присутствовала в трудах А.И.Некрасова (к ней он обращался и позже, в I940-е годы).

В книге 1928 г., в которой было много новых атрибуций, автор писал, что первоначально Спасский собор Андроникова монастыря был возведен в 1420–1427 гг., но от этой постройки сохранилось мало и здание, вероятно, относится к XVI в.[xvii]. Новая датировка собора – ХIV в. – возникла после его обследования, ученым в конце июля 1933 г. по поручению ЦГРМ.

Реконструировать доклад А.И.Некрасова, сделанный в ноябре того же года, только по тексту протокола достаточно трудно – он отражает особенности устной речи и несовершенство ее записи (ясно, что не все сказанное было зафиксировано). Кроме того обсуждались главным образом лишь третий и четвертый тезисы доклада, затрагивавшие историко-социологические построения. Уточнить общее содержание выступления помогают "Очерки по истории древнерусского зодчества ХI–ХVII века". Их текст был сдан в производство через два года после доклада. Автор учел некоторые критические замечания, но основные установки остались прежними.

Первый и второй тезисы доклада были посвящены стилистическому анализу архитектурных форм храма и, вероятно, его реконструкции. Показательно, что первый вопрос оппоненты почти обошли стороной, остановившись на типологии собора и его архитектурного "окружения" и призывая профессора вернуть храм "в ряд своих родных двойников" – памятников XVI века. Нельзя полностью исключить того, что докладчик не смог достаточно четко сформулировать некоторые свои мысли ("здесь нет килевидной арки, здесь не то"), он сделал это в книге 1936 г. Но ясно, что для А.И.Некрасова именно посвященный стилю памятника раздел сообщения был главным в доказательстве новой датировки. Интересно, что К.К.Романов не согласился с ней, а Н.Н.Воронин признал ее в основном верной, но с датой – ХVI в.

Совершенно очевидно, что К.К.Романов, Н.Н.Воронин и М.К.Каргер, дружно критиковали своего московского гостя т.к. придерживались прямо противоположной точки зрения на общей ход развития русского зодчества XIV–ХVI вв. Они обвиняли А.И.Некрасова за обращение к "белорусскому фетишу", а тот, в ответ говорил о, их фетише – "владимиро-суздальском". В книге 1936 г. автор сменил свою посылку о белорусском влиянии на московский Успенский собор 1326 г. (он был образцом для Спасского собора) на полоцко–смоленские и "дальние" немецкие влияния. Он добавил тезис о сербах, работавших в Москве, как "передатчиках" готических мотивов (но, может быть, это было и в докладе) и продолжал настаивать на аналогичной роли Белоруссии и Украины[xviii].

Не исключено, что обе "воюющие стороны" воспринимали противоположную гипотезу как ложную посылку, на основе которой возникла априорная концепция. Такова формулировка Н.Н.Воронина, он же высказал глубокую мысль о том, что отсутствие реальных русских аналогий XIV в. изучаемому памятнику, приводит к тому, что художественные формы у А.И.Некрасова "вынуждены мигрировать" – "отсюда византинизмы, сербизмы, готицизмы и проч." В то же время и К.К.Романов и Н.Н.Ворнин, доказывая свою атрибуцию Спасского собора, ссылались на то, что она и "исторически вернее".

Основной идеей третьего тезиса доклада было утверждение о господстве в Москве ХIV в. "торгово–промышленных классов" и соответственно большем "демократизме" города и его культуры – что отразилось в архитектуре – по сравнению с Новгородом (предполагалось, что здесь в то время вече было уничтожено). Учитывая критику, автор позднее, в книге 1936 г., не писал об этом противостоянии. Судя по тексту той же книги, положение о "демократизме" появилось во многом из-за желания объяснить отсутствие в соборе хоров. Автор также уточнил и характеристику одного из восстаний XIV в. (под руководством Хвоста): из борьбы горожан – в докладе – оно трансформируется в возмущение внутри класса феодалов.

Четвертый тезис был связан с предыдущим и, насколько можно судить, констатировал факт роста княжеской власти за счет ослабления позиций торговых и ремесленных кругов. То, что оппоненты во время обсуждения доказали А.И.Некрасову уязвимость его важнейших исторических построений подтверждается и словами докладчика: "я не обязан быть историком".

Как, наверное, свойственно любой дискуссии, приводимый ниже протокол, отражает определенное недопонимание друг друга участниками встречи. На современного читателя тяжелое впечатление могут произвести политическая подкладка ярлыков, которыми пользовались некоторые выступавшие. Но без них тогда не обходилось почти ни одно общественное выступление даже в узком кругу[xix]. Не пройдет и пяти лет, как Н.Н.Воронин с М.К.Каргером сделают общий доклад "Против формализма и вульгарного социологизма в изучении русской архитектуры (О книге А.И.Некрасова "Очерки по истории древнерусского зодчества". М., 1936)" [xx]. Это произойдет за несколько недель до ареста последнего.

В страстной приверженности А.И.Некрасова к идее анализа древнерусского искусства в единстве его европейских и восточных связей мы видим, как уже упоминалось, главную причину неприятия его работ большим числом его современников и многими последующими авторами. Полноценное научное творчество исследователя закончилось в I138 г., задолго до его смерти. О ситуации, в которой исследователь оказался во второй половине 1920-х и в 1930-е годы писал М.А.Ильин: "Ученый попал в некий вакуум" [xxi].

А.И. Некрасов очень рано сложился как ученый: в 1914 г. он стал приват–доцентом. Уже тогда проблема влияний активно разрабатывалась им на материале рукописей, а затем и в других областях творчества. Полагаем, что чуткость молодого исследователя к проблеме влияний сложилась не без воздействия трудов Н.П.Кондакова. Сохранились и прямые свидетельства об увлечении начинающим автором этими вопросами в русле работ петербургского академика[xxii]. Наконец, А.И.Некрасов полагал, что "из всех специалистов по искусству вполне беспристрастным и компетентным судьей (его работ – И.К.) мог бы быть лишь Кондаков"[xxiii]. В те же годы А.И.Некрасов многое усвоил из достижений Венской школы. Эволюция взглядов ученого в 1920–1930-е годы и отчасти в 1940-е годы заслуживает специального изучения. Важно констатировать, что его общие научные установки остались неизменными. Отметим также, что исследователь никогда не имел возможности познакомиться с памятниками искусства за границей.

Для образования "вакуума" вокруг исследователя большое значение имело его понимание задач науки, которое никогда не совпадало с официальными догмами, и его научный темперамент. Он был прирожденным полемистом, категоричным и страстным. С юности и до зрелого возраста горячо и не взирая на идеологический и многие иные "контексты" отстаивал свои "заветные" убеждения (значительная часть их находит сейчас все большее понимание). Уже с первых работ и рецензий исследователь восстановил против себя известных в мире науки людей – высокая критичность к чужому мнению сопутствовала ему всю жизнь. Поэтому публикация документа, отражающего дискуссию, показательна для более отчетливого, живого представления о личности А.И.Некрасова, как, впрочем, интересна она и для характеристики остальных участников заседания и оценки общей атмосферы своего времени. Так, например, К.К.Романов не позволил себе выйти за пределы суждения об архитектурной проблематике.

Дискуссия не завершилась в 1933 г. Особый интерес представляет "уважительное противостояние" А.И.Некрасова Н.Н.Воронину. В 1935 г. москвич написал рецензию на труд ленинградца "Очерки по истории русского зодчества ХV–ХVII вв." (1934)[xxiv]. Приведем краткую аннотацию упомянутой рецензии, составленную самим А.И.Некрасовым: "Положительный характер работы, но содержанием имеющий историю не зодчества, а строительства"[xxv]. В 1936 г. в Академии архитектуры шла подготовка конспекта учебника "История архитектуры СССР". А.И.Некрасов был автором (введение к разделу о древнерусской архитектуре и главы о раннемосковском зодчестве) и основным рецензентом[xxvi]. В его отзыве на конспект Н.Н.Воронина о Владимирско-суздальском зодчестве XI–ХIII вв. читаем: "Следует считать конспект образцовым. Необходимо лишь добавить проблему восточных и западных влияний, а также сопоставление с Галичем". Публичное выступление Н.Н.Воронина и М.К.Каргера в 1938 г., о котором уже упоминалось, выходит за рамки собственно научной дискуссии.

В 1948 г., сразу после возвращения из Воркуты[xxvii], А.И.Некрасов подготовил рукопись "Очерки по истории московского зодчества (Историко–художественные проблемы)", небольшой раздел которой был посвящен "начальному стилю"[xxviii]. Автор учел новую литературу (с 1938 г. по 1948 г.), но продолжал прерванную дискуссию с Н.Н.Ворниным, отстаивая в основном свои прежние взгляды на принципы формообразования в архитектуре Руси. А.И.Некрасов согласился с датировкой собора Андроникова монастыря 1410–1427 гг., предложеннойю П.Н.Максимовым в 1947 г.[xxix].

В заключении заметим, что лишь К.К.Романов, ровесник А.И.Некрасова, а основные его оппоненты по докладу 1933 г., Н.Н.Воронин и М.К.Каргер, были моложе почти на двадцать лет[xxx]. Таким образом, дискуссия во многом отразила противостояние двух школ и двух поколений в науке.

* * *

Протокол заседания при феодальном секторе ГАИМК от 23 ноября 1933 г.

1. Доклад А.И.Некрасова – Собор Андроникова монастыря; 2. Прения по докладу:

К.К.Романов: Аргументация А.И. не убеждает в принадлежности памятника XIV веку, он слишком связан своими формами с XVI веком. Ряд элементов, которые А.И. считает ранними, есть и в XVI веке. Основной аргумент А.И. это – формы собора 1326 г. в Москве, но отнюдь не обязательно связывать их с белорусскими образцами. Реконструкция собора так же хорошо может быть мыслима в формах собора Юрьева Польского, как это показала моя работа в связи с книжкой А.И. о Московском искусстве; эта реконструкция и исторически вернее.

Б.Д.Греков: Законное сомнение – концепция "сначала трактир, а потом барин"[xxxi], это, несомненно, неверно. Город – это гнездо феодалов, даже в Новгороде низы никогда не господствовали. Противополагать Москву Новгороду так резко нельзя – феодал преобладает везде. Тезис о господстве торговцев и ремесленников в России XIV века не соответствует действительному положению вещей – крепостные отношения существуют в это время непрерывно и известные послабления приносит лишь конец XV века. Приток боярства в Москву вызван уже развитыми феодальными отношениями здесь в надежде земельного пожалования. Калита – явно консервативный элемент в русском феодализме – он крепко держится еще за рабство и "буржуазного" в нем нет ничего. Рынок развивается уже в ХV веке тогда же налицо унификация барщины, рост товарности монастырского хозяйства. Так что процесс, изображенный докладчиком, неверен. Так же и 4-й тезис неверен – рост княжеской власти шел не за счет ослабления городских торгово–промышленных классов, а за счет усиления их, на них опирался Грозный, опирались и в XVII веке.

Н.Н.Воронин: Реконструкция памятника в основном правильна. Но построение исходит из ложной предпосылки и потому от начала до конца неверно. Это и попробую доказать. Дата памятника, XIV век, базируется на позднем источнике – "Степенной книге", все основные летописи его обошли, вернее не знают такого памятника. Археологические данные – т. н. памятники XIV века, настолько фрагментарны, что их реконструировать можно весьма произвольно, а основное – Успенский собор 1326 г., вернее, как указал К.К. Романов, реконструировать не в духе "белорусских" традиций, а ближе к Юрьево–Польскому собору, что вернее и исторически. В третьих – то "самочувствие действующей силы", которое изобразил А.И., вряд ли было таким утонченным, как оно воспринимается профессором Некрасовым, оно было проще. Найденный "демократизм" этого "самочувствия" ведет за собой пересмотр истории, ее ход поворачивается: от торговца к феодалу, а при отсутствии стойких аналогий и художественные формы вынуждены мигрировать, как мигрируют и московские феодалы и вече под рукой А.И., отсюда – византинизмы, сербизмы, готицизмы и проч. Ход мысли показывает заранее принятую концепцию, которой в угоду строилось исследование. Но если представить себе дело без непременного желания вылущить из Москвы Белоруcсию, то станет ясно, что плоть от плоти Владимиро–Суздаля, Москва и в линии искусства была его наследницей при этом старый Московский собор не вызовет вымышленного "демократизма" и переделки исторического процесса, а Андроников собор – замечательный памятник зодчества, станет в ряд своих родных двойников, от которых упорно отбивался А.И., в ряд памятников XVI века, где и станет рядом со старицким Успенским собором.

[В.В.] Мавродин: Исторический процесс дан А.И. неверно. "Пришлые феодалы" далеко не обязательны. Господство феодалов непрерывно в XIV веке, ремесло и торговля явно подчинены. Отсюда сомнителен и "демократизм" в XIV в. и его отражение в архитектуре. Выступление Хвоста – есть борьба внутри лагеря феодалов. Сама государственная власть очищается и рафинируется, как феодальная.

[М.К.] Каргер: 4-й тезис разобран. Историческая концепция 4-го тезиса явно неверна. 3-й заслуживает обсуждения. Это вопрос о Белоруссии – начну с источника. Не показано, что "Степенная книга" говорит о данном памятнике – он мог быть перестроен. Отсутствие кокошников ничего не доказывает. Уже у полоцкого Спаса кокошники декоративны. Археологически ХIV век памятника отнюдь не доказан. Что теперь в нем белорусского? Ряд сходств есть, но эти черты отнюдь не типичны только для Белоруссии. Концепция "белорусского искусства" буржуазно–националистическая, авторы ее теперь заслуженно пострадали. Архитектура раннего феодализма рассматривалась с этой точки зрения, как народная. Брунов сказал больше, что княжна Евфросиния аккумулировала это "народное". "Белорусская архитектура" – есть фетиш, при этом смазывалась классовая роль искусства. Новый памятник – Андроников собор, включается в эту порочную цепь. А.И. и Брунов объективно служат данной концепции. Это плод увлечения белорусской "художественной волей". А.И. продолжает Брунова. Об этом полезно вспомнить.

[А.В.] Марар: Чем объяснить, что готика не привилась? Она городское искусство свободного мелкого производителя. Цехов у нас нет, нет и готики. Город не освобождал крепостного, городская община не перерастает в цехи. В этом своеобразие. Торговый капитал слился с феодальным.

[А.И.] Некрасов: О дате памятника: датировать на основании "типа" нельзя, нужно анализировать стилистически; ни одного возражения по этой линии не было. Есть, однако, и владимиро–суздальский фетиш. О Юрьевском соборе – это особая тема, я базируюсь на археологическом и летописном материале. Роспись Похвальского придела, конечно, не XVI век. Килевидная арка – конечно, не суздальская, здесь нет килевидной арки, здесь не то. Б.Д.Греков говорил о ХV–ХVI вв. и о ХП в. и потом – стрела между ними, развитие не так просто, я говорю о ХIV в.: может быть Москва ХIV века (начало) была демократичнее, чем в ХV веке. Москва этого времени сначала шла на запад, а потом на восток[xxxii]. В "Степенной книге" есть куски ХIV века; основные летописи могли это пропустить. Примитивность восприятия[xxxiii] – дана как характеристика стиля, а не как истолкование восприятия того времени. Миграции в моей концепции нет. Уничтожение веча факт, и его никто не затронул. Я не обязан быть историком. Никитский собор к теме отношения не имеет. Разрушение скелета здания (несоответствие декорации конструкции) в ХVI в. встречается не всегда. Мавродин меня поддержал. Каргеру: Вы требуете доказать дату источником, здесь недоразумение, ее доказательство – весь доклад, Белоруссия – я нарочно спросил, я ли эту концепцию дал, это ли вы хотели сказать, – это создание Брунова и белорусских дилетантов; "демократизм" – не мячик, и его нельзя привязывать прямо к политически вредной концепции. Брунов ко мне не относится, я его противник[xxxiv]. На востоке готики нет. В Белоруссии и Москве – тождественная социальная структура. Я не предлагаю пересматривать исторического процесса, а только хочу изучить его внимательно.

Председатель – [xxxv] [фамилия не указана], секретарь – Н.Воронин.

I. Щепкин В.Н. Московская иконопись // Москва в ее прошлом и настоящем. М., 1911, Т.5, Ч. II.

2. Данилова И.Е. Андрей Рублев в русской и зарубежной искусствоведческой литературе // Андрей Рублев и его эпоха.М., I97I, С. 30; См. Кызласова И.Л. О В.Н.Щепкине как историке искусства // Искусство, I989, № 4, С. 65–68.

3. Некрасов А.И. Очерки по истории древнерусского зодчества ХI –ХVII вв., М., I936, С. I86–I87.

4. Подготовка документов к передаче осуществлена сотрудником архива В.А.Гончаровым. Приношу сердечную благодарность Е.А.Афанасьевой за возможность познакомиться с возвращенными документами (далее – архив Е.А.Афанасьевой), а также со следственным делом А.И.Некрасова. Напомним, что ученый отсидел 10 лет (1938– 1948) в лагере в Воркуте, затем год жил и работал в Александрове без права посещения Москвы, а с начала 1949 г. был вновь арестован и сослан на поселение в одно из сел Новосибирской области. Там он и скончался, посмертно реабилитирован. Все эти годы ученый не оставлял попыток работать по специальности. Сохранилось его большое рукописное наследие. См. Кызласова И.Л. Алексей Иванович Некрасов (1885–1950) // Cоветское искусствознание. М., 1990, Вып. 26, С. 381–395; Воспоминания об А.И.Некрасове // Там же, С. 395–412; Список трудов А.И.Некрасова, сост. И.Л.Кызласовой // Там же, С.417–427; Некрасов А.И. Теория архитектуры. М., I994, библ., составители и авторы вступительных статей В.В.Кириллов и И.Л.Кызласова.

5.Рядом в деле находится протокол заседания того же сектора от 26 ноября 1933 г., содержащий текст обсуждения второго доклада А.И.Некрасова "Дьяковская церковь". Среди неопубликованных работ ученого сохранилась рукопись "Мемориальное значение церкви в Дьяково", I950, 25 л. (РГАЛИ, ф. 2039, оп. 1, ед. хр. 35, 40). Статья посвящена датировке памятника.

6.Россия. Архитектура // История европейского искусствознания. Вторая половина ХIХ века – начало ХХ века. М., 1969. Т. II. С.48–74; Славина Т.А. Исследователи русского зодчества. Русская историко–архитектурная наука ХVIII – начала ХХ вв. Л., I983; Савельев Ю.Р. Русское средневековое зодчество. ХIХ век: открытие и изучение // АВ. I994, № 6. С. 64–69; Он же. История изучения русской архитектуры (конец XVIII – ХХ в.). Исследователи и их труды // История русской архитектуры. СПб., 1994. С. 584–592.

7. См. прим. 4; Савельев Ю. Р. История изучения...; Он же. Русское средневековое зодчество. ХХ век: создание науки // АВ. 1995. № 3. С. 58–65.

8.Первые тома "Истории русского искусства" (М., 1953, 1954, 1955, 1959. Т. I–IV) стали новыми обязательными учебниками для студентов–древнеруссников. Они вытеснили многие работы А.И.Некрасова, имя же последнего в новом издании упоминалось крайне редко.

9. После закрытия I МГУ именно А.И.Некрасов приложил массу усилий для создания кафедры русского искусства в МИФЛИ.

I0. См. лишь: Воспоминания об А.И.Некрасове; Кызласова И.ЯЛ. Забытая традиция в преподавании истории искусства. Из опыта Ф.И.Буслаева и Н.П.Кондакова // Сб. материалов "Охраняется государством". СПб., 1994, Вып. 5. Ч. II. С.82.

II. См. подробнее: Кызласова И.Л. I990.

I2.Некрасов А.И. Московское каменное церковное зодчество до Аристотеля Фиоравенти. М., I9I5. Отд. отт. (Из Трудов Славянской Комиссии МАО. М., 1916. Т. IV. Вып.2).

I3.Точное назвение доклада не известно. Ученый прочитал его дважды 3 и 6 апреля 1925 г. в Архитектурной секции ГАИМК и в Археологическом отделении Научно–исследовательского института археологии и искусствознания (РАНИОН). Здесь и далее точные сведения о докладах почерпнуты из приложения к Автобиографии, составлявшегося по ходу жизни (Архив Е.А.Афанасьевой). См. так же: Ильин М.А. Декоративные резные пояса раннемосковского каменного зодчества // Древнерусское искусство. Зарубежные связи. М., 1975. С. 223; Он же. Русское шатровое зодчество. Памятники середины XVI века. М.. 1980. С. 14–16.

А.И.Некрасов высоко ценил труды Н.И.Брунова, что выражалось в частности в рецензиях (см. прим. 4, библ.)

I4. Ильин М.А. 1980. С. 15.

I5. Некрасов А.И. Художественные памятники Москвы и городов Московской губернии. М., 1928; Доклад состоялся 28 декабря 1928 г. в ГАИМК. См. Некрасов А.И. Проблема происхождения древнерусских храмов // Труды Кабинета истории материальной культуры. М., 1930. Вып. 5.

I6.Некрасов А.И. Возникновение московского искусства. М., I929. т. I. Второй том должен был быть подготовлен к изданию в 1937 г., и сохранился в рукописях в виде отдельных статей (кроме главы "Собор Андронникова монастыря"). Третий том остался лишь в проекте (ряд документов из Архива Е.А.Афанасьевой). Из того же архива известно, что статьи, названия которых совпадают с обоими сообщениями в ГАИМК в 1933 г., были включены в сборник "Спорные вопросы истории русского зодчества XIV–ХVI вв." Но и этот план не был осуществлен.

I7. Некрасов А.И. 1928. С. 17.

I8. Некрасов А.И. 1936. С. 187–188, 198, 247.

I9. Ср. в протоколе заседания того же сектора от 26 ноября 1933 г., отразившем обсуждение другого доклада А.И.Некрасова (прим. 5), М.М.Цвибак прямо ссылался на авторитеты М.И. Покровского и Н.Я.Марра.

20. Выступление состоялось 27 марта 1938 г. Ленинградское отделение Союза архитекторов, Дом архитекторов, заседание совета кабинета архитектуры и библиотеки. Извещение о докладе, хранилось в архиве Н.Н.Воронина, позднее, Г.К.Вагнера.

2I. Ильин М.А. 1980. С. 15.

22.Из письма А.И.Некрасова к А.И.Соболевскому от 28 декабря 1915 г. – цит. по: Кызласова И.Л. 1990. С. 390–392.

23.Там же. Все резкие оценки трудов Н.П.Кондакова (как, впрочем, и других "буржуазных" ученых, а тем более эмигрантов), данные ему А.И.Некрасовым после 1917 г., объясняются почти невозможностью иной "критики".

24. Nekrassov A.: Ocerki po istorii russkogo zodcestva XV–XVII vv. M.–L.,I934 // Slavische Rundschau. Berlin–Leipzig–Prag, I935. Bd. 7. S. I77–I79.

25.[Некрасов А.И.] Список работ проф. А.И.Некрасова за время существования Советской власти, № 100 – рукопись из архива Е.А.Афанасьевой.

26. Группа документов из архива Е.А.Афанасьевой. Учебник издан не был.

27. См. прим. 4.

28. РГАЛИ, ф. 2039, оп. 1, ед. хр. 14–16. Архитектуре Руси посвящена ч. I: "О начальном стиле"(л. 5–39),"О великом национальном стиле" (л. 40–253).

29. Максимов П.Н. Собор Андроникова монастыря // Архитектурные памятники Москвы 15–17 вв. М., I947.

30.Годы рождения: К.К.Романова – 1882, М.К.Каргера – 1903, Н.Н.Воронина – 1904.

3I.Имеется в виду направление развития "от торговца к феодалу".

32.Речь идет о развитии централизованного русского государства.

33.Повидимому, связывалось с архитектурой Новгорода, тогда как Москве было присуще утонченное "самочувствие среды".

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский