РусАрх

 

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

 

 

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

 

 

Источник: Корнеева (Комашко) Н.И. Белорусские мастера в Московском государстве второй половины XVII века. Все права сохранены.

Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: http://www.e-journal.ru. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2008 г.

 

 

 

Н.И. Комашко

Белорусские мастера в Московском государстве

второй половины XVII века 

 

С восшествием на русский престол династии Романовых жизнь в Московском государстве после Смутных лет начала XVII века стала быстро налаживаться. Страна переживала подъем во всех сферах своей жизни, и царский двор как никогда ранее стал нуждаться в большом количестве квалифицированных мастеров для строительства и украшения новых дворцов и храмов, налаживания производства всего необходимого в царском быту, чтобы стать вровень с другими европейскими государями, не уступая им ни в чем. Вслед за царем знатные бояре и богатые купцы стремились возводить свои храмы, украшая их с еще не превзойденной роскошью. Потребность в мастерах художественных специальностей была велика, будь то оружейники или иконописцы они привлекались в придворную Оружейную палату, объединившую множество различных по своей специализации мастерских. В них рука об руку трудились мастера самых разных национальностей - немцы, голландцы, поляки, греки, армяне и многие другие. Особую роль с середины столетия в штате Оружейной палаты стали играть белорусские мастера, прибывшие разными путями в Москву из Великого княжества Литовского, где уже многие годы шли военные действия и сложилась непростая конфессиональная ситуация (под белорусами понимали православных, прибывших из тех же земель католиков считали поляками).

Эти мастера составляли лишь малую частью того потока белорусских беженцев, который хлынул в Россию в 50-е гг. XVII в. Московское правительство, заинтересованное в притоке нового населения на свои земли, не выдавало Великому княжеству Литовскому бежавших оттуда людей. Кроме того, в белорусах видели притесняемых католиками единоверцев, ищущих защиты и покровительства православного государя.

Большой интерес России к белорусским переселенцам объяснялся также тем, что они были хорошими ремесленниками в самых различных специальностях, в том числе тех, которых в Москве не знали. Среди них были оружейники, мастера стекольного дела, ценинники, столяры, токари, мастера часового и типографского дела, переплетчики, ювелиры, живописцы, строители и многие другие. Уровень их мастерства был очень скоро оценен по достоинству. В белорусские земли вскоре стали специально посылать государевых людей для вербовки на службу русскому царю местных ремесленников. По указу государя в Москву брались "из Вильны, из Полоцка, из Витебска, из Смоленска розных дел мастеровые люди с женами и с детьми на вечное житье". Тех, кому предстояло работать при дворе, вначале приводили к вере, то есть они должны были подтвердить свое православное вероисповедание. Затем им устанавливался оклад. Надо сказать, что приезжим мастерам старались платить хорошо, поощряя их желание навечно остаться в Московском государстве и работать на его процветание. И действительно, большинство прибывших в Москву иноземцев, в том числе и белорусов, обрело в России вторую родину.

Помимо целенаправленной вербовки мастеров на царскую службу, белорусы попадали в Московское государство и иными путями. Многие бежали сами под покровительство Московского государя, многих брали "в полон" в результате военных действий московские бояре. Селились они во многих русских городах - от пограничных с Великим княжеством Литовским до Новгорода. Самый значительный приток их был в Москве, где во второй половине XVII века выходцы из белорусских земель составили 10% населения. Некоторые из них расселились в московских слободах по профессиональному признаку (Гончарная, Бронная и т.д.), а большая часть осела в специально организованной для них Мещанской слободе.

Наряду с царем целенаправленную политику по привлечению в Россию белорусских умельцев проводил патриарх Никон, который нуждался в них для устроения и украшения основанных им монастырей - Иверского и Новоиерусалимского. Для реализации своих грандиозных затей он целиком переселил братию Кутеинского монастыря под Оршей в Иверский монастырь на Валдае. Кутеинский монастырь славился своей типографией, которая также была перевезена на Валдай. Вслед за монахами на Валдай массово потянулись жители окрестных с Кутейно мест. В результате вдали от Москвы Никон смог сосредоточить множество первоклассных мастеров различных специальностей. Эти же мастера были потом переведены Никоном в подмосковный Воскресенский монастырь, собор которого строился как точная копия храма над Гробом Господним в Иерусалиме. Вплоть до опалы патриарха в 1666 г. в распоряжении Никона находились лучшие мастера-декораторы, каких не было в ту пору и при царском дворе. Зная о том, что патриарх окружил себя белорусскими выходцами, в Воскресенский монастырь стремились и вновь прибывавшие в Россию мастера. Современники так писали об этом: "Приезжаху мнози из многих стран и земель иноземцы, хотещи видети лица его и зрети таковаго великаго строения, он же всех с радостью приимаше".

Работавшие при Никоне белорусские резчики по дереву и мастера по производству изразцов внесли неоценимый вклад в развитие русского монументально-декоративного искусства. Своим невиданным расцветом во второй половине XVII века оно обязано именно им. Белорусы привнесли в русскую художественную практику совершенно новые технологии и, более того формы орнамента, принципиальным образом изменившие стиль русского искусства. Белорусы, естественным образом воспринявшие на родине общеевропейские мотивы декора, активно внедряли их в русское декоративное искусство и архитектуру. Европейский декор с их легкой руки быстро прижился в России, тем более, что получен он был от единоверцев, в адаптированном к православию виде.

В первую очередь это относится к мастерам - резчикам по дереву, которые решительным образом изменили облик русского иконостаса. Долгое время русский высокий иконостас представлял собой стенку из икон, где конструктивная часть была не видна и не играла никакой художественной роли. В Белоруссии же вошло в практику устраивать резную орнаментальную раму иконостаса, где резьба играла столь же существенную роль, что и живопись. Мотивы и техника этой резьбы пришли в белорусские земли из северной Европы через Польшу, где использовались в изготовлении алтарей католических храмов. В великом княжестве Литовском, с его пестрым конфессиональным составом населения, этой резьбой украшали и алтари католических храмов, и иконостасы православных. Прекрасные образцы такой резьбы сохранились в Белоруссии и поныне. Конечно, в католических алтарях орнаментальной резьбе доставалась лишь служебная роль. Главное внимание уделялось скульптуре и живописи. В православных же иконостасах развитой статуарной скульптуры не могло быть по каноническим соображениям, поэтому главная роль в них принадлежала орнаментальным формам.

 

Царские врата из иконостаса ц.Григория Неокесарийского на Полянке в Москве 1672 г.

Фрагмент резьбы царских врат из ц.Григория Неокесарийского на Полянке в Москве 1672 г.

Для собора Валдайского Иверского монастыря приезжими белорусскими резчиками был выполнен первый на русских землях подобный иконостас. Он, к сожалению, не сохранился, но, очевидно, оказал огромное впечатление на Никона, который привлек тех же мастеров к созданию иконостаса в Новоиерусалимском монастыре. Этот иконостас также не дошел до нас, но известно множество других образцов иконостасов белорусской рези, выполненных уже после того, как резчики Никона поступили в ведение Оружейной палаты.

Принципиальная новизна белорусской рези заключалась в том, что она была объемной и сквозной, фактически скульптурной. Резьба такого рода требовала и совершенно иного инструментария, неизвестного русским резчикам. При переезде из Воскресенского монастыря в Москву белорусы взяли с собой "6 стругов больших, 6 шархеблей, 25 стружков малых, 25 дорожников малых, 6 пил больших и средних и малых, 17 круглых долот, 5 клепиков, кружало, 4 молота-напарья, 9 долот токаренных, буравчик, два шила, семеры тиски деревянных, пять досок на чем делают столярное дело". Были взяты также две "книги деревянных резей в лицах", служившие образцом для резчиков и представлявшие собой богато иллюстрированные гравюрами европейские издания, предназначенные в помощь архитекторам и декораторам.

К моменту поступления никоновских резчиков в Оружейную палату там уже работали белорусские мастера резных дел - Степан Зиновьев, Семен Деревский, Константин Андреев. Среди вновь прибывших был Клим Михайлов, мастер резного и столярного дела, один из лучших резчиков, работавших в Москве во второй половине XVII века. Клим был уроженцем Шклова, где его добровольно взял на службу князь Григорий Семенович Куракин. В Москве князь женил Клима на своей дворовой девке Анютке, а потом отдал на время в Воскресенский монастырь. На службу в Оружейную палату вместе с ним поступили также мастерами столярного дела, трудившиеся еще в Иверском монастыре - Андрей Федоров, мещанин из Орши, Герасим Окулов из Дубровны, Осип Андреев из Вильно, Яков Иванов из Витебска. Сначала Клим был определен в помощники к старцу Арсению, опытному белорусскому резчику, давно работавшему при московском дворе. После того, как Арсений в 1681 г. умер, Клим занял его место во главе всех кремлевских резчиков.

Поступившие в Оружейную палату белорусы сразу получили учеников, которых они учили долго и тщательно, поскольку те должны были со временем заменить мастера. А нужда в резчиках в Москве была огромной - ведется активное каменное строительство храмов, которые украшаются резными иконостасами. И все это за весьма короткое время. Тем не менее, штат постоянных жалованных резчиков не превышал 8-10 человек. Остальные лишь привлекались к работам в экстренных случаях и зарабатывали сами устройством резных дел в многочисленных московских храмах. Белорусы не нуждались в образце, по которому им надлежало работать, подготовительные рисунки для резьбы они умели делать сами. Так Семен Деревский свидетельствовал о себе, что "делает он столярное и резное дело собою и знаменит сам, и режет на столбах и на досках звери и птицы и травы".

Вскоре после поступления в штат Оружейной палаты, в 1667-1668 гг. Климу Михайлову и другим никоновским резчикам вместе с уже имевшимися в Москве выпало украшать новопостроенный царский дворец в Коломенском. Благодаря их искусству дворец приобрел облик грандиозной резиденции, украшенной по европейский лад. Иностранцы писали о нем: "Коломенский загородный дворец, который, кроме прочих украшений, представляет достойный обозрения род постройки, хотя и деревянной, так как весь он кажется точно только что вынутым из ларца, благодаря удивительным образом искусно исполненным резным украшениям".

Помимо резных орнаментальных деталей на фасадах и в интерьерах, которые были раскрашены и позолочены, резчики выполнили в Коломенском декоративные скульптуры зверей, снабженные особым механизмом. Так у трона Алексея Михайловича были установлены резные фигуры львов, обклеенные овчиной, которые могли рыкать и двигаться. Симеон Полоцкий, написавший восторженное стихотворное "Приветство" на вселение царской семьи в Коломенский дворец, который он сравнивает с восьмым чудом света, так описал эту затею:

Дом Соломонов тем славен без меры,
Яко ваяны име в себе зверы.
И зде суть мнози к тому и рикают,
Яко живи льви глас испущают,
Очеса движут, зияют устами.
Видится, хощут ходити ногами.
Страх приступити, тако устроенни.
Аки живии льви суть посажденны.

Дворец в Коломенском был царской резиденцией, светской по своему назначению постройкой, поэтому и украшен был с большой фантазией и обилием скульптурных затей. Что же касается орнаментальной резьбы, то Симеон Полоцкий так говорит о ней:

Множество цветов живонаписанных
И острым хитро длатом изваянных,
Удивлятися всяк ум понуждает,
Правый бо цветник быти ся являет.

Поэт сравнил резьбу своих соотечественников с райским садом. Очевидно, именно так воспринимали русские люди иконостасы белорусской рези, в которых активно использовались растительные мотивы. Идея храма как райского сада была необычайно актуальна для России XVII века. Резное церковное убранство, выполненное белорусскими мастерами, давало возможность увидеть этот рай воочию.

Репертуар орнаментов белорусской рези довольно многообразен, но в то же время и достаточно устойчив. Большую роль в таких иконостасах играют формы ордерной архитектуры, которых еще не было на фасадах русских храмов. Это, прежде всего колонки с капителями и декоративным колечком-перехватом. Колонку, как правило, оплетает виноградная лоза - символ Христа и рая. Помимо винограда широко использовались мотивы других фруктов - надрезанного граната, яблока, лимона, тыквы, а также цветы. В европейской традиции все они имели четкую символику, но на русской почве ее полностью утратили. Фрукты и цветы изображали достаточно натуралистично, сплетенными в гирлянды, подвешенные на лентах. Не менее популярен был мотив акантового листа и раковины. Чрезвычайно характерны для белорусской рези и так называемый хрящевой орнамент, напоминающий по форме ушную раковину, украшенную по краю крупными круглыми "жемчужинами", а также рамки-картуши с краями, напоминающими скрученный пергамент, или образованные из того же хрящевого орнамента. Картуши применялись в резьбе царских врат иконостасов. Любили резчики и так называемые "флемованные дорожники" - багетные рейки с прорезанными на них поперечными желобками, так что после золочения рождался эффект мерцающих язычков пламени, что и дало название этой форме (от немецкого "flamme" - пламя).

 

Резные хоры ц.Воскресения Словущего в Московском Кремле. К.70-х - н.80-х гг. XVII в.

Иконостас Смоленского собора Новодевичьего монастыря в Москве. 1683-1686 гг.

Обычно иконостасы белорусской рези имели темный фон, на котором очень эффектно смотрелись наложенные сверху золоченые резные детали. Очень редко резьба была разноцветной. Сохранился единственный полихромный резной иконостас, выполненный Климом Михайловым со товарищами по заказу царя Федора Алексеевича для дворцовой церкви Воскресения Словущего в Кремле. Золоченые и посеребренные детали резьбы прописаны в нем сверху цветными лаками, что рождает совершенно удивительный декоративный эффект. Иконы в этом иконостасе приобретают нетрадиционную форму - со скругленным верхом, овальную, как бы подчиняясь логике построения его архитектурной рамы.

Другой шедевр мастерства белорусских резчиков, сохранившийся до наших дней - иконостас Смоленского собора Новодевичьего монастыря. Его резал также Клим Михайлов с помощью многих других резчиков. Мастерам пришлось считаться с тем, что иконостас резался под старые иконы, поэтому в нем нет причудливой игры форм. Все подчинено строгому ритму мерно чередующихся форм. Это огромное сооружение производит сильное впечатление своей торжественностью и ясностью замысла.

Несмотря на то, что круглая скульптура по европейскому образцу не приветствовалась в православных храмах, благодаря белорусам она начала понемногу в них внедряться. Белорусские резчики ввели "моду" на резные Распятия, которыми стали завершать иконостасы на западный манер. Одно из первых таких Распятий было вырезано по заказу патриарха Никона из кипариса белорусским резчиком старцем Ипполитом для Голгофского придела собора Новоиерусалимского монастыря. Такое же Распятие, вырезанное, очевидно, тем же мастером, было устроено позднее и в дворцовых церквях в Москве. Там также устроили небольшую Голгофу, где был сделан изображавший пещеру и расписанный под мрамор алебастровый свод, опиравшийся на колонны. Между колоннами стояла плащаница, а над ней на проволоках были подвешены шестьдесят алебастровых золоченых херувимов. В центре этого великолепия стояло Распятие, а по свободным стенам разместили писанные на полотне (холсте) евангельские сцены и притчи. От этой внушительной композиции сохранилось только Распятие, стоящее ныне в молельне при дворцовой Голгофской церкви в Московском Кремле.

Ипполит славился своим мастерством еще в Белоруссии. При московском дворе ему доводилось украшать резьбой царскую карету, иконостасы и клиросы, шкафы, сундуки, изготовлять раки для мощей и многое другое, включая игрушки для царских детей - потешные лошадки.

 

Фрагмент резьбы иконостаса Смоленского собора Новодевичьего монастыря в Москве

Фрагмент резьбы иконостаса Смоленского собора Новодевичьего монастыря в Москве

К концу XVII столетия мастера-резчики, обученные выходцами из Белоруссии, успешно продолжали и развивали искусство своих учителей. С переводом столицы в Петербург почти все они, в отличие от иконописцев, были переведены туда, где продолжали выполнять как светские, так и церковные заказы.

Не менее значительную роль сыграли белорусские мастера и в сложении нового стиля архитектурного декора в московском зодчестве. Особая заслуга в этом принадлежит ценинникам - мастерам по изготовлению керамических изразцов. До середины XVII века русские мастера умели делать только одноцветные изразцы, покрытые коричнево-красной поливой или зеленой глазурью - муравой. Такие изразцы использовали, главным образом, для облицовки печей, а также для украшения фасадов архитектурных построек. Декор этот был достаточно скромен - отдельные плитки - кафли, поставленные на уголок, как бы инкрустированные в поверхность стены. После того, как в московском государстве познакомились с достижениями белорусских ценинников, роль изразца в декоре построек, в первую очередь храмов, чрезвычайно возросла. В отличие от своих русских собратьев по ремеслу белорусы умели изготовлять более декоративные полихромные изразцы. Они владели такой техникой их обжига, которая позволяла одновременно использовать эмали белого, синего, зелено-голубого и желтого цветов в сочетании с коричневато-красной глазурью. Использование полихромных изразцов при наружной отделке храма сделало русскую архитектуру небывало праздничной и нарядной, мода на такой декор распространилась очень быстро и продержалась достаточно долго. Особенно ярко она проявилась в архитектуре Ярославля, где полихромные изразцы применяли с невиданной щедростью.

Первые белорусские ценинники, прибывшие в московское государство, были среди тех ремесленников, кто приехал на Валдай вслед за братией Кутеинского монастыря. Среди них - мещанин из Копыса Игнатий Максимов, который затем был взят на службу к патриарху Никону в 1654 г. в Вязьме. Поселившись в селе при монастыре, он быстро нашел в окрестностях подходящую глину и вместе со своими собратьями по ремеслу наладил производство цветных изразцов, которые шли не только на нужды обители, но и на продажу, и таким образом получили большое распространение в новгородских землях.

При Валдайском Иверском монастыре изготовлялись по преимуществу печные изразцы, но были и попытки использовать их для украшения окон. Тем не менее широкого размаха использование изразцов в наружном декоре зданий на Валдае получить не успело, поскольку в связи с началом строительства Новоиерусалимского монастыря патриарх Никон отозвал туда и лучших ценинников.

С изразцами в искусство Московского государства проникали новые орнаментальные мотивы западноевропейского происхождения, а также новые архитектурные детали и ордерные формы с которыми белорусы были хорошо знакомы. Так через изразцы Воскресенского собора в русское зодчество вошли те архитектурные и декоративные формы, которым было суждено большое будущее, особенно ближе к концу XVII столетия, когда в нем сложился новый, так называемый "нарышкинский стиль".

Особенно интересным было применение изразцов в интерьере Воскресенского собора в Новом Иерусалиме. Ставя перед собой задачу как можно точнее передать облик образца - храма над Гробом Господним в Иерусалиме, Никон, безусловно, стремился максимально близко повторить и материалы, из которых были выполнены его детали. Изразец в Новом Иерусалиме должен был имитировать цветные мраморы и мозаики подлинной иерусалимской святыни. Поэтому иконостасы многочисленных приделов храма были выполнены из изразцов, которые стали, по сути, элементами архитектурной конструкции.

 

Распятие в молельне Распятской ц. в Московском Кремле. 1687 г.

Изразцовый декор теремка в Крутицком подворье в Москве. 1693-1694 гг.

Очевидно, большую роль в украшении Воскресенского собора Новоиерусалимского монастыря изразцами сыграл белорус Петр Иванов Заборский, пользовавшийся большим уважением самого патриарха. Когда 2 июля 1665 г. мастер умер, Никон лично погребал его в соборе под входной лестницей Голгофского придела, где более всего любил служить литургию. На могиле Заборского было начертано: "золотых, серебряных и медных, ценинных и всяких рукодельных хитростей изрядный ремесленный изыскатель, потрудивыйся о украшении сея святыя церкви в ценинных и иных делах немалое время". Очевидно, именно Заборский начал устройство ценинных иконостасов в Воскресенском соборе. Он успел выполнить только часть из них: для придела Иоанна Предтечи (где будет позднее погребен сам Никон), Успенского придела и трех приделов за главным алтарем - Тернового венца, Разделения риз и Лонгина Сотника. Им же внутри собора выполнен изразцовый декор Голгофы и верхний пояс главного алтаря.

Спустя год после смерти Петра Заборского работы в монастыре были и вовсе прерваны в связи с опалой патриарха. Ценинники, как и другие мастера-белорусы, 22 декабря 1666 г. были переведены в Оружейную палату. Среди них были Игнатий Максимов и Степан Иванов Полубес, с именем которого связан расцвет ценинного дела в Москве в 70-90-х гг. XVII в.

О Степане Полубесе доподлинно известно, что родом он был из Мстиславля. Рано осиротевший, в Россию он попал, будучи взят в полон князем Алексеем Никитичем Трубецким, который вскоре одолжил его на время патриарху в Воскресенский монастырь. Там у Степана были ученики из белорусов и местных крестьян. Его соотечественники - Осип Иванов, самостоятельно прибывший в Москву из Шкловского уезда, и Федор Чука, также самостоятельно пришедший в Москву из Вильно. После того, как ценинники поступили в дворцовое ведомство и переехали в Москву, Степан Полубес поселился в Заяузье, в Гончарной слободе, где жили гончары и ценинники. Здесь же была устроена мастерская, где он с учениками и помощниками изготовлял ставшие пользоваться большим спросом изразцовые фризы и панно.

Вскоре по переезду в Москву, на Святую неделю 1667 г. Степан сделал царю подношение - печные кафли своей работы. Очевидно, они очень понравились Алексею Михайловичу, поскольку мастера с учениками привлекли на работы по украшению строящегося при поддержке царского двора московского храма Григория Неокесарийского на Полянке. Здесь был использован фриз с орнаментом "павлинье око", который необычайно полюбился москвичам и стал своеобразной визитной карточкой мастера. Впервые орнамент этот был использован еще в интерьерах Воскресенского собора в Новом Иерусалиме при декорации огромных балясин внутреннего портала. Но в Москве из изразцов тогда еще не делали значительных архитектурных элементов, и эффектное "павлинье око" стали использовать в опоясывающем здание декоративном фризе, состоящим из многих повторяющихся элементов.

Ценинные плитки делались по формам, поэтому полюбившиеся орнаменты неоднократно повторяли на протяжении долгого времени, при этом можно было варьировать раскраску. "Павлинье око" и сейчас можно найти на многих храма последней трети XVII века - на Покровском соборе в царской резиденции Измайлово, на Успенском соборе подмосковного Иосифо-Волоколамского монастыря. Помимо фризов мастер изготовлял отдельные панно, своим рисунком чрезвычайно близкие орнаментам белорусской рези иконостасов. В том же Иосифо-Волоколамском монастыре и на Введенском соборе в далеком Сольвычегодске, родовом владении именитых людей Строгановых, можно увидеть панно с гирляндами из фруктов, вышедшие из мастерской Полубеса. Еще один излюбленный сюжет Степана Полубеса - панно с изображением четырех евангелистов. Такие панно сохранились на надвратной церкви Солотчинского монастыря близ Рязани, а также на московской церкви Успения в Гончарах, которая была приходским храмов проживавших в Гончарной слободе ценинников и самого Степана Иванова.

Степану Полубесу выпало на долю завершить работы по созданию иконостасов в Воскресенском соборе Новоиерусалимского монастыря в 1679 г., когда царь Федор Алексеевич реабилитировал патриарха Никона, обратил внимание на его любимую обитель и принялся ее достраивать. Тогда Полубес выполнил еще два изразцовых иконостаса - в приделы Архангела Михаила и Всех святых.

С именами Степана Полубеса и Игната Максимова связывают изразцовую облицовку теремка в московском Крутицком подворье - митрополичьей резиденции, строившейся уже вначале 90-х гг. XVII в. Крутицкий теремок, не играющий никакой функциональной роли в ансамбле подворья и являющийся, по сути, чистой архитектурной декорацией, сплошь украшен разноцветными кафлями. Декор теремка решен в "нарышкинском стиле", то есть с активным использованием ордерных элементов и заимствованных из европейской архитектуры форм. Наличники окон имеют сложное ступенчатое завершение, опирающееся на колонки, которые, в свою очередь стоят на консолях. Колонки покрыты оплетающим их побегом виноградной лозы - излюбленным мотивом белорусской рези, перешедшем с иконостасов на фасады храмов. Интересно то, что все эти детали в Крутицком теремке выполнены в из изразцов, включая колонки с виноградной лозой. В глине подобные детали технически было исполнять достаточно сложно, тем не менее мастер блестяще справился со своей задачей. После смерти Степана Полубеса уже никто не мог достичь такого совершенства в этом ремесле.

Орнаменты, появившиеся в резных иконостасах белорусской рези и изразцовом убранстве храмов работы белорусских ценинников, оказали огромное влияние на сложение нового архитектурного стиля -"нарышкинского", заявившего о себе как о вполне сложившемся в 80-х гг. XVII в. Постройки этого стиля внутри украшались деревянной резьбой, а снаружи - резьбой белокаменной. Изразцовый декор, который в руках опытных мастеров вполне мог повторять формы деревянной резьбы, все-таки не стал главным средством украшения в храмах нового стиля, хотя нередко использовался и в нем. Главным декоративным материалом архитектуры стал белый камень. Строгое сочетание белых резных декоративных деталей с красным цветом кирпичных стен построек "нарышкинского стиля" роднит эту архитектуру с европейским, в частности, голландским зодчеством. Однако мотивы белорусской рези настолько стали привычны для москвичей конца XVII века, что их стали использовать в белокаменной наружной резьбе. Чем значительнее был заказчик храма, тем большей изысканностью или пышностью отличается его резной декор. Роскошь орнаментов иконостасов белорусской рези выплескивается на фасады храмов, находя воплощение в традиционном для русских зодчих материале. Энциклопедией орнаментов белорусской рези, переведенных в камень, по праву может считаться Рождественская ц. в Нижнем Новгороде, выстроенная сподвижником Петра I Г.Д.Строгановым.

Вклад белорусских мастеров в русское декоративное искусство второй половины XVII века и в становление нового, ориентированного на западноевропейские образцы художественного стиля в России трудно переоценить. Покинув родные места и переселившись под покровительство московских государей, эти люди щедро наградили плодами своих трудов страну, ставшую им второй родиной, и вписали одну из наиболее ярких страниц в историю русского искусства.

 

 

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

 

 

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

 

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский