РусАрх - Корецкий В.И. Успенский собор как памятник идейно-политической жизни Москвы конца XV

РусАрх

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

Источник: Корецкий В.И. Успенский собор как памятник идейно-политической жизни Москвы конца XV—начала XVII века. В кн.: Государственные музеи Московского Кремля. Материалы и исследования. Вып. VI. М., 1989, с. 64-76. Все права сохранены.
Сканирование материала и размещение его электронной версии в открытом доступе произведено: www.russiancity.ru («Русский город. Архитектурно-краеведческая библиотека»). Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2006 г.

В.И. Корецкий

Успенский собор как памятник идейно-политической жизни

Москвы конца XV—начала XVII века

        Успенский собор, будучи кафедральным, играл видную роль в идейно-политической жизни Москвы и всего Российского государства. Уже вскоре после его постройки он стал местом коронации русских государей. Здесь в 1498 г. Иван III короновал великим князем внука Дмитрия (сына Ивана Ивановича Молодого и Елены Волошанки) в обход своего старшего сына Василия от Софьи Палеолог. Хотя впоследствии, в самом начале XVI в., Иван III и отстранил Дмитрия от политической жизни, склонившись в пользу Василия, однако разработанный в 1498 г. по византийскому образцу пышный ритуал коронации продолжал существовать, а в дальнейшем лег в основу коронации Ивана IV в 1547 г. царским венцом.
        В Успенском соборе происходило и рукоположение митрополитов. Наиболее ранний сохранившийся документальный источник — акт поставления митрополита Иоасафа — датирован 1539 г. ¹⁾. В 1589 г. в Успенском соборе константинопольским патриархом Иеремиею был поставлен первый в России патриарх Иов. В Успенском соборе погребены митрополиты и патриархи, за исключением подвергшихся ссылке, лишенных митрополичьего (в дальнейшем патриаршего) престола либо самовольно его оставивших.
        Вокруг главного храма России группировались феодальные верхи, знатные княжеские и боярские фамилии. Они делали в собор богатые вклады, дарили ему села, деньги, книги. Первые земельные вклады в Успенский собор восходят к концу XV в., когда его земли начали отделяться от земель митрополичьей кафедры ²⁾. В 1486 г. накануне своей смерти верейский князь Михаил Андреевич дал "к Пречистой к соборной церкви на Москву, протопопу и свещенником, в Ерославском уезде свое село Татаренки в Заечкове со всем, что к тому селу исъстарины потягло по своей души, после своего живота. То им и за годовой поминок" ³⁾. Другой ранний вклад принадлежит митрополиту Симону (1495— 1511), который купил "сельцо Савастиановское и селище Юрьевское у Мосла у Тарбеева и у его братии, а дал на нем сто рублев и вда его в дом Пречистый и великого чюдотворца Петра протопопу з братнею" ⁴⁾. На протяжении XVI в. землевладение Успенского собора росло, особенно увеличилось оно во второй половине столетия, когда в "опричное лихолетье" и в последующие годы вотчинники обильно жертвовали свои земли в монастыри и соборы.
        Вкладчики, жертвовавшие деньги на помин своей души, специально оговаривали, что эти деньги соборяне должны употребить на покупку земли. В Успенском синодике прослеживаются записи о таких распоряжениях на протяжении всего XVI в. Наиболее ранняя запись помещена под 7029 (1520) г., когда "преставися раб божий Федор Вепрь Васильев сын Антонова", приказав накануне своей смерти дать в Успенский собор протопопу Афанасию "з братиею" 100 рублей. "А велел на

-64-

те деньги землю купити в дом Пречистыя Богородицы и великого чюдотворца Петра в век без выкупа на память себе и своему роду. А докуды на те денги земли не купят протопоп з братьею, и оне те денги водят в людех, а его и его род по вся дни в повседневных молитвах поминают, доколе вселенныа мир стоит" ⁵⁾. Аналогичное распоряжение об отдаче денег в рост для покупки земли сделал и князь С. И. Бельский, давший в Успенский собор "по собе и по своему роду" 150 рублей ⁶⁾. Из этих записей следует, что соборяне, вопреки церковным правилам, запрещающим духовенству отдавать деньги в рост, занимались ростовщичеством.
        Вдова князя Ф. В. Овчины-Оболенского Ульяна в 1569—1570 гг. "продала" свою вотчину село Введенское с деревнями в Бежецком Верху протопопу Евстафию за 1000 рублей. Но по сути эта "продажа" являлась в то же время и вкладом, ибо 400 рублей из назначенной суммы были пожертвованы княгиней в Успенский собор "по муже своем по князе Федоре Васильевиче и по всему своему роду, которые у Пречистые Богородицы в сенадике написаны" ⁷⁾. В том же году дьяк К. С. Мясоедов Вислый дал в собор 100 рублей, повелев "на те денги земли купить на память своему роду и собе". Протопоп Евстафий выполнил распоряжение дьяка и купил у Ивана Огарева "сельцо Ондреяновское з деревнями", заплатив за него "двесте рублев — сто рублев казенную, а другую сто рублев Мясоедову" ⁸⁾. Мрачные предчувствия, заставившие Вислого сделать этот вклад, не обманули его. Вскоре, 21 июля 1570 г., опричники расправились с ним ⁹⁾. Боярин И. И. Хабаров дал в Успенский собор 100 рублей, "а повеле на те денги землю купить" ¹⁰⁾. И. И. Хабарову сохранили жизнь, но уже в 1569 г. царь конфисковал его огромные богатства, ибо в ноябре 1569 г. Симонову монастырю был пожертвован "из опришнины ковш серебряной Ивановской Хабарова" ¹¹⁾.
        Богатые вклады в Успенский собор в опричную пору делали не только земские, но и опричники, также неуверенные в своей дальнейшей судьбе. Опричный боярин И. Я. Чеботов обогатил соборную казну 50 рублями, обязав соборян купить на эти деньги землю ¹²⁾. По мнению С. Б. Веселовского, он подвергся опале, был пострижен в ростовском Борисоглебском монастыре, где и умер спустя несколько лет ¹³⁾.
        Любопытна запись в Успенском синодике под 31 марта 1569 г. о вкладе Г. Д. Ловчикова, одного из главных опричных палачей, за год до того громившего имения опального боярина И. П. Федорова ¹⁴⁾. Происходя из безвестных царских ловчих, он не только возвысился в опричнину, стал Ловчиковым, но и разбогател за счет своих жертв. В 1569 г. он смог дать протопопу Евстафию 50 рублей "на память моему роду и моей душе" ¹⁵⁾. Г. Д. Ловчиков, сам неразборчивый в средствах и подозрительный, будучи очень невысокого мнения о моральном облике успенских соборян, предостерегает их: "по собе им тех денег не делити и в росты не давати". Он много нагрешил, и еще больше ему предстояло нагрешить (во время новгородского похода 1570 г. он вместе с Малютой Скуратовым "отделывал" новгородцев), поэтому его крайне заботило поминание соборян по его "многогрешной душе", и он грозил им страшным судом в будущем, если они не исполнят его распоряжений на этот счет: "А который будет протопоп или ключари, или священници, или диаконы

-65-

тоя соборныя церкви преслушаются моего сицеваго моления и не учнут моей многогрешной души поминати и моих родителей, или денги по себе розделят, и за то со мною воспримут суд пред нелицемерным судиею в день страшного пришествия Христова, егде воздаст комужда по делом его" ¹⁶⁾. Г. Д. Ловчикову было воздано "по делом его" царем, в чем-то его заподозрившим, уже в 1570 г. после разгрома Новгорода ¹⁷⁾.
        Пожертвования в Успенский собор землей и деньгами продолжались и после отмены опричнины. В XVII в. Успенский собор стал довольно крупным вотчинником ¹⁸⁾.
        Среди вкладов привлекает внимание плащаница, изготовленная в мастерской княгини Ефросиний Старицкой, подаренная в Успенский собор в 1560—1561 гг. Тогда же Старицкие подарили в Троице-Сергиев монастырь плащаницу, где во вкладной надписи, пришитой к правой кайме, говорилось о князе Владимире Андреевиче как о внуке Ивана III, правнуке Василия Темного ¹⁹⁾. Как отметил А. А. Зимин, это напоминание о родстве с домом московских государей свидетельствовало о далеко идущих планах Старицких, предъявлявших тем самым права на наследование московского престола, ибо имелся прецедент коронации Дмитрия — внука Ивана III — в 1498 г. ²⁰⁾. Подобные притязания были повторены Старицкими и во вкладной надписи на плащанице, пожертвованной в 1564—1565 гг. в Кирилло-Белозерский монастырь ²¹⁾. Однако на плащанице, предназначенной для Успенского собора, упоминание о родстве с Иваном IV, также внуком Ивана III, отсутствует. Это может быть объяснено тем, что соборяне в споре о престолонаследии держали сторону царя.
        По наблюдениям Г. Н. Моисеевой, клирики Успенского собора в своем пергаменном синодике в угоду Ивану IV даже пошли на фальсификацию линии престолонаследия, изъяв из него "память" старшему сыну Ивана III от Елены Волошанки великому князю Ивану Ивановичу и Дмитрию — внуку. Сделано это было путем подчистки отчества Ивана Ивановича в "вечной памяти" ему: "Благоверному христолюбивому великому князю Иоанну Иоанновичу" и надписи по счищенному — "Васильевичу". Так, не считаясь со средствами, закреплялась родовая линия дома московских государей за потомством Ивана III от его второй жены Софьи Палеолог и его младшего сына, Василия III, прежде всего за самим Иваном Васильевичем Грозным ²²⁾.
        Государственная власть предоставляла Успенскому собору судебные н податные привилегии. Первая из дошедших до нас государственных грамот дана Успенскому собору в 1539 г. Иваном IV. Грамотой предусматривается выделение для успенских вотчин особого судебного пристава ²³⁾. Вторая жалованная грамота, наделявшая собор значительными привилегиями, упомянута в более позднем документе под 1575— 1576 гг. ²⁴⁾. В жалованной грамоте Бориса Годунова властям Успенского собора от 24 декабря 1598 г., помимо разных льгот, содержится предписание сыскивать и водворять на старые места крестьян, покинувших соборные вотчины от насильств ("обиды и продажи") со стороны самих соборных властей ²⁵⁾. Эта формула о сыске беглых крестьян без изменений повторена в жалованных грамотах, данных Успенскому собору

-66-

Лжедмитрием I и Михаилом Федоровичем ²⁶⁾, свидетельствуя об устойчивости этих привилегий собора для сыска беглых в условиях повсеместного запрещения крестьянского выхода и действия "урочных лет".
        Во время страшного голода, поразившего страну в самом начале XVII в., Борис Годунов также стремился обеспечить привилегированное положение Успенского собора. В грамоте от 21 ноября 1602 г. в Дмитров губному старосте Давыду Сафонову предписывалось освободить успенского протопопа Евфимия "з братьею" от податей, связанных с содержанием тюрем, нужда в которых в связи с усилившимся народным движением возрастала ²⁷⁾. В обстановке, когда было велено "з городов, со всех сох и с тарханщиков" "имати на ям охотников", царской грамотой от 30 октября 1602 г., адресованной в Дмитров, освобождались от этой повинности крестьяне Успенского собора, за исключением тех из них, кто уже был привлечен к отбыванию ямской повинности ранее ²⁸⁾.
        Рост успенской вотчины, замедлившийся в "смутное время", продолжился при новой династии. В Центральном государственном архиве древних актов удалось обнаружить дело начала 30-х гг. XVII в. по поводу оформления прав на подмосковную вотчину, полсельца Михайловского с двумя деревнями, пожертвованные в Успенский собор Петром Корсаковым. Это дело включает в себя документы вплоть до времени Ивана Грозного, ранее известные лишь по поздним копиям конца XVII в. В деле помещено весьма колоритное челобитье успенского протопопа Тимофея "з братьею" царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету, датированное сентябрем 1633 г. В нем протопоп Тимофей от имени успенских властей писал: "Били мы челом тебе, великий государь, о благословении в прииск о своей нуже, что вотчинка церковная в дальних городах вся запустела от литвы и от казаков, а под Москвою, государи, во близи нет у нас ни сенных покосов, ни дровишок, ни лучинки, негде усечь, ни воды, где бы нам на свою нужу мельничинко поставити, чтобы хлебца про себя смолоть. И твое государево благословение и милостивое слово сказано нам приискать, кто будет даст нам вотчинные землицы или воды. И по твоему государеву указу дал нам по родителях своих в дом к Пречистой Богородицы Петр Корсаков по первой жене своей Пелагеи, по ее приказу, да и по себе, вотчинку свою придапую купленую под Москвою деревеньку Михайловское со всем угодьем, а четвертные пашни, государи, в ней пятьдесят пять чети с третником, а в живущем всего четверик. А владеть ему, государи, тою вотчинкою по свой живот, а нам при нем ныне только мельничинко поставить. А как бог по душу его сошлет, и ту вотчинку всю нам дал. А нам его, Петра, за то в сенаники же написати, да с ним же в сенаники вписать семь имян, кого он, Петр, велит написати. И данную крепость на ту свою вотчинку в Пречистой Богородице в дом по родителях своих дал нам". Монастырские власти просили "на ту вотчинку ту его данную крепостную грамоту в Поместном приказе в книги записать, по чому бы нам, да и по нас кто будет церковников, и после того Петра владети" ²⁹⁾.
        Конечно, протопоп Тимофей и "братия" преувеличивали свою "разоренность", однако челобитье их было удовлетворено и данная Петра Корсакова записана в вотчинные книги в Поместном приказе. Петр

-67-

Корсаков и его родственники, в свою очередь, были записаны в Успенский синодик для поминаний ³⁰⁾.
        Сохранились два этюда, написанные С. Б. Веселовским, и многочисленные его заметки об отдельных дворянских родах, записанных в Успенский синодик. С. Б. Веселовский отмечал, что "в синодик не попало очень много лиц из боярской среды, очень близких к великим князьям и очень влиятельных в свое время. Эти соображения позволяют предполагать, что при Успенском соборе существовала известная среда, близкая ко двору и верхам боярства, но не тождественная с ними, которая по-своему расценивала события и людей и решала, что и кого следует увековечить в своих поминаниях" ³¹⁾.
        Далее С. Б. Веселовский обращает внимание на то, что составителями синодика принималась во внимание и сама процедурная сторона дела. Многие боярские имена со временем забывались, в ряде случаев не указывались фамилии, некоторые имена для молящихся ничего не значили — все это затрудняло богослужение. Поэтому в дальнейшем лица, внесенные в синодик, стали группироваться по родам (например, Челядниных, Морозовых и других), что в результате привело к невосполнимым для исследователей потерям. Но подобными операциями не ограничивались. Успенские власти вписывали в синодик фальсифицированные данные в угоду тем, кто находился у власти. Так, в списке среди княжеских имен появился позднее отец Бориса Годунова. Конечный вывод С. Б. Веселовского: "Синодик представляет чрезвычайно ценный исторический источник, и было бы очень желательно исследовать княжеские имена, так же, как это было сделано выше относительно боярских имен" ³²⁾.
        В настоящее время возникла необходимость публикации этой работы С. Б. Веселовского, а заодно и самого Успенского синодика, представляющего ценный исторический источник конца XIV—начала XVII в., тем более, что недавно в ЦГАДА А. В. Маштафаровым был найден второй, более ранний его экземпляр ³³⁾.
        Когда в Русском государстве с середины XVI в. стали функционировать сословно-представительные учреждения — земские соборы, Успенский собор явился местом их открытия и проведения различного рода торжественных актов, связанных с их деятельностью. По предположению Л. В. Черепнина, первый земский собор 1549 г. (так называемый собор "примирения") начался церковной церемонией в Успенском соборе, а затем продолжил свою работу в царских палатах ³⁴⁾. В Успенском соборе происходили и наиболее важные заседания церковного ("освященного") собора, например собора 1572 г., когда Ивану Грозному было разрешено, вопреки Стоглаву, сочетаться четвертым браком с Анной Колтовской.
        Противоречия "княжат" с дворянством, а также между светской и церковной властью во время опричнины приводили к острым внутриклассовым столкновениям, и тогда Успенский собор превращался в своеобразную арену этих столкновений. Именно здесь митрополит Филипп весной 1568 г. произнес свою первую речь против опричнины, положившую начало открытому его противоборству с царем. Царь не замедлил с ответом: на Соловки той же весной была послана специаль-

-68-

ная комиссия для сбора компрометирующих Филиппа материалов, о чем сообщает Соловецкий летописец конца XVI в. ³⁵⁾. Иван Грозный ударил также по митрополичьему окружению, многие из его людей были сняты с постов или казнены. В ходе борьбы царю удалось расколоть причт Успенского собора. С публичными обличениями Филиппа выступил один из успенских служителей, по повести XVII в. о "Царе Иоанне и митрополите Филиппе", основанной на Житии Филиппа,— соборный ключарь ³⁶⁾.
        Митрополит Филипп в это время стал рупором оппозиционного опричнине старомосковского боярства, возглавляемого И. П. Федоровым, и верхов московского посада. Положение осложнилось и тем, что возникли противоречия в семье Грозного между царем и его старшим сыном, за которым стояли влиятельные бояре Захарьины, издавна связанные с московским посадом. То, что московский посад поддержал оппозицию, склонило чашу весов в ее сторону. Оказавшись со своими опричниками в меньшинстве, царь летом 1568 г. прибег в столице к террору. Москва была разделена на определенные кварталы, где специальные опричные отряды прямо на улицах без суда и следствия убивали заподозренных.
        Это переполнило чашу народного терпения, и, когда митрополит Филипп 28 июля 1568 г. произнес в Новодевичьем монастыре приуроченную к массовому крестному ходу одну из самых зажигательных противоопричных речей, оскорбленный царь в гневе ушел с богослужения, отправившись на свой опричный двор. Когда он проезжал по Арбату, ему было подано челобитье от верхов посада с просьбой отменить опричнину ³⁷⁾. Подача челобитья вылилась в восстание ("мятеж", по терминологии Г. Штадена) ³⁸⁾ всех посадских люден. Царь был вынужден бежать в Александрову слободу. Собрав там опричные войска, он продиктовал свои условия. 11 сентября 1568 г. был казнен руководитель старомосковского боярства И. П. Федоров, а 4 ноября в Успенском соборе, то есть на той самой территории, где началось противоборство с царем, совершилось публичное поругание митрополита Филиппа. Во время службы в собор ворвались опричники и, сорвав с Филиппа митрополичье облачение, отправили его в ссылку в тверской Отрочь монастырь, где он в конце 1569 г. был удушен Малютой Скуратовым.
        Награбив в Новгороде в 1570 г. огромные богатства, Иван IV направил их в Александрову слободу и в Москву. Часть этих богатств, в том числе ранние новгородские иконы XII—XIV вв., он передал в Успенский собор ³⁹⁾, стремясь тем самым склонить успенских клириков на свою сторону. Плоды этой "собирательской" деятельности Грозного чуть было не пошли прахом, поскольку в следующем, 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей сжег Москву едва ли не дотла. В огне грандиозного пожара погиб опричный дворец, кремлевские приказы, московский посад, но уцелели Успенский собор и его богатства. Современник, летописец из церковных кругов, описал этот пожар так: "Лета 7079 (1571.— В. К.) году приходил под Москву крымский царь Девлет-Кирей. И майя в 24 день на Вознесеньев день татаровя посад зажгли. И божиим гневом, грех ради наших, в три часы Москва згорела вся: город и в городе государев дворец и все посады и за Москвою-рекою; и людей погорело

-69-

многое множество, им же не бе числа, и всякое богатство и все добро погорело. И церкви каменные от жару изседалися и люди в каменных церквах и в каменных погребах горели и задыхалися, едва хто где божиим хранением от смерти избыл. Митрополит же Кирилл со освященным собором в те поры просидели в церкве соборной Пречистые Богородицы (разрядка наша.— В. К. Разрядка заменена на жирный шрифт - Русский Город.). А князь Иван Дмитриевич Белской на своем дворе в каменном погребе, задохнувся, умер" ⁴⁰⁾.
Следующие драматические события, связанные с Успенским собором и Соборной площадью, произошли осенью 1575 г. О них очень красочно повествует Пискаревский летописец: "Того же году (год в летописи— 1572—1573 — дан неверно.— В. К.) о другой казни на Москве на площади у Пречистыя. Положи царь опалу на многих людей, повелеша казнити на площади у Пречистыя в Большом городе при себе боярина князя Петра Куракина, Протасия Юрьева, владыку наугородского, протопопа архангельского, Ивана Бутурлина, Никиту Бороздина, архимарита чюдовского и иных многих казниша; а главы их меташа по дворам к Мстиславскому ко князю Ивану, к митропалиту, Ивану Шереметеву, к Андрею Щелканову и иным. Того же году о царстве царя Семиона. Произволением царя и великого князя Ивана Васильевича сажал на царьство Московское царя Семиона Беидбулатовича и царьским венцом венчал в Пречистой большой соборной на Москве. А жил Семион на Взрубе за Встретением, где Розстрига жил. А сам князь велики жил за Неглинною на Петровке, на Орбате, против Каменново мосту старово, а звался "Иван Московский" и челобитные писали так же. А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех. А бояр себе взял немного, а то все у Семиона. А как приедет к великому князю Семиону, и сядет далеко, как и бояря, а Семион князь велики сядет в царьском месте. И женил его, а дал за него Мстиславского дочерь кнегиню Анастасию, а свадьба была на Москве на Взрубе, а все по царьскому чину, а венчал в Пречистой большой митрополит. А жития его было з год и больши, да и опять его сосла и дал ему Тверь и Торжек в удел. А говорили нецыи, что для того сажал, что волхви ему сказали, что в том году будет переменение: московскому царю смерть. А иные глаголы были в людех, что искушал люди: что молва будет в людех про то" ⁴¹⁾.
Сам Иван Грозный объяснял эти показательные казни и политический маскарад с поставлением Симеона Бекбулатовича великим князем "всея Руси" изменой подданных. В Московском летописце содержится очень важное известие, проливающее свет на трагедию, разыгравшуюся осенью 1575 г. и закончившуюся невиданным еще в русской истории политическим маскарадом. Согласно Московскому летописцу, наречение Грозным на великое княжение Симеона Бекбулатовича было вызвано враждебным отношением царя к своему старшему сыну, подозреваемому им в намерении лишить его власти и самому занять царский престол ("мнети почал на сына своего царевича Ивана Ивановича о желании царьства"). Поставляя Симеона Бекбулатовича "великим князем всея Руссии", Грозный тем самым воздвигал старшему сыну преграду на пути к власти ("<...> и восхоте поставити ему препону,

-70-

нарек на великое княжение Симеона Бекбулатовича"). Действия царя, отдававшего явное предпочтение татарскому царевичу, незадолго перед тем крещенному, перед собственным сыном, вызвали протест со стороны части высокопоставленных представителей господствующего класса: "Елицы же супротив сташа, глаголюще: "Не подобает, государь, тебе мимо своих чад иноплеменника на государство поставляти"" ⁴²⁾.
        Осенью 1575 г. в Москве был созван земский собор — очевидно, дело шло о коллективном обращении его участников непосредственно к царю ⁴³⁾.
        Царь расценил это выступление как мятеж, заговор. Мятежники были казнены. Обезглавленная феодальная оппозиция уже не решалась выступать по коренным вопросам внутренней и внешней политики. И, надо полагать, тот роковой удар Грозного в 1581 г., смертельно поразивший царевича, не был случайным. Он объясняется давними распрями между царем и его старшим сыном.
        Обращает внимание, что среди казненных на Соборной площади осенью 1575 г. нет успенских соборян. Вспомним также, что в 1575— 1576 гг. им была дана Иваном IV общая жалованная грамота, а еще ранее они получили иконы, награбленные царем в Новгороде. Видимо, все это предотвратило их переход на сторону оппозиции и способствовало выступлению на стороне царя.
        Возникает вопрос о степени достоверности этого в высшей степени интересного известия Московского летописца. Действительно ли на Соборной площади осенью 1575 г. казнили сторонников царевича Ивана Ивановича? Ответ будет, очевидно, положительным. Во-первых, казнили тех, кто делал царевичу подарки. Так, был казнен чудовский архимандрит Евфимий, который подарил царевичу золотую чарку. В описи домашнего имущества царя Ивана Васильевича значится: "Чарка золота гладка, по венцу меж трав подпись имя царя государя и великого князя, весу гривенка и 7 золотник, а ударил царевичю князю Ивану чудовский архимарит Еуфим, и та чарка помечена в нетех" ⁴⁴⁾. Настораживает надпись на чарке: "имя государя и великого князя". Если имя государя и великого князя читалось на чарке, подаренной чудовским архимандритом Евфимием, в такой редакции: "Иван божиею милостию государь всея Русии и великий князь", то возникала политическая двусмысленность, ибо отец и сын были тезками. Старцы новгородского Хутынского монастыря подарили царевичу Ивану золотую братину, на которой была "подпись имя царевича князя Ивана Ивановича" ⁴⁵⁾. В царской казне хранились "пять мис золотых, по полем в четырех кругах резаны слова: „Иван божиею милостыю государь всея Русии и великий князь"" ⁴⁶⁾.
        Во-вторых, из Пискаревского летописца мы узнаем, что Симеон Бекбулатович, получив в 1575 г. титул "великого князя всея Руси", стал жить "на Взрубе за Встретеньем", то есть у церкви Сретения. А там располагался ранее двор царевичей Ивана Ивановича и Федора Ивановича. Дело в том, что, когда Иван IV женился на Марии Темрюковне, он отделил царевичей от себя, построив им особый двор в Кремле "на Взрубе" у церкви Сретения ⁴⁷⁾. Иван IV пожаловал царевича Федора кубком, присланным ему юрьевским епископом Германом, "как жил

-71-

царевич Федор с братом на Взрубе" ⁴⁸⁾. Значит, осенью 1575 г., когда Иван IV заподозрил царевича Ивана Ивановича в "желании царьства", он ликвидировал двор царевичей, передав его Симеону Бекбулатовичу, маскарадному "великому князю всея Руси", и старался держать опального сына при себе, не отпуская его ни на шаг. Одно из возможных объяснений рокового удара Грозного состоит в том, что в 1581 г. некоторые русские вельможи требовали, чтобы царь дал царевичу Ивану войско для освобождения осажденного Баторием Пскова.
        И в-третьих, опале осенью 1575 г. подверглись ближайшие родственники царевича. Казненный на Соборной площади Протасий Юрьев был его троюродным братом и входил в двор Ивана Ивановича. Тогда же, согласно Московскому летописцу, Иван IV "грабил" двор Никиты Романовича Юрьева, дяди царевича, одного из ближайших родственников его по материнской линии, что засвидетельствовано также и англичанином Горсеем ⁴⁹⁾.
        Наиболее полный перечень казненных на Соборной площади осенью 1575 г., точность в передаче их имен, отчеств и обстановки, при которой совершались казни, упоминание о "грабеже" царем Никиты Романовича, повышают доверие и к другим сведениям, сообщаемым Московским летописцем.
        На основании некоторых деталей, приведенных в Московском летописце, вырисовывается образ его автора — современника событий, человека духовного звания, близкого к митрополитам, а затем патриархам, очевидца торжественных государственных церемоний в Успенском соборе. Летописец отметил, что Грозный, возводя Симеона Бекбулатовича "на великое княжение", а себя назвав "князем Московским... и к образам препущал прикладыватца наперед себя Семиона, и к митрополиту благословлятися также наперед" ⁵⁰⁾.
        Последнее событие времени Грозного, в котором большую роль играл Успенский собор, связано с приездом в Москву папского посла Антонио Поссевино, посредника в мирных переговорах между царем и Стефаном Баторием. Летописец сообщает о столкновении митрополита Дионисия с царем по вопросу о допуске папского посла в Успенский собор. Верх взял митрополит: "И говорил римский посол с государем о вере, и бил челом, чтоб ему быть у Пречистыя в большом соборе смотрити церковныя красоты, и государь ему велел быти. И митрополит Дионисий пустить его не велел, что крестного знамени на себя не положил" ⁵¹⁾.
        Стены Успенского собора были свидетелями проявления бурных классовых противоречий. Во время знаменитого Московского восстания 1547 г. ненавистный временщик дядя царя князь Ю. В. Глинский пытался спрятаться в Успенском соборе. Восставшие посадские люди, по словам Ивана IV в его Первом послании к Курбскому, "изымав его, в пределе великомученика Дмитрия Селунскаго, выволокши, в соборной и апостольской церкви пречистыя богородицы против митрополичья места, безчеловечно убиша и кровию церковь наполниша и, вывлекши его мертва в передние двери церковныя, и положиша на торжише, яко осуженника" ⁵²⁾. С аналогичной версией встречаемся мы в приписке к Лицевому своду, посвященной этим событиям ⁵³⁾.

-72-

        В 1605 г. восставшие москвичи, выступившие на стороне самозванца, разгромив дворы Годуновых, многих бояр, дворян и дьяков, ворвались в Успенский собор "со оружием и дреколием", как вспоминал впоследствии патриарх Иов, прервали богослужение и "извлекши его из алтаря, по церкви и по площади таская позориша многими позоры" ⁵⁴⁾.
        Лжедмитрий I, вступив в Москву, венчался в Успенском соборе на царство 21 июля 1605 г. патриархом Игнатием, сменившим Иова, отправленного в ссылку. В мае 1606 г. в Успенском соборе состоялось венчание самозванца с Мариной Мнишек. Маленькой ростом Марине сделали скамеечки, чтобы она могла прикладываться к образам. Поляки, приехавшие с ней в Москву и присутствовавшие на свадьбе, вели себя вызывающе. Глухая ненависть закипала в сердцах москвичей против пришельцев. Успенский собор, с которым были тесно связаны Шуйские, стал одним из главных центров подготовки антипольского восстания, в ходе которого был убит Лжедмитрий I. Вскоре по горячим следам событий кем-то из числа соборных священнослужителей была создана первая редакция "Сказания и повести еже содеяся" — "Сказание о Растриге", восхваляющее Шуйских, особенно Василия Ивановича, и показывающее роль Успенского собора в событиях мая 1606 г. ⁵⁵⁾. В благодарность за поддержку Шуйский, став царем, уже 27 июня 1606 г. подписал жалованную грамоту успенским соборянам ⁵⁶⁾.
        Верховная власть неоднократно использовала Успенский собор и его причт для различного рода идейно-политических акций, призванных укреплять ее положение и авторитет. Борис Годунов для упрочения своих шатких прав на престол, по свидетельству Ивана Тимофеева, распорядился один экземпляр Утвержденной грамоты 1598 г. положить в раку митрополита Петра в Успенском соборе ⁵⁷⁾, другой экземпляр ее хранился на Патриаршем дворе. При венчании Бориса на царство присутствующие должны были давать присягу перед иконой Владимирской Богоматери, главной соборной святыней: служить верою и правдою царю, царице и детям его, не изменять ни словом, ни делом, не вредить ни зелием, ни чародейством, доносить о всяких "скопах и заговорах" ⁵⁸⁾.
        После избрания в 1606 г. на Красной площади Василия Шуйского его сторонниками царем он отправился в Успенский собор, где дал "крестоцеловальную запись" в том, что при нем не будет нарушений феодальной законности, совершавшихся при Грозном и Годунове. "Крестоцеловальная запись" Шуйского, данная в торжественной обстановке Успенского собора, приобретала, по мнению Л. В. Черепнина, "характер обязательств, якобы взятых на себя верховным правителем перед народом" ⁵⁹⁾.
        В начале первой Крестьянской войны на юг России были направлены для увещевания восставших две делегации столичного духовенства, первая — в 1605 г. во главе с новгородским митрополитом Исидором под Кромы и вторая — летом 1606 г. во главе с крутицким митрополитом Пафнутием без указания места, но, скорее всего, также под Кромы как главный центр борьбы. В одну из них входил ключарь Успенского собора старец Феодосий. Эти миссии успеха не имели, а успенский ключарь вернулся в Москву, как тогда говорили, "душою да телом", ибо "ризы и стихарь пропали у него под Кромами" ⁶⁰⁾.

-73-

        Осенью 1606 г., когда на Москву двигалось повстанческое войско и для некоторых современников-москвичей стала вырисовываться опасность захвата столицы, благовещенский протопоп Терентий сочинил "Повесть о видении некоему мужу духовному", в которой восстание Болотникова рассматривалось как наказание божье "за грехи". В Повести Богородица как главная защитница Москвы, в честь которой и был воздвигнут Успенский собор, в угоду феодальным верхам просила Христа не отдавать города в руки восставших. Повесть эта читалась всенародно в Успенском соборе в присутствии царя, патриарха и "всего царского сигклита" 16 октября 1606 г. во время всеобщего поста, объявленного с 14 по 19 октября. Все это имело целью предотвратить присоединение московского населения к восставшим.
        Другое шумное церковное выступление было организовано в Успенском соборе в связи с затянувшейся осадой Калуги, где укрылся после отступления от Москвы с остатками своего войска Болотников. Исход борьбы был еще неясен, и в Успенском соборе в присутствии царя, патриарха Гермогена, царского двора и московских жителей специально привезенный из Старицы бывший патриарх Иов освободил москвичей от прежних клятв, в том числе "царю Дмитрию", под лозунгом которого развивалось восстание.
        Приведенные в статье факты свидетельствуют о том, что Успенский собор как крупный феодальный собственник, владевший землями и крестьянами, тесно связанный с богатейшими боярскими, дворянскими и купеческими фамилиями, всегда стоял на страже интересов феодалов и феодального государства.
        _________
        ¹⁾ ААЭ. Т. 1. Спб., 1836, До 184.
        ²⁾. Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора. М, 1908, с. 33—35. 3 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.— Л., 1950, с. 314.
        ⁴⁾ ГИМ, Усп. № 64, л. 141 об.
        ⁵⁾ Там же, л. 213—214.
        ⁶⁾ Там же, л. 43 об.
        ⁷⁾ Шмелев Г Н Из истории московского Успенского собора, с. 166—167.
        ⁸⁾ ГИМ, Усп. № 64, л. 303—303 об.
        ⁹⁾ Скрынников Р. Г. Опричный террор. Л., 1969, с. 90, примеч. 3.
        ¹⁰⁾ ГИМ, Усп. № 64, л. 279.
        ¹¹⁾ ГПБ, Г IV, № 348, л. 17.
        ¹²⁾ ГИМ, Усп. № 64, л. 311.
        ¹³⁾ Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963, с. 467—4-68.
        ¹⁴⁾ Там же, с. 407—408.
        ¹⁵⁾ ГИМ, Усп. № 64, л. 300.
        ¹⁶⁾ Там же.
        ¹⁷⁾ Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины, с. 407—408.
        ¹⁸⁾ Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 35—50.
        ¹⁹⁾ Маясова Н. А. Мастерская художественного шитья князей Старицких.— В кн : Сообщения Загорского государственного музея-заповедника. Вып. 3. Загорск, 1960, с. 49, 51.
        ²⁰⁾ 3имин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964, с. 104.
        ²¹⁾ Маясова Н. А. Мастерская художественного шитья князей Старицких, с. 51, 56.
        ²²⁾ Моисеева Г. Н. Пергаменный Синодик Государственного исторического музея в издании Н. И. Новикова. — ТОДРЛ. Т. 26. Л., 1971, с. 101.
        ²³⁾ Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 157—158.

-74-

        ²⁴⁾ АИ. Т. 3. Спб., 1841, № 133.
        ²⁵⁾ Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 159.
        ²⁶⁾ ЦГАДА, ф. Грамоты Коллегии экономии, Московский уезд, № 396/7538, л. 14 — 14 об., 20. Этот сборник грамот Успенского собора, составленный в конце XVII в., в основном опубликован Г. Н. Шмелевым в Приложениях к его работе по истории Успенского собора, однако грамоты Лжедмитрия и Михаила Федоровича остались неизданными.
        ²⁷⁾ ГИМ, Синод., Свитки, № 1826.
        ²⁸⁾ Там же, № 1827.
        ²⁹⁾ ЦГАДА, ф. Поместный приказ, столбцы вотчинной записки № 18201, ч. 2, л. 113.
        ³⁰⁾ Рукопись синодика хранится в Отделе рукописей Государственного Исторического музея, а копия с него — в Архиве Академии наук СССР в фонде С. Б. Веселовского. Синодик начинается со списка знатных русских воинов, погибших в Куликовской битве, и кончается именами тех, кто погиб в Смуту, "в междуусобное разорение" (ГИМ, Щук. № 536). Синодик русских воинов, погибших на Куликовом поле (Синод. № 667, л. 68—68 об.), впервые был опубликован в "Древней российской вивлиофике" (изд. 2-е, ч. VI. М., 1788). Затем в советское время фотокопия его была воспроизведена М. Н. Тихомировым (см.: Хрестоматия по истории СССР XI—XV вв. М., 1960, с. 524—526). Текст синодика был опубликован М. А. Салминой (см.: Салмина М. А. Летописная повесть о Куликовской битве и "Задонщина".— В кн.: "Слово о полку Игореве" и памятники Куликовского цикла. М.— Л., 1966, с. 370— 371, примеч. 111).
        ³¹⁾ Архив Академии наук СССР, ф. 620, оп. 1, д. 87, л. 173.
        ³²⁾ Там же, л. 174.
        ³³⁾ Синодики, к сожалению, мы почти перестали публиковать. У нас вообще заглохла деятельность по публикации ряда источников, вышедших из церковно-монастырской среды, хотя они имеют большое источниковедческое значение. Например, такой спорный вопрос, как датировка восстания Хлопка в начале XVII в., можно было окончательно решить на основании сопоставления Троицкого синодика, где был записан воевода Басманов, убитый в этом сражении, с другими источниками (разрядными книгами, Вкладной книгой Троице-Сергиева монастыря, записками Исаака Массы и другими, см.: Корецкий В. И. Из истории крестьянской войны в России начала XVII в. — "Вопросы истории", 1959, № 3, с. 131 —132; он же. К истории восстания Хлопка. (Новые материалы).— В кн.: Крестьянство к классовая борьба в феодальной России. Л., 1967, с. 217—219.
        ³⁴⁾ Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М., 1978, с. 73 и другие.
        ³⁵⁾ ГПБ, Сол. № 664/22, л. 59 об.—60.
        ³⁶⁾ ГБЛ, Троицкое, № 694, л. 116 об.; ГИМ, Муз. № 576, л. 46.
        ³⁷⁾ ПСРЛ. Т. 34, с. 190; см. также летописные отрывки времени опричнины: ГБЛ, Муз. № 1841, л. 159 об.
        ³⁸⁾ Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника. М., 1925, с. 86.
        ³⁹⁾ Толстая Т. В. Успенский собор Московского Кремля. М., 1979, с. 36.
        ⁴⁰⁾ ГБЛ, Унд. № 754, л. 376 об. Отдельные исправления в тексте сделаны по приписке к Никоновской летописи (ПСРЛ. Т. 13, первая половина, с. 300).
        ⁴¹⁾ ПСРЛ. Т. 34, с. 192.
        ⁴²⁾ Там же, с. 226.
        ⁴³⁾ Корецкий В. И. Земский собор 1575 г. и поставление Симеона Бекбулатовича "великим князем всея Руси".— "Исторический архив", 1959, № 2; он же. Земский собор 1575 г. и частичное возрождение опричнины. — "Вопросы истории", 1967, № 5; Буганов В. И., Корецкий В. И. Московский летописец XVII в. из Музейного собрания ГБЛ.— Записки Отдела рукописей. Вып. 32. М., 1971; Корецкий В. И. Материалы по истории земского собора 1575 г. и о поставлении Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии".— В кн.: Археографический ежегодник за 1969 г. М., 1971. См. также: Павленко Н. И. К истории земских соборов XVI в.— "Вопросы истории", 1968, № 5.
        ⁴⁴⁾ Временник МОИДР. Кн. 7. М., 1850, Смесь, с. 35.
        ⁴⁵⁾ Там же, с. 34.
        ⁴⁶⁾ Там же, с. 35.
        ⁴⁷⁾ ПСРЛ. Т. 29, с. 288
        ⁴⁸⁾ Временник МОИДР. Кн. 7, с. 40.

-75-

        ⁴⁹⁾ Севастьянова А. А. Записки Джерома Горсея о России в конце XVI — начале XVII вв. (Разновременные слои источника и их хронология).— В кн.: Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории. М, 1974, с 107
        ⁵⁰⁾ ПСРЛ. Т. 34, с. 226.
        ⁵¹⁾ Там же, с. 226—229.
        ⁵²⁾ Послания Ивана Грозного. М.—Л., 1951, с. 35.
        ⁵³⁾ ПСРЛ. Т. 13, вторая половина, с. 455—456. См. также: Шмидт С. О. Становление российского самодержавства. М., 1973, с. 96.
        ⁵⁴⁾ ААЭ. Т. 2. Спб., 1836, с. 154.
        ⁵⁵⁾ РИБ. Т. 13. Спб., 1909, стб. 713—754.
        ⁵⁶⁾ Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 159—160. Шуйские были издавна связаны с Успенским собором, в чьих синодиках записан их род и отмечены вклады (ГИМ, Усп. № 65, л. 53—53 об., 447 об., 452 об.).
        ⁵⁷⁾ Временник Ивана Тимофеева. М.— Л., 1951, с. 74.
        ⁵⁸⁾ ААЭ. Т. 2, № 10; см. также: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 4. М., 1960, с. 352—353.
        ⁵⁹⁾ Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв., с 155
        ⁶⁰⁾ РИБ. Т. 3. Спб., 1876, стб. 355.

-76-

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский