РусАрх

 

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

 

 

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

 

Источник: Корецкий В.И. Успенский собор как памятник идейно-политической жизни Москвы конца XV—начала XVII века. В кн.: Государственные музеи Московского Кремля. Материалы и исследования. Вып. VI. М., 1989, с. 64-76. Все права сохранены.
Сканирование материала и размещение его электронной версии в открытом доступе произведено: www.russiancity.ru («Русский город. Архитектурно-краеведческая библиотека»). Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2006 г.

 

 

 

В.И. Корецкий

Успенский собор как памятник идейно-политической жизни

Москвы конца XV—начала XVII века

 


        Успенский собор, будучи кафедральным, играл видную роль в идейно-политической жизни Москвы и всего Российского государства. Уже вскоре после его постройки он стал местом коронации русских государей. Здесь в 1498 г. Иван III короновал великим князем внука Дмитрия (сына Ивана Ивановича Молодого и Елены Волошанки) в обход своего старшего сына Василия от Софьи Палеолог. Хотя впоследствии, в самом начале XVI в., Иван III и отстранил Дмитрия от политической жизни, склонившись в пользу Василия, однако разработанный в 1498 г. по византийскому образцу пышный ритуал коронации продолжал существовать, а в дальнейшем лег в основу коронации Ивана IV в 1547 г. царским венцом.
        В Успенском соборе происходило и рукоположение митрополитов. Наиболее ранний сохранившийся документальный источник — акт поставления митрополита Иоасафа — датирован 1539 г. 1). В 1589 г. в Успенском соборе константинопольским патриархом Иеремиею был поставлен первый в России патриарх Иов. В Успенском соборе погребены митрополиты и патриархи, за исключением подвергшихся ссылке, лишенных митрополичьего (в дальнейшем патриаршего) престола либо самовольно его оставивших.
        Вокруг главного храма России группировались феодальные верхи, знатные княжеские и боярские фамилии. Они делали в собор богатые вклады, дарили ему села, деньги, книги. Первые земельные вклады в Успенский собор восходят к концу XV в., когда его земли начали отделяться от земель митрополичьей кафедры 2). В 1486 г. накануне своей смерти верейский князь Михаил Андреевич дал "к Пречистой к соборной церкви на Москву, протопопу и свещенником, в Ерославском уезде свое село Татаренки в Заечкове со всем, что к тому селу исъстарины потягло по своей души, после своего живота. То им и за годовой поминок" 3). Другой ранний вклад принадлежит митрополиту Симону (1495— 1511), который купил "сельцо Савастиановское и селище Юрьевское у Мосла у Тарбеева и у его братии, а дал на нем сто рублев и вда его в дом Пречистый и великого чюдотворца Петра протопопу з братнею" 4). На протяжении XVI в. землевладение Успенского собора росло, особенно увеличилось оно во второй половине столетия, когда в "опричное лихолетье" и в последующие годы вотчинники обильно жертвовали свои земли в монастыри и соборы.
        Вкладчики, жертвовавшие деньги на помин своей души, специально оговаривали, что эти деньги соборяне должны употребить на покупку земли. В Успенском синодике прослеживаются записи о таких распоряжениях на протяжении всего XVI в. Наиболее ранняя запись помещена под 7029 (1520) г., когда "преставися раб божий Федор Вепрь Васильев сын Антонова", приказав накануне своей смерти дать в Успенский собор протопопу Афанасию "з братиею" 100 рублей. "А велел на

-64-


те деньги землю купити в дом Пречистыя Богородицы и великого чюдотворца Петра в век без выкупа на память себе и своему роду. А докуды на те денги земли не купят протопоп з братьею, и оне те денги водят в людех, а его и его род по вся дни в повседневных молитвах поминают, доколе вселенныа мир стоит" 5). Аналогичное распоряжение об отдаче денег в рост для покупки земли сделал и князь С. И. Бельский, давший в Успенский собор "по собе и по своему роду" 150 рублей 6). Из этих записей следует, что соборяне, вопреки церковным правилам, запрещающим духовенству отдавать деньги в рост, занимались ростовщичеством.
        Вдова князя Ф. В. Овчины-Оболенского Ульяна в 1569—1570 гг. "продала" свою вотчину село Введенское с деревнями в Бежецком Верху протопопу Евстафию за 1000 рублей. Но по сути эта "продажа" являлась в то же время и вкладом, ибо 400 рублей из назначенной суммы были пожертвованы княгиней в Успенский собор "по муже своем по князе Федоре Васильевиче и по всему своему роду, которые у Пречистые Богородицы в сенадике написаны" 7). В том же году дьяк К. С. Мясоедов Вислый дал в собор 100 рублей, повелев "на те денги земли купить на память своему роду и собе". Протопоп Евстафий выполнил распоряжение дьяка и купил у Ивана Огарева "сельцо Ондреяновское з деревнями", заплатив за него "двесте рублев — сто рублев казенную, а другую сто рублев Мясоедову" 8). Мрачные предчувствия, заставившие Вислого сделать этот вклад, не обманули его. Вскоре, 21 июля 1570 г., опричники расправились с ним 9). Боярин И. И. Хабаров дал в Успенский собор 100 рублей, "а повеле на те денги землю купить" 10). И. И. Хабарову сохранили жизнь, но уже в 1569 г. царь конфисковал его огромные богатства, ибо в ноябре 1569 г. Симонову монастырю был пожертвован "из опришнины ковш серебряной Ивановской Хабарова" 11).
        Богатые вклады в Успенский собор в опричную пору делали не только земские, но и опричники, также неуверенные в своей дальнейшей судьбе. Опричный боярин И. Я. Чеботов обогатил соборную казну 50 рублями, обязав соборян купить на эти деньги землю 12). По мнению С. Б. Веселовского, он подвергся опале, был пострижен в ростовском Борисоглебском монастыре, где и умер спустя несколько лет 13).
        Любопытна запись в Успенском синодике под 31 марта 1569 г. о вкладе Г. Д. Ловчикова, одного из главных опричных палачей, за год до того громившего имения опального боярина И. П. Федорова 14). Происходя из безвестных царских ловчих, он не только возвысился в опричнину, стал Ловчиковым, но и разбогател за счет своих жертв. В 1569 г. он смог дать протопопу Евстафию 50 рублей "на память моему роду и моей душе" 15). Г. Д. Ловчиков, сам неразборчивый в средствах и подозрительный, будучи очень невысокого мнения о моральном облике успенских соборян, предостерегает их: "по собе им тех денег не делити и в росты не давати". Он много нагрешил, и еще больше ему предстояло нагрешить (во время новгородского похода 1570 г. он вместе с Малютой Скуратовым "отделывал" новгородцев), поэтому его крайне заботило поминание соборян по его "многогрешной душе", и он грозил им страшным судом в будущем, если они не исполнят его распоряжений на этот счет: "А который будет протопоп или ключари, или священници, или диаконы

-65-


тоя соборныя церкви преслушаются моего сицеваго моления и не учнут моей многогрешной души поминати и моих родителей, или денги по себе розделят, и за то со мною воспримут суд пред нелицемерным судиею в день страшного пришествия Христова, егде воздаст комужда по делом его" 16). Г. Д. Ловчикову было воздано "по делом его" царем, в чем-то его заподозрившим, уже в 1570 г. после разгрома Новгорода 17).
        Пожертвования в Успенский собор землей и деньгами продолжались и после отмены опричнины. В XVII в. Успенский собор стал довольно крупным вотчинником 18).
        Среди вкладов привлекает внимание плащаница, изготовленная в мастерской княгини Ефросиний Старицкой, подаренная в Успенский собор в 1560—1561 гг. Тогда же Старицкие подарили в Троице-Сергиев монастырь плащаницу, где во вкладной надписи, пришитой к правой кайме, говорилось о князе Владимире Андреевиче как о внуке Ивана III, правнуке Василия Темного 19). Как отметил А. А. Зимин, это напоминание о родстве с домом московских государей свидетельствовало о далеко идущих планах Старицких, предъявлявших тем самым права на наследование московского престола, ибо имелся прецедент коронации Дмитрия — внука Ивана III — в 1498 г. 20). Подобные притязания были повторены Старицкими и во вкладной надписи на плащанице, пожертвованной в 1564—1565 гг. в Кирилло-Белозерский монастырь 21). Однако на плащанице, предназначенной для Успенского собора, упоминание о родстве с Иваном IV, также внуком Ивана III, отсутствует. Это может быть объяснено тем, что соборяне в споре о престолонаследии держали сторону царя.
        По наблюдениям Г. Н. Моисеевой, клирики Успенского собора в своем пергаменном синодике в угоду Ивану IV даже пошли на фальсификацию линии престолонаследия, изъяв из него "память" старшему сыну Ивана III от Елены Волошанки великому князю Ивану Ивановичу и Дмитрию — внуку. Сделано это было путем подчистки отчества Ивана Ивановича в "вечной памяти" ему: "Благоверному христолюбивому великому князю Иоанну Иоанновичу" и надписи по счищенному — "Васильевичу". Так, не считаясь со средствами, закреплялась родовая линия дома московских государей за потомством Ивана III от его второй жены Софьи Палеолог и его младшего сына, Василия III, прежде всего за самим Иваном Васильевичем Грозным 22).
        Государственная власть предоставляла Успенскому собору судебные н податные привилегии. Первая из дошедших до нас государственных грамот дана Успенскому собору в 1539 г. Иваном IV. Грамотой предусматривается выделение для успенских вотчин особого судебного пристава 23). Вторая жалованная грамота, наделявшая собор значительными привилегиями, упомянута в более позднем документе под 1575— 1576 гг. 24). В жалованной грамоте Бориса Годунова властям Успенского собора от 24 декабря 1598 г., помимо разных льгот, содержится предписание сыскивать и водворять на старые места крестьян, покинувших соборные вотчины от насильств ("обиды и продажи") со стороны самих соборных властей 25). Эта формула о сыске беглых крестьян без изменений повторена в жалованных грамотах, данных Успенскому собору

-66-


Лжедмитрием I и Михаилом Федоровичем 26), свидетельствуя об устойчивости этих привилегий собора для сыска беглых в условиях повсеместного запрещения крестьянского выхода и действия "урочных лет".
        Во время страшного голода, поразившего страну в самом начале XVII в., Борис Годунов также стремился обеспечить привилегированное положение Успенского собора. В грамоте от 21 ноября 1602 г. в Дмитров губному старосте Давыду Сафонову предписывалось освободить успенского протопопа Евфимия "з братьею" от податей, связанных с содержанием тюрем, нужда в которых в связи с усилившимся народным движением возрастала 27). В обстановке, когда было велено "з городов, со всех сох и с тарханщиков" "имати на ям охотников", царской грамотой от 30 октября 1602 г., адресованной в Дмитров, освобождались от этой повинности крестьяне Успенского собора, за исключением тех из них, кто уже был привлечен к отбыванию ямской повинности ранее 28).
        Рост успенской вотчины, замедлившийся в "смутное время", продолжился при новой династии. В Центральном государственном архиве древних актов удалось обнаружить дело начала 30-х гг. XVII в. по поводу оформления прав на подмосковную вотчину, полсельца Михайловского с двумя деревнями, пожертвованные в Успенский собор Петром Корсаковым. Это дело включает в себя документы вплоть до времени Ивана Грозного, ранее известные лишь по поздним копиям конца XVII в. В деле помещено весьма колоритное челобитье успенского протопопа Тимофея "з братьею" царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету, датированное сентябрем 1633 г. В нем протопоп Тимофей от имени успенских властей писал: "Били мы челом тебе, великий государь, о благословении в прииск о своей нуже, что вотчинка церковная в дальних городах вся запустела от литвы и от казаков, а под Москвою, государи, во близи нет у нас ни сенных покосов, ни дровишок, ни лучинки, негде усечь, ни воды, где бы нам на свою нужу мельничинко поставити, чтобы хлебца про себя смолоть. И твое государево благословение и милостивое слово сказано нам приискать, кто будет даст нам вотчинные землицы или воды. И по твоему государеву указу дал нам по родителях своих в дом к Пречистой Богородицы Петр Корсаков по первой жене своей Пелагеи, по ее приказу, да и по себе, вотчинку свою придапую купленую под Москвою деревеньку Михайловское со всем угодьем, а четвертные пашни, государи, в ней пятьдесят пять чети с третником, а в живущем всего четверик. А владеть ему, государи, тою вотчинкою по свой живот, а нам при нем ныне только мельничинко поставить. А как бог по душу его сошлет, и ту вотчинку всю нам дал. А нам его, Петра, за то в сенаники же написати, да с ним же в сенаники вписать семь имян, кого он, Петр, велит написати. И данную крепость на ту свою вотчинку в Пречистой Богородице в дом по родителях своих дал нам". Монастырские власти просили "на ту вотчинку ту его данную крепостную грамоту в Поместном приказе в книги записать, по чому бы нам, да и по нас кто будет церковников, и после того Петра владети" 29).
        Конечно, протопоп Тимофей и "братия" преувеличивали свою "разоренность", однако челобитье их было удовлетворено и данная Петра Корсакова записана в вотчинные книги в Поместном приказе. Петр

-67-


Корсаков и его родственники, в свою очередь, были записаны в Успенский синодик для поминаний 30).
        Сохранились два этюда, написанные С. Б. Веселовским, и многочисленные его заметки об отдельных дворянских родах, записанных в Успенский синодик. С. Б. Веселовский отмечал, что "в синодик не попало очень много лиц из боярской среды, очень близких к великим князьям и очень влиятельных в свое время. Эти соображения позволяют предполагать, что при Успенском соборе существовала известная среда, близкая ко двору и верхам боярства, но не тождественная с ними, которая по-своему расценивала события и людей и решала, что и кого следует увековечить в своих поминаниях" 31).
        Далее С. Б. Веселовский обращает внимание на то, что составителями синодика принималась во внимание и сама процедурная сторона дела. Многие боярские имена со временем забывались, в ряде случаев не указывались фамилии, некоторые имена для молящихся ничего не значили — все это затрудняло богослужение. Поэтому в дальнейшем лица, внесенные в синодик, стали группироваться по родам (например, Челядниных, Морозовых и других), что в результате привело к невосполнимым для исследователей потерям. Но подобными операциями не ограничивались. Успенские власти вписывали в синодик фальсифицированные данные в угоду тем, кто находился у власти. Так, в списке среди княжеских имен появился позднее отец Бориса Годунова. Конечный вывод С. Б. Веселовского: "Синодик представляет чрезвычайно ценный исторический источник, и было бы очень желательно исследовать княжеские имена, так же, как это было сделано выше относительно боярских имен" 32).
        В настоящее время возникла необходимость публикации этой работы С. Б. Веселовского, а заодно и самого Успенского синодика, представляющего ценный исторический источник конца XIV—начала XVII в., тем более, что недавно в ЦГАДА А. В. Маштафаровым был найден второй, более ранний его экземпляр 33).
        Когда в Русском государстве с середины XVI в. стали функционировать сословно-представительные учреждения — земские соборы, Успенский собор явился местом их открытия и проведения различного рода торжественных актов, связанных с их деятельностью. По предположению Л. В. Черепнина, первый земский собор 1549 г. (так называемый собор "примирения") начался церковной церемонией в Успенском соборе, а затем продолжил свою работу в царских палатах 34). В Успенском соборе происходили и наиболее важные заседания церковного ("освященного") собора, например собора 1572 г., когда Ивану Грозному было разрешено, вопреки Стоглаву, сочетаться четвертым браком с Анной Колтовской.
        Противоречия "княжат" с дворянством, а также между светской и церковной властью во время опричнины приводили к острым внутриклассовым столкновениям, и тогда Успенский собор превращался в своеобразную арену этих столкновений. Именно здесь митрополит Филипп весной 1568 г. произнес свою первую речь против опричнины, положившую начало открытому его противоборству с царем. Царь не замедлил с ответом: на Соловки той же весной была послана специаль-

-68-


ная комиссия для сбора компрометирующих Филиппа материалов, о чем сообщает Соловецкий летописец конца XVI в. 35). Иван Грозный ударил также по митрополичьему окружению, многие из его людей были сняты с постов или казнены. В ходе борьбы царю удалось расколоть причт Успенского собора. С публичными обличениями Филиппа выступил один из успенских служителей, по повести XVII в. о "Царе Иоанне и митрополите Филиппе", основанной на Житии Филиппа,— соборный ключарь 36).
        Митрополит Филипп в это время стал рупором оппозиционного опричнине старомосковского боярства, возглавляемого И. П. Федоровым, и верхов московского посада. Положение осложнилось и тем, что возникли противоречия в семье Грозного между царем и его старшим сыном, за которым стояли влиятельные бояре Захарьины, издавна связанные с московским посадом. То, что московский посад поддержал оппозицию, склонило чашу весов в ее сторону. Оказавшись со своими опричниками в меньшинстве, царь летом 1568 г. прибег в столице к террору. Москва была разделена на определенные кварталы, где специальные опричные отряды прямо на улицах без суда и следствия убивали заподозренных.
        Это переполнило чашу народного терпения, и, когда митрополит Филипп 28 июля 1568 г. произнес в Новодевичьем монастыре приуроченную к массовому крестному ходу одну из самых зажигательных противоопричных речей, оскорбленный царь в гневе ушел с богослужения, отправившись на свой опричный двор. Когда он проезжал по Арбату, ему было подано челобитье от верхов посада с просьбой отменить опричнину 37). Подача челобитья вылилась в восстание ("мятеж", по терминологии Г. Штадена) 38) всех посадских люден. Царь был вынужден бежать в Александрову слободу. Собрав там опричные войска, он продиктовал свои условия. 11 сентября 1568 г. был казнен руководитель старомосковского боярства И. П. Федоров, а 4 ноября в Успенском соборе, то есть на той самой территории, где началось противоборство с царем, совершилось публичное поругание митрополита Филиппа. Во время службы в собор ворвались опричники и, сорвав с Филиппа митрополичье облачение, отправили его в ссылку в тверской Отрочь монастырь, где он в конце 1569 г. был удушен Малютой Скуратовым.
        Награбив в Новгороде в 1570 г. огромные богатства, Иван IV направил их в Александрову слободу и в Москву. Часть этих богатств, в том числе ранние новгородские иконы XII—XIV вв., он передал в Успенский собор 39), стремясь тем самым склонить успенских клириков на свою сторону. Плоды этой "собирательской" деятельности Грозного чуть было не пошли прахом, поскольку в следующем, 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей сжег Москву едва ли не дотла. В огне грандиозного пожара погиб опричный дворец, кремлевские приказы, московский посад, но уцелели Успенский собор и его богатства. Современник, летописец из церковных кругов, описал этот пожар так: "Лета 7079 (1571.— В. К.) году приходил под Москву крымский царь Девлет-Кирей. И майя в 24 день на Вознесеньев день татаровя посад зажгли. И божиим гневом, грех ради наших, в три часы Москва згорела вся: город и в городе государев дворец и все посады и за Москвою-рекою; и людей погорело

-69-


многое множество, им же не бе числа, и всякое богатство и все добро погорело. И церкви каменные от жару изседалися и люди в каменных церквах и в каменных погребах горели и задыхалися, едва хто где божиим хранением от смерти избыл. Митрополит же Кирилл со освященным собором в те поры просидели в церкве соборной Пречистые Богородицы (разрядка наша.— В. К. Разрядка заменена на жирный шрифт - Русский Город.). А князь Иван Дмитриевич Белской на своем дворе в каменном погребе, задохнувся, умер" 40).
        Следующие драматические события, связанные с Успенским собором и Соборной площадью, произошли осенью 1575 г. О них очень красочно повествует Пискаревский летописец: "Того же году (год в летописи— 1572—1573 — дан неверно.— В. К.) о другой казни на Москве на площади у Пречистыя. Положи царь опалу на многих людей, повелеша казнити на площади у Пречистыя в Большом городе при себе боярина князя Петра Куракина, Протасия Юрьева, владыку наугородского, протопопа архангельского, Ивана Бутурлина, Никиту Бороздина, архимарита чюдовского и иных многих казниша; а главы их меташа по дворам к Мстиславскому ко князю Ивану, к митропалиту, Ивану Шереметеву, к Андрею Щелканову и иным. Того же году о царстве царя Семиона. Произволением царя и великого князя Ивана Васильевича сажал на царьство Московское царя Семиона Беидбулатовича и царьским венцом венчал в Пречистой большой соборной на Москве. А жил Семион на Взрубе за Встретением, где Розстрига жил. А сам князь велики жил за Неглинною на Петровке, на Орбате, против Каменново мосту старово, а звался "Иван Московский" и челобитные писали так же. А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех. А бояр себе взял немного, а то все у Семиона. А как приедет к великому князю Семиону, и сядет далеко, как и бояря, а Семион князь велики сядет в царьском месте. И женил его, а дал за него Мстиславского дочерь кнегиню Анастасию, а свадьба была на Москве на Взрубе, а все по царьскому чину, а венчал в Пречистой большой митрополит. А жития его было з год и больши, да и опять его сосла и дал ему Тверь и Торжек в удел. А говорили нецыи, что для того сажал, что волхви ему сказали, что в том году будет переменение: московскому царю смерть. А иные глаголы были в людех, что искушал люди: что молва будет в людех про то" 41).
        Сам Иван Грозный объяснял эти показательные казни и политический маскарад с поставлением Симеона Бекбулатовича великим князем "всея Руси" изменой подданных. В Московском летописце содержится очень важное известие, проливающее свет на трагедию, разыгравшуюся осенью 1575 г. и закончившуюся невиданным еще в русской истории политическим маскарадом. Согласно Московскому летописцу, наречение Грозным на великое княжение Симеона Бекбулатовича было вызвано враждебным отношением царя к своему старшему сыну, подозреваемому им в намерении лишить его власти и самому занять царский престол ("мнети почал на сына своего царевича Ивана Ивановича о желании царьства"). Поставляя Симеона Бекбулатовича "великим князем всея Руссии", Грозный тем самым воздвигал старшему сыну преграду на пути к власти ("<...> и восхоте поставити ему препону,

-70-


нарек на великое княжение Симеона Бекбулатовича"). Действия царя, отдававшего явное предпочтение татарскому царевичу, незадолго перед тем крещенному, перед собственным сыном, вызвали протест со стороны части высокопоставленных представителей господствующего класса: "Елицы же супротив сташа, глаголюще: "Не подобает, государь, тебе мимо своих чад иноплеменника на государство поставляти"" 42).
        Осенью 1575 г. в Москве был созван земский собор — очевидно, дело шло о коллективном обращении его участников непосредственно к царю 43).
        Царь расценил это выступление как мятеж, заговор. Мятежники были казнены. Обезглавленная феодальная оппозиция уже не решалась выступать по коренным вопросам внутренней и внешней политики. И, надо полагать, тот роковой удар Грозного в 1581 г., смертельно поразивший царевича, не был случайным. Он объясняется давними распрями между царем и его старшим сыном.
        Обращает внимание, что среди казненных на Соборной площади осенью 1575 г. нет успенских соборян. Вспомним также, что в 1575— 1576 гг. им была дана Иваном IV общая жалованная грамота, а еще ранее они получили иконы, награбленные царем в Новгороде. Видимо, все это предотвратило их переход на сторону оппозиции и способствовало выступлению на стороне царя.
        Возникает вопрос о степени достоверности этого в высшей степени интересного известия Московского летописца. Действительно ли на Соборной площади осенью 1575 г. казнили сторонников царевича Ивана Ивановича? Ответ будет, очевидно, положительным. Во-первых, казнили тех, кто делал царевичу подарки. Так, был казнен чудовский архимандрит Евфимий, который подарил царевичу золотую чарку. В описи домашнего имущества царя Ивана Васильевича значится: "Чарка золота гладка, по венцу меж трав подпись имя царя государя и великого князя, весу гривенка и 7 золотник, а ударил царевичю князю Ивану чудовский архимарит Еуфим, и та чарка помечена в нетех" 44). Настораживает надпись на чарке: "имя государя и великого князя". Если имя государя и великого князя читалось на чарке, подаренной чудовским архимандритом Евфимием, в такой редакции: "Иван божиею милостию государь всея Русии и великий князь", то возникала политическая двусмысленность, ибо отец и сын были тезками. Старцы новгородского Хутынского монастыря подарили царевичу Ивану золотую братину, на которой была "подпись имя царевича князя Ивана Ивановича" 45). В царской казне хранились "пять мис золотых, по полем в четырех кругах резаны слова: „Иван божиею милостыю государь всея Русии и великий князь"" 46).
        Во-вторых, из Пискаревского летописца мы узнаем, что Симеон Бекбулатович, получив в 1575 г. титул "великого князя всея Руси", стал жить "на Взрубе за Встретеньем", то есть у церкви Сретения. А там располагался ранее двор царевичей Ивана Ивановича и Федора Ивановича. Дело в том, что, когда Иван IV женился на Марии Темрюковне, он отделил царевичей от себя, построив им особый двор в Кремле "на Взрубе" у церкви Сретения 47). Иван IV пожаловал царевича Федора кубком, присланным ему юрьевским епископом Германом, "как жил

-71-


царевич Федор с братом на Взрубе" 48). Значит, осенью 1575 г., когда Иван IV заподозрил царевича Ивана Ивановича в "желании царьства", он ликвидировал двор царевичей, передав его Симеону Бекбулатовичу, маскарадному "великому князю всея Руси", и старался держать опального сына при себе, не отпуская его ни на шаг. Одно из возможных объяснений рокового удара Грозного состоит в том, что в 1581 г. некоторые русские вельможи требовали, чтобы царь дал царевичу Ивану войско для освобождения осажденного Баторием Пскова.
        И в-третьих, опале осенью 1575 г. подверглись ближайшие родственники царевича. Казненный на Соборной площади Протасий Юрьев был его троюродным братом и входил в двор Ивана Ивановича. Тогда же, согласно Московскому летописцу, Иван IV "грабил" двор Никиты Романовича Юрьева, дяди царевича, одного из ближайших родственников его по материнской линии, что засвидетельствовано также и англичанином Горсеем 49).
        Наиболее полный перечень казненных на Соборной площади осенью 1575 г., точность в передаче их имен, отчеств и обстановки, при которой совершались казни, упоминание о "грабеже" царем Никиты Романовича, повышают доверие и к другим сведениям, сообщаемым Московским летописцем.
        На основании некоторых деталей, приведенных в Московском летописце, вырисовывается образ его автора — современника событий, человека духовного звания, близкого к митрополитам, а затем патриархам, очевидца торжественных государственных церемоний в Успенском соборе. Летописец отметил, что Грозный, возводя Симеона Бекбулатовича "на великое княжение", а себя назвав "князем Московским... и к образам препущал прикладыватца наперед себя Семиона, и к митрополиту благословлятися также наперед" 50).
        Последнее событие времени Грозного, в котором большую роль играл Успенский собор, связано с приездом в Москву папского посла Антонио Поссевино, посредника в мирных переговорах между царем и Стефаном Баторием. Летописец сообщает о столкновении митрополита Дионисия с царем по вопросу о допуске папского посла в Успенский собор. Верх взял митрополит: "И говорил римский посол с государем о вере, и бил челом, чтоб ему быть у Пречистыя в большом соборе смотрити церковныя красоты, и государь ему велел быти. И митрополит Дионисий пустить его не велел, что крестного знамени на себя не положил" 51).
        Стены Успенского собора были свидетелями проявления бурных классовых противоречий. Во время знаменитого Московского восстания 1547 г. ненавистный временщик дядя царя князь Ю. В. Глинский пытался спрятаться в Успенском соборе. Восставшие посадские люди, по словам Ивана IV в его Первом послании к Курбскому, "изымав его, в пределе великомученика Дмитрия Селунскаго, выволокши, в соборной и апостольской церкви пречистыя богородицы против митрополичья места, безчеловечно убиша и кровию церковь наполниша и, вывлекши его мертва в передние двери церковныя, и положиша на торжише, яко осуженника" 52). С аналогичной версией встречаемся мы в приписке к Лицевому своду, посвященной этим событиям 53).

-72-


        В 1605 г. восставшие москвичи, выступившие на стороне самозванца, разгромив дворы Годуновых, многих бояр, дворян и дьяков, ворвались в Успенский собор "со оружием и дреколием", как вспоминал впоследствии патриарх Иов, прервали богослужение и "извлекши его из алтаря, по церкви и по площади таская позориша многими позоры" 54).
        Лжедмитрий I, вступив в Москву, венчался в Успенском соборе на царство 21 июля 1605 г. патриархом Игнатием, сменившим Иова, отправленного в ссылку. В мае 1606 г. в Успенском соборе состоялось венчание самозванца с Мариной Мнишек. Маленькой ростом Марине сделали скамеечки, чтобы она могла прикладываться к образам. Поляки, приехавшие с ней в Москву и присутствовавшие на свадьбе, вели себя вызывающе. Глухая ненависть закипала в сердцах москвичей против пришельцев. Успенский собор, с которым были тесно связаны Шуйские, стал одним из главных центров подготовки антипольского восстания, в ходе которого был убит Лжедмитрий I. Вскоре по горячим следам событий кем-то из числа соборных священнослужителей была создана первая редакция "Сказания и повести еже содеяся" — "Сказание о Растриге", восхваляющее Шуйских, особенно Василия Ивановича, и показывающее роль Успенского собора в событиях мая 1606 г. 55). В благодарность за поддержку Шуйский, став царем, уже 27 июня 1606 г. подписал жалованную грамоту успенским соборянам 56).
        Верховная власть неоднократно использовала Успенский собор и его причт для различного рода идейно-политических акций, призванных укреплять ее положение и авторитет. Борис Годунов для упрочения своих шатких прав на престол, по свидетельству Ивана Тимофеева, распорядился один экземпляр Утвержденной грамоты 1598 г. положить в раку митрополита Петра в Успенском соборе 57), другой экземпляр ее хранился на Патриаршем дворе. При венчании Бориса на царство присутствующие должны были давать присягу перед иконой Владимирской Богоматери, главной соборной святыней: служить верою и правдою царю, царице и детям его, не изменять ни словом, ни делом, не вредить ни зелием, ни чародейством, доносить о всяких "скопах и заговорах" 58).
        После избрания в 1606 г. на Красной площади Василия Шуйского его сторонниками царем он отправился в Успенский собор, где дал "крестоцеловальную запись" в том, что при нем не будет нарушений феодальной законности, совершавшихся при Грозном и Годунове. "Крестоцеловальная запись" Шуйского, данная в торжественной обстановке Успенского собора, приобретала, по мнению Л. В. Черепнина, "характер обязательств, якобы взятых на себя верховным правителем перед народом" 59).
        В начале первой Крестьянской войны на юг России были направлены для увещевания восставших две делегации столичного духовенства, первая — в 1605 г. во главе с новгородским митрополитом Исидором под Кромы и вторая — летом 1606 г. во главе с крутицким митрополитом Пафнутием без указания места, но, скорее всего, также под Кромы как главный центр борьбы. В одну из них входил ключарь Успенского собора старец Феодосий. Эти миссии успеха не имели, а успенский ключарь вернулся в Москву, как тогда говорили, "душою да телом", ибо "ризы и стихарь пропали у него под Кромами" 60).

-73-


        Осенью 1606 г., когда на Москву двигалось повстанческое войско и для некоторых современников-москвичей стала вырисовываться опасность захвата столицы, благовещенский протопоп Терентий сочинил "Повесть о видении некоему мужу духовному", в которой восстание Болотникова рассматривалось как наказание божье "за грехи". В Повести Богородица как главная защитница Москвы, в честь которой и был воздвигнут Успенский собор, в угоду феодальным верхам просила Христа не отдавать города в руки восставших. Повесть эта читалась всенародно в Успенском соборе в присутствии царя, патриарха и "всего царского сигклита" 16 октября 1606 г. во время всеобщего поста, объявленного с 14 по 19 октября. Все это имело целью предотвратить присоединение московского населения к восставшим.
        Другое шумное церковное выступление было организовано в Успенском соборе в связи с затянувшейся осадой Калуги, где укрылся после отступления от Москвы с остатками своего войска Болотников. Исход борьбы был еще неясен, и в Успенском соборе в присутствии царя, патриарха Гермогена, царского двора и московских жителей специально привезенный из Старицы бывший патриарх Иов освободил москвичей от прежних клятв, в том числе "царю Дмитрию", под лозунгом которого развивалось восстание.
        Приведенные в статье факты свидетельствуют о том, что Успенский собор как крупный феодальный собственник, владевший землями и крестьянами, тесно связанный с богатейшими боярскими, дворянскими и купеческими фамилиями, всегда стоял на страже интересов феодалов и феодального государства.

        _________
        1) ААЭ. Т. 1. Спб., 1836, До 184.
        2). Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора. М, 1908, с. 33—35. 3 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. М.— Л., 1950, с. 314.
        4) ГИМ, Усп. № 64, л. 141 об.
        5) Там же, л. 213—214.
        6) Там же, л. 43 об.
        7) Шмелев Г Н Из истории московского Успенского собора, с. 166—167.
        8) ГИМ, Усп. № 64, л. 303—303 об.
        9) Скрынников Р. Г. Опричный террор. Л., 1969, с. 90, примеч. 3.
        10) ГИМ, Усп. № 64, л. 279.
        11) ГПБ, Г IV, № 348, л. 17.
        12) ГИМ, Усп. № 64, л. 311.
        13) Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963, с. 467—4-68.
        14) Там же, с. 407—408.
        15) ГИМ, Усп. № 64, л. 300.
        16) Там же.
        17) Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины, с. 407—408.
        18) Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 35—50.
        19) Маясова Н. А. Мастерская художественного шитья князей Старицких.— В кн : Сообщения Загорского государственного музея-заповедника. Вып. 3. Загорск, 1960, с. 49, 51.
        20) 3имин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964, с. 104.
        21) Маясова Н. А. Мастерская художественного шитья князей Старицких, с. 51, 56.
        22) Моисеева Г. Н. Пергаменный Синодик Государственного исторического музея в издании Н. И. Новикова. — ТОДРЛ. Т. 26. Л., 1971, с. 101.
        23) Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 157—158.

-74-


        24) АИ. Т. 3. Спб., 1841, № 133.
        25) Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 159.
        26) ЦГАДА, ф. Грамоты Коллегии экономии, Московский уезд, № 396/7538, л. 14 — 14 об., 20. Этот сборник грамот Успенского собора, составленный в конце XVII в., в основном опубликован Г. Н. Шмелевым в Приложениях к его работе по истории Успенского собора, однако грамоты Лжедмитрия и Михаила Федоровича остались неизданными.
        27) ГИМ, Синод., Свитки, № 1826.
        28) Там же, № 1827.
        29) ЦГАДА, ф. Поместный приказ, столбцы вотчинной записки № 18201, ч. 2, л. 113.
        30) Рукопись синодика хранится в Отделе рукописей Государственного Исторического музея, а копия с него — в Архиве Академии наук СССР в фонде С. Б. Веселовского. Синодик начинается со списка знатных русских воинов, погибших в Куликовской битве, и кончается именами тех, кто погиб в Смуту, "в междуусобное разорение" (ГИМ, Щук. № 536). Синодик русских воинов, погибших на Куликовом поле (Синод. № 667, л. 68—68 об.), впервые был опубликован в "Древней российской вивлиофике" (изд. 2-е, ч. VI. М., 1788). Затем в советское время фотокопия его была воспроизведена М. Н. Тихомировым (см.: Хрестоматия по истории СССР XI—XV вв. М., 1960, с. 524—526). Текст синодика был опубликован М. А. Салминой (см.: Салмина М. А. Летописная повесть о Куликовской битве и "Задонщина".— В кн.: "Слово о полку Игореве" и памятники Куликовского цикла. М.— Л., 1966, с. 370— 371, примеч. 111).
        31) Архив Академии наук СССР, ф. 620, оп. 1, д. 87, л. 173.
        32) Там же, л. 174.
        33) Синодики, к сожалению, мы почти перестали публиковать. У нас вообще заглохла деятельность по публикации ряда источников, вышедших из церковно-монастырской среды, хотя они имеют большое источниковедческое значение. Например, такой спорный вопрос, как датировка восстания Хлопка в начале XVII в., можно было окончательно решить на основании сопоставления Троицкого синодика, где был записан воевода Басманов, убитый в этом сражении, с другими источниками (разрядными книгами, Вкладной книгой Троице-Сергиева монастыря, записками Исаака Массы и другими, см.: Корецкий В. И. Из истории крестьянской войны в России начала XVII в. — "Вопросы истории", 1959, № 3, с. 131 —132; он же. К истории восстания Хлопка. (Новые материалы).— В кн.: Крестьянство к классовая борьба в феодальной России. Л., 1967, с. 217—219.
        34) Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв. М., 1978, с. 73 и другие.
        35) ГПБ, Сол. № 664/22, л. 59 об.—60.
        36) ГБЛ, Троицкое, № 694, л. 116 об.; ГИМ, Муз. № 576, л. 46.
        37) ПСРЛ. Т. 34, с. 190; см. также летописные отрывки времени опричнины: ГБЛ, Муз. № 1841, л. 159 об.
        38) Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника. М., 1925, с. 86.
        39) Толстая Т. В. Успенский собор Московского Кремля. М., 1979, с. 36.
        40) ГБЛ, Унд. № 754, л. 376 об. Отдельные исправления в тексте сделаны по приписке к Никоновской летописи (ПСРЛ. Т. 13, первая половина, с. 300).
        41) ПСРЛ. Т. 34, с. 192.
        42) Там же, с. 226.
        43) Корецкий В. И. Земский собор 1575 г. и поставление Симеона Бекбулатовича "великим князем всея Руси".— "Исторический архив", 1959, № 2; он же. Земский собор 1575 г. и частичное возрождение опричнины. — "Вопросы истории", 1967, № 5; Буганов В. И., Корецкий В. И. Московский летописец XVII в. из Музейного собрания ГБЛ.— Записки Отдела рукописей. Вып. 32. М., 1971; Корецкий В. И. Материалы по истории земского собора 1575 г. и о поставлении Симеона Бекбулатовича "великим князем всеа Русии".— В кн.: Археографический ежегодник за 1969 г. М., 1971. См. также: Павленко Н. И. К истории земских соборов XVI в.— "Вопросы истории", 1968, № 5.
        44) Временник МОИДР. Кн. 7. М., 1850, Смесь, с. 35.
        45) Там же, с. 34.
        46) Там же, с. 35.
        47) ПСРЛ. Т. 29, с. 288
        48) Временник МОИДР. Кн. 7, с. 40.

-75-


        49) Севастьянова А. А. Записки Джерома Горсея о России в конце XVI — начале XVII вв. (Разновременные слои источника и их хронология).— В кн.: Вопросы историографии и источниковедения отечественной истории. М, 1974, с 107
        50) ПСРЛ. Т. 34, с. 226.
        51) Там же, с. 226—229.
        52) Послания Ивана Грозного. М.—Л., 1951, с. 35.
        53) ПСРЛ. Т. 13, вторая половина, с. 455—456. См. также: Шмидт С. О. Становление российского самодержавства. М., 1973, с. 96.
        54) ААЭ. Т. 2. Спб., 1836, с. 154.
        55) РИБ. Т. 13. Спб., 1909, стб. 713—754.
        56) Шмелев Г. Н. Из истории московского Успенского собора, с. 159—160. Шуйские были издавна связаны с Успенским собором, в чьих синодиках записан их род и отмечены вклады (ГИМ, Усп. № 65, л. 53—53 об., 447 об., 452 об.).
        57) Временник Ивана Тимофеева. М.— Л., 1951, с. 74.
        58) ААЭ. Т. 2, № 10; см. также: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 4. М., 1960, с. 352—353.
        59) Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI—XVII вв., с 155
        60) РИБ. Т. 3. Спб., 1876, стб. 355.

-76-

 

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

 

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

 

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский