Источник: Косенков А.Ю., Орфинский В.П. Часовни южных вепсов. В кн.: Современная наука о вепсах: достижения и перспективы (Памяти Н. И. Богданова). Петрозаводск, 2006. С. 269-276. Все права сохранены.

Электронная версия материала предоставлена библиотеке «РусАрх» А.Ю. Косенковым. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2010 г.

А. Ю. Косенков, В. П. Орфинский

ЧАСОВНИ ЮЖНЫХ ВЕПСОВ

При изучении часовен южных вепсов Бокситогорского района Ленинградской области нами был проведен их сравнительно-типологический анализ с помощью разработанных в НИИ историко-теоретических проблем народного зодчества при ПетрГУ типологической системы и вспомогательной по отношению к ней архитектурно-археологической шкалы для датировки часовен и церквей Карелии (Орфинский, Яскеляйнен, 1999, с.147-160). Такому анализу были подвергнуты часовни Успения в д. Красный Бор, св. Егория в д. Саньков Бор, св. Флора и Лавра в д. Остров, а также сведения об искажённых и утраченных часовнях Казанской Богоматери в д. Сидорово, св. Варламия в д. Прокушево, св. Миколы в д. Боброзеро, Покрова Богородицы в д. Сташково.

С учётом универсальных тенденций развития деревянных культовых построек Русского Севера – их усложнения и структурного упорядочения – был построен стадиально-типологический ряд, учитывающий наиболее вероятную последовательность эволюционных преобразований в направлении увеличения состава помещений и высоты объёмов. Начинает такой ряд часовня в деревне Остров – однокамерная постройка на низком подклете-подполье с торцовой галереей перед входом (рис.1А), а завершает импозантный безалтарный храм в Красном Бору на среднем подклете с висящей на консолях трёхсторонней галереей под навесом на резных круглых столбах и крыльцом на срубном основании (рис.1В). Венчает храм крест на пьедестале в виде эмбриона или рудимента покрытой лемехом главки, напоминающей сосновую шишку. Промежуточное положение занимает часовня в деревне Саньков Бор с рудиментом галереи в виде консольных полок для приношений на боковых фасадах и торцевой галереей перед входом (рис.1Б).

На первый взгляд сконструированный таким образом стадиально-типологический ряд кажется вполне убедительным. Но при ближайшем рассмотрении возникает ощущение, что многие стадиальные признаки не соответствуют фактическому времени их бытования: архаичные по своим типологическим характеристикам сооружения являются исторически молодыми. Для проверки такого ощущения мы воспользовались архитектурно-археологической шкалой для датировки культовых построек Карелии, позволяющей по совокупности признаков определять возраст анализируемых объектов. Правда, в чистом виде такую шкалу для хронологической атрибуции южно-вепсских часовен применять нельзя из-за территориальной несинхронности развития народного зодчества в пределах Русского Севера. Вместе с тем при взаимосмещении на различных территориях границ хронологических ареалов архитектурных приёмов, форм и деталей последовательность их чередования остаётся в принципе неизменной, что даёт возможность воспользоваться карельской шкалой при ориентированной хронологической атрибуции культовых построек в других субрегионах. Построенный с учётом такой оговорки хронологический ряд действительно стал зеркальным по отношению к стадиально-типологическому ряду: наиболее архаичная по внешнему виду часовня в деревне Остров фактически оказалась самой молодой (конец XIX в.) и, наоборот, достаточно сложный безалтарный храм в деревне Красный Бор – относительно древним (конец XVIII – начало XIX вв.). И лишь среднее звено в обоих рядах осталось неизменным – часовня в деревне Саньков Бор (середина XIX в.).

Отличия сконструированных нами рядов предопределены различием положенных в их основу эволюционных признаков. В первом случае такие признаки могли не иметь выявленных хронологических ареалов, поскольку мы стремились с их помощью только проиллюстрировать этапы анализируемого процесса развития часовен в соответствии с усреднёнными тенденциями формообразования в деревянном культовом зодчестве Русского Севера согласно концепции эволюционистов. Однако в реальных условиях даже при сохранении «закономерной» направленности эволюционных преобразований последние в зависимости от конкретных местных условий могли протекать с разной интенсивностью. Поэтому стадиально-типологический ряд представляет собой лишь идеальную модель исследуемого процесса, своего рода эталон для сравнительного анализа, а отнюдь не слепок с действительности.

Что же касается признаков, имеющих выявленные хронологические ареалы, то они, наоборот, использовались нами в первую очередь для оценки (по возможности объективной, хотя и ориентировочной с учётом приведённой выше оговорки) результатов эволюционного процесса. Совместное рассмотрение стадиального и хронологического рядов позволили, по нашему мнению, наглядно и доказательно охарактеризовать специфику южно-вепсских часовен, которая определяется не столько архитектурными формами, сколько конкретными тенденциями формообразования.

Основной вывод, сделанный нами при таком сопоставлении сводится к следующему: явное несоответствие стадиальных и хронологических характеристик исследуемых сооружений подтверждает, что в промежутке времени примерно от конца XVIII до конца XIX вв. их развитие шло в направлении противоположном универсальным тенденциям формообразования – не от простого к сложному, а наоборот, по пути упрощения и архаизации. Следовательно, скорее всего сохранившиеся безалтарные храмы северо-восточной части Бокситогорского района сформировались в результате «откатной волны» в процессе эволюционных преобразований (Орфинский, 1995, с.129-143; Орфинский, Гришина, 1999, с.23-37).

Правда, незначительное число сохранившихся храмов не позволяет уверенно фиксировать точку перелома в процессе их эволюции. Но особенность часовни в Саньковом Бору – наличие рудиментов боковых галерей - подтверждает, что уже к середине XIX в. в храмостроительстве южных вепсов проявилась тенденция к упрощению архитектурных форм. Напомним, что «откатная волна» захлестнула народное зодчество большинства регионов Русского Севера только со второй половины XIX в. в связи с вторичной этнизацией крестьянской культуры в пореформенный период. Поэтому столь раннее проявление «отката» в архитектуре южных вепсов, консервативность которых отмечалась в предыдущей статье, весьма примечательно.

Заслуживает внимания ещё одна особенность развития анализируемых часовен – недоиспользование ими «эволюционного потенциала» типичной для формообразования северно-русских храмов тенденции к увеличению высоты их объёмов за счёт повышения подклета, увеличения уклонов крыши и, наконец, надстройки колоколен, характерных для завершающего этапа эволюционных преобразований и получившей широкое распространение в Карелии в период с начала XIX до XX вв. включительно (см. рис. 2, п.5). Отсутствие сведений о существовании в глубине южно-вепсского этнического ареала часовен на высоком подклете позволяет предположить, что здесь до наступления «отката» эволюция в своей прогрессирующей стадии прошла только два первых этапа – от низкого подклета, повторённого на стадии «откатной волны» часовнями в деревнях Саньков Бор и Остров, до среднего в часовне в Красном Бору. Что же касается надстройки над часовнями колоколен, то нам известен только один несохранившийся пример - Казанская часовня в деревне Сидорово. По-видимому, надстройки колоколен, связанные с русскими влияниями, не получили распространения на территории расселения южных вепсов. Об особой избирательности последних в выборе вариантов эволюционного «сценария» свидетельствует постоянный набор устойчивых признаков, зафиксированный во всех сохранившихся южно-вепсских часовен вне зависимости от их возраста: все они однокамерные без предхрамья с молитвенным помещением в плане близким к квадрату и освещённым единственным окном, расположенным с юго-восточной стороны.

Два первых признака имеют выявленные хронологические ареалы, для которых применительно к Карелии верхняя граница зоны наиболее вероятного распространения приурочена к середине XVIII в. (см. рис.2, пп.1 и 6.1). Третий признак хотя и не имеет выявленного ареала, но восходит к языческому представлению о сакральности южной стороны света. Недаром южная ориентация жилища, как отмечают многие исследователи, является наиболее древним и устойчивым этнокультурным приоритетом вепсов, что вместе с предыдущими признаками лишний раз подтверждает консервативность архитектурно-строительных предпочтений южных вепсов. Можно добавить, что две из обследованных часовен (кроме часовни Св. Егория в Саньковом Бору) оборудованы наиболее архаичными иконостасами в виде простой полки для икон.

В заключении рассмотрим основную эволюционную тенденцию развития безалтарных храмов на Русском Севере – увеличение состава помещений. Как и в предыдущем случае эта тенденция по-видимому не получила у южных вепсов логического завершения: все сохранившиеся безалтарные храмы, как уже отмечалось, - однокамерные, однако, что важно подчеркнуть, с наметившейся тенденцией к увеличению состава помещений за счёт устройства крытых галерей – предшественников закрытых предхрамьев. В двух случаях такие галереи – торцевые, в одном (в Красном Бору) – трёхсторонняя с пристроенным крыльцом. По-видимому, галереи распространились здесь относительно рано ибо в традиционной архитектуре устойчивость приёмов, форм и деталей при прочих равных условиях находилась в прямой зависимости от продолжительности их укоренения в народном сознании. Дополнительным подтверждением правомерности такого предположения могут служить полки – рудименты боковых галерей-гульбищ в саньково-борской часовне (в деревянном зодчестве чаще всего пережиточно сохранялись наиболее престижные и широко распространённые в прошлом формы и детали), а так же факты существования часовен с галереями-гульбищами на близлежащих территориях с вепсским или обрусевшим вепсским населением. Так, остатки такой двухсторонней галереи зафиксированы экспедицией ПетрГУ в 1998 г. на полуразрушенной часовне в средневепсской деревне Лема (конец XVIII в.). Судя по материалам Вытегорского краеведческого музея такие часовни в прошлом относительно широко бытовали в Южном Обонежье. Известны они и в этнически маргинальном Заонежье (в деревнях Волкостров и Вороний Остров), и в бассейне озера Водлозеро, где отчётливо прослеживается вепсский след, а также в некоторых других районах Русского Севера, например, в Кенозерье и бассейне Онеги, где нельзя исключать возможности проявления влияний прибалтийско-финского субстрата. И хотя в настоящее время недостаточно данных для аргументированного суждения о генезисе таких построек, возможно отражающих влияние на храмостроительство крестьянского жилища (напомним, что Заонежье – центр распространения домов с гульбищами). Естественно, нельзя исключать вероятность конвергентности формообразования в различных частях обширного региона, но в любом случае сами по себе приведённые факты заслуживают внимания и предполагают целесообразность детального рассмотрения известных случаев бытования часовен с галереями-гульбищами на Русском Севере. Это относится и к настоящей статье в целом, выводы которой носят предварительный характер и подлежат уточнению по мере продолжения детального натурного обследования территорий Ладожско-Волжского водораздела с этнически неоднородным населением.

ЛИТЕРАТУРА

Орфинский, 1985 - Орфинский В. П. Загадки «домиков мертвых» // Памятники культуры и мировоззрения. Петрозаводск, 1985

Орфинский, Гришина, 1999 – Орфинский В. П., Гришина И. Е. Элементы цикличности в развитии народного деревянного зодчества // Народное зодчество: Межвуз. сб. Петрозаводск, 1999

Орфинский, Яскеляйнен, 1999 – Орфинский В. П., Яскеляйнен А. Т. Хронологическая атрибуция сооружений деревянного культового зодчества Карелии // Народное зодчество: Межвуз. сб. Петрозаводск, 1999

НА СТРАНИЦУ А.Ю. КОСЕНКОВА

НА СТРАНИЦУ В.П. ОРФИНСКОГО

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский

[1] Обследование часовен проведено в 2002 г. во время экспедиции ПетрГУ по проекту № ЭО281 «По следам древних вепсов (комплексное экспедиционное историко-культурное исследование)», ФЦП «Интеграция».