РусАрх

 

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

 

 

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

 

 

 

Источник: Косточкин В.В. Государев мастер Федор Конь. М., 1964. Все права сохранены.

Размещение электронной версии материала в открытом доступе произведено: www.russiancity.ru. Все права сохранены.

Сканирование и подготовка текста: Halgar Fenrirsson. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2009 г.

 

 

 

В.В. Косточкин

Государев мастер Федор Конь

 

 

Предисловие

Федор Савельевич Конь — известный зодчий конца XVI в., имя которого упоминается во всех общих трудах по истории, строительству, архитектуре и военно-инженерному искусству1. Однако специальных работ о его творчестве нет; исследователи уделили ему лишь считанное количество строк 2.

Иначе обстоит дело в художественной литературе. В 1934 г. загадочная фигура Федора Савельевича Коня привлекла внимание В. Жаковой, которая в небольшом очерке, на фоне общественной и политической жизни Руси второй половины XVI — начала XVII вв. нарисовала картину жизни и творчества мастера3. Хорошо на-

 

1 См., например, В. Киприянов, Описание Московской губернии в строительном отношении, СПб., 1856, стр. 100; Ф. Ласковский, Материалы для истории инженерного искусства в России, ч. I, СПб., 1858, стр. 56 и 259; И. Грабарь, История русского искусства, т. II, М., (изд. «Кнебель»), стр. 328-330; Л. М. Тверской, Русское градостроительство до конца XVII в., Л.-М., 1953, стр. 142 и 163; ИРИ, т. III, М., 1955, стр. 397, 400 и 405; «Очерки истории СССР, Период феодализма (конец XV в. — начало XVII в.)», М., 1955, стр. 430; ИРА, изд. 2, М., 1956, стр. 161 и 163-165.

2 М. А. Ильин, Федор Савельевич Конь. — «Люди русской науки», т. II, М.-Л., 1948, стр. 1108-1111; Н. И. Брунов, Мастера древнерусского зодчества (Мастера русского зодчества), М., 1953, стр. 49-54.

3 В. Жакова, О черном человеке Федоре Коне. — «Тот, семнадцатый», Альманах четвертый, Советская литература, М., 1934, стр. 398-406.

 

- 5 -

 

писанный, легко и с интересом читающийся, этот очерк привлекает теперь писателей и поэтов, рассказывающих о зодчем в своих произведениях4. Под впечатлением их сочинений художник Ю. Королев создал даже «портрет» Федора Коня 5.

Однако архитектурно-исторической науке очерк В. Жаковой принес большой вред. Собрав имеющиеся документальные известия о Федоре Коне, В. Жакова не имела возможности на их основе составить более или менее исчерпывающую биографию зодчего и заменила лакуны в этой биографии произвольными домыслами. При этом, стремясь придать своему произведению большую убедительность и красочность, талантливая писательница мастерски ввела в текст «цитаты» из якобы обнаруженных ею документов, указав для некоторых из них и вымышленные места хранения. Благодаря этому ее сочинение приобрело видимость научного исследования.*)

Как ни странно, но очерк В. Жаковой ввел в заблуждение некоторых специалистов — особенно кандидата архитектуры И. Д. Белогорцева, который не учел, что этот очерк является лишь литературным произведением6, и, приняв якобы «цитированные» в нем «источники» за результат архивных изысканий, нарисовал на их основе развернутую биографию зодчего7. Из этой биографии можно узнать о дне рождения Федора Коня и обстоятельствах его смерти; неожиданно установить, что Федор Конь возглавлял строительство Болдина монастыря близ Дорогобужа, создал ансамбль Ивано-Предтеченского монастыря в Вязьме и построил вяземский городской собор; что ему было поручено возвести ограду Пафнутьева монастыря под Боровском и собор этого монастыря; что он наблюдал за постройкой «Скородома» Москвы, ставил собор Донского монастыря, укреплял Симонов монастырь и надстраивал его башни; что им был сделан верх колокольни Ивана Великого в Московском Кремле, сложены стены Ростовского собора, выстроены церкви и боярские палаты в различных городах и отремонтированы еще оборонительные сооружения каких-то никому неведомых монастырей8. Из брошюры И. Д. Белогорцева можно почерпнуть, наконец, и массу мелочей из жизни зодчего — узнать, в частности, о его взаимоотношениях со зна-

 

4 В. Аристов, Ключ город Смоленск, Курск, 1940; Д. Кедрин. Конь. — Избранное, М., 1957, стр. 209-231; А. Плющ. Каменных дел мастер. — «Неделя» (приложение к газете «Известия»), 1961, № 31, стр. 22; Н. Кончаловская, Наша древняя столица, М., 1962, стр. 139-143.

5 См. «Юность» (литературно-художественный и общественно-политический ежемесячник), № 11, М., 1962, оборот вклейки 1 после стр. 80.

6 Как, между прочим, и два других подобных же очерка («О мастере Аристотеле Фиоровенти» и «Горестная жизнь архитектора Василия Ивановича Баженова»), опубликованных В. Жаковой в том же альманахе (стр. 410-424).

7 И. Белогорцев, Зодчий Федор Конь, Смл., 1949.

8 О наблюдении за постройкой «Скородома» и о надстройке колокольни Ивана Великого Федором Конем в брошюре И. Д. Белогорцева говорится предположительно.

*) Отмечу, что как минимум один из этих "придуманных" документво был найден и опубликован. OCR.

 

- 6 -

 

менитым русским литейным мастером Андреем Чоховым и известным немецким шпионом Генрихом Штаденом. Однако все это сплошная фантазия; об авторах перечисленных сооружений источники ничего не сообщают, а каких-либо косвенных данных, позволяющих приписывать их творчеству Федора Коня, в этой «биографии» не приводится. Мало в ней и достоверных сведений о зодчем, причем данные некоторых источников о Федоре Коне И. Д. Белогорцев даже не использовал. По сути дела, его брошюра повторяет сочинение В. Жаковой и вносит в науку большую путаницу. Поэтому в печати она получила резкую критическую оценку9.

Приходится отметить, что эта справедливая критика выпала из поля зрения некоторых исследователей — в частности Н. В. Андреева и такого крупного историка русской архитектуры, как профессор Н. И. Брунов. Характеризуя творчество Федора Коня в общих чертах, они опирались (правда, без ссылок) на брошюру И. Д. Белогорцева 10.

В результате всего этого крайне скупые и отрывочные биографические сведения о Федоре Коне, обессмертившем свое имя постройкой Белого города в Москве и великолепных стен в Смоленске, оказались засоренными различными вымыслами и необоснованными предположениями. Остаются ограниченными и наши представления о творчестве зодчего, так как Белый город Москвы известен очень мало11, а архитектурные качества стен Смоленска, несмотря на частые упоминания в литературе12, до сих пор не раскрыты.

 

9 См. М. А. Ильин, Рецензия на брошюру И. Белогорцева «Зодчий Федор Конь». — «Советская книга», № 10, 1950, стр. 106-108.

10 Н. В. Андреев, Очерки по истории культуры на Смоленщине. — Материалы по изучению Смоленской области, вып. I, Смл., 1952, стр. 141-142; Н. И. Брунов, Ук. соч., стр. 52.

11 Белому городу, упоминаемому во всех общих трудах по истории искусства, архитектуры, градостроительства и Москвы, посвящена только одна работа: Н. М. Коробков, Стена Белого города. — ИАС, М., 1948, стр. 12-42.

12 Краткие сведения о постройке смоленских стен и их беглое описание см. в работах: Д. Н. Мурзакевич, История губернского города Смоленска от древнейших времен до 1804 г., Смл., 1804, стр. 161-163; А. Глаголев, Краткое обозрение древних русских зданий и других отечественных памятников, ч. 1, тетрадь 1, О русских крепостях, СПб., 1838, стр. 23-25; П. Никитин, Записки о Смоленске, М., 1845, стр. 10-11 и 78-79; Н. Мурзакевич, Достопамятности города Смоленска. — ЧОИДР, 1846, кч. 2, отд. IV, стр. 11-13 (есть отдельный оттиск); П. Никитин, История города Смоленска, М., 1848, стр. 125-127; Ф. Никифоров, Описание города Смоленска. — Памятная книжка Смоленской губернии на 1859 г., Смл., 1859, ч. II, стр. 116; П. Я. Бугайский, Смоленск (историческо-военный очерк), СПб., 1879, стр. 5; Краткий хронологический очерк истории города Смоленска, Смл., 1888, стр. 59-62; А. К. Ильенко, Смоленск — дорогое ожерелье царства Русского (исторический очерк), СПб., 1894, стр. 34-37; С.П. Писарев, Княжеская местность и храм князей в Смоленске, Смл., 1894, стр. 112-118; Исторический очерк Смоленска, СПб., 1894, стр. 51-54; С. П. Писарев, Памятная книжка г. Смоленска, Смл., 1898, стр. 38-39; В. Грачев, Смоленская крепостная стена по поводу трехсотлетнего ее существования, — «Русский архив», 1900, стр. 577-595; И. И. Орловский, Смоленск и его стены, Смл., 1902, стр. 14-17; Д. Довгялло, Предисловие к Археографическому сборнику документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, т. 14, Вильна, 1904, стр. VII-XLII; А. Даниловский, План осады и обороны города Смоленска в 1632 и 1634 гг. СПб., 1904, стр. 31-35; Д. И. Довгялло, Смоленск в 1654 г., Вильна, 1905, стр. 5-11; В. И. Грачев, Иллюстрированный путеводитель по г. Смоленску, Смл., 1908 стр. 35-95; И. Орловский, Краткое описание смоленской стены, — «Смоленская старина», вып. 1, ч. II, Смл., 1911, стр. 165-168; «Спутник экскурсанта», № 2 (Смоленск), М., 1912, стр. 19; В. И. Грачев, Краткий исторический очерк г. Смоленска. — План г. Смоленска с кратким историческим очерком города, Смл., 1917, стр. 33-40; С. Д. Ширяев, Смоленск и его социальный ландшафт в XVI-XVII ст., Смл., 1931, стр. 30-33; Н. Н. Воронин, Древнерусские города, М.-Л., 1945, стр. 33; В. Столяров, Памятники смоленской старины, — «Смоленский альманах», кн. 2, Смл., 1947, стр. 276-279; Н. В. Андреев и Д. П. Маковский, Доисторические и исторические памятники города Смоленска и его окрестностей, Смл., 1948, стр. 32-37; Д. П. Маковский и В. С. Орлов, Смоленск с древних времен до XX в. — «Города Смоленщины», вып. 1, Смл., 1948, стр. 94-95; И. Белогорцев, Архитектурный очерк Смоленска, Смл., 1949, стр. 22-28; И. Д. Белогорцев и И. Д. Софийский, Смоленск (Архитектура городов СССР), М., 1952, стр. 14-20; Памятники архитектуры Смоленской области (Аннотированный каталог), Смл., 1956, стр. 13-17; Смоленск (Справочник-путеводитель), Смл., 1960, стр. 62-72, и общие труды по истории искусства архитектуры и градостроительства. Наиболее подробно история смоленской стены изложена в работе: И. Орловский, Смоленская стена, 1602—1902 (Исторический очерк Смоленской крепости в связи с историей Смоленска), Смл., 1902.

 

- 7 -

 

Предлагаемая работа — только начало изучения творчества древнерусского мастера. В ней дается общее представление об условиях и объектах строительства конца XVI в., приводятся сведения исторических источников о Федоре Коне, характеризуются его бесспорные сооружения и рассматриваются постройки, которые приписывались зодчему предположительно. Одновременно в работе делается попытка выявить архитектурно-строительный «почерк» Федора Коня и установить его место в истории русской архитектуры.

Автор надеется, что выход в свет этой книги, где собраны все имеющиеся на сегодня данные о Федоре Савельевиче Коне, исключит появление необоснованных гипотез об этом зодчем, позволит глубже понять особенности его сооружений и будет способствовать дальнейшему изучению его творчества.

 

- 8 -

 

Строительная деятельность конца XVI века

Во второй половине 60-х годов XVI в. для Русского государства наступило тяжелое время. После коренной ломки княжеского боярского вотчинного землевладения и передачи земли помещикам эксплуатация крестьян резко усилилась. В большинстве случаев это вызвало полное разорение мелких крестьянских хозяйств. Быстрое развитие товарно-денежных отношений и растущая заинтересованность феодалов в деньгах привели к еще большему нажиму на крестьянство. Началось их бегство на Дон, в Поволжье и другие окраинные районы. Не в лучшем положении оказались и крестьяне, жившие на землях опальных княжат и бояр. Удары опричнины, направленные на реакционные круги крупных феодалов, затрагивали зачастую и их интересы. Очень тяжело на экономике страны отразилась, наконец, и изнурительная Ливонская война, длившаяся четверть века (1558—1583). Стоившая огромных жертв и не разрешившая основной исторической задачи — выхода к Балтийскому морю, она также тяжелым бременем легла на плечи крестьянства.

В результате всего этого в 70—80-х годах XVI в. в Русском государстве создалось то страшное запустение центральных областей, которое называют обыкновенно периодом глубокого хозяйственного разорения1. Период этот не был, однако,

 

1 Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в., кн. II, М., 1954, стр. 245 и 254; С. В. Бахрушин, Иван Грозный. — «Научные труды», т. II. М., 1954, стр. 312-316.

- 9 -

 

затяжным. Уже в самом начале 70-х годов тяжелое экономическое положение страны и необходимость как-то сгладить резкие социальные противоречия вызвали отмену опричнины, частичный возврат земель их первоначальным владельцам и некоторые другие изменения в политике, общий курс которой, направленный на укрепление централизованного государства, остался все же прежним2. Вследствие этого экономическая мощь страны в середине 80-х годов XVI в. стала постепенно восстанавливаться. Оживляется и строительство, сильно сократившееся в период запустения.

Особенно остро встал тогда вопрос о срочном выполнении крупных строительных заказов государственного значения. Ослабленная безрезультатной многолетней войной и внутренними социальными противоречиями, страна стала соблазнительной приманкой для агрессивно настроенных соседей. С юга постоянно угрожали крымские татары, получавшие поддержку султанской Турции, у которой они были в вассальной зависимости, на западе опасность грозила со стороны шляхетской Польши — естественного союзника Крыма в борьбе с Московским государством, а на северо-западе удобного момента для нападения настороженно ждали шведы. Необходимо было принять все меры, чтобы предотвратить возможность внешнего вторжения. Защиты требовали и некоторые внутренние города, укрепления которых были либо утрачены, либо просто стали уже непригодными. Необходимо было также прочнее закрепить окраинные земли на юге и юго-востоке и попытаться вернуть Вотскую пятину — тот участок древней новгородской территории на побережье Финского залива, который был потерян в Ливонскую войну. Нужно было, наконец, удовлетворить и другие, уже внутренние строительные потребности страны, не связанные с задачами обороны.

Однако у правительства не было достаточного количества квалифицированной рабочей силы, способной осуществить все это строительство. Не располагало оно и нужным числом опытных зодчих; во время Ливонской войны и запустения они вместе с основной массой квалифицированных рабочих были растеряны, и требовались какие-то меры, которые ликвидировали бы затруднения в строительном производстве.

Попытки изменить создавшееся положение в строительном деле были предприняты еще в ходе Ливонской войны. В то время блокированная с запада Россия завязывала отношения с Англией, и Иван Грозный в сентябре 1567 г. в письме к английской королеве Елизавете просил о вывозе на временную, «как те которые прибыли в прошлом годе»,

 

2 И. И. Смирнов, Предпосылки восстания Болотникова. — ИЗ, № 20, 1946, стр. 55; И. И. Смирнов, Восстание Болотникова (1606—1607), М.-Л., 1951, стр. 44-47.

- 10 -

 

или на постоянную работу из «Италии и Англии архитектора, который может делать крепости, башни и дворцы»3. В мае 1584 г. подобная просьба последовала и от царя Федора Ивановича (1584—1598), который писал Елизавете, чтобы она «велела к нашему государьству пропущати из своего государьства и из иных государьств без задержанья, да и мастеров ратных и рукодельных каменного дела городовых мастеров, которые городы делают»4.

Нужда в специалистах-строителях не отпала и в царствование Бориса Годунова (1598—1605). Из письма, направленного дьяку Афанасию Ивановичу Власьеву англичанином Джоном Мериком 5 июля 1604 г., видно, что он «получил в Москве повеление от его величества государя выписать из Англии архитектора для надзора за работами, для составления планов и строения каменных зданий и еще двух искусных мастеров». В конце же месяца Джон Мерик сообщал, что «они приехали и теперь находятся в крепости Архангельске». Дал он приехавшим и характеристику: «по донесению ко мне, архитектор очень умный человек и опытный в своем деле, так же, как и каменщик в своем ремесле. Я знаю, их не отправили бы, если бы они не были люди опытные и искусные, так что я не сомневаюсь в том, что они выполнят работы к полному удовольствию его величества государя»5.

Но пополнение время от времени состава русских зодчих приглашенными из-за рубежа не могло обеспечить нараставших строительных потребностей. Нужна была коренная реорганизация строительного дела. Поэтому в конце 1583 г. или в начале 1584 г., еще при жизни Ивана Грозного, в Москве было создано специальное строительное управление — «Приказ каменных дел»6. В одной из поздних (XVIII в.) справок о старинных Московских приказах сказано, что «Каменный приказ» был учрежден, «чтобы в Москве более каменного, нежели деревянного строили»7.

Объединивший имевшиеся в наличии строительные силы, начиная от простых каменщиков и кирпичников и кончая высококвалифицированными мастерами и зодчими, Приказ каменных дел стал заботиться об организации строительства на местах, своевременном вывозе рабочих к местам строительства из посадов и о заготовке строительных материалов. Это облегчило и значительно ускорило осуществление крупных строительных мероприятий.

 

3 См. Ю. Толстой, Первые сорок лет сношений между Россией и Англией, СПб., 1875, стр. 36.

4 СГГД, ч. V, М., 1894, стр. 186.

5 См. «Старина и новизна» (Исторический сборник), кн. XIV, М., 1911, стр. 197-198 и 202.

8 А. Н. Сперанский, Очерки по истории Приказа каменных дел Московского государства, М., 1930, ст. 12.

7 ДРВ, ч. XX, М., 1791, стр. 321-322.

- 11 -

 

Особое значение Приказ каменных дел приобрел при Борисе Годунове; при нем он превратился в крупнейшую специализированную организацию, взявшую в свои руки все государственное строительство. В середине XVII в. этому Приказу было уже «ведомо... всего Московского государства каменное дело и мастеры». Последние, как отметил в 1666—1667 гг. Григорий Котошихин, собирались «для какого царского строения понадобятца... изо всех городов» и оплачивались за счет государственных средств: «дают им ис царские казны на поденной корм денги, чем им сытим быть мочно»8.

В конце XVI в. Приказ каменных дел позаботился, очевидно, о создании около Москвы группы кирпичных дворов, превратившихся позднее в заводы9, и дворов по обжигу извести. Во всяком случае в середине XVII в. московские «известные и кирпичные дворы и заводы» находились в его ведении; каменоломни и города, где готовилась известь, а также доходы с извести и белого камня, тоже были «ведомы в том Приказе»10.

Почти с уверенностью можно сказать, что одновременно Приказом каменных дел была упорядочена и добыча камня в издавна славившихся мячковских каменоломнях. В Космографии конца XVII в. о них сказано: «Близ царствующего града Москвы в веси именуема Мячково есть горы превеликия, все белой камень зело премножество, отнележе зачатся град Москва и по се время на церковныя и великородных людей и всяких домовыя строения и на полаты и на всякия каменного дела потребы тот камень и на известь без престани ломают, да и в иныя окрестныя грады безчисленно много для таковаж дела отвозят». При этом автор Космографии отметил, что и на Двине есть «превеликия горы», камень которых «на известь годится», однако «как тесать или резать тот камень», то он «к железному орудию зело крепок», а «подмосковной белой мячковской камень» по сравнению с ним «гораздо мягок»11, что было его преимуществом. Ниже мы увидим, что в Мячкове в конце XVI в. ломался камень и обжигалась известь «к государеву к каменному... городовому делу» в Москве.

Наряду со всем этим, видимо, Приказом же каменных дел по распоряжению Бориса Годунова была принята единая государственная мера

 

8 Григорий Котошихин, О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906, стр. 110-111.

9 Во второй четверти XVII в. кирпичные заводы располагались у Данилова монастыря, близ Калужских ворот и в Хамовниках (см. В. Киприянов, Описание Московской губернии в строительном отношении, СПб., 1856, стр. 101; А. Пруссак, О положении строительного дела в Московском государстве до конца XVII в. — «Зодчий», 1914, № 2, стр. 11).

10 Григорий Котошихин, Ук. соч., стр. 111.

11 См. Ю. В. Арсеньев, Описание Москвы и Московского государства по неизданному списку Космографии конца XVII в. — «Записки Московского археологического института», т. XI, М., 1911, отд. 2, стр. 17.

- 12 -

 

на белый камень и введена стандартизация кирпича12 (7*3*2 вершка). Позднее такой кирпич, именовавшийся либо государевым, либо казенным, применялся уже повсеместно. «А велети... кирпичником делати кирпичь, против государева кирпича, мерою вдоль 7 вершков, шириной 3 вершков, толщиною дву вершков», — говорится в патриаршей грамоте 1654 г. Валдайскому Иверскому монастырю13.

К строительной повинности в конце XVI в. были привлечены также и монастыри. Одни из них, в том числе и те, которые находились на далеких окраинах страны, как и раньше, в соответствии с распоряжениями правительства, должны были укрепляться сами14, а иногда вести оборонительное строительство и в прилегающих к ним районах15; другие же, расположенные ближе к центру, — принимать участие в тех стройках, которые осуществлялись самим государством. Об этом свидетельствуют расходы Болдина-Дорогобужского монастыря в 1584—1588 гг., связанные с подвозкой дров к известным печам в Мячково и строительных материалов из Мячкова в Москву «к городовому делу»16, а также отправка слуги этого монастыря с «грамотою о каменщиках» в Москву в 1592 г. и поездка в столицу в том же году монастырских каменщиков17. Об этом же говорят грамота царя Бориса 1598 г., которой Троице-Сергиев монастырь, видимо в порядке исключения, частично освобождался от поставки «посошных людей и подвод под камень и под известь» к «каменному городовому делу» в Смоленск18, и доставка в Смоленск в 1599—1600 гг. Болдиным монастырем строительных материалов19.

 

12 П. Иванов, Описание государственного архива старых дел. М., 1850, стр. 21; М. В. Довнар-Запольский, Организация московских ремесленников в XVII в. — ЖМНП, 1910, № 9, отд. 2, стр. 151. В исторической справке XVIII в. о московских старинных приказах в разделе «Каменный приказ» сказано: «казенный кирпичь делать, такоже камень белой в положенную меру и известь на каменные дворы ставить» (ДРВ, ч. XX, стр. 322). Иоганн Филипп Кильбургер в конце XVII в. писал, что в Москву для построек из подмосковных каменоломен привозили «белые квадратные камни» (см. Б. Г. Курц, Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича, Киев, 1915, стр. 180).

13 РИБ, т. V, СПб., 1878, стб. 91.

14 См. ААЭ, т. I, СПб., 1836, стр. 367.

15 Там же, стр. 439. Грамотой царя Федора 1591 г. Соловецкий монастырь обязывался в «Кемские волости ... всякие крепости поделать и остроги зделати и людей ратных из монастыря тут устроить для немецких воинских людей приходу и запасы учинить крепкие, чтоб в приход воинских немецких людей сидеть было безстрашно» (ОР ГБЛ, ф. 256, № 53, л. 48). Эта практика сохранялась и позднее; в 1621 г. Павлов-Обнорский монастырь, расположенный в 53 верстах к югу от Москвы, должен был «городовое и острожное дело делать», а в 1623 г. «городовое и острожное дело делати» было приказано и Архангельскому монастырю в Устюге (Амвросий-архимандрит, История Российской иерархии, т. III, М., 1811, стр. 321-323; т. V. М., 1813, стр. 437).

16 РИБ, т. XXXVII, Л., 1924, стб. 29, 39, 46, 54 и 79.

17 Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 141, лл. 1 и 1 об.

18 ЧОИДР, 1902, кн. 2, отд. 1, стр. 181.

19 РИБ, т. XXXVII, стб. 128, 129, 134, 142, 156, 157 и 234.

- 13 -

 

Осуществление перечисленных мероприятий позволило московскому правительству за короткий срок провести в стране огромное строительство. Инициатором этого строительства был Борис Годунов. Его решающая роль в организации строительных работ нашла отражение даже в дипломатических бумагах, составлявшихся еще до его воцарения. В наказе русскому послу Даниле Ивановичу Исленьеву, отправленному в 1591 г. в Польшу, говорилось даже, что Борис Годунов «тот начальной человек в земле», которому «вся земля от государя... приказана, и строенье его в земле таково, каково николи не бывало»20.

О широкой строительной деятельности Годунова писали и современники. Патриарх Иов в «Повести о честном житии царя и великого князя Федора Ивановича» указывал, например, что «сей... изрядный правитель Борис Федоровичь своим бодроопасным правительством и прилежным попечением по царскому изволению многи грады камены созда и в них превеликие храмы в славословие божие возгради и многие обители устрой, и самый царьствующий богоспасаемый град Москву, яко некую невесту преизрядною лепотою украсил: многая убо в нем прекрасные церкви камены созда и великие полаты устои, яко и зрение их великому удивлению достойна; и стены градные окрест всея Москвы превелики камены созда и величества ради и красоты проименова его Царьград; внутрь же его и полаты купечески созда во успокоение и снабдение торжником, и ина много хвалам достойна в Руском государстве устрой»21.

Иову вторили князь Иван Андреевич Хворостинин, немец Мартин Бер и составитель Хронографа 1617 г. По словам первого, Борис Годунов «церкви многи возгради и красоту градскую велением исполни»22; по свидетельству второго, он «любил строить новые города и поправлять старые»23, а третьего — что он «во свое царство в Руском государьстве градов и манастырей и прочих достохвалных вещей много устроив»24. Тобольский боярский сын Сергей Кубасов в 1626 г. также указывал, что царь Борис был «строитель зело, о державе своей много попечения имел» 25.

Чтобы представить, какие широкие строительные замыслы были у Годунова, стоит упомянуть об идее создания в центре Москвы грандиоз-

 

20 См. Н. М Карамзин, История государства Российского, кн. III, СПб., 1843, т. X, стб. 68 и примечание 196 к этому тому.

21 ПСРЛ, т. XIV. СПб., 1910, стр. 7.

22 Повесть князя И. А. Хворостинина. — РИБ, т. XIII, вып. 1 (изд. 3), Л., 1925, стб. 532.

23 ССДС, ч. 1, СПб., 1831, стр. 28. В Москву М. Бер приехал в 1600 г. и прожил в ней более 12 лет.

24 См. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции, М., 1869, стр. 188 и 218. См. также РИБ, ч. XIII, изд. 2, СПб., 1909, стб. 1282; ПСРЛ, т. XXVII, М.-Л., 1962, стр. 148; ОР ГПБ, С2, XVII, 186, л. 205.

25 Изборник..., стр. 313.

- 14 -

 

ного храма, который напоминал бы иерусалимский26. Об этой идее рассказывают голландский географ Исаак Масса27 и русские писатели начала XVII в. — дьяк Иван Тимофеев и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын28. Полнее же всего о ней говорит соотечественник Исаака Массы — писатель Элиас Геркман. «По восшествии на престол», — сообщал он, — Борис Годунов «тотчас же приказал разъискивать в других странах искусных мастеров, как-то скульпторов, золотых дел мастеров, плотников, каменотесов и всякаго рода строителей. Никто не знал, зачем это он делает. Затем он начал советоваться (с мастерами) о том, что ему предпринять для увековечения своего имени. Наконец он решил построить церковь, которая своим видом и устройством походила бы на храм Соломона. Этим он думал получить великую милость от бога и оказать необыкновенную услугу людям»29. «Святая святых», как должен был называться задуманный храм, предполагалось построить «в Большом городе — Кремле, на площади за Иваном Великим», где в 1599 г. и было приготовлено место. Храму «образец был древяной зделан по подлиннику, как составляетца Святая святых», причем при изготовлении модели мастера «обращались к книгам св. Писания, к сочинениям Иосифа Флавия и других писателей». Были проведены и подготовительные работы: «и камень, и известь, и сваи — все было готово», но смерть Годунова, как сообщают источники, помешала воплощению этого грандиозного замысла30.

Самым главным в строительстве конца XVI в. были работы по укреплению старых и созданию новых «городов». Поэтому крепостная архитектура занимала почетное место в истории русского зодчества того времени.

Основное направление оборонительному строительству, широко развернувшемуся при царе Федоре и Борисе Годунове, было дано еще при Иване Грозном. «Великий князь приказывает охранять города и остроги лишь по границе — с Польшей, Лифляндией и Швецией, равно

 

28 М. И. Ильин, Проект перестройки центра Московского Кремля при Борисе Годунове. — «Сообщения НИИ», № 1. М.-Л., 1951, стр. 79-93.

27 Исаак Масса, Краткое известие о Московии в начале XVII в., М., 1937, стр. 63.

28 Временник Ивана Тимофеева (Литературные памятники), М.-Л., 1951, стр. 64; Сказание Авраамия Палицына, М.-Л., 1955, стр. 278-279.

29 Элиас Геркман, Историческое повествование о важнейших смутах в государстве Русском... — «Сказания Массы и Геркмана о смутном времени в России», СПб., 1874, стр. 270.

30 Пискаревский летописец. — МИ, вып. II, М., 1955, стр. 103; Исаак Масса, Ук. соч., стр. 63; Элиас Геркман, Ук. соч., стр. 270.

- 15 -

 

как с Казанью и Астраханью», — писал в 1577—1578 гг. Генрих Штаден, тайно изучивший систему обороны Московского государства31.

Продолжая политику Грозного по укреплению государства, царь Федор также обращает внимание на окраинные земли. По вступлении на престол, он «великим хотением и желанием разпространяет Рускую землю, аки древний сродник его великий князь Владимир», и «приказывает боярину своему и слуге и конюшему Борису Федоровичю Годунову да дьяку ближнему своему Андрею Щелканову городы ставити на Поле и в Сивере, и к Астархани, которыя за много лет запустевша от безбожных агарян и межуусобныя брани»32. Так в конце XVI в. были намечены основные районы городового строительства (стр. 17).

Весьма важным из этих районов стала «польская украйна»33 Здесь в 1584 г. на Быстрой Сосне (приток Дона) был восстановлен запустевший в XV в. город Елец, а южнее, на берегу Северского Донца, поставлен Белгород — крупнейший укрепленный пункт на юге эпохи Федора Ивановича, ставший затем центром «польской украйны». Одновременно был выстроен Монастырев и «иные многие польские города»34. В 1586 г. в этом же районе были основаны Ливны и Воронеж35. Позднее, в 1595 г. в пределах верхнего течения Оки появились Кромы. В 1597 г. в верховье Сейма (приток Десны) был заново укреплен Курск. В 1598 г. на реке Оскол был поставлен город Оскол. Наконец в 1599 г. был дан наказ о постройке на Осколе города Валуек, а в 1600 г. на Северском Донце «близко Роздоров Донецких» срублен «град Царево-Борисов»36.

Еще более крупным районом пограничного градостроительства было тогда Поволжье. Довольно плотную группу здесь составили города Черемисской земли, которые вместе с городами эпохи Грозного чуть ли не со всех сторон окружили «царство Казанское». Строились эти города почти друг за другом: в 1584 г. был поставлен Кокшайск, в 1585 г. — Санчурск, в 1590 г. — Цивильск, в 1591 г. — Яранск37, в 1595 г. — Уржум. К концу столетия относится и основание Ядринска. Тогда же была сильно укреплена и Казань — основной опорный пункт на Средней Волге.

 

31 Генрих Штаден, О Москве Ивана Грозного, Л., 1925, стр. 73-74.

32 Пискаревский летописец, стр. 88.

33 «Польская украйна» — пограничная полоса Московского государства, прилегавшая к приволжским, придонским и приднепровским землям.

34 Пискаревский летописец, стр. 88.

35 А. А. Зимин, Состав русских городов XVI в. — ИЗ, № 52, 1955, стр. 346. Ниже время основания городов, данное без ссылки на источники, приводится по этой работе.

38 Д. И. Багалей, Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства, т. 1. Харьков, 1889, стр. 5-13; т. II, Харьков, 1890, стр. 1; Пискаревский летописец, стр. 105.

37 М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в. — ИЗ, № 10, 1941, стр. 94.

- 16 -

 


Карта русского военно-оборонительного строительства 1584—1604 гг.
(Составлена автором)

В 1586 г. в Башкирской земле была основана Уфа, которая контролировала русло Белой, мешая спуститься по ней в Каму, а затем и в Волгу.

Вторая группа поволжских городов тянулась от бывшей столицы Казанского ханства вниз по Волге. В ее состав входили Самара, основан-

 

- 17 -

 

ная в 1586 г. в глубине волжской излучины (стр. 19), и Царицын, построенный «на переволоке» в 1588 г. южнее Самары. В 1590 г. между ними встал Саратов. Друг от друга эти города находились довольно далеко, но Волга хорошо связывала их между собой. Все они контролировали эту важнейшую магистраль и предохраняли ее от набегов ногайцев. Конечным пунктом на этой магистрали была Астрахань, которая в конце XVI в., как и Казань, получила мощные каменные укрепления.

Продолжение нижневолжских городов составили укрепленные пункты «Шехвалской земли» (Северный Кавказ). Как и в других районах, постройка этих пунктов началась еще при Грозном. В конце XVI в. их строительство было продолжено. В 1588 г. у устья Терека возник Терский городок, ставший впоследствии главным опорным пунктом московского правительства на Северном Кавказе. В 1594 г. южнее был поставлен Койса38 (Койсинский городок), а в 1604 г. неподалеку от него появилось еще три города — «в Тарках», неудачная попытка основать который была сделана в 1594 г.39, «в Таркалах» и в «Ондрееве деревне»40 (Эндери). Так был освоен северный участок западного побережья Каспийского моря, вдоль которого далее на юг (в Турцию, Иран и Среднюю Азию) двигались торговые караваны, выходившие из дельты Волги, а русское влияние на Северном Кавказе намного увеличилось41.

Вместе с «городами» на побережье Каспия, укрепленные пункты появились и в Яицкой степи; в 1595 г. из Астрахани с московскими стрельцами был послан «на Сиг горада ставити с воеводы» стрелецкий голова Темир Засецкий, а к востоку от Саратова на реке Яик (Урал) основан Яицкий городок42.

Много городов возникло тогда и в Западной Сибири — Тобольск на Тоболе (1584), Тюмень на Тюмени (1586), Лозва (Лозвинский городок) на Уде (1590), Нарым на Оби (1593), Пелым на Пелымке (1593), Тара на Иртыше (1594), а также Березов (1594), Сургут (1594), Обдорск (1595) и Верхотурье на реке Туре (1598). Наконец в 1600 г. на той же Туре был создан Туринск, а на следующий год на реке Таз поставлен «град» Мангазея.

 

33 ПСРЛ, т. XIV, стр. 45-46. Имеется указание о постройке Койсы в 1584 г. (Пискаревский летописец, стр. 88).

39 См. ПСРЛ, т. XIV, стр. 46.

40 Синбирский сборник, Часть историческая, т. I, М., 1844, стр. 153; ПСРЛ, т. XIV, стр. 57.

41 Значение одного из таких городов в третьей четверти XVII в. прекрасно охарактеризовал Яков Рейтенфельс: «Лежащий у Каспия, городок Тарки стоит на страже, рядом с Персами и Узбекскими татарами, и как бы хранит у себя ключи от Кавказских ворот» (Яков Рейтенфельс, Сказания светлейшему герцогу тосканскому Козьме третьему о Московии, М., 1905, стр. 195).

42 См. Ю. Н. Татищев, Местнический справочник XVII в. — ЛИРО, вып. 2-3, Вильна, 1910, стр. 31 и 33.

- 18 -

 


Общий вид крепости Самары. Гравюра начала XVII в.
(Из книги А. Олеария)

Перечисленные города частично создавались и с экономическими целями, связанными с освоением еще не обжитых районов и развитием торговых отношений.

В ходе строительства «польских», поволжских, «шехвалских» и сибирских городов не были забыты западные и северо-западные районы государства. Оборонительное строительство в этих районах также велось еще при Грозном. Во время Ливонской войны был, например, сильно укреплен Псков43, в 1578 г. сделан «острог около Соловецкого монастыря»44, а в 1582 г., когда в связи с потерей Нарвы (1581) значение этого пункта на Белом море резко возросло, началась замена его острожных стен на каменные45. В 1583—1584 гг., уже после окончания воины, в устье Северной Двины «для корабельной пристани» был срублен еще и «город» Архангельск46.

 

43 Рейнгольд Гейденштейн, Записки о Московской войне (1578—1582), СПб 1889, стр. 176-177 и 199; В. Новодворский, Борьба за Ливонию между Москвою и Речью Посполитою, СПб., 1904, стр. 97 и 165.

44 ААЭ, т. I, стр. 367 и 383.

45 М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники. — ИА, вып. VII, М., 1951, стр. 228.

46 ААЭ, т. I, стр. 380.

- 19 -

 


Общий вид Соловецкого монастыря. Гравюра XVIII в.

 

Готовясь к возобновлению военных действий со Швецией (начались в 1591 г.) за возврат утраченных земель на побережье Финского залива и выход к Балтийскому морю, правительство царя Федора продолжило в этих районах городовые работы. В 1584—1585 гг. был восстановлен Новгородский острог и отремонтированы укрепления Ладоги, Орехова и Пскова47. В 1584 г., а затем и в 1590 г. Соловецкому монастырю царем Федором были даны жалованные грамоты, как бы утверждавшие уже ведущееся строительство соловецкого каменного «города»48 (стр. 20). В 1580—1590 гг. на каменные заменяются деревянные стены Кирилло-Белозерского монастыря49, располагавшегося на путях, связывавших Москву с Белым морем. Из камня же в 1586 г. строятся оборонительные сооружения Ипатьевского монастыря50, контролировавшего верхнее течение Волги. Наконец, в 1587 г. в Новгороде копается ров на Торговой стороне51, а в ходе войны Соловецкому монастырю дается указание «досмотрети на Кеми на реке» место для Кемского острога, постройка которого в 1593 г. в связи с прекращением военных действий была приостановлена вплоть до особого правительственного распоряжения52.

Не исключено, что вскоре городовые работы на севере и северо-западе вообще приостановились; во всяком случае, после заключения в 1595 г. довольно выгодного для Швеции Тявзинского мира, вернувшего, однако, России Корелу и побережье Финского залива с городами Иван-

 

47 ДРВ, ч. XIV, М., 1790, стр. 446-448, 471-472 и 474-475.

48 ААЭ, т. 1, стр. 383 и П. Иванов, Ук. соч., стр. 238.

49 А. Н. Кирпичников и И. Н. Хлопин, Крепость Кирилло-Белозерского монастыря и ее вооружение в XVI—XVIII вв. — МИА, № 77, М., 1958, стр. 145.

50 Амвросий, Ук. соч., т. III, стр. 638-639; Описание Костромского Ипатьевского монастыря, М., 1832, стр. 24-25.

51 ПСРЛ, т. III, СПб., 1841, стр. 174.

52 ААЭ, т. 1, стр. 439.

- 20 -

 


Общий вид Московского Кремля и укрепленного зубцами рва перед ним.
Гравюра начала XVII в. (Из книги А. Олеария)

город, Ям и Копорье, опасность вторжения с севера в какой-то степени миновала. Это позволило перенести центр тяжести оборонительного строительства на запад и, в первую очередь, в пограничный Смоленск, где незамедлительно было начато строительство огромного пояса каменных стен. Тогда же был укреплен, по-видимому, Можайск53, к югу от которого строится Борисов городок, и выстроены, возможно, стены Владычного монастыря в Серпухове54, контролировавшего место переправы татар через Оку.

Впрочем, самые крупные городовые работы были проведены в конце XVI в. в центре государства — в Москве. К исходу столетия в ней были возведены огромные каменные стены Белого города, затем в 1591—1592 гг. срублен «Скородом»55, а в 1600 г. дополнительно усилен и Кремль: «зделаны зубцы каменые по рву кругом Кремля-города» со стороны Красной площади и Москва-реки56 (стр. 21). В ре-

 

53 П. А. Раппопорт, Русское шатровое зодчество конца XVI в. — МИА № 12. М.-Л., 1949, стр. 247.

54 Там же, стр. 265-266.

55 ПСРЛ, т. XIV, стр. 43; Летопись о многих мятежах и разорении Московского государства, М., 1788, стр. 29.

56 Пискаревский летописец, стр. 104.

- 21 -

 

зультате этого Москва превратилась в мощнейшую многорядную крепость, ближние подступы к которой были прикрыты вдобавок целой группой монастырей, каждый из которых уже в начале XVI в. представлял собой что-то вроде «отдельного города» 57. Охватывая столицу с юга, эти монастыри как бы в миниатюре повторяли расположение пограничных крепостей и вместе с ними составляли систему государственной обороны.

Размахом русского городового строительства конца XVI в. восхищались многие иностранцы. Англичанин Джером Горсей писал, например, что «царь в свое время построил 155 крепостей в разных частях своего государства и снабдил их орудиями и гарнизонами»58, а немец Мартин Бер, что Борис Годунов «обвел Москву белою каменного стеною, а Смоленск весьма высокою и крепкою...; построил сверх того на южной границе, для защиты от татарских набегов, две крепости, из коих одну назвал своим именем Борисоградом, а другую, во имя всех царей Царевым городом» 59.

С удовлетворением к оборонительному строительству конца XVI в. отнесся и архиепископ Арсений Елассонский, бывший тогда епископом в Суздале. «Царь и великий князь Федор», — писал он, — возвел в Москве «большия внешния городския стены», с «основания земли построил,

 


Воротная башня костромского Ипатьевского монастыря

 

57 Сигизмунд Герберштейн, Записки о Московитских делах, СПб., 1908, стр.. 99.

58 Джером Горсей, Записки о Московии XVI в. СПб., 1909, стр. 63. В России Д. Горсей прожил 18 лет — с 1572 по 1591 г.

59 ССДС, ч. I, стр. 29.

- 22 -

 

как они являются перед нами, каменныя толстыя и крепкия стены в Казани, в Астрахани и в Смоленске, которые прежде сего были деревянныя и земляныя», а Борис Годунов «прогнал татар далеко от русских границ, выстроивши на границах многочисленныя укрепления большия и крепкия для защиты Российского царства» 60.

Как и в более ранних оборонительных сооружениях, в основе этих укреплений лежала все та же регулярность, которая получила идеальное воплощение еще в конце XV в. в знаменитом Ивангороде61. Однако крепости Самара, Валуйки62, Пелым63 и Мангазея64, а также ограды Соловецкого и Кирилло-Белозерского монастырей, получившие в плане относительно правильную геометрическую форму65, свидетельствуют, что при Федоре

 


Кузнечная башня Кирилло-Белозерского монастыря

 

60 См. А. Дмитриевский, Архиепископ Елассонский Арсений и мемуары его из русской истории, Киев, 1899, стр. 92, 93 и 97.

61 В. В. Косточкин, Русское оборонное зодчество конца XIII — начала XVI вв., М., 1962, стр. 156-157.

62 См. Л. М. Тверской, Русское градостроительство до конца XVII в., Л.-М., 1953, стр. 55-56.

63 См. Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 г. СПб., 1882, табл. 9.

64 В. Н. Чернецов, О работах Мангазейской экспедиции. — КСИИМК, вып. XXI, М.-Л., 1947, стр. 160.

65 См. П. Максимов и И. Свирский, Новые материалы по древним зданиям Соловецкого монастыря. — АН., вып. 10, М., 1958, стр. 112, А. Н. Кирпичников и И. Н. Хлопин, Ук. соч. стр. 146. Имеем в виду те части Кирилло-Белозерского монастыря, которые относятся к концу XVI в.

- 23 -

 


Общий вид Московского Кремля. Центральная часть «Петрова чертежа» начала XVII в.
{в книге на стр. 24-25}

 

Ивановиче и Борисе Годунове эта регулярность стала более гибкой, развитой и совершенной. Проявлявшаяся не столько в геометричности планов крепостей, сколько в равномерной расстановке башен по всей длине их стен, она согласовывалась и с требованиями обороны, и с рельефом местности

Существенным элементом регулярности военного зодчества конца XVI в. была и прямолинейность стен. Ставшая характерной особенностью крепостной архитектуры после появления огнестрельного оружия66, она была свойственна не только геометрически правильным, а и полигональным крепостям, контуры которых согласовывались с живописным рельефом. Это характерно для всех оборонительных сооружений времени Федора Ивановича и Бориса Годунова, в том числе и для первоначальной ограды небольшого Ипатьевского монастыря67.

Одновременно изменился и внешний облик крепостей. Правда

 

66 В. В. Косточкин, Ук. соч., стр. 171-172.

67 Западная часть ограды этого монастыря, пристроенная к первоначальной в 1642 г., в данном случае не учитывается.

- 25 -

 

на примере ограды Соловецкого монастыря, сложенной из огромных валунов ледникового происхождения, можно видеть, что некоторые из них своей величавой простотой и суровостью все еще напоминали оборонительные сооружения Новгородской и Псковской земель периода их самостоятельности. Однако в других областях государства внешний облик «городов» стал уже менее суровым и аскетичным. Особенно богатую обработку приобрели монастырские ограды. Воротная башня Ипатьевского монастыря, например, расчленена тягами и снабжена разными по величине филенками (стр. 22), а укрепления Кирилло-Белозерского монастыря — как бы ковровыми, выложенными из кирпича узорами, которые состоят из перемежающихся рядов прямоугольных нишек, бегунца и поребрика (стр. 23), напоминая скромные орнаментальные ленты барабанов и абсид церквей. Это говорило о том, что декоративные элементы, свойственные гражданской и церковной архитектуре, перестали быть чуждыми военному зодчеству; они уже переносились на крепостные стены и башни, обогащая тем самым их художественный облик.

Но в конце XVI в. не только укреплялись старые и возводились новые «города». В стране создавшись также храмы, церкви, палаты и другие постройки. Тот же Арсений Елассонский, рассказывая о деятельности правительства по укреплению государства, писал еще и о том, что царь Федор Иванович «воздвиг... великий храм Вознесения внутри Москвы, при котором имеется большой монастырь... построил здания для суда и для торговых лавок на площади срединной крепости Москвы, которыя до сего времени были деревянныя» и «выстроил... монастырь во имя Пречистой Донской за Москвою в четырех милях», а Борис Годунов «возобновил и украсил многие церкви и монастыри, храм Богородицы патриархию покрыл железною крышею68, украсил, возвысил и покрыл золотом большую колокольню, а в большом дворце внутренния палаты золотыя расписал живописью69, воздвиг вновь большой дворец близ реки Москвы, построил большой мост в средине Москвы со многими комарами... воздвиг с основания большой храм... Николая чудотворца... на Арбате... возобновил и украсил девичий монастырь близ Москвы70 и совершил многочисленныя другая прекрасныя дела и украшения»71.

Одновременно церкви, палаты и другие каменные здания возводились также частными лицами. Для поощрения этого строительства при Борисе Годунове был открыт кредит на строительные материалы из за-

 

68 Имеется в виду Успенский собор Московского Кремля.

69 Речь идет, по-видимому, о Золотой палате, входившей в комплекс построек кремлевского дворца.

70 Подразумевается Новодевичий монастырь, который был действительно «украшен» при Борисе Годунове (см. Пискаревский летописец, стр. 104).

71 См. А. Дмитриевский, Ук. соч., стр. 93 и 96-97.

- 26 -

 

пасов Каменного приказа. Он давался «с таким обязательством, чтоб им (индивидуальным застройщикам. — В. К.) погодно разложа, в десять лет заплатить»72.

Конечно, церковное и гражданское строительство конца XVI в. не идет ни в какое сравнение с оборонительным; объем последнего был поистине колоссален. Между тем далеко не полный перечень Арсения Елассонского все же показывает, что, заботясь об укреплении пограничных рубежей, освоении новых районов и повышении обороноспособности отдельных городов, московское правительство не пренебрегало и другими видами строительных работ, уже не связанными с задачами обороны.

Особое внимание обращалось тогда на Московский Кремль (стр. 24). В 1585—1586 гг. в нем сразу появилось несколько монументальных каменных зданий — храм Вознесения «о пяти верхах», выстроенный «больши старого» в расширенном тогда же женском Вознесенском монастыре, палата «на трех подклетех», подле Чудова монастыря во дворе Бориса Годунова и церковь Бориса и Глеба «против Никольских ворот, близ Богоявления Симановского подворья», во дворе Дмитрия Ивановича Годунова (дядя Бориса Годунова)73.

Позднее, в 1591 г., в Кремле «зачали делати избы диячьи каменыя у Архангела на площади»74, а в 1598 г. в группу кремлевских построек был включен еще и дворец Бориса Годунова, уже занявшего тогда русский престол: «венчался царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии царьским венцем; а жил в полатах, а хоромы велел поставити, где столовая была брусеная на каменном подклете, против Проходной полаты»75. В результате появления этих построек архитектурный ансамбль Кремля стал значительно богаче.

Особенно ощутимо кремлевский ансамбль преобразился после надстройки Ивана Великого. О его значительном «возвышении», предпринятом, очевидно, в связи с постройкой царского дворца и неосуществленной постройкой храма «Святая святых», витиевато рассказывает дьяк Иван Тимофеев76. В 1600 г., более конкретно говорит другой источник, «царь Борис во граде Москве на площади церковь Иоанна спасителя лествицы под колоколами повеле надделати верх выше перваго и позлати»77.

 

72 ДРВ, т. XX, стр. 322; См. А. Н. Сперанский, Ук. соч., стр. 42.

73 Пискаревский летописец, стр. 99.

74 Там же, стр. 91; см. М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники, стр. 232; Времянник, еже нарицается летописец Российских князей... — Тр. ВГУАК, вып. 2, Вятка, 1905, отд. II, стр. 45; ОР ГПБ, Q, IV, 355, л. 8 об.; Ю. В. Арсеньев. Ук. соч., стр. 10.

75 Пискаревский летописец, стр. 103. Ср. ПСРЛ, т. XIV, стр. 55.

76 Временник Ивана Тимофеева, стр. 71-72.

77 Времянник... Российских князей..., стр. 46.

- 27 -

 

Наряду с Кремлем большое строительство велось в Москве и за пределами кремлевских стен. В 1585—1586 гг. «розными обрасцы» (в разных формах) были восстановлены и «железом немецким обиты» утраченные ранее «верхи» Троицы и Покрова на рву, а на Швивой горке за Лузой построена каменная церковь Никиты мученика78. Затем новые постройки одна за другой появились в других местах города. Так, в 1596 г. на Красной площади взамен сгоревшего было построено длинное каменное здание Торговых рядов. В 1598 г. «за Стретением, от Москвы реки» был сделан «взруб каменной» с хоромами наверху. В 1599 г. «за Неглинною, близ Успленского врашка, у мосту (место, занятое манежем. — В. К.), против старово государева двора» построили «другой Земской двор». В 1600 г. на Тверской улице, против Пушечного двора и в Кулишках появились богадельни, на Красной площади — каменное лобное место, а в «Стрелецкой слободе, за Арбацкими вороты (угол Арбата и Серебряного переулка.— В. К.) в Деревянном городе» — каменная церковь Николы чудотворца (Никола Явленный). Наконец в 1603 г. через Неглинку, против Тверской улицы, был сделан «мост каменной з зубцы» и мельницей внизу79.

Параллельно различные постройки строились и за пределами столицы. Особую группу среди них составили каменные храмы, выстроенные в 1585—1586гг. в Хорошове, Михневе, Вяземах и Беседах80, из которых два последних ставились, очевидно, вместе с общим благоустройством этих богатых годуновских вотчин. В эти же годы в селе Борисове Верейского уезда была построена церковь Бориса и Глеба, а в Пафнутьев-Боровском монастыре «больши старого» воздвигнут монументальный Успенский собор81, к северной стене которого примкнул вскоре (до 1599 г.) придел Ирины82.

В 1593—1594 гг. комплекс построек появился и «в четырех милях» от Москвы, на том месте Калужской дороги, где при отражении набега крымцев в 1591 г. располагался русский обоз: «А на том месте, где обоз

 

78 Пискаревский летописец, стр. 99.

79 Времянник ... Российских князей..., стр. 46; Пискаревский летописец, стр. 91, 103, 104 и 105; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы, М., 1962, стр. 58.

80 Пискаревский летописец, стр. 99 и 100. О них см. М. А. Ильин. Усадьбы Годуновых. — «Сборник общества изучения русской усадьбы», вып. 5-6, М., 1928, стр. 33-39; Н. Воронин и М. Ильин, Древнее Подмосковье, М, 1947, стр. 101-102. Церковь в Михневе теперь не существует.

81 Пискаревский летописец, стр. 99. О нем см., например, А. Г. Преображенский, Памятники древнерусского зодчества в пределах Калужской губернии, СПб., 1899, стр. 44-51.

82 Время пристройки придела определяется датой на доске, вставленной в западную стену собора. См. И. Машков, Доклад о изысканиях погребений князей Репниных в Боровском Пафнутьевском монастыре. — Древности. Тр. МАО, т. IV. М., 1912, стр. 309.

- 28 -

 


Иоанно-Предтеченская церковь на Девичьем поле в Москве Акварель второй половины XVIII в.
(ОИИ ГПБ, собрание Н. К. Синягина, папка 4, табл. 20)

стоял, велел (царь Федор. — В. К.) поставити храм камен пречистые богородицы Донские и монастырь согради»83.

В конце XVI в. была построена также небольшая Иоанно-Предтеченская церковь на Девичьем поле (стр. 29) и создана группа провинциальных храмов, среди которых выделяются церкви Петра Митрополита (около 1584 г.) в Переславле-Залесском и Богоявления (1592) в селе Красном на Волге84 (стр. 30). Тогда же строительные работы были проведены и в других населенных пунктах государства — в 1599 г. выстроен царский двор в Туле, в 1600 г. поставлен в Новгороде на Волхове мост с мельницей, размеры, количество жерновов и место

 

83 Пискаревский летописец, стр. 94.

84 П. А. Раппопорт, Ук. соч., стр. 249-272.

- 29 -

 


Богоявленская церковь села Красное на Волге.
(Реконструкция И. Ш. Шевелева)

- 30 -

 

расположения которого вызывали всеобщее удивление, а в 1603 г. созданы каменные церкви на городских воротах в Можайске и в женском Успенском монастыре близ Троице-Сергиевой лавры85.

Как и в военной архитектуре, во всем этом строительстве все еще жили старые традиции. В то время широкое распространение также имели шатровые храмы, строившиеся параллельно с четырехстолпными пятиглавыми и также сохранялись декоративные формы, свойственные архитектуре времени Ивана Грозного. Однако в противоположность церкви Вознесения 1535 г. в Коломенском и Покровскому собору 1555—1560 гг. в Москве, шатры церквей конца XVI в. стали тяжеловесными по пропорциям; они утратили легкость и стройность, свойственную шатрам начального периода развития шатрового зодчества.

Изменился и несущий четверик храмов, являвшийся основой их композиции. Он стал более массивным и приземистым; его пропорции приобрели грузность, а горизонтальные размеры, в связи с расширением внутренней площади, намного увеличились. Завершение стен четверика вялыми и робкими закомарами, как это имеет, например, место в церкви Петра-Митрополита в Переславле-Залесском, стало напоминать изжитую схему «кубического» крестовокупольного здания 86.

Качественные изменения произошли и в архитектурной обработке построек. Их детали лишились той силы и сочности, которая свойственна, например, Иоанно-Предтеченской церкви в Дьякове, и стали носить суховатый и графичный характер. Это присуще даже церкви Бориса и Глеба в селе Борисове, которая по единству композиционного построения, огромной высоте и богатству архитектурных форм была наиболее выдающимся произведением шатрового зодчества конца XVI в.

Впрочем, в церковном строительстве времени Федора Ивановича и Бориса Годунова проглядывали уже и новые тенденции. Так, например, широкое распространение в то время получили пирамидальные завершения четвериков храмов рядами убывающих кверху нарядных кокошников. Излюбленными стали и открытые двухъярусные обходные галереи, которые, охватывая основные объемы храмов с трех сторон, расширили их площадь, сделали их зрительно более устойчивыми, связанными с окружающей средой и расположенными поблизости строениями. На примере Донского монастыря можно видеть, что в конце XVI в. был создан и совершенно новый тип небольшого соборного храма, перекрытого крещатым сводом, который существенно

 

85 Пискаревский летописец, стр. 103- 104 и 107; Времянник ... Российских князей..., стр. 47. Церковь Успенского монастыря была «о пяти верхах», именовалась Богородицкой «под Сосенками» и строилась, видимо, на те средства, которые монастырь ежегодно получал из царской казны в соответствии с жалованной грамотой 1599 г. царя Бориса (см. Сборник Муханова, М., 1836, стр. 202-203).

86 Н. Н. Воронин, Архитектура XVI в. — ИРИ (изд. Академии художеств СССР), т. 1, М., 1957, стр. 114.

- 31 -

 

отличается от таких огромных четырехстолпных церковных зданий, как, например, собор Пафнутьев-Боровского монастыря.

Видимо, новым явлением в русской архитектуре того времени было также украшение венчающих частей высотных построек длинными торжественно-горделивыми надписями с царским именем. В 1600 г. такие надписи, одновременно с золочением глав, по распоряжению Бориса Годунова, были сделаны на Иване Великом в Москве и Троицком соборе в Пскове87. Охватывая их барабаны по периметру, они представляли собой как бы богатый орнамент, который хорошо был виден издалека. Благодаря им Ивановская колокольня в Москве и Троицкий собор в Пскове — самые высокие здания страны — были превращены в парадные монументы. Доминируя над всем тем, что их окружало, они прославляли Бориса Годунова и его род и были как бы итогом всего русского строительства конца XVI в.

Строительство эпохи Федора Ивановича и Бориса Годунова способствовало выдвижению из народа многочисленных строителей. С расширением строительных работ их количество все время увеличивалось. При этом укрепления и различного рода постройки из дерева рубились либо посадскими людьми, либо казаками и стрельцами, посылавшимися на поставление новых городов, а постройка каменных военно-оборонительных сооружений, равно как каменных палат и храмов, производилась уже квалифицированными рабочими — каменщиками, кирпичниками и даже горшечниками, сгонявшимися на строительство в принудительном порядке. Во главе этого строительства стояли, как правило, князья, бояре и воеводы, но фактическое руководство производством работ осуществлялось опытными мастерами.

Несмотря на приглашение зарубежных зодчих, таких мастеров на Руси в конце XVI в. было немного; ими Приказ каменных дел не был богат даже в XVII в.88 Одаренность мастеров также была разной. Среди них выделялись зодчие, возводившие крепостные стены и башни — весьма важные и ответственные сооружения, строительство которых требовало особого умения, знания и опыта. Обладая навыками, обязательными для каждого палатного и церковного строителя, мастера «городового дела» были знакомы также с тактикой осады крепостей, орга-

 

87 Пискаревский летописец, стр. 103 и 104. Текст надписи на Иване Великом гласит: «Изволением святыя троицы повелением великого государя царя и великого князя Бориса Федоровича всеа России самодержца и сына его благовернаго великаго государя царевича князя Федора Борисовича всеа России сей храм совершен и позлащен во второе лето царства их: 108» (Повесть о начале Москвы. — МИ, вып. II. М., 1955, стр. 236). См. также Известие о Ивановской колокольне. — ДРВ, ч. XI М., 1789, стр. 255. Содержание надписи на Троицком соборе неизвестно, но оно наверняка было идентичным.

88 В это время в его составе было менее десяти зодчих, причем их большая часть составляла группу, которая может быть охарактеризована как группа средних и рядовых строителей (М. А. Ильин, Зодчий Яков Бухвостов, М., 1959, стр. 138).

- 32 -

 

низацией их защиты и особенностями оружия, применявшегося при их обороне. Они умели предусмотреть также то, откуда будет возможен*) штурм возводимой крепости, и в соответствии с этим строили ее так, чтобы в случае осады противник оказался бы в наименее выгодных для себя условиях. Такие зодчие существенно отличались от строителей гражданских и культовых построек.

К сожалению, имена мастеров (как русских, так и приглашенных из-за рубежа), принявших участие в строительстве конца XVI в., неизвестны; в летописях и других источниках они, как правило, не упоминаются. Однако строитель двух военно-оборонительных сооружений, выделяющихся на фоне гражданских, церковных и крепостных построек времени Федора Ивановича и Бориса Годунова, в них все же назван. Этим строителем был Федор Савельевич Конь.

- 33 -

*) В книге — «возжен». OCR.

 

Федор Конь и его сооружения

Сведения источников о зодчем

Год рождения Федора Савельевича Коня, как и время его смерти — неизвестны. Почти неизвестна и биография зодчего; краткие и отрывочные записи в источниках конца XVI — начала XVII в. дают лишь некоторое представление о нем и его творчестве. К таким источникам относятся: приходные и расходные книги Болдина-Троицкого монастыря под Дорогобужем за 1568—1607 гг.1, наказы и грамоты царя Федора

 

1 Известно 13 таких книг. Книга расходная 1568—1570 гг. (РИБ, т. XXXVII, Л., 1924, стб. 1-13); Книга расходная 1585—1586 гг. (РИБ, т. II, СПб., 1875, стб. 290-313, хранится в Архиве ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 139): Книга приходная 1585-1589 гг. (РИБ, т. XXXVII, стб. 13-91, хранится в ОР ГПБ, О, IV, 70, т. II, лл. 140-219); Книга расходная 1591 г. (РИБ, т. XXXVII, стб. 91-114 хранится в ОР ГПБ, С, IV, 70, т. III, л. 160-186); Книга расходная 1592 г. (не опубликована, хранится в Архиве ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 141); Книга приходная 1593—1596 гг. (РИБ, т. XXXVII, стб. 188-216, хранится в ОР ГПБ, Q, IV, 70, т. 1, лл. 365-394); Книга приходная 1597—1598 гг. (не опубликована, хранится в Архиве ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 145); Книга расходная 1598—1600 гг. (РИБ, т. XXXVII, стб. 118-187, хранится в ОР ГПБ, О, IV, 70, т. II, лл. 220-296); Книга приходная 1598—1600 гг. (РИБ, т. XXXVII, стб. 216-239, хранится в ОР ГПБ, О, IV, 70, т. II, лл. 46-69); Книга приходная 1600—1601 гг. (не опубликована, хранится в Архиве ЛОИИ, Коллекция рукописных книг, № 836); Книга приходная 1603—1604 гг. (АЮ, т. II, СПб., 1864, стб. 263-284, хранится в Архиве ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 155); Книга расходная, не датирована, но не ранее 1603 г. (не опубликована, хранится в Архиве ЛОИИ, Коллекция рукописных книг, № 837); Книга приходная 1605—1607 гг. (РИБ, т. XXXVII, стб. 239-264, хранится в ОР ГПБ, О, IV, 70, т. II, лл. 99-128).

- 34 -

 

Ивановича 1591 и 1595 гг.2 и различные хронографы и летописцы XVII в.3, повторяющие друг друга.

На основе перечисленных источников устанавливается, что Федор Савельевич Конь был русским человеком; составитель Хронографа 1617 г. особо отметил, что это был мастер из «русских людей»4. О том, что Федор Конь был «мастер... русских людей», говорится и в некоторых более поздних летописных сборниках XVII в.»5.

Цитированные указания весьма красноречивы. Сделанные в то время, когда в Россию в поисках работы и наживы, иногда по приглашению правительства, время от времени продолжали прибывать иностранные специалисты6, среди которых были, между прочим, и авантюристы7, они прекрасно свидетельствуют, что и в XVII в. очень гордились русским мастером, завоевавшим себе славу и занявшим в русском строительном искусстве видное место.

Учитывая, что в XVI—XVII вв. во главе крупных строек ставились обыкновенно князья и бояре, а имена их подлинных создателей даже не упоминались, свидетельства Хронографа 1617 г. и летописных сборников XVII в. говорят также о том, что Федор Конь был простым человеком, вышедшим, вероятно, из народа.

Упомянутые источники называют Федора Савельевича Коня и Конем Федоровым и Кононом Федоровым8, а в хронографе второй поло-

 

2 АИ, т. I, СПб., 1841, стр. 437-440; ААЭ, т. I, СПб., 1836, стр. 450-452.

3 Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции, М., 1869, стр. 187; РИБ, т. XIII, изд. 2, СПб., 1909, стб. 1280; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы, М, 1962, стр. 154-157; ПСРЛ, т. XXVII, М.-Л., 1962, стр. 142-155; ОР ГПБ, Q, IV, 217 и Q, XVII, 186.

4 РИБ, т. XIII, стб. 1280. См. также Изборник..., стр. 187.

5 ОР ГПБ, Q, XVII, 186, л. 190; F, IV, 217, л. 278, об.; ПСРЛ, т. XXVII, стр. 147. В хронографе с летописными записями, написанном скорописью второй половины XVII в. сказано, что Федор Конь «турской человек» (М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 155). Это, очевидно, описка составителя хронографа.

6 К ним относятся: «мастер ... немчин агайских немец», заложивший в 1582 г. земляной «город» в Ростове; Джон Таллер, пожалованный в 1624 г. за работу в Москве по ремонту сводов Успенского собора и постройку Зеленой палаты; Христофор Дальгамер, строивший в 1630—1634 гг. земляные укрепления Вязьмы; Ян Роденбург, приехавший в Россию в 1631 г.; Юст Матсон, по замыслу которого в 1632 г. в Новгороде на Софийской стороне делался «ров и у рва всякие крепости»; Александр Краферт, по «вымыслу» которого в 1641 г. в Туле был сделан земляной вал; Корнилий Клаусен, укреплявший в первой половине XVII в. город Терки и др.

7 К их числу относится Ян де Грон, подвизавшийся в первой половине XVII в. при дворе московского царя под именем Антона Грановского. (Н. А. Бакланова, Ян де Трон, прожектер в Московском государстве XVII в. — «Ученые записки РАНИОН», т. IV, 1929, стр. 103-122).

8 РИБ, т. XIII, стб. 1280; Изборник..., стр. 187; ОР ГПБ, Q., XVII, 186, л. 190, F, IV, л. 278, об.; ПСРЛ, т. XXVII, стр. 147.

- 35 -

 

вины XVII в. он именуется еще и Кондратом Федоровым9. Это объясняется, по-видимому, тем, что они составлялись либо тогда, когда польско-литовские интервенты «разлияхася яко прах по российскому царствию, ...по градом и по честным обителям и всем весям»10, либо после «лихолетья» начала XVII в. В то время строительные кадры, как и в период хозяйственного разорения 70-80-х годов XVI в., были растеряны, строительные работы эпохи Федора Ивановича и Бориса Годунова заслонены новыми событиями, а имена работавших ранее зодчих и мастеров уже путались и искажались различного рода переписчиками. Те же, кто знал зодчего лично или как-то соприкасался с ним по работе, величали его либо Федором Конем, либо Федором Савельевичем Конем. Так, на исходе XVI в. и в самом начале следующего столетия его звали и дьяки, составлявшие царские наказы, и старцы Троицкого монастыря в Болдине, которые вели записи в монастырских хозяйственных книгах11.

Среди древнерусских собственных имен прозвище Конь, хотя и редкое, но не единственное. В источниках под 1482 г. назван московский иконописец Конь, под 1500 г. — крестьянин Колгожского погоста Васко Конь, под 1535 г. — крестьянин Богородицкого погоста Фешко Конь, в начале XVI в. — крестьянский сын Конь Сидоров, под 1621 г. — казак Кондрашко Конь, под 1631 г. — крестьянин Игнат Конь, а под 1700 г. — московский тяглец Иван Матвеев сын Конек12. Для Федора Савельевича такое прозвище могло быть связано либо с его личными качествами, либо с его происхождением.

В расходных книгах Троицкого монастыря в Болдине за 1591 г. упомянут «Мартин Иванов сын Коня»13. Это позволяет предполагать, что Иванов — настоящее имя Федора Савельевича Коня. Конем называли и сына зодчего; тот же источник свидетельствует, что Мартин Иванов сын Коня имел «прозвище Конь»14.

Исследователи предположительно считают Федора Коня выходцем из Троицкого монастыря в Болдине 15 (стр. 37). Основанием для этого служат записи в приходных книгах этого монастыря. В одной из них значится, что 18 июня 1594 г. «государев мастер Федор Конь дал вкладу тритцать пять рублев», в другой — что 1 апреля 1606 г. «с Москвы

 

9 М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 155.

10 РИБ, т. XIII, стр. 252-253.

11 См. АИ, т. I, стр. 437; ААЭ, т. I, стр. 450 и 451; РИБ, т. XXXVII, стб. 198 и 244.

12 Н. М. Тупиков, Словарь древнерусских собственных имен. — «Записки отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества», т. VI, СПб., 1903, стр. 249.

13 РИБ, т. XXXVII, стб. 109.

14 Там же, стб. 97; Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 141, л. 4 об.

15 Н. Н. Воронин, Очерки по истории русского зодчества XVI—XVII вв. М.-Л., 1934, стр. 22; Н. М. Коробков, Стена Белого города. — ИАС, М., 1948, стр. 43-44.

- 36 -

 


Общий вид Троицкого монастыря в Болдине под Дорогобужем

 

из Суконного ряду Федор Петров сын, а Федорова Коня пасынак, дал вкладу дватцать рублев» и, наконец, в третьей — что 16 апреля 1607 г. «с Москвы гость Федор Петров сын Конев дал вкладу десять рублев»16. Видимо, Федор Савельевич Конь и его пасынок были чем-то связаны с Троицким монастырем в Болдине и были обязаны ему; в противном случае они не стали бы делать в него такие крупные по тому времени вклады17.

Тесная связь Федора Коня с Троицким монастырем в Болдине подтверждается еще и тем, что его сын Мартин Иванов работал в этом монастыре и получал в нем жалование18. В монастырских расходных книгах сказано: 30 июня 1591 г. «Мартину Иванову прозвище Конь, дано...

 

16 РИБ, т. XXXVII, стб. 198, 244 и 260.

17 Чтобы представить их размер, укажем, что в 1599 г. тем же монастырем за 3 пуда меду было заплачено 42 алтына (РИБ, т. XXXVII, стб. 170).

18 Н. Н. Воронин, Очерки..., стр. 31-32.

- 37 -

 

за полгода двенатцать алтын три денги»19. Такая же сумма «за полгода» была выплачена «Мартину Иванову сыну Коню» 30 декабря того же года20. Известно также, что 30 июня 1592 г. «Мартыну прозвище Конь» было дано «на полгода четыре гривны»21.

Из аналогичной выплатной записи, но относящейся к 31 мая 1591 г., узнаем, что Мартин Иванов был в числе восьми работников монастыря, которые занимались подвозкой камня («на судех ходят по камен»), а из других — что он был монастырским «детенышем»22.

В литературе Федор Савельевич Конь всегда упоминается как строитель оборонительных сооружений. Это обусловливается, по-видимому, тем, что исследователи знают его как строителя Белого города Москвы и городских стен Смоленска23. Действительно, в царском наказе о заготовлении материалов для строения Смоленской крепости Федор Конь назван «городовым мастером»24, а две названные стройки, самые крупные в царствование Федора Ивановича и Бориса Годунова, связаны с его именем. Об этом свидетельствуют источники. В 1586 г. значится в Хронографе 1617 г. «государь царь и великий князь Федор Ивановичь, всеа Русии самодержец, повеле на Москве делати град каменной... а нарекоша имя ему Царев град, а мастер был... имянем Конь Федоров»25. В 1595 г. говорится в наказе об укреплении Смоленска «государь царь и великий князь Федор Ивановичь всеа Русии велел князю Василью Ондреевичю Звенигородцкому, да Семену Володимировичю Безобразову, да диаком Поснику Шипилову да Нечаю Перфирьеву, да городовому мастеру Федору Савельеву Коню, ехати в Смоленеск... делати... государеву отчину город Смоленеск каменой»26.

Наряду с Белым городом Москвы и стенами Смоленска имя Федора Коня связано также и с кремлем Астрахани. Из царского наказа 1591 г. астраханским воеводам мы узнаем, что в ходе работ по возведению Астраханского кремля боярин и воевода князь Федор Михайлович Троекуров прислал из Астрахани в Москву к царю Федору «на образец» известь, которая была «обивана с кирпичю» при разборке построек быв-

 

19 РИБ, т. XXXVII, стб. 97.

20 Там же, стб. 109.

21 Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 141, л. 4 об.

22 РИБ, т. XXXVII, стб. 65, 79, 95 и 103.

23 См., например, Н. Н. Воронин, Древнерусские города. М.-Л., 1945, стр. 33 и 94; А. В. Бунин, Л. А. Ильин, Н. X. Поляков и В. А. Шквариков, Градостроительство, М., 1945, стр. 122 и 125; П. И. Гольденберг, Старая Москва, М., 1947, стр. 17.

24 ААЭ, т. I, стр. 450-452; Древнюю копию с этого документа см. СС, вып. I, ч. II, Смл., 1911, стр. 23-25.

25 РИБ, т. XIII, стр. 1280. См. также Изборник..., стр. 187; ПСРЛ, т. XXVII, стр. 147; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 155; ОР ГПБ, Q, XVII, 186, л. 190, F, IV, 21 7, л. 278 об.

26 ААЭ, т. I, стр. 450.

- 38 -

 


Фрагмент царского наказа 1591 г. астраханским воеводам, именующего Федора Коня «церковным и палатным мастером»
(Архив ЛОИИ, ф. 178, № 1, склейка 12)

шей столицы Золотой Орды — города Сарая27, а царь, желая получить данные о возможности использования этой извести при выкладке астраханских укреплений, «тое известь велел смотрити... Федору Коню с товарищи»28. Известно при этом, что «Федор Конь тое известь смотрив,

 

27 Теперь село Селитренное (на берегу Ахтубы) Харабалинского района Астраханской области.

28 АИ, т. I, стр. 438. Ср. Пискаревский летописец. — МИ, вып. И, М., 1955, стр. 91.

- 39 -

 

сказал: толко тое известь мешати вполы с новою известью, и она в городовое дело пригодится»29.

Но Федор Конь был не только горододельцем. Диапазон его творческой деятельности был гораздо шире. Наряду с возведением оборонительных сооружений в центре страны и на западной окраине государства, он строил также культовые и гражданские постройки. Правда, ни одна из этих построек нам неизвестна, но о том, что такие постройки Федором Конем возводились, свидетельствует «царская память» 1591 г., данная боярину и воеводе князю Ивану Васильевичу Сицкому, где зодчий назван «церковным и палатным мастером»30 (стр. 39).

Остававшийся до сих пор вне поля зрения исследователей этот титул очень существенен. Он говорит, что в историю русской архитектуры Федор Конь должен входить не только как горододелец, а и как зодчий, который, наряду с крепостными стенами и башнями, создавал также храмы и жилые постройки. Не исключено, что такие постройки следует отнести к начальному периоду творчества Федора Коня, так как «церковным и палатным мастером» он назван в самом раннем источнике с его именем. В источниках более поздних этого титула уже не встречается; ранее мы видели, что в них зодчий именуется «мастером», «городовым мастером» и «государевым мастером».

Горододельческая специализация стала превалировать в творчестве Федора Коня, видимо, тогда, когда был уже в зрелом возрасте, а его способности как опытного и талантливого военного строителя были хорошо известны. В противном случае он не стал бы строителем Белого города Москвы, который был задуман самим царем и возводился под неослабным наблюдением правительства.

Сугубо городовым делом Федору Коню пришлось заняться, несомненно, в связи с определенным характером русского строительства конца XVI в. Во всяком случае, церквей, палат и других каменных гражданских зданий, несмотря на широкие государственные кредиты, открытые частным лицам, строилось в то время не так много, а внешняя политическая обстановка вынуждала московское правительство вести огромные работы по восстановлению старых и созданию новых оборонительных сооружений на различных стратегических направлениях. Федор Конь не мог стоять в стороне от этих работ, тем более, что в мастерах «городового каменного дела» Москва очень нуждалась.

Документы с именем Федора Коня, предписывающие начать городовые работы в Смоленске, были обнаружены в архиве Соловецкого монастыря31. Ниже мы увидим, что между окончанием работ по Белому городу Москвы и началом подготовительных работ в Смоленске прошло

 

29 АИ, т. I. стр. 438.

30 Там же.

31 См. ААЭ, т. I, стр. 451 и 452.

- 40 -

 

несколько лет. Отсюда может возникнуть предположение, что перед подготовкой к строительству укреплений Смоленска зодчий жил где-то на севере — может быть, в Соловках. Этому, однако, противоречат сами документы. Их даты показывают, что в Соловецкий монастырь они попали случайно. Действительно, царская грамота «об отправлении в Смоленск с... казною», предназначенной для строительства смоленских стен и башен, была написана в Москве 22 декабря 1595 г. По получении этой грамоты на ней была сделана помета, что ее принес «сын боярской Ярославца малого Гаврила Ноздринин» 26 декабря того же года32. Правда, куда была принесена грамота, в помете не значится, но ясно, что не в Соловецкий монастырь, так как за четыре дня добраться до Соловецкого архипелага из Москвы в XVI в. было невозможно33. Следовательно, царская грамота, предписывающая начать укрепление Смоленска, была доставлена Гаврилой Ноздрининым куда-то в другое место, а в Соловки она попала по какому-то стечению обстоятельств уже впоследствии 34.

Смоленск не мог быть местом доставки царской грамоты, так как адресованная Василию Андреевичу Звенигородскому, Семену Владимировичу Безобразову, Поснику Шипилову, Нечаю Перфирьеву и городовому мастеру Федору Савельевичу Коню, она предписывала им спешно ехать в Смоленск. Не исключено, однако, что Гаврила Ноздринин возил ее в Болдино. Основанный в 1528 г. на тракте, шедшем из Смоленска через Дорогобуж и Вязьму на Москву, Болдин-Троицкий монастырь в конце XVI в. имел прочные деловые связи с городами этой важной стратегической магистрали35; известно, в частности, что в июне 1592 г. в него приезжали: из Москвы «от государя Степан Истленьев», а из Смоленска — «от архиепископа Феодосья» — сын боярский «з грамотою»36. Царский гонец Гаврила Ноздринин в 1595 г. тоже мог прибыть в этот монастырь.

 

32 ААЭ, т. I, стр. 452.

33 Путь этот был длинным и долгим: «от Соловецкого монастыря... шли морем до Онеского устья, а от устья в верх Онегою рекою до Каргополя, а от Каргополя Лачь озером и рекою Свирью, а от Свири иными реками и до Москвы». Так в 1652 г. из Соловков в Москву везли мощи митрополита Филиппа Колычева (Изборник..., стр. 212),

34 Может быть, потому, что род Звенигородских был связан с Соловецким монастырем; в 1589 г. в этом монастыре, в северной стене церкви Зосимы и Савватия был похоронен князь Василий Андреевич Звенигородский, который в 1584 г. был воеводой в Туле, а в 1587—1589 гг. — в только что построенном Архангельске (см. Синбирский сборник, Часть историческая, т. I, М., 1844, стр. 86; ДРВ, ч. XIV, М. 1790, стр. 451; ч. XVIII, М., 1791, стр. 15). Князь Василий Звенигородский, которому в 1595 г. был дан царский наказ о построении «города» в Смоленске, был его родственником.

35 В марте 1598 г. этот монастырь получил даже от Бориса Годунова «по бывшем государе царе и великом князе Федоре Ивановиче... милостины четыреста рублев» (Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 145, л. 8).

36 Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 141, лл. 3 об. и 4. Между 1917 и 1922 г. в Обществе древней письменности и искусства М, С. Боровкова-Майкова сделала два доклада: «Болдин-Дорогобужский монастырь в сношениях с правительственными учреждениями (1568—1607)» и «Художники XVI в. Болдинского монастыря» (Краткий отчет о деятельности общества древней письменности и искусства за 1917—1923 гг., Л., 1925, стр. 5). Содержание их нам неизвестно.

- 41 -

 


Запись 1594 г. в приходной книге Болдина-Дорогобужского монастыря, в которой Федор Конь назван «государевым мастером»
(ОР ГПБ, Q, IV, 70, т. I, л. 369)

 

Денежный вклад Федора Коня, сделанный в Болдин-Троицкий монастырь 18 июня 1594 г., т. е. после окончания строительства Белого города Москвы, также указывает на Болдино как на место пребывания зодчего в то время. Приезд его в этот оживленный пункт был связан, очевидно, с тем, что в 1591 и 1592 гг. в Болдин-Троицком монастыре жил и работал Мартин Иванов — сын Коня, не покинувший его, по-видимому, и в летний период 1594 г. Из Болдина Федор Конь и был, вероятно, вызван грамотой 1595 г. на городовые работы в Смоленск.

 

- 42 -

 

Говоря о Болдине как о вполне возможном местожительстве Федора Коня перед строительством смоленских укреплений, следует обратить внимание также на то, что в конце XVI — начале XVII в. князья Звенигородские весьма часто упоминаются в книгах Болдина-Троицкого монастыря37 и что этот монастырь был их фамильной усыпальницей38. Известно также, что 4 января 1599 г. монастырский казначей выплатил полтину старого долга слуге князя Василия Андреевича Звенигородского, поставленного во главе строительства смоленских укреплений, что Василий Андреевич Звенигородский в 1604 г. дважды сделал денежные вклады в монастырь, а в 1607 г. два раза вносил в него деньги «по кнегине своей Марье, во иноцех Марфе», и, наконец, то, что князю Семену Звенигородскому принадлежало село Заборье, расположенное к юго-востоку от монастыря39. Не говорит ли все это о том, что где-то в районе Болдина были родовые вотчины Звенигородских, а мастер, строивший Белый город Москвы и стены Смоленска, — выходцем из дворовых людей отца князя Василия Андреевича Звенигородского?

Предполагая, что между зодчим и князем Звенигородским могла существовать какая-то связь, стоит обратить также внимание на причастность Звенигородских к каменному военно-оборонительному строительству конца XVI в. Во всяком случае, если Василий Андреевич Звенигородский в 1595 г. был поставлен во главе строительства укреплений Смоленска, то Семен Звенигородский в 1591 г. участвовал в строительстве Астраханского кремля40. Естественно предположить в связи с этим, что князья Звенигородские могли держать при себе каких-то опытных мастеров, на которых можно было бы положиться. Федор Савельевич Конь, которому царским наказом 1595 г. предписывалось ехать в Смоленск вместе с Василием Андреевичем Звенигородским, в начале своей строительной деятельности мог быть таким мастером.

 

37 См. РИБ, т. XXXVII, стб. 205, 214, 226, 256 и 263; Архив ЛОИИ, Коллекция рукописных книг, № 836, лл. 9, 10об., 11, 12, 12об и 15.

38 В 1591 г. в Болдин-Дорогобужском монастыре была похоронена жена князя Федора Звенигородского; в 1598 г. — княгиня Домникея и князь Гаврила Звенигородские (мать и брат Василия Андреевича Звенигородского, уже возглавлявшего тогда городовые работы в Смоленске); в 1599 г. — князь Андрей Дмитриевич Звенигородский (отец Василия Андреевича); в 1600 г. — князь Герасим Звенигородский, инок монастыря и в 1607 г. — жена князя Григория Звенигородского (РИБ, т. XXXVII, стб. 97, 143-144, 149, 184, 256 и 258; Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева, № 145, лл. 7-7 об. и 9 об.), который в 1576 г. был воеводой в новопостроенном городе Красном около Полоцка (ДРВ, ч. XIV, стр. 311).

39 РИБ, т. XXXVII, стб. 123, 224, 259 и 263; АЮ, т. II, стб. 273 и 283.

40 АИ, т. I, стр. 437. В 1600—1601 гг. Семен Звенигородский был воеводой в Копорье (А. Барсуков, Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII ст., СПб., 1902, стр. 110).

- 43 -

 

Обращает на себя внимание, что размер денежного вклада Федора Коня в Болдин-Троицкий монастырь превышает многие (взятые отдельно) вклады такого знатного человека, как боярин Дмитрий Иванович Годунов41. Поскольку этот вклад был сделан в 1594 г., можно говорить, по-видимому, о вполне благополучном материальном положении, мастера перед началом строительства укреплений в Смоленске. Возможно, что постройка им Белого города в Москве сыграла в этом отношении определенную роль. Может быть, что величание его «государевым мастером» в приходной книге Троицкого монастыря за 1594 г. (стр. 42) также не случайно. Во всяком случае, сооружение Белого города было очень существенным явлением в жизни государственной столицы, и правительство могло как-то отметить работу создавшего его зодчего. Этим объясняется, вероятно, и то, что в царском наказе 1595 г. об укреплении Смоленска он назван по имени и отчеству, что делалось, обыкновенно, только по отношению к высокопоставленным лицам.

Высказывалось мнение, что «Федор Конь — строитель Белого города» — мог не подчиняться Приказу каменных дел «как это постоянно бывало в XVII в., когда при больших постройках на долю Приказа каменных дел выпадала исключительно роль организатора рабочих и поставщика всякого рода запасов»42. Однако титул «государев мастер», которым зодчий величался в 1594 г., дает возможность считать, что во время строительства укреплений Смоленска его имя уже стояло в списке квалифицированных мастеров этой огромной строительной организации.

 

41 См. РИБ, т. XXXVII, стб. 196 и 207-208.

42 А. Н. Сперанский, Очерки по истории Приказа каменных дел Московского государства, М., 1930, стр. 39.

 

Федор Конь и его сооружения

Белый город Москвы

Первым, известным нам сооружением в скромном списке достоверных построек Федора Савельевича Коня мы вынуждены поставить Белый город Москвы.

Строительство Белого города было самой крупной стройкой на Руси в конце XVI в. Его создание стимулировалось особыми внутренними условиями и обусловливалось задачами обороны государственной столицы. Москва в те времена была уже крупнейшим европейским городом43. Она состояла из Кремля, Малого города, обнесенного стенами

 

43 Матвей Меховский (1457—1523) — автор историко-географического трактата о Восточной Европе, впервые опубликованного в Кракове в 1517 г., писал о Москве: «это довольно большой город: вдвое больше тосканской Флоренции и вдвое больше, чем Прага в Богемии» (Матвей Меховский, Трактат о двух Сарматиях, М.-Л., 1936, стр. 113). То же отмечал Ричард Ченслор, побывавший в России в 1553—1554 гг.: «Сама Москва очень велика. Я считаю, что город в целом больше, чем Лондон с предместьями» (Английские путешественники в Московском государстве в XVI в., М., 1938, стр. 56). Аналогичного мнения о Москве был и Дон-Хуан Персидский: «Я очень внимательно осматривал город и мне показалось, что население его составляет никак не менее 80 000» («Путешествие персидского посольства через Россию от Астрахани до Архангельска в 1599—1600 гг. — ЧОИДР, 1899, кн. I, отд. III, стр. 12). На большие размеры русской столицы во второй половине XVI в. указывали также Антоний Дженкинсон, Рафаель, Барберини и Джильс Флетчер (Английские путешественники..., стр. 78; Сказания иностранцев о России в XVI—XVII вв., СПб., 1843, стр. 9; Джильс Флетчер, О государстве Русском, М., 1905, стр. 17).

- 44 -

 

Китай-города, и Большого посада, ограничительную линию которого составлял вал, именуемый в источниках еще и «земляной осыпью»44. Много построек стояло тогда и за пределами вала. Он проходил по кольцу теперешних бульваров и при Иване Грозном был довольно внушительным сооружением. Генрих Штаден указывал, что вал имел три сажени ширины и тянулся от ворот до ворот, которые были «сделаны из бревен и снаружи вокруг обложены землей и дерном»45.

Каковы были стратегические качества земляного вала в конце XVI в., какова была его конструкция и техническое состояние, мы не знаем. Можно только предполагать, что для обороны Большого посада таких укреплений было тогда уже недостаточно. Поэтому царь Федор Иванович, «видя в своем государстве пространство людем», задумал направить их на «всякое благопоручное строение», в связи с чем и «повеле заложити на Москве... город каменной», нареча ему имя «Царев Белой каменой город»46. Одни источники говорят, что «делати» его начали в 1584 г.47, другие — в 1585 г.48, третьи — в 1586 г.49 и, наконец, четвертые — в 1587 г.50 Впрочем, за действительную дату

 

44 РИБ, т. XIII, стб. 1280. См. также Изборник..., стр. 187; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 155; ПСРЛ, т. XXVII, стр. 147. Возможно, что этот вал был насыпан в третьей четверти XVI в.; о его устройстве и говорит, видимо, Александр Гваньино, бывший в Москве в 1560 г. (Описание Москвы в сочинениях иностранцев. — Приложение к кн.: Бернгард Таннер, Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г., М., 1891, стр. 139-140). Исаак Масса, живший в Москве в 1601—1609 гг. прямо указывает, что вал этот «повелел насыпать Иван Васильевич» (Исаак Масса, Краткое известие о Московии в начале XVII в., М., 1937, стр. 43). Предполагается, что пространство, вошедшее в состав Белого города, было огорожено рвом и частоколом даже в XV в. (М. Н. Тихомиров, Россия в XVI ст., М., 1962, стр. 97).

45 Генрих Штаден, О Москве Ивана Грозного, Л., 1925, стр. 67.

46 Летопись о многих мятежах и разорении Московского государства, М., 1788. стр. 13; ПСРЛ, т. XIV, СПб., 1910, стр. 37.

47 Пискаревский летописец, стр. 87-88.

48 См. М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники. — ИА, вып. VII, М., 1951, стр. 229.

49 См. РИБ, т. XIII, стб. 1280; Изборник..., стр. 187; Сокращенный временник. — МИ, вып. II, М., 1955, стр. 149; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 155; ПСРЛ, т. XXVII, стр. 147; ОР ГПБ, F, IV, 252, л. 6 об.; Q, IV, 149, л. 255 об.

50 ПСРЛ, т. XIV, стр. 37. Летопись о многих мятежах..., стр. 14; Новый летописец, составленный в царствование Михаила Федоровича, М., 1853, стр. 27. В Записках к Сибирской истории закладка Белого города отнесена к 1588 г. (ДРВ, ч. III, M., 1788, стр. 108), а в одном из летописных сборников — к 1590 г. (М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр 89). Существуют источники, где о его закладке говорится даже дважды — под 1585 и 1590 гг. (Времянник, еже нарицается летописец Российских князей... — Тр. ВГУАК, вып. 2, Вятка, 1905, стр, 44 и 45).

- 45 -

 

начала строительства следует принять, очевидно, 1586 г. — сообщение такого документа, как Хронограф 1617 г.; в нем вполне определенно сказано, что в 1586 г. царь Федор «повеле на Москве делати град каменой». Правда, 1584 год, приведенный в источнике первой четверти XVII в., дата также вполне реальная, но она скорее всего связана с подготовкой к строительству Белого города; известно, что за этот год Болдин-Дорогобужский монастырь оплачивал «каменную воску к городовому делу», которая в 1586—1588 гг. велась «к государеву к каменному городовому делу» в Москву51.

Развернувшаяся стройка потребовала большого количества рабочих рук; нужно было ломать камень, подвозить его на место, гасить известь, добывать глину, изготовлять кирпич, производить его обжиг. Заготовка этих материалов была организована, несомненно, Приказом каменных дел. Им же было мобилизовано для этого и большое количество народа; в челобитьях более позднего времени (вторая четверть XVII в.) имеются об этом воспоминания: «как на Москве царев белой каменной город делали, деды наши и отцы и мы, сироты ваши, у того городового дела в кирпичниках были, кирпич делали»52.

Если кирпич для строительства изготовлялся на московских кирпичных дворах, то белый камень доставлялся из подмосковного села Мячково; в 1659 г. мячковские крестьяне писали, что когда был «делан на Москве царев новый каменный город», они, «ломаючи... к тому городовому делу всякий камень, вынося изо рвов землю и хрящ на свою на вытную на тяглую землю и на луги», завалили эту землю и «луги... бутовым каменем»53. О доставке камня и извести из Мячкова в Москву для Белого города не раз упомянуто и в расходных записях Болдина-Дорогобужского монастыря. В одной из них значится, например, что 27 декабря 1585 г. монастырь заплатил «с Троецкие вотчины с подмосковные с Николсково да с селца» за 1584 и 1585 гг. «за каменную воску к городовому делу найму рубль денег», а в другой — что 13 мая 1586 г. монастырский казначей «заплатил с Троецкие вотчины с подмосковные за исвистную воску из Мячкова к Москве за девять бочек, за известь, да за воз черемхового прутья к лесам на подвязку к государеву к каменному к городовому делу тритцать шесть алтын четыре деньги»54.

 

51 РИБ, т. XXXVII, Л., 1924, стб. 29, 39, 46 и 79.

52 См. М. В. Довнар-Запольский, Организация московских ремесленников в XVII в. - ЖМНП, 1910, № 9, отд. 2, стр. 154, примеч. 1.

53 А. Н. Сперанский, Ук. соч., стр. 38.

54 РИБ, т. XXXVII, стб. 29 и 39.

- 46 -

 

Судя по тому, что записи о доставке строительных материалов в Москву сделаны в расходных книгах Болдина монастыря несколько раз, а объем материалов и выплаченные суммы были не очень большими, можно сказать, что работы по подвозке сырья для Белого города осуществлялись также вотчинами других монастырей и при этом по заранее установленной норме. Во всяком случае, сообщая о деятельности Приказа каменных дел в середине XVII в., Григорий Котошихин писал: «а камень белой, тесаной и неочищеной, привозят к Москве ис тех городов уездные крестьяне, на кого сколко в году положено поставить вместо иного обороку»55.

Помимо заготовки строительных материалов нужно было вести и многие другие работы — копать траншеи для фундаментов, вбивать сваи и возводить сами укрепления. Последние требовали специальных навыков и умения. Поэтому к ним были привлечены многочисленные кадры высококвалифицированных специалистов — мастеров каменного и кирпичного дела. «За сооружение... каменной стены кругом всей Москвы», — отметил Джером Горсей, — царь заставил приняться «семь тысяч каменщиков»56, — цифра весьма внушительная даже в наше время. Если эта цифра верна, то нетрудно представить, какими колоссальными возможностями располагал Приказ каменных дел и какие организационные трудности стояли перед Федором Конем.

Новые каменные укрепления Москвы строились, очевидно, «наймом», «охочими людьми», получавшими «смотря по делу, от чего что пригоже». Ниже мы увидим, что так возводились укрепления Смоленска.

Денежные ассигнования на строительство отпускались, в основном, из государственной казны. Однако Джером Горсей сообщает, что для английской торговой кампании он дважды выхлопатывал у русского царя освобождение от уплаты платежей, наложенных на нее в связи с постройкой «новой стены около Москвы», — сперва в сумме 1000 рублей, а затем в размере 350 фунтов стерлингов, обещанных ее агентом. Указал он также, что к подобным выплатам «обязывали и всех других иностранцев и купцов»57. Следовательно, часть средств собиралась и в виде налогов58.

Мы не располагаем сведениями о ходе строительства Белого города, но, извещая о его закладке, многие источники добавляют, что «вначале

 

55 Григорий Котошихин, О России в царствование Алексея Михайловича, СПб., 1906, стр. 111.

56 Джером Горсей, Записки о Московии XVI в., СПб., 1900, стр. 30.

57 Там же, стр. 78 и 122.

58 В середине XVII в. для починки старых и постройки новых укреплений «казну собирают того города с торговых посадских людей и с уездных крестьян, повытно, смотря по городовому строению; а чего не достанет в строение тое зборные казны, и на такое строение велит царь имати из своих царских доходов» (Григорий Котошихин, Ук. соч., стр. 129).

- 47 -

 

строили Тверские ворота»59. Отсюда ясно, что началось оно в самом центре Москвы, на пересечении Тверской улицы с земляным валом (современная площадь Пушкина) и велось, видимо, далее в обе стороны. Сообщение, что «город... совершен бысть вскоре»60, говорит о быстроте ведения строительных работ.

Выше говорилось, что старая золотоордынская известь, привезенная в Москву в 1591 г., т. е. в разгар строительства Белого города, была направлена на заключение «Федору Коню с товарищи». Следовательно, у зодчего имелись на стройке помощники; они стояли, очевидно, во главе артелей, работавших на заранее установленных участках.

Точная дата окончания Белого города неизвестна. Архиепископ Арсений Елассонский отметил, что «большие внешние городские стены» Москвы были окончены «в пятый год... царствования» Федора Ивановича61, т. е. в 1589 г. Под этим годом окончание строительства отмечено и в одном из летописцев второй половины XVI в.62 Однако Джером Горсей, на глазах у которого велись работы, записал, что «стена... была окончена в течение четырех лет»63, а в Хронографе 1617 г., Сокращенном временнике и в других источниках говорится, что «город... делали 7 лет»64. Если же подготовительные работы были начаты в 1584 г., в год смерти Ивана Грозного и вступления на престол Федора Ивановича, а само строительство в 1586 г., то полное окончание белгородской стройки, в свете данных Джерома Горсея, Хронографа 1617 г. и других источников, можно отнести с одной стороны к 1588 и 1591 гг., а с другой — к 1590 и 1593 гг.65

Возможно, что наличие в источниках разных дат, связанных с завершением строительства Белого города, обусловливается тем, что он создавался в два приема. Во всяком случае, в июле 1591 г. к Москве подошли войска крымского хана Казы-Гирея, а это должно было прервать ведущиеся работы. Следует учесть также то, что «по отходе... царя

 

59 ОР ГПБ, F, IV, 252, л. 6 об.; Q, IV, 149, л. 255 об.; ОР ГБЛ, ф. 310, № 1044, л. 8 об.; Сокращенный временник, стр. 149; Времянник... Российских князей..., стр. 45; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 89.

60 Летопись о многих мятежах..., стр. 14; ПСРЛ, т. XIV, стр. 37; Новый летописец..., стр. 27.

61 См. А. Дмитриевский, Архиепископ Елассонский Арсений и мемуары его из русской истории, Киев, 1899, стр. 91-92.

62 См. М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники, стр. 229.

63 Джером Горсей, Ук. соч., стр. 30.

64 РИБ, т. XIII, стб. 1280; Изборник..., стр. 187; Сокращенный временник, стр. 149. М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 89 и 115; ПСРЛ, т. XXVII, стр.147; ОР ГПБ, F, IV, 252, л. 6 об.; Q, IV, 149 л. 255 об.; ОР ГБЛ, ф. 310, № 1044, л. 8 об.

65 В названном ранее источнике, где о закладке Белого города говорится под разными годами, дважды отмечено и его окончание — в 1589 и 1597 гг. (Времянник Российских князей..., стр. 44 и 45). В Записках к Сибирской истории сказано, что Белый город был «совершен в 1589 г.» (ДРВ, ч. III, стр. 109).

 

- 48 -

 

Крымского» опасность вражеского нападения не миновала. «Чающе его впредь к Москве», царь Федор в том же 1591 г. приказал кругом города «около всех посадов поставить град древяной», который был окончен в 1592 г.66, и за быстроту постройки прозван Скородомом. Это, естественно, притянуло к себе большое количество рабочей силы, что также должно было отразиться на создании Белого города.

Конечно, первый этап работ был основным и решающим; к 1591 г. Белый город, безусловно, был построен почти полностью. Об этом косвенно говорит сообщение Джерома Горсея об его окончании в то время, когда он навсегда покинул русскую столицу, и быстрое отступление крымцев в 1591 г., которые хотя и заняли весьма выгодную тактическую позицию у Котлов и Воробьевых гор, но на приступ Москвы все же не решились. На втором же этапе, осуществлявшемся одновременно с рубкой Скородома и после его постройки, работы носили, видимо, отделочный характер. С их полным окончанием Москва получила новый пояс каменных укреплений, которые, по свидетельству современников, сразу же были снабжены «хорошими медными орудиями»67; их преимущества перед железными и чугунными уже давно стали явными.

Сейчас от стены Белого города ничего не осталось; в 70-80-х годах XVIII в. она была полностью разобрана «за излишностию, ветхостию и неудобностию»68. Однако некоторыми, большей частью отрывочными, а иногда и не совсем точными данными для ее характеристики мы все же располагаем. Это археологические материалы, полученные при строительстве первой очереди Московского метрополитена, описи XVII — самого начала XVIII вв.69 и сведения иностранцев, видевших

 

66 ПСРЛ, т. XIV, стр. 43; Летопись о многих мятежах..., стр. 29.

67 Джером Горсей, Ук. соч., стр. 30 и 63.

68 Путеводитель к древностям и достопамятностям Московским, М., 1792, стр. 3. См. также Историческое и топографическое описание первопрестольного града Москвы с приобщением генерального и частных ее планов, М., 1796, стр. 20. Строительные материалы, полученные при разборке Белого города, широко использовались на постройке Московского воспитательного дома (История основания и открытия имп. Московского воспитательного дома, М., 1836, стр. 17 и 37).

69 Роспись городовым порухам 1646 г. В. И. Блудова и И. Раткова, дающая представление о техническом состоянии западной части стены (ДАИ, т. III, СПб., 1848, стр. 17-18). Опись ветхостей 1667 г. М. Трофимова и Б. Ертугланова, характеризующая состояние стены в целом (ЧОИДР, 1877, кн. II, отд. V, стр. 8-16) и Описная книга 1701 г. с размерами прясел и башен стены (И. Кириллов, Цветущее состояние Всероссийского государства, кн. 1, М., 1831, стр. 93. То же см. Прибавление к «Московским губернским ведомостям», 1841, № 29, стр. 435). Далее при использовании данных этих источников ссылок на место их публикации не делается.

- 49 -

 

стену до уничтожения. Некоторую помощь в деле воссоздания памятника, просуществовавшего около двухсот лет, оказывают также различные графические материалы, среди которых весьма важны гравированные аксонометрические планы и фасадные изображения Москвы XVII—XVIII вв.70

Начиналась белгородская стена у угловой юго-восточной башни Китай-города, стоявшей на берегу Москва-реки, и шла далее вверх по течению до устья реки Яузы. Затем она плавно поворачивала на север и по современному кольцу бульваров (Гоголевский, Суворовский, Тверской и др.) вновь выходила к Москве-реке, где брала направление на угловую Водовзводную башню Кремля (стр. 51)71. По Описной книге 1701 г. длина стены была 4463 3/4 сажени (более 9,5 км). Архидиакон Павел Алеппский, сопровождавший своего отца, антиохийского патриарха Макария в Россию в 1653 г., говорил, что она «больше городской стены Алеппо»72. Состояла эта стена из 28 прясел и 27 башен. Построив ее, Федор Савельевич Конь создал сооружение, которое было поистине огромным.

Чередуясь друг с другом, стены и башни Белого города то плавно спускались, то также плавно поднимались по рельефу и образовывали в плане неправильное, слегка изогнутое полукольцо, охватывавшее территорию в 695704 кв. сажени73. Опиравшееся на излучину Москва-реки на юге и разрезанное на две части Неглинкой, это полукольцо ограничивалось на юго-западе ручьем Черторыем, а на юго-востоке — руслом Яузы. Его композиционным центром были кремлевский холм с величественными храмами, палатами, хоромами и укреплениями и примыкавший к нему с северо-востока Малый город, церкви, жилые дома и торговые лавки которого окружались своими собственными военно-оборонительными сооружениями (стр. 53). В пространство полукольца белгородской стены был включен также огромный Большой посад, сквозь плотную застройку которого проходили улицы, связывавшие его с Кремлем и Китай-городом. Снаружи Белого города находилась свободная от построек полоса, а за ней — кварталы Скородома.

Федору Савельевичу Коню не пришлось определять трассы прохождения стены. В соответствии с распоряжением царя, она ставилась

 

70 Характеристику им см. Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 14-16.

71 На данной схеме названия башен даны соответственно Росписи 1646 г., Описи 1667 г. и Описной книги 1701 г. В основном эти названия первоначальные. Однако в Описи 1667 г. и в Описной книге 1701 г. некоторые воротные башни именуются так, как их было приказано называть в соответствии с указом 1658 г. «О переименовании городских ворот в Москве» (ПСЗ, т. I, СПб., 1830, стр. 450-451). На приводимой схеме поздние наименования башен даны в скобках. В тексте мы именуем эти башни соответственно их более ранним названиям.

72 Павел Алеппский, Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в., вып. 4, М., 1898, стр. 7.

73 И. Забелин, История города Москвы, ч. 1, М., 1905, стр. 169.

- 50 -

 


Схема плана Белого города Москвы (Составлена автором)

1 — Трехсвятские (Всесвятские) ворота; 2 — Алексеевская башня; 3 — Чертольские (Пречистенские) ворота; 4 — Башня глухая «против Сивцева вражка»; 5 — Смоленские (Арбатские) ворота; 6 — Никитские ворота; 7 — Тверские ворота; 8 — Башня глухая Дмитровская; 9 — Петровские ворота; 10 — «Башня, что под нее подведена Труба» («глухая, что на Трубе»); 11 — Сретенские ворота; 12 — Фроловские (Мясницкие) ворота; 13 — Покровские ворота; 14 — Яузские ворота; 15 — Башня глухая, круглая, «что на Васильевском лужку»

- 51 -

 

«подле валу» Большого посада74, видимо с наружной его стороны75, и, приняв на себя его функции, в общих чертах повторила в плане его конфигурацию. В дальнейшем вал этот не был, однако, уничтожен; став для Федора Коня своего рода направляющей, он продолжал существовать и в XVII в.: «близь градские стены вал земляной толст добре высотою верстается близ города»76.

Можно подумать, что постройка стены около вала обусловливалась стремлением правительства сократить объем трудоемких земляных работ путем использования рва перед валом для ее фундамента и тем самым уменьшить сроки строительства. Однако такое предположение должно отпасть, так как рва, всегда вырывавшегося при насыпке вала, не было перед старыми укреплениями Большого посада; давая характеристику этому дерево-земляному сооружению, в 80-х годах XVI в. Генрих Штаден, особо интересовавшийся обороноспособностью Москвы, отметил, что «перед валом снаружи рва нету»77. Следовательно, фундамент стены Белого города выкладывался Федором Конем на дне котлована, специально вырытого близ вала.

Прежде чем начать кладку фундамента стены, зодчему пришлось проделать большую подготовительную работу. В 1933—1934 гг. было установлено, что на Арбатской площади котлован под стену был сделан глубиной 1,8-2 м, а на его песчаном дне из крупных белых камней неправильной формы выложена однослойная подстилка, толщиной 50 см. Сверху подстилку покрывал выравнивающий слой извести с известняковым щебнем. На нее здесь и опирался фундамент стены78. Там же, где уровень подземных вод был сравнительно высоким, а грунт слабым, Федор Конь выложил подстилку на дубовых сваях, вбивавшихся в дно котлована; укрепляя и уплотняя грунт, сваи предупреждали просадку стены и придавали ей устойчивость.

Примененная Федором Конем система свай была весьма оригинальной. Половина их выступала над дном котлована на 80-83 см, а половина — не более, чем на 55-60 см. В поперечном направлении (по отношению к котловану) сваи соединялись сосновыми распорками, длиной около 12 см. По концам распорки были снабжены выемками. По-

 

74 Летопись о многих мятежах..., стр. 13; ПСРЛ, т. XIV, стр. 37. Ср. Пискаревский летописец, стр. 88.

75 Ниже будет видно, что так были поставлены стены в Смоленске.

76 См. Ю. В. Арсеньев, Описание Москвы, и Московского государства по неизданному списку Космографии конца XVII в. — «Записки Московского археологического института», т. XI, М., 1911, отд. 2, стр. 11. Исаак Масса также сообщал, что стена Белого города «проходила близ вала» времени Грозного (Исаак Масса, Ук. соч., стр. 43).

77 Генрих Штаден, Ук. соч., стр. 67.

78 С. В. Киселев и Н. Г. Тарасов, Белый и Земляной город. — «Проблемы истории докапиталистических обществ», М.-Л., 1934, № 5, стр. 115.

- 52 -

 


Аксонометрический план Москвы начала XVII в., именуемый «Петров чертеж»

мимо этого, между наружными рядами свай и стенками котлована было положено друг над другом два горизонтальных сосновых бруса, размером (в сечении) 12-14 на 20-22 см. Они укрепляли стенки котлована и образовывали продольный каркас, в который упирались поперечные распорки, стоявшие между сваями. Благодаря этому сваи были конструктивно связаны друг с другом.

Установлено также, что перед началом кладки фундамента Тверских ворот Федор Конь плотно забил систему свай землей, утрамбовка которой производилась вровень с концами менее выступавших свай. Затем в пространство между обнаженными концами более выступавших свай зодчий уложил каменные плиты. Так в уровне с их верхушками была сделана ровная каменная поверхность, причем каждая плита этой

 

- 53 -

 


Система свай Белого города Москвы (По Н. М. Коробкову)

поверхности опиралась на сваю, которая до засыпки землей менее выступала над дном котлована. Далее, по той же системе, мастер уложил второй ряд каменных плит, причем центр тяжести каждой плиты этого ряда также пришелся на сваю, но уже на ту, которая до засыпки более выступала над дном котлована79 (стр. 54). В результате этого фундамент башни встал на такое же прочное основание, как и стена, стоявшая непосредственно на материке.

Двухслойная подстилка из уложенных плашмя белокаменных плит, опиравшихся на сваи, вбитые в грунтовую глину, существовала также и под фундаментом стены поблизости от Фроловских ворот80. То же самое, по указанию Федора Коня, было сделано, очевидно, и в других зыбких местах.

Джером Горсей называет стену Белого города широкой81, Бальтазар Койэт — толстой82, а Яков Рейтенфельс — даже толстейшей83.

 

79 См. Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 18-20.

89 А. П. Смирнов, Мясницкие ворота Белого города. — По трассе первой очереди Московского метрополитена, Л., 1936, стр. 103.

81 Джером Горсей, Ук. соч., стр. 63.

82 Посольство Кунраада фон-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. СПб., 1900, стр. 352.

83 Яков Рейтенфельс, Сказания светлейшему герцогу тосканскому Козьме третьему о Московии, М., 1905, стр. 94.

- 54 -

 

Сведения эти вполне достоверны. Фундамент стены, вскрытый на Арбатской площади, имел ширину 4,5 м. Федор Конь сделал его как бы из двух облицовочных стенок (стр. 55), пространство между которыми заполнил белокаменным щебнем, пролив его известковым раствором, большой крепости.

Внешние стенки фундамента имели толщину до 1 м. Зодчий сложил их на извести из необработанных блоков белых камней самых различных размеров84. Так же им был сложен фундамент стены и близ Фроловских ворот, но его общая ширина здесь доходила уже до 6 м85. Нет сомнения, что такой же фундамент стена Белого города имела и в других местах.

Толщина стены неизвестна, но если ширина ее фундамента была разной, то не везде одинаковым был и поперечный размер стены. Это зависело, очевидно, от мест расположения ее отдельных участков и той роли, какую они играли в системе обороны крепости.

О конструкции стены также ничего неизвестно, но если ее фундамент был полубутовым, то такой же стена могла быть и в целом. Роспись 1646 г. и Опись 1667 г. позволяют установить, что внутренние части башен и внешние плоскости стены зодчий выложил из кирпича, применив, однако, и тесанные прямоугольные блоки белого камня86. Белокаменными были нижние части стены87, но местами кладка из белого камня поднималась, очевидно, и выше, может быть до самого верха. Таким мог быть чрезвычайно важный участок, обращенный в сторону Крымского брода, куда удобно было подвозить камень по Москва-реке88. На гравюре Петра Пикара 1708 г. Алексеевская башня изображена полностью белокаменной. Из белого камня Федор Конь сделал, видимо, и какие-то архитектурные детали


Северный профиль фундамента стены Белого города на Арбатской площади
(По С. В. Киселеву и Н. Г. Тарасову)

 

84 См. С. В. Киселев, Остатки Белого и Земляного городов на Арбатском радиусе. — По трассе первой очереди Московского метрополитена, Л., 1936, стр. 101-102.

85 См. А. П. Смирнов, Ук. соч., стр. 103.

86 См. Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 22-25.

87 Там же, стр. 24; А. Г. Векслер, У стен Белого города. — «Наука и жизнь», 1961, № 1, стр. 56.

88 Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 24.

- 55 -

 


Участок стены Белого города Москвы, примыкавший к Кремлю с западной стороны
(Из альбома А. Мейерберга)

стены. Близ Фроловских ворот, где каменная кладка чередовалась с кирпичной, размер тщательно отесанных блоков белого камня был 72*41*24 см, а кирпича — 31*16(17)*8(8,5) см89.

По словам Адольфа Лизека, стена Белого города была высокой90, а Якова Рейтенфельса — высочайшей91. Рисунок Иоганна Сторна в альбоме Августина Мейерберга (стр. 57) и гравюра Петра Пикара (стр. 58) показывают, что со стороны Москва-реки высота белгородской стены была примерно такой же, как и у Кремля.

Наиболее подробное описание стены оставил нам Павел Алеппский. По его словам «от земли до половины [высоты] она сделана с откосом, а с половины до верха имеет выступ, и [потому] на нее не действуют пушки. Ея бойницы, в коих находится множество пушек, наклонены книзу по остроумной выдумке строителей; таких бойниц мы не видывали ни в стенах Антиохии, ни Константинополя, ни Алеппо, ни иных укрепленных городов, коих бойницы идут ровно, [служа] для стрельбы над землею вдаль, а из этих можно стрелять во всякого, кто приблизится к нижней части стены, и это по двум причинам: первая, что стена непохожа на городские стены в нашей стране, снизу до верха ровные, легко разрушаемыя, но она, как мы сказали, с откосом, а бойницы одинаково наклонены к низу стены»92.

Однако данное описание весьма похоже на описание стены Китай-города. Она также «от земли до половины высоты... сделана с откосом», также «с половины доверху имеет выступ» и также снабжена бойницами, которые «наклонены книзу» (стр. 59). Это наводит на мысль, что говоря о белгородской стене, Павел Алеппский дал, фактически, крат-

 

89 А. П. Смирнов, Ук. соч., стр. 104.

90 Сказание Адольфа Лизека о посольстве от римского императора Леопольда к великому царю московскому Алексею Михайловичу в 1675 г. — «Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений», т. 15, № 57, СПб., 1838, стр. 34.

91 Яков Рейтенфельс, Ук. соч., стр. 94.

92 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 7-8

- 56 -

 

кое описание какого-то участка Китайгородской стены — может быть, того, который стоял на Москворецкой набережной, так как для него белгородская стена была как бы продолжением93. Во всяком случае, на рисунке Иоганна Сторна и на гравюре Петра Пикара стена Белого города, отходившая в сторону от Водовзводной башни Кремля, изображена совершенно вертикальной, т. е. без откоса «до половины высоты», без выступа в верхней части и без наклонных книзу бойниц.

В источниках 1646, 1667 и 1701 гг. каких-либо указаний на наличие у стены откоса, выступа и обращенных вниз бойниц также нет. Это позволяет утверждать, что в архитектурно-конструктивном отношении стена Белого города резко отличалась от стены Китай-города и что внешний вид белгородской стены в описании Павла Алеппского не соответствует действительности.

Снаружи стена Белого города была снабжена цоколем. Правда, Павел Алеппский и Опись 1646 г. о нем не упоминают. Не выявлен он также при вскрытии остатков стены на Арбатской площади и у Фроловских ворот. Однако на гравюре Петра Пикара нижняя часть стены между Алексеевской башней и Водовзводной башней Кремля изображена с валиком. В Описи 1667 г. этот валик именуется поясом. При этом в ней сказано, что «пояс городовой у стены обалился» и что «го-

 

93 Беглое описание Китай-городской стены Павел Алеппский дал отдельно (Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 7).

- 57 -

 


Участок стены Белого города, примыкавший к Водовзводной башне Кремля.
Фрагмент гравюры П. Пикара, 1708 г.

родовая стена на первом прясле отсела до пояса». Правда, в том и в другом случае в Описи прибавлено, что обвалы произошли «позади города», а это говорит как бы о том, что валик находился на внутренней стороне стены. Но в русском оборонном зодчестве нет памятников, у которых валик находился бы на тыльной стороне стены. С этой стороны крепостные стены никогда не имели и цоколя. Видимо, говоря, что отслоение кладки произошло «позади города», авторы Описи 1667 г. осматривали стену с тыльной стороны, но имели в виду ее лицевую поверхность. Частично это подтверждается Росписью 1646 г., сделанной «изнутри города», которая о «поясе» стены не упоминает. Указание Описи 1667 г., что глухая (т. е. боковая) стена Яузских ворот дала трещину «от пояса до верха» показывает, что со стен валик переходил на башни. Он в самом деле представлял собой как бы пояс, который связывал все составные части укреплений Белого города в одно целое.

 

- 58 -

 


Фрагмент стены Китай-города Москвы по Москворецкой набережной

С внутренней стороны Федор Конь снабдил стену арками. О них не раз упомянуто в Росписи 1646 г. В одном месте этой Росписи сказано, например, что у городовой стены «кружало отсело», а в другом — что «городовая стена над кружалами и в кружалах осыпалась во все прясло». В арках стены зодчий разместил печуры с боевыми отверстиями; в той же Росписи не раз сказано, что «изнутри города городовая стена над кружалами и в кружалах печуры, осыпались во все прясло» и что «печуры многие по всем пряслам позасорены». Нет сомнения, что печуры принадлежали подошвенному бою стены.

Поперечный размер фундамента стены показывает, что ее боевой ход был довольно широким. С пространством города Федор Конь связал его лестницами, проходившими в толще стены. В Росписи 1646 г. о них сказано, например, что «на город всход засорен» — один поблизости от Неглинки, а другой рядом с Трехсвятскими воротами. Преимущественно всходы располагались у башен. В том же источнике не раз сказано: «на Чертольские ворота с города всход и над всходом кружало сыплетца», «на Тверские ворота снизу всходы обиты», «на тое башню всход осыпался». Есть неоднократные упоминания о всходах на стену и в

 

- 59 -

 


Внутристенный лестничный всход на башню Смоленской крепости
(Обмер РСНРПМ)

Описи 1667 г. О их устройстве можно судить по лестничным всходам в толще стен Смоленска (стр. 60). По ним попадали не только на боевой ход белгородской стены, но и в верхние ярусы башен.

Боевое ограждение стены Федор Конь сделал в виде зубцов, наличие которых зафиксировал еще Стефан Гейс94. О зубцах стены не раз упомянуто также в Росписи 1646 г. и в Описи 1667 г. Для нее они были настолько свойственны, что вошли даже в обиходную речь: в 1682 г., по словам мятежных стрельцов, убитый ими дьяк Ларион Иванов собирался будто бы стрельцами «обвесить весь Земляной город вместо зубцов у Белого города»95. Указание Описи 1667 г., что на одном прясле «разселся зубец по окно», свидетельствует, что зубцы были с бойницами. Думается, что существовали и глухие зубцы.

В Росписи 1646 г. не раз говорится, что зубцы стены повреждены по «оплечки». Следовательно, верхние части зубцов Федор Конь сделал

 

94 Описание путешествия в Москву посла римского императора Николая Варкоча в 1593 г. — ЧОИДР, 1874, кн. 4, отд. IV, стр. 35.

95 ААЭ, т. IV, СПб., 1836, стр. 359.

- 60 -

 


Фасад и план Нижних решеток в Пскове. Фрагмент чертежа XVIII в.
(Ленинградское отделение ЦГВИА, ф. 3, on. 17, № 11874)

с головками. Они были двурогими, т. е. с двумя полукружиями наверху и седловиной между ними. В виде ласточкина хвоста зубцы стены изображены на рисунке Иоганна Сторна и на гравюре Петра Пикара.

В местах пересечения с Неглинкой Федор Конь снабдил стену сквозными проемами. В XVI—XVII вв. эти проемы именовались, видимо, трубами. Один из них, впускавший воду в город, находился неподалеку от башни, стоявшей на берегу. В Росписи 1646 г. о ней сказано: «башня, что под нее проведена труба». О башне «на трубе» упомянуто также в Описи 1667 г. и в Описной книге 1701 г. Может показаться в связи с этим, что арочный проем для впуска воды Неглинки находился не в стене, а в башне и был подобен проемам башен Верхних и Нижних решеток Псково-Печерского монастыря. Однако Неглинка была не ручьем, а речкой, ширина которой не позволяла сделать на ней башню, тем более, что в половодье ее русло увеличивалось. Следует учесть также, что свои наименования башни получали часто в соответствии с тем, что находилось рядом. «Воротная» башня Большого Бояршего города

 

- 61 -

 

Ивангородской крепости, например, имеет круглую форму и потому не могла быть проезжей. Свое название она получила от въездной арки, которая в начале XVII в. находилась рядом в стене96. Наименование «на трубе» также связано с тем, что башня стояла рядом с проемом в стене для пропуска воды, как это и показано на планах Москвы начала XVII в. Второй же проем, через который Неглинка вытекала в Москву-реку, изображен на панораме Иоганна Сторна и на гравюре Петра Пикара. Есть упоминание о нем и в Росписи 1646 г.: «над решеткою, что вода идет из Неглинки в Москву-реку, кружало отсело». Следовательно, пролеты арок через Неглинку перекрывались опускными решетками. Они были сходны, очевидно, с арками так называемых Верхних и Нижних решеток в Пскове (стр. 61). Последние, как известно, были сделаны у устья Псковы в 1631 г. взамен деревянных, построенных каким-то фряжским мастером в 1538 г.97

Башни Белгородской стены были весьма высокими; в Космографии конца XVII в. сказано даже, что многие из них «высоко взведены»98. Они стояли на всем протяжении стены, но на разных расстояниях друг от друга. Описная книга 1701 г. показывает, что наибольший размер прясел между ними был 286, а наименьший — 103 сажени. В среднем же расстояние между башнями равнялось 159 саженям.

Та же книга называет 10 проездных башен Белого города. Столько же их изображено и на плане Москвы начала XVII в., носящем название «Петрова чертежа». В плане башни были либо квадратными, либо прямоугольными. Самой низкой из них была башня Покровских ворот (6 1/2 саж.), а самой высокой — башня Яузских ворот (9 саж.).

По свидетельству Павла Алеппского, ворота назывались «по именам различных икон, на них стоящих»99. Думается, однако, что названия ворот, как и названия глухих башен, были связаны с местами их расположения. Так, Трехсвятские ворота стояли около церкви Трех святых, Тверские — позволяли попасть на Тверскую дорогу, Петровские — находились рядом с Петровским монастырем и т. д.

Устройство ворот удивило путешественника; отмечая, что «на всех воротах имеется по нескольку больших и малых пушек на колесах», он писал далее, что «каждыя ворота не прямыя, как ворота Ан-Наср и Кинасрин в Алеппо, а устроены с изгибами и поворотами»100. Это подтверждается планом Арбатских ворот середины XVIII в. (стр. 63), где они изображены не прямыми, а с коленчатым проездом, причем внутрен-

 

98 В. В. Косточкин, Крепость Ивангород. — МИА, № 31, М., 1952, стр. 271.

97 Псковские летописи, вып. I, M.-Л., 1941, стр. 109; вып. II, М., 1955, стр. 281.

98 См. Ю. В. Арсеньев, Ук. соч., стр. 11.

99 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 8.

100 Там же.

- 62 -

 

няя арка проезда расположена на тыльной стороне башни, обращенной к городу, а наружная — на боковой, уже внешней. Это давало возможность держать въездную арку под обстрелом как с примыкающего к башне прясла стены, так и с соседней башни. Чтобы получить достаточное место для устройства арки на боковой стороне воротной башни, Федор Конь отвел примыкающую к ней стену слегка в сторону, в то время как с другой стороны он упер стену прямо в центр башни101. Так же были устроены, очевидно, и многие другие ворота Белого города.

Несмотря на то, что в Описной книге 1701 г. перечислено 10 воротных башен, Павел Алеппский указал, что «в белой стене более пятнадцати ворот»102, и это не случайно; сын патриарха Макария имел, очевидно, в виду не столько воротные башни, сколько их проезды. Действительно, если Арбатские ворота были с одним проездом, то на одном из планов Москвы начала XVII в., принадлежавшем Исааку Массе, но сделанном, по его словам, каким-то русским дворянином103, Тверская башня изображена с двумя проездами104. Два арочных пролета было и у Трехсвятской башни; в Описной книге 1701 г. о ней говорится: «башня..., а в ней двои ворота проезжие». Следовательно, стену Белого города Федор Конь снабдил двумя типами воротных башен.

На рисунке Иоганна Сторна въездные арки Трехсвятской башни изображены одинаковыми (см. стр. 57). Можно сказать поэтому, что проезды таких башен были уже не коленчатыми, а прямыми; наличие у них двух проездов было связано с двухсторонним движением — как и у Воскресенских ворот Китай-города. В конце XVII в. у некоторых воротных башен со сквозными проездами арочные проемы были, вероятно, заложены; в той же книге 1701 г. значится: «всего по Белому каменному городу 27 башень, в том числе 17 башень глухих, да 10 башень, в которых проезжих 11 ворот».

Въездные арки воротных башен закрывались деревянными створами; сохранилась «сказка» головы Василия Долматова 1689 г. «о покупке материалов для восстановления деревянных щитов» к воротам, сгоревшим во время пожара105. Павел Алеппский указывал даже, что ворота Белого


План Арбатских ворот Белого города Москвы. По плану середины XVIII в.

 

101 С. В. Киселев, Ук. соч., стр. 102.

102 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 8.

103 Исаак Масса, Ук. соч., стр. 131-132.

104 См. П. Н. Миллер, Новый план Исаака Массы. — «Труды общества изучения Московской области», вып. 5, М., 1929, стр. 149.

105 Архив АИМ, ф. Пушкарский приказ, оп. 1, № 389.

- 63 -

 

города «затворяются в... длинном проходе четырьмя дверями и непременно имеют решетчатую железную дверь, которую спускают сверху башни и поднимают посредством ворота». При этом он добавил: «если бы даже все двери удалось отворить, эту нельзя открыть никаким способом: ее нельзя сломать, а поднять можно только сверху»106.

В боковых стенах воротных башен Федор Конь сделал какие-то «застенки». Роспись 1646 г. позволяет установить их существование у Чертольских, Арбатских и Тверских ворот, причем в ней сказано, что у Тверских ворот один «застенок весь валится розно и у караульной избы осыпалось того застенку в длину по подошве 5 сажен», а другой «застенок по верху кругом осыпался и розщелялся». «Застенками» именовались, возможно, небольшие темные камеры, предназначавшиеся для хранения боевых запасов. В Описи 1667 г. застенки упоминаются только у Яузских ворот, но названы какие-то «притворы» в Покровских воротах. Видимо, «притворы» — это те же «застенки».

Нижние ярусы воротных башен были перекрыты сводами. Опись 1667 г. показывает, что Сретенские ворота имели даже три сводчатых покрытия — «свод», «верхний свод» и «средний свод». Во множественном числе в ней говорится также о сводах Фроловских ворот, а верхние своды упомянуты при характеристике состояния Покровских и Яузских ворот. Следовательно, многие воротные башни Белого города Федор Конь сделал многоярусными, покрыв каждый их ярус каменным сводом. Поверх изогнутой кладки сводов зодчий уложил деревянные мосты. В Описи 1667 г. сказано, например, что у Сретенских ворот «над верхним сводом мостовых бревен с пятьдесят сволочено», что у Тверских ворот «на своде верхней мост цел» и что «над сводом мост цел» у Арбатских ворот. Такие мосты создавали на сводах горизонтальную поверхность, пригодную и для хождения и для установки пушек.

Между собой ярусы воротных башен сообщались лестницами. «На башню всход и лестница худа, и над лестницею свод худ и разселся», — говорится в Описи 1667 г. о Сретенских воротах. В той же описи упоминается о лестнице на башню Фроловских ворот и о каменной лестнице «на землю» с башни Тверских ворот. Говорится в ней также о сводах таких лестниц. Очевидно, Федор Конь сделал лестницы сводчатыми, выложив их в толще стен башен. Соединил он верхние ярусы этих башен и с боевым ходом стены. В Росписи 1646 г. сказано, например, что у Петровских ворот «двои проходные двери с городовые стены». Характеризуя состояние Фроловских ворот, Опись 1667 г. указывает, что на их верхнем мосту «у всходу дверей нет» и что «у другого всходу двери целы, а закладки нет». Про другие же ворота в ней говорится: «над Покровскими проезжими вороты в башню всход с городовой стены

 

106 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 8.

- 64 -

 


Трехсвятские ворота и участок стены Белого города Москвы. Фрагмент гравюры П. Пикара. 1708 г.

ступени целы». Следовательно, всходы на башни со стены имели двери с запорами и были приподняты над уровнем ее боевой площадки.

Судя по изображению Трехсвятских ворот на гравюре Петра Пикара, углы воротных башен как бы усиливались скреплявшими их широкими лопатками (стр. 65). Лопатки имелись и в средних частях башен. Вверху, в центре и, вероятно, внизу они соединялись сплошными перемычками. По ширине перемычки соответствовали лопаткам и были выложены с ними в одной плоскости. В связи с этим фасады башен представляли собой как бы каркасные рамы с заполнением. Легкость и изящность башен подчеркивались узкими тягами. Упоминание Описи 1667 г. о среднем поясе на башнях, стоявших между Петровскими, Тверскими и Никитскими воротами, дает возможность предполагать, что тяги имели форму валика. Он проходил по перемычкам фасадов башен, членя их по горизонтали.

Какую-то обработку по краям имели, видимо, и арочные проемы воротных башен. На упомянутом плане русского дворянина пролеты арок Тверских и Дмитровских ворот показаны с архитектурными украше-

 

- 65 -

 

ниями107. Ниже мы увидим, что богатым обрамлением снабжены и арочные проемы воротных башен Смоленска. Над этим обрамлением в стенах башен Белого города были выложены киоты для икон; в Описи 1667 г. отмечено даже, что на «проезжих Никитских воротех образ Спасов в киоте; а перед иконою крыльцо худо. Всходу к тому образу нет. За городом на той же башне образ Спасов с молящими святыми в киоте. Перед киотом крыльцо худо и лестница на то крыльцо цела ж». Следовательно, киоты были выложены на обеих сторонах воротных башен. Они представляли собой, очевидно, неглубокие ниши, обведенные тонкими рамками. «Все эти надворотные иконы, — рассказывает Павел Алеппский, — имеют кругом широкий навес из меди и жести для защиты от дождя и снега. Перед каждой иконой висит фонарик, который спускают и поднимают на веревке по блоку; свечи в нем зажигают стрельцы, стоящие при каждых воротах с ружьями и другим оружием»108.

Сказанное о воротных башнях во многом справедливо и по отношению к башням глухим. В основном они также были либо квадратными, либо прямоугольными в плане. Самой крупной из них была башня «глухая, что на трубе» (6*6 1/2 саж.). Не одинаковой была и высота этих башен (6 — 8 3/16 саж.). Некоторые из них внизу тоже были сводчатыми. Однако вверху все они делились на ярусы плоскими бревенчатыми мостами. Опись 1667 г. указывает, что в глухой башне между Фроловскими и Сретенскими воротами «на верхней мост поставлено две тетивы, а ступеней нет» и что «у тетив ступеней нет» в глухой башне между Фроловскими и Покровскими воротами. Следовательно, верхние ярусы глухих башен Федор Конь соединил уже деревянными лестницами, приставленными к люкам в мостах.

Среди всех глухих башен стены особенно выделялась башня, стоявшая на углу, в том месте, где стена, следуя от Китай-города к Яузе по берегу Москва-реки, повертывала от нее в сторону города. В Описи 1667 г. о ней сказано: «глухая круглая башня, что на Васильевском лужку, в которой поставлен порох». На Сигизмундовском плане Москвы начала XVII в. эта башня изображена многогранной (стр. 67). По Описной книге 1701 г., она имела диаметр 8 1/2 сажени и высоту 9 саженей.

Названная круглая башня не была единственной; тот же план позволяет установить, что многогранной была также и противоположная угловая башня (стр. 69). В источниках она упоминается без указания на форму плана, но названа Алексеевской — соответственно располагавшемуся рядом монастырю (место, на котором впоследствии был постро-

 

107 П. Н. Миллер, Ук. соч., стр. 149. По Росписи 1646 г., Дмитровская башня была глухой.

108 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 8.

- 66 -

 


Восточный участок стены Белого города Москвы. Фрагмент Сигизмундовского плана начала XVII в.

ен храм Христа Спасителя, а затем бассейн «Москва»). Стояла эта башня на мысу, который с юга ограничивался Москва-рекой, а с запада — ручьем Черторыем. Место это в стратегическом отношении было очень важным. Башня не только обороняла сходившиеся у нее прясла стены, но и держала под контролем брод, которым пользовались обычно татары, переправляясь через Москва-реку. По Описной книге 1701 г., диаметр Алексеевской башни был 13 саженей, а высота 12 2/3 сажени. Опись 1667 г. позволяет установить, что эта башня была подперта быками, что внутри она имела четыре свода и, следовательно, была пятиярусной и, наконец, что связь между ее ярусами осуществлялась по лестнице, которая наверняка проходила в толще стены109.

В связи с московским пожаром 1591 г. Авраамий Палицын упоминает о кровле Белого города110. Кровля эта была дощатой; в Описи 1667 г.

 

109 Основываясь на одном из планов Москвы Исаака Массы, некоторые авторы; ошибочно указывают, что Алексеевская башня была с двумя проездами (см. П. Н. Миллер, Ук. соч., стр. 149; Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 31).

110 Сказание Авраамия Палицына, М.-Л., 1955, стр. 102.

- 67 -

 

есть отметка, что подле Арбатских ворот «с городовой стены кровли в пожарное время снято тесниц с десять». Тесовыми были и крыши башен. На гравюрах XVII в. они изображены шатровыми, четырехскатными, и только Алексеевская башня представлена на них многошатровой, в связи с чем в литературе она именуется иногда «Семиверхой»111. Упоминание Описи 1667 г. о том, что на крыше Покровской башни обвалились «зубцы деревяные», дает возможность говорить о порезке кровельных досок городками, а наличие на Тверских воротах «избушки» позволяет предполагать существование смотровых вышек и на некоторых других башнях.

В дневнике Стефана Гейса, видевшего белгородскую стену вскоре после постройки, сказано, что она «была бело-набело выштукатурена»112. Следовательно, снаружи кирпичная кладка была покрыта известковой побелкой, в связи с чем стена казалась оштукатуренной. Подтверждение тому, что это впечатление не было случайным, находим в записках принца Иоанна, поездка которого в Москву состоялась в 1602 г., и Самуила Маскевича, побывавшего в российской столице в 1611 г., где указывается, что Белой стена называется в связи с наличием на ней побелки; принц Иоанн писал даже, что стена «с обеих сторон выбелена известкой»113. Белым цветом стены в конце XVII в. объясняли ее название Адольф Лизек и Бернгард Таннер114. Отсюда становится понятным, почему Исаак Масса указывал, что стена «сложена... была из белого плитняка»115, а Павел Алеппский — что она «выстроена из больших белых камней»116. Издали побеленная кирпичная кладка стены вполне могла производить впечатление белокаменной — тем более на иностранцев, которым осматривать укрепления Москвы вблизи никогда не разрешалось117.

Таким было, в общих чертах, самое грандиозное каменное военно-оборонительное сооружение России конца XVI в., созданное под руководством Федора Савельевича Коня118.

 

111 П. Н. Миллер, Ук. соч., стр. 149; Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 31.

112 Описание путешествия... Николая Варкоча..., стр. 15 и 35.

113 Описание Москвы в сочинениях иностранцев, стр. 144; ССДС, ч. V, СПб., 1834, стр. 73.

114 Сказание Адольфа Айзека..., стр. 35; Бернгард Таннер, Ук. соч., стр. 47 и 65. Доктор Самуил Коллинс, приглашенный в Москву в 1659 г., просто указывал, что стена «белая» (Самуил Коллинс, Нынешнее состояние России. — ЧОИДР, 1846, кн. 1, отд. III, стр. 20).

115 Исаак Масса, Ук. соч., стр. 43 и 98.

116 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 7.

117 См. Английские путешественники..., стр. 56; Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 8-9.

118 В литературе отмечалось, что Федор Конь в 1586—1590 гг. был также строителем рва перед Белым городом (С. В. Киселев, Ук. соч., стр 102). Однако этот ров был устроен намного позднее постройки Белого города. В январе 1636 г. «в Земском приказе ловчего пути конные псари и пешие» подали Михаилу Федоровичу челобитную, в которой указали, что «в Королевичев приход» (т. е. в начале XVII в.) они «около Белого города в осадное время ров копали» (АИ, т. III, СПб., 1841, стр. 107). В это время Федор Конь навряд ли мог руководить работами по его устройству.

- 68 -

 


Западный участок стены Белого города Москвы. Фрагмент Сигизмундовского плана начала XVII в.

Джером Горсей, покинувший Москву, когда стена Белого города была почти закончена, назвал ее крепкой119. Стефан Гейс, который видел стену выстроенной уже полностью, также отметил, что она «крепкой каменной постройки»120. Впоследствии о прочности стены писали Стефан Какаш, Адам Олеарий, Адольф Лизек и Жан Стрюйс121. Это

 

119 Джером Горсей, Ук. соч., стр. 30 и 63.

120 Описание путешествия... Николая Варкоча..., стр. 15.

121 Какаш и Тектандер, Путешествие в Персию через Московию (1601—1603). — ЧОИДР, 1896, кн. 2, отд. III, стр. 18; Адам Олеарий, Подробное описание путешествия голштинского посольства в Московию и Персию в 1633, 1636 и 1639 гг. М., 1870, стр. 111; Сказание Адольфа Айзека... стр. 34-35; Описание Москвы в сочинениях иностранцев, стр. 164.

- 69 -

 

говорит о мощности и обороноспособности укреплений Белого города. Одновременно они были и художественно выразительными; в противном случае Джером Горсей не назвал бы дважды стену красивой122, а Павел Алеппский не записал бы, что она «изумительной постройки»123. Отзываясь таким образом, они давали тем самым высокую оценку военным и архитектурно-художественным качествам стены и, следовательно, мастерству и таланту строившего ее зодчего.

С постройкой Белого города Москва не только получила третий пояс каменных крепостных стен, отвечавших требованиям военно-инженерного и архитектурно-строительного искусства конца XVI в., но и приобрела величественную оправу, существенным образом изменившую ее силуэт.

Несмотря на то, что «величества ради и красоты» новый пояс укреплений Москвы был назван Царьградом124 и именовался «Царев Белой каменной город», — царевым он величался, по-видимому, редко и преимущественно в официальных источниках. Народ же всегда называл его Белым. Адам Олеарий, побывавший в Москве в 1636 г., и Бальтазар Койэт, приезжавший в нее в 1675 г., отметили, что ее часть, именуемая «Царьгородом... окружена... стеною, которую русские называют Белой»125. Белой называли эту стену москвичи, по свидетельству Жана Отрюйса, бывшего в «Московии» в 1668—1670 гг.126, и Иоанна Георга Корба, посещавшего ее в 1698 — 1699 гг.127 Живописец Корнилий де Бруин, живший в Москве в 1703 г., также писал, что он «обошел стену города, называемого Белым городом»128. Следовательно, градостроительное значение стены было огромно; получив название Белой, она дала наименование и Большому посаду, который после ее создания весь в целом также стал называться Белым городом.

Привлекавшие внимание зрителя цветом, строгостью архитектуры и неприступностью, укрепления Белого города ярко выделялись на фоне деревянных построек и зелени и четко ограничивали пространство быстро растущей столицы. Они придавали ей определенную компактность и обогащали ее облик.

Весьма ощутимо художественный облик Москвы изменился за счет башен Белого города. Замыкая перспективы улиц и закрепляя места пе-

 

122 Джером Горсей, Ук. соч., стр. 30 и 63.

123 Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 4, стр. 7.

124 НСРА, т. XIV, стр. 7. В Ином сказании читаем: «Каменный град Белый, именуемый Царев град» (РИБ, т. XIII, стр. 126).

125 Адам Олеарий, Ук. соч., стр. 111; Посольство Кунраада фон Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу, СПб., 1900, стр. 532.

126 Описание Москвы в сочинениях иностранцев, стр. 164.

127 Иоанн Георг Корб, Дневник путешествия в Московию, СПб., 1906, стр. 94 и 194.

128 Путешествие через Московию Корнилия де Бруина, М., 1873, стр. 79.

- 70 -

 

ресечения их с дорогами, они как бы перекликались с церквами и колокольнями, верхушки которых маячили над морем крыш жилых домов, торговых лавок и различного рода хозяйственных построек. Их шатровые кровли сделали облик города еще более острым и живописным. Особо важную роль в этом облике играли угловые многогранные башни стены. Отличаясь от других белгородских башен местами расположения, формой плана и высотой, они были главными высотными ориентирами Белого города, закреплявшими его крайние угловые точки. Осуществлявшие наблюдение за руслом Москва-реки, они как бы перекликались с вертикалью Ивана Великого и были маяками для всех тех, кто прибывал в русскую столицу по воде. Этими башнями Федор Савельевич Конь не только закрепил границы столицы, но и выявил ее главный фасад, включив в него Московский Кремль, который благодаря этому сохранил господствующее значение в системе разросшегося во все стороны города.

Слава о Белом городе, о величественности его стен и башен и их обороноспособности распространялась далеко за пределы «Московии». Благодаря им Москва, уже давным давно привлекавшая внимание путешественников и вызывавшая подчас их удивление, стала для них своеобразным чудом света. Отмечая, что она выделяется среди всех других русских городов, они очень часто восхищались ею так, как не восхищались никаким другим европейским городом. «Имать же Российское царство многи грады каменныя и твердыя, паче же всех Москва, град царствующий величеством зело превеликий, и крепок, тремя стенами каменными огражден, ему же величеством и крепостию едва во всей Европии подобен град обретается», — говорится в итальянском описании всего света, переведенном в конце XVII в. на русский язык129.

 

129 Изборник..., стр. 517.

 

Крепость Смоленска

Крупнейшее сооружение Федора Савельевича Коня - каменный "город" Смоленска130) (стр. 73).

Строительство в Смоленске каменной крепости обусловливалось той исторической обстановкой, которая в связи с опасностью польской агрессии сложилась на западной окраине Русского государства к концу XVI в.131) Каким был Смоленск в то время, рассказывают современники.

 

130) В литературе он неверно именуется иногда Смоленским кремлем (см., например, Н.В. Андреев и Д.П. Маковский. Доисторические и исторические памятники города Смоленска и его окрестностей, Смл., 1948, стр. 34).

131) В.П. Мальцев, Ключ государства Московского, - ИЗ, № 8, 1940, стр. 73 и 74.

- 71 -

 

Матвей Меховский указывал, например, что это был "замок и город..., выстроенный из дуба и защищенный глубокими рвами".132) Сигизмунд Герберштейн, проезжавший через Смоленск в 1526 г., также записал, что он имеет "крепость, выстроенную из дуба, которая заключает в себе очень много домов", и что крепость эта "укреплена рвами и... острыми кольями, которыми отражается набег врагов".133) На Иоанна Кобенцеля Смоленск в 1575 г. произвел впечатление города, который "так же велик, как Рим".134) Советник императорского апелляционного суда в Чехии Даниил Принц из Бухова, побывавший в России в 1576 и 1578 гг., писал о Смоленске, что он "расположен между некоторыми холмами, в нем все здания построены из дерева и без всякого определенного порядка; однако в городе виднеется много храмов, довольно красиво построенных из жженаго кирпича. Самая крепость расположена на очень возвышенном месте; кроме стены, которою она окружена, каменнаго храма и каких-то деревянных заключений она ничего другого не имеет".135) Джером Горсей, проехавший через Смоленск чуть ли не накануне постройки в нем каменных стен, говорит о нем, как о большом торговом городе, первом на русской границе,136) а по свидетельству Стефана Гейса, видевшего его в 1593 г., это был "самый знаменитый пограничный город", в котором имелась "крепость, очень высокая, только вся деревянная".137)

Деревянная крепость в Смоленске была построена еще при Иване Грозном; весной 1554 г., сказано в Разрядной книге, сгорел город Смоленск, в связи с чем князю Василию Дмитриевичу Данилову было велено наново "город Смоленск делати".138) Незадолго до приезда в "Московию" Стефана Гейса эта крепость, очевидно, ремонтировалась; известно, что в 1586 г. Болдин-Дорогобужский монастырь посылал в Смоленск своего "слугу" Григория Сукова "к городовому делу".139)

Постройка в Смоленске каменных стен,140) равно как и работы, связанные с подготовкой к их возведению, были тщательно продуманы за-

 

132) Матвей Меховский, Ук. соч., стр. 108.

133) Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московитских делах, СПб., 1908, стр. 111-112.

134) Письмо Иоанна Кобенцеля о России XVI в. - ЖМНП, 1843, ч. 9, отд. II, стр. 140.

135) Начало и возвышение Московии. Сочинение Даниила Принца из Бухова, М., 1877, стр. 49.

136) Джером Горсей, Ук. соч., стр. 99.

137) Описание путешествия... Николая Варкоча..., стр. 12.

138) П. Н. Милюков, Древнейшая разрядная книга, М., 1901, стр. 168.

139) РИБ, т. II, стб. 313.

140) Указывалось, что закладка каменных стен в Смоленске была произведена еще в 1587 г. и что сперва работы шли крайне медленно (подробнее об этом см. И. Орловский, Смоленская стена. 1602-1902, Смл., 1902, стр. 12-15). Однако источниками это не подкрепляется, а цитируемый ниже царский указ 1595 г. это опровергает.

- 72 -

 

Стены и башни Смоленской крепости

ранее и сразу же поставлены "на широкую ногу" с большим мастерством и знанием дела. Официально к подготовительным мероприятиям было приступлено зимой 1595 г. Царским указом 15 декабря этого года князю Василию Андреевичу Звенигородскому, Семену Владимировичу Безобразову, дьякам Поснику Шипилову и Нечаю Перфирьеву "да городовому мастеру Федору Савельеву Коню" предписывалось "ехати в Смоленеск... делати... государеву отчину город Смоленеск каменой".141) Отправиться в Смоленск руководители строительства были обязаны "наспех", а прибыть на место "в Рожество Христово (25 декабря - В. К.), часу в третьем или в четвертом дни". Въехать в город им предписыва-

 

141) Интересно отметить, что в 1584 г. в Смоленске, в "новом городе" воеводой был Андрей Дмитриевич Звенигородский (ДРВ, ч. XIV, М., 1790, стр. 449) - отец Василия Андреевича Звенигородского, - умерший, как отмечалось, в 1599 г.

- 73 -

 

лось через посад, мимо литовского гостиного двора, по большому мосту через Днепр и явиться в Богородицкий собор к архиепископу Феодосию за получением благословения как на "городовое дело", так и на заготовку "запасов".142) Для осуществления строительства и заготовки необходимых материалов командированным была дана "государева казна".

По приезде в Смоленск князь Василий, Семен и дьяки Посник и Нечай должны были "сыскати... на посаде и в уезде сараи и печи все владычни и монастырские и всяких людей сараи и печи, где делывали кирпичь и известь и кирпичь жгли, да те все сараи и печи отписати... на государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии". Помимо этого, они были обязаны "тех... сараев и печей досмотрети" и в случае нужды велеть "поделати и покрыти", а также расспросить местных "людей, да и самим сыскати и розведати и розсмотрети накрепко всякими обычаи, в Смоленску на посаде и во всем Смоленском уезде, где к Смоленскому к городовому делу кирпичь делати и известь жечь и камень ломить на известь", разыскать, "где есть камень бутовой и стенной на городовое дело, и где пасти лес на сараи, и где пасти дрова к известному и к кирпичному сженью, и на сваи лес" и установить, "где что делати, и сколь далече что от города от Смоленска, и сколко верст возити лес на сараи и дрова к известному и к кирпичному сженью или где лес на сараи и на дрова близко в тех местех, где сараи делати и кирпичь и известь жечь, и как которые запасы возити в Смоленеск, сухим ли путем или водяным, и сколко верст". Руководителям строительства вменялось также рассчитать, "сколко к которому делу надобет каких людей конных или пеших". Все это им нужно было "сметать и росписать подлинно, порознь, по статьям", а смету "дияку Нечаю Перфирьеву да городовому мастеру Федору Коню привезти к государю".143)

Составлением подробной сметы дело не ограничивалось. Срочность укрепления Смоленска требовала быстрейшего разрешения вопроса о заготовке строительных материалов. Поэтому князь Василий, и Семен, и дьяк Посник после отъезда в Москву Федора Коня и Нечая Перфирьева не должны были дожидаться утверждения сметы, а были обязаны не только "поделати и покрыта" печи и сараи, "которые отпишут у владыки и у монастырей и у всяких людей", но и делать "новые сараи и печи", готовя для них предварительно лес, и рубить "дрова на кирпичное и на известное сженье". В случае возможности им предлагалось также "камень на известь и бутовой камень... ломити". Для более полного использования местного сырья князь Василий и два оставшихся с ним

 

142) ААЭ, т. I, стр. 450-451. Древнюю копию этого документа см. СС, вып. 1, ч. II, стр. 27-28.

143) ААЭ, т. I, стр. 450.

- 74 -

 

помощника должны были ставить "сараи, где приищут глину на кирпичь" и тут же "лес и дрова готовити и сараи делати, в чем кирпичь делати и чем его обжигать". Так же предписывалось им поступить и с другими строительными материалами: "где приищут камень и известь, и им тут и дрова готовити, и камень ломить, и печи делать, в чем известь жечь, и возити то все на те места, где что делати". Все это следовало делать "наспех, не мешкая, с великим радением".144)

Осуществлять все работы руководителям строительства было нужно "наймом", а "наймовати... на те на все дела" они должны были "охочих людей, уговаривался с ними, а наем им давати из государевы... казны, смотря по делу, от чего что пригоже".145)

Попутно князю Василию и его людям предлагалось начать и заготовку свай под фундаменты стен и башен. Сваи эти должны были "делати государевыми... дворцовыми селы", роспись крестьян которых им была вручена заранее.146) Приводилась и норма заготовки свай: "на тысячю на две выти, сделати сваи, на выть по сту свай". Выполнить эту норму - "те сваи... высечь", - крестьяне дворцовых сел были обязаны "ныне", т. е. в зимнее время, еще до наступления весны. Предусматривалась и доставка свай к месту строительства. Князь Василий должен был "вывезти их велети тех же дворцовых сел приказщиком и старостам и целовальником и крестьяном, в Смоленеск, зимою по пути, однолично, безо всякого переводу, чтоб те сваи к городовому делу к весне в Смоленску были готовы".147)

Составитель царского указа предусмотрел также контроль за расходованием "казны". Для этого "к тому ко всему делу" посланные в Смоленск должны были взять "у воеводы у князя Михаила Петровича Катырева Ростовскаго с товарищи десять человек целовалников, смолнян посадских лутчих людей" и поручить им ведать всеми денежными расходами. Все затраты "лучшие люди" были обязаны "писати в книги подлинно, порознь, по статьям", скрепляя записи своей подписью, "чтоб в денгах кражи не было". Кроме того, "для государева... дела и на розсылку" князь Звенигородский должен был "взяти... у воевод у князя Михаила" детей боярских двадцать человек, согласно данному ему списку.148) В наказе специально оговаривалось: "чтоб дети боярские и целовальники и подмастерье", равно как и князь Василий, и Семен, и дьяк Посник, "посулов не имали никто, ни у кого, и не корыстовались

 

144) ААЭ. т. 1, стр. 450-451.

145) Там же, стр. 450.

146) Роспись дворцовых сел и волостей, которые были обязаны поставлять в Смоленск сваи, см. СС, вып. 1, ч. II, стр. 25-26.

147) ААЭ, т. 1, стр. 451.

148) Список детей боярских, откомандированных в распоряжение князя Звенигородского, см. СС, вып. 1, ч. II, стр. 26-27.

- 75 -

 

никто ничем никоторыми делы". Нарушивший это постановление должен был "быти кажненым смертью".149)

По-видимому, к весне 1596 г. подготовительные работы в Смоленске в основном были закончены, а смета, отвезенная в Москву "к государю" Федором Конем и Нечаем Перфирьевым, утверждена. Это позволило незамедлительно приступить к строительным работам.

В связи с тем, что значение Смоленска в общей системе обороны западной границы было огромно, на закладку в нем новых каменных укреплений был отправлен сам правитель: "послал царь и великий князь боярина своего и слугу и конюшего Бориса Федоровича Годунова в Смоленск окладати города каменого".150) В других источниках также указывается, что "окладывал его боярин Борис Федорович Годунов болшой", который в Смоленск был "нарочно для того посылан".151)

Свою поездку Борис Годунов обставил с большой пышностью. Указывая, что царь Федор послал в Смоленск "шурина своего Бориса Федоровича Годунова", повелев ему "места осмотрити и град заложить", автор Нового летописца, составленного в Москве в первой половине XVII в., не без иронии заметил: "Борис же поиде в Смоленеск с великим богатством и, идучи, дорогою по градом и по селом поил и кормил, и кто о чем побьет челом, и он всем давал, являяся всему миру добрым". Торжественно была произведена и закладка крепости; по прибытии "во град Смоленеск и пев у пречистые Богородицы Смоленския молебная", Борис Годунов со свитой "объеха место, како быти граду, и повеле заложите град каменой".152) В 1597 г. "заложен в Смоленске город каменной против Кремля", значится в "Записках к Сибирской истории".153)

После закладки Борис Годунов возвратился в Москву, где "государь царь Федор Иванович его пожаловал, а в Смоленеск посла дворян честных", повелев им "град делати наспех", "наскоро".154) Известны и имена этих дворян: "а делати города" царь Федор послал "околничаго Ивана Михайлова сына Бутурлина да князя Василья Звенигородского, да диака Нечая Перфирьева и многих дворян и детей боярских в приставех".155)

К сожалению, о возвращении в Смоленск Федора Коня источники не оставили свидетельств, но вторичное появление в нем дьяка Нечая

 

149) ААЭ, т. I, стр. 451.

150) Пискаревский летописец, стр. 94.

151) См. Н. Арцыбашев, Повествование о России, т. III, М, 1843, стр. 37, примеч. 203.

152) ПСРЛ, т. XIV, стр. 47; Летопись о многих мятежах..., стр. 40; Новый летописец .., стр. 43.

153) ДРВ, ч. III, стр. 113. О закладке крепости в этом году см. также М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники, стр. 236.

154) ПСРЛ, т. XIV, стр. 47; Летопись о многих мятежах..., стр. 41.

155) Пискаревский летописец, стр. 95.

- 76 -

 

Перфирьева, который вместе с зодчим отвозил смету на "смоленское городовое дело" в Москву, позволяет считать, что зодчий также прибыл тогда в Смоленск.

По возвращении Годунова в Москву на государеву стройку в Смоленск были направлены не только руководители строительства. Одновременно в стране была произведена широкая и почти поголовная мобилизация всех мастеров каменщиков и кирпичников. В Новом летописце отмечено, что царь Федор "во все... грады" послал своих людей, повелев им "имати каменщиков и кирпишников, да не токмо каменщиков, ино повеле и горшешников поимати", а "поимав их посылати" в "Смоленеск для каменново и кирпишново дела".156) Автор летописца первой четверти XVII в. также отметил: "а деловцев: каменщиков и кирпишников, и всяких гончаров" послал царь в Смоленск "со всея Руския земли".157)

К строительству были привлечены и монастыри - например, Болдин-Дорогобужский, в 1599-1600 гг. не раз посылавший людей в Смоленск то с камнем, то с бочками извести,158) и Троице-Сергиев, который грамотой царя Бориса 1598 г. был лишь частично освобожден от поставки "посошных людей и подвод под камень и под известь" к "каменному городовому делу" в Смоленск.159)

Мобилизация на строительство укреплений Смоленска была настолько широкой и так долго жила в памяти служилых людей, что даже в 1623 г. владимирские кирпичники в своих челобитьях царю ссылались на "смоленское дело" как на одну из наиболее значительных своих заслуг: "делали они в Смоленску... и в Володимере и на Москве и ныне... кирпичное дело в Володимере делают".160)

Изготовление кирпича для смоленской стены было организовано с большим размахом; на месте строительства и в непосредственной близости от него работали целые группы кирпичных заводов, один из которых упомянут в источниках 1633 г.161) В 1897 г. остатки такого завода с большой печью из кирпичей, подобных кирпичам самой стены, были найдены в слободе, которая тогда именовалась Офицерской.162) Сохра-

 

156) ПСРЛ, т. XIV, стр. 47; Летопись о многих мятежах..., стр. 41.

157) Пискаревский летописец, стр. 95.

159) РИБ, т. XXXVII, стб. 128, 129, 134, 142, 156, 157 и 234.

159) ЧОИДР, 1902, кн. 2, отд. 1, стр. 181.

160) "Владимирские губернские ведомости". Часть неофициальная, 1862, №44, стр. 183. Крестьяне села Рогачева, принадлежавшего Николаевскому Песношенскому монастырю, в начале XVII в., как и записные каменщики и кирпичники, подали царю челобитную о выдаче им жалованной грамоты, тоже ссылаясь на свое участие в постройке смоленского "города", но им было отказано, так как "в памяти из Каменного приказу" каменщики села Рогачева не значились. (С. Шумаков, Обзор "грамот коллегии экономии", вып. 3, М., 1912, стр. 78; А. Н. Сперанский, Ук. соч., стр. 40-41).

161) РИБ, т. I, СПб., 1872, стб. 724.

162) С. П. Писарев, Памятная книжка г. Смоленска, Смл., 1898, стр. 39.

- 77 -

 

нились упоминания о существовании таких же заводов около Петропавловской церкви, в Гнездове и на Рачевке.163)

Но строительные материалы, использовавшиеся при постройке смоленских укреплений, были не только местными. Они доставлялись в Смоленск отовсюду, где только имелись. "А камень и известь возили из дальних городов всея земли".164) "Камень возили изо всех городов, а камень имали, приезжая из городов в Старице да в Рузе, а известь жгли в Белском уезде у Пречистые в Верховье".165) Из приходо-расходных книг Болдин-Дорогобужского монастыря видно, что известь подвозилась в Смоленск также с Белой (город на реке Обше северо-восточнее Смоленска), а камень - "с Николския вотчины с Похры" и с "Полеские отчины".166)

Некоторые исследователи считают, что работы в Смоленске, начатые при царе Федоре Ивановиче в 1596 г., вскоре приостановились и возобновились только после воцарения Годунова,167) но сведений о каком-либо перерыве в строительстве в источниках нет. Наоборот, выше мы видели, что царь Федор повелел делать "град" Смоленский "наскоро" или "наспех не мешкая", а это свидетельство их непрерывности. О непрерывности работ говорит и неотлучное пребывание в Смоленске руководителей строительства - князя Василия Андреевича Звенигородского, Семена Владимировича Безобразова и дьяка Посника Шипилова; в Разрядном списке 1597 г. сказано, что все они делают в нем "город".168) У "городового дела" в Смоленске князь Звенигородский был также в 1599 и в 1600 гг.169)

Смоленская стройка была в то время самой крупной на Руси; в создании смоленского "города" принимали участие огромные массы трудового люда - "а делаше его всеми городами Московского государства".170)

Точное время окончания Смоленской крепости неизвестно В одних источниках пространно сказано, что "град Смоленск совершен бысть

 

163) Н. В. Андреев и Д. П. Маковский, Ук. соч., стр. 35.

164) Пискаревский летописец, стр. 95.

165) ПСРЛ, т. XIV, стр. 54; Летопись о многих мятежах..,, стр. 61. Этим правом строители пользовались и в середине XVII в., о чем свидетельствует память 1650 г., данная Устюжской четверти приказом каменных дел. См. А. Н. Сперанский, Ук. соч., стр. 41.

166) РИБ, т. XXXVII, стб. 129, 134 и 156.

167) См. Н. Мурзакевич, Достопамятности города Смоленска. - ЧОИДР, 1846, кн. 2, отд. IV, стр. 11. Д. Н. Мурзакевич, История губернского города Смоленска от древнейших времен до 1804 г., Смл., 1804, стр. 161; Ф. Никифоров, Описание города Смоленска. - Памятная книжка Смоленской губернии за 1859 г., Смл., 1859., ч. II, стр. 116.

168) ОР ГПБ, Р, IV, 23, л. 570; Р, ГУ, 322, л. 674 об.

169) Там же, 23, л. 600; ИРГО, вып. 2, СПб., 1903, отд. II, стр. 29.

170) ПСРЛ, т. XIV, стр. 54.

- 78 -

 

при царе Борисе",171) а в других - более определенно, что он был окончен в 1600 г.172) Однако какие-то работы продолжались и после 1600 г.,173) так как в марте этого года Ивану Михайловичу Толбузину, отправленному в Кашин для сыска каменщиков и кирпичников, был дан наказ Бориса Годунова, в котором говорилось, "а сыскав, писменных и неписменных каменщиков, и кирпичников, и горшечников, и кувшинников, и гончаров, и печников, и мастеров, которые делают жерновы и точила и на гробы цки, и их детей, и братью, и дядьев, и племянников, и учеников, и казаков, и всяких людей, которые те дела делают, всех отвел бы еси в Смоленск к нашему городовому делу к воеводе к князю Василью Звенигородцкому".174) Ниже мы увидим, что строительные работы в Смоленске велись и в 1603 г.

С окончанием смоленского "городового дела" очень торопились, так как в январе 1603 г. истекал срок двенадцатилетнего перемирия с Польшей, агрессивная политика которой на исходе XVI в вновь стала активизироваться. Стремясь завершить это "дело" до 1603 г., Борис Годунов в 1600 г. прислал в Смоленск крупную сумму денег,175) а для наблюдения за работами направил в него князя Самсона Ивановича Долгорукого.176) В наказе же Ивану Михайловичу Толбузину он указал, что все каменные постройки, не связанные с правительственными заказами, должны быть запрещены даже в таком небольшом уезде, как Кашинский: "Да о том бы еси заповедь крепкую учинил, и бирючем велел кликати по многие дни, чтоб в Кашине, на посаде и в слободах, и в волостях, и в уезде ... церквей каменных, и полат, и погребов, и всяких каменных дел, и горшков, и кувшинов, и печей, и жернов, и точил, и на гробы плит, сего лета не делали никто никак, ни которыми делы" Неповиновение этому приказу, предвосхитившему знаменитый указ Петра I 1714 г. о запрещении каменного строительства во всех городах Российской империи в целях скорейшей застройки Санкт-Петербурга, каралось смертной казнью.177)

Видимо, в целях быстрейшего окончания смоленского "дела" тогда же сменили и руководителей строительства, во всяком случае, в 1600 г. в Смоленске воеводами были князья Василий Голицын, Михаил Туренин и Василий Звенигородский, а "города делали околничей Иван Михайлович Бутурлин, да князь Самсон Иванович Долгорукой".178) В 1601 г. Звенигородский также не стоял во главе строительства, хотя и принимал в нем участие "были в Смоленску у городового дела околничей Иван

 

171) Летопись о многих мятежах..., стр. 61.

172) См. М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники, стр. 236; Времянник... российских князей..., стр. 46.

173) См. П. Янышевский, Когда была окончена Смоленская стена. — "Смоленский вестник", 1901, № 20, стр. 2.

174) ИРГО, вып. 2, отд. II, стр. 29.

175) См. Н. Мурзакевич, Ук. соч., стр. 11; Д. Н. Мурзакевич, Ук. соч., стр. 163.

176) См. И. Орловский, Ук. соч., стр. 26.

177) ИРГО, вып. 2, отд. II, стр. 28-29.

178) ОР ГПБ, Р, IV, 23, л. 610 об.

- 79 -

 

Михайлович Бутурлин да князь Василей да князь Иван Щербатой. А головы были у городового дела с Иваном Бутурлиным Григорей Пушкин Сулеша да Левонтей Аксаков да Иван Чепчугов".179)

Спешка с окончанием работ отразилась на качестве одного из участков стены Смоленского "города". Правда, "стоя под Смоленском многое время" в 1611 г., поляки ему "ничего не зделаше".180) Это говорит о большой прочности смоленских укреплений Однако "смольянин Ондрей Дедешин", бывший "в те поры у короля в таборах", подсказал ему, "что з здругую сторону град худ, делан в осени", в связи с чем Сигизмунд III "повеле по той стене бити, и тое стену выбиша".181) Следовательно, прочность смоленских стен не везде была одинаковой. Андрей же Дедешин был участником строительства смоленского "города", имя этого предателя ("Ондрей Иванов сын Дедегвшин") стоит на первом месте в списке лиц, откомандированных в 1595 г. "для государева дела и на розсылку" в распоряжение князя Звенигородского.182) Слабые места Смоленской крепости Андрею Дедешину были поэтому хорошо известны. Одним таким местом был восточный участок,183) строительство которого велось уже после царских указов 1600 г. даже глубокой осенью, чего раньше не делалось, так как каменщики строили обыкновенно "не более шести месяцев в году, с половины апреля, как растает лед, до конца октября".184)

Но если спешность ведения работ отразилась на технических качествах одного участка "города", то та же поспешность обусловила и быстрое окончание его в целом. Произошло это, видимо, в 1602 г., так как в этом году было произведено официальное освящение Смоленской крепости.185) Последняя торжественная церемония свидетельствовала,

 

179) Там же, л. 627. Позднее, в 1615-1616 гг., Василий Андреевич Звенигородский был воеводой в Коломне (А. Барсуков, Ук. соч., стр. 108).

180) ПСРЛ, т. XIV, стр. 111.

181) Там же.

182) См. СС, вып. 1, ч. II, стр. 26. Имя "Ондрей Дедевшин" упомянуто также в Приходной книге Болдин-Дорогобужского монастыря под 1603 г. (АЮ, т. II, стб. 264).

183) См. И. Орловский, Ук. соч., стр. 26.

184) Павел Алеппский, Ук. соч., вып. 3, М., 1898, стр. 33. Как правило, строительные работы на Руси прекращались к празднику Воздвижения, т. е. к 14 сентября (см. М. А. Ильин, К истории русского каменного зодчества конца XVII в. — "Научные доклады высшей школы". Исторические науки, 1958, № 2, стр. 4).

185) См. И Орловский, Ук. соч., стр. 14 и 26. Об окончании работ к 1602 г. косвенно говорит и Стефан Какаш; проехав в этом году через Смоленск, он записал, что город этот "лишь шесть лет, как окружен каменного стеною" (Какаш и Тектандер, Ук. соч., стр. 11-12).

- 80 -

 

что могучий строй русских "градов" пополнился еще одним крупным оборонительным сооружением, прикрывшим путь на Москву. Росписи 1609 г. показывают, что подобно Белому городу Москвы, это сооружение сразу же было оснащено пушками разных типов и калибров, а к его башням и пряслам стен были прикреплены дворяне, дети боярские, пушкари, стрельцы и посадские люди,186) которые в момент опасности должны были занять закрепленные за ними места.

*

Фрагменты смоленской стены можно видеть теперь в разных частях Смоленска, но наибольшее впечатление производит длинная, местами прерывающаяся цепочка ее величественных прясел и башен, охватывающая пространство древнего города с южной и восточной сторон. Сохранившиеся в основном в первоначальном виде, эти части Смоленской крепости служат главным источником для изучения творчества Федора Савельевича Коня, представляя как бы "модуль" для определения других, уже не "подписных" его построек. Вместе с письменными материалами187) и гравюрами начала XVII в. они позволяют представить архитектуру смоленского "города" в целом и вскрыть его особенности.188)

 

186) АИ, т. II, СПб., 1841, стр. 307-312; ЧОИДР, 1912, кн. 1, отд. I, стр. 140-158; В. И. Грачев, Осада Сигизмундом III г. Смоленска, Смл., 1911, стр. 8-19.

187) Роспись "дворян и детей боярских по городу, воротам и башням." 1609 г. (АИ т. II, стр. 307-311. Второе издание этого документа см. П. Никитин, История города Смоленска, М., 1848. Приложение XII, стр. ХХIХ-ХХХVI); Более расширенный список этой росписи (ЧОИДР, 1912, кн. 1, отд. I, стр. 151-158); Роспись "посадских людей по башням и пряслам" 1609 г. (там же, стр. 149-151); Роспись "боевых снарядов и к ним пушкарей и стрельцов " 1609 г. (АИ, т. II, стр. 311-312. Второе издание этой росписи см. П. Никитин, Ук. соч., Приложение XII, стр. ХХХVI-ХХХIХ), Дополнение к названной росписи (ЧОИДР, 1912, кн. 1, отд. I, стр. 140-147); Отрывок "реестра починки оружий" 1609 г. (там же, стр. 148-149); Описание "города", сделанное в 1654 г. польским чиновником (Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси, т. 14, Вильна, 1904, стр. 1-17); Росписной список 1665 г. стольники и воеводы П. Прозоровского (ЦГАДА, ф. 145-1, Приказ княжества Смоленского, № 6, лл. 238-271); Опись "приему пушкарского головы " П. Шубина третьей четверти XVII в. (ДАИ, т. V, СПб., 1853, стр. 294-310); Документы 1692 г. о падении участка стены и смета того же года на ее ремонт, составленная "приказа каменных дел подмастерьем" Гурой Вахромеевым (И. Токмаков, Сборник материалов для исторического и археологического описания священных достопамятностей Смоленской епархии, Смл., 1883, стр. 10-52; То же "Смоленские епархиальные ведомости", 1883, №№ 20-24, Приложения, стр. 10-40; 1884, № 1 и 4, Приложения, стр. 41-68) и Опись 1884 г. (В. Грачев, Опись Смоленской древней крепостной стены с башнями 1844 г. - СС, вып. 1, ч. II, стр. 157-164).

188) О реставрации стены см. П. П. Покрышкин, Смоленская крепостная стена. - ИАК, вып. 12, СПб., 1904, стр. 1-25; вып. 32, СПб., 1909, стр. 17-29 и 42-44; вып. 36, СПб., 1910, стр. 7-8, 26-27, 46 и 63-69.

- 81 -

 

Протяженность Смоленской крепости, оконченной за год до истечения перемирия с Польшей, была 6,5 км.189) Она на 3 км была короче Белого города Москвы. Станислав Немоевский, видевший ее вскоре после постройки, отметил, что благодаря ей Смоленск "по обороне... почти равен Варшаве".190)

В плане крепость имела вид неправильной замкнутой фигуры, которая как бы прижималась к Днепру.191) В состав крепости входило 38 прясел и столько же башен. Окруженная ими территория была очень неровной - с южной стороны рельеф местности был относительно плоским, а с северной сильно пересеченным и изрезанным. Непрерывная лента стен и башен крепости шла то горизонтально, то спускалась по склонам холмов к речному берегу или же поднималась от него вверх, обходя кривые и расширяющиеся овраги.

Центром территории, окруженной стенами крепости, была соборная гора, являвшаяся местом расположения древнего кремля Смоленска, а основной композиционной осью - главная улица города, которая прорезала его с севера на юг и была в то же время отрезком дороги, шедшей из Москвы в Польшу. Как и Неглинка в Москве, эта улица делила крепость на две части, застроенные деревянными жилыми домами, стоявшими зачастую по краям оврагов. Стянув эту территорию кольцом оборонительных сооружений, Федор Савельевич Конь окружил ими фактически весь тогдашний Смоленск.

Количество строительных материалов, затраченных на постройку Смоленской крепости, было огромным. В 1692 г. каменных дел подмастерье Гура Вахромеев подсчитал, что на восстановление участка стены длиной чуть более 11 сажен (на месте Шеинова пролома) будет "надобно 2000 сот свай 3-х аршинных толщиною в 4 вершка, 280 сажень бутоваго дикова камени, 3500 возов глины, 5300 камней белых аршинных, толщиною по 5 вершков, в ширину в пол-аршина, одинадцать сот восемдесят тысяч кирпичю, 42500 бочек извести, 13 воз песку", не считая железа на связи, бревен, теса, досок, гвоздей и других более мелких строительных материалов, а для того, чтобы поставить заново другой участок длиной немного более 62 сажен (на месте Королевского пролома), потребуется, без тех же мелких строительных материалов, 6500 свай, 650 сажен дикого бутового камня, 9650 возов глины, 12600 блоков белого камня, "двадцать сот тритцать две тысячи" штук кирпичей, 6500 бочек извести и 20000 возов песку.192) Что же касается всей стены в целом, то, по смете Гуры Вахромеева, на ее ремонт, не считая

 

189) По данным 1681 г. длина стены составляла "три тысячи тридцать восемь сажен с аршином и с полуседьмым вершком", т. е. 6,38 км (ЦГАДА, ф. 145-1, Приказ княжества Смоленского, № 21, л. 98).

190) Записки Станислава Немоевского (1606—1609), М., 1907, стр. 150.

191) На данной схеме названия башен даны соответственно Росписи 1609 г.

192) См. И. Токмаков, Ук. соч., стр. 47-48.

- 82 -

 

План Смоленской крепости (Реконструкция автора)

1 - Ворота Днепровские, "что у Фроловского моста", 2 - Башня четвероугольная Семенская, 3 - Лазоревские ворота, 4 - Башня круглая Крылошевская, 5 - Крылошевские ворота, 6 - Башня четвероугольная Стефанская, 7 - Башня круглая Лучинская, 8 - Башня четвероугольная, 9 - Башня круглая Городецкая, 10 - Авраамиевские ворота, 11 - Башня круглая Авраамиевская, 12 - Башня четвероугольная, 13 - Башня круглая, 14 - Башня четвероугольная, 15 - Еленинские ворота, 16 - Башня круглая, 17 - Башня четвероугольная, 18 - Башня круглая, 19 - Башня четвероугольная, 20 - Ворота Молоховские, 21 - Башня четвероугольная, 22 - Башня круглая, 23 - Башня четвероугольная, 24 - Башня круглая, 25 - Башня четвероугольная, 26 - Копытенские ворота, 27 - Башня круглая, 28 - Башня четвероугольная, 29 - Башня круглая, 30 - Башня четвероугольная, 31 - Башня круглая, 32 - Башня четвероугольная, 33 - Башня круглая Богословская, 34 - Башня круглая Никольская, 35 - Пятницкие ворота, 36 - Башня круглая Иворовская, 37 - Пятницкие Водяные ворота, 38 - Башня круглая Городецкая.

- 83 -

 

материалов, требовавшихся на восстановление двух названных участков, было необходимо "802350 кирпичю, 35769 белаго камени, 8481 бочка извести, 24697 возов песку, 367 сажень дикаго бутоваго камени, 2800 воз глины, 11640 пуд связного железа, 1410 пуд прутоваго железа..., 6850 свай дубовых 3-х аршинных, 25 бревен 8 саженных, 20 бревен 6 саженных, 1400 бревен 3-х саженных, 16490 тесниць 3-х и 2-х саженных" и т. д.193)

В литературе часто указывается, что направление смоленской стены и места расположения ее башен намечались Борисом Годуновым.194) Однако в Смоленск царский правитель приезжал только для закладки крепости, когда были проведены все подготовительные работы. К этому времени контуры крепости явно были уже намечены Федором Конем и другими руководителями строительства. В противном случае нельзя было бы составить смету "на городовое дело" и "расписать... по статьям", какое количество рабочих для него потребуется. Во время отсутствия зодчего, отвозившего смету и роспись на утверждение в Москву, трудно было бы готовить тогда и различного рода "запасы", в частности, подвозившиеся издалека сваи и бутовый камень, которые нужно было складывать не в одном месте, а распределять в соответствии с контурами будущих укреплений, учитывая их особенности и объем работ. Не зря же в царском наказе 1595 г. было предусмотрено, чтобы строительные материалы сразу же доставлялись бы "на те места, где что делать". Устанавливать эти места Федору Коню пришлось, видимо, вместе с дьяком Нечаем Перфирьевым, также ездившим в столицу со сметой и росписью.

Намечая контуры крепости, Федор Конь, как и при постройке Белого города Москвы, принимал, конечно, во внимание и планировку города - его главные и второстепенные улицы, его старые дерево-земляные укрепления. Последние не были разобраны сразу; упоминание о "старом... деревянном городе" в одном из источников 1608 г.195) показывает, что в силу пограничного расположения Смоленска эти укрепления сохранялись и в период строительства новых стен, влияя на их конфигурацию. В первую очередь это относится к тем участкам, где камен-

 

193) См. И. Токмаков, Ук. соч., стр. 51-52. Интересно отметить, что на другой год после составления этой сметы (в марте 1693 г.) бельскому воеводе была дана царская грамота, обязывавшая его перевезти из Вяземского уезда в Смоленск белый камень и известь (Д. К. Вишневский, Несколько документов XVII ст., относящихся к истории Смоленской земли, Смл., 1900, стр. 43).

194) П. Никитин, Ук. соч., стр. 126; С. П. Писарев, Княжеская местность и храм князей в Смоленске, Смл., 1894, стр. 113; В. Грачев, Смоленская крепостная стена (по поводу трехсотлетнего ее существования).— "Русский архив", 1900, стр. 577; И. Орловский, Ук. соч., стр. 21; В. И. Грачев, Иллюстрированный путеводитель по г. Смоленску. Смл., 1908. стр. 35.

195) АИ, т. II, стр. 416. См. также Л. Лавровский, Новые данные для топографии г. Смоленска в начале XVII в., Смл., 1914, стр. 10-11.

- 84 -

 

ная стена ставилась параллельно валу старой крепости,196) с наружной ее стороны, как бы прикрывая ее собой.

Считается, что на некоторых участках стену строили на месте старых укреплений с использованием их основания, которое обновлялось путем замены сгнивших свай новыми,197) но такое предположение должно отпасть, так как деревянные стены стояли на земляных валах, а годуновская стена нигде не имеет вала. Нагрузка от старых стен также была значительно меньше, нежели от новой каменной, требовавшей более прочного основания. Характерно при этом, что в некоторых местах стена стоит рядом с валом; видимо, в других местах было то же самое. В этом отношении Смоленская крепость не отличалась, очевидно, от Белого города Москвы, который возводился подле валу времени Ивана Грозного. Однако планировка нового "города" Смоленска не повторяла все же контуров старых дерево-земляных укреплений целиком; Борис Годунов, как известно, заложил его "больши старого".198) Это обусловливалось, вероятно, не только необходимостью включить в обороняемое пространство как можно большую территорию, но и стремлением приблизить стены и башни крепости к оврагам, которые были прекрасным защитным рубежом.

Как и под стеной Белого города, основание смоленской стены состоит из дубовых свай,199) забитых в дно специально вырытого котлована. Разрез стены на плане Смоленска, который был нарисован на месте в 1634 г. военным архитектором Иоанном Плейтнером и выгравирован в Данциге в 1636 г. иконописцем и рисовальщиком Вильгельмом Гондом (Гондиусом),200) показывает, что сваи расположены плотно друг к другу. Удалось установить, что на берегу Днепра они вбивались рядами, а пространства между ними заполнялись утрамбованной землей. Затем в утрамбованную землю вбивались новые сваи, поверх которых клались толстые продольные и поперечные, врубленные друг в друга бревна. Клетки между продольными и поперечными бревнами заполнялись землей и щебнем.201) Следовательно, систему свай под Смоленской крепостью Федор Конь применил примерно такую же, как и в Москве. В других же местах, например в южной нагор-

 

196) См. Е. Замысловский, Герберштейн и его историко-географические известия о России, СПб., 1844, стр. 449; А. Даниловский, План осады и обороны города Смоленска в 1632 и 1634 гг., СПб., 1904, стр. 31, 32; 36 и 87.

197) М. Н. Неклюдов и С. П. Писарев, О раскопках в Смоленске, Смл., 1901, стр. 12-14.

198) Пискаревский летописец, стр. 94.

199) См. А. К. Ильенко, Смоленск — дорогое ожерелье царства Русского, СПб., 1894, стр. 35; В. Столяров, Памятники смоленской старины. — Смоленский альманах, кн. 2, Смл., 1947, стр. 278.

200) См. А. Даниловский, Ук. соч., стр. 12-13 и 18.

201) См. "Смоленский вестник", 1900, № 101, стр. 2 (местная хроника); В. Грачев. Смоленская крепостная стена, стр. 578; И. Орловский, Ук. соч., стр. 23-24.

- 85 -

 

Разрез стены Смоленской крепости. Клеймо на гравюре В. Гондиуса

ной части Смоленска или же на холмах восточной части города, стена могла быть поставлена прямо на материк.

Фундамент стены зодчий сделал довольно широким, сильно суживающимся кверху. У башен, а местами и у прясел стены, видно, что он сложен уступами из больших белокаменных блоков. По отношению к стенам блоки верхнего уступа выдвинуты вперед на 7 см, а находящегося под ним - на 13 см.

Толщина смоленской стены не везде одинакова. Одни прясла имеют ширину около 5,2 м, а другие - примерно 6 м. Как и у Белого города Москвы, это обусловлено, по-видимому, тем, что в одних местах перед стеной было ровное пространство, а в других - глубокие овраги.

Внизу стена сложена из правильных, хорошо отесанных прямоугольных блоков белого камня длиной от 92 до 21 см и высотой от 34 до 20 см,202) а вверху - из хорошо обожженного кирпича, средние размеры которого 31*15*6 см. Вес кирпича в сухом состоянии 7,5-6,5 кг. По заверению исследователей, он "столь тверд, что подобной доброты, при многих опытах, сделать было невозможно".203)

 

202) Количество рядов блоков не одинаково - от 3 до 20.

203) П. Никитин, Записки о Смоленске, М., 1845, стр. 79; см. также В. Грачев, Смоленская крепостная стена, стр. 579.

- 86 -

 

Техника кладки стены полубутовая; она состоит как бы из двух вертикальных стенок, пространство между которыми заполнено бутом. Наружные стенки сложены из нескольких рядов кирпича, что хорошо видно в местах отслоений. Кладка лицевых рядов крестовая с плотными швами известкового раствора. Ряды кирпича, как правило, горизонтальные, но в северо-восточной части, где стена круто спускается к Днепру, они наклонны и как бы повторяют рельеф местности. Забутовка пространства между стенками состоит из околов белого камня, залитых известковым раствором. Местами в забутовке видны вкрапления из булыжных камней, каменных ядер и кирпичного боя.204) До верха стены бут не доходит, так как ближе к боевому ходу она сплошь выложена из кирпича.205)

Высота стены не везде одинакова - в среднем от 13 до 19 м вместе с зубцами, что зависело, по-видимому, от характера мест расположения ее прясел.

Снаружи плоскость стены совершенно отвесна и только внизу она имеет слегка уширенный цоколь, ограниченный вверху белокаменным полукруглым в разрезе валиком, который, выступая наружу на 10 см, переходит на башни и охватывает крепость по всему периметру. Цоколь имеет "прокладку" из трех, пяти, а местами и из десяти горизонтальных рядов кирпича, расположенных между белокаменной кладкой и валиком. Эта "прокладка" хотя и нарушает цельность цоколя, но зато четко выявляет валик, подчеркивая его горизонтальность, огромную протяженность и, фактически, непрерывность.

Для того чтобы пропустить воду ручьев, сбегавших по балкам и оврагам к Днепру, Федор Конь снабдил цокольную часть северной стены специальными трубами.206) О них не раз упомянуто в Росписном списке 1665 г стольника и воеводы князя Петра Прозоровского. Об одной трубе в нем, в частности, говорится "да на том же прясле, не доходя Пятницких ворот, под городовую стену для водяного схода, "сделана труба за город, и в той трубе сделана решотка железная частая и толстая, человеку пройти нельзя". Сообщая же о других стоках этого участка стены, Петр Прозоровский в одном случае записал, что в его трубе "поставлена решотка железная большая", а в другом - что его труба, снабженная двумя решетками, сделана из камня.207) Конец

 

204) О каменных ядрах в буте стены см. В. И. Грачев, Краткий каталог предметов древностей Смоленского городского историко-археологического музея, Смл., 1908, стр. 30.

205) И. Орловский, Ук. соч., стр. 27.

206) В начале XX в. таких труб было известно до 10 (И. Орловский, Ук. соч., стр. 45-46). Не исключено, что некоторые трубы были подземными (см. В. И. Грачев, Краткий каталог..., стр. 25).

207) ЦГАДА, Приказ княжества Смоленского, № 6, лл. 248 и 255-257. Далее ссылок на этот источник не делается.

- 87 -

 

Арки тыльной стороны стены Смоленской крепости (Обмер РСНРПМ)

трубы небольшого диаметра еще и сейчас торчит из цокольной части небольшого фрагмента западной части северной стены.

Устройство сточных труб было важной инженерной задачей, стоявшей перед Федором Конем. Они освобождали город от излишков ключевой воды и предотвращали тем самым разрушение береговой стены. Решетки же в трубах не давали возможности проникнуть в город вражеским лазутчикам.

Тыльную сторону смоленской стены Федор Конь расчленил арками, которые представляют собой как бы плоские, слегка заглубленные в стену ниши. Арки не одинаковы, одни из них глухие, а другие - снабжены боевыми камерами. Арок с камерами вдвое меньше, как правило, между ними находится по две глухих арки. Камеры арок довольно большие, сводчатые и весьма высокие. В плане они имеют квадратную форму (2,13*2,13 м) и снабжены глубокими (74 см) нишами. В торцовых стенках ниш камер находится подошвенный бой стены. Он состоит из небольших, расширяющихся внутрь печур и довольно узких, суживающихся наружу бойниц. Расстояние между внешними краями щек бойниц не превышает 20 см, что соответствовало размерам "городового наряда", который всегда уком-

 

- 88 -

 

Боевая камера подошвенного боя стены Смоленской крепости

плектовывался из орудий мелкого калибра.208) Снаружи арочные отверстия бойниц расположены непосредственно под валиком цоколя и по краям обведены двойными прямоугольными рамками из тесаного кирпича, напоминающими оконные наличники.

Некоторые глухие арки внизу снабжены пролазами - небольшими арочными проходами, именуемыми в источниках еще и "калитками" Предназначавшиеся для выхода за пределы крепости, они в случае необходимости могли быть полностью заложены.

Важную особенность смоленского "города" составляет второй ярус боя. Расположенный в центре стены (между валиком цоколя и зубцами), этот бой в источниках 1609 г именуется "средним".209) Как и у подошвы, он размещен в довольно просторных сводчатых камерах, вы-

 

208) Опись смоленского "наряда" третьей четверти XVII в. показывает, что в некоторых местах у подошвенного боя стены стояли дробовые и полковые пищали, причем вес ядер последних был в полугривенку и в две гривенки. Эти пищали входили в состав "старого Смоленского наряду". Часть их была отлита еще при Иване Грозном (ДАИ, т. V, стр. 299-301).

209) ЧОИДР, 1912, кн. 1, отд. I, стр. 141.

- 89 -

 

ложенных в толще кладки. Однако в плане эти камеры не только прямоугольные, но и трапециевидные. В сторону пространства крепости они открываются довольно широкими арочными проемами, размещенными в устоях арок. Между устоями с проемами находится обыкновенно по два сплошных арочных устоя. Отсутствие следов каких-либо дополнительных устройств рядом в стенах позволяет утверждать, что в эти камеры поднимались по приставным деревянным лестницам.

Боевые отверстия камер среднего боя, как и камер подошвенного боя, состоят из бойниц и расширяющихся внутрь печур и имеют снаружи двойное рамочное обрамление из тесаного кирпича. Однако здесь рамки снабжены треугольными фронтончиками, которых нет у рамок подошвенных бойниц. Благодаря им обрамление бойниц среднего боя еще больше сближается с наличниками окон гражданских и церковных зданий.

План и разрез боевой камеры подошвенного боя стены Смоленской крепости (Обмер РСНРПМ)

В толще стены, непосредственно у воротных башен Федор Конь выложил также узкие сводчатые лестницы, которые в Росписном списке 1665 г. именуются каменными всходами. Эти всходы давали возможность подниматься и в верхние ярусы башен, и на боевые площадки примыкавших к ним стен. В смете Гуры Вахромеева 1692 г. не раз упоминается о плохом техническом состоянии их каменных ступеней.210)

 

210) См. И. Токмаков, Ук. соч., стр. 10-52. В литературе иногда указывается, что смоленская стена имеет внутренние помещения, предназначавшиеся для хранения боеприпасов, и проходы для внутренних сообщений. (В. И. Грачев, Иллюстрированный путеводитель..., стр. 35; И. Белогорцев, Архитектурный очерк Смоленска, Смл., 1949, стр. 26; И. Д. Белогорцев и И. Д. Софийский, Смоленск. - Архитектура городов СССР, М., 1952, стр. 19). Однако таких помещений и проходов в стене нет.

- 90 -

 

Обрамление бойницы подошвенного боя стены Смоленской крепости

Ширина боевой площадки смоленской стены 4-4,5 м. При такой ширине по ней, пожалуй, действительно можно было бы проехать на тройке, как это рассказывает народное предание, приписывая данные слова Борису Годунову.211) Поверхность боевой площадки стены имела кирпичную выстилку, местами сохранившуюся и теперь под слоем дерна.

 

211) См. Н. М. Карамзин, История государства Российского, кн. III, СПб., 1843, т. X, стб. 121 и примечание 353 к этому тому. См. также И. Орловский, Ук. соч., стр. 21.

- 91 -

 

План среднего боя стены Смоленской крепости (Обмер Л. Королькова и М. Противнева)

С наружной стороны боевая площадка ограждена зубцами. В Росписном списке 1665 г. об одном из южных участков стены сказано, что у него "зубцам вышина сажень", а "меж зубцов простого места от зубца до зубца по пол аршина и по десяти вершков". Зубцы прямоугольные, слегка вытянутые по вертикали. Как правило, глухие зубцы чередуются с боевыми. Промежки между зубцами имеют низкое заполнение, прикрывавшее воинов, стрелявших с колена. В одних местах заполнение промежков утоплено по отношению к тыльным плоскостям зубцов, а в других - выложено с ними заподлицо. Благодаря этому зубцы как бы составляют две группы, причем в одной глухие и боевые зубцы отделены друг от друга, а в другой - объединены попарно. Вверху зубцы снабжены уширенными головками, которые в основном двурогие с седловиной между полукружиями, но на некоторых пряслах они ровные. Бойницы зубцов трапециевидные, суживающиеся наружу. С лицевой стороны их размер около 17 см, а изнутри, со стороны боевой площади - 34 см. Сверху бойницы зубцов перекрыты напуском кирпичной кладки.

На внутренней кромке боевого хода стояли столбы, служившие опорой для прогонов кровли и стояками для деревянных тетив ограждения. Сейчас столбы сохранились только на участке со стороны днепровского берега. В плане они квадратные, сечением 64*64 см (2*2 кирпича). Друг от друга столбы отстоят на 2,8-2,9 м. Одни из них опираются на шелыги арок тыльной части стены, а другие - на их пилоны. Одновременно столбы соответствуют и зубцам стены, они поставлены так, что каждый из них прикрывает боевой зубец, причем глухие зубцы оказываются при этом в створе между столбами.212) Это объясняется, по-видимому, расположением стропильных ферм, стоявших на равных расстояниях одна от другой. Судя по следам на боковой

 

212) Иногда эти столбы ошибочно характеризуются как второй ряд зубцов (см., например, А. К. Ильенко, Ук. соч., стр. 35). Зубцами второго ряда столбы названы и на обмерных чертежах Н. Григорьева (1909 г.).

- 92 -

 

стене одной из башен, стропила стояли с наклоном примерно в 40 градусов, а кровля была двухскатной. Изображенная такой же на гравюрах Вильгельма Гондиуса и Хеммеля, относимой к 1786 г.,213) она была, видимо, двойной и дощатой; в Росписном списке 1665 г. значится: "а город и башни покрыты тесом".

Обрамление бойницы среднего боя стены Смоленской крепости

Иностранцам, видевшим Смоленскую крепость в XVII в., не раз бросалась в глаза равномерность расстановки ее башен. Самуил Маскевич писал, например, что друг от друга они "отстоят на 200 саженей",214) а Августин Мейерберг - что они расположены "в равном расстоянии одна от другой".215) Равномерно стоят башни и на гравюре Вильгельма Гондиуса. Обращаясь непосредственно к памятнику, можно заметить, однако, что их равномерность не была очень четкой. Как и у Белого города Москвы, в одних местах смоленские башни стоят ближе, а в других дальше друг от друга. Средняя величина прясел между ними составляет примерно 158 м. При этом на южной стороне крепости их группировка более плотная, нежели на северной, что объясняется наличием реки с этой стороны.

Из ансамбля всех смоленских башен особенно выделялась башня Фроловских ворот.216) Она стояла в центре северной стены крепости,

 

213) См. И. Орловский, Ук. соч., стр. 91.

214) ССДС, ч. V, стр. 18-19.

215) Августин Мейерберг, Путешествие в Московию в 1661 г. - ЧОИДР, 1874, кн. 1, отд. IV, стр. 198.

216) Здесь и далее все названия башен даны по Росписи 1609 г. (АИ, т. II, стр. 307-311). Их поздние наименования приводятся в подстрочных примечаниях.

- 93 -

 

Столбы ограждения боевого хода стены Смоленской крепости

прямо перед Большим Днепровским мостом,217) связывавшим Смоленск с дорогой на Москву. В литературе об этой башне часто даже не упоминается. Между тем она была самой грандиозной, самой величественной и самой красивой. Являясь главной башней "города", она во многом определяла и его художественный облик. Не исключено, что именно с этой башни и началось строительство укреплений Смоленска.

На иконе Авраамия и Меркурия Смоленских начала XVIII в.218) Фро-

 

217) В 1697 г. этот мост был заменен новым, тоже деревянным "на семи клетках". Его строителем был подмастерье Якушка Болтовня (С. Д. Ширяев, Смоленск и его социальный ландшафт в XVI-ХVIII вв. Смл., 1931, стр. 32).

218) См. А. Богусловский, Вид г. Смоленска времен Петра I (отдельн. оттиск), стр. 3: И. Орловский, Ук. соч., стр. 121, примеч. 2; С. Д. Ширяев, Ук. соч., стр. 56. Полное издание иконы см. С. П. Розанов, Жития преподобного Авраамия смоленского и службы ему. - "Памятники древнерусской литературы", вып. I. СПб., 1912, вклейка перед стр. 113.

- 94 -

 

Общий вид Смоленской крепости с северной стороны. Центральная часть гравюры В. Гондиуса

ловская башня изображена прямоугольной, с отводной стрельницей и смотровой вышкой наверху. Росписной список 1665 г. позволяет установить, что она была пятиярусной, высотой около 15 сажен.219) Стены ее имели на углах лопатки и членились горизонтальными тягами. На уровне тяг лопатки перебивались богатыми профилированными перемычками, вытесанными, очевидно, из белого камня. Между тягами располагались арочные бойницы, обрамленные прямоугольными рамками с треугольными фронтончиками. Вверху башня имела, кроме то-

 

219) В этом списке Фроловская башня именуется Днепровской. Днепровскими воротами она названа и в смете Гуры Вахромеева 1692 г. (см. И. Токмаков, Ук. соч., стр. 18). О сломке Днепровской башни и о разборке стен по обе стороны от нее см. ЦГВИА, ф. 3, отд. крепостное, св. 6, № 66, и св. 10, № 111.

- 95 -

 

го, и ряд круглых, возможно декоративных, бойниц с концентрическим обрамлением по краям. Стены башни венчались зубцами, которые наверняка были с двумя полукружиями наверху и седловиной между ними.

Два широких въездных арочных проема нижнего яруса Фроловской башни, располагавшиеся в противоположных стенах, закрывались створными брусяными воротами. Снаружи они прикрывались опускной железной решеткой. Не исключено, что въездная арка тыльного фасада башни была обрамлена богатым белокаменным порталом, над которым в стене из кирпича был выложен киот. Здесь могла висеть копия с иконы Смоленской богоматери, которая была прислана в Смоленск в 1602 г. Борисом Годуновым.220)

В нижнем ярусе башни находились двери лестничных всходов, которые позволяли подняться на боевой ход примыкавших к башне стен и во второй ее ярус. Плоские балочные мосты других ярусов башни соединялись деревянными лестницами.

Самый верхний этаж Фроловской башни, подобно двум нижним, был перекрыт сводом; в Росписном списке 1665 г. сказано, что над ее верхним мостом "сделана палатка с сводами". Палатка была покрыта четырехскатной кровлей "в две тесницы". Возвышавшаяся над ней смотровая вышка, именуемая в источниках "чердачком", была арочной, на четырех каменных столбах, опиравшихся на свод "палатки". Здесь висел набатный колокол".221) Кровля вышки имела небольшую надстройку, увенчанную двуглавым орлом.

Примыкавшая снаружи к Фроловской башне отводная стрельница"222) имела какой-то "приделок" и обходную галерею вверху, которая наверняка соединялась с внутренним пространством второго яруса башни. Имеется известие, что отводная стрельница была пристроена к Фроловской башне "спустя многие лета".223) Однако гравюра Вильгельма Гондиуса и икона Авраамия и Меркурия Смоленских свидетельствуют об архитектурном единстве стрельницы с самой башней. Объединенная с ней одним цокольным валиком, она также имела вверху горизонтальные тяги и также была скреплена по углам лопатками. При этом ее бойницы тоже были с рамочным обрамлением, имевшим треугольные фронтончики. Подобного рода стрельницы применялись

 

220) См. Краткий хронологический очерк истории города Смоленска, Смл., 1888, стр. 34, Исторический очерк Смоленска, СПб., 1894, стр. 52; И. Орловский, Ук. соч., стр. 30 и 32; В. И. Грачев, Иллюстрированный путеводитель..., стр. 36; В. И. Грачев, К истории 1812 г., Смл., 1911, стр. 4-5.

221) См. И. Орловский, Ук. соч., стр. 32.

222) В Росписном списке 1665 г. эта стрельница названа "въездными воротами". В смете Гуры Вахромеева она именуется и полубашней и приделочной башенкой (см. И. Токмаков, Ук. соч., стр. 18).

223) Ленинградское отделение ЦГВИА, ф. 3, оп. 2, № 1216, л. 1.

- 96 -

 

Башня Фроловских ворот Смоленской крепости. Прорись с иконы Авраамия и Меркурия Смоленских начала XVIII в.

- 97 -

 

Башня Фроловских ворот Смоленской крепости Фрагмент гравюры В. Гондиуса

в русском оборонном зодчестве и раньше,224) поэтому можно с уверенностью сказать, что изначала она была и у башни Фроловских ворот.

Огромные размеры этой башни, место ее расположения, наличие отводной стрельницы и сторожевой вышки под гербом - все это позволяет думать, что, строя Смоленскую крепость, Федор Конь уделил Фроловской башне особое внимание. Высказывалось даже предположение о близости внешнего вида и внутреннего устройства этой башни Фро-

 

224) Они имеются, например, у некоторых башен Московского Кремля. Одна такая стрельница известна и в Туле (В. В. Косточкин, Оборонительные сооружения древней Тулы. - ПК, вып. 2, М., 1960, стр. 74). Указывалось, что они были и у внутренних стен всех четырехугольных башен Коломенского кремля (Т. Сергеева-Козина, Коломенский кремль. - АН, сб. 2, М, 1952, стр. 140), но такие стрельницы совершенно неизвестны в русской военной архитектуре и абсолютно бессмысленны, в связи с чем предположение об их существовании является ошибочным. См. рецензию Н. Воронина на второй сб. АН. - "Советская архитектура " (Сборник Союза советских архитекторов СССР) № 5, 1954, стр. 111.

- 98 -

 

ловской (Спасской) башне Московского Кремля, в том виде, какой она имела до появления настройки,225) сделанной в 1624-1625 гг. Баженом Огурцовым и Христофором Галовеем, но говорить об их сходстве конкретно сейчас трудно. Впрочем, одноименность этих башен, наличие у них отводных стрельниц и лопаток на углах может быть и не случайным явлением.226)

Построив Фроловскую башню в Смоленске, Федор Конь сразу же решил две важные архитектурно-градостроительные задачи. Стоявшая на берегу реки, чуть ли не у "порога" Большого Днепровского моста и выделявшаяся среди всех других башен крепости, она была и главными воротами Смоленска и главной триумфальной аркой России, проехав через которую можно было взять прямой путь на Москву. Все другие дороги, шедшие к русской столице с запада, после постройки Фроловской башни как бы теряли свое значение.

Вместе с гигантской Фроловской воротной башней важную роль в архитектурном облике крепости играли и Молоховские ворота, стоявшие почти в центре южной стены".227) На гравюре Г. Келлера 1610 г.228) эти ворота представлены в виде большой арки в стене, фланкируемой по сторонам мощными стрельницами. Однако Росписной список 1665 г. показывает, что Молоховские ворота представляли собой прямоугольную в плане четырехъярусную башню, высотой "оприч зубцов девять сажен" с шатровой тесовой крышей и караульней наверху, где, так же как и на Фроловской башне, был "поставлен вестовой колокол".229) Из этого же списка узнаем, что Молоховская башня имела внизу каменный свод, покрытый деревянным мостом, что ее верхние перекрытия были плоскими по балкам, а связывавшие их лестницы проходили в толще стен,230) что проезжая часть башни имела "на город два всхода" и, наконец, что две широкие въездные арки башни закрывались брусяными створами. В одной из наружных створ была, кроме того, калитка для пешего прохода. В виде башни, покрытой шатром, но без смотровой вышки эта башня изображена и на гравюре Вильгельма Гондиуса.

 

225) С. Д. Ширяев, Ук. соч., стр. 32.

226) Существует указание, что свое название смоленская Фроловская башня получила от церкви Фрола и Лавра, стоявшей неподалеку (И. Орловский, Ук. соч., стр. 29, примеч. 4).

227) В 1812 г. Молоховские ворота были взорваны французами.

228) Известно несколько оттисков этой гравюры, сделанных с разных досок. Публикуемый здесь оттиск хранится в ГИМ. Оттиск из собрания Бобринского, сделанный с другой доски, см. ИАК, вып. 12, табл. XV.

229) Как четырехугольная башня Молоховские ворота представлены и в литературе (см., например, А. Даниловский, Ук. соч., стр. 33).

230) О ступенях одной из них упоминает смета Гуры Вахромеева (см. И. Токмаков, Ук. соч., стр. 44).

- 99 -

 

Общий вид Смоленской крепости с южной стороны. Гравюра Г. Келлера 1610 г.

К сожалению, источники не дают представление о типе Молоховской башни. В литературе указывалось, что ее проезд был коленчатым,231) т.е. с арками в стенах, стыковавшихся под прямым углом, и с изогнутой осью проезда внутри, что облегчало их оборону. Однако место расположения башни, ее назначение и характер объема позволяют считать, что по типу она была подобна Фроловской, т. е. также имела сквозной проезд с арками на противоположных стенах. Несмотря на меньшую высоту и отсутствие отводной стрельницы, в системе обороны крепости эта башня была таким же важным звеном, как и Фроловская. Располагавшаяся на ее противоположной стороне и соединявшаяся с Фроловской сквозной, проходившей через весь город улицей, она была, по существу, вторым триумфальным сооружением Смоленска. Особенно часто воротами Молоховской башни приходилось пользоваться, по-видимому, польским и литовским купцам, въезд которым в другие города страны был закрыт в 1590 г. соответствующим рас-

 

231) И. Орловский, Ук. соч., стр. 31.

- 100 -

 

Планы первых ярусов воротных башен Смоленской крепости (Еленинская и Авраамиевская)

поряжением русского правительства, стремившегося превратить Смоленск из транзитно-торгового пункта в торговый центр".232)

Наряду с двумя главными, Смоленская крепость имела 7 дополнительных воротных башен. Лазаревская, Крылошевская, Авраамиевская и Еленинская располагались на восточной стороне города,233) а Копытенская, Пятницкая и Пятницкая водяная - на западной.234) Отличаясь друг от друга размерами, эти башни внутри были почти одинаковыми, но одни из них имели два яруса, а другие - три. Часть их (Лазаревская, Авраамиевская, Еленинская и Копытенская) сохранились до наших дней. Сильно выступающие вперед по отношению к стенам, эти башни - почти квадратные в плане. Каждая из них снабжена двумя широкими арочными проемами, один из которых находится на тыльной стороне, а другой - на боковой, обращенной к полю. Благодаря этому дополнительные воротные башни существенно отличались от главных. Иное расположение их въездных арок показывает, что это были ворота другого типа, которые для торжественных и парадных выездов уже не предназначались.

Снаружи углы дополнительных воротных башен обработаны довольно широкими лопатками, между которыми вверху проходят горизонтальные тяги, состоящие из четвертного валика и двух

 

232) В. П. Мальцев, Ук. соч., стр. 74.

233) В Росписном списке 1665 г. Лазаревские ворота названы четвероугольной башней.

234) В Росписном списке 1665 г. Копытенские ворота именуются Копытовскими, а Пятницкие водяные просто Пятницкими.

- 101 -

 

Фасады воротных башен Смоленской крепости (Еленинская и Авраамиевская) (Обмер РСНРПМ)
{в книге правые части - на стр. 103}

полочек. У более крупных башен разной ширины лопатки выложены еще и в плоскости фасадов с въездными проемами. Все лопатки снабжены белокаменными перемычками, профиль которых в основном состоит из полочек, гуська, валика и четвертного валика. У меньших башен количество перемычек на лопатках сокращено.

 

- 102 -

 

Здесь они расположены на равных расстояниях друг от друга. На больших башнях равномерный ритм перемычек лопаток нарушен дополнительными перемычками, причем верхняя перемычка как бы немного приспущена, а две нижних сильно сближены. Это вносит определенное разнообразие в характер членения лопаток и делает их более динамичными.

Полуциркульные арки въездных проемов воротных башен сложены из крупных, хорошо отесанных и пригнанных друг к другу клинчатых блоков белого камня и обрамлены красивыми белокаменными порталами прямоугольной формы. Над сильно вынесенными карнизами порталов, боковые части которых расчленены на филенки, находятся стрельчатые рамки киотов, выложенные из кирпича в кладке стен. У Авраамиевской башни острие киота упирается в небольшой карнизик из трех выступов. Несмотря на другой характер материала, а местами и некоторую приподнятость над порталами, эти киоты составляют с ними одно целое.

Отводных стрельниц у дополнительных воротных башен не было снаружи. Железные подставы в стенах свидетельствуют, что их проемы закрывались деревянными створами. Росписной список 1665 г. указывает на существование железных решеток в Пятницких и Крылошевских воротах. Вероятно, они были и у некоторых других воротных башен, хотя, наряду с ними, существовали также башни без железных решеток. В случае опасности их воротные проемы закладывались, видимо, кладкой, прикрывавшей деревянные створы.

 

- 103 -

 

Белокаменная перемычка лопатки Авраамиевской башни Смоленской крепости

Проезжие части дополнительных воротных башен были сводчатыми. У Копытенских ворот следы свода видны до сих пор. Существует свод и над нижним ярусом Еленинских ворот.235) Росписной список 1665 г. позволяет установить, что на сводах лежали "мосты деревянные". Гнезда в стенах говорят, что перекрытия верхних ярусов таких башен были балочными. Между собой они соединялись лестницами, выложенными в толще стен.

 

235) Теперь эти ворота называются Никольскими. В Смоленском городском музее хранился небольшой жернов, служивший замком шелыги свода Авраамиевской башни (см. В. И. Грачев, Краткий каталог..., стр. 76).

- 104 -

 

Белокаменные перемычки лопатки Авраамиевской башни Смоленской крепости

Бойницы ярусов дополнительных воротных башен довольно узкие, с параллельными боковыми щеками. Каждая бойница снабжена небольшой расширяющейся внутрь печурой и помещена в довольно глубокой уступчатой арочной нише (стр. 107). Предназначались эти бойницы для фронтальной и фланговой стрельбы. Несколько бойниц ориентировано и внутрь города. Снаружи все они обведены по краям двойными, выложенными из тесаного кирпича рамками с треугольными фронтончиками наверху. У рамок бойниц нижнего яруса башни фронтончиков, как правило, нет. По своей форме и рисунку они, как и верхние, ничем не отличаются от рамочных обрамлений бойниц стены. У Еленинских и Копытенских ворот вверху имеется по одному ряду

 

- 105 -

 

Портал въездной арки Копытенской башни Смоленской крепости

круглых отверстий, которые И. М. Хозеров назвал псевдобойницами,236) так как они не прорезают стен насквозь, а лишь заглублены в их кладку. Устья их отверстий обработаны выступающим рельефом в виде двух концентрических окружностей, также выложенных из кирпича.

Завершаются стены дополнительных воротных башен прямоугольными зубцами с декоративной обработкой головок в виде ласточкина хвоста. Бойницы зубцов имеют вид узких, суживающихся наружу щелей, перекрытых наклонно выложенными рядами кирпичной кладки.

Не менее интересна и архитектура глухих башен Смоленской крепости. Предназначавшиеся для обороны примыкающих прясел и фронтальной стрельбы, они либо квадратные, либо многогранные в плане

 

236) И. М. Хозеров, Новые данные о смоленской городской стене. - "Записки Западного областного общества краеведения", вып. 1, Смл., 1930, стр. 10.

- 106 -

 

Боевые ниши Копытенской башни Смоленской крепости

(стр. 109). В Росписи 1609 г. и в Росписном списке 1665 г. первые из них именуются четвероугольными, а вторые круглыми.237)

Особую группу составляют глухие прямоугольные башни. Первоначально их было 13, а теперь осталось только 8. Однако в связи с тем, что такую же форму имеют и воротные башни, кажется, что глухих прямоугольных башен сохранилось гораздо больше. Высота и размеры боковых сторон прямоугольных глухих башен не одинаковы. Не одинаков и вынос их в сторону поля, хотя характер выноса везде один и тот

 

237) АИ, т. II, стр. 307-309. Исключение в списке 1665 г. сделано только по отношению к Антифоновской башне, о которой сказано, что она "сделана на шестнадцать граней" и что у нее "меж граней по сажени с четью". Это исключение будет понятным, если учесть, что далее в том же списке значится: "А те башни Антифоновская и Четвероугольная и городовая стена сделаны каменные вновь".

- 107 -

 

Обрамление ложных бойниц Еленинской башни Смоленской крепости

же; тыльная сторона каждой башни выложена с небольшим отступом от тыльной стороны стены и внутрь города выступает очень мало.

Меньшие башни снаружи ровные; они только вверху снабжены выложенными из кирпича тягами. Более крупные башни имеют по две таких тяги и лопатки на углах. Последние, ограничивая плоскости стен, зрительно увеличивают высоту башен и придают им большую стройность.

Внутри прямоугольные глухие башни были четырехъярусными. У большинства башен перекрытия были плоскими, по балкам, от которых в стенах сохранились гнезда, а у некоторых сводчатые. Это зависело, очевидно, от размеров башен и места их постройки. Сейчас своды существуют, например, в той глухой прямоугольной башне, которая стоит между Копытенскими воротами и местом расположения Молоховских ворот.238) Не исключено, что в некоторых башнях своды были

 

238) Сильно испорченная позднейшими переделками, эта башня носит теперь название Донец.

- 108 -

 

Планы первых ярусов глухих башен Смоленской крепости (Обмер РСНРПМ)

только над нижними ярусами. Связь ярусов этих башен осуществлялась либо по лестницам в толще стен (если перекрытия башен были сводчатыми), либо по деревянным лестницам, приставленным к люкам в мостах (если их перекрытия были балочными). Иногда прислонные лестницы сочетались, вероятно, с внутристенными, как это было у воротных башен. В остальном же устройство прямоугольных глухих башен было почти одинаковым. У каждой из них есть два широких арочных проема, обращенных внутрь крепости,239) у каждой внизу начинаются

 

239) Нижний был входным, а через верхний с помощью ворота втаскивались, видимо, "наряд" и боеприпасы.

- 109 -

 

лестницы (одна или две), позволяющие выйти на боевые площадки стен, и у каждой с этими площадками есть собственная связь через арочные дверные проемы в боковых стенах, закрывавшиеся деревянными щитами. Одинаково устроены также бойницы этих башен. Состоящие из расширяющихся внутрь печур и суживающихся наружу щелей, они расположены в глубоких арочных нишах, которые подобны нишам воротных башен и напоминают сводчатые камеры стен. Снаружи эти бойницы, как и бойницы воротных башен, обведены двойными прямоугольными рамками, причем нижние также не имеют треугольных фронтончиков. Интересно, что у башни, стоящей к северо-востоку от Еленинских ворот,240) рамки бойниц боковых фасадов венчаются не геометрически строгими треугольными фронтончиками, а стрельчатыми, что является, по-видимому, исключением, так как на всех других башнях таких обрамлений нет.

Вытянутые зубцы глухих прямоугольных башен тоже неодинаковы. Правда, в основном они везде имеют вид ласточкина хвоста, однако есть также башни, головки зубцов которых вверху ровные, без декоративной обработки. Выше говорилось, что с такими же головками были и некоторые участки стен.

Очень сходны между собой и многогранные (круглые) башни крепости. Из 16 таких башен теперь осталось только 5.241) Как и глухие прямоугольные, они были расставлены Федором Конем по всей длине стены и чередовались с ними. В среднем высота многогранных башен около 8 сажен. Наиболее высокие из них расположены на северной стороне крепости, т. е. на береговой кромке Днепра, а более низкие - на южной. Одни башни "выпущены за город" и как бы примыкают к стенам, а другие - скрепляют их углы. Раньше угловые башни именовались "наугольными". Большой вынос этих башен в сторону поля и их угловое расположение позволяют думать, что некоторые из них были связаны со "слухами", проходившими снаружи вдоль стен. В дневнике польского офицера Самуила Маскевича сказано, что у смоленских стен "под землей находятся тайные ходы, где все слышно", и что, пользуясь ими, "москвитяне подрывались под основание стен" и либо встречались с поляками, рывшими подкопы, либо подводили мины под польские подкопы и взрывали их.242)

От прямоугольных глухих многогранные башни отличаются не только размерами, формой плана и наличием граней, но и поясом вытянутых навесных машикулей, которые несут на себе венчающие их зубцы.

 

240) Теперь она называется башней Воронина.

241) Круглую башню, выстроенную в 1834 г. на месте древней, которая в Росписи 1609 г. названа Крылошевской, а в Росписном списке 1665 г. Костыревской, в расчет мы не принимаем.

242) ССДС, ч. V, стр. 24.

- 110 -

 

Верхняя часть прямоугольной башни Смоленской крепости

Нет на многогранных башнях и угловых лопаток, весьма характерных почти для всех других башен крепости. Однако внутри они такие же, как и глухие четырехугольные (стр. 116). Независимо от диаметра, многогранные башни тоже были четырехъярусными и тоже делились деревянными мостами, лежавшими на заделанных в стены балках,243) хотя некоторые перекрытия были и сводчатыми.244) Каждая из них

 

243) В Росписном списке 1665 г. сказано, что "без сводов" была первая круглая башня, стоявшая к западу от Молоховских ворот. Позднее эта башня стала называться Касандаровской. Гнезда от балок междуэтажных перекрытий видны сейчас в стенах Городецкой и Авраамиевской башен.

244) Сводчатые покрытия, имеющие в разрезе стрельчатую форму, сохранились над всеми ярусами башни, стоявшей к юго-востоку от Копытенских ворот. Теперь эта башня называется Громовой.

- 111 -

 

также снабжена на тыльной стороне широкими арочными проемами, один из которых соответствует первому ярусу, другой - второму, а третий - уровню боевого хода стены и также имеет глубокие сводчатые ниши, в которых помещены бойницы. Разница состоит только в том, что у прямоугольных глухих башен ниши с бойницами размещены одна под другой, а у многогранных - в шахматном порядке. В связи с этим в шахматном порядке располагаются и отверстия бойниц на стволах башен. По своему устройству эти бойницы ничем не отличаются от бойниц глухих четырехугольных и воротных башен. Также состоящие из расширяющихся внутрь печур и слегка суженных наружу боевых щелей, они по всей крепости однотипны, хотя размеры их везде разные.245) Обычен и рисунок декоративных рамок, обрамляющих отверстия бойниц снаружи. Внизу они, как правило, прямоугольные, а вверху снабжены фронтончиками. Впрочем у Городецкой башни треугольные завершения имеются и на рамках подошвенных бойниц, что отличает эту башню от ей подобных.

Кровли глухих и воротных башен, как и кровли двух главных башен крепости, были деревянными, видимо в две доски.246) В Росписном списке 1665 г. сказано, что башня Копытенских ворот "покрыта тесом", кровля шатровая. С высокими шатрами смоленские башни изображены и на гравюре Вильгельма Гондиуса. Дозорных вышек, как это имело место на Фроловских и Молоховских воротах, эти башни не имели. Упоминаний о них нет в источниках XVII в.; нет их изображений и на гравюрах того времени.

Основываясь на иконографических материалах и данных натурного исследования, И. М. Хозеров установил, что первоначально Смоленская

 

245) "В Смоленской крепости, - писал в 1609 г. П. П. Покрышкин, - нет ни одной амбразуры, похожей на другую по размерам" (ИАК, вып. 32, стр. 22).

246) Упоминание о кровлях башен есть в одном из источников начала XVII в. (РИБ, т. I, стб. 725).

- 112 -

 

Фасады прямоугольной башни Смоленской крепости (Обмер РСНРПМ)
{В книге левая - на стр. 112}

крепость имела по кирпичной кладке известковую побелку.247) В одном из источников 1654 г. также отмечено, что два участка ее стены "сверху выбелены".248) Наряду с побелкой крепость имела и раскраску. Тем же И. М. Хозеровым установлено, что кирпичная "прокладка" ее цоколя была гладко затерта известковым раствором, скрывавшим швы кладки, и забелена известью, причем в верхней части затирка была покрыта мумией*) и разграфлена белилами на три (в одном месте на четыре) ряда кирпичей, имитировавших структуру кладки. Мумией были окрашены также декоративные рамочные обрамления бойниц башен и прясел стены, некоторые элементы карнизов башен и промежутки между карнизами. Ленты такой же окраски опоясывали и средние части некоторых башен, причем во многих случаях окраска обрамлений бойниц, промежутков между карнизами и в других местах, подобно "прокладке" цоколя стены, также была разделана под кир-

 

247) И. Хозеров, Новые данные о памятниках: древнего зодчества гор. Смоленска, - Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый семинарием имени И. П. Кондакова, т. II, Прага, 1928, стр. 356. Подробнее об этом см. И. М. Хозеров, Новые данные о Смоленской городской стене, стр. 7-9 и 20.

248) См. Д. И. Довгялло, Смоленск в 1654 г., Вильна, 1906, стр. 11.

*) Так. OCR.

- 113 -

 

Обрамление бойницы бокового фасада прямоугольной башни Смоленской крепости

пич.249) Все это усиливало декоративную значимость архитектурных деталей крепости, четко вырисовывавшихся на фоне огромных плоскостей стен и башен, сверкавших белизной известковой побелки.

Таким было второе известное нам сооружение Федора Савельевича Коня. Народная легенда рассказывает, что Борис Годунов образно на-

 

249) И. М. Хозеров, Новые данные о Смоленской городской стене, стр. 11-18.

- 114 -

 

Многогранные башни Смоленской крепости (Обмер РСНРПМ).
{В книге сверху вниз, здесь слева направо. HF}

- 115 -

 

Разрез многогранной башни Смоленской крепости (Обмер И. Григорьева, 1909 г)

Тыльная сторона многогранной башни Смоленской крепости (Обмер РСНРПМ)

- 116 -

 

Боевые камеры многогранной башни Смоленской крепости

звал якобы это сооружение "ожерельем" Московской Руси.250) И действительно, по живописности места расположения, количеству башен, их монументальности, величавой красоте, богатству декоративной обработки, четкости и плотности расстановки Смоленская крепость не знала себе подобных в русской архитектуре. Гордо возвышаясь над кручами и оврагами правого берега Днепра, она в самом деле, как драгоценное ожерелье, плавно охватывала Смоленск по периметру и стягивала его разбросанную застройку в одно целое. Ее постройка, как и постройка Белого города Москвы, была огромным достижением русского архитектурно-строительного искусства конца XVI в. Кто знает, может быть, идейно-художественный образ этой колоссальной крепо-

 

250) См. Н. М. Карамзин, Ук. соч., кн. III, т. X, стб. 121 и примечание 353 к этому тому.

- 117 -

 

Бойница подошвенного боя многогранной башни Смоленской крепости

сти, созданной на западной окраине страны, зародился у Федора Савельевича Коня в тот момент, когда он, вместе с более именитыми руководителями строительства, в зимний праздничный день 25 декабря 1595 г. под благовест колоколов прошел по Большому Днепровскому мосту и, торжественно вступив в Смоленск, направился в городской собор к архиепископу Феодосию за получением благословения на смоленское каменное "городовое дело".

Превратившая древний город в несокрушимую пограничную твердыню, преградившую торговое и военное продвижение Польско-Литовского государства на восток,251) Смоленская крепость сразу же стала предметом пристального внимания западных соседей - особенно поляков, мечтавших вновь захватить Смоленск в свои руки. Поэтому ее краткие описания мы находим в записках Павла Пясецхого, Самуила Маскевича и Станислава Жолкевского.252) Позднее о крепости

 

251) В. П. Мальцев, Ук. соч., стр. 74.

252) Павел Пясецкий, Смутное время и Московско-польская война. - "Памятники древней письменности", т. LXVIII. СПб., 1887, стр. 21; ССДС, ч. V, стр. 18-19; "Записки гетмана Жолкевского о Московской войне ". СПб., 1871. стр. 29-30.

- 118 -

 

писали Яков Рейтенфельс, Петр Петрей, Августин Мейерберг и многие другие путешественники.253) Однако для ее характеристики ценнее всего отзыв польского офицера Самуила Маскевича, сведущего в военно-инженерном деле, который записал, что смоленские стены искусно "выведены опытным инженером",254) и слова Петра Петрея, отметившего, что "город" Смоленск "нельзя... взять... приступом".255) Этим самым они не только высоко оценили качества смоленской крепости, но и воздали должное ее строителю.

Высокую оценку этому сооружению Федора Коня дал и русский народ; он считал его "непобедимым укреплением своего отечества".256)

Неприступность и прочность Смоленской крепости была проверена и на деле; осадив Смоленск в 1609 г., отборные войска польского короля Сигизмунда III безрезультатно стояли под ним вплоть до 1611 г., т. е. более двух лет.257) После этого слава о Смоленске разошлась по всей Европе и стала настолько широкой, что автор Космографии конца XVII в., рассказывая о Московском государстве, с пафосом написал: "город Смоленск славен зело и крепок, стенами каменными толстыми и высокими обведен, и рвы глубокими, и всякими крепостями утвержден, строение Московского государя царя Федора Ивановича всеа Руссии".258)

 

253) Яков Рейтенфельс, Ук. соч., стр. 203; Петр Петрей де Эрлезунда, Ук. соч., стр. 34; Августин Мейерберг, Ук. соч., стр. 197-198.

254) ССДС, ч. V, стр. 24.

255) Петр Петрей де Эрлезунда, Ук. соч., стр. 34.

256) См. Сказание Адольфа Лизека..., стр. 42.

257) См. Элиас Геркман, Историческое повествование о важнейших смутах в государстве Русском - Сказание Массы и Геркмана о смутном времени в России, СПб., 1874, стр. 325; ССДС, ч. I, СПб., 1831, стр. 148; Петр Петрей де Эрлезунда, Ук. соч., стр. 272.

258) См. Ю. В. Арсеньев. Ук. соч., стр. 11. Упомянутые рвы были вырыты намного позднее постройки крепости: в описании Смоленска, сделанном в 1609 г. П. Пясецким, сказано, что он "никаким валом, ниже рвами с лица не укреплен" (Павел Пясецкий, Ук. соч., стр. 21) А. Мейерберг, в 1661 г. дав описание крепости, также отметил, что она "валом совсем не ограждена, не защищается и рвом" (Августин Мейерберг, Ук. соч., стр. 198).

 

Характер работы мастера и некоторые особенности его сооружений

 

Таких огромных сооружений, как Белый город Москвы и крепость Смоленска, созданных сразу, в соответствии с единым замыслом и, так сказать, за один прием, а не в течение нескольких столетий, как это

 

- 119 -

 

было, например, в Пскове, история русской архитектуры больше не знает. Какой бы каменный «город» древней Руси мы ни взяли, будь то кремль, крепость или монастырь, протяженность его стен все равно уступает крепостным сооружениям Федора Коня.

Создание Белого города в Москве и крепости в Смоленске было невиданным явлением в практике русского каменного строительства. В них выражена вся сущность строительной политики правительства Федора Ивановича и Бориса Годунова; они дают также возможность говорить о характере работы и некоторых особенностях творчества Федора Савельевича Коня.

Выше мы видели, что длина белгородской стены была 9,5 км, а смоленской — 6,5 км. Если не считать времени, затраченного на заготовку строительных материалов и завершение строительства, то Белый город Москвы возводился, в основном, около 5 лет, а крепость Смоленска — примерно 4 года. Сроки строительства этих огромных сооружений, постройка которых, помимо кладки стен и большого количества башен, требовала и серьезных инженерных работ, были весьма короткими. Пользуясь современной терминологией, можно, пожалуй, сказать, что Москва и Смоленск укреплялись в конце XVI в. скоростными методами. В 1551—1552 гг. такими методами был построен, как известно, Свияжск 259, в 1565—1567 гг. — группа крепостей в районе Полоцка260, а в

 

259 Стены, башни и внутренние постройки Свияжска рубились зимой 1551 г. в Угличском уезде, в вотчине князей Ушатых. Затем они были перемаркированы и разобраны, а весной 1552 г. сплавлены вниз по Волге к устью Свияги, где и собраны на горе «круглой» (Генрих Штаден, Ук. соч., стр. 113; М. Каргер, Крепостные сооружения Свияжска. — ИОАИЭ, т. XXXIV, вып. 3-4, Казань, 1929, стр. 133; В. Подключников, Планировка и постройка древнего Свияжска. — «Архитектура СССР», 1943, № 3, стр. 37).

260 О них см. А. Сапунов, Рисунки крепостей, построенных по повелению царя Ивана Васильевича Грозного после завоевания Полоцка в 1563 г. — «Полоцко-Витебская старина», вып. 2, Витебск, 1912, стр. 299-313; М. Г. Рабинович, Археологическая разведка в Полоцкой земле. — КСИИМК, вып. XXIII, М.-Л., 1950, стр. 81-88. Сведения о методах постройки этих крепостей (без упоминания названий строившихся объектов) содержатся в донесении Фульвио Руджиери, который в 1568 г. был папским нунцием в Польше. Московский великий князь, — писал он, — имеет «кое-какие маленькие деревянные крепости на границах Литвы и Руси. Таких, пока я был в Польше, он выстроил четыре с невероятной быстротой; а так как способ их постройки кажется мне весьма примечательным, я просто расскажу о нем. После того как его инженеры предварительно осмотрели места, подлежащие укреплению, где-нибудь в довольно далеком лесу рубят большое количество бревен, пригодных для таких сооружений; затем, после пригонки и распределения их по размеру и порядку, со знаками, позволяющими разобрать и распределить их в порядке, спускают вниз по реке, а когда они дойдут до места, которое намечено укрепить, их тянут на землю (передавая. — В. К.) из рук в руки; (затем — В. К.) разбирают знаки на каждом бревне, соединяют их вместе и в один миг строят укрепления, которые тотчас засыпают землей, а в то время появляются и их гарнизоны» («Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек А. И. Тургеневым», т. I, СПб., 1841, стр. 209).

- 120 -

 

1595 г. Яицкий городок261. Можно сказать, что аналогичным образом в 1598 г. предполагалось вести работы и в Пелыме262. Правда, приведенные примеры относятся к деревянному военно-оборонительному строительству. Между тем организация кирпичного производства в Москве и Смоленске, подвозка свай, белого камня и извести в эти города, предварительное составление сметы и росписи смоленского «городового дела», его продуманность и спешность осуществления вместе с народным преданием о кирпиче, передававшемся якобы в Смоленск из рук в руки, как по конвейеру263, — все это позволяет говорить, что опыт скоростного деревянного строительства при укреплении Москвы и Смоленска был широко использован Приказом каменных дел и что его методы не были чужды Федору Коню.

Отрывочные сведения источников об огромном количестве рабочих, трудившихся над созданием Белого города Москвы («семь тысяч каменщиков») и Смоленской крепости («а делаше его всеми городами Московского государства»), совместно с предписанием царского наказа 1595 г. установить, что где делать в Смоленске, как доставлять в него строительные материалы, где их складывать и т. д., характеризуют Федора Коня как зодчего, прекрасно знавшего все сложности организации строительных работ. В противном случае он не мог бы руководить такими армиями строителей и направлять деятельность отдельных строительных артелей через своих помощников — «товарищей».

Определенная закономерность постановки башен белгородской и смоленской стен и их согласованность со структурой городов, равно как четкость форм башен Смоленской крепости и их строгая геометричность, позволяют считать, что Федор Конь пользовался в работе какими-то, может быть весьма условными, чертежами. Такие чертежи в военно-оборонительном строительстве конца XVI в. применялись довольно часто. Так, «по той мере, по росписи и по чертежу, какову есте роспись и чертеж», прислали из Москвы на Северную Двину, — в устье этой реки, поблизости от Михайловского монастыря, в 1583—1584 гг. рубился «город» Архангельск264, который очень удивил Жана Соважа

 

261 Известно, что посланным на реку Яик в 1595 г. «города ставити» было велено «взять из Астрахани тетюшкой город» с собой, но «воеводы города не взяли», так как «неначем было поднятся, судов было мало, а взяли 4200 бревен четырех сажен в чем делать острог да арскую башню с вороты» и, придя на Яик «и высмотря место в болшом устье Яиском на ... острову, острог и башню поставили» (РО ГПБ, F, IV, 22, лл. 554-554-об.).

262 В 1598 г. в связи с упразднением Лозвы «лозвинский город и острог» было предложено «рушити и понизовскую водою перепроводити с Лозвы на Пелым», где они могли «пригодится к старому Пелымскому городу и к острогу на поделку, или на хоромную ставку» (РИБ, т. II, стб. 149).

263 См. И. Орловский, Ук. соч., стр. 18.

264 ААЭ, т. I, стр. 380. Об этом «городе» см. также ДРВ, т. XVIII, М., 1791, стр. 15; А. А. Титов, Летопись Двинская, М., 1889, стр. 13.

- 121 -

 

Диеппского, видевшего его спустя два года265. Место для Кемского острога, строившегося в ходе войны со Швецией (1591—1593), также нужно было «на чертеж начертя прислати... к Москве»266, а город Царево-Борисов на Донце предписывалось в 1600 г. «обложити по чертежу и по росписи, каковы им чертежи и росписи даны»267. Напомним еще, что в 1604 г. Джон Мерик в письме к Афанасию Ивановичу Власьеву говорил о «составлении планов» и «строении каменных зданий». Трудно поверить в связи со всем этим, что такие огромные каменные сооружения, как Белый город Москвы и крепость Смоленска, стратегическое значение которых было еще большим, нежели Архангельска, Кеми и Царево-Борисова, строились без предварительных чертежей. Их составление предусматривалось, фактически, и «Уставом ратных, пушечных и других дел...», составленным военным инженером и «пушкарских дел мастером» Онисимом Михайловым в 1607—1621 гг.; во всяком случае в разделе «о строении долговечных крепостей» Михайлов писал, что, строя крепость, «прежде подобает с прилежанием место осмотрети и размерити по геометрийскому, сиречь по землемерному обычаю»268.

Чертеж Смоленской крепости Федор Конь мог сделать при составлении сметы и росписи на смоленское «городовое дело». Этот чертеж был, конечно, очень схематичным и в этом отношении ничем не отличался от строительных чертежей западноевропейского средневековья269. Однако он должен был давать представление о плане сооружения, а проставленные на нем основные размеры — позволить произвести его разбивку на месте и приступить к строительству. Подобного рода чертежи для гражданских зданий сохранились от XVII в.270

Постановка двух самых высоких многогранных башен Белого города Москвы на его противоположных концах и со стороны Москвы-реки, как и группировка наиболее высоких многогранных башен Смоленской крепости на берегу Днепра, позволяет думать, что Федору Коню было свойственно стремление композиционно закреплять основ-

 

265 Записка о путешествии в Россию Жана Соважа Диеппского в 1586 г. — «Русский вестник», т. 1, СПб., 1841, стр. 228.

266 ААЭ, т. I, стр. 439.

267 См. Д. И. Багалей, Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства, ч. 1, Харьков, 1889, стр. 8.

268 Онисим Михайлов, Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки, ч. I, СПб., 1777, стр. 91.

269 См. В. П. Зубов, К вопросу о роли чертежа в строительной практике западноевропейского средневековья. — Тр. ИИЕТ, вып. 7, М., 1957, стр. 231-246.

270 См. А. А. Тиц, Из истории развития архитектурно-строительных чертежей в России. — «Известия высших учебных заведений Министерства высшего образования СССР» (строительство и архитектура), № 7, 1958, стр. 173-178; А. А. Тиц, Два древнерусских проектных чертежа XVII в. — «Ежегодник ИИИ за 1960 г.»., М., 1961, стр. 5-16.

- 122 -

 

ные углы оборонительных сооружений и «повертывать» эти сооружения в сторону воды. Включив же Московский Кремль в береговой фасад Белого города и самую грандиозную Фроловскую башню в днепровский фасад Смоленской крепости, зодчий подчеркнул тем самым значимость этих фасадов, сделал их главными и наиболее выразительными. Весьма показательно, что устройство оборонительных сооружений Федора Коня соответствует в основном статьям упомянутого воинского «Устава» начала XVII в., который составлялся Онисимом Михайловым на основе иностранных источников, но с учетом русской действительности. Так, в «Уставе» говорится, что, прежде чем «каменную стену вести», надлежит «досмотрети, добро ли место к подошве... и... надобно ли... сваи бити и поперечины и длинношеи деревянные класти». Выше мы видели, что местами фундаменты Белого города Москвы и крепости Смоленска тоже выкладывались на уплотняющих грунт сваях, соединенных и «поперечинами», и «длинниками». «Устав» рекомендует не делать особо толстых стен со стороны естественных преград, так как «с такие стороны бывают городы крепки и без крепкие стены»; с таких сторон, разъясняется в нем, «нельзя города осадити ни наряду ставити ни приступу чинити»271. Разные толщины прясел стен у московского Белого города и у крепости Смоленска хорошо показывают, что это издавна известное на Руси положение272 также учитывалось Федором Конем. Согласно «Уставу», подошвенные бои стен должны были делаться «так, чтоб они как к приступу, так и к простой стрельбе пригожалися»273. Через подошвенные бойницы смоленской стены во время осад можно было стрелять вдаль, а при приступах — в упор по приблизившемуся противнику. «И мне то мнится, — писал в «Уставе» Онисим Михайлов, — что прибыльнее и лутче из малых пищалей стрелять, нежели из... великих тяжелых..., которые пригодятся блюсти к стенобою, а не в поле стреляти, а малым нарядом и средние статьи податнее из города в чужие полки стреляти». При этом он добавил, что если из малого наряда можно выстрелить трижды, то из большого только раз274. Размер бойниц Смоленской крепости, не превышающий у подошвы 20 см, свидетельствует, что они рассчитывались на применение малых, наиболее скорострельных пушек, более удобных и в обращении. По «Уставу», стены «в длину между башен» нужно было делать «до двухсот пятидесяти шагов и до трех сот шагов, а иные смотря по делу и по месту»275. У Белого города Москвы среднее расстояние между башня-

 

271 Онисим Михайлов, Ук. соч., ч. I, стр. 92.

272 См. В. В. Косточкин, Русское оборонное зодчество конца XIII — начала XVI вв. М., 1962, стр. 102-108.

273 Онисим Михайлов, Ук. соч., ч. 1, стр. 94.

274 Там же, стр. 97.

275 Там же, стр. 95.

- 123 -

 

ми было, как указывалось, 159 сажен (около 397 шагов), а у крепости Смоленска — 158 м (около 200 шагов). Следовательно, в основном, Федор Конь ставил башни «смотря по делу и по месту», исходя в первую очередь из условий существовавшего города — его планировки и направления уже сложившихся улиц. Так определялись им, очевидно, места для главных проездных башен. Затем между ними зодчий устанавливал места и для всех других башен. При этом имели значение не только условия рельефа местности, но и действенность прицельного огня пушек, которые впоследствии на них были установлены; эффективность и кучность их стрельбы ему наверняка были известны заранее. Это характеризует Федора Коня как опытного градостроителя и крупного военного специалиста, строившего не только с учетом сложившихся планов городов и требований русского военного зодчества, но и в соответствии с теми правилами, которые в области военного искусства действовали в ту пору на Западе. Отступления же от этих правил объясняются высокими качествами русской артиллерии конца XVI в., что особо подчеркивалось многими иностранцами276. В связи с этим и получилось, что среднее расстояние между башнями Белого города Москвы превышает норму, указанную в «Уставе» Онисима Михайлова.

Ранее было установлено, что башни Смоленской крепости по своему назначению и месту расположения могут быть объединены в группы. Изучение башен показало, что их устройство соответствует тем группам, в которые они входят. То же можно сказать и об архитектурной обработке башен. Есть основание в связи с этим предполагать, что Федор Конь стремился к определенной типизации объемов Смоленской крепости. Для этого он пользовался, возможно, «моделями», сделанными в натуральную величину прямо на месте строительства. По такой «модели», состоявшей из башни и участка стены в 1600 г. рубились, например, укрепления Царево-Борисова: «и прииде на то городище (место, где было намечено строительство. — В. К.) и град нача делати преже своим двором и здела своими людми башню и городни и укрепи великою крепостию. Потом же с того образца повеле и всей рати делати; и зделаша град весь вскоре и укрепиша всякими крепостьми»277.

Огромное количество башен у Смоленской крепости, определенная однотипность их групп и конструктивное единство стены в целом, рав-

 

276 См., например, Описание России неизвестного англичанина, служившего зиму 1557—1558 гг. при царском дворе. — ЧОИДР, 1884, кн. 4, отд. III, стр. 16-17; Письмо Иоанна Кобенцеля о России XVI в., стр. 150; Конрад Буссов, Московская, хроника (1584—1613), М.-Л., 1961, стр.83; С. М. Середонин, Известия иностранцев о вооруженных силах Московского государства в конце XVI в., СПб., 1891, стр. 24.

277 ПСРЛ, т. XIV, стр. 55; Летопись о многих мятежах... стр. 62-63.

- 124 -

 

но как и характер архитектуры башен, соответствующий типам, — все это позволяет предположить, что в Смоленске было создано несколько «моделей». При заранее установленном плане сооружения, эти «модели», включенные затем в общий ансамбль стен и башен, позволяли мастерам-строителям, руководившим работами на отдельных участках, вести строительство самостоятельно, обращаясь к Федору Коню только в крайних случаях. Для них это были своеобразные эталоны, которые, не лимитируя размеров возводимых башен, определяли их архитектуру и художественный образ. Цельность и единство архитектуры Смоленской крепости, сложенной руками огромного количества каменщиков, этому косвенное свидетельство.

Применение «моделей» в строительстве давало также возможность избегать простоев в работе отдельных строительных бригад, обеспечивало бесперебойность ведения работ по всей длине возводимого «города» и позволяло зодчему равномерно руководить всем строительством, переходя с места на место. Это повышало темпы строительного производства и ускорило создание крепости.

Исследователи не раз приходили к выводу, что на Руси вплоть до XVII в. архитектурный строй той или иной постройки создавался на основе соотношения стороны квадрата и его диагонали278. Установлено также, что форму правильного прямоугольника, одна сторона которого относится к другой, как сторона квадрата к его диагонали, имеет план Тульского кремля начала XVI в.279 Выявлено также, что квадрат с его производными имел большое значение не только в практике русских строителей, но и лежал в основе древнерусской системы мер длины280. Графический анализ многогранных башен Смоленска дает возможность установить, что их пропорции тоже построены на соотношении стороны квадрата к его диагонали (стр. 126). Так же выложены и прямоугольные рамки декоративных наличников на крепостных стенах и башнях Смоленской крепости (стр. 127). Федор Конь, как и зодчие более раннего времени, мог пользоваться в своей работе подобными же архитектурными методами. Выкладывая крепостные башни на основе соотношения стороны квадрата к его диагонали и делая в этом же соотношении декоративные детали, он вносил тем самым в архитектуру Смоленской крепости определенную слаженность и композици-

 

278 См. П. Максимов, Опыт исследования пропорций в древнерусской архитектуре.— «Архитектура СССР», 1940, № 1, стр. 68-71; В. Подключников, Архитектурный образ и пропорции. — «Архитектура СССР», 1941, № 5, стр. 58; А. А. Тиц, О методах пропорционирования в русском гражданском зодчестве XVII в. — «Научные доклады Высшей школы. Исторические науки», № 3, 1958, стр. 3-20; К. Н. Афанасьев, Построение архитектурной формы древнерусскими зодчими, М., 1961.

279 М. А. Ильин, Русский город и градостроительство XVI в. — ИРИ, т. III, M., 1958, стр. 387-389.

280 Б. А. Рыбаков, Русские системы мер длины XI—XV вв. — «Советская этнография», 1949, № 1, стр. 67-91; Б. А. Рыбаков. Архитектурная математика древнерусских зодчих. — СА, 1957, № 1, стр. 83-112.

- 125 -

 

онную взаимозависимость.

Сопоставление смоленских башен между собой позволяет установить, что Федор Конь с определенной последовательностью создавал постепенное нарастание декоративного убранства. При этом каждому типу башен он придавал и свой собственный художественный облик. Это хорошо выявляется при сравнении сохранившихся прямоугольных воротных башен с такими же в плане глухими башнями. Последние, как мы видели, имеют не только меньшие размеры и иные пропорции, но и более скромную архитектурную обработку, сделанную уже без применения белого камня, характерного для декорировки воротных башен. Благодаря этому было выявлено другое функциональное назначение прямоугольных глухих башен в общей системе крепости и подчеркнута их более скромная роль в ее художественном облике.

Одновременно, путем скромного введения дополнительных декоративных деталей, Федор Конь стремился внести разнообразие и в художественный облик однотипных башен, сделать их внешне непохожими друг на друга. Незаметное с первого взгляда, это разнообразие в декоративном убранстве башен одного и того же типа придает крепости еще большую красочность и живописность.

Обращает на себя внимание поразительное сходство некоторых профилированных вставок из белого камня на лопатках воротных башен Смоленска и их белокаменных порталов, сделанных с использованием элементов ордерности (стр. 128). Это сходство не будет казаться случайным, если принять во внимание, что Московское правительство конца XVI в., упорядочивая и удешевляя каменное строительство, ввело


Пропорциональный анализ многогранной башни Смоленской крепости

 

- 126 -

 

единую меру на белый камень и лимитировало размеры кирпича, изготовлявшегося на государственных заводах. Это, как видно, отразилось и на архитектуре Смоленской крепости, строя которую Федор Конь вынужден был применять и «стандартные» элементы. Четкость форм, геометрическая правильность построения и строгая прямолинейность этих элементов, а особенно карнизов порталов и профилированных вставок, которые по рисунку могут быть разделены на группы, позволяет говорить о применении зодчим каких-то шаблонов, выдававшихся им мастерам-каменотесам.

Отметим, однако, что «стандартизация» белокаменного убранства смоленских воротных башен не внесла скучного однообразия в их архитектуру. Стремясь избежать этого однообразия, Федор Конь «стандартные» элементы башен совсем незаметно для глаза ставил на фасадах либо немного выше, либо немного ниже, а их количество то уменьшал, то увеличивал. Менял он и пропорции белокаменных порталов башен, членя их боковые устои то на две, то на три части. Вместе с другими нюансами это отложило отпечаток и на художественный облик всей крепости. Ее архитектура характеризуется не столько графичностью и суховатостью, что в какой-то степени свойственно всему русскому зодчеству конца XVI в., сколько определенной свободой и живописностью, усиливаемой рельефом местности и застройкой города.

В литературе указывалось, что Белый город Москвы и укрепления Смоленска были построены Федором Савельевичем Конем по типу уже существовавших крепостей Московского государства. При этом отмечалось, что белгородская стена «по конструкции своей наружной боевой части напоминала Китайгородскую»281, а оборонительная система и архитек-


Пропорциональный анализ декоративного обрамления бойницы Смоленской крепости

 

281 Н. М. Коробков, Ук. соч., стр. 26. Сходство этих сооружений видят даже в близости поперечных размеров их стен (П. Миллер, Московский мусор. — «Московский краевед», № 3, 1928, стр. 12). О стене Китай-города см. И. Токмаков, Сборник исторических материалов о Китай-городской стене в Москве, М., 1894; И. Я. Стеллецкий, Китай-городская стена. — Старая Москва, вып. 2, М., 1914, стр. 53-67; И. Грабарь, К ремонту Китайгородской стены. — «Строительство Москвы», 1925, № 8, стр. 10-14; Н. А. Всеволжский, Стена Китай-города по Московской набережной. — «Московский краевед», вып. 3, 1928, стр. 3-8; М. Коробков. Стена Китай-города. - По трассе первой очереди Московского Метрополитена, стр. 106-31; Н. Д. Виноградов, Застройка и планировка от площади Революции до Старой площади. МИА, № 7, М.-Л., 1947, стр. 23-43.

- 127 -

 


Профили белокаменных карнизов Еленинской башни Смоленской крепости
(Обмер РСНРПМ)

 

тура Смоленской крепости ближе всего стоят к Московскому Кремлю 282.

Естественно, что величественные стены и башни Московского Кремля 1485—1495 гг и примыкавшие к ним укрепления Китай-города 1535—1538 гг. были хорошо известны Федору Коню. Знакомы были, по-видимому, зодчему и другие каменные кремли Московского государства первой половины — середины XVI в. — Нижнего Новгорода, Тулы, Коломны, Зарайска, Серпухова. В конце XVI в. эти сооружения, не-

 

282 С. Д. Ширяев, Ук. соч., стр. 30.

- 128 -

 

смотря на время, прошедшее с момента их создания, все еще считались лучшими образцами военно-инженерного и архитектурно-строительного искусства; в начале XVII в. стены новых крепостей рекомендовалось даже строить так, как «изстари в обычае бывает»283. Не исключено поэтому, что приступая к работам по укреплению Москвы и Смоленска, Федор Конь детально ознакомился с главнейшими из существовавших оборонительных сооружений284. Некоторые из имевшихся крепостей могли стать для него даже «образцами» подобно тому как в 1624—1626 гг. для строителей Можайского кремля таким «образцом» стал Китай-город Москвы285, а в 1653—1682 гг. для мастеров «Нового города» Кирилло-Белозерского монастыря — каменный «город» 1540—1550 гг. Троице-Сергиевской лавры286, отремонтированный и надстроенный в начале XVII в. после блестящего отражения натиска польских интервентов. В свете изложенного становится понятным определенное сходство Белого города Москвы и крепости Смоленска с более ранними, уже существовавшими во время их строительства укреплениями. Это сходство усматривается и в строительных материалах (белый камень и кирпич), и в технике полубутовой кладки, и в объемно-пространственной структуре сооружений, для которых характерна и прямолинейность стен и равномерность расстановки башен по всей их длине. Проявляется это сходство также в наличии цоколя с валиком, в устройстве арок на внутренней стороне стен, в ограждении боевого хода зубцами в виде ласточкина хвоста, в форме угловых и промежуточных башен и, наконец, в применении белокаменных деталей, контрастно выступающих на фоне кирпичной кладки. Очевидно, не случайны в связи с этим слова Станислава Немоевского, который в начале XVII в. говорил: «не казалось мне уместным описывать оборону или укрепление их (русских. — В. К.) городов, но припомним только два главнейших — Москву и Смоленск: по ним можно делать заключение и о других»287. Хорошо известно, однако, что возводимые по «образцам» храмы никогда не были им подобны. На примере «Нового города» Кирилло-Белозерского монастыря и реконструированного по древним описям

 

283 Онисим Михайлов, Ук. соч., ч. 1, стр. 95.

284 В 1475—1479 гг. строя в Москве Успенский собор так поступил Аристотель Фиораванти, внимательно изучивший предварительно архитектуру знаменитого Успенского собора во Владимире (В. Снегирев, Аристотель Фиораванти и перестройка Московского Кремля, М., 1935, стр. 77; М. А. Ильин, О постройке Московского Успенского собора Аристотелем Фиораванти. — Из истории русского и западноевропейского искусства, М., 1960, стр. 53-60).

285 См. Т. Н. Сергеева-Козина, Можайский Кремль 1624—1626 гг. — МИА, № 31, М., 1952, стр. 350 и 357.

286 См. А.Н. Кирпичников и И. Н. Хлопин, Крепость Кирилло-Белозерского монастыря и ее вооружение в XVI—XVIII вв. — МИА, № 77, М., 1958, стр. 160-163.

287 Записки Станислава Немоевского, стр. 157.

- 129 -

 


Соотношение стены Смоленской крепости со стенами кремлей в Туле и Зарайске

 

кремля в Можайске можно видеть, что архитектура этих сооружений также не соответствует тем «образцам», которые были взяты за основу при их строительстве. Белый город Москвы и крепость Смоленска не составляют исключения в этом отношении. Выше мы видели, что белгородская стена была отвесной на всю высоту, чем существенно отличалась от Китайгородской, имевшей снаружи наклон и навесные бойницы варового боя, а смоленская — снабжена средним боем и обладает большим количеством декоративных деталей, что не свойственно Московскому Кремлю288.

Существенно отличаются оборонительные сооружения Федора Коня и от других русских крепостей первой половины — середины XVI в. Правда, описи и другие источники не дают возможности вскрыть все особенности Белого города, но Смоленская крепость в этом отношении дает богатый материал. Так, в среднем высота ее стен колеблется, как мы видели, от 13 до 19 м. Такой высоты стены более ранних крепостей и основном не имеют. Только в Коломне они достигали 18-21 м289.

 

288 Говоря о Московском Кремле, мы исключаем пышные верхи его башен, появившиеся позднее Смоленской крепости.

289 См. Т. Сергеева-Козина, Коломенский кремль, стр. 136.

- 130 -

 


Арки стены Серпуховского кремля

 

Однако в Нижнем Новгороде их высота 12-15 м290, в Туле — 9-11 м, а в Зарайске — даже 7,8-9,9 м291. Не одинаковы и арки стен этих крепостей (стр. 130). Если в Смоленске они только на два кирпича заглублены в кладку и составляют девятую часть ширины стены, то в Нижнем Новгороде глубина арок равна половине общей толщины стены, в Туле они утоплены в кладку больше чем на четверть, в Зарайске занимают пятую часть всей ширины, а в Серпухове превращены даже в глубокие сводчатые помещения чуть ли не полностью занимающие толщину стены (стр. 131). Пропорции арок этих сооружений тоже разные. В Туле и Зарайске их высота равна диаметру, в Коломне — двум диаметрам, а в Смоленске — 2,5 диаметрам, в связи с чем они кажутся узкими и стройными.

Зубцы смоленской крепостной стены также имеют свою особенность. Снабженные прямыми головками и головками с двумя полу-

 

290 См. И. В. Трофимов и И. А. Кирьянов, Материалы к исследованию Нижегородского кремля, — МИА, № 31, М., 1952, стр. 330.

291 Приводимые, здесь размеры даны от современного уровня земли.

- 131 -

 

кружиями, они более вытянуты, нежели зубцы кремлей Нижнего Новгорода, Тулы, Коломны и Зарайска. Последние отличаются, кстати, еще и полукруглым заполнением в седловинах, которого нет в зубцах стен других русских крепостей XV—XVI вв.

Своеобразны и многогранные башни Смоленска. Правда, такие башни есть в кремлях Москвы, Коломны и Зарайска. Однако их диаметр значительно меньше. Не одинаково и количество углов у многогранных башен этих сооружений. В то время как в Коломне единственная многогранная башня имеет 18 граней, а угловые многогранные башни Зарайского кремля только по 12, сохранившиеся многогранные башни Смоленска расчленены на 16 граней (стр. 133), что делает их значительно богаче и пластичнее.

Сравнение Смоленской крепости с другими оборонительными сооружениями можно было бы продолжить, перенеся его на детали башен, однако приведенных примеров вполне достаточно, чтобы говорить, что ее строительство велось не просто «по образцу» какого-то уже существовавшего городового сооружения.

Весьма ощутимо отличие Смоленской крепости от уже имевшихся во время ее постройки крепостей вскрывается при ознакомлении с системой ее боя. В стенах кремлей Москвы, Нижнего Новгорода, Тулы и Зарайска эта система, как известно, везде двухъярусная. Двухъярусной была, по существу, и система боя в стенах Китай-города Москвы и кремля в Серпухове; разница состояла только в том, что их верхний бой был как бы двойным, рассчитанным на стрельбу вдаль через бойницы зубцов и на стрельбу вниз, через отверстия в уровне боевого хода. У стен Смоленской крепости Федор Конь не выложил навесных машикулей, как это имеет место у стен Китай-города и кремля в Серпухове. Он избрал трехъярусную систему боя, состоящую не только из подошвенных бойниц и бойниц в зубцах, но и из бойниц среднего боя, расположенных между ними.

Наличие среднего боя, бойницы которого расставлены в шахматном порядке по отношению к подошвенным, — главная и самая существенная особенность Смоленской крепости. Отсутствие такого боя в стенах более ранних русских крепостей позволяет считать его своеобразным изобретением Федора Коня. Снабдив смоленские стены средним боем, зодчий повысил плотность огня перед ними и, по сравнению со стенами крепостей с двухъярусной системой боя, сделал их более недоступными для противника. Это соответствовало характеру обороны укрепленных городов его времени. Если раньше, во времена Ивана Грозного, когда строились Китай-город Москвы и кремль Серпухова, защитники городов не могли предупредить вражеских штурмов и вынуждены были зачастую бить врага прямо под стенами, то во времена Федора Ивановича и Бориса Годунова, в связи с возросшими возможностями огнестрельного оружия, стали стремиться не допускать противника к сте-

 

- 132 -

 


Общий вид многогранной башни Смоленской крепости

 

нам, выносить огонь за пределы пристенной зоны и наносить осаждающим ощутимый урон на дальних подступах к крепостям, лишая их возможности штурма.

Новым явлением в русской военной архитектуре были также большие сводчатые камеры, которыми Федор Конь снабдил бойницы подош-

 

- 133 -

 

венного и среднего боя смоленской стены. В кремлях Москвы, Нижнего Новгорода, Тулы, Зарайска и Серпухова таких камер нет. Бойницы их подошвенного боя расположены непосредственно в арках и как бы прорезают толщу стен. Снабдив подошвенный бой смоленских стен камерами, Федор Конь приблизил тем самым дула пушек к их лицевой поверхности, не снизив при этом их прочности, и дал укрытие пушкарям, что было важно в условиях непогоды, — при наличии камер у подошвенных бойниц дождь не гасил запалов и не портил пушечного «зелья» перед выстрелами. С устройством же камер у среднего боя смоленской стены были получены «откатные» пространства, необходимые при применении пушек, стоявших на колесных лафетах292.

Ранее нигде не встречаются и декоративные обрамления по краям бойниц, столь характерные для архитектуры Смоленской крепости. Сделанные Федором Конем либо в виде простых прямоугольных рамок, либо в виде таких же рамок, но с треугольными фронтончиками, имеющими в некоторых случаях стрельчатую форму, эти обрамления богатыми пятнами выступают на огромных плоскостях стен и башен, смягчая их суровый облик, подчеркивая их масштаб и величественность. Оживляя Смоленскую крепость, они составляют еще одну особенность ее архитектуры, выделяя ее из числа всех других русских крепостей XVI в.

Особенно своеобразны белокаменные порталы воротных башен Смоленска (стр. 135). Их наличие в архитектуре крепости — явление весьма необычное в русском военном зодчестве. Правда, порталами обрамлены въездные арки тыльных фасадов Фроловской (Спасской) и Троицкой башен Московского Кремля. Однако здесь они выложены, в основном, не из белого камня, а из кирпича. Кроме того, устои порталов башен Московского Кремля не имеют членений и глубоких филенок, а их верхние части более скромны по рисунку. Все это делает их менее нарядными, а потому и менее значимыми в облике башен.

К особенностям архитектуры укреплений Смоленска следует отнести и необычную насыщенность воротных башен белокаменными перемычками с повторяющимися профилями на угловых и средних лопатках. Такого количества резных белокаменных деталей, обогащающих художественный облик крепостных башен, русская военная архитектура также не знает, как не знает она и богатых порталов, целиком выложенных из обработанных блоков белого камня.

Отметив, что «формы смоленских башен далеко не тождественны с московскими кремлевскими», и обратив внимание, что смоленская

 

292 О том, что в конце XVI в. городовой «наряд» был, как правило, лафетным см. А. Н. Кирпичников, Описная книга пушек и пищалей как источник по средневековой артиллерии. — «Сборник исследований и материалов АИМ», вып. IV, Л., 1959, стр. 267-272.

- 134 -

 


Портал башни Копытенских ворот Смоленской крепости
(Обмер РСНРПМ)

 

- 135 -

 

стена «по своим внешним формам более всего напоминает итальянские сооружения крепостей и замковых башен», И. М. Хозеров видел возможный прототип смоленских «круглых» башен в башнях средневекового замка Луго в верхней Италии (между Равеной и Болоньей)293. На основе этого некоторые исследователи указывают даже, что «городовому делу» Федор Конь учился у лучших мастеров Западной Европы294.

Несостоятельность такого заверения очевидна; примеров выезда русских строителей в другие страны для расширения практических знаний история древней Руси не знает, а источники о Федоре Коне не дают на это и косвенного намека. Случайно, по-видимому, и сходство многогранных башен Смоленска с многогранными башнями итальянского замка Луго. Однако зубцы в виде ласточкина хвоста, богатые ордерные порталы, массивные навесные машикули и сочные классические профили — это уже не случайное явление в архитектуре крепости. Их наличие в Смоленске должно объясняться, несомненно, не западноевропейским образованием зодчего и не его стремлением найти какой-то зарубежный прототип, а общим состоянием русской архитектуры, которая, развиваясь на национальной основе, с конца XV в. стала впитывать в себя все то новое, что привозилось приглашаемыми итальянскими мастерами. Смоленская крепость, имеющая определенное сходство с кремлями Москвы, Нижнего Новгорода, Тулы и Зарайска, в строительстве которых принимали зачастую участие и итальянские «стенные мастера», недвусмысленно свидетельствует, что замковое строительство Италии пользовалось на Руси популярностью и в самом конце XVI в. Интерес к нему не ослаб даже в XVII в., о чем можно судить по рекомендациям Онисима Михайлова: рассказывая, как строить крепостные стены, он ссылался на стены Турина, который, по его словам, «в нынешнее время во Италии лутчий именуется, и от многих искусных воинских людей славим бывает»295.

Немалое значение в творчестве Федора Коня играл и его широкий профессиональный кругозор. Ему, как «государеву мастеру», мог быть доступен архив Ивана Грозного. В нем среди грамот, списков, чертежей городов и различного рода книг, согласно описи 1575—1584 гг., были, между прочим, «книги Великого князя Василья, после отца его Великого князя Ивана»296, а в их числе могли быть руководства и по строительству. К книгам, наверняка известным зодчему, следует отнести, в частности, знаменитый трактат по архитектуре Витрувия, которого русские теоретики военного искусства начала XVII в. называли

 

293 И. М. Xозеров, Новые данные о Смоленской городской стене, стр. 6.

294 В. Столяров, Памятники смоленской старины. — Смоленский альманах, кн. 2. Смл., 1947, стр. 277.

295 Онисим Михайлов, Ук. соч., т. I, стр. 95.

296 ААЭ, т. 1, стр. 336.

- 136 -

 

не иначе, как «отцом и корнем» всех градодельцев и палатных мастеров297. Не надо забывать также о старых связях Смоленска с Западом (с Литвой и Польшей), откуда в Московское государство могли привозиться увражи и наставления по военному строительству. Они вполне могли использоваться Федором Конем в его архитектурной практике.

Таким образом, можно заключить, что Федор Конь, опираясь на уже созданное, вносил в архитектуру своих сооружений и то новое, чего не было в крепостях более раннего времени. Сила его таланта заключалась в знании общих принципов городового строительства и в гибком использовании их на практике, в умении внести разнообразие в архитектуру сооружений, избежав при этом повторяемости даже при однотипных формах и деталях. Искусство зодчего сказалось и в применении в военно-оборонительном строительстве сугубо гражданских архитектурных форм жилого и церковного зодчества, которым он в некоторых случаях придавал классическую трактовку, свойственную архитектуре Запада. Видное место среди архитектурных форм, употреблявшихся Федором Конем, принадлежит декоративным рамкам бойниц, напоминающими оконные наличники, и классическим белокаменным порталам, появление которых в военном зодчестве надо соотнести с расширением каменного палатного строительства в конце XVI в. Наличие этих форм в Смоленской крепости служит наглядной иллюстрацией царскому наказу 1591 г., называющему Федора Коня «палатным и церковным мастером». Отсутствующие на более ранних оборонительных сооружениях, они выдают руку зодчего, который работал также над созданием каменных церквей и гражданских построек. Благодаря этим формам созданные зодчим крепостные сооружения теснее связались с застройкой городов и их отдельными каменными зданиями.

 

297 Онисим Михайлов, Ук. соч., ч. 1, стр. 91. Известно, что в XVII в. для Пушкарского приказа переводились различные книги по строительству. Среди них была, между прочим, книга, в которой были «писаны образцы всяким немецким крепостям земляным и каменным» (См. С. Богоявленский, О Пушкарском приказе. — Сборник в честь Любавского, Пг., 1917, стр. 384-385).

- 137 -

 

О предполагаемых постройках Федора Коня

Имя Федора Савельевича Коня связывается не только с Белым городом Москвы и стенами Смоленска; стремясь расширить этот весьма ограниченный список подлинных работ зодчего, исследователи уже давно стали говорить, что Федор Конь мог возводить и другие военно-оборонительные сооружения. Но какими же крепостями можно дополнить скупую творческую биографию мастера? Ведь, помимо Белого города Москвы и крепости Смоленска, оборонительных сооружений в конце XVI в. было построено, как мы видели, очень много. Однако новые «города» того времени были, в основном, деревянными. Поэтому возможные городовые постройки Федора Коня исследователи стали искать среди каменных крепостей времени Федора Ивановича и Бориса Годунова.

К таким крепостям относится, в первую очередь, кремль Астрахани; его создание приписывается Федору Коню весьма часто1.

 

1 См. Н. М. Коробков, Стена Белого города. — ИАС, М., 1948, стр. 12; Н. М. Коробков, Крепостная стена Троице-Сергиевской лавры. — Там же, стр. 44; В. Л. Снегирев, Московское зодчество XIV—XIX вв., М., 1948, стр. 100; В. Шквариков, Очерки истории планировки и застройки русских городов, М., 1954, стр. 46; А. Чиняков, Архитектура эпохи централизованного Русского государства. — ИРА, (изд. 2), М., 1956, стр. 164; М. Н. Тихомиров, Россия в XVI ст., М., 1962, стр. 512.

- 138 -

 

Следует указать, однако, что «поставити в Асторохани град каменной» было приказано в 1588 г., в связи с чем в Астрахань для организации строительства были направлены Михаил Вельяминов и дьяк Дей Губастый2. Это подтверждено и записями в Разрядных книгах 1588 г.3 Известно также, что строительство Астраханского кремля было обеспечено соответствующими транспортными средствами; грамотами царя Федора 1587 и 1589 гг. предписывалось, чтобы лучшие суда, подвозившие лес для постройки Царицына, были бы отправлены в Астрахань к боярину и воеводе князю Федору Михайловичу Троекурову4. Между тем в 1588—1589 гг. строительство в Москве Белого города было в самом разгаре. Следовательно, зодчий не мог быть строителем Астраханского кремля.

Правда, ранее отмечалось, что в 1591 г. Федору Коню была поручена экспертиза извести, обитой с кирпича разбираемых построек бывшей золотоордынской столицы, которую он признал годной для астраханского «городового дела» вместе с новой. Однако данный факт не позволяет все же считать Федора Коня строителем Астраханского кремля, тем более, что заключение о сараевской извести он давал по распоряжению царя в Москве, заканчивая работы по Белому городу, бросить которые было невозможно.

Можно предположить, конечно, что зодчего откомандировали в Астрахань в конце 1591 г., когда Белый город Москвы в основном был закончен. Между тем, по данным «Поверстной книги» 30-х годов XVII в., от Москвы до Астрахани сухим путем было 2500 верст, а водным — 27605. Проделать этот путь зимой 1591 г., когда крымские татары, не отважившиеся на приступ хорошо укрепленной Москвы, двигались в обратном направлении, было трудно и небезопасно. Не назван городовой мастер, и в Разрядной книге 1592—1593 гг., вновь называющей имена астраханских строителей6. Однако в ней его имя вполне могло быть

 

2 ДРВ, ч. III, М, 1788, стр. 109; М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в. — ИЗ, № 10, 1941, стр. 94; М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники. — ИА, вып. VII, М., 1951, стр. 122; Пискаревский летописец. — МИ, вып. II, М., 1955, стр. 91; М. Н. Тихомиров, Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы, М., 1962, стр. 47.

3 В 1588 г «велел государь воеводе своему Михаилу Ивановичу Вельяминову в Астрахани город каменной делати Астрахань да боярину своему воеводе город каменной делати князю Федору Михайловичу Троекурову да дьяку Дею Губастому» (ОР ГПБ, F, IV, 866, л. 541). В 1588 г. «в Астрахани город делали Михайло Ивановичь Вельяминов да с ним голова Григорей Семенов сын Овцын» (там же, F, IV, 23, л. 491).

4 РИБ, т. II, СПб., 1875, стб. 45; ДАИ, т. I, СПб., 1846, стр. 212-213. См. также Синбирский сборник, Часть историческая, т. 1, М., 1844, стр. 106.

5 См. В. А. Петров, Географические справочники XVII в. — ИА, вып. I, M.-Л., 1950, стр. 122.

6 В ней сказано, что в 1592—1593 гг. «в Астрахани были воеводы делали каменной город Михайло Ивановичь Вельяминов да Григорий Овцын да Дей Губастой» (ОР ГПБ, F, IV, 23, л. 540).

- 139 -

 

упомянуто, так как укрепление Астрахани, расположенной на далекой окраине государства, в дельте Волги, ставшей главной транспортной магистралью страны, было таким же важным государственным мероприятием, как и постройка Белого города Москвы. Отсюда вытекает, что Федор Конь не участвовал и в достройке Астраханского кремля.

Сказанное подтверждается и самим памятником. Имеющий в плане форму неправильного треугольника, Астраханский кремль представляет собой цельный архитектурный организм7. Его стены и башни сходны в стилевом отношении и подчинены общему композиционному замыслу. В них нет также фрагментов, художественные формы, конструктивные элементы и технические приемы создания которых говорили бы о принадлежности их какому-то другому зодчему. Правда, астраханские башни по своей архитектуре несколько напоминают Трехсвятские ворота Белого города Москвы и имеют круглые бойницы с концентрическим обрамлением, что присуще башням Смоленска (стр. 141). Однако все они тяжеловесны по пропорциям, одинаковы по форме и однообразны по архитектурной обработке, а это не характерно для Федора Коня, вносившего, как мы видели, разнообразие в художественный облик даже однотипных башен. Совершенно не свойственны творчеству зодчего также приземистые зубцы астраханских башен и их полукруглые расширяющиеся наружу амбразуры. Крупны, кроме того, и горизонтальные тяги, проходящие по стенам башен Астраханского кремля. Это тоже указывает, что не Федор Конь работал над их созданием.

Нельзя включить в состав возможных построек зодчего и каменный кремль Казани. Строительство Казанского кремля началось, как известно, в 1555 г. Строил его «церковный и городовой мастер» Посник Яковлев, работавший вместе с псковским каменщиком Иваном Ширяем и его бригадой8. Установлено при этом, что к 1568 г. из камня было построено только два участка стен и четверо ворот, а остальные части кремля были срублены из дуба9. В конце XVI в. работы в Казани были продолжены; в 1594 г. «повелением благочестивого царя и великого князя Федора Ивановича зделан град камен в Казани»10. Так дубовые стены северной части Казанского кремля были заменены каменными,

 

7 Краткую публикацию памятника см. А. В. Воробьев, Астраханский кремль, Астрахань, 1960, стр. 6-15.

8 ДАИ, т. I, СПб., 1846, стр. 136; А. А. Зимин, Краткие летописцы XV—XVI вв. — ИА, вып. V М.-Л., 1950, стр. 20. Об этом строительстве сообщают также англичанин Антоний Дженкинсон, в 1558 г. выехавший из Москвы в Среднюю Азию, и Рафаэль Барберини, побывавший в «Московии» в 1567 г. (Английские путешественники в Русском государстве XVI в. М., 1938, стр. 168; Сказания иностранцев о России в XVI и XVII вв., СПб., 1843, стр. 12).

9 В. В. Егерев, Стены Казанского кремля и работы по ремонту их. — МОРРП, вып. 2, Казань, 1928, стр. 63-64.

10 Пискаревский летописец, стр. 90. В некоторых источниках начало новых городовых работ в Казани отнесено к 1595 г. (М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 94).

- 140 -

 


Фасады угловых башен Астраханского кремля

 

и «город» стал каменным полностью, приобретя в плане неопределенную форму (стр. 142). Однако в 1594 г. Федор Конь был, как мы видели, в Болдин-Троицком монастыре под Дорогобужем. Казань, следовательно, не была местом работы зодчего в то время. Нужно отметить также, что стены и башни северной части Казанского кремля (стр. 143) отличаются от стен и башен Смоленска, которым свойственна и торжественность, и определенная нарядность.

Но если укрепления Астрахани и Казани возводились какими-то другими мастерами, то не найдутся ли неизвестные городовые постройки Федора Коня среди других каменных крепостей конца XVI в.? К крепостям, в строительстве которых мог участвовать Федор Конь, исследователи относят ограды Пафнутьева монастыря под Боровском и Симонова монастыря близ Москвы. «Изучение архитектурных и композиционных особенностей оборонительных сооружений Симонова и Пафнутьева Боровского монастырей, — писал в 1943 г. М. А. Ильин, — позволяет высказать предположение о том, что они принадлежат творчеству знаменитого горододельца Федора Коня»11. Позднее, указывая на «исключительное сходство архитектурных приемов» в построении

 

11 М. А. Ильин, Русское зодчество XVI ст. (Тезисы диссертации). — КСИИМК, вып. XIII, М.-Л., 1956, стр. 168.

- 141 -

 


План Казанского кремля. Чертеж XVIII в.
(ЦГВИА, ВУА № 21987)

 

названных сооружений и близость их по военным качествам к смоленским стенам и башням, М. А. Ильин, с одной стороны, стал считать, что к творчеству Федора Коня следует отнести только башню Дуло Симонова монастыря12, а с другой — что над сооружением укреплений Пафнутьев-Боровского монастыря могли трудиться два мастера, каждый из которых обладал «значительными познаниями в военно-инженерном деле, причем главным из них был Федор Савельевич Конь»13. Этой же точки зрения придерживается и Н. И. Брунов, указывая, что оборонительные сооружения Симонова и Пафнутьев-Боровского монастырей «имеют черты, роднящие их со стенами Смоленска», он также говорит о возможности их постройки Федором Конем14.

 

12 М. А. Ильин, Монастыри Московской Руси как оборонительные сооружения. — «Исторический журнал», № 7-8, М., 1944, стр. 80-81; М. А. Ильин, Федор Савельевич Конь. — Люди русской науки, т. II, М., 1949; стр. 1110; М. А. Ильин, Русский город и градостроительство XVI в. — ИРИ, т. III, M., 1955, стр. 405.

13 Н. Воронин и М. Ильин, Древнее Подмосковье, М., 1947, стр. 68 и 70.

14 Н. И. Брунов. Мастера древнерусского зодчества (Мастера русского зодчества), М, 1953, стр. 50.

- 142 -

 

Обратимся, однако, непосредственно к самим памятникам и, в первую очередь, к Пафнутьев-Боровскому монастырю.

Время постройки каменной ограды Пафнутьева монастыря в источниках не отмечено. Известно только, что основанный в 1444 г.15 неподалеку от впадения Истермы в Протву, этот монастырь имел каменные стены уже в начале XVII в.; в дневнике событий 1603—1613 гг., носящем название «История ложного Димитрия», сказано: «монастырь был каменный и довольно сильно укрепленный»16.

В 1610 г. Пафнутьев монастырь был захвачен поляками. Мартин Бер, Конрад Буссов и Петр Петрей рассказывают, как интервенты силой овладели монастырем, сожгли его до основания и перебили всех находившихся в нем17. Однако в одной из летописей XVII в. о сожжении монастыря ничего не говорится; сообщая о его осаде самозванцем, ее автор наоборот отмечает, что «литовские... люди... не возмогоша ему приступати

 


Консисторская башня Казанского кремля

 

15 О монастыре см. П. Ляметри, Исторические сведения о монастырях Калужской губернии. — Памятная книжка Калужской губернии на 1861 г., стр. 277-280; Боровский монастырь преподобного Пафнутия. — Памятная книжка Калужской губернии на 1873—1874 гг., Калуга, 1874, стр. 50-55; П. Попроцкий, Материалы для географии и статистики России, ч. II, СПб., 1864, стр. 522; Леонид (иеромонах), История церкви в пределах нынешней Калужской губернии, Калуга, 1876, стр. 44, 55 и 71.

16 РИБ, т. I, СПб., 1872, стб. 199.

17 ССДС, ч. I, СПб., 1831, стр. 182; Конрад Буссов, Московская хроника (1584—1613), М.-Л., 1961, стр. 174; Петр Петрей де Ерлезунда, История о великом княжестве Московском, М., 1867, стр. 10. См. также РИБ, т. I, стб. 199.

- 143 -

 

ничто же сотворити» и смогли войти в него лишь воспользовавшись изменой двух воевод, отворивших монастырские ворота18.

Существующая ограда монастыря19 сложена, в основном, из большемерного кирпича; белый камень был употреблен только на фундамент да на перемычки бойниц подошвенного боя. Общая протяженность ограды около 673 м20. В плане она имеет вид ромба с двумя скругленными углами (стр. 145). В литературе эту ограду сперва относили к XVI—XVII вв.21, а затем стали считать, что ее строительство развернулось в начале 90-х годов XVI в. и закончилось в 1596 г., когда в монастырь поступили богатые царские пожертвования22. Теперь же ее просто датируют 1590—1596 гг.23

Отличительной особенностью ограды Пафнутьева монастыря является расстановка ее башен не по всему периметру, а преимущественно на одной стороне. Для конца XVI в. это крайне необычно. В основном неравномерная группировка башен свойственна русским крепостям конца XIV — середины XV в. (Изборск, Порхов, Копорье), которые имеют четко выявленные напольные стороны — стены с «приступа». Снабженные часто поставленными башнями, такие стены рассчитывались на активное сопротивление и были главными фасадами укрепленных пунктов, определявшими их архитектурно-художественный облик24.

В конце XVI в. односторонняя система обороны, рассчитанная на отражение только прямых штурмов, была уже давно устаревшей; в то

 

18 Новый летописец, составленный в царствование Михаила Федоровича, М., 1853, стр. 116-117. Ср. Записки гетмана Жолкевского о Московской войне, СПб., 1871, стр. 65.

19 Ее описание см. Боровск, Материалы для истории города XVII и XVIII ст. М., 1888, стр. 236, М. Попроцкий, Ук. соч., ч. II, стр. 528-529; Историческое описание Боровского Пафнутьева монастыря, М., 1859, стр. 56-58; М. Т. Преображенский, Памятники древнерусского зодчества в пределах Калужской губернии, СПб., 1891, стр. 48-49; Леонид (архимандрит), Историко-археологическое и статистическое описание Боровского Пафнутъева монастыря, Казань, 1907, стр. 72-73; И. Машков. Крепостные сооружения Боровского Пафнутьевского монастыря Калужской губернии. — Древности, Тр. МАО, т. IV, М., 1912, стр. 313-321.

20 Видимо, такой небольшой протяженностью и объясняется запись Станислава Жолкевского о том, что монастырь «был окружен малою стеною» (Записки гетмана Жолкевского..., стр. 65).

21 М. Т. Преображенский, Ук. соч., стр. 12-13 и 48.

22 Н. Воронин и М. Ильин, Ук. соч., стр. 67-68. О пожертвованиях 1596 г. см. С. Шереметев, Боровский Пафнутъев монастырь, М., 1847, стр. 8. Дар царя Федора Ивановича 1596 г. составляли шесть парчевых риз с жемчужными ожерельями и разными каменьями (В. Зерцалов, Материалы для исторического описания Боровского Пафнутиева монастыря. — «Калужские губернские ведомости», Часть неофициальная, 1860, № 51, стр. 600).

23 В. Н. Иванов, П. Н. Максимов и С. А. Торопов, Сокровища русского зодчества, М., 1950, стр. 231.

24 В. В. Косточкин, Русское оборонное зодчество конца XIII — начала XVI вв. М., 1962, стр. 108-137.

- 144 -

 


План Пафнутьев-Боровского монастыря

Башни: 1 — Тайницкая; 2 — Георгиевская (Знаменская); 3 — Круглая; 4 — Оружейная; 5 — Сторожевая и 6 — Входная

 

время в русском городовом строительстве господствовала система всесторонней обороны, предусматривавшая активное сопротивление в любом направлении. Эта система была тесно связана с «регулярностью» крепостей — прямолинейностью стен и равномерной расстановкой башен по их периметру25.

 

25 В. В. Косточкин, О «регулярной» планировке в крепостной архитектуре Русского государства. — «Ежегодник ИИИ за 1957 г.», М., 1958, стр. 130-134.

- 145 -

 


Круглая башня Пафнутьев-Боровского монастыря

 

То, что крепостная ограда Пафнутьева монастыря, приближаясь в плане к геометрической форме, не имеет всесторонней системы обороны, говорит о искажении ее первоначального состояния. Вставка XIX в. с двумя низкими «полубашнями» по сторонам современной въездной арки, след циркульной перемычки более раннего проезда в южной стене рядом с угловой Тайницкой башней26, разный характер архитектуры башен и отдельных участков стен и четкие швы в юго-восточной стене, которые как бы режут ее кладку на разнохарактерные участки, — все это также свидетельствует о целом ряде перестроек, которым подверглась первоначальная каменная ограда монастыря. Следовательно, всю в целом ее никак нельзя приписывать Федору Коню.

Но какие же части ограды могли бы строиться тогда зодчим? Единственная круглая башня монастыря (стр. 146), стоящая в центре юго-

 

26 На эту перемычку как на след бывших ворот обращалось внимание и раньше (см. И. Машков, Ук. соч., стр. 315).

- 146 -

 


Фрагмент восточной стены Пафнутьев-Боровского монастыря

 

восточной стены и резко выделяющаяся из ансамбля других башен своей формой и внешним, совершенно не военным архитектурным обликом, не могла быть построена зодчим. Упоминаемая в описи 1701 г.27, она имеет тонкие стены, полукруглые ниши в нижней части и ложное, с большим отверстием в центре, сводчатое перекрытие над первым ярусом, сделанное напуском кирпичной кладки, что совершенно не свойственно архитектуре Смоленской крепости28.

То же следует сказать и о стене между Тайницкой, Георгиевской (Знаменская), Круглой и Оружейной башнями. Отличительную особенность этой стены составляет тонкая лента поребрика (стр. 147), кото-

 

27 Боровск. Материалы, для истории города XVII—XVIII ст., стр. 236.

28 Высказывалось предположение, что Круглая башня сменяла какое-то «другое крепостное сооружение» (И. Машков, Ук. соч., стр. 318) — видимо, другую башню, но это ничем не подкреплено.

- 147 -

 

рый очень характерен для жилой и церковной архитектуры29. На стенах и башнях Смоленска поребрика нет. Думается, Федор Конь не выложил бы его и в том случае, если бы ему пришлось строить стену Пафнутьева монастыря между Тайницкой и Оружейной башнями.

Обращает на себя внимание кладка стены с поребриком, перевязанная с кладкой Круглой башни, и более низкое расположение верхнего обреза фундамента Круглой башни и стены с поребриком, нежели у остальных (в частности, у Георгиевской) башен монастыря. Существенно также, что другие стены ограды примыкают к стене с поребриком30. Вместе взятое, это указывает, что Круглая башня и участки стены с поребриком являются наиболее древними и составляют основу монастырской ограды. Их появление надо отнести, по-видимому, к первой половине XVI в. В то время в монастыре шло довольно интенсивное строительство. В 1511 г. была «основана... трапеза камена», в 1522 г. — «приделана к церкви над чудотворцем гробница, да и паперть камена», а в 1523 г. — «поставлена колокольница камена»31. Постройка каменной ограды вокруг монастыря вполне могла быть заключительным этапом этого строительства. Во всяком случае, поребрик стены выложен не из вертикально поставленных кирпичей, а из кирпичей, уложенных плашмя в два ряда, что отличает архитектуру первой половины XVI в. При этом он очень сходен и с поребриком южной паперти монастырской трапезной 1511 г.32 Очевидно, стену с поребриком строил тот же мастер, который в первой половине XVI в. трудился над созданием церквей и других зданий монастыря; при кладке крепостной ограды он не мог отрешиться от форм, присущих более мелким и уютным постройкам.

Нельзя приписать Федору Коню также и другие башни монастыря — Тайницкую, Георгиевскую и Оружейную, близкие друг другу по внешнему облику (стр. 149). Правда, говоря о возможности участия знаменитого зодчего в строительстве ограды Пафнутьева монастыря, исследователи и имеют в виду названные башни. Основание для этого, как

 

29 На башни и вставку XIX в. поребрик не заходит. Начинается он на некотором расстоянии от Тайницкой башни и обрывается, не доходя до Оружейной башни. Над северным концом ленты поребрика в стене наклонно выложен дополнительный отрезок такого же поребрика.

30 Приводимые здесь данные любезно сообщены мне архитекторами С. С. Подъяпольским и В. Н. Меркеловой, ведущими реставрационные работы в монастыре. Выражаю им за это сердечную благодарность.

31 А. А. Зимин, Ук. соч., стр. 11; М. Н. Тихомиров, Новый памятник московской политической литературы. — «Труды Общества изучения Московской области», вып. 6, М., 1930, стр. 110; ОР ГБЛ, ф. 178, Музейное собрание, № 3841, лл. 278 и 281.

32 Приношу благодарность С. С. Подъяпольскому и М. Д. Циперовичу, обратившему мое внимание на сходство поребриков стены и южной паперти трапезной.

- 148 -

 


Тайницкая и Входная башни Пафнутьев-Боровского монастыря

 

- 149 -

 

указывает А. Г. Чиняков, дает «общее художественно-стилистическое единство, сходство композиционных приемов и архитектурных деталей» перечисленных башен с архитектурой Смоленской крепости33.

Действительно, определяющие почти весь художественный облик монастыря Тайницкая, Георгиевская и Оружейная башни очень сходны с башнями Смоленска. Они тоже имеют расширенный цоколь и тоже снабжены широкими лопатками на углях и в центре стен. Есть у них также профилированное обрамление по краям бойниц, сделанное в виде прямоугольных рамок с треугольными фронтончиками, и слегка расширенные головки на зубцах, имитирующие ласточкин хвост. Благодаря соединению лопаток вверху Тайницкая, Георгиевская и Оружейная башни монастыря сходны, кроме того, и с Трехсвятской башней Белого города Москвы.

Однако нижние ярусы башен Пафнутьева монастыря перекрыты не коробовыми, как в Смоленске, сводами, а сомкнутыми, без распалубок. Более развитую форму и довольно вялый измельченный профиль имеют также декоративные рамки их бойниц34. Но и то и другое для XVI в. не свойственно. Следовательно, можно считать, что Тайницкая, Георгиевская и Оружейная башни строились уже в XVII в. — во время восстановления монастыря после изгнания поляков. Сказанное станет очевидным, если принять во внимание, что в 1635 г. мастера, строившие Белый город Астрахани35, писали царю Михаилу Федоровичу: «били мы челом тебе... о городовой каменной поделке, что в твое государево моленье в Пафнутьеве в монастыре каменные городовые стены и башни и поварня, что в городовой стене, развалились до земли, и по твоему государеву указу в нынешнем в 144 году декабря в 6 день прислана твоя государева грамота ис приказу каменных дел за приписью дьяка Наума Петрова в Пафнутьев монастырь к нам твоим государевым богомольцам, а в твоей государевой грамоте написано по смете каменных дел подмастерье Трофима Шарутина, которые запасы к твоему государеву делу смечены... и те запасы велено наготовить зимним путем к нынешнему лету и по твоему государеву указу мы к городовому делу всякие запасы известь и лес на связи и на подвязи и кора на кирпичное дело и печи и на кирпич и всякие запасы изготовили и что государь было монастырских казенных денег, и те деньги все изошли на те запасы, а ты государь нас пожаловал, на тое городовую поделку велел дать из своей государевы казны 600 рублев денег»36.

 

33 А. Г. Чиняков, Ук. соч., стр. 164.

34 Настоящее сопоставление сделано С. С. Подъяпольским и В. Н. Меркеловой.

35 Белый город — второй пояс каменных укреплений, примыкавший к Астраханскому кремлю с восточной стороны.

36 ЦГАДА, ф. 141, № 46, св. 80, л. 138. Приношу благодарность архитектору А. В. Воробьеву, предоставившему мне этот источник.

- 150 -

 


Сторожевая башня Пафнутьев-Боровского монастыря

 

- 151 -

 

Видимо, известный зодчий Трофим Шарутин вообще был строителем Тайницкой, Георгиевской и Оружейной башен Пафнутьев-Боровского монастыря.

Несмотря на индивидуальность архитектурного облика, нельзя считать постройкой Федора Коня и Сторожевую башню монастыря (стр. 151). Правда, она монументальнее остальных, имеет гладкие стены, стрельчатое обрамление на бойницах и пояс машикулей под зубцами, что сближает ее с башнями Смоленска. Однако шов в кладке восточной стены монастыря рядом с Оружейной башней хорошо показывает, что Сторожевая башня и связанный с ней участок восточной стены были пристроены к уже существовавшему фрагменту этой стены, перевязанному с кладкой Оружейной башни. Следовательно, Сторожевая башня является самой поздней башней монастырской крепости. Впрочем, устройство ее боевых отверстий, расположенных в больших и довольно глубоких полуциркульных нишах (стр. 153), сходное с устройством бойниц Тайницкой, Георгиевской и Оружейной башен, дает возможность утверждать, что она также была построена в XVII в. Очевидно, сторожевую башню и примыкающие к ней стены надо связывать с теми денежными средствами (600 руб.), которые были пожертвованы монастырю в 1636 г. царем Михаилом Федоровичем на «городовую каменную поделку и на кровлю»37.

Сказанное относится и к небольшой Входной башне монастыря, так как, несмотря на поздние искажения (надстроен верх и заложена въездная арка на боковой стороне), она очень сходна со Сторожевой башней38. Можно, вероятно, считать постройку западной стены и ее Входной башни, также как постройку Сторожевой башни и участка стены, примыкающего к ней с южной стороны, завершающим моментом восстановления оборонительной ограды Пафнутьева монастыря, сильно пострадавшего в период польской интервенции начала XVII в.

В связи с вышеизложенным следует сделать вывод: несмотря на художественно-стилистическое сходство большей части ограды Пафнутьев-Боровского монастыря с крепостью Смоленска, ее нужно исключить из числа возможных построек Федора Коня.

Также обстоит дело и с каменной оградой Симонова монастыря (стр. 154). Правда, о времени постройки этой ограды в литературе нет единой точки зрения39. И. Е. Забелин указывал на ее сооружение в

 

37 М. Т. Преображенский, Ук. соч., стр. 48.

38 Видимо, к этой башне относится указание на то, что в западной стене ограды под башней «были ворота Тайницкие, ныне уничтоженные» (Боровский монастырь преподобного Пафнутия, стр. 53).

39 Деревянную ограду монастырь имел уже в конце XV в. В Бердяевым летописце под 1485 г. упоминается о ее воротах: «совершися на Симонове трапеза камена, что у ворот» (М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 12).

- 152 -

 


Боевые ниши Сторожевой башни Пафнутьев-Боровского монастыря

 

1630-х годах40. Позднее Ф. Горностаев писал, что она считалась сильнейшей еще в XVI в. и что в 1593 г. на ее воротах в память отражения татарского набега 1591 г. была построена каменная церковь. При этом он задал вопрос: «не были ли башни древнее стен?», которому тут же дал свое решение, проставив XVI и XVII вв. в подписях под снимками симоновских башен41. Затем укрепления монастыря стали относить к концу XVI в. и считать их перестроенными в первой половине XVII в.42 Наконец, М. А. Ильин отнес его башни к 80-90-м годам XVI в. а их величественные каменные верхи — к 1630—1640 гг.43

 

40 И. Забелин, История города Москвы, ч. I, M., 1905, стр. 165.

41 См. И. Грабарь, История русского искусства, т. II, изд. «Кнебель», стр 328, примеч. 5 и 6, вклейка между стр. 328 и 329 и стр. 330 и 331.

42 В. И. Троицкий и С. А. Торопов, Симонов монастырь, М. 1927, стр. 7 и 10.

43 М. А. Ильин, Русский город и градостроительство XVI в., стр. 404; М. А. Ильин, Русский город XVII в. — ИРИ, т. IV, М., 1959, стр. 74.

- 153 -

 


План Симонова монастыря. Чертеж конца XIX в.

(ЦГВИА, ф. 835, on. 1, д. 458, л. 1)

- 154 -

 

Однако время постройки стен и башен Симонова монастыря совершенно определенно устанавливается на основе такого забытого источника, как дополнение 1647 г. к Хронографу 1617 г., где в повествовании о строительных заслугах царя Михаила Федоровича сказано: «созданы быша в честных обителях Московских у Спаса на Новом и у пречистыя в Симонове ограды каменныя... в пятое десятерице втораго ста осмыя тысящи лет»44. Следовательно, каменную ограду Симонов монастырь получил значительно позднее, чем это считалось до сих пор.

Можно подумать, конечно, что в приведенном отрывке речь идет только о надстройке башен Симонова монастыря, но это исключается в связи с одновременным сообщением о возведении стен Новоспасского монастыря, башни которого не имеют надстроек45. Существенно также, что, повествуя о постройке каменных оград Симонова и Новоспасского монастырей в 1642 г., неизвестный автор дополнения 1647 г. несколько раньше указал на устройство верха у Фроловских ворот Московского Кремля царем Михаилом: «он же созда и на вратех града Кремля, что именуются Фроловские, верх назда зело хитро»46. В случае надстройки башен Симонова монастыря в цитированном источнике по данному поводу непременно было бы сделано соответствующее разъяснение; говоря о постройке «зело хитрого» верха у Фроловских ворот нельзя было бы обойти молчанием появление вскоре не менее «зело хитрых» шатров на симоновских башнях, придающих им красочную пышность и нарядность.

О строительстве оград Симонова и Новоспасского монастырей в одно время косвенно свидетельствует и Павел Алеппский; упоминая о Симоновом монастыре, он отметил, что его ограда «больше, чем в монастыре Спаса, и также [как и там] она новая»47.

 

44 Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции, М., 1869, стр. 209.

45 Новоспасский монастырь был основан в 1489 г.: «Того же лета повелениемь великого князя Ивана Васильевичь архимандрит спаскои Арон нача ставити на новом месте Спаскии монастырь, над рекою Москъвою, близко Кроутици» (ПСРЛ, т. XXVII, М.-Л., 1962, стр. 360). Согласно данным вкладной книги монастыря, его стены и башни строились в 1640—1642 гг. (Краткое историческое описание Московского ставропигиального первоклассного Новоспасского монастыря, М., 1802, стр. 2; Амвросий, История Российской иерархии, ч. III, M., 1810, стр. 272; И. Снегирев, Новоспасский ставропигиальный монастырь в Москве, М., 1863, стр. 23). Есть также известие о возведении укреплений монастыря в 1641—1644 гг. «В лето 7149 году на Москве у Спаса на Новом зачат делати каменной город, а совершен тот город во 152-м году, а по смете казны идержано 12 066 рублев» (М. Н. Тихомиров, Краткие заметки..., стр. 148).

46 Изборник..., стр. 209.

47 Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в., вып. 4, М., 1898, стр. 150.

- 155 -

 

Таким образом, каменные укрепления Симонова монастыря, поражающие мощным видом своих грандиозных башен, среди которых выделяется башня Дуло, также выпадают из числа предполагаемых построек Федора Коня; в 1642 г., когда строились эти укрепления, зодчего либо не было в живых, либо он был весьма стар и вести строительные работы был уже не в силах.

Не позволяет считать ограду Симонова монастыря постройкой Федора Коня и ее архитектура. Даже башня Дуло (стр. 157), закрепляющая юго-восточный угол скошенного четырехугольника его стен, выделяется среди других симоновских башен не так резко, как это кажется с первого взгляда48. Правда, она выше, богаче и монументальнее остальных, но несмотря на это, ее формы вполне согласуются с формами других монастырских башен. Она находится с ними в композиционном единстве, а ее цоколь, машикули и полукруглые амбразуры двух нижних ярусов совершенно идентичны цоколю, машикулям и амбразурам двух других сохранившихся башен южной стены — угловой Солевой (стр. 158) и средней Кузнечной (стр. 159), хотя первая из них меньше по диаметру и высоте, а вторая имеет еще и оригинальную в плане пятигранную форму, в основе которой лежит почти правильный квадрат49.

Обращают на себя внимание и более развитые, нежели у башен Смоленска, архитектурные формы башен Симонова монастыря. Появляется полная уверенность в том, что здесь перед нами уже следующая ступень развития русского оборонного зодчества, на которой архитектурные приемы Федора Коня не только получили дальнейшее развитие, но и приобрели другое художественное качество, свойственное архитектуре первой половины XVII в. — в том числе и архитектуре оборонительных сооружений Новоспасского монастыря, башни которого также снабжены полукруглыми арочными бойницами, в точности повторяющими форму бойниц башен Симонова монастыря.

Особенно ощутимыми новые архитектурные качества симоновских башен становятся при сопоставлении башни Дуло с северо-восточной угловой башней Борисоглебского монастыря под Ростовом, плановая конфигурация которого тоже имеет весьма четкие геометрические очертания. При менее крупных размерах, эта башня (стр. 160) также расчленена по высоте большим количеством узких граней, также снабжена на углах как бы согнутыми вдоль лопатками и также имеет на бойницах

 

48 Говоря о башнях Симонова монастыря, мы не учитываем их более поздних шатров, которые следует отнести, по-видимому, ко второй половине XVII в.

49 Подробнее об архитектуре башен монастыря см. И. Ф. Токмаков, Историческое и археологическое описание Московского ставропигиального первоклассного Симонова монастыря, вып. II. М., 1896, стр. 40-42; В. И. Троицкий и С. А. Торопов, Ук. соч., стр. 16-27; Р. Кацнельсон, Ансамбль Симонова монастыря в Москве. — АН, сб. 6, М., 1956, стр. 88-91.

- 156 -

 


Башня Дуло Симонова монастыря

- 157 -

 

декоративное обрамление в виде наличников, свойственное окнам каменных жилых палат. Правда, вместе с другими угловыми башнями, северо-восточную башню Борисоглебского монастыря относят к XVI в.50, но эта датировка основывается на постройке в 1545 г. надвратной каменной церкви Сергия и не учитывает, что в XVI в. монастырская ограда вполне могла быть деревянной, как и у многих других монастырей, с одной каменной воротной башней, ставшей в 1545 г. пьедесталом для каменной Сергиевской церкви. Не согласуется такая датировка и с развитой архитектурой укреплений Борисоглебского монастыря в целом. Сильно вытянутые арки стен, сплошной глухой парапет ограждения внутренних настенных обходных галерей и несколько измельченные формы двух северных угловых башен — все это заставляет отнести борисоглебские укрепления, в основном, к середине — второй половине XVII в. — времени, когда в монастырском строительстве, надолго прерванном польско-шведской интервенцией, стали появляться крупные архитектурные ансамбли, создававшиеся подчас на основе единого художественного замысла.

Существенно также, что машикули башни Дуло скошены по краям, что полукруглые бойницы башни имеют большой раструб наружу и что ее узкие лопатки закрывают углы граней, нарушая тем самым ее тектоническую сущность, скругляя и маскируя ее подлинную конструктивную основу. Bсe


Солевая башня Симонова монастыря

 

50 Б. Эдинг, Ростов Великий, Углич, М., 1913, стр. 61 и 62; В. С. Баниге, В. Г. Брюсова, Б. В. Гнедовский и Н. Б. Щапов, Ростов Ярославский, Ярославль, 1957, стр. 160 и 173.

- 158 -

 

это также не свойственно строительной манере Федора Коня, который, как это видно на примере Смоленска, работал в крупных и ясных конструктивных формах, применяя скромные декоративные детали, лишь смягчающие суровость архитектуры оборонительных сооружений.

Помимо названных выше сооружений, Федору Коню приписывается также Борисов городок51 (стр. 161), полностью разобранный во второй четверти XIX в. При этом основание Борисова городка связывается с воцарением Годунова, «как на это указывает само название городка», и считается, что «постройка комплекса борисовских сооружений была... начата непосредственно после этого события, т. е. в 1599 г.». Отсюда делается вывод о мемориальном значении Борисова городка52.

 


Кузнечная башня Симонова монастыря

 

Необходимо, однако, отметить, что в 1491 г. Иван III пожаловал Троице-Сергиеву монастырю «в Можайце в Поротовской волости село Борисово»53. Известно, также, что в 1585—1586 гг. «в Верейском уезде в селе Борисове на Городище, по челобитью... боярина Бориса Федоровича Годунова» был «зделан храм камен» 54. Следова-

 

51 П. А. Раппопорт, Русское шатровое зодчество конца XVI в. — МИА, № 12. М.-Л., 1949, стр. 247. В работе, специально посвященной Борисову городку, это предположение не нашло подкрепления (см. П. А. Раппопорт, Борисов городок. — МИА, № 44. М., 1955, стр. 59-76).

52 П. А. Раппопорт, Борисов городок, стр. 59 и 76. В понятие «Борисов городок» и «комплекс борисовских сооружений» П. А. Раппопорт включает и крепость и стоявшую в стороне от нее церковь Бориса и Глеба.

53 Памятники социально-экономической истории Московского государства XIV—XVII вв., т. I, М, 1929, стр. 174.

54 Пискаревский летописец, стр. 100.

- 159 -

 


Угловая башня Борисоглебского монастыря под Ростовом

 

- 160 -

 


Общий вид Борисова городка. Акварель Суходолова
(ГИМ, Атлас Московской губернии 1800 г.)

 

тельно, село Борисово существовало задолго до воцарения Бориса Годунова, а название этого села не было связано с его именем; основание Борисову городку было положено еще тогда, когда Борис Годунов был лишь царским правителем. Поэтому к 1599 г. можно относить только начало строительства крепости Борисова городка, а не всего «комплекса борисовских сооружений»55.

Прямым доказательством большого каменного строительства в селе Борисове на рубеже XVI—XVII вв., наверняка связанного с постройкой крепости, являются слова владимирских кирпичников, которые в

 

55 Наказ Бориса Годунова 1600 г. об отправке в Смоленск к «городовому делу» кашинских каменщиков и кирпичников, запрещавший в других местах все каменные работы, не связанные с правительственными заказами, мог иметь какое-то отношение и к крепости Борисова.

- 161 -

 


Генеральный план Борисова городка
(Реконструкция П. А. Раппопорта)

 

1623 г. писали царю, что они «кирпичное дело» делали не только в Москве, Смоленске и во Владимире, но и «на Борисове»56, а вместе с этим и именная роспись, поданная в 1628 г. в Приказ каменных дел тульским кирпичником Силкой Миляевым «с товарищи», где сообщалось: «государевы старые кирпичники живут в Серпухове, а отцы их и оне бывали преж того у государевых у разных каменных дел в Смоленске и в Борисове и в иных городех»57.

Но был ли Федор Конь строителем крепости Борисова? Отвечая на этот вопрос, обратим внимание на место постройки крепости, которым стал отдельный холм, а не расположенное рядом мысовое городище с валом, рвом и каменной Борисоглебской церковью 1585—1586 гг.58 (стр. 162), менее выгодное в стратегическом отношении. Учтем также,

 

58 «Владимирские губернские ведомости», Часть неофициальная, 1862, № 44, стр. 183.

57 Документы о кирпичном производстве XVII—XVIII вв. — МИ, вып. V, М., 1957, стр. 29-30.

58 В польских источниках первой половины XVII в. говорится, что Борисоглебская церковь была окружена «валом и широким рвом» (Подлинные свидетельства о взаимных отношениях России и Польши, преимущественно во времена самозванцев, М., 1834, стр. 55).

- 162 -

 


Разрез стены Борисова городка. Фрагмент чертежа XVII в.
(ЦГБИА, ВУА, on. 4, д. 76205, л. 6)

 

что при строительстве крепости была проделана огромная дополнительная работа, резко повысившая ее обороноспособность, — вырыт ров, соединивший окружавшие холм овраги и полностью отрезавший его от плато, увеличена крутизна склонов холма и оврагов путем подрезки, с юго-восточной стороны холма создана колоссальная земляная дамба с каменной плотиной, перегородившей Протву и превратившей ее в большой водоем, и укреплены срубами откосы холма со стороны водоема59. Все это, вместе взятое, свидетельствует о создании крепости весьма опытным и высококвалифицированным городовым мастером, который, правильно выбрав для нее место, продумал и ее оборону, заранее предусмотрев возможные варианты атак противника,

О неприступности крепости не раз говорится в источниках. Так, рассказывая о королевиче Владиславе, который в 1609 г. «ста в Борисове на городище (около Борисоглебской церкви. — В. К.) от Можайска в 7 верстах», летописец отметил, что он «многожды покусился городок Борисов взяти и не возможе, понеже крепок»60. По той же причине не удалось полякам взять крепость и позднее. Составляя рассказ о «Походе Владислава в Россию в 1617 и 1618 гг.» на основе польских источников, один из авторов писал, как, идя на приступ Борисова, поляки собрались «высадить ворота петардою» и ворваться в крепость, но «сии надежды однако не сбылись: ров так был широк, что действовать петардою не было никакой возможности. Ходкевич приказал войску броситься на приступ: оно два раза пыталось на сие и оба раза было отбито»61. В «Новом летописце», рассказывающем о неоднократных боях в районе Борисова в 1618 г., он также фигурирует как прочно укрепленный пункт: «а в Борисове городке в те поры сидел воевода

 

59 П. А. Раппопорт, Борисов городок, стр. 62, 63, 67 и 72-74.

60 Новый летописец..., стр. 178-179. «Приходил королевичь под Борисов и стоял немного и приходил под Можаеск и ничто не успе» (Изборник..., стр. 389). О Борисове как о хорошо укрепленном пункте не раз упоминается также в записках неизвестного польского автора за 1610 г. (РИБ, т. I, стб. 549, 550, 629 и 684) и в дневнике Самуила Маскевича за 1610 и 1612 гг. (ССДС, ч. V, СПб., 1834, стр. 50, 118 и 122).

61 Подлинные свидетельства..., стр. 56.

- 163 -

 

Константин Ивашкин, Литовские же люди многожды к нему приходяху и не можаху нечево ему зделати, что тот городок крепок добре»62. В итоге, интервенты так и не смогли овладеть Борисовым; в их руках он оказался только в августе 1618 г. — после того как гарнизон, узнав об оставлении Можайска, поджег крепость перед уходом, забрав с собой все необходимое63.

Говоря о высоком военно-инженерном мастерстве строителя крепости Борисова, необходимо обратить также внимание, что наиболее высокие башни сложенной из кирпича и белого камня64 пятибашенной борисовской крепости стояли на береговой кромке холма, ориентируя крепость в сторону запруженной Протвы. Это очень сближало ее со Смоленской крепостью, главный фасад которой был также обращен к реке. Определенное сходство было и в архитектуре этих двух, по существу несоизмеримых по величине, оборонительных сооружений. Оно проявлялось в характере борисовских стен, имевших слегка уширенный цоколь (стр. 163) и непрерывную аркаду с бойницами подошвенного боя, в вертикальности композиционного построения башен, которые, имея лопатки на углах и в центре стен, были снабжены также горизонтальными перемычками, и, наконец, в декоративном обрамлении бойниц башен, сделанном в виде прямоугольных рамок с острыми фронтончиками (стр. 164). Благодаря такой обработке башни крепости Борисова были близки также к Трехсвятской башне Белого города Москвы, вертикальность которой поддерживалась системой как бы скреплявших ее лопаток.

 


Внутренний фасад стены и башни Борисова городка. Фрагмент чертежа XVII в.
(ЦГВИА, ВУА, on. 4, д. 76205, л. 7)

 

Указанное сходство вряд ли было случайным. Это сходство, а также удачное место расположения и его неприступность дают возможность предполагать, что Борисов городок — последняя каменная крепость эпохи Бориса Годунова, созданная дальновидным политиком как сильный боевой

 

62 ПСРЛ, т. XVII, СПб., 1910, стр. 142-144.

63 Подлинные свидетельства..., стр. 59. С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. V, М., 1961, стр. 106-107. Согласно данным польских источников, гарнизон Борисова состоял из 1200 человек (Подлинные свидетельства..., стр. 55).

64 П. А. Раппопорт, Борисов городок, стр. 74 и 76.

- 164 -

 

форпост на подступах к Можайску65, в самом деле может быть включена в число возможных построек «государева мастера» Федора Коня. Ведь после Белого города Москвы и стен Смоленска эта крепость, создававшаяся в условиях ухудшавшейся политической обстановки на западной границе, была новым государственным заказом, быстро и качественно который мог выполнить самый лучший, уже зарекомендовавший себя горододелец, пользовавшийся доверием правительства.

 

Выше говорилось, что Федор Савельевич Конь был также палатным и церковным мастером. Но какие же церкви и палаты строились зодчим? Источники, позволившие перечислить основные гражданские и культовые здания времени Федора Ивановича и Бориса Годунова, не дают ответа на этот вопрос. Можно, однако, сказать, что к перестройке центра Московского Кремля, занимавшей Годунова с момента восшествия на престол и вплоть до самой смерти, Федор Конь не имел отношения, так как был тогда в Смоленске. Известная по «разработке проекта» храма «Святая святых», надстройке Ивана Великого на 12 сажен66 и постройке дворца самого царя Бориса, эта перестройка производилась, скорее всего, какими-то приглашенными мастерами. Во всяком случае, выше мы видели, что архитектура и декоративное убранство «Святая святых» были определены Борисом Годуновым лишь после неоднократных «совещаний» с зарубежными мастерами.

Нельзя предположить, что Федор Конь мог строить и шатровую Борисоглебскую церковь Борисова городка67 (стр. 166). Правда, говоря о Борисове городке как о «комплексе сооружений», П. А. Раппопорт имел в виду и церковь Бориса и Глеба. При этом он указал, что ее строительство было закончено в 1603 г., так как во «Времяннике... Российских князей» XVII в. записано: «ходи царь Борис Федоровичь с царицею и с чады молитися в Боровеск к Пафнутию», а «оттуде иде на Борисов и ту церковь каменну созда и освяти»68. Однако датироваться

 

65 Высказывалось мнение, что Борисов городок в основном строился как увеселительная резиденция Бориса Годунова (П. А. Раппопорт, Борисов городок, стр. 76).

66 Пискаревский летописец, стр. 103. Н. Н. Воронин указывает, что надстройка была сделана «начиная от пояса стреловидных кокошников и до главы» (Н. Н. Воронин, Историко-архитектурные заметки. — СА, 1957, № 2, стр. 263).

67 О ней см. П. А. Раппопорт. Годуновская церковь в Борисове городке. — КСИИМК, вып. XVIII, М.-Л., 1947, стр. 66-69; П. А. Раппопорт. Русское шатровое зодчество конца XVI в., стр. 272-286.

63 Времянник, еже порицается летописец Российских князей... — Тр. ВГУАК, вып. 2, Вятка, 1905, стр. 47.

- 165 -

 


Борисоглебская церковь Борисова городка
(ЦГВИА, ВУА, on. 4, д. 76205, л. 3)

 

- 166 -

 

1603 г. Борисоглебская церковь, видимо, не может, ибо, по данным более раннего, уже цитированного нами источника, относящегося к первой четверти XVII в., она строилась в 1585—1586 гг., когда в Борисове еще не было каменной крепости. Строить эту церковь Федор Конь не мог, ибо был тогда «у государева каменного городового дела» в Москве.

Не дает возможности причислить к постройкам Федора Коня Борисоглебскую церковь и ее архитектура. Окруженная двухъярусной арочной галереей эта бесстолпная церковь представляла собой как бы выросшую из земли гигантскую «башню», которая превосходила высотой все другие культовые постройки шатрового типа, а вместе с ними и не надстроенный еще тогда столп Ивана Великого. По своей композиции она напоминала знаменитую Вознесенскую церковь 1535 г. в Коломенском с ее обходными «гульбищами» и раскидистыми крыльцами, но отличалась от нее статичностью композиции и абстрактностью архитектурных форм, которые не имеют ничего общего с архитектурными формами сооружений Федора Коня.

Приходится отвергнуть также предположения о постройке зодчим собора, трапезной, церкви и звонницы Болдина-Троицкого монастыря под Дорогобужем69 (см. стр. 37). Правда, тесная связь Федора Коня с этим монастырем не вызывает сомнения. Однако в расходных книгах монастыря за 1586 г. есть записи о подготовительных работах к строительству — о чистке старых и постройке новых печей для обжига кирпича, о доставке к ним дров, о их колке, о изготовлении самого кирпича, о постройке сараев для его сушки и о подвозке камня на известь70. Эти работы были связаны, конечно, с сооружением собора, трапезной церкви и звоницы71. Архитектурные формы и стилистическое сходство также говорили об одновременности названных построек, а декоративная обработка, отличавшаяся определенной измельченностью и суховатостью, не вызывала сомнения в том, что временем их создания был конец XVI в. Между тем в 1586 г. развернулось строительство Белого города Москвы, полностью занявшее Федора Коня. Следовательно, он не мог строить тогда в Болдине монастыре. Его собор, трапезную церковь и звонницу следует считать, очевидно, постройками «церковного

 

69 М. А. Ильин, Федор Савельевич Конь, стр. 1108; П. А. Раппопорт, Русское шатровое зодчество конца XVI в., стр. 297; М. А. Ильин, Рецензия на брошюру И. Белогорцева «Зодчий Федор Конь» — «Советская книга», № 10, I960, стр. 106; М. А. Ильин, Зодчество конца XVI в. — ИРИ, т. III. M., 1955, стр. 272-274.

70 РИБ, т. II, СПб., 1875, стб. 300-302, 304, 305 и 308.

71 Эти интереснейшие постройки, вместе с оградой XVIII в. в 1943 г. были взорваны фашистскими захватчиками. Сейчас на их месте высятся горы кирпичного щебня, а от ограды остались только участки стен и одна квадратная угловая башня. Кратко о монастыре см. Историко-статистическое описание Смоленской епархии. СПб., 1864, стр. 296-298; А. Санковский, Краткое описание церквей Смоленской епархии, вып. I, Смл., 1898, стр. 278; Древности, Тр. МАО, т. VI, М., 1915, стр. 5; Памятники архитектуры Смоленской области (Аннотированный каталог), Смл., 1956, стр. 13.

- 167 -

 

мастера» Терентия, который в 1592 г. был в монастыре72, а в конце апреля этого года выехал в Москву73. Отъезд мастера был связан вероятно, с окончанием строительства собора, трапезной церкви и звоницы.

По-иному следует отнестись, видимо, к архитектурному комплексу Вязем — загородной боярской вотчиной конца XVI в. В начале царствования Федора Ивановича, когда в Москве Приказом каменных дел готовились строительные материалы для нового пояса крепостных стен, Борис Годунов построил в Вяземах стройную белокаменную четырехстолпную Троицкую (позднее Спасо-Преображенская) церковь, рядом с ней поставил двухъярусную, трехпролетную белокаменную звонницу и сделал каменную плотину у пруда74, превратив его в большой водоем. Одновременно в Вяземах был выстроен, очевидно, и дом Бориса Годунова, который иностранцы называли «дворцом» или «прекраным каменным замком»75. Благодаря этому Вяземы превратились в пышную подмосковную усадьбу царского правителя, отличавшуюся от Хорошова, Михнева и Бесед, где тогда были построены только каменные храмы 76.


Троицкая церковь в Вяземах

 

72 Архив ЛОИИ, Коллекция С. В. Соловьева. № 141, л. 5; РИБ, т. XXXVII, Л., 1924, стб. 1.17.

73 РИБ, т. XXXVII, стб. 118; Н. Н. Воронин, Очерки по истории русского зодчества XVI-XVII вв., М.-Л., 1934, стр. 22 и 31- 32.

74 Пискаревский летописец, стр. 100.

75 ССДС, ч. IV, СПб., 1834, стр. 20; Какаш и Тектандер. Путешествие в Персию через Московию, 1602—1603. — ЧОИДР, 1896, кн. 2, отд. III, стр. 15.

76 В Беседах помимо храма была построена также каменная плотина на Москва-реке (Пискаревский летописец, стр. 99).

- 168 -

 

Пятиглавая Троицкая церковь в Вяземах, снабженная двумя симметричными приделами и соединяющей их обходной двухъярусной галереей, хорошо сохранилась до наших дней (стр. 168). О ее постройке летопись сообщает: в 1585—1586 гг. «да при царе Федоре Ивановиче всеа Русии, а по челобитью боярина Бориса Федоровича Годунова в селе его в Веземе зделан храм камен о пяти верхах»77.

Величественность, подчеркнутая изысканность, необычайная пышность и совершенство декоративного убранства Троицкого храма, снабженного лопатками, тонко обработанными, симметричными филенками, сочными горизонтальными тягами и другими деталями, среди которых особенно интересен цоколь высокого подклета, повторяющий рисунок цоколя собора Василия Блаженного, хорошо показывают, что строил его весьма выдающийся, поистине царский мастер. Созданная им постройка по цельности, стройности и высоким качествам архитектуры стоит в одном ряду с крепостью Смоленска.

Тем же зодчим была построена, очевидно, и прямоугольная в плане звонница Троицкого храма. Поставленная на высокий и более широкий арочный «пьедестал», парапет которого украшен сплошной лентой из квадратных ширинок, это своеобразное, не имеющее себе подобных сооружение, лишь отдаленно напоминающее псковские звонницы, также обладает весьма высокими архитектурно-художественными достоинствами.

Не исключено, что строитель Троицкой церкви и ее звонницы был главным руководителем работ по благоустройству и украшению Вязем и пользовался особым расположением их высокопоставленного владельца. Федор Конь вполне мог быть этим строителем. В 1586 г., когда работы в Вяземах были закончены, дальновидный государственный деятель, Борис Годунов и отправил, возможно, Федора Коня в Москву, где нужно было приступать к постройке Белого города.

 

77 Пискаревский летописец, стр. 100.

- 169 -

 

Заключение

Мы познакомились с первоисточниками, упоминающими о Федоре Савельевиче Коне, дали представление об архитектуре двух достоверных сооружений зодчего и попытались вскрыть их особенности. В результате этого биография Федора Коня пополнилась хотя и мелкими, но новыми и интересными сведениями, дающими возможность несколько по-иному, как мы думаем, взглянуть на его творчество. Зодчий был не только горододельцем; он предстает перед нами как мастер, которому наряду со стенами и башнями приходилось строить также храмы и жилые здания и давать практические советы по другим крупным объектам строительства, выступая фактически в роли правительственного эксперта. Два последних момента в жизни Федора Коня, совершенно не освещенные в литературе, делают его биографию шире, богаче и содержательнее. Если в эту биографию включить, кроме того, предположения, сделанные нами на основе изучения источников о зодчем, а также принять во внимание постройки, которые можно считать принадлежащими мастеру только ориентировочно, то эта биография может быть изложена примерно в следующем виде.

Являвшийся, видимо, выходцем из дворовых людей князей Звенигородских, которые имели вотчины в районе Дорогобужа и принимали участие в каменном военно-оборонительном строительстве времени Федора Ивановича и Бори-

 

- 170 -

 

са Годунова, Федор Конь был тесно связан с Троицким монастырем в Болдине. В этом монастыре или в непосредственной близости от него он мог провести свое детство, а позднее в нем работал и его сын. В этот монастырь Федор Конь и его пасынок делали и денежные вклады. Однако в Болдине зодчему не приходилось строить ни в начале своей деятельности, когда Троцкий монастырь был еще деревянным, ни позднее, когда в нем возводились каменные здания. Не работал также зодчий и над созданием укреплений Пафнутьева монастыря под Боровском, хотя его башни, отличающиеся скромностью художественного облика, и имеют общие черты с Белым городом Москвы и крепостью Смоленска. Однако Федору Коню пришлось работать, по-видимому, в Вяземах — загородной усадьбе фактического правителя страны, уделявшего ей много внимания. В этой усадьбе в первые годы царствования Федора Ивановича на возвышенном берегу искусственного пруда был создан архитектурный комплекс, Троицкую церковь и звонницу которого по своеобразию художественных форм и мастерству исполнения можно считать лучшими постройками того времени.

Позднее основной специальностью Федора Коня становится, однако, не строительство загородных резиденций высокопоставленных особ, а возведение крепостных стен и башен. Может быть, не без участия Бориса Годунова он попадает в Москву, где возглавляет строительство огромного пояса каменных стен Белого города — самого крупного сооружения конца XVI в. Незадолго до окончания белгородской стены, уже тогда сыгравшей важную роль в жизни государственной столицы, Федору Коню по распоряжению царя пришлось давать даже заключение о извести, которую предполагалось использовать при строительстве кремля Астрахани. Популярность зодчего особенно возросла после постройки Белого города, так как архитектурные и военные качества этого сооружения вызывали восхищение многих современников. Не будет преувеличением сказать, что работой Федора Коня в Москве было довольно и правительство. Это существенно изменило его положение. В официальных государственных документах он стал называться уже по имени и отчеству, что по отношению к простым людям обыкновенно не делалось, и величаться «государевым мастером». Все это выделило Федора Коня из среды других работавших тогда мастеров-строителей и определило его дальнейшую судьбу как горододельца. На него было возложено строительство стратегически очень важной Смоленской крепости, которая по своим размерам почти не уступала Белому городу Москвы и была вторым грандиозным военно-оборонительным сооружением страны времени Федора Ивановича и Бориса Годунова.

Постройка этой крепости — видимо, вершина творчества Федора Коня. Имеющая общие черты с оборонительными сооружениями более раннего времени, крепость Смоленска отличалась от них самобытностью и оригинальностью архитектуры. Нигде не встречавшимися ранее

 

- 171 -

 

особенностями этого величественного сооружения были трехъярусная система боя, подошвенные и средние бойницы которого мастер снабдил большими, не применявшимися ранее камерами, и богатое для крепостного сооружения декоративное убранство, среди которого особенно выделяются белокаменные ордерные порталы, вытесанные из блоков белого камня профилированные карнизные вставки и более развитые, чем в Пафнутьев-Боровском монастыре, кирпичные рамочные обрамления по краям бойниц, сближающие крепость с гражданскими зданиями. Выстроенные тогда же кремли Астрахани и Казани хотя и имеют декоративную обработку, но эта обработка не столь изящна и отличается ограниченностью форм и их повторяемостью. Она не делает оборонительные сооружения Астрахани и Казани горделиво торжественными и парадными, что свойственно крепости Смоленска. На современников и иностранцев эта крепость производила большое впечатление. Говоря о высоких качествах ее архитектуры и обороноспособности, они называли ее строителя не иначе, как опытным инженером.

Позднее архитектурные формы, свойственные для Смоленской крепости, в несколько иной трактовке были применены в крепости Борисова городка, которая создавалась в условиях быстрой ухудшавшейся обстановки на западе и представляла собой передовой форпост Можайска, прикрывавшего путь на Москву. Хронологически следующая за укреплением Смоленска, эта крепость также могла быть постройкой Федора Коня. Ею и закрывается, по существу, та творческая биография зодчего, которую мы можем воспроизвести сегодня. В период польской интервенции имя зодчего бесследно исчезает из документов также неожиданно, как неожиданно оно в них и появилось.

Конечно, изложенный путь деятельности Федора Коня очень несовершенен. В нем подлинные сведения переплелись с предположениями, которые сами по себе могут быть сомнительными. Однако надо надеяться, что кропотливые архивные и натурные изыскания других исследователей не только внесут в творческую биографию зодчего существенные коррективы, но и дополнят ее новыми сведениями, что даст возможность дописать ее незаконченные страницы. Но какими бы не были данные новых, не известных нам сейчас источников, даже и без них можно категорически заявить: несмотря на то, что исторические данные о Федоре Савельевиче Коне в настоящее время очень бедны и отрывочны, сквозь них четко проступает все же фигура крупного и эрудированного мастера, строительная деятельность которого была не только широкой и разнообразной, но и отличалась от деятельности других мастеров-строителей (в том числе и приглашенных из-за рубежа), работавших на Руси в то же время.

В дальнейшем, когда в стране, пережившей годы «лихолетья», вновь развернулось большое строительство, всячески поддерживаемое прави-

 

- 172 -

 

тельством, собравшим в Москву каменщиков и кирпичников из разных областей, деятельность церковного, палатного и городового государева мастера Федора Коня не была забыта. Правда, составители летописей и хронографов, упоминая о зодчем как о строителе Белого города Москвы и с гордостью подчеркивая его русское происхождение, уже искажали транскрипцию его имени и совершенно забывали указать, что им же была построена не менее грандиозная крепость Смоленска. Однако постройки Федора Коня еще стояли перед глазами зодчих времени Михаила Федоровича и оказывали на их творчество благотворное влияние. Сходство архитектуры укреплений Пафнутьев-Боровского и Симонова монастырей с архитектурой Смоленской крепости — прямое свидетельство притягивающей силы его творчества. Заставившее исследователей русской архитектуры приписать эти укрепления творчеству Федора Коня, это сходство говорит, что городовые мастера более позднего времени, развивали идеи зодчего и создавали постройки, появление которых знаменовало дальнейшую ступень развития русской архитектуры.

- 173 -

 

Принятые сокращения

ААЭ — Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией имп. Академии наук.

АИ — Акты исторические, собранные и изданные Археографической экспедицией.

АИМ — Артиллерийский исторический музей.

АН — Архитектурное наследство.

АЮ — Акты, относящиеся до юридического быта древней Руси.

ВУА — Военно-учетный архив (фонд ЦГВИА).

ГБЛ — Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина.

ГПБ — Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

ДАИ — Дополнения к Актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией.

ДРВ — Древняя Российская вивлиофика.

ЖМНП — Журнал министерства народного просвещения.

ИА — Исторический архив.

ИАК — Известия имп. Археологической комиссии.

ИАС — Историко-археологический сборник Научно-исследовательского института краеведческой и музейной работы.

ИЗ — Исторические записки.

ИОАИЭ — Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете имени В. И. Ульянова-Ленина.

ИИИ — Институт истории искусств Академии наук СССР.

ИРА — История русской архитектуры.

ИРГО — Известия русского генеалогического общества.

ИРИ — История русского искусства.

- 174 -

 

КСИИМК — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры Академии наук СССР.

ЛИРО — Летопись историко-родословного общества в Москве.

ЛОИИ — Ленинградское отделение Института истории Академии наук СССР.

МИ — Материалы по истории СССР.

МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.

МОРРП — Материалы по охране, ремонту и реставрации памятников Татарской АССР.

ОИИ — Отдел изобразительного искусства (фонд ГПБ).

ОР — Отдел рукописей.

ПК — Памятники культуры (исследование и реставрация).

ПСЗ — Полное собрание законов Российской империи.

ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.

РАНИОН — Российская Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук.

РИБ — Русская историческая библиотека.

РСНРПМ — Республиканская специальная научно-реставрационная производственная мастерская

СА — Советская археология.

СГГД — Собрание Государственных грамот и договоров.

СС — Смоленская старина.

ССДС — Сказания современников о Дмитрии Самозванце.

Тр. ВГУАК — Труды Вятской губернской ученой архивной комиссии.

Тр. ТИМ — Труды Государственного исторического музея.

Тр. ИИЕТ — Труды Института истории естествознания и техники Академии наук СССР.

Тр. МАО — Труды комиссии по сохранению древних памятников Московского археологического общества.

Тр. ОДР ИРА — Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы Академии наук СССР.

ЦГАДА — Центральный Государственный архив древних актов.

ЦГВИА — Центральный государственный военно-исторический архив.

ЧОИДР — Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских при Московском университете.

- 175 -

 

 

 

 

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

 

 

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

 

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский