|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Овсянников О.В.. Копорье. Историко-архитектурный очерк. Л., 1976. Все права сохранены.
Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: www.sablino.ru. Все права сохранены.
Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2006 г.
О.В. Овсянников
КОПОРЬЕ
(историко-архитектурный очерк)
ВВЕДЕНИЕ
Вид Копорья XVII века.
Гравюра из книги А. Олеария «Описание путешествия в Московию».
Почти в центре современной деревни Копорье (Ломоносовский район), на высокой, с обрывистыми склонами скале, высятся каменные стены и башни старинной русской крепости Копорье.
Копорская крепость — один из выдающихся памятников древнерусского каменного военно-оборонительного зодчества начала XVI века, сохранившихся на территории Ленинградской области.
Расположенная почти рядом с Ленинградом (в трех часах езды на автобусе), древняя каменная твердыня привлекает внимание историков и архитекторов, многочисленных туристов, любителей русской старины.
Суров и в то же время живописен силуэт каменной крепости, занимающей небольшую, размерами 70X200 метров, площадку скального мыса. Кажется, сама природа создала ее специально для крепости, а строители лишь слепка подправили обрывистые склоны каменной плитняковой кладкой.
Действительно, с двух сторон — южной и западной — мыс ограничен глубоким оврагом небольшой речки Копорки. Эти стороны крепости лучше, чем другие, защищены самой природой. Живописен фасад крепостной стены: повторяя в плане конфигурацию мыса, стена закруглена, и на внешней, выпуклой, части массивной каменной кладки особенно четко выделяются немногочисленные бойницы.
С северо-запада и севера скальный мыс, на котором расположена крепость, тоже защищен оврагами. Еще в XVIII веке на дне этих оврагов было озеро родникового происхождения. На северной стороне крепости стоят три из четырех ее башен.
С восточной стороны путь к крепости преграждает глубокий и широкий ров, искусственно проложенный в скальной породе. В восточном, самом коротком, прясле крепости находятся ворота, к которым ведет узкий арочный каменный мост.
До сих пор крепость поражает своей мощью. И когда смотришь на это величественное сооружение, невольно; отдаешь дань уважения тем людям, которые замыслили его и своими руками уложили тысячи кубических метров кладки, пережившей столетия.
В плане крепость имеет форму неправильного треугольника, вытянутого с востока на запад почти на 200 метров. Протяженность крепостных стен, сложенных из местной известняковой плиты,— более чем 400 метров. Четыре мощные боевые башни цилиндрической формы, сохранившие, как и стены, почти повсюду свою первоначальную высоту, монументальны.
Крепость Копорье — лучший по сохранности памятник древнерусской фортификации. К нему почти не прикасалась рука реставратора. Лишь в конце XIX века для предотвращения обвала сводов была облицована кирпичной кладкой и сверху закрыта цементной подушкой воротная часть крепости.
Конечно, столетия, минувшие со времени постройки крепости, оставили на ней свои отметины — каменная облицовка почти вся осыпалась, обнажив желтоватую бутовую часть кладки стен и башен, местами балтийские ветры источили известняковые плиты. Сейчас на фасадах стен и башен сохранились лишь немногие десятки квадратных метров лицевой кладки, которая первоначально была сплошной. Облицовка была выполнена из тесаной плиты.
Войдя в крепость, сразу попадаешь в царство буйной зелени. Аллеи вековых деревьев, густые заросли кустов сирени и черемухи почти сплошь закрывают стены. Только в преддверии зимы, когда деревья осыпаются, или ранней весной, когда они еще не успели покрыться листвой, можно охватить взглядом весь двор крепости, обозреть немногие сохранившиеся здесь руины каменных зданий.
Почти в центре крепости стоит Преображенский собор, сооруженный в начале XVI века. Впоследствии, в XVII, XVIII и XIX веках, здание неоднократно перестраивалось.
В северо-восточном углу крепостного двора над поверхностью земли возвышаются руины большого каменного здания — это остатки комендантской канцелярии, построенной в петровское время.
Как отзвуки событий недавнего прошлого, стоят гранитные обелиски воинам, погибшим в 1919 году и летом 1941 года, когда древняя крепость снова оказалась в районе военных действий.
В мае 1919 года в районе Копорья бойцы 166-го стрелкового полка 6-й дивизии Красной Армии сдерживали натиск белогвардейцев, которые прорвали нашу оборону у Ямбурга и двигались к Петрограду.
В августе 1941 года советские войска вели у Копорья ожесточенные бои с немецко-фашистскими захватчиками, но 1 сентября были вынуждены отступить. Закрепившись в 12 километрах от древней крепости, на реке Воронке, части Красной Армии преградили дорогу врагам.
Этот рубеж сыграл важную роль в обороне плацдарма, вошедшего в историю героической обороны Ленинграда как Ораниенбаумский «пятачок».
Копорская крепость. Вид с юго-западной стороны.
Копорская крепость — памятник не только древнерусской военной архитектуры, но и русской боевой славы. Мощным боевым щитом стояли русские каменные крепости Ладога, Копорье, Орешек, Ям, Корела, а позднее и Ивангород, преграждая дорогу на Русь рыцарям Ливонского ордена и воинственным шведским феодалам.
Впервые Копорье упоминается на страницах русских летописей в 1240 году, в тяжелое для Северо-Западной Руси время, когда новгородская рать во главе с выдающимся русским полководцем Александром Невским отражала яростные удары северных соседей - шведов и западных — рыцарей Ордена крестоносцев. Зимой 1240 года крестоносцы вторглись в Новгородскую и Псковскую земли, заняли Псков. Конные разъезды ливонцев появлялись около Новгорода. «А на волость Новгородскую наидоша Литва, немци, чюдь и поимаша по Луге все кони и скот, и нелзе бяше орати по селам»,— сетовал летописец, описывая события тех тяжелых лет. Опустошительному набегу крестоносцев подверглись в первую очередь земли Водской пятины Великого Новгорода. Здесь проживало племя водь, находившееся под сильным русским культурным влиянием.
По Водской земле проходили важнейшие торговые пути, связывавшие Новгород с западными соседями. Племя водь, так же как и русское население, занималось хлебопашеством, рыболовством, в северных районах Водской земли большое значение имела охота на пушного зверя.
Ливонцы построили в Копорском погосте деревянный замок. Появление неприятельского укрепления в непосредственной близости от моря (в 12 километрах от Финского залива) поставило Водскую землю в еще более тяжелое положение: новые отрады завоевателей могли теперь прибывать морем.
В 1241 году новгородская рать, которая состояла из отрядов ладожан, карел и ижерян, во главе с Александром Невским двинулась на Копорский замок. «...И изверже град до основания, а самих немец избиша»,— записал летописец о победе русского войска у стен Копорья. Разгром крестоносцев весной 1242 года на льду Чудского озера, а позднее победа в битве под Раковором в 1268 году приостановили немецкую агрессию на новгородские земли почти на два столетия.
Учитывая важное стратегическое положение Копорья, сын Александра Невского князь Дмитрий, приглашенный новгородцами на княжение, в 1279 году возвел в Копорье деревянную крепость, а в 1280 году заменил ее каменной.
Стремление Дмитрия превратить Копорье в оплот княжеской власти пришлось не по вкусу Господину Великому Новгороду, и в 1282 году новгородцы отняли у князя крепость: «город разруши и гору раскопаша»,— сказано об этом в летописи. Через 15 лет после этого события, в 1297 году, уже при князе Андрее Александровиче, новгородцы вновь начали строительные работы в Копорье. «Поставиша новгородцы город Копорье каменный»,—сообщает летопись. Крепость стала военным и административным центром Водской земли, крупнейшим опорным пунктом новгородской боярской республики в северо-западной части Новгородских земель. Возведение Копорокой крепости в 1297 году наряду с постройкой еще в начале XII века Ладожского каменного кремля свидетельствует о большом значении, которое придавала Новгородская республика укреплению обороноспособности своих рубежей.
В начале XVI века по приказу московского правительства в Копорье возвели новую каменную крепость, которая и сохранилась до наших дней.
Историко-культурная ценность Копорья как одного из шедевров средневекового русского военного зодчества, его военно-патриотическое и воспитательное значение много раз делали памятник объектом изучения исследователей различных специальностей — и историков-документалистов, и архитекторов.
Одним из первых исследователей крепости был Федор Туманский — петербургский любитель древностей, который в 1789—1790 годах составил записку под названием «Опыт повествования о деяниях, положении, состоянии и разделении Санкт-Петербургской губернии, включая народы и селения от времени древних до ныне, расположенный на три отделения с прибавлениями».
Туманский посетил Копорье и в своем историческом труде оставил описание современного ему состояния крепости. Он составил также, хотя и не совсем точный, план крепости с сохранившимися каменными постройками. Внимательный наблюдатель, Туманский старался выделить наиболее древние комплексы на территории крепостного двора. «Стены все из плит и еще крепки, шириною в два аршина, так что за бруствером безопасно ходить можно», в то же время уже отчетливо видны следы разрушения и запустения — на двух из трех башен разрушились и рухнули «деревянные крышки». Эти строки Туманского воспринимаются не как бесстрастное изложение фактов равнодушного наблюдателя, а как глубоко эмоциональная запись человека, на которого произвела большое впечатление картина запустения некогда грозной русской твердыни.
При посещении крепости Туманский со слов местных жителей записал интереснейшее свидетельство о том, что в «нижнем погребе» средней башни должна быть железная доска с надписями, но, как отметил с сожалением исследователь, он «не мог в оной быть, ибо по причине зимнего времени нельзя прорыть завалившегося хода».
Говоря о «нижнем погребе», Туманский имел в виду первый этаж средней башни. Как знать, может быть, под грудами щебня и земли в «нижнем погребе» средней башни до сих пор хранится этот своеобразный документ копорской истории!
В 1908 году в Копорье побывал П. П. Покрышкин — крупнейший знаток русской архитектуры, прекрасный реставратор. В своих черновых набросках он записал: «Крепость узкая, сторона к старому руслу защищена 4 башнями и хорошо сложенной стеной, а противоположная сторона сложена плохо и преимущественно потому, что там большой обрыв и не для чего было защищать крепость особо тщательно».
В 1913 году на заседании Русского Военно-исторического общества было принято решение о необходимости провести в Копорской крепости исследовательские работы, сделать архитектурные обмеры стен и башен, остатков каменных сооружений внутри крепости. Однако такие работы не были проведены ни на следующий год, как планировалось, ни позднее. Подробных обмерных чертежей всей Копорской крепости нет до сих пор.
После Великой Октябрьской социалистической революции, 18 апреля 1919 года, был принят ленинский Декрет об охране памятников культуры. В 1925 году при Государственной Академии истории материальной культуры была создана комиссия по регистрации памятников архитектуры, подлежащих охране, которая приняла решение о взятии Копорской крепости под государственную охрану как «памятника большого художественно-исторического значения». Это сохранило шедевр национальной культуры и создало все условия для его дальнейшего всестороннего изучения.
Особенно много для изучения строительной истории Конторской крепости сделал крупнейший знаток древнерусского оборонного зодчества доктор исторических наук В. В. Косточкин. Ученый блестяще доказал, что Копорье — памятник начала XVI века, и впервые высказал предположение о перспективности поисков в составе крепостных стен начала XVI века отдельных частей крепости конца XIII века. Таким образам, были намечены пути последующего изучения древнерусского Копорья.
В 1970 году Ленинградское областное отделение Общества охраны памятников истории и культуры приняло решение о проведении в крепости архитектурно-археологических и консервационных работ. Вскоре ученые Ленинградского отделения Института археологии АН СССР, архитекторы Ленинградских научно-реставрационных мастерских и представители Ленинградского областного Общества охраны памятников истории и культуры наметили пути архитектурно-археологического изучения и реставрации крепости.
Летом 1970 года археологическая экспедиция, организованная Ленинградским отделением Института археологии Академии наук СССР и Ленинградским областным отделением Всероссийского общества охраны памятников, при активной поддержке исторического факультета Ленинградского университета имени А. А. Жданова приступила к первым археологическим раскопкам на территории Копорской крепости. До 1970 года археологических изысканий на территории крепости не производилось. Перед исследователями стояла задача выяснить в процессе раскопок, какие строительные и культурные остатки содержит Копорская земля.
Археологические данные должны были послужить основой для научных рекомендаций, необходимых для проведения консервационно-реставрациювных работ.
Приступая к раскопкам, участники археологической экспедиции понимали всю ответственность предстоящей работы: ведь Копорье — ценнейший памятник русской национальной культуры, судьба которого на протяжении почти пяти столетий была неразрывно связана с историей нашей Родины. Археологи начинали работу в трудных условиях: территория крепостного двора сильно заросла кустарником и деревьями, значительная площадь была занята сравнительно поздними могилами.
Раскопки велись в течение четырех полевых раскопочных сезонов. Полученные в процессе раскопок материалы позволяют во многом по-новому прочитать страницы строительной истории Копорья. Оказалось, что почти двухметровый культурный слой, накопившийся на территории крепости за семь столетий ее существования, содержит не только древние предметы, но и остатки новгородских каменных оборонительных сооружений. Раскопки дали ответ практически на все стоявшие перед археологами вопросы.
В раскопочных работах участвовали почти 150 человек — архитекторы, инженеры, студенты, школьники из Ленинграда и Ломоносова. Активную и действенную организационную и научную помощь экспедиции оказывали члены Ленинградского отделения общества охраны памятников А. И. Григорьев и Л. В. Андреева, председатель Ломоносовского районного отделения Общества охраны памятников А. А. Плаксин, сотрудники Ленинградского отделения Института археологии А. Н. Кирпичников, В. А. Назаренко и А. А. Пескова, преподаватель исторического факультета Ленинградского университета В. А. Булкин, архитектор И. А. Хаустова.
«КОПОРЬЕ ГОРОД КАМЕН»
В древней Руси «городами» называли поселения, которые имели оборонительные сооружения. Выражение «срубить» или «заложить город» значило построить деревянную или каменную крепость. Под защитой городов-крепостей развивались посады, в которых жили торговцы и ремесленники. В период военной угрозы посадское поселение, а также жители окрестных сел и деревень могли укрыться за крепостными стенами.
Судьба земель и государств решалась в то далекое от нас время не только в полевых сражениях. Очень часто исход войны зависел от удачного штурма городовых укреплений. Поэтому оборонному строительству, особенно в пограничных областях, уделялось большое внимание. Укрепленный город, являясь военно-административным центром округи в период военных действий, жил особенно напряженной жизнью — за его стенами не только находило временное убежище окрестное население, но и накапливались силы для отражения противника.
Новгородские летописи часто называют Ладогу, Копорье, Орешек, Корелу, Ям «пригородами» Великого Новгорода. В древности это слово, сохранившееся в русском языке и поныне, имело совсем иной смысл. В наше время пригород — это предместье, а в древности пригородами называли опорные центры, форпосты на ближних и дальних подступах к тому или иному городу. Такие форпосты — порубежные крепости, порой находившиеся за несколько сот верст,— имел и Новгород.
Технический уровень строительства городовых укреплений, вооружение крепости в известном смысле можно назвать зеркалом культурного и экономического уровня развития государства.
В эпоху доогнестрельной фортификации особое значение имел выбор места для крепости. При осмотре любого памятника древнерусской архитектуры, будь то культовые постройки или оборонительные сооружения, неизменно поражает умение древних мастеров «поставить» свою постройку, найти для нее место. Удачно расположить крепость — это значило максимально использовать защитные свойства рельефа местности, найти такие естественные препятствия, которые затрудняли бы противнику подход к крепостным стенам, сделали бы невозможным внезапное, скрытное нападение, что содействовало более эффективным действиям обороняющейся стороны. Кроме того, разумеется, выбор места будущей крепости имел существенное значение при решении зодчими технических вопросов, связанных с планировкой крепости и практическим использованием тех или иных строительных приемов.
Древнейший период в строительной биографии Копорской крепости — XIII век. За короткий промежуток времени — всего за 18 лет — на копорском скальном мысу были построены одна за другой три крепости: в 1279 году — деревянный замок князя Дмитрия, в 1280 году — каменный замок Дмитрия и в 1297 году — каменный город. Такое интенсивное оборонное строительство свидетельствует о стратегической важности Копорской крепости: в то время она была единственным форпостом, прикрывавшим неприятелю подходы к Новгороду с северо-запада.
Строительство каменной порубежной крепости, несомненно, явилось крупнейшим событием не только в истории Новгородской земли, но и всей Северной Руси. В конце XIII века Новгород располагал уже двумя каменными крепостями — Ладогой на северо-востоке от столицы вечевой республики и Копорьем — на северозападе. Эти две древнейшие русские каменные крепости появились на самых опасных для северозападных русских земель стратегических направлениях. Недаром они были построены задолго до того, как возвели каменные укрепления в самом Новгороде. В последующее время, в XIV и первой половине XV века, с постройкой каменного костра (башни) в деревянной крепости Кореле, каменных крепостей Ям и Орешек в Новгородской земле был создан мощный оборонительный заслон на пути ливонской н шведской агрессии. Безусловно, каменное оборонное строительство в порубежных районах укрепило внешнеполитическое значение Новгорода и способствовало росту его авторитета.
Каменная крепость Копорье являлась одной из важнейших частей оборонительной системы на северо-западных рубежах Русской земли.
Строительная биография Копорья в XIII веке тесно связана не только с князем Александром Невским, но и с двумя его сыновьями — Дмитрием и Андреем Александровичами.
По видимому, после взятия в 1241 году новгородской ратью во главе с князем Александром деревянного немецкого замка, сооруженного крестоносцами в Копорском погосте в 1240 году, новгородцы построили здесь небольшую деревянную крепость, которая существовала более четверти века.
Эта крепость, расположенная недалеко от берега Финского залива, имела для Новгорода важное стратегическое значение. Копорье уже тогда играло роль порубежной крепости, являясь в то же время центром племенного объединения водского населения. О стратегической роли Копорья свидетельствуют события начала второй половины XIII столетия.
В 1256 году в Копорье снова побывал Александр Невский: здесь собиралась новгородская рать перед походом в землю финского племени емь, жившего на северном побережье Финского залива. Поход был направлен против шведов, которые завоевали земли еми в 1249 году и постоянно угрожали с завоеванной территории новгородским землям. В 1256 году они предприняли попытку укрепиться на реке Нарове: шведский отряд во главе с Дитрихом фон Кивелем хотел построить на Нарове укрепленный пункт, но, узнав о приближении новгородского войска, бежал.
Зимой 1256 года новгородская рать шла в землю еми наикратчайшим путем — через Финский залив. Рейд по льду залива был тяжелым. Новгородский летописец записал об этом походе: «и был зол путь, аны же не видели ни дни, ни ночи, и многым шестником бысть пагуба...» Поход увенчался успехом: шведы были разгромлены, русское влияние среди местных племен на некоторое время вновь восстановлено.
Во второй половине XIII века новгородцы несколько раз приглашали на княжение сына Александра Невского — князя Дмитрия. В 1279 году князь Дмитрий просил у Новгорода согласия на постройку деревянного замка в Копорье: «Испроси князь Дмитрий у Новгорода поставити себе город Копорию, и шед сам сруби». Деревянная крепость просуществовала недолго — всего год — и в 1280 году была заменена каменной. Летопись довольно скупо рассказывает об этом важном событии в истории новгородских земель: «Князь великий Дмитрий, с посадником Михаилом и с большими мужи, ехавши обложи город камен Копорию».
При всей своей лаконичности летописная запись о постройке первой каменной крепости в Копорье представляет большой интерес для характеристики отношений между князьями и Новгородом. В частности, летописец отметил, что строительство каменного Копорья было осуществлено с согласия Новгорода и даже в присутствии новгородского посадника и бояр, «больших мужей». Любопытно, что посадник Михаил (Михаил Мишинич), присутствовавший при закладке крепости 1280 года,— потомок Мишиновгородца, одного из героев Невской битвы со шведами в 1240 году. В разгар битвы Миша ворвался на коне на шведский корабль. Сброшенный в море, он выплыл и продолжал сражаться.
Однако в том же году князь Дмитрий сместил Михаила Мишинича с посадничества, заменив его своим ставленником — Семеном Михайловым, который раньше был посадником в Ладоге. Отношения новгородцев с князьями уже с XII века были всегда сложными. Соблюдая приоритет великокняжеской власти (на новгородский стол приглашали князя, получившего татарский ярлык на великое княжение), новгородские «большие мужи» зорко следили за тем, чтобы князь не обосновался слишком прочно на Новгородской земле. Нежелательно для них было и укрепление власти Дмитрия, когда он получил в личное владение Копорский каменный замок, сёла и деревни.
Воспользовавшись тем, что князь потерпел поражение в междоусобной борьбе с братом Андреем, который получил ярлык на великое княжение, новгородцы решили отнять Копорье у Дмитрия. В 1282 году Дмитрий был вынужден покинуть Переяславль-Залесский, захваченный Андреем, и хотел укрыться в Копорском замке. Однако новгородские полки встали у озера Ильмень и преградили ему путь. Несколько раньше были захвачены в качестве заложников две дочери Дмитрия и его бояре. При условии, что воины князя—«мужи Дмитриевы», охранявшие Копорье, уйдут из крепости, новгородцы обещали вернуть заложников. Дмитрию не оставалось ничего другого, как принять это условие и вывести своих воинов из Копорья.
Вторая каменная Копорская крепость возводилась в 1297 году, в период княжения князя Андрея Александровича. Несомненно, что строительные работы 1297 года могли полностью уничтожить следы оборонных работ предшествующих лет.
В первый год археологических раскопок на территории Копорской крепости начались работы у так называемого «рухлого места» — бреши в стене, пробитой, по преданию, петровской артиллерией перед штурмом захваченного шведами Копорья. На протяжении 24 метров каменной стены по краю обрыва не было, и шестиметровой толщины торцы давали возможность ознакомиться со своеобразным ее разрезом. Была исследована обширная площадка во всю длину «рухлого места»: раскоп занял все то место, на котором стояла уничтоженная артиллерией стена.
После снятия дерна и толстого слоя строительного мусора оказалось, что нижняя часть крепостной стены все-таки сохранилась. Рядом с основанием каменной стены обнаружились остатки деревянного сооружения очень плохой сохранности, частично заходившие под ее подошву: на протяжении 15 метров перпендикулярно краю обрыва лежали остатки истлевших бревен. Среди этих бревен археологи нашли большое количество обгорелого зерна.
Что же представляло собой это деревянное сооружение? В древнерусских деревянных крепостях, стены которых делали из приставленных один к другому деревянных срубов (клетей), внутристенные пространства часто использовались в качестве складских помещений. Раскопанный ряд бревен, по всей вероятности, служил выравнивающей вымосткой под основание деревянной крепостной стены. Во время пожара, следы которого отчетливо видны, сгорела не только деревянная стена, но и большие запасы зерна, которое хранилось во внутристенных помещениях. Пока что это только предположение. Но если вспомнить, что деревянный город князя Дмитрия, построенный в 1279 году, уже на следующий, 1280 год был заменен каменным, то не исключено, что археологи раскрыли причину столь быстрой замены деревянной крепости каменной: это пожар, уничтоживший княжескую резиденцию, сведения о котором не попали на страницы новгородских летописей.
«Рухлое место» — часть разрушенного южного прясла.
Крестиками обозначены остатки стены XIII века.
При исследовании каменной стены оказалось, что ее структура на этом участке немонолитна, как предполагали ранее. Каменная кладка шириной почти в 4 метра состоит из трех частей: средней, древнейшей, части толщиной до 2 метров и двух боковых прикладок. Древнейшая часть не похожа ни на какой другой участок стен Копорья. Здесь особая техника кладки: большие известняковые плиты толщиной 4—6 сантиметров залиты прочным связующим раствором желтовато-белого цвета. Боковые прикладки отличаются цветом и качеством раствора (рыхлый, красноватого оттенка, с большой примесью песка), а также размерами известняковых плит (толстые квадры).
Так в Копорье впервые была обнаружена древнейшая каменная стена, сложенная в конце XIII века. Протяженность ее — 24 метра, а высота местами достигает 2 метров. Впервые ученые получили вещественные доказательства того, что в кладке юго-западного прясла крепости сохранились более древние строительные остатки. Раскоп на «рухлом месте» явился своеобразным «окном», через которое как бы удалось заглянуть внутрь крепостных стен и определить их структуру.
Юго-западное прясло Копорской крепости в научной литературе рассматривается с особым пристрастием. Все исследователи сходятся на том, что планировка его архаична и не соответствует другим частям крепости. Архаичность эта оказывается главным образом в плавном, дугообразном в плане очертании крепостной стены. В эпоху огнестрельного оружия, когда максимальная плотность флангового огня являлась гарантией успешной обороны, появление дугообразного отрезка крепостной стены, безусловно, выглядит странно.
Эта странность не ускользнула от внимания исследователей. Именно на участке юго-западного прясла Копорской стены пытались найти влияние планировки новгородской крепости XIII века на Копорье XVI века. Теперь причину «архаичности» большого участка крепостной стены на юго-западной кромке копорского скального мыса точно определили археологи. Каменная кладка начала XVI века как каменным панцирем одела остатки более древней стены, благодаря чему стена крепости XVI века на этом участке полностью повторила планировку новгородской крепости.
Сейчас археологи еще не располагают такими данными, которые позволили бы безоговорочно считать открытый участок древней стены частью каменной крепости князя Дмитрия, сооруженной в 1280 году. Вполне возможно, что открытая ими стена построена в 1297 году, когда новгородцы сооружали здесь новую, более мощную каменную крепость.
Уже первый год раскопок показал, что стратиграфия, то есть послойность залегания культурных слоев в Копорье, соответствует основным историческим этапам жизни крепости: сверху лежал «шведско-петровский» слой (XVII — первая половина XVIII века), ниже—«московский» слой (XVI век) и в самом низу — «новгородский» слой (XIII—XV века).
Важнейшим результатом раскопок было обнаружение древнего новгородского слоя. Впервые в руки археологов попали вещи, которыми пользовались копоряне в XIII— XV веках. Интересны предметы вооружения — железные наконечники стрел и копий. Они свидетельствуют, что большинство жителей крепости составляли воины. Найдены фрагменты глиняной посуды, украшенные волнистым орнаментом, кресала-огнива для высекания огня. Археологи обнаружили и украшения — бронзовое височное кольцо, серебряные перстни, бронзовые шумящие подвески. Особенно эффектны литые бронзовые украшения с изображением драконов. Одно из них относится к набору украшений копорской модницы XIV века — это бронзовое височное кольцо с головой дракона.
Копье и наконечники стрел. XIII век
О занятии прядением свидетельствует находка каменных (в том числе шиферного) пряслиц. Шиферные пряслица, которые археологи обычно называют пряслицами овручского типа, являются своеобразным хронологическим указателем. Шифер — розоватого цвета сланец — добывался недалеко от Киева, в районе Овруча. Пряслица из этого камня были широко распространены по всей Древней Руси. Татаро-монгольское нашествие положило конец деятельности овручских мастеров, и шиферные пряслица в слоях позднее конца XIII века нигде не встречаются.
Несомненно, в древнем Копорье были и свои мастера-ювелиры: об этом свидетельствует находка небольшой литейной формочки для отливки незамысловатых по форме маленьких бляшек. Формочка сделана из куска серого сланца.
В западной части крепости были найдены остатки большой деревянной постройки, погибшей во время пожара: это жилище древнего копорянина. Внутри жилища обнаружены глинобитное основание печи с дырочками от деревянного каркаса, нож с литой бронзовой рукояткой, украшенный сочным плетеным орнаментом, и шахматная костяная фигурка. Около печи лежала нижняя часть большой деревянной бочки.
Височное бронзовое кольцо с головой дракона. XIV век.
Время бытования древнего здания датировали не только по вещам, найденным при его исследовании. Датирующим материалом явились и обгоревшие остатки стен. В радиоуглеродной лаборатории Ленинградского отделения Института археологии АН СССР был исследован уголь с целью определения времени гибели этой единственной открытой археологами древней деревянной постройки Копорья. Оказалось, что здание сгорело в середине XIV века.
Обилие находок в древнейшем культурном слое Копорья, остатки сгоревшей деревянной постройки — все это вселило в исследователей надежду, что каменная крепость 1297 года не могла исчезнуть бесследно.
Лето 1971 года было вторым полевым сезоном в Копорье. Все усилия археологов были направлены на поиски древних укреплений. Внимательно исследовалось каждое скопление камней в раскопке. Все чаще в ход пускались более тонкие инструменты археологов — кисть и раскопочный нож. В один из июльских дней в раскопе, расположенном на северо-западной части крепостного Двора, лопаты археологов ударились о мощную кладку, сложенную из крупных, грубо обработанных известняковых плит, обильно политых прочным раствором.
Что это была за кладка? Все говорило о том, что кладка не могла быть стеной здания: она была слишком широкой — 2,8 метра, к тому же её нижний часть спускалась в неглубокий ров, вырытый в материке. До конца сезона археологам удалось раскрыть лишь 12 метров каменной стены, которая была атрибутирована археологами как новгородская.
В 1972—1973 годах древняя каменная стена в северной части крепостного рва была основным объектом археологического изучения. Метр за метром освобождали археологи новые участки могучей каменной кладки. Наконец работа была закончена. Широкой каменной лентой длиной почти в 110 метров предстало северное прясло новгородской крепости 1297 года.
Первоначально было не совсем понятно, почему древняя стена имеет довольно причудливую форму — отдельные ее участки то плавно круглятся, то вдруг как бы ломаются под углом. В процессе работы это удалось объяснить. Ведь в XIII веке планировка крепости во многом диктовалась рельефом местности. Было выяснено, что обнаруженная стена 1297 года стоит на гребне северного склона холма и полностью повторяет его первоначальную конфигурацию.
Древняя стена построена в характерной манере: лицевая кладка стены состоит из толстых необработанных блоков известняка, преимущественно продолговатых. Древние строители клали эти блоки длинными сторонами не вдоль линии стены, а поперек. Внутреннее пространство между двумя лицевыми кладками забутовывалось более мелкими плитами, булыжным камнем и обильно заливалось скрепляющим раствором. Проведенные наблюдения позволили полностью воспроизвести последовательность кладки при сооружении стены: пространство между двумя рядами лицевых блоков заполнялось бутом с большим количеством связующего раствора, затем раствор проливали на уложенные лицевые плиты, на которые укладывался следующий ряд, и опять производилась забутовка, и так далее. Из-за неравномерного растекания раствора между камнями образовались пустоты. Поэтому стена производит впечатление циклонической кладки. Открытая стена сохранилась на всем протяжении высотой от 70 сантиметров до 1,7 метра.
Фрагмент бронзового предмета с изображением голов хищников. XIV век.
Древняя стена практически не имела фундамента, хотя ее нижняя часть была спущена в ров, углубленный в материк до 0,5 метра. Вероятно, особого фундамента для такой кладки не требовалось: большая ширина стены удерживала кладку от разрушения и оползания.
В восточной части северного прясла крепости 1297 года археологи обнаружили участок, сложенный в несколько иной манере. Здесь не было бутовой части кладки, забитой мелким плитняком,— все плиты были крупные. Это остатки одного башенного пилона, размеры которого 2x2 метра. В этой части древней крепости находились проездные ворота. Внутри сохранившейся на высоту 2,5 метра части башни было небольшое круглое помещение диаметром 1,2 метра. Стены помещения, которое оказалось началом внутрибашенного всхода на боевой ход крепостной стены, выложены лицевой кладкой.
К сожалению, сильные осыпи, образовавшиеся от разрушения крепости XVI века, не позволяли раскопать другую часть проездной башни новгородской крепости. Можно только предполагать, что в этой части крепостная стена была разомкнута и оба ее торца, заканчивавшиеся пилонами, образовывали проезд шириной в 2—3 метра. Верхние части башенных пилонов держали свод. Верхняя площадка башни имела ярус бойниц и заканчивалась шатровой крышей. Каменная воротная башня, остатки которой были найдены в 1973 году,— древнейшее воротное сооружение, обнаруженное пока в северо-западных русских землях. Она отражает ранний этап в русском каменном оборонном зодчестве и имеет несомненные архаические черты: башенные пилоны не выступают за лицевую линию крепостных стен, башня как бы утоплена в толще стенной кладки. Такое конструктивное решение полностью отвечало приемам защиты крепостей того времени, когда башни еще не стали опорными пунктами обороны крепости и не играли сколько-нибудь важной роли в организации флангового обстрела штурмующего неприятеля. Поэтому в Копорской крепости конца XIII века функция башни заключалась лишь в защите крепостных ворот, расположенных в толще башенной кладки.
Древние фортификаторы совершенно справедливо считали, что такое расположение воротной башни создаст значительные трудности для врагов, которые попытаются захватить ворота и ворваться в крепость. Чтобы подойти к воротной башне, штурмующему неприятелю пришлось бы двигаться вдоль крепостных стен, и он попал бы под стрелы лучников, а при непосредственном приближении к стенам его могли закидать камнями, облить кипящей смолой.
Расчистка кладки стены конца XIII века.
Несомненно, что стоявшие на краю скалы каменные стены древней крепости высотой не менее 6—8 метров, приземистая четырехугольная башня поражали современников своей мощью и монументальностью. Пожалуй, можно даже сказать, что в представлении новгородца того времени Копорье было красивой крепостью. Известный исследователь древнерусского искусства академик И. Э. Грабарь считал, что художественный идеал новгородца — красота силы, красота мужественности и мощи.
Крепость 1297 года, которая лежала на глубине всего полутора метров от поверхности, открыта археологами. Эта находка не только явилась своеобразным ключом к пониманию предшествующего строительства, но и помогла разгадать многие моменты строительной биографии Копорья в период существования Московского централизованного государства. Очень важно, что обнаруженные археологическим путем «подземные» участки стен 1297 года привели к опознанию многих надземных, ныне стоящих участков стен крепости.
В одном из шурфов, заложенных поблизости от сохранившейся северо-западной угловой башни, был найден поворот древней стены к юго-западу, то есть по направлению к юго-западному пряслу крепости XVI века, и непосредственно участок, на котором смыкались кладки XIII и XVI веков. Этот участок — важный узел для понимания как структуры западного прясла Копорья XVI века, так и строительной истории всей крепости — обнаружен на глубине 4,4 метра от поверхности. Стена крепости XIII века уходила под более позднюю кладку.
Теперь перед археологами возникал не менее важный вопрос: на всем ли протяжении западного и частично юго-западного прясел крепости строители XVI века возводили стены на развалинах кладки XIII века (как, например, они сделали это на исследованном археологами участке так называемого «рухлого места»)? Может быть, новгородская кладка кое-где сохранилась на гораздо большую высоту, чем на участке «рухлого места», и ее можно увидеть?
Фасад стены XIII века, открытой археологами.
Непосредственно у места стыка двух разновременных кладок, но не в нижних частях стен, а на самом их гребне, был внимательно исследован характер каменной кладки. Работы дали поразительный результат. В толще верхней части стены удалось распознать и расчистить остатки боевого хода и каменного парапета (бруствера), венчавшего некогда стену 1297 года.
Таким образом, удалось установить, что на западной стороне крепости XVI века почти на свою первоначальную высоту, достигавшую 7 метров, сохранилась стена новгородской крепости конца XIII века. Как показали исследования, это почти половина западного прясла — около 30 метров. Археологи знали, как выглядят нижние части стен крепости XIII века, обнаруженные в земле во время раскопок. Теперь появилась возможность судить о характере кладки древней стены на полную высоту.
В начале XVI века боевой ход стены новгородского времени был заложен строителями, а кладка стены, увеличенная на почти метровую высоту, заканчивалась новым каменным парапетом. Более того, тогда увеличили и общую толщину стены, но сделали это только со стороны крепостного двора, а наружный ее фасад остался «новгородским».
В результате архитектурно-археологических работ 1970—1973 годов впервые был получен вещественный материал для изучения древнейшей после Ладожского кремля 1114 года каменной крепости Древней Руси — Копорья 1297 года.
Копорская крепость конца XIII века — типичный памятник русской фортификации доогнестрельного периода. Об этом свидетельствуют криволинейность крепостных стен, рассчитанная на ведение преимущественно фронтального обстрела, и отсутствие бойниц нижнего, так называемого «подошвенного» боя. Воротная башня крепости не выступала за лицевую линию прясла и не была рассчитана на ведение флангового огня вдоль крепостных стен. Стрелки могли вести огонь лишь с площадки боевого хода — из амбразур, сделанных в бруствере. Копорские стены конца XIII века имели еще одну особенность, составляющую характерную черту строительных приемов того времени: внешняя лицевая плоскость стены имела небольшой откос. Это объясняется разной толщиной кладки в нижней и верхней частях стены (внизу кладка была толще).
Так новгородская крепость Копорье XIII века, упомянутая на страницах русских летописей, перестала быть загадкой. Теперь можно сказать, что эта крепость перешла в ту категорию памятников культуры, которые доступны для исследования и которые можно сделать объектом музейного показа. Обнаружение и исследование каменного Копорья 1297 года — открытие большой научной ценности, вносящее немалый вклад в историю изучения военно-инженерного дела Древней Руси.
Каменное Копорье было административным и военным центром Водской земли. Вероятно, роль Копорской крепости в это время неоднозначна. С одной стороны, важнейшая функция Копорья — защита новгородских земель от внешних нападений, с другой стороны, Копорье — центр новгородского влияния в Водской земле. В крепости постоянно находился новгородский наместник, который во главе копорской рати принимал участие в военных походах Новгорода.
С 1333 года новгородцы стали приглашать в качестве наместников в порубежные крепости Ладогу, Корелу, Орехов, Копорье литовских князей Гедиминовичей, которые со своими дружинами должны были обеспечить их оборону. В 1333 году эти крепости получил «в кормление» князь Наримонт. В Копорье за военную службу Наримонту отдавали половину доходов с копорской округи.
Появление в новгородских крепостях-пригородах Гедиминовичей вряд ли можно объяснить лишь желанием заручиться военной поддержкой литовских князей против немцев и шведов. Советские историки справедливо усматривают в этом событии проявление особого политического курса Новгорода в период усиливавшегося со времен Ивана Калиты влияния Московского княжества. С незначительным перерывом (в XV веке в Копорье, как и в другие крепости, на небольшой срок был приглашен смоленский князь Юрий Святославич) литовские князья несли службу там до 1446 года. Копорье было резиденцией Гедиминовичей в Новгородской земле.
Однако не всегда служилые князья добросовестно выполняли возложенные на них обязанности. Например, когда в 1338 году отряды ливонцев из Нарвы вторглись в Водскую землю и копорцы посылали к князю Наримонту в Литву за помощью, он так и не явился со своей дружиной. Разорив окрестные поселения, отряд подошел к стенам Копорья и осадил его. Крепость успешно оборонялась. Вышедший из ее ворот конный отряд во главе с воеводой Федором Васильевичем разбил неприятеля. Немцы были вынуждены снять осаду и уйти из Водской земли. Во время сражения ливонцы ранили коня под Федором, а Михея Копорянина, «мужа добра», убили.
Копорскую крепость боярские верхи Новгорода считали надежным убежищем во время волнения «черных людей» в столице вечевой республики. Два раза — в 1342 и 1350 годах — отсиживались за каменными стенами «в Копорье городке» новгородские посадники Андрей и Федор, спасаясь от восставших.
В 1348 году Водская земля и Копорье отражали нападение шведского войска во главе с королем Магнусом. Крепость удачно оборонялась, и новгородское ополчение во главе с Онцифором Лукичом вскоре изгнало неприятеля. В этом походе новгородской рати участвовали и копорские военные отряды. Копоряне в составе новгородского войска принимали участие почти во всех крупных военных мероприятиях Новгорода. Так, в 1394 году во время похода новгородцев на Псков под стенами города был убит один из копорских наместников — князь Иван Копорский.
Описывая события XIV века, новгородская летопись довольно часто упоминает копорских князей. Вполне вероятно, что это представители племенной водской знати, которые несли службу в Копорье. В XIV—XV веках династия копорских князей, вероятно, слилась с новгородскими боярскими фамилиями. По крайней мере, один из представителей династии копорских князей был даже новгородским посадником: в XIV веке в документах упоминается посадник Елисей Копорский.
Судьба каменной новгородской крепости постройки 1297 года на протяжении почти всего XV века совершенно не освещена письменными источниками. Между тем XV век — время решительных перемен в истории не только северозападных, но и всех русских земель. В конце столетия завершился политический процесс консолидации русских княжеств и земель, и на европейской арене выступила новая могущественная держава — Московское государство.
НА РУБЕЖЕ СТОЛЕТИЙ
К концу XIV века, завершившего первое столетие существования Копорской крепости, она являлась крупным военно-административным центром Водской земли и была тесно «вязана с важными военными и политическими событиями Новгорода и Новгородской земли. С постройкой в 1384 году новой каменной крепости на реке Луге — города Ям — Копорская крепость как бы перешла «во второй эшелон» обороны новгородских земель. Ям, поставленный на одном из важных торговых путей, контролировал судоходство по Луге и постепенно превратился в крупнейший торгово-ремесленный и административный центр Водской пятины.
Построенная в необычайно короткий срок — в 33 дня — крепость Ям превратилась в передовой укрепленный пункт Новгородской земли на северо-западных рубежах. Уже в первые годы своего существования Ям успешно выдержал набеги ливонских рыцарей, обосновавшихся в Нарвском замке.
Копорская крепость, расположенная в центре густонаселенного сельскохозяйственного района, в XV веке утратила былое значение административного центра Водской земли, заняв скромное положение центра Каргальского погоста.
В 70-х годах XV века произошло решающее событие в процессе политического объединения русской народности — была ликвидирована независимость Новгорода Великого и завершилась консолидация русских земель вокруг Москвы.
Описание Копорья того времени содержит только один сохранившийся письменный документ — новгородская писцовая книга, составленная около 1500 года, на рубеже двух столетий в связи с налоговым обложением бывших новгородских земель. Полное название книги — «Переписная оброчная книга Вотской пятины 1500 года». Документ дает очень краткое описание Копорья: «В Воцкой пятине город Копорье на реце на Копорье», но зато указывает численность и состав копорского населения.
Оно очень малочисленно: в крепости всего 4 двора, в которых есть жители, это воротники и сторожи городовые, то есть служилые люди. Пустыми стояли дворы копорского наместника боярина Гаврилы Вельского (сам боярин Вельский жил в своем имении) да «двор великого князя» (в прошлом принадлежал новгородскому боярину Богдану Есипову). Около крепости находился небольшой посад, на котором жили как «городские люди», связанные службой с крепостью, так и посадские люди. Поражает небольшая численность и посадского населения всего — 6 дворов и в них 6 семей.
«Городским людям» на посаде принадлежала более значительная группа дворов: в 11 дворах жили тиун (должностное лицо), пищальник Сенка Ивашков, седельник Омос, Савка Макушкин казак, Ивашко Левков колпачник и другие.
Вряд ли правы те исследователи, которые полагают, что в конце XV века Копорье являлось значительным торгово-ремесленным центром Водской пятины. Письменные документы опровергают эту точку зрения. Да и сравнение Копорья с другим городом и его посадом в Водской пятине — Ямом — не в пользу Копорья: в Ям-городе и на посаде к 1500 году насчитывалось 239 дворов, а жило в них более тысячи человек.
Не исключено, что малочисленность Копорского посада объясняется высоким уровнем развития экономики поселений, находившихся в городовой округе. По данным писцовой книги 1500 года, Копорье было окружено деревнями, в которых жили не только земледельцы, но и ремесленники — кузнецы, пивовары. Писцовая книга упоминает даже скоморохов. Стоявшие поблизости от крепости дворы вотчинников имели свое развитое натуральное хозяйство.
В Каргальском погосте находились земельные владения крупных феодалов — Богдана Есипова, Захара Овинова и других. В 1483 году по царскому указу из Новгорода в Водскую пятину были «испомещены» 88 семей новгородских бояр. Сделано это было с целью ослабить новгородское боярство после присоединения Новгородской республики к Московскому централизованному государству.
В XV—XVI веках большое значение для Водокой земли имел железообрабатывающий промысел. В районе Яма и Копорья добывалась болотная руда, из которой в сыродутных домницах выплавлялось кричное железо. Оно не только использовалось местными кузнецами, но и вывозилось в Новгород.
Почти рядом с Копорьем, в деревне Костивцове, а также на территории между озером Хабаловым и Копорьем находилось особенно много домниц — 58; здесь же были и кузницы. Это был своеобразный местный центр железоплавильного и железообрабатывающего промысла. Многие деревни платили натурные повинности (оброк) кричным железом. Во время археологических раскопок при изучении слоя крепости XV—XVI веков было найдено несколько железных криц, вес которых достигал 2— 4 килограммов. Крица — это полуфабрикат, лепешкообразный кусок ноздреватого пористого железа. Для того чтобы сделать кричное железо годным для кузнечного производства, из него путем проковки удалялись остаточные шлаки.
Переписная книга, сообщая интересные сведения о постройках на территории крепостного двора (в том числе и о Спасском мужском монастыре), о характере экономической жизни копорской округи, к сожалению, не дает ответа на один существенный для понимания истории Копорской крепости вопрос: какую крепость описали писцы, составлявшие этот документ,— древнюю (XIII века) или уже реконструированную по приказу московского правительства?
Если предположить, что строительные работы в Копорье велись в самом конце XV века, то неужели так быстро схлынул поток многочисленных строителей, были заброшены карьеры, в которых добывался местный плитняк, бурьяном поросли печи, в которых обжигали известь, творильные ямы, где выдерживалась известь, что об этом не упоминается в документе? По-видимому, правильнее предполагать, что реконструкция Копорья была произведена намного раньше или несколько позже времени составления писцовых книг.
В результате археологических работ были получены материалы, которые дали вполне определенный ответ на этот вопрос. Однако необходимо сказать несколько слов о том, как до последнего времени советские историки определяли время постройки Копорской крепости, которая сохранилась до наших дней.
В письменных документах, к сожалению, нет сведений о том, когда была заложена и построена эта крепость. В 1958 году доктор исторических наук В. В. Косточкин, подводя итоги изучения оборонительных сооружений Копорья, Орешка и Яма, пришел к выводу о том, что на рубеже XV—XVI веков «Москва не только перестроила кремль Новгорода, крепость Ладоги и создала новый форпост Ивангород, но и перестроила коренным образом укрепления Копорья, Орехова и Яма». Этот вывод, основанный на тщательном изучении исторических событий того времени, а также на анализе планировочной структуры крепостей, получил в науке признание и поддержку ведущих специалистов истории архитектуры.
Позже, продолжая изучение Копорья и стремясь уточнить слишком растянутую датировку крепости, В. В. Косточкин нашел возможным датировать строительство серединой XV века. Основой для этого послужило новое и оригинальное толкование военно-политических событий Новгорода первой половины XV века и стремление объяснить применение в Копорской крепости архитектурно-строительных приемов, не характерных для практики древнерусского оборонного зодчества.
На первый взгляд может показаться, что это — несущественное уточнение и вряд ли оно имеет большое значение для понимания многовековой истории крепости: раньше или позже на 50 лет появились на копорской скале новые каменные укрепления. Однако это не совсем так, ибо решается вопрос о том, когда реконструировалось Копорье — в период существования Новгородской республики или в пору появления Московского государства. Если Копорье относится к памятникам оборонного зодчества московской поры, то его реконструкция связана с необычайно широким по своему размаху военно-оборонительным строительством, которое осуществлялось Московским государством с целью укрепления своих границ.
В первой половине XV века Ливонский орден вновь стал угрожать западным границам Новгородской земли. Объединившись со шведами, ливонцы в 1445—1448 годах осадили военно-административный центр Водской земли город Ям. Осада была неудачной для ливонцев, несмотря на применение пушек крупного калибра. Может быть, взять Ям им помешало и новгородское войско, которое также располагало артиллерией — пятью большими пушками и многими другими, меньшего калибра.
Новгородское войско в первой половине XV века имело уже огнестрельное оружие крупного калибра, стрелявшее на расстоянии до 200 метров. Оно использовалось как в полевом бою, так и в морских баталиях. Вполне возможно, что реконструкция старых новгородских крепостей с учетом широкого применения огнестрельного оружия различных калибров могла быть вызвана самим ходом исторических событий и развитием военного дела.
Главой новгородской церкви был в то время энергичный и деятельный владыка Евфимий II (1429—1458 годы). В условиях усиливавшегося влияния Москвы Евфимий выступал как убежденный сторонник новгородского сепаратизма. С его именем связан широкий размах строительства каменных гражданских, культовых зданий и оборонительных сооружений. Для осуществления своих строительных начинаний Евфимий II нередко приглашал иностранных мастеров — архитекторов, живописцев. При нем получило широкое распространение новгородское летописание, возродились многие древние новгородские архитектурно-художественные традиции. Историки справедливо усматривают во всем этом попытку противостоять московскому влиянию.
Во время правления Евфимия II и при его активном участии проводилось «поновление» старых каменных стен Ладожского кремля (1445 год), перестраивались укрепления города Яма (1448 год), ремонтировался каменный Новгородский детинец (1450 год). Изучение строительной истории новгородских крепостей привело В. В. Косточкина к выводу, что и Копорская крепость была реконструирована около середины XV века, то есть еще в конце новгородской независимости, причем в строительных работах участвовали иноземцы — южнославянские мастера, в частности сербские. Эта точка зрения В. В. Косточкина, и в частности попытка установить, какие мастера участвовали в перестройке Копорья, вызывает существенные возражения.
В «Житии», составленном уже после смерти Евфимия, подробно перечислены все «деяния» покойного новгородского владыки. Вряд ли можно считать забывчивостью составителя этого интересного исторического источника отсутствие в нем сведений о таком большом и дорогостоящем строительстве, как в Копорье. Поэтому нет достаточных оснований уверенно говорить о перестройке Копорья в период военных событий 1445—1448 годов и непосредственно связывать постройку Копорья с деятельностью Евфимия. Тем более что и в самом конце XV века, после присоединения Новгородской республики к Москве, обстановка в северо-западных русских землях была далеко не спокойной. Московское правительство принимало меры для укрепления западных рубежей по последнему слову фортификационной науки: в небывало короткий срок — за год — была построена каменная крепость Ивангород (1492 год) и обновлены каменные укрепления Новгорода (1484—1492 годы).
В то же время обострились отношения Руси с северным соседом — Швецией, поэтому уже в первом десятилетии XVI века была перестроена крепость в, устье Невы — Орешек, а также Ладожская крепость.
Строительные мероприятия конца XV — начала XVI века требовали больших материальных средств. На случайно поэтому городовая повинность стала распространяться не только на новгородские волости (на собранные деньги «торговали» подрядчика из новгородских людей и «кто пригоже»), но и на новгородского владыку.
Строительные работы велись и в других районах Русского государства: в 1508 году по царскому указу был заложен «град камен Новгород Нижний», в 1520 году каменная крепость в Туле, в 1523 году — в Коломне. Наконец, уже с конца XV века началось сооружение каменного Московского кремля.
В осуществлении этих военно-строительных мероприятий, и прежде всего в Москве, значительное участие приняли западные, главным образом итальянские, мастера — Антон Фрязин, Марко Фрязин, Пьетро Антонио Солари и Алевиз. На Руси итальянские зодчие — «мастера стенного дела» — возводили сооружения, в которых многовековая практика русского оборонного зодчества была органично соединена с новейшими техническими достижениями европейской военной архитектуры того времени. По широте размаха строительные мероприятия Московского государства конца XV — первой половины XVI века намного превосходили строительные начинания Евфимия II.
Археологические работы 1970—1973 годов в Копорье позволили решить вопрос о времени постройки Копорья, дожившего до наших дней. Опираясь на предполагаемую дату — рубеж XV—XVI веков — как наиболее вероятную, археологам нужно было найти такой новый источник, который не только подтвердил бы это предположение, но и конкретизировал его. Наука знает такой источник. Это — дерево, то самое, из которого делали рукоятки топоров и звонкие гусли, строили корабли и резали деревянные шахматы, рубили избы черного люда и великокняжеские хоромы. Дерево использовали и во время каменного строительства — оно шло на строительные леса и в качестве связей каменной кладки.
Рост дерева, отмечаемый год за годом появлением новых годичных колец, может послужить своеобразной «летописью»: последнее кольцо ствола — это год рубки дерева. А во время большого крепостного строительства привезенные стволы деревьев, конечно, сразу же шли в дело. Дендрохронология — наука, занимающаяся определением возраста деревьев,— предъявляет к материалу свои требования, и основное состоит в том, что дерево должно быть хорошей сохранности и иметь внешние (последние) кольца. Чтобы получить возможность использовать данные дендрохронологии для уточнения возраста крепости, надо было найти такое дерево в каменной кладке стен и башен.
Начался долгий и тщательный поиск. Наконец на западном прясле крепости был обнаружен такой участок, где в несколько рядов сохранились гнезда, с помощью которых устанавливались строительные леса. Внутрь гнезд вставлялись «пальцы» — концы горизонтальных обычно нетолстых бревен, которые вместе с вертикальными стойками и составляли строительные леса. Послед того, как стена выкладывалась, леса убирали, а концы бревен, прочно сидевшие в кладке, за ненадобностью обрубали.
«Пальцы», сохранившиеся в Копорье, торчали на высоте 5—6 метров от подошвы стены, нередко в таких участках, к которым с внешнего фасада стены нельзя было даже и подойти. В ход были пущены толстые веревки, обвязавшись которыми археологи, как скалолазы опускались с верхней площадки стены вниз на несколько метров, раскачивали обрубки и извлекали их таким образом из каменных гнезд. Так экспедиция получила окола полутора десятков бесценных образцов древесины.
Но это далеко еще не было решением проблемы. Ведь у исследователей не было гарантии, что найденное дерева относится к первоначальному периоду строительства, а не является случайными остатками конца XVI или XVII века. К счастью, в средней башне были обнаружены три фрагмента довольно хорошо сохранившихся деревянных связей. Несколько деревянных бревен-связей удалось извлечь из толщи стенной кладки юго-западного прясла крепости. Спилы со всех извлеченных из кладки бревен были тщательно упакованы и отправлены в Москву, в лабораторию дендрохронологии Института археологии АН СССР.
Научный сотрудник института Н. Б. Черных тщательно исследовала присланные образцы. В результате были установлены первые даты: 1492, 1512 и 1513 годы.
Однако необходимо учитывать, что поверхностный слой древесины, то есть последние годичные кольца, на образцах сохранился неодинаково — он был разрушен при обкаривании ствола дерева или во время подтески его (например, связи, извлеченные из кладки средней башни, имели четырехугольную форму). Таким образом, было достоверно определено время второго большого этапа в строительной биографии Копорской крепости — первая четверть XVI века. Дендрохронологические данные позволяли не только уточнить время постройки Копорской крепости, но и более определенно судить о той роли, которую Москва отводила новой каменной твердыне в обороне северо-западных границ Русского государства.
Крепостное строительство на рубеже XV—XVI веков началось с обновления каменного детинца Новгорода и постройки новой крепости Ивангород на реке Нарове — с 1492 года.
В конце XV века Русь вернула свои исконные земли по берегу Финского залива. Постройкой в 12 верстах от устья Наровы каменной крепости, созданной по последнему слову военно-исторического искусства и нареченной именем царя Ивана III — Ивангородом, Русское государство утверждало свое законное право на возвращенные территории, свое намерение решительно их защищать. Последующие перестройки Ивангорода в 1496 и 1507 годах, значительно усилившие оборонную мощь крепости, происходили в тревожное для Русского государства время — сближения исконного врага Руси Ливонского ордена и Швеции. Крепость, возведенная напротив ливонской твердыни Нарвы (Ругодива), стала передовым щитом на русско-немецком рубеже.
Вероятно, на первом этапе оборонного строительства, на рубеже XV—XVI веков, была реконструирована и Ям-городская крепость. Только после проведения этих первоочередных работ, в первой четверти XVI века, была реконструирована и Копорская крепость.
Таким образом, образование единого Русского государства вызвало полное строительное обновление Копорья. Крепость с первой четверти XVI века стала одним из важных звеньев обороны Русского государства на его северо-западном рубеже.
ГОСУДАРЕВА КРЕПОСТЬ
Монголо-татарское нашествие принесло страшное разорение Руси. В дымящихся развалинах лежали некогда цветущие русские города Владимиро-Суздальской и Рязанской земель, южнорусские города Поднепровья. Погибли великолепные постройки, был нанесен огромный урон ремеслу и торговле.
Территория северо-западных русских земель не испытала опустошительного нашествия монголо-татар. Не случайно, что именно здесь, в землях с богатыми строительными традициями, сформировалась и достигла расцвета школа каменного оборонного зодчества.
Тем не менее и на этой территории от древнейших каменных крепостей XIII—XIV веков в большинстве случаев на поверхности земли не осталось почти ничего. Первые каменные крепости погибли не от неприятельских штурмов, а во время многочисленных реконструкций и перестроек. Произошло это потому, что с течением времени возникала необходимость снова и снова перестраивать каменные укрепления или возводить их заново, чтобы они соответствовали новой тактике обороны в связи с применением новых приемов штурма.
Решающую роль в этом сыграло распространение огнестрельного оружия, которым были вооружены и нападающие, и защитники крепостей. С появлением стрелков, вооруженных ручным «огненным боем», и артиллерийских орудий изменился характер боя у крепостных стен, изменились и сами крепости.
Что же делали с устаревшими крепостями во время реконструкций — сносились ли они до основания или какие-то их части использовались и включались в систему вновь возводимых крепостей? Однозначно на этот вопрос ответить нельзя. В каждом отдельном случае его можно решить лишь после всестороннего исследования самого памятника и письменных источников, в которых он упоминается.
Проведенные в последние годы архитектурно-археологические исследования памятников каменного оборонного зодчества на обширной территории Ленинградской области дали ученым такие ценные сведения, которые явились, по существу, новым пластом исторических источников. Результаты раскопок в Ладоге, Копорье, Орешке, Кореле и крепости Ям раскрыли индивидуальную строительную биографию каждой из этих крепостей и заставили во многом пересмотреть историю каменного оборонного зодчества Северо-Западной Руси XII—XVI веков. Появилась возможность выявить общие закономерности в эволюции каменных стражей на северных и западных рубежах Руси.
Уже давно принято называть памятники архитектуры «каменной летописью». Вероятно, это правильно, ибо большие архитектурные комплексы, которые неоднократно перестраивались или складывались на протяжении длительного периода времени, можно «читать» как своеобразную «каменную летопись», на страницах которой запечатлена та или иная эпоха.
Археологи «прочли» древнейшую страницу в строительной истории Копорья конца XIII века. Это дало возможность более определенно судить как о характере и объеме строительных работ, так и о тех задачах, которые пришлось решать фортификаторам начала XVI века.
Копорье. Вид с юго-восточной стороны.
Нет сомнения в том, что к началу XVI века каменная Копорская крепость, простоявшая уже более 200 лет, утратила свои боевые качества и, конечно, начала разрушаться. Она нуждалась не в ремонте обветшавших укреплений, а в генеральной реконструкции с учетом широкого использования огнестрельного оружия.
Крепость, стоящую на высоком скальном мысу, как на пьедестале, можно обойти и осмотреть со всех сторон. Только такой осмотр дает представление о замечательном памятнике, о принципах пространственно-планировочного решения всего оборонительного комплекса.
Перед строителями начала XVI века стояла нелегка: задача — на небольшой территории копорского мыса построить крепость, отвечающую уровню развития военного дела того времени. Основная трудность заключалась в том, что скальный мыс в древности имел более сложную конфигурацию, чем теперь: в наше время строительные завалы на ряде участков копорской скалы значительно сгладили контрасты рельефа. Неодинаковой на разных участках была и крутизна склонов скального мыса. Вытянутый с востока на запад, он с южной и западной сторон имел более крутые склоны, чем с северной. Необходимо учесть, что и сама площадка мыса не была строго горизонтальной: она имела небольшой уклон к северу. Северный, пологий склон мыса в плане был сложной конфигурации (напомним, что стоящая на этом склоне стена новгородской крепости 1297 года своими плавными изгибами в значительной мере отразила его конфигурацию).
Новгородская крепость, занимавшая всю площадку копорской скалы, была небольшой. Зодчим начала XVI века предстояло расширить территорию крепостного двора, чтобы возвести постройки, необходимые для размещения большого гарнизона, а также административные и складские помещения, причем строителям надо было избежать скученности деревянных зданий на небольшой территории, так как она могла отрицательно сказаться на обороноспособности крепости: при тесной застройке трудно предотвратить пожар от ядер осадных орудий противника.
Нужны были острый глаз и твердая рука опытного фортификатора, чтобы при постройке регулярной крепости с прямолинейным в плане очертанием стен, с достаточным количеством фланкирующих башен максимально использовать защитные свойства рельефа и нейтрализовать отрицательные.
Сейчас можно с полной уверенностью сказать, что зодчий с честью решил стоявшие перед ним проблемы и нашел оптимальный вариант пространственно-планировочного построения крепости, выполнение которого осуществлялось несколькими строительно-техническими приемами.
Общее планировочное решение Копорской крепости складывается как бы из нескольких локальных решений. Каждое из них исходило из конкретных особенностей участка. При исследовании крепости нетрудно выделить эти участки, требовавшие особых, индивидуальных строительно-технических приемов.
Один из таких участков — восточное прясло. Возможные подъездные пути к копорскому скальному мысу могли располагаться только с восточной или северной стороны. Именно на северной стороне находилось воротное устройство крепости XIII века. Однако и для штурмующего неприятеля этот путь являлся наиболее удобным. Таким образом, северная и восточная стороны крепости были наиболее уязвимыми и требовали надежного укрепления.
Для усиления обороноспособности этих сторон здесь построены все четыре крепостные башни, фланкирующий огонь которых мог нанести существенный урон неприятелю при подходе его к стенам крепости. Восточная и северная стороны Копорской крепости являлись своеобразным лицом каменной твердыни, обращенным в сторону наступающего неприятеля. Восточное прясло Копорья, заключенное между двумя мощными башнями, самое короткое: его протяженность немногим более 20 метров.
По узкому каменному мосту (он сохранил тот вид, который получил в XIX веке), высокие арочные пролеты которого поддерживают мощные каменные устои, можно подойти к воротному проему. В Копорье нет воротной башни. Воротной проем, который ведет внутрь крепости, сделан непосредственно в восточной стене. Ничего подобного не встречается в других крепостях XVI века. В Орешке, Старой Ладоге и других крепостях въезд расположен в нижних этажах четырехугольных башен.
Башни, фланкирующие вход в крепость.
В связи с развитием военной техники строители упорно искали способы надежной защиты наиболее слабого места каменных крепостей — проходных ворот. Во-первых, они стремились уменьшить количество ворот, во вторых, снабдить их такими защитными устройствами, которые выдержали бы натиск во время неприятельского штурма. Не допустить штурмующие отряды к воротному проему, не позволить таранными устройствами разбить полотнища ворот и преградить неприятелю путь внутрь крепости — такие задачи стояли перед фортификаторами.
Поэтому не случайно, что в Копорской крепости ворота представляют собой мощный и разветвленный оборонительный комплекс. Подойти к ним можно было только по неширокому деревянному мосту, участок которого, непосредственно примыкавший к крепости, поднимался на цепях или толстых канатах при помощи особого подъемного устройства. Проникнуть внутрь крепости, если даже мост не успели поднять, было невозможно: железная решетка, выкованная из толстых железных прутьев, места пересечения которых были укреплены кольцами, преграждала путь. В европейских средневековых замках такая опускная решетка называлась герсой. Герса — второе после подъемного моста препятствие — предотвращала неприятные неожиданности: ее действие было мгновенным.
В древнерусских крепостях Северо-Запада опускные решетки известны в нескольких крепостях XVI века — Орешке, Ладоге. Копорская герса, единственная, сохранилась до наших дней. На рубеже XIX—XX веков, во время консервационных работ, когда своды и стены крепостного воротного проема укреплялись кирпичной кладкой, герса была поднята и замурована в кладке. Сейчас можно увидеть только самую нижнюю ее часть — зубцы.
Железная опускная решетка (герса), замурованная в кладке воротного проема.
Ленинградские реставраторы во главе с архитектором И. А. Хаустовой расчистили и обмерили копорскую герсу! Оказалось, что она сохранилась полностью.
Место, куда поднималась решетка, расположено непосредственно над входом и в древности было оборудовано горизонтальным воротом для ее подъема. Вниз она скользила по пазам под действием собственной тяжести. Для того чтобы удар решетки во время опускания не наносил повреждения стенной кладке, пазы, по которым она, опускалась, снабжены амортизационными швами.
Противник, оказавшийся перед опущенной железной герсой, попадал в ловушку, становясь мишенью для обстрела из бойниц, расположенных в прясле стены и в двух мощных башнях, фланкирующих ворота. Герса охраняла вход в длинный, узкий, слегка изогнутый коридор. В этом коридоре было еще двое деревянных ворот.
Некоторые специалисты считают этот длинный коридор слегка видоизмененным рукавчатым захабом. Эту точку зрения разделяет и В. В. Косточкин, хотя он признает, что «широкая въездная арка Копорской крепости, сделанная в очень небольшом прясле стены, зажатом между двумя фланкирующими его огромными башнями, совершенно отличается от въездных рукавчатых захабных устройств более ранних крепостей — Изборска и Порхова».
Захаб — это особое воротное устройство в древнерусских крепостях, защищавшее подступы к въездной арке воротной башни. Оно представляло собой узкий длинный открытый коридор, образованный двумя параллельными крепостными стенами, заходившими одна за другую внахлест. В Копорье коридор расположен не перед въездной аркой, а является, по существу, длинным арочным проездом в толще крепостной стены. Защитная функция его несомненна: в коридор выходили амбразуры бойниц и двери караульных помещений.
Поздняя кирпичная кладка, закрывающая сейчас словно панцирем и своды первоначального портала, и внутренние отверстия бойниц,— это следы консервации, проведенной в начале XIX века ввиду явной аварийности входной части крепости.
В ходе подготовительных консервационных работ в последние годы обнаружена еще одна очень важная деталь. В настоящее время вся входная часть Копорской крепости с бойницами, обращенными внутрь проходного коридора, с многочисленными переходами, которые ведут в башни, фланкирующие ворота, а также на боевой ход крепостной стены, воспринимается как единовременно построенная часть Копорья. Однако это впечатление ошибочно. Характер швов, связывающих воротное устройство с кладкой крепостных стен со стороны крепостного двора, позволяет предполагать, что некоторые части входа сделаны позднее основного строительства. Это блестяще подтвердилось во время расчисточных работ архитектора И. А. Хаустовой: оказалось, что весь комплекс воротной части Копорья строился в два приема, возможно, через очень небольшие промежутки времени. Второй этап строительства — пристройка со стороны крепостного двора — усложнил планировку входной части, дополнив ее новыми помещениями, проходами и бойницами, что значительно увеличило обороноспособность крепости на этом участке.
К первоначальному — основному — этапу строительства Копорья XVI века относятся еще одни ворота в крепость. Они значительно уже широкой въездной арки и расположены слева от нее. Вероятно, еще в древности этот проход был заложен каменной кладкой. Первоначально он также прикрывался железной герсой. Эта герса не сохранилась, а о наличии ее свидетельствуют пазы в кладке, по которым она скользила. Надо полагать, что основные ворота служили для проезда конной рати и больших подразделений пешего войска, а малые — для прохода небольших пеших отрядов.
В помещениях и переходах воротной части крепости, в меньшей степени испытавшей воздействия атмосферных явлений, великолепно сохранились участки облицовочной кладки. Обращает на себя внимание тщательная теска камня, проведенная как по лекалу подгонка тесаных блоков друг к другу, особенно при кладке арочных проемов.
Верхняя площадка воротного комплекса весьма обширна — почти 70 квадратных метров; здесь располагались помещения, в которых стояли механизмы для поднятия герсы. В обороне подступов к крепостным воротам эта площадка также играла немалую роль: отсюда вели каменные лестницы на верхний этаж башен, охранявших вход, отсюда защитники проходили на стенной боевой ход.
Для реконструкции облика этой важной части крепости большое значение имеет ответ на вопрос, каким образом можно было попасть в копорские ворота — по какому мосту. Нет оснований считать, что подъемные мосты на цепях находились перед большими и малыми крепостными воротами. В лицевой части стены восточного прясла нет глубоких пазов, в которых помещались бы рычаги подъемных устройств, наматывавших железные цепи подъемных мостов на барабаны.
После натурного исследования восточного прясла крепости архитектор И. А. Хаустова высказала предположение об оригинальном устройстве подъемных мостов в Копорье. По-видимому, конструкция этих мостов была основана на действии противовеса — мосты действовали по принципу «коромысла». В нижней части воротного проема в горизонтальном положении укреплялась железная ось, на которую укладывался длинный, крепко сколоченный, может быть даже окованный железом, деревянный настил. В горизонтальном положении часть этого настила, выступавшая за лицевую линию крепостной стены, являлась временным мостом. Та часть настила, которая лежала в проходной части ворот, служила также мостом через глубокую «волчью яму» — западню для прорвавшегося в ворота неприятеля. В случае приближения неприятеля мост-коромысло при помощи механизма приводился в движение — внешняя часть его поднималась и закрывала воротный проем снаружи, а другая часть опускалась вниз, в «волчью яму». Подобные конструкции крепостных подъемных мостов известны в практике европейского средневекового оборонного зодчества.
Северная стена Копорской крепости.
Возможно, что дальнейшие исследования дадут больше аргументов для подтверждения предположения о существовании мостов-коромысел в Копорье. Однако пока это лишь предположение. Некоторые обстоятельства делают его спорным. Во-первых, подобная конструкция моста не обеспечивала плотного закрывания воротного проема, во-вторых, мешала действию железной решетки-герсы и, в-третьих, уменьшала эффективность «волчьей ямы» как западни для неприятеля. Какой бы ни была конструкция копороких подъемных мостов, ясно, что она должна была обеспечить полное закрывание воротного проема герсой, открытую «волчью яму» и закрытый настилом, снятым с ямы, путь в глубь прохода.
Нельзя не отметить смелое решение, которое принято зодчим при строительстве восточного прясла,- стена и башни поставлены не на гребне склона, а у его подножья. Располагая основание крепостных сооружений у подножья мыса, строители сознательно шли на увеличение объема каменных работ — в этой части крепости стены достигают максимальной в Копорье высоты — около 20 метров, а башни на 3—4 метра превосходили эту высоту. Использование подобного приема позволило увеличить длину восточного прясла и сделать его прямолинейным в плане.
Восточное прясло Каперской крепости с его небольшой протяженностью между фланкирующими башнями, воротными проемами, расположенными не в башне, а непосредственно в стене, вызывает невольные ассоциации с другой древнерусской крепостью — Ивангородом, необычность которой для русского военного зодчества была отмечена еще летописцем. В конструкции восточной части Копорья есть еще одна деталь, которая имеет аналогию только в крепости, пристроенной Ивангороду в 1507 году, в так называемом Большом Бояршем городе. Это - «волчья яма». Русский зодчий Володимер Торгкан и иноземный архитектор Маркус Грек, строившие Большой Боярший город, расположили «волчью яму» у выхода из третьего яруса башен на боевой ход крепостной стены.
Северная сторона Копорской крепости — самый длинный прямолинейный участок крепостной стены. Он начинается от угловой северо-восточной башни и тянется более чем на 150 метров до северо-западной угловой башни. Почти на середине стены стоит средняя крепостная башня, разделяющая ее на два прясла.
Прясло между северо-восточной и средней башнями поставлено у подножья склона копорского мыса, а другое проходит по склону, поэтому при одинаковой высоте стен на северном участке реальная их высота больше там, где подошва стены стоит у склона мыса. Это относится и к другим участкам крепости: верхняя высотная отметка каменных стен выведена на один уровень, а уровни основания стен на разных участках неодинаковы, так как строители стремились максимально использовать свойства рельефа копорской скалы и там, где это возможно, сократить объем строительных работ. С умением применив разнообразные строительные приемы, строители в то же время живописно расположили основные объемы каменных масс крепостных стен и башен: копорские стены заключили как бы в кольцо часть скального мыса.
Средняя башня на северной стороне Копорья.
Южная стена крепости, которая тянется вдоль каньона речки Копорки от угловой юго-восточной башни, затем плавно поворачивает на северо-запад и север и доходит до другой угловой, северо-западной башни,— самая длинная. Неоднородная планировочная структура южной стены, различный характер плитняка, кладки и раствора не позволяют рассматривать ее как единое целое.
Участок южной стены от угловой юго-восточной башни, тянущейся к западу на 50 метров, приблизительно до того места, где она начинает круглиться, в плане прямолинейный. Чтобы «погасить» неровность скального мыса на этом участке, строители нашли оригинальное решение: они поставили основание крепостной стены на кромку скального обрыва не на всю его ширину, а только частично (примерно на 1,5—2 метра); вторая же половина основания стены на этом участке как бы спускается по крутому склону вниз. Технически это можно было осуществить только в том случае, если перед началом работ скальные породы по краю обрыва были обнажены и кладка плитняка на растворе производилась прямо на скале как на природном фундаменте. Таким образом строители как бы облицевали плитяной кладкой часть скального обрыва.
Во время археологических работ удалось обнаружить ту границу, до которой строители укладывали стенную кладку: лицевая ее часть не обрывалась внезапно, а опускалась по обрыву ступенями. Любопытно, что именно на этом участке южная стена в большей степени подверглась разрушению, чем на других. Кладка здесь не просто разрушилась в каких-то местах, а буквально расслоилась. Чем объяснить такой специфический характер разрушения? Вероятно, тем, что пласты скального материка не могли вынести огромной нагрузки стенной кладки и деформировались, а это привело к разрыву монолита стены и отслаиванию толстых пластов кладки.
Южное прясло Копорья.
Таким же способом сооружен еще один небольшой участок крепости — отрезок стены на западной стороне Копорья, тянущийся от угловой северо-западной башни в южном направлении на 20 метров, и сама угловая башня.
Юго-западная стена — один из самых сложных и загадочных участков копорских стен. На это неоднократно указывали многие исследователи. Именно здесь предполагали наличие пятой копорской башни, а криволинейность очертания стены невольно побуждала именно здесь искать сохранившиеся участки стен новгородской постройки конца XIII века. Несомненная архаичность юго-западной стены наводила на мысль, что Копорская крепость возникла все-таки раньше рубежа XV—XVI веков, а тем более начала XVI века. Действительно, юго-западная стена Копорской крепости как бы сосредоточила в себе все «темные» для исследователей страницы ее строительной биографии.
С противоположного берега Копорки, так называемой Стрелинской горы, юго-западную стену крепости можно охватить единым взглядом. Отсюда хорошо видно, что кладка стены не монолитна: она состоит из многих прикладок, чинок, своеобразных каменных заплат. В открывающейся необычайно величественной панораме крепости юго-западная стена выглядит как творение разных эпох, разных столетий: об этом говорят и различные сорта плитнякового камня, и разный цвет раствора, которым скреплялась кладка, и многочисленные вертикальные и горизонтальные швы — следы разновременных строительных работ. Если бы строители на каждом из таких участков оставляли свои автографы, было бы легко разгадать эту сложную каменную мозаику, восстановить последовательность строительных работ. Конечно, в известной мере «автографы» древних мастеров — это их манера кладки и характер использованных материалов. Но, к сожалению, исследователи пока не все «автографы» смогли «прочесть».
Разрез южного прясла Копорской крепости XVI века.
Реконструкция.
После архитектурно-археологических работ появилась возможность наметить основные этапы строительной биографии этого участка крепости. Напомним, что на так называемом «рухлом месте» были сделаны важные наблюдения о структуре юго-западной крепостной стены. Исследователи ранее были убеждены в ее монолитности, но раскопки выявили внутри стен XVI века фрагменты кладки новгородской крепости конца XIII века. Таким образом, кривизна юго-западного участка крепостной стены объясняется тем, что строители начала XVI века, включив в толщу крепостной стены кладку новгородской крепости, полностью повторили и планировочную структуру этого участка новгородской твердыни.
Однако кладка начала XVI века на этом участке значительно отличается по многим признакам от кладки южного, восточного и северного прясел. Отличия весьма существенны: юго-западное прясло не имеет облицовки тесаным камнем, а кладка скреплена раствором рыжеватого цвета более низкого качества — он рыхлый. Очевидно, что при сооружении крепости первой четверти XVI века применялись два различных строительных приема. И, что очень важно, эти строительные приемы не могли применяться одновременно. Значит, строительные работы производились в два этапа, по времени близкие друг к другу.
План Копорской крепости XVI века.
Плотной штриховкой обозначена стена XIII века.
Вполне естественно, не единовременность сооружения новой крепости можно объяснить тем, что строители решили на юго-западном участке оставить сохранившуюся стену новгородской твердыни. Сам факт такого решения не единичен в практике русского оборонного зодчества. Например, в Ладожской крепости рубежа XV—XVI веков была оставлена в качестве южного прясла стена 1114 года. Такое долголетие стены древнейшей русской каменной крепости можно объяснять по-разному. Возможно, что из-за какого-то непредвиденного перерыва в строительстве Ладожской крепости торопившиеся закончить дело строители сочли возможным оставить старую, хорошо сохранившуюся стену. Вероятно, примерно так могло быть и в Копорье: сохранность юго-западного участка новгородской крепости позволила включить его в состав укреплений начала XVI века.
Правильность этой реконструкции некоторых моментов строительства XVI века подтверждает высказанное ранее В. В. Косточкиным предположение о том, что в юго-западной стене сохранился на высоту боевого хода небольшой (протяженностью около 7 метров) участок, построенный еще в XIII веке.
Почему в начале XVI века строители Копорья сочли возможным оставить участок стены XIII века? Объяснить этот факт можно тем, что южная и юго-западная части Копорья надежно защищены самой природой: крутые обрывистые склоны скального копорского мыса делали практически нецелесообразным штурм Копорья с этой стороны.
То, что юго-западная стена новгородской крепости была в XVI веке оставлена в неприкосновенности, подтверждается характерным для XIII века приемом ставить основание стены не на склон, а на гребень склона мыса. Однако уже в XVI веке по мере разрушения древней юго-западной стены ее стали реконструировать. Нетронутым оказался лишь небольшой семиметровый участок, упомянутый выше. Вероятно, наличие многих каменных «заплат» у восточного конца юго-западной стены, у стыка со стеной, построенной в XVI веке, объясняется теми разновременными реставрационными работами, которые велись по мере разрушения стены XIII века.
Наконец, о происхождении еще одной каменной «заплаты» в юго-западной стене (у «рухлого места»). Этот участок кладки с бойницей сохранился до уровня боевого хода. Характер кладки и конфигурация бойницы свидетельствуют о том, что этот участок относится к позднему этапу истории Копорья. Можно предположить, что он-то и был построен в начале XVIII века на «рухлом месте» — на месте бреши, которую пробила во время осады крепости в 1703 году петровская артиллерия.
Западная стена Копорской крепости состоит из двух частей — небольшого участка от северо-западной башни к югу (20 метров), о котором уже говорилось, и отрезка протяженностью 50 метров к югу от него. Два участка западной стены имеют четкие различия: северный отрезок стены, примыкающий непосредственно к башне, имеет облицовку тесаным камнем, а южный отрезок стены является частью новгородской крепости XIII века. В начале XVI века строители на этом участке увеличили высоту древней стены и устроили наверху новый боевой ход.
Археологические работы и тщательное исследование кладки Копорской крепости позволили выявить сложную структуру крепостных стен и в определенной мере реконструировать ход строительных работ в первой четверти XVI века. Крепостные стены сейчас сохранились на воем своем протяжении неодинаково: на некоторых участках уцелел на полную высоту парапет с расположенными в его толще квадратными бойницами. Каменный парапет прикрывал боевой ход по стене. В организации огня крепости это устройство играло важнейшую роль: переходя по крепостной стене и оставаясь недосягаемыми для противника, защитники крепости могли осуществлять маневр. Многочисленные бойницы боевого хода являлись важнейшим элементом крепостной обороны, именно через них защитники могли вести массированный фронтальный прицельный огонь.
Бойницы на боевом ходе стены расположены часто и устроены так, что при необходимости их можно было закрыть деревянными ставнями.
В настоящее время в крепости не сохранилось ни одного участка верхней части стены, который дал бы представление о том, как выглядел в древности боевой ход. Задняя (тыльная) стена боевого хода крепости была, по-видимому, каменной.
Те части крепостных стен, которые в начале XVI веки ставились заново, имеют довольно солидную толщину — 5 метров. Передний бруствер, в котором располагались квадратные бойницы, был мощным: его толщина от 2 до 2,15 метра. Массивная каменная кладка была рассчитана на интенсивный артиллерийский обстрел неприятеля. Ширина самого боевого хода — площадки, на которой располагались стрелки, составляла 2,15 метра. Сейчас измерить ширину копорского боевого хода можно только в одном месте — у северо-восточной угловой башни. Здесь же сохранилась, правда фрагментарно, и задняя стенка боевого хода — каменная кладка толщиной около 0,8 метра. Предположение о том, что боевой ход стены имел не только переднюю, но и заднюю каменные стенки (задняя, обращенная в сторону крепостного двора, вероятнее всего, представляла собой аркаду), подтверждают и графические материалы. Так, например, на шведском плане Копорья 1645 года обе стенки боевого хода, изображенные в виде двух параллельных линий, идущих по верху стены, помечены как каменные.
Для защиты стрелков от навесного огня, от дождя и снега над боевым ходом на бревенчатой конструкции была настлана двухскатная деревянная тесовая кровля.
Однако конструкция боевого хода из двух каменных стенок была не единственной в Копорье. Тыльная стенка боевого хода была каменной только на тех участках крепости, где стены строились заново в первой четверти XVI века (то есть северная, южная стены и часть западной). Это подтверждает и шведский план Копорья 1045 года. Те участки копороских стен, основу которых составляла новгородская кладка XIII века, имели иную конструкцию. Дело в том, что небольшая ширина кладки древней стены (около 1 метра), даже увеличенная прикладками XVI века, не позволяла при меньшей, чем на других участках стен, толщине переднего бруствера сделать и тыльную сторону стенного хода каменной. Можно предположить, что задняя стенка боевого хода на реставрированных участках стен крепости представляла собой открытую деревянную галерею.
Копорье XVI века. Реконструкция А. К. Филиппова.
Все бойницы Копорокой крепости — так называемого подошвенного боя, то есть они находятся в нижней части стены, у ее подошвы. При осмотре крепости с внешних сторон обращает на себя внимание разная высота расположения бойниц (на северной стороне). Может даже возникнуть сомнение, правильно ли категоричное утверждение о существовании подошвенного боя. Однако надо иметь в виду, что рельеф копорского мыса сложный и уровень его поверхности по отношению к стенам, поставленным в XVI веке у основания мыса, не представляет собой идеальную горизонтальную линию. Если мысленно соединить пунктирной линией все стенные бойницы на северной стороне крепости, то и получится профиль мыса в этом месте.
Удивляет небольшое количество бойниц в стенах Копорья, причем все они находятся на построенных в начале XVI века участках и расположены в определенной системе. Как правило, в стене находятся бойницы, как бы стерегущие башни с обеих сторон. Вдали от башен бойницы располагаются парами: в толще стены расположена бойница с воронкообразной камерой, узким бойничным отверстием и широким раструбом, а рядом с ней — широкая камера со сводчатым бойничным проемом. До недавнего времени некоторые исследователи считали разрушившиеся бойницы второго типа специально сделанными проемами для тайных вылазок. Однако в Копорье имеются и неразрушенные бойницы такого типа, которые дают возможность восстановить первоначальный облик плохо сохранившихся бойниц. Наличие в Копорье бойниц такого типа вызвано, по всей вероятности, различным калибром огнестрельного оружия, которым они были вооружены, а может быть, и числом стрелков, которые могли здесь разместиться.
Основную роль в организации системы огня должны были играть копорские крепостные башни. Далеко вынесенные за линию стен, имевшие пять этажей бойниц, копорокие башни являлись средоточием огневой мощи крепости, важнейшими узлами обороны.
Четыре круглые башни со слегка расширенными основаниями (диаметром около 15 метров) играют доминирующую роль и в силуэте крепости. Конструкция всех башен одинакова: первый, подошвенный, бой имел потолок в виде каменного сомкнутого свода и бойничные камеры воронкообразной формы с узкой щелью боевого отверстия и арочным перекрытием раструба; следующие три боя — второй, третий и четвертый — имели деревянные потолки, настланные на бревна-балки. До сих пор отчетливо видны внутри башни пазы-отверстия, в которые были вставлены концы потолочных балок. Бойничные камеры и сами бойницы этих этажей имеют несколько иной план: бойничные камеры расположены в толще кладки стены чуть наискось. Такое расположение рационально: чем выше башенный этаж, тем тоньше стена башни, поэтому, чтобы камера бойницы была нужной глубины, необходимо центральную ось бойницы поставить слегка наискось. Толщина стены на последнем, пятом, этаже была наименьшей. Строители не стали делать здесь бойничных камер: вместо узких бойниц верхний бой имеет квадратные боевые окна, обращенные своей внутренней стороной прямо на боевую площадку пятого этажа. Перекрытия бойничного раструба у бойниц второго, третьего и четвертого ярусов иногда лучковые (раструб перекрыт плоской плитой), чаще сводчатые. Даже такая, казалось бы, незначительная деталь свидетельствует о высокой строительной культуре: известняковая плита, перекрывающая раструб бойниц, имеет небольшую подтеску, которая увеличивала угол прицела стрелка.
Можно отметить еще одну важную черту, характерную для всех копорских башен,— ось бойниц каждого последующего этажа отклоняется от оси предыдущего, то есть секторы обстрела из бойниц этажей не совпадают. Это свидетельствует о том, что система огня каменных копорских стражей была тщательно продумана строителями и позволяла осажденным полностью перекрыть подступы к башням и стенам крепости.
Наряду с общими чертами все копорские башни имели особенности, которые были обусловлены тем, в какой части крепости они стояли. Башни, фланкирующие крепостные ворота на восточном прясле, тесно связаны со всей системой воротного оборонительного комплекса.
Угловая северо-западная башня.
Средняя башня на северной стене крепости, пожалуй, наиболее простая: она не связана, кроме стены, ни с какими дополнительными комплексами. Угловая северо-западная башня играла важную роль в обороне западного и северного участков крепости. На втором и третьем этажах башни имелись входы в бойничные камеры, боевые щели которых находятся в толще крепостных стен. Вход в подошвенный, нижний, этаж башни осуществлялся по каменной лестнице, ведущей вниз. Во второй этаж можно было войти через вход, который расположен в примыкающем к башне северном прясле. На третий и четвертый этажи башни со стороны крепостного двора можно было попасть с боевого хода стен, а также по приставным лестницам. Северо-западная башня, имея согласованную систему огня как башенных бойниц, так и бойниц, расположенных в толще стен рядом с ней, была одним из центральных узлов обороны крепости.
План второго этажа северо-западной башни.
Все копорские башни имели шатровые крыши. В средней башне на северной стороне крепости удалось проследить в толще кладки систему деревянных связей. Принципиальная схема расположения бревенчатых связей каждого яруса (ярус связей приблизительно соответствует ярусу бойниц) одинакова: бревно диаметром 20—25 сантиметров, обтесанное в форме бруса, имея пазы на двух концах, скреплялось с соседними. Брусья-связи внутри башни образовывали конструкцию в форме восьмиугольника. Связи видны теперь в тех местах, где кладка башенных стен разрушилась.
В северо-западной части крепостного двора, недалеко от угловой башни, находится тайник — скрытый выход из крепости — в виде узкого каменного коридора, расположенного под землей. Тайник позволял осажденным выйти из крепости за водой (с северной стороны крепости в ложбине некогда было озерцо, питаемое ключами) или для сообщения с внешним миром. О существовании в Копорье тайника известно по изображениям крепости на планах XVIII века. В настоящее время вход в него засыпан многотонными массами разрушившихся частей стен. В дальнейшем это оригинальное сооружение, несомненно, будет детально изучено исследователями.
Сведения о сооружениях на территории крепостного, двора Копорокой крепости на рубеже XV—XVI веков исчерпывались данными новгородской писцовой книги 1500 года, о которой уже упоминалось. Однако эти сведения относились еще к крепости новгородской постройки. Несомненно, во время грандиозного строительства первой четверти XVI века территория двора крепости была заново распланирована. От того времени известны лишь единичные постройки. Среди них — церковь Преображения, руины которой и поныне стоят в центре крепостного двора.
Часто бывает так, что впечатление о памятнике, о его первоначальном облике и историко-культурной ценности меняется в период исследования его в течение нескольких дней. Так произошло и с руинами Преображенской церкви. Археологи исследовали одновременно надземную и «подземную» части здания, изучали кладку, планировку, архитектурные детали этой постройки, давно привлекшей внимание ученых. До начала исследования можно было только догадываться о том, что отдельные ее части возникли в разное время. Еще в писцовой книге 1500 года был упомянут Спасский монастырь внутри Копорской крепости. Писец, составлявший перепись, не уточнил, была эта постройка каменной или деревянной. Вероятнее всего, она была деревянной.
В Центральном государственном историческом архиве имеются материалы о копорском Спасо-Преображенском храме. Эти материалы, обнаруженные ленинградским историком архитектуры М. В. Иогансен, не только навели на мысль исследовать здание археологическими методами, но и послужили своеобразной путеводной нитью для раскопщиков. Предварительный осмотр постройки показал, что она содержит строительные остатки различных исторических эпох, что под общей барочной «одеждой» XVIII века, значительно искаженной в XIX веке, явственно проступают более древние черты. Дальнейшее натурное исследование памятника в соединении с изучением письменных документов начала второй половины XVIII века позволило выяснить его строительную биографию.
В 1756 году Санкт-Петербургская губернская канцелярия приняла решение копорскую церковь Преображения «починить и вновь сделать». Составление сметы было поручено одному из талантливых учеников Растрелли — Семену Волкову. В смете Волкова был указан объем работ, необходимый для выполнения указа губернской канцелярии. Этот документ интересен еще и тем, что дает представление о состоянии и об облике церкви Преображения в 1756 году.
Спасо-Преображенская церковь XVI века. Вид с юго-запада.
Здание состояло из двух частей — основного, почти квадратного в плане, объема собственно церкви, сложенного из камня, и деревянной пристройки — трапезной. У алтарной части церкви возвышались деревянная колокольня и деревянный шпиль. Вход в церковь из трапезной был с запада. Как выглядел храм в первой половине XVIII века, хорошо видно на рисунке Копорья того времени. После решения строить каменную трапезную и колокольню в западной стене каменного здания были сделаны три арки. Церковь, объединенная с трапезной, должна была представлять собой одно большое помещение. Безупречный по графическому исполнению проект перестройки содержал и план здания с подробным обмером.
Проведенные археологические работы выявили среди руин первооснову постройки: в нее входили восточная, часть южной и часть северной сторон здания, сложенных из разновеликих блоков копорской плиты коричневого и серого цветов на известковом растворе кремового цвета. Толщина блоков в нижних частях сооружения достигает 25—30 сантиметров, швы тщательно затерты раствором вровень с камнем. Стенная кладка всей восточной части постройки привлекает своей мощью и суровой простотой.
Но надо было найти западную стену первоначальной постройки, которую в 1756—1758 годах переделали в аркады, а в XIX веке вообще уничтожили. И вот среди высокой травы, нагромождений осыпавшихся со стен камней и кирпича (к сожалению, постройка не имеет не только крыши, но даже простого перекрытия), обугленных бревен — следов недавнего пожара — археологи заложили раскоп внутри церкви. Под толстым слоем строительного мусора и потревоженными кирпичными склепами со шведскими монетами XVII века показались сложенные насухо (то есть без применения связующего раствора) из больших известняковых плит основания подпорных столбов и нижняя часть буквально «срубленной» в XIX веке западной стены.
Таким образом, археологи получили представление о древнейшей части постройки. Именно это здание стояло в первой половине XVIII века с пристроенной у западной его части деревянной трапезной. Тщательное обследование поверхности стен внутреннего помещения церкви позволило выявить такие важные детали, как пяты арок и щелевидное окно в южной нише восточной стены. Северная ниша была покрыта фрагментами расписной штукатурки — некогда вся церковь внутри была расписана фресковой живописью.
Завалы расписной штукатурки, которая внутри здания была сбита, возможно, в конце XVII — начале XVIII века, археологи нашли у южного фасада церкви. Крупные куски фресок, покрытых красной, желтой, зеленой и черной красками, буквально оживали, когда их промывали в воде.
Выявленные во время археологических работ архитектурные подробности, неизвестные ранее, позволили представить почти кубическое (10,4X14 метров), одноглавое, с одной апсидой и четырьмя столбами сооружение, некогда покрытое восьмискатной щипцовой кровлей. И хотя о здании нет никаких письменных сведений, план постройки и техника каменной кладки заставляют сравнивать его с прекрасными и великолепно сохранившимися классическими образцами новгородских церквей второй половины ХIV-ХV веков. Памятники этого рода известны наперечет, тем более неожидан новый, обнаруженный на территории Ленинградской области.
Однако тщательный анализ планировки сооружения, отдельных архитектурных деталей и элементов декора не позволяет отнести древний копорский храм к новгородской школе каменного зодчества: слишком явно чувствуется в нем влияние псковской архитектуры начала XVI века. Этот вывод вполне обоснован: после присоединения к Московскому государству новгородских и псковских земель артели каменщиков из этих двух крупнейших центров Северо-Западной Руси часто привлекались для строительства в других, порой отдаленных областях Русского государства.
Еще в последней четверти XV века великие князья вызывали псковских мастеров в Москву для участия в столичных стройках. В записи под 1474 годом летописец так объясняет причину вызова псковских каменщиков: «...Тй от немец пришли навыкши тамо тому делу каменосечной хитрости», то есть в Москву были вызваны те псковские каменщики, которые побывали за границей, познакомились с европейской архитектурной практикой и овладели «каменосечной хитростью».
Вид на древнейшую, восточную, часть Спасо-Преображенской церкви.
Особенно широкое участие в стройках Московского государства псковские мастера принимали после 1510 года, когда Псков утратил самостоятельность.
Копорская Преображенская церковь, несомненно, строилась одновременно с крепостными стенами и башнями в первой четверти XVI века. Археологи вернули к жизни еще один ценнейший архитектурный памятник средневековой Руси, опознанный в его первоначальных формах. Сделать этот памятник объектом экспозиционного показа — почетный долг реставраторов.
Историческую ценность представляет не только древнейшая часть каменной постройки. Поэтому приходится снова вернуться к событиям второй половины XVIII века. Выполнить работу согласно проекту С. Волкова — сделать проходы в западной стене, снять деревянную крышу, крест со шпица и «все как в плане сделать» — подрядилась артель во главе с крестьянином Михаилом Сазоновым. Перед началом работ из церкви вынесли иконы и иконостас и поместили их в комендантском доме.
Копорью уделялось, как можно судить, немалое внимание. За строительными работами в крепости наблюдали Самойло Сапожников и поручик Никита Бежецкий. Архитекторский помощник Самойло Сапожников — видная в Петербурге фигура: в школе Канцелярии от строений он преподавал рисование архитектурных ордеров, а также основы перспективы и архитектуры.
В 1758 году строительные работы были закончены, но скоро обнаружился дефект кирпичной кладки: шов, связывавший старое каменное здание с вновь пристроенным, дал трещину и разошелся, так как старая и новая части сооружения не были связаны кладкой «в перевязь». Понадобился ремонт. К сентябрю 1758 года он был закончен, о чем было послано донесение в Петербург.
Северный фасад и план Спасо-Преображенской церкви.
Чертеж архитектора С. Волкова.
В 1758 году велись и декоративные работы: со своей артелью золотил червонным золотом два креста «с яблоками» Иван Колокольников, «синодального ведомства живописец». Вместе с ним работал его брат Мина Колокольников.
В ночь на 21 ноября 1854 года церковь Преображения сгорела. В пламени погибли иконы и рукописи, расплавились колокола. Во время послепожарных ремонтных работ постройка XVIII века претерпела значительные изменения: были убраны арки между старой и новой частью здания, уничтожен придел Покрова.
Две эпохи, мастерство двух зодчих воплотились в постройке, стоявшей на Капорской земле. Имя только одного из них сохранили документы. Копорский проект Семена Волкова — единственный из дошедших до нас реализованных замыслов этого русского зодчего. Ученик Растрелли, Волков часто упоминается в документах, связанных с осуществлением проектов учителя. Постройка церкви Преображения свидетельствует о том, что Семен Волков в 50-е годы XVIII столетия обрел творческую самостоятельность.
Кроме Преображенской церкви на территории крепостного двора во время археологических работ были обнаружены еще две каменные постройки. Вероятнее всего, это «зелейные» погреба, в которых хранились пороховые запасы. Следы одной постройки найдены на участке «рухлого места». Каменный погреб вплотную примыкал к крепостной стене XIII века. Позднее, когда крепостная стена утолщалась прикладками, эта постройка была уничтожена. Вторая постройка, лучшей сохранности, обнаружена у внутреннего фасада западной стены крепости.
В 1970 году в одном из раскопов у западной стены показалась каменная кладка. Сложенная из довольно тонких известняковых плит, она имела высоту до 1,5 метра. Простукивая землю около раскопа, удалось установить общие контуры постройки. Ее верх, прикрытый только дерном, находился почти на уровне современной поверхности.
Постройка оказалась значительным каменным сооружением общей площадью почти 70 квадратных метров. Южный фасад постройки имел два узких бойницеобразных окна. Вход располагался у северо-восточного угла. Войти внутрь постройки оказалось не так-то просто: арка входа разрушилась, и дверной проем был завален землей. Были найдены два больших железных подпятника, на которые навешивалась дверная створка, возможно, железная.
Постройка состояла из трех смежных помещений. В здании сохранились своды, высота их в замковой части достигала более 2 метров. Освещая путь фонариком, можно было переходить из одного помещения в другое и осмотреть детали кладки всего сооружения. Веяло сыростью, камни были влажные. Казалось, что чудесная «машина времени» унесла тебя на несколько столетий назад...
Таким образом, археологические раскопки 1970— 1973 годов дали возможность ознакомиться со строительной биографией не только самой крепости Копорье, но и нескольких сооружений на ее территории.
Данные раскопок подтвердили вывод А. Н. Кирпичникова, который пишет в книге «Крепость Орешек»: «Особенности устройства и планировки, одинаковые детали роднят укрепления Орешка, Нижнего Новгорода, Яма, Копорья, Пскова (Гремячая башня)».
С этим выводом нельзя не согласиться. Капорские укрепления по своему архитектурному облику действительно следует сопоставлять с перечисленными памятниками начала XVI века. Их близость особенно проявляется в таких деталях, как силуэт башен, наличие выступающего валика-тяги, который как бы ограничивает первый этаж башен, более широкий по сравнению с верхними этажами, сильный вынос башен за лицевую линию крепостных стен. Поразительно близка копорскому оборонительному комплексу Гремячая (Козьмодемьянская) башня в Пскове, построенная в 1525—1526 годах на Гремячей горе и значительно отличающаяся от таких псковских башен, как Покровская и Варлаамская, которые также воздвигнуты в XVI веке, но несколько позднее.
Конечно, это сходство не дает оснований считать, что реконструкция Копорской крепости и постройка Гремячей башни были проведены одними и теми же мастерами. Скорее всего, речь идет о целом ряде приемов крепостного строительства, которые оказались общими для некоторых оборонительных сооружений Северо-Запада, воздвигнутых на рубеже XV—XVI веков или в начале XVI века, тем более что крепости появились в один и тот же период, когда усиливалась оборона наиболее опасных рубежей Московского государства.
Пока нельзя дать определенного ответа на вопрос, какие иноземные мастера участвовали в создании Копорской крепости XVI века. В. В. Косточкин первый отметил в Копорской крепости некоторые черты европейского оборонного зодчества — воротные опускные железные решетки (герсы), воротной проем, расположенный в коротком прясле стены и фланкируемый двумя мощными башнями. Однако эти черты, впервые появившиеся еще в Ивангородской крепости 1492 года, можно встретить и в других крепостях Северо-Запада, построенных в начале XVI века. Это свидетельствует о том, что Московское государство на рубеже XV—XVI веков осуществляло реконструкцию старых каменных крепостей и постройку новых укреплений на европейском уровне. Известно также, что в ряде крупнейших военных строек Руси принимали участие иноземные «мастера стенного дела», хорошо знакомые с достижениями европейской военной техники.
В «ПЛЕНУ» У ШВЕДОВ
В первой половине XVI века Московское государство активизировало свою политику в Прибалтике, имея на своих рубежах мощные каменные крепости, реконструированные по последнему слову военно-инженерного искусства. В 1533 году русское войско — конница, пешая и лыжная рать — двинулось из Москвы, Новгорода и Пскова в земли Ливонского ордена, который на протяжении нескольких столетий проводил экономическую блокаду русских земель и постоянно совершал набеги на Русь.
Начавшаяся в 1558 году Ливонская война на начальном этапе принесла блестящие победы русскому оружию: в битве под ливонской крепостью Вильянди в 1559 году ордену был нанесен сокрушительный удар, после которого он фактически перестал существовать.
Вступление в войну в 1561 году Литвы и Швеции, а позднее и Польши осложнило положение Русского государства. Шведские войска вели военные действия на западе (в 1581 году отряды во главе с Делагарди заняли Нарву) и на северных рубежах (в Карелии, а также в районах Колы, Кеми и Сумского острога).
В 1582 году в Копорском уезде, занятом шведамя, были расквартированы два конных шведских полка, а в крепости стоял гарнизон из 500 солдат во главе с комендаятом Алафом Ериксоном. В неурожайные годы прокормить столько солдат было тяжелым делом для русских крестьян (Шведы были расквартированы по 5 человек на каждые 2 крестьянских двора). Поборы на содержание шведского войска вызывали крестьянские волнения, и шведы были вынуждены вывести из Копорского уезда все военные силы, оставив только гарнизон.
На крестьян были наложены и другие тяжелые повинности. Так, за участок земли крестьянин должен был отдать 1 рубль деньгами, 5 бочек муки, 4 бочки хмеляя, 9 бочек овса и полбочки пшеницы. Опасаясь от экономического гнета оккупантов, многие крестьяне бежали co своих земель, а оставшиеся стали создавать партизанские отряды для борьбы с оккупантами. В 1583 году были схвачены и доставлены в Копорье предводители русским партизанских отрядов бояре Леонтий Кунтотмин и Есипов. Трудности с продовольствием и разгорающаяся партизанская борьба в Копорском уезде вызывали беспокойство шведского командования. Еще в 1581 году комендант Нарвы Карл Горн послал донесение королю Иоганну III, что недовольство местного населения шведскими поборами может облегчить русскому царю возвращение городов Ижорской земли.
В 1583 году начались мирные переговоры в деревне Плюссе. Шведскую сторону возглавлял Понтус Делагарди. Судьба щадила этого воина во многих сражениях, а погиб он случайно: в период дипломатических переговоров утонул в реке Нарове. По Плюсскому перемирию 1583 года Русскому государству пришлось уступить шведам почти все побережье Финского залива, а также крепости Ивангород, Ям и Копорье.
Перед завоевателями встала проблема создания прочной обороны завоеванных земель и усиления обороноспособности крепостей, в которых были размещены шведские гарнизоны.
В 1586 году королевский секретарь Генрик Хутут вызвал к себе искусных мастеров и приказал им изготовить из дерева макеты крепостей Копорье и Ям. Несомненно, что в распоряжении макетчиков были точные планы этих городов. В 1587 году известие о смерти Ивана Грозного и слухи о готовившемся походе в Ижорскую землю большого русского войска заставили шведов поспешить с ремонтными работами. В 1588 году король Иоганн III приказал укрепить пограничные крепости и построить в них деревянные помещения на случай его приезда: король готовился совершить инспекционную поездку.
РУССКИЕ ФЛАГИ НАД БАЛТИКОЙ
В XVIII веке северо-западные русские земли были освобождены от столетнего шведского «плена».
«Сим ключом много замков отперто» — так образно сказал Петр I о взятии русскими войсками Нотебурга (шведское название русской крепости Орешек), открывшего путь на Балтику.
Первые стычки русских со шведами у копорских стен произошли в 1700 году. Однако только после взятия Ниеншанца фельдмаршал Б. П. Шереметев получил приказ двинуть войска на Копорье. По весенней распутице русские полки шли освобождать старинную русскую крепость. Возможно, шведский гарнизон в Копорье чувствовал всю шаткость своего положения, поэтому конный эскадрон в составе 500 сабель покинул крепость и пытался избежать встречи с русской армией. Драгунский полк под командой Григорьева перехватил шведскую конницу недалеко от Луги и разбил ее.
23 мая 1703 года войска фельдмаршала Шереметева в составе нескольких солдатских полков, отряда стрельцов, дворянской конницы и артиллерийской батареи из 5 полковых пушек подошли к крепости. При подходе русских войск оставшиеся в крепости шведы открыли огонь. В ответ русские начали оборудовать артиллерийские позиции и ставить туры с землей. По преданию, русские войска стали лагерем на высоком берегу речки Копорки — на Стрелинской горе. С площадки этой горы хорошо просматривалась вся Копорская крепость, русские батареи могли вести прицельный навесной и настильный огонь. Щведы же не имели возможности сосредоточить на южной стороне крепости значительное количество пушек, к тому же их орудия были нацелены как бы «в гору», в то время как русские пушки били «с горы».
Занимая лучшую, чем шведский гарнизон, позицию, русское командование отказалось от штурма крепости. Основную роль во взятии Копорья Б. П. Шереметев отводил артиллерии. Он доносил Петру I: «В Копорье по утрам и в вечеру делают свой обыкновенный лозонг. Не укажешь ли прислать в Копорью три полка князя Репнина и с ними мортиров несколько, чтобы его бомбами выбить». Вскоре артиллерийское подкрепление подоспело, и 25 мая после отказа шведов сдать крепость русские батареи начали бомбардировку крепости.
Орудия вели огонь «непрестанно днем и ночью». В крепости начались пожары, горели деревянные казармы, провиантские склады. После двухсуточной непрерывной бомбардировки раскрылись крепостные ворота, и вышедший комендант крепости Опалев согласился сдать Копорье при условия сохранения жизни шведскому гарнизонному батальону и получения права свободно выйти из крепости с полным вооружением, кроме пушек.
Условия были приняты русскими. Шведский гарнизон капитулировал и сдал артиллерию и запасы, о чем Б. П. Шереметев в письме от 27 мая писал Петру I и просил его приехать в Копорье. 28 мая шведский гарнизон ушел из Копорья. Так кончилась вековая шведская оккупация крепости.
1 июня в крепость прибыл Петр I вместе с А. Д. Меншиковым. Стремление Петра самолично осматривать отбитые у шведов старинные русские города объясняется не только желанием видеть плоды побед русского оружия. Шведы были еще сильны, надо было позаботиться об укреплении крепостей, возвращенных в кровопролитных баталиях, создать военно-административный центр Ижорской земли. Вероятно, поэтому Петр еще несколько раз посетил Копорье — в мае и июне 1704 года, а также в марте 1706 года.
В связи с введением нового административного деления Российского государства и в качестве «образца» в 1706 году была учреждена первая губерния — Ингерманландская. Именным указом Петра I ингерманландским губернатором был назначен А. Д. Меншиков. В состав первой губернии вошли города Ижорской земли и бывшего Новгородского приказа, а также Олонецкие верфи и земли по реке Онеге (Каргопольский уезд). Помощником губернатора и ландрихтером (земским судьей) был назначен комендант Копорья Римский-Корсаков, который одновременно являлся начальником всех городов губернии.
В 1707 году 1 нюня Петр I пожаловал А. Д. Меншикову грамоту на княжеское достоинство. В ней говорилось: «Князем Ижорские земли его учинити и пожаловати, якоже мы сим то исполняем и во знак тоя нашия милости во оном княжество лежащие грады Ямбург и Копорье с принадлежащими к ним уезды и землями в вечное пользование ему даем...»
30 декабря 1706 года ландрихтер получил приказ от губернатора начать перепись населения на территории губернии. В 1704 году были переписаны только ямщики, теперь же предстояло переписать «во всех Ингерманландской губернии городах всяких чинов людей, а особливо царедворцев, дворян и приказных людей и посадских...»
Эта первая перепись населения в России в XVIII веке имела важное государственное значение, поскольку с 70-х годов XVII века русские земли не переписывались. Позже, в 1710 году, началась первая всеобщая перепись.
В комендантской канцелярии Копорья вершился суд над окрестными крестьянами. В подвальных помещениях канцелярии находился застенок, где сидели арестанты, которых допрашивали «с пристрастием». В 1720 году 31 копорский стрелец и 41 арестант были в наказание посланы в Ораниенбаум на строительство дворца А. Д. Меншикова.
Письменные документы сохранили немногочисленные сведения о находившейся в Копорье школе, в которой обучалось грамоте более 30 копорских «солдатских детей». И, как знать, может быть, найденная археологами рукоятка детского ножичка, на которой чеканщик изобразил русскую азбуку, принадлежала одному из учеников именно этой школы.
Бронзовая обкладка рукояти детского ножа с русским алфавитом. Начало XVIII века.
Однако Копорье не могло продолжительное время играть роль значительного военно-административного центра: крепость находилась вдали от моря и от основных сухопутных и речных магистралей. С образованием в первом десятилетии XVIII века Санкт-Петербургской губернии Копорье стало административным центром Ингерманландского, а потом Копорского уезда.
В первой четверти XVIII века Копорье, как свидетельствуют сохранившиеся в центральных архивах многочисленные документы походной и домовой канцелярии князя А. Д. Меншикова, полностью утратило военное значение.
Указы копорскому коменданту относились главным образом к сфере хозяйственной деятельности: срочно вывезти из Копорья лес для строительства на остров Котлин, заготовить для конницы сено и т. п. Крепость превратилась в большой склад хлебных и фуражных запасов, а также амуниции. К концу первой четверти XVIII века в Копорье стояли на службе 8 солдат, в том числе 3 барабанщика, обслуживающий персонал комендантской канцелярии, погребов, хлебных амбаров и конюшни (шорник, кузнец, плотник) — всего 24 человека.
В 1729 году выдающийся русский фортификатор граф Миних, директор «над фортификациями», возглавлявший тогда Главное управление инженерного корпуса, предложил разделить все русские крепости на несколько групп.
Копорье было включено в первую группу («департамент»), куда вошли крепости, защищавшие Ингерманландскую и Корельскую провинции. По мнению Миниха, Копорская крепость еще могла послужить «для удерживания во время войны неприятельских и для защищения наших партий». Предполагалось даже усилить крепость — перед участками каменных стен, которые в первую очередь могли подвергнуться нападению, возвести земляные укрепления. Неизвестно, были ли проведены эти фортификационные работы. Позже Копорье как крепость в документах не упоминается. Об облике Копорской крепости в первой половине XVIII века красноречиво рассказывают планы и профили, выполненные русскими чертежниками того времени. По своему характеру и манере исполнения несколько сохранившихся планов Копорья XVIII века очень схожи между собой. Не исключено, что некоторые из них являются копиями какого-либо одного плана крепости первой половины XVIII века.
С начала века постепенно начинает исчезать условная иконописная манера изображения крепостей, которая была обычна в XVII веке, когда фортификационная графика выполнялась в большинстве случаев иконописцами. В XVIII веке стали создаваться особые воинские команды, которые осуществляли обмеры крепостей. Выполнение планов крепостей людьми, профессионально владевшими основами науки о фортификационных сооружениях, несомненно, повысило точность изображения объектов и придало большую достоверность этим графическим документам.
Особенно ценны планы Колорской крепости, сделанные в первой половине XVIII века. Может показаться, что первые русские планы Копорья отображают планировку крепостного двора, сложившуюся еще в XVII веке, то есть во время пребывания в крепости шведов. Однако это не так. Во-первых, во время артиллерийского обстрела крепости русскими батареями шведским внутрикрепостным деревянным постройкам был нанесен значительный урон. Во-вторых, планировка крепостного двора в Копорье XVIII века отображает наиболее рациональное размещение построек разного назначения внутри военного сооружения, которое, несомненно, было осуществлено после изгнания из Копорья шведов и превращения его, правда, на непродолжительное время, в центр Ингерманландской губернии.
Главным зданием на территории Копорской крепости была комендантская канцелярия — большое каменное сооружение, стоявшее в северо-восточной части крепостного двора, почти сразу же за воротами. Сюда, в комендантскую канцелярию, вели все нити военного и гражданского управления Копорской крепостью и уездом.
Уже упомянутый Федор Туманский писал в своей рукописи 1789—1790 годов: «Ныне в оной (крепости.— Авт.) кроме церкви да стен одного под северною стороною дома, который именуется комендантским, ничего нет...»
Несомненно, Ф. Туманский еще мог войти внутрь комендантского дома, подняться на второй этаж. Кстати, план, составленный им, хотя и не является подробным обмерным чертежом, представляет большую ценность для понимания характера этой каменной постройки. Здание уже в середине XVIII века начало сильно разрушаться — обвалилось каменное крыльцо, стала осыпаться черепичная крыша. Во второй половине XVIII столетия вместо каменного крыльца было построено деревянное.
За прошедшие два с лишним столетия каменная постройка разрушилась окончательно. Место, где она находилась, превратилось в груду щебня, поросшего кустарником и деревьями.
Бывшая комендантская канцелярия Копорской крепости стала объектом археологических исследований, целью которых было определить время постройки здания, найти материалы, которые помогли бы воссоздать его интерьер.
Во время археологического зондажа постройки удалось выяснить, что здание построено из тонкой копорской плиты, а внутри плитняковых стен были уложены толстые четырехугольные деревянные связи. Сейчас от сгнивших связей остались лишь длинные зияющие дыры. Здание стоит на тонкой прослойке культурного слоя, почти лишенного находок. Первые его этажи имели потолки в виде массивных каменных сводов и являлись большими складскими и тюремными помещениями.
Копорье. План первой половины XVIII века.
В верхних комнатах были деревянные полы, настланные на глиняную подстилку, лежавшую на сводах. Внутренние стены были оштукатурены и тщательно затерты. В комнатах второго этажа стояли изразцовые печи, имевшие керамические дымоходы. Были найдены обломки русских поливных изразцов начала XVIII века.
Проведенные археологические работы и изучение планировочной структуры постройки позволили сделать вывод о том, что каменная комендантская канцелярия была построена в крепости в самом начале XVIII века, а ее строительство отразило возросшую административную роль Копорья как центра Ингерманландской губернии, впоследствии большого Копорского уезда.
О внешнем виде постройки можно судить по сохранившейся панораме крепостного двора на чертеже Копорья 1730 года. Двухэтажное каменное здание имело по южному фасаду во втором этаже шесть окон, в первом этаже всего два. В комнаты второго этажа вело высокое каменное крыльцо с фигурными деревянными перилами.
У западного фасада здания канцелярии стояла деревянная изба-пятистенок с четырьмя окнами по главному, южному, фасаду. Постройка была двухэтажная. Второй, жилой, этаж со световыми окнами стоял на высоком подклете, который использовался в качестве складского помещения. Вероятнее всего, в этом здании жили мелкие чины военной администрации Копорья.
Западнее комендантской канцелярии, у средней крепостной башни, размещался большой дворовый комплекс с главной и вспомогательными постройками, с большим садом, обнесенным деревянной оградой. Этот комплекс, построенный в 1711 году по указанию князя Александра Меншикова, впоследствии стал постоянной усадьбой копороких комендантов. Деревянный комендантский дом простоял до начала второй половины XVIII века, когда был разобран на дрова.
Северная часть крепостного двора Копорья. Рисунок 1730 года.
Центральное место в комплексе построек комендантского двора занимал дворец князя Менпшкова. Он представлял собой длинное здание под черепичной крышей, стоявшее на высоком глухом подклете. Здание было построено в традициях нового времени. Бельэтаж на подпорных столбах, нарядное крыльцо на два всхода с резными балясинами перил — все это придавало сооружению парадный вид. Во время археологических работ в северо-западной части крепости были найдены разнообразные бытовые предметы, которые свидетельствуют о том, что здесь некогда находились богатые покои.
Можно утверждать, что изразцовые печи, стоявшие в хоромах, имели очень живописный вид. Найденные археологами красочные изразцы относятся к самому началу XVIII века, хотя выполнены они русскими мастерами еще в традициях XVII века.
К печному «оборудованию» относятся и фрагменты странных глиняных кругов — так выглядели в XVI-XVIII веках дымоходы печей, топившихся «по-белому». В середине каждого круга между двумя высокими бортиками находится паз, в который вставлялся следующий круг, и так далее. Находка в Копорье в одном комплексе остатков изразцовой печи и керамического дымохода начала XVIII века пока является уникальной. Здесь же были найдены и другие предметы, принадлежавшие обитателям этого здания: футляр для гусиных перьев, остатки глиняной чернильницы, медный перстень и литая медная иконка.
Двор копорского коменданта является памятником русского гражданского деревянного домостроительства первой половины XVIII века.
Между комендантским домом и крепостной стеной стояли две небольшие деревянные рубленые постройки — вероятнее всего, поварня и комендантская баня.
Рядом с комендантскими хоромами находились «людские покои», в которых жили прислуга и дворня. «Людские покои» — большой трехчастный деревянный дом, выстроенный в традициях русского домостроительства: второй этаж стоит на высоком подклете, сени, через которые входили в дом, занимают среднюю часть постройки. Жилые помещения «людских покоев», располагавшиеся по обеим сторонам от сеней, имели по два больших световых окна, обращенных на юг.
Между «людскими покоями» и угловой крепостной башней находились деревянные постройки, которые чертежник XVIII века назвал конюшней. Конюшня состояла из двух сооружений: конской «стаи»—приземистой постройки с большим отверстием на крыше (для освещения и вентиляции), где держали лошадей, и избы, в которой хранились конская сбруя, седла, овес, а в верхней части, на сеновале,— сено.
Вдоль южного прясла крепостной стены тянулся длинный ряд одноэтажных деревянных построек — казарм, в которых жили солдаты крепостного гарнизона. Часть казарменных помещений в мирное время, вероятно, пустовала. На всех планах XVIII века казарменные помещения на копорском крепостном дворе изображены единообразно — в виде 19 ячеек разной величины, конструктивно связанных между собой.
Рисунок крепости 1730 года дает возможность с известной долей вероятности реконструировать внешний и внутренний облик казарм, сооруженных с использованием приемов русского домостроительства XVII века.
Вдоль жилых помещений казарм, фасад которых выходил к крепостной стене, шли рубленые теплые галереи, которые использовались для хранения солдатской амуниции. Одновременно галереи соединяли между собой все казарменные помещения. Крыша казарм — двухскатная, причем в сторону крепостного двора скат длиннее. Размещение воинских казарм вдоль крепостных стен характерно для первой половины XVIII века. Этот же принцип размещения казарм применен и при сооружении каменных казарменных зданий в крепости Орешек.
Вдоль западного прясла копорской стены размещались «магазейны» — складские помещения для хранения провианта, фуража и воинской амуниции. В документах нет сведений о том, деревянные или каменные были эти постройки.
Чертежник, создатель планов Копорской крепости XVIII века, закрасил на них каменные сооружения крепостного двора — канцелярию, Преображенскую церковь (как и крепостные стены и башни) — серым цветом, а деревянные здания лишь обвел темным контуром. Если верить чертежнику, здания «магазейнов» были деревянными. Лишь под некоторыми частями этих построек находились более древние каменные погреба, наподобие раскопанного у западного прясла крепостной стены.
В центре крепостного двора стояла Преображенская церковь, о которой уже рассказывалось. В первой половине XVIII века церковь имела деревянную трапезную, пристроенную к ней о западного фасада. Перед алтарной частью церкви высилась деревянная колокольня с повалом (расширением сруба) в верхней части, с открытым ярусом звона и крыльцом. Колокольня имела шатровое покрытие.
Таким образом, планы Копорской крепости XVIII века отражают ту новую застройку на территории крепостного двора, которая появилась в течение первых двух десятилетий после освобождения Копорья от шведов. Основные черты этой застройки — четкий ритм расположения зданий, лаконизм их архитектурного облика, рациональное использование наиболее безопасного пространства внутри крепости. Сама планировка крепостного двора и административные, хозяйственные и жилые постройки являются памятником русской архитектуры петровской эпохи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Копорскую крепость исследовало несколько поколений ученых. Главная проблема состояла в том, чтобы раскрыть многовековую строительную историю древней твердыни. Современные историки и археологи близки к решению этой проблемы. Найдена и исследована большая часть каменной Копорской крепости 1297 года. При помощи целого комплекса научных методов определена дата реконструкции Копорской крепости в составе Московского государства — первая четверть XVI века.
Учитывая уникальность Копорья как выдающегося памятника русской национальной культуры, его большое значение в военно-патриотическом воспитании советского народа, сотрудники Ленинградских реставрационных мастерских с 1970 года ведут в Копорской крепости подготовительные работы, которые необходимы для составления проекта ее консервации. В частности, проводятся исследования с целью полного архитектурного обмера памятника.
Большую угрозу для памятника представляют многочисленные деревья, которые своими мощными корнями разрушают кладку стен. Поэтому перед началом расчистки вековых осыпей, образовавшихся у фасадов стен со стороны крепостного двора, будут вырублены все деревья, растущие в непосредственной близости от стен.
Однако в основном зеленые насаждения на территории крепости сохранятся. Они органично войдут в планировку крепостного двора, в котором центральное место займет мемориальный комплекс с обелисками советским воинам, павшим в боях 1919 и 1941 годов.
Планируется реставрация Преображенского собора. В его здании в будущем разместится музей, который предполагается создать в крепости.
В ходе консервационных работ предстоит реставрировать наиболее пострадавшие участки крепости: будет укреплена кладка стен, в верхних этажах башен сделают бетонные перекрытия, которые предотвратят попадание во внутрибашенные помещения атмосферных осадков.
В настоящее время уже произведена расчистка от осыпей устоев арочного моста, ведущего в крепость. Реставраторы предполагают восстановить подземные устройства моста, сделать вход в крепость таким, каким он был в XVI веке.
Проектируемые и уже осуществляемые консервационные и реставрационные работы позволят сохранить выдающийся памятник русского военно-оборонительного зодчества. В будущем крепость превратится в своеобразный исторический музей под открытым небом. Славная боевая твердыня послужит еще многим поколениям советских людей, приобщая их к героической истории русского народа, воспитывая в них любовь к Родине.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский