|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Платонов Е.В. Сакральная организация деревенской округи. Печатный вариант статьи под названием "Пространственная организация деревенской округи" в кн.: "Вестник молодых ученых" № 4, серия "Исторические науки, № 2, 2003. Все права сохранены.
Е.В. Платонов
Сакральная организация деревенской округи
Приношу благодарность
В.В. Виноградову
за помощь в сборе материалов.
Деревня и деревенская округа, как всякий объект и следствие жизнедеятельности, представляет собой синтез различных сложных систем, каждая из которых сугубо индивидуальна, и в то же время нераздельно слита с остальными. Каждая система на своем уровне является частью микрокосма, воплощенного в поселении, и отражает одну из сторон этого микрокосма с необходимой полнотой. Синкретизм традиционной культуры не всегда позволяет разделять границами эти системы, однако в некоторых случаях они проявляются наиболее четко. Нас в первую очередь интересует та сторона народной жизни, которая выражается в местных объектах почитания – деревенских святынях и связанных с ними обрядах; то, что представляет собой наиболее яркую феноменологическую составляющую народного православия. Как показали исследования, в некоторых поселениях деревенские святыни образуют своеобразный “каркас” или структуру внутри жилого пространства, которая на визуальном (топографически) и обрядовом уровнях охватывает жилое пространство, являясь отражением традиционных представлений об окружающем мире и способах существования в нем. В развернутом виде такая структура состоит из нескольких часовен и иных почитаемых объектов – поклонных крестов, столобочков (иконах на столбах при дороге), почитаемых камней и т.д. При всем фактическом многообразии, которое отражает конкретные условия местности и исторически сложившиеся особенности поселения, такую сакральную структуру можно свести к двум классическим типам, встречающимся на территории Северо-Запада России. Их можно условно обозначить как концентрический и линейный.
Концентрический тип в своем пространственном выражении достаточно прост: обычно это часовня, расположенная посреди деревни, в единичных случаях – на возвышении. Практически в каждой деревне стояла часовня, многие из которых исчезли по различным причинам на протяжении XX в., но информация о них сохранилась с исчерпывающей полнотой. Это позволяет реконструировать первоначальное положение часовен, фиксировать сакральную топографию и проецировать на неё обрядовые действия. Деревенская часовня была местной святыней, своего рода символом деревни и безусловным сакральным центром, если поблизости не было более важного почитаемого объекта. В ней отмечали деревенский или заветный праздник, по большим общехристианским праздникам служил приходской священник. В часовне хранились наиболее почитаемые общинные иконы, а в ранние времена (XVII в.) и общинные деньги или запасы зерна. Такая часовня выполняла функции храма, около которого в праздники собиралась вся деревня для общего торжества. Такой тип конструирования округи возник, скорее всего, уже на поздних этапах, в пользу чего говорит его относительная простота и унитарность, внутренняя непротиворечивость. Концентрический тип сакральной сети наиболее характерен для Псковской области: как в южных районах (где часовни не были распространенным явлением), так в северных и восточных, где часовни строились практически в каждой деревне.
Линейный
тип организован сложнее и состоит из нескольких почитаемых объектов, которые
охватывают пространство деревни и округу, маркируя её основные точки и границы.
Этот тип преобладает в Новгородской области (за исключением западных районов,
которые в этом отношении примыкают к традициям Псковской области, в которую они
входили до Второй мировой войны).
В 1999-2001 г.г. экспедиция при кафедре русской истории РГПУ им. А.И. Герцена работала в среднем течении р.
Мсты (Маловишерский, Любытинский р-ны Новгородской обл., Киришский р-н
Ленинградской обл.), проводя исследование этого региона[1]. Одна из многих деревень,
изученных этнографически – д. Гарь. Её сакральные точки следует
описать в первую очередь в силу их многочисленности и хорошей сохранности
информации. По исчезновению и воссозданию этих точек можно проследить динамику
изменения сакрального пространства деревни. Ранее, до 50-х г.г. ХХ в., в
деревне существовали три местные святыни – часовня, стоявшая посередине
деревни, небольшая часовенка на жальнике, расположенная при въезде и
столобочек, поставленный напротив жальника на другой стороне дороги (см. план в
приложении). Привлекает внимание четкое разделение функций этих объектов и их
явно выраженная ценностная дифференциация.
Главная роль принадлежала небольшой часовенке, стоявшей на жальнике. В ней отмечались главные деревенские праздники (Петра и Павла, 12 июля н. ст. и Иоанн Креститель – 25 октября) и один из главнейших православных праздников – Пасха. Кроме того, в эту часовню делались заветы местными жителями и около этой часовни (как вокруг многих часовен на жальниках) концентрировались магические обряды.
В Пасху, в 12 часов ночи, около этой часовни стреляли из ружья, отмечая время, когда «Иисус Христос прилетает». Днем священник (или сами местные жители) служили в ней службу, после чего шел крестным ходом по деревне во вторую часовню, где служба продолжалась. Так же отмечался праздник Петра и Павла (за исключением стрельбы) – сначала молебен на жальнике, потом служба в деревенской часовне.
Здесь же заветами: «Даю завет идти в жальник, отмолиться сколько-то раз…», «…иду жалиться по завету…».[2] После молитвы в часовне обязательно оставляли мелкие деньги в столобочке, в качестве материального выражения завета. На жальнике молились о дожде: «Летом дождя нет и мы собирались все, идем к этому жальнику, встаем на колени и просим у Господа Бога дождя. Помолимся и, глядишь к вечеру туча пойдет».[3] Жальник этот использовался жителями деревни традиционно для населения Северо-Запада: на нем хоронили некрещеных детей и выкидышей – “заложных покойников”, “некрещеных”. Говорили, что на нем можно было слышать, как плачет ребенок.[4] Часовня на нем безусловно была связана с идеей умирания /воскрешения (кладбище – Пасха). Связь её с потусторонним миром подтверждается тем, что в неё приносили старые иконы[5], обычно пускавшиеся по воде.
Вышеприведенные факты позволяют сделать вывод, что часовня на жальнике, которая так и называлась - «жальник», была главнейшей и, видимо, старейшей деревенской святыней.
Часовня, располагавшаяся посреди деревни, почти не фиксируется в обрядовой практике. Создается впечатление, что она играла «вспомогательную» роль – в ней продолжались богослужения, начинавшиеся на жальнике. Там же служил священник во второй деревенский праздник – Иоанна Крестителя (25 октября). Никаких магических обрядов в этой часовне не зафиксировано, её использование в обиходе – канонически церковное (проведение служб и молебнов при стечении всей общины).
Столобочек, маркировавший въезд в деревню, имел охранительные функции и содержал в себе икону Петра и Павла, святых – покровителей местного населения. Его роль в обрядовой практике описывалась выше. Помимо этой постоянной “границы” в определенное время необходимо было возводить дополнительные маркеры – 25 декабря (стар. ст.) при въезде в деревню рубились деревянные ворота, “чтобы чужаки приезжали”[6].
Итак, мы видим развитую структуру сакрализации жилого пространства, в которой существует часовня–храм (общие молитвы, церковные службы), часовня на жальнике (главный деревенский праздник, магические обряды) и столобочек, как сакральный страж деревни. При этом магически опасное место вынесено за пределы места обитания (жальник), т.е. строится оппозиция между двумя часовнями, двумя местами – чистое/нечистое. [7] Сложность восприятия последнего выражается в том, что там тоже «святое место». Так обстояло до 50-х г.г. ХХ в., когда была разрушена часовня посреди деревни, затем столобок, а в 70-х г.г. ХХ в. в музей Витославлицы, несмотря на протесты местных жителей, была увезена часовня с жальника.
Сейчас мы наблюдаем следующую картину, показывающую восстановление и изменение сакральной сети деревни. Около 2-х лет назад, в 1998 г., началось строительство новой часовни, стоявшей внутри жилого пространства – её окончание собирались приурочить с 12 июля 2000г., к празднику Петра и Павла, который теперь будет отмечаться в этой часовне. Но праздник Пасхи по-прежнему (не церковно) отмечается на жальнике[8], на месте, где ранее стояла часовня. При этом поменялся маркер пространства – старожилы ходят к трем «богородимым» соснам, среди которых располагалась часовня, около них «поют Христа» и складывают приношения – яйца, конфеты, пряники. Смещение главного праздника в новую часовню связано с его трактовкой – считается, что он установлен в честь основания деревни 500 лет назад. Таким образом, он имеет важное символическое значение для всех современных жителей, его можно сравнить с точкой «начала истории». Пасха же отмечается на жальнике только старожилами, женщинами, которые всегда были тесно связаны в обиходе с магией (домашняя магия). Для них жальник по-прежнему остается местом, сакральную связь с которым требуется поддерживать.
Таким образом, в процессе изменения сакральной сети в д. Гарь произошла дифференциация точек пространства на магические и канонические церковные. Информация «свернулась» до своих ключевых составляющих, важнейших блоков, и перераспределилась, оставаясь при этом прочно привязанной к традиционным местам отравления ритуалов.
Помимо сконструированного сакрального пространства могли существовать различные поверия относительно объектов окружающего ландшафта. Так, около д. Гарь показывали гору Рехну, которая обладала способностью не пускать грозовые и градовые тучи, идущие в сторону деревни. «Как до Рехны туча дойдет - её колет на 2 части, а в Гарь не идет!»[9]. Кроме того, в поле за деревней отмечался камень, на котором был глубоко прорезанный крест (видимо, межевой камень); никаких поверий или легенд про него в деревне не существует.
Подобная структура, ныне не восстановленная, фиксируется в соседней с Гарью деревне Опути, где одна часовня стояла над ключом, бьющим до сих пор посреди деревни, другая - на жальнике перед деревней, а при въезде одним старичком был поставлен крест, «чтобы нечистый дух не входил в деревню».[10] Часовня над родником была заветной – в честь праздника “Обрященской” (?) Богоматери, где находилась её икона, помогавшая от женских болезней. В праздник из часовенки выносили Тихвинскую икону - святить воду в роднике. Функции часовни на жальнике не зафиксированы, но следует предположить их близость к «жальнику» в д.Гарь, в силу общей функциональной схожести часовен на жальниках в регионе Северо-Запада.
Информация, обычно слитая в единый блок и группирующаяся вокруг одного почитаемого деревенского объекта (часовни), зачастую нечетко выраженная, оказалась разделенной и распределенной в результате конкретных особенностей. Это – наличие археологических жальников у деревни и длительное сохранение традиции, которая имеет письменное происхождение (писцовые книги Новгородских пятин) – отмечание дня основания деревни. В д.Гарь (если проводить параллели с д.Опути) зафиксирован и источник воды, использовавшейся в магических целях – старый колодец, откуда набирали воду в Крещение, когда её «Господь святит».
Очень красивая микротопография сохранилась в другой деревне - Руслино (Маловишерский р-н Новгородской обл.). Там деревня и прекрасно сохранившийся жальник расположены на высоких холмах по разные стороны дороги. Они видны издалека и словно разделены колеей, которая создает символическую границу между миром предков и потомков, поселением живых и усопших. Соответственно, существовали и две часовенки - небольшая на жальнике и часовня-храм в деревне. Службы проходили также в обеих, но в другой последовательности, нежели чем в д. Гарь: сначала в деревенской часовне, а потом на жальнике. Вот как описывался молебен, проводившийся по поводу мора скота:
«- Пропадал скот... Ящур какой-то ходил, или что-то, сделали у часовенки земляные ворота, а у нас деревня-то больша была, скота очень много. И вот три группы было коров, вот в первую очередь, и священник, и весь народ, выходят в Казанску утром, приводят священника; он светит, кропит. Ведут каждый свою лошадку под уздечку через эты ворота. Даже я помню...Как - скок - лошадка, и это - священник посвятит. Ну вот - проведут этих лошадок, потом каждый пастух гонит стадо свое коров. И кропят все это - священник кропит коровушек. И второе стадо прогоняют коров, и третье, три стада было. Потом овечок прогоняют, вот так все. Потом берут вот так все иконы - у нас три большие иконы, еще знамена такие были [хоругви - Е.П.], красивые, три знамена несут. Казанска Божья матерь. В перву очередь несут знамена, по мужику, потом эту Казанску несут на носилки: она большенна, тяжелая была, и четыре человека несут Казанску Божью матерь на жальничок...Вот на этом жальничке еще была маленькая часовенка. Там иконки были с камней, вот крестики с камней навыкалываты у стариков. Каменные крестики на полу стояли, а иконки небольшие так, в часовенке были. Потом крестный ход и идут все на жальничок. Когда рожь насеяна, поле краси-и-вое с рожью...»[11]. Деревенская часовня в Руслино вообще отличалась от иных своими размерами: «У нас часовня - как церковь была, очень большие иконы, деревня большая - часовня большая. Икон - каких только не было, в церкви другой меньше икон, чем в нашей часовинке было. Знамена такие, три были большие знамена, поставлены.»
В отличие от гарьской часовни, магические обряды в д. Руслино концентрировались не на жальнике, а у деревенской часовни. Так, около часовни останавливался воз с покойником для прощания: «Когда вот тольки хто умрет - повезли, значит, в Хреминичи [д. Кременичи - Е.П.] хоронить, так ударят в колокол. Кто-нидь спялица туда [на колоколенку - Е.П.] и веревку сбросят; три разка - раз, раз, раз...Провожают...». Характерно, что и покойника до похорон оставляли на несколько дней именно в деревенской часовне - он еще не принадлежал миру мертвых, занимал промежуточное положение между жителями деревни и захоронеными на кладбище предками. С обычаем прощания с покойником был связан и лечебный обряд. Это было так называемое лечение «на смерть», когда больной после свершения обряда должен был либо выздороветь, либо умереть:
«Свекровушка рассказывала мне - у ей болела девочка, маленькая, кто-то ей там сказал: «Ступай ночью, в середину ночи, в 12 часов ночи, где это вот, с покойниками-то прощаются у нас всегда у часовенки. Вот иди - и возьми земельки, где расстаются с покойниками». Она это вот, надела я, говорит, шубенку, а снег!, надо земельки взять. «Земельку возьми и принеси эту земельку, в водичку опусти, и потом этой девочки дай попить и укати». Ну, я, говорит, уж ни дня, ни ночи с этим ребенком, ни житья, ни смерти. Ну и пошла, думает: на смерть, так на смерть. Взяла, говорит, я лопату, этот снег продрыла и там земельки-то достала щепоточку. Достала, в карманишку положила, именно когда было 12 ночи, и сказали - ты не оглядывайся ничего и ни с кем, если кто попадет навстречу, не разговаривай, иди-иди-иди домой прямо. А она смелая была старуха, смелая, и умная, и хитрая. Ну вот, иду, говорит, а меня за шубенку-то хватают, как детскими рученками... Я, говорит, спугаласи, но не оглянулась, ничего. До дому дошла, в калидор зашла – все [всё прекратилось – Е.П.], заложила калидор, пришла. Девочку попоила и помыли, и девочка на 3-и сутки убралася. Не плакала, а на 3-и сутки умерла.»
Зеркальная противоположность порядка службы и значений часовен по сравнению с д. Гарь показывает многозначность восприятия жальников на Северо-Западе. То, что жальник в Руслино практически не зафиксирован в магических и обрядовых действиях может быть следствием отсутствия практики в данной деревне хоронить на нем “заложных покойников”. Вообще, кажется, в Руслино исчезла память о жальнике, как о старом кладбище, что и создавало свою специфику: « -А что такое жальник? - Как горочка такая, и что-то там: или часовенки были, или какой-то там столобок - под крышей иконка стояла - называют жальничком.». Это определение близко к «этнографическому» жальнику, когда так могли называть просто заросшую горку или рощу в поле без средневековых захоронений. Как показывает практика, почти каждое поселение Северо-Запада обладало сугубо индивидуальной, более или менее интересной сакральной микротопографией, объединенной в рамках единой традиционной культуры.
Как правило, если у деревни находился жальник, он был маркирован отдельной маленькой часовенкой или столобочком. Иногда роль столобочка мог играть средневековый каменный крест, сохранившийся от захоронений. Более древние захоронения - сопки - маркировались часовнями только в единичных случаях. Зачастую это было связано с тем, что около сопок устраивалось местное деревенское кладбище, поэтому такая часовня скорее играла роль кладбищенской (д. Большое Пехово, д. Нижний Перелесок Маловишерского р-на и др.).
В округе деревни Руслино существовало и отмеченное особым названием поле, связанное с памятью о недороде: «Потом вот была засуха большая, и у нас называлися...ну, нивы - лес спилили и засеяли эти нивы зерном, засеяли рожь, и была большая засуха. Привезли священника и вот он тоже это... служба была, туда километра, наверное, два. Это нивы сейчас так и называются - Святы нивы, ну вот, служба там была. А там озерко еще было рядом, и святил это озерко, и вот сейчас называют - Святое озерко и Святые нивы.».
Опираясь на вышеописанные примеры, сакральную структуру поселения можно разделить на несколько элементов, выполнявших магические защитные, магические обиходные и приближенные к каноническим церковным функции, которые могут быть слиты и в одном объекте (церковь, часовня, святыня «народного христианства»), а могут быть развернуты в широкую сеть. Поливариантность её обусловлена гибкостью и разнообразием обычаев и обрядовых действий в «народном православии», где различные магические и религиозные функции могут выполнять отдельные бытовые (домашняя утварь, элементы дома) и священные (кресты, иконы) объекты. Образование сакральной сети отображает процесс религиозно-магического структурирования округи. Округа рассматривается в качестве элемента микрокосма (человек-дом-округа), взятого в аспекте жилого пространства, которое необходимо привести в соответствие с некой идеальной условной моделью, заданной религизным восприятием мира. Это – актуализация религиозно-мифологических представлений, объективация их в окружающем географическом пространстве.
* * *
Для полноты картины следует сказать
несколько слов и о крупных святынях «народного православия» среднего Помостья.
Их три - почитаемый камень-следовик, крест и разрушенная церковь среди болот с
озером (собственно, и являющимся целью паломников). Во все три места ходили по
завету в особые праздники (кроме церкви) - к камню в Зосиму и Савватия («в
Зосиму» - 10 октября), ко кресту - в Воздвижение креста (в «Звижев или Здвижев»
день - 27 сентября). В традиции паломничества ко Спасу (к церкви) зафиксированы
только заветы, без определенного праздника.
Почитаемый «исцелительный»
камень-следовик,
разрушенный взрывом во время борьбы с церковью (1960-е гг.), был испещрен следками
различных животных: “…там следы были всех животных – и оленей, и диких, и
домашних…там и ложка была, и след человека был.” “Там были все копыта, кроме
лошадиного, а так – все копытики, и брали водичку оттуда.” Около камня на
специальных полочках стояли разные иконы. Происхождение камня (или следков на
нем) связывли с явлением иконы: “Там в земле нашли, наверно, икону, и вот этот
камень там был. Хотели церковь там поставить, и так оставили, и назвали
праздник…”(вар. – следки появились после “литовской войны”). В праздники
(Зосиму и Савватия, а т.ж. Петра и Павла, или в первое воскресение после Петра
и Павла – 15 июля) к нему организовывался крестный ход из местной деревенской
часовни и священник служил молебны. Камень помогал от глазных болезней - нужно
было промыть глаза водой, скапливавшейся в следках. Кроме того, если болело
какое-то домашнее животное, следовало набрать воды из соответствующего следка и
дать попить ему, тогда хворь проходила. Хотя камень был взорван, его осколки,
собранные местными жителями и огражденные оградкой по-прежнему пользуются
почитанием. “И там всегда была вода, в любую жару. Сделали как могилку,
поставили крестик, сделали оградку. На дно луночек клали монетки. Надо что-то
оставить. Деньги, полотенца, цветы, пироги, конфеты – кто что…” Некоторые
небольшие осколки паломники забирают домой (“Да, у меня кусочек принесен, вон
на той божничке…”). Неизвестно, проходят ли там сейчас церковные службы, но
каждый год 10 октября к нему собирались и собираются люди, а вместо священника
читает молитвы одна старожилка, приезжающая специально для этого из Бурги.
Жители деревни Колмыково, кроме того, ходят к камню по большим церковным
праздникам, а так же поминать умерших и отмечать их дни рождения, когда не
могут добраться до кладбища.[12]
Почитаемое место Крестичек насчитывает, по крайней мере, 150
лет своей истории: “14 сентября (27 н. ст.) к часовне, построенной неизвестно
кем в лесу в честь Воздвижения Животворящего креста Господня, в 4 ½
верстах от церкви [видимо, в Морконицах – Е.П.], собирается много разного рода
людей и из разных мест по завету, получают исцеление от разных болезней
глазных, помыв глаза водою из источника, находящегося при самой церкви”[13]. Ныне ко Кресточку (или Кр`естичку)
ходили по поводу более серьезных болезней - своих и своих родственников;
ходили, как правило, по завету. Это почитаемое место представляет собой
деревянный восьмиконечный крест (около 2-х метров высотой), установленный в
большом сосновом бору среди деревьев. Около него в овраге протекает ручей и
устроена купель, где священник крестит в праздник людей. Из ручья же берут воду
в любое время - она считается святой и лечебной. Около креста на деревьях во
время осмотра (2000 г.) висели бумажные репродукции икон, так же в стволы
деревьев вставлялись свечи и к одному из них был прибит металлический
крест. На дороге около самого креста лежат два камня с отверстиями, в
которые принято опускать мелкие монеты после набора воды. Обращает внимание
наличие большого количества старых заветных полотенец в бору. Если
камень-следовик в Колмыково представляет собой локальную святыню, то Кресточек
пользуется более широким почитанием. Ранее у источника стояла часовня (наверху)
и столобок (у воды), что повлияло на рассказы о Кресточке - это место
обрисовывалось в рассказах как старая церковь, посреди которой стоит украшенный
лентами крест, а из-под него бьет источник.
Спас был самой крупной святыней
микрорегиона. Эта разрушенная церковь находится глубоко в лесу, среди болот;
дорога к нему тянется примерно 30 километров по безлюдным местам. Около церкви стоит каменный столобок, в котором ранее, судя по описанию, находилась икона
Страшного суда, а ныне к нему прикреплен металлический крест и видны остатки
заветных полотенец. Дорога к нему занимала у местных жителей как правило два -
три дня (следует напомнить, что по завету как правило ходили пешком), а
конечной целью служило Спасское озеро, в котором следовало искупаться для
исполнения завета. В самой церкви оставляли деньги и свечи в выбоинах стен
(осмотр В.В.Виноградова 2000 и 2001 гг.). Спас - единственная святыня, о
происхождении которой записано предание:
«Икона на дерево села...Она летела
по возуху...И она там прицепилася к елке, и вот она прицепилася именно в
болоти, понимаешь? И вот народ шел, и вот пришлось церковь-то ставить. Церковь
поставили в болото, и божонку...И на божонке часовенку поставили, часовенка-то
больно маленька была, а церковь-то большая, а божонки-то счас нет, часовенки
этой. Ой, я там много раз была. Много раз.»[14]
Паломничество же происходило
следующим образом:
«- Я прихожу с дому, я прямо иду в
озеро, шмотки свои кидаю в сумки, и одеяло всегда брала маленькое, в рюкзак это
одеяло, и я как турист, понял? Ну вот, прихожу тудыка, все покидаю, и сама иду
купаться на озеро. Иду я, на озере выкупаюся - это вечером, пойду на божонку,
на божонке помолюсь, послужим в церквушке, попоем, потом ляжемся, спим
маленько. Ну, часа в четыре идем опять купаться на озеро. Придем, помолимся, на
божонке помолимся и здесь, в церкви, вот свечек наберем всегда, кто-то масла
наберет, лампадки зажжет там. Потом, вот служба пройдет, там у нас был такой
дядя Саша - он с крестом ходил, воду святить на озеро...Вот он воду освятит, мы
бутылочки наберем, попьем, а потом покупаемся. Покупаемся, придем опять в
церкву, тут мы маленько перекусим, тут мужики нам чайники погреют - кто в
баночках, кто как, чайку попьем, и пошли мы домой...»[15].
* * *
Таким образом, мы видим широкую, гибкую и многофункциональную систему почитаемых объектов, которая включает в себя храмы, часовни, и объекты почитания в народном православии – родники, камни, кресты. Система эта – отражение на местности с конкретными географическими условиями традиционных религиозно-мифологических представлений местного населения. При этом она не исчерпывается рамками «кризисной сети»[16], использующейся только в периоды бедствий, а стремиться как можно полнее отразить различные стороны миросозерцания и быта человека, вписанного в эту структуру. Её наличие символизировало представления о неоднородности пространства. В процессе обживания деревенской округи она “проявлялась” в различных своих свойствах, в том числе – и сакральных. Наряду с хозяйственным освоением округи, не менее важным считалось её духовное преображение, приближение к идеальному архетипу для максимального раскрытия её свойств.
Немаловажная функция сакральной сети – выделение “своего” мира на всех уровнях географических и онтологических представлений. Она очерчивает границы деревни на физическом и сакральном уровнях, выделяя внутри многообразного космоса традиционного человека “его” мир. Поэтому чем резче намечена граница обжитого и “дикого” миров (например, в лесной местности), тем больше маркеров у сакральной сети деревень региона (ср. деревни среднего Помостья). Наибольшим количеством маркеров пространства отличается регион Русского Севера, где зона дикой природы в прямом смысле вплотную подходила к границам поселения. И, наоборот, там, где практически всё пространство окультурено человеком (равнинная местность с обрабатываемыми угодьями и полями) сакральная структура сворачивается до одной часовни в деревне, поскольку сакральные границы фактически не требуются – окружающий мир окультурен (ср. деревни по р. Шелонь или Изборско – Мальскую долину). Маркирование округи в этом случае направлено на другие, менее явные, но не менее важные задачи (защита от мира мертвых, например).
Каждая конкретная географическая местность могла вместить в себя сакральный пласт, так как архетип задает лишь наиболее общие принципы. Часовни и почитаемые объекты были призваны закрепить за отдельными участками местности их особый статус и стать местом взаимодействия с иными силами, активно влиявшими на ход деревенской жизни.
Два основных типа организации жилого
пространства – концентрический и линейный - отражают две стадии его освоения.
Концентрический тип связан с идеей “собирания”, стягивания пространства к
единой доминанте. Это конечная и единственная точка, задающая координаты
местности, абсолютный ориентир, от которого ведется ценностный отсчет. По мере
движения от окраины деревни к её идеальному центру (идеальному – т.к. часовня
могла располагаться не строго посреди поселения) возрастала степень
символической ценности пространства, достигавшая своего пика у самой часовни.
Так, женщине, дом которой был поставлен на месте разрушенной часовни, одна из
знакомых сказала: “О, вы на святом месте живете; у вас там, наверное, горя не
было?”. Часовню такого типа можно сравнить с крестом, который по традиции
устанавливали при основании будущего поселения, и заменяли впоследствии
часовней. С возведением часовни знаковое выражение освоения жилого пространства
в большинстве случаев могло прекращаться, т.к. часовня была уже сама по себе
достаточным символом. Она содержала достаточную полноту сакральной
информации об окружающей местности и для появления других маркеров требовался
какой-то случай, открывающий новые грани известного, но постоянно
меняющегося мира. Такой тип освоения пространства наименее связан с древними,
возможно, дохристианскими представлениями о мироздании, т.к. воплощает
монистическую модель.
Линейная система более сложна, так как
наглядно отражает полицентричную структуру деревни и задает различные смысловые
и обрядовые уровни ориентации. Её появлению предшествует длительное обживание
местности, когда округа постепенно “узнается”, “проявляется” в своих различных
свойствах. Обычно в современной линейной системе отражено две доминанты –
доминанта смысловая (ср. часовня на жальнике), и доминанта центра (ср. часовня
в деревне). Для линейной системы характерно и линейное направление движения при
совершении обрядов: когда часовен несколько, то служба, как правило, начиналась
в одной из них, обычно окраинной, а продолжалась и заканчивалась после
крестного хода в центральной часовне. Для концентрической системы характерно
проведение всей службы в часовне с последующим переходом в каждый частный дом
для его освящения.
Если проанализировать
стратиграфию представлений о деревенской округе, то в ней можно выделить три
зоны, три концентрических кольца, охватывающих поселение. Первое представляет
собой саму деревню: в его характеристики входит относительная безопасность для
проживания, для поддержания которой требуется установка специальных маркеров
(часовни, кресты и т.п.) и проведение специальных постоянных (праздники) или
ситуативных (заветы, постройка специальных сооружений – ворот, проведение
молебнов) ритуальных действий. Однако уже за счет присутствия в этом
пространстве сакральных сооружений теряется его однородность, что чревато
опасными последствиями. Поэтому так же необходимо проводить периодические
ритуальные действия, которые снижают возможность непредсказуемого развития
событий.
Вторая зона начинается сразу за границами деревни. Она населена всевозможными мифологическими персонажами, появление которых было вероятно на переферийных, пограничных с деревней местах. Эти персонажи представляют собой демонологизированных умерших людей,[17] которые представляли реальную опасность для человека. Для того, чтобы они не могли проникнуть в жилое пространство, устанавливалась система пограничных маркеров (кресты, столобки), а чтобы они не причиняли вреда при выходе человека в “не свое” пространство служили многочисленные обереги и заговоры. Христианизированные представления о нечистой силе так же отводили ей место у границы с деревней: в д. Рогово Печерского р-на Псковской обл. она проявлялась в виде сильного вихря, в котором что-то пролетало мимо, и без чтения молитвы идти по дороге было опасно.[18] Возможно, что славянские захоронения “на столбах при путях”, которые выносились в это поле, одним из смыслов имели защиту предками “своего” человеческого постранства от чужаков – как живых, так и потусторонних.[19] Маркерные сооружения в виде придорожных часовен и столобков устанавливались в необжитой или частично обжитой округе, но тогда они во многом становились “независимы” от человеческой деятельности и начинали приобретать такие черты, которые не закладывались в них изначально. К этим чертам можно отнести связь обособленно стоящих часовен с кладами, с привидениями около них, с прямыми упоминаниями о встречах рядом с ними с нечистой силой. Такая часовня (столобок, крест) словно бы теряет конкретный позитивный смысл и превращается в народных представлениях в объект с самыми общими сакральными свойствами. Амбивалентность восприятия часовен в деревнях тоже присутствует, но менее выражена в силу их принадлежности к “своему” миру. Если перенести вторую зону на конкретную топографию деревни, то в ней будут находиться жальники, сопки, болота с кладами, камни, у которых чудятся “привидения”, там “водит”, т.е. сбивает человека с пути нечисть и т.п. На неё приходится подавляющее боьшинство объема так называемой фольклорной топографии местности.
Третья зона включает в себя всё остальное, практически не дифференцированное пространство, которое не имеет границ реальных, но у него есть достаточно ясно выраженные границы мифологические. Самым важным в её характеристике является то, что она мистически содержит в себе потустороннее пространство, в котором сочетаются черты как христианских представлений о рае и аде, так и менее дифференцированный “мир мертвых” вообще. Эту зону можно описать как несколько обособленных локусов, из которых периодически исходят дружественные и недружественные для человека агенты (святые, инородцы, захватчики и т.п.) или явления (болезни, знаковые предсказания и т.п.). В средние века эти локусы представлялись в границах земного пространства (ср. “Послание о рае”, цитировавшееся в первой части и многочисленные апокрифы); сейчас можно встретится с представлениями о том, что они находятся в космическом пространстве: “И еще знаете чего - я считаю, что на той планеты - там, на небе,- там есть жизнь. Вы слышали это? Я слышала так, что там есть жизни. Но там, говорят, святые угодники живут.”[20] Существующие средства коммуникации с этими мирами (река, как дорога в мир мертвых; гадания, как общение с предками и т.п.) позволяют включить его в представления о деревенской округе.
Современная система сакральных точек
поселения – результат развития древнейших способов освоения пространства,
берущая начало в дохристианских представлениях о мире, позже синтезировавших в себе
и христианские понятия и способы ориентации в сакральном пространстве.
Принципы, которые лежат в основе сакральной сети, можно проследить со времен
раннего средневековья и сблизить с методами построения освоенного пространства
в Древней Руси. Тогда любое поселение, наряду с реальной оборонительной
системой валов, стен и т.д., непременно обладало и символическими защитными
сооружениями (к примеру, надвратная церковь), и многоуровневым смысловым
делением внутренней территории. С исчезновением необходимости обороны от
внешних врагов оставалась необходимость защиты от врагов “невидимых”, от
персонализированного абстрактного зла – нечистой силы, “заложных” покойников,
всего многочисленного пантеона вредоносных персонажей традиционной
мифологии. Помимо защитных функций символическое структурирование внутреннего
пространства отражало известный модус его восприятия в качестве микрокосма,
архетипа всего обитаемого мира во всей его полноте. Микрокосм может
существовать только в той степени, в какой он подобен макрокосму в своих
ключевых элементах. Поэтому, помимо бытовых построек, которые возводились
исходя из наиболее рационального использования хозяйственных ресурсов и рельефа
местности, строилась и сакральная структура, отражающая другой, неявный, но всегда
безусловно присутствующий сверхъестественный пласт пространства. Таким образом
оно обозначалось и открывалось в различных своих свойствах, выделяя “свой” мир
и повторяя идеальную модель символической вселенной, существующей в
традиционных представлениях. Конкретная топографическая ситуация становилась
материалом для начертания особой “пространственной иконы” местности. По
замечанию Мирча Элиаде, диалектике иерофаний присуща тенденция к непрерывному
сокращению областей профанного и в конечном счете – их упразднения,[21] что и происходило со временем
обживания округи.
Более ярко связь часовни и
окружающего пространства проявилась в традициях Русского Севера. Там, после
службы в часовне, совершалось “крестное хождение” по полям и лугам с молебнами
у обетных крестов “о плодоношении хлебородия” или “в воспоминание от скотского
падежа в сем месте”.[22] Без этого жизнь в
округе была бы непредсказуемо опасной, а сама она попросту не могла
существовать в качестве реального объекта, т.к. “существование”- это, в первую
очередь, существование сакральное. В процессе познания окружающего мира было
выработано множество вербальных (заговоры, молитвы) и ритуальных способов его
освоения, одним из выражений которых можно считать создание сакральной сети. В
глубинной своей основе подобная практика восходит к средневековым методам обращения
с местностью; в деформированном и частично размытом виде она фиксируется в
современной этнографической ситуации. Каждое поселение имеет подобную
структуру, и в каждом случае она универсальна в своих общих чертах,
и индивидуальна, в зависимости от конкретных условий.
[1] Тогда же, в 2001 г. нами была исследована сакральная топография деревень юга Псковской обл.
(Невельский и Куньинский р-ны).
[2] ПЗ Платонов Е. Виноградов В. 2000 г. Андреева Анна Григорьевна, 1924г. рожд., д.Гарь.
[3] ПЗ Платонов Е. Виноградов В. 2000 г. Михайлова Ольга Михайловна, 1923г. рожд. д.Гарь.
[4] ПЗ Платонов Е. Виноградов В. 2000 г. Ильина Нина Ивановна, 1937 г. рожд. д.Подгорное Ср. “Дитя некрещено умрет, и где его дети – у церкви ли положить? – Ино в землю положить, опричь Божия церкви”. Кон.XVв. Памятники древнерусского канонического права. СПб. 1908. Ч.I.
[5] ПЗ Платонов Е. Виноградов В.2000 г. Андреева Мария Васильевна, 1920 г. рожд. д.Гарь. Ср. выше, С.
[6] ПЗ Платонов Е. Виноградов В. 2000 г. Андреева Анна Григорьевна, 1924 г. рожд. д.Гарь.
[7] Ср. Русанова И.П. Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993., С. 8: ”Для культовых памятников характерно расположение за пределами поселений, иногда на краю могильников, часто на неудобных для обычной жизни землях – на высокой горе, на крутом склоне или среди болот.”
[8] ПЗА. 1999 г. Михайлова Ольга Ивановна, 1911 г. рожд., д.Гарь.
[9] Анализ ландшафта в этнографии см. напр. Летова И.А. О следах языческих представлений в русской топонимии. // Вопросы ономастики. Свердловск, 1982.
[10] ПЗ Платонов Е. Виноградов В. 2000 г. Иванова Нина Михайловна, 1931 г. рожд. д.Опути.
[11] ПЗА. 2000 г., Фадеева А.Е. ~ 1920 г. рожд., д. Руслино Маловишерский р-н Новгородской обл. Остальные цитированные записи т.ж.
[12] Публикации см. Виноградов В. Почитаемое место у деревни Колмыково. // Живая старина. 2003, №3., т.ж. Шорин М.В. Культовые камни приильменья. // Археологические вести. Вып. 5. СПб., 1998., С. 220. Все приведенные фрагменты записей были собраны в сентябре 1999 г. в окрестных деревнях.
[13] Новгородский сборник. Вып. IV. Новгород. 1865., С. 70.
[14] ПЗА. 2001 г. Самойлова Анна Ивановна, 1924 г. рожд., д. Добрая Вода Маловишерского р-на Новгородской обл.
[15] ПЗА. 2001 г. Самойлова Анна Ивановна…
[16] Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиции духовного освоения пространства).// Русский Север и проблемы локальных групп. СПб., 1995.
[17] Виноградова Л.Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М., 2000., С. 70.
[18]ПЗА. 26.06.2002. Милевская Мария Андреевна, 1929 г. рожд., д. Рогово Печерского р-на Псковской обл.
[19] Фрейман Н. Придорожная часовня – пережиток древнего «погребения на столбах на путях»// СЭ, 1936 №3, С. 86
[20] ПЗА. 24.04. 2001. Самойлова Анна Ивановна 1926 г. рожд., д. Добрая Вода Маловишерского р-на Новгородской обл.
[21] Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. М., 1999. С. 415.
[22] Лютикова Н.П. Пинежские часовни по письменным источникам XVIII – XIXвв. // Русский Север. Ареалы и культурные традиции. СПб.,1992. С. 151.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский