РусАрх

 

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

 

 

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

 

 

Источник: Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. Л., 1986. Все права сохранены.

Сканирование материала и размещение его электронной версии в открытом доступе произведено: www.russiancity.ru («Русский город. Архитектурно-краеведческая библиотека»). Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2006 г.

 

 

 

П. А. Раппопорт

Зодчество Древней Руси

ВВЕДЕНИЕ

        Русское средневековое зодчество - одна из наиболее ярких страниц в истории культуры Руси. Памятники архитектуры наполняют живым, образным содержанием наши представления о развитии культуры, помогают понять многие стороны истории, не нашедшие отражения в письменных источниках. В полной мере это относится и к монументальному зодчеству древнейшего, домонголь­ского периода. Как и в западно-европейском средневе­ковье, русская архитектура X-XIII вв. была главным видом искусства, подчинявшим и включавшим в себя многие другие его виды, в первую очередь живопись и скульптуру. От этой поры до наших дней сохранились блестящие памятники, зачастую не уступающие по своему художественному совершенству лучшим шедеврам миро­вой архитектуры.
        Грозы, пронесшиеся над Русью, к сожалению, стерли с лица земли многие памятники зодчества. Более трех четвертей древнерусских монументальных построек домонгольского периода не сохранилось и известно нам лишь по раскопкам, а иногда даже по одним только упоминаниям их в письменных источниках. Конечно, это очень затрудняло изучение истории древнерусского зод­чества. Тем не менее за три последних десятилетия в дан­ной области достигнуты очень большие успехи. Они об­условлены несколькими причинами. Прежде всего следует отметить методологический подход, предусматривающий анализ развития зодчества в неразрывной связи с соци­ально-экономической и политической историей Руси, с развитием русской культуры. Не менее важно и то, что благодаря широкому размаху архитектурно-архео­логических исследований значительно увеличилось коли­чество памятников, привлекаемых к изучению. Реставра­ционные работы, проведенные на многих из них, позво­лили приблизиться к пониманию первоначального облика

-3-


сооружений, который за долгие годы существования и эксплуатации, как правило, оказывался искаженным. Очень важно также, что памятники зодчества рассматри­вают теперь комплексно, учитывая в равной степени и исторический, и художественный, и строительно-техни­ческий аспекты.
        В результате достигнутых успехов появилась возмож­ность понять пути развития древнерусского зодчества с гораздо большей, чем ранее, полнотой. Не все в этом процессе еще вполне ясно, многие памятники до сих пор еще не изучены, но общая картина тем не менее выри­совывается сейчас уже достаточно определенно. Дать обзор развития русской архитектуры X -XIII вв. - задача настоящей книги.

-4-


ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ

        История зодчества Древней Руси - молодая наука. Еще в XVIII в. памятники древнерусской архитектуры обычно называли готическими. Сам термин свидетельствует, что памятники эти отличали от построек античного и нового времени, но не отделяли от архитектуры других стран, не видели национальной специфики русского зодчества. Средневековые памятники в продолжение всего XVIII в. считали варварскими, памятниками дурного вкуса, недо­стойными изучения. Пренебрежительное отношение к архитектуре и искусству средневековья не было осо­бенностью русской культуры, совершенно так же обстояло дело и в Западной Европе. Правда, наиболее талантливые русские зодчие уже во второй половине XVIII в. любо­вались сохранившимися памятниками древнерусского зодчества, зарисовывали их, использовали в своем твор­честве некоторые мотивы этой архитектуры. И все же даже в самом конце XVIII в. памятники древнего русского зодчества еще очень редко привлекали внимание, причем уделялось оно почти исключительно уцелевшим построй­кам XVI-XVII вв.
        Интерес к древнерусским памятникам заметно повы­сился в начале XIX в., что было связано со сложением в русской культуре, и прежде всего в русской литературе, романтического направления. В большинстве случаев внимание на отдельные древнерусские здания было обра­щено из-за практических задач - необходимости прове­дения ремонтов или перестроек древних церквей. А так как действующие церкви, как правило, были возведены не ранее XVI в., то естественно, что наибольший интерес вызывала архитектура именно этих поздних периодов, т. е. архитектура Москвы и отчасти Новгорода. Древ­нейший, домонгольский период развития русского зод­чества привлекал к себе значительно меньше внимания. Здесь репертуар памятников по существу ограничивался

-5-


несколькими сооружениями - киевским и новгородским Софийскими соборами, Спасским собором в Чернигове, двумя-тремя церквами во Владимире. Впрочем, иногда все же предпринимались уже и специальные работы, ставившие перед собой исследовательские цели. Так, в 1809 - 1810 гг. состоялось “ученое путешествие по России” К. М. Бороздина и сопровождавших его рисо­вальщика и архитектора. Это была первая попытка целеустремленного изучения памятников древнего рус­ского зодчества. Во время путешествия были исполнены рисунки и чертежи, составившие несколько альбомов, которые, к сожалению, не были опубликованы, и даже сведения о них проникли в научную литературу только в третьей четверти XIX в.
        В 1824 г. по инициативе киевского митрополита были раскопаны фундаменты древнейшего памятника русского монументального зодчества - Десятинной церкви в Киеве. И хотя это было вызвано необходимостью проверки фундаментов в связи с предположением построить на данном месте новую церковь, при вскрытии были решены и не­которые чисто научные задачи: сделано описание раско­панных остатков и даже подняты вопросы изучения древ­ней строительной техники. В программе исследования Десятинной церкви, составленной в 1826 г. президентом Академии художеств А. Н. Олениным для архитектора Н. Е. Ефимова, указывалось, что следует не только обме­рить фундаменты древней церкви, но и определить “способ кладки фундаментов и употребленные для того мате­риалы”, а также изучить “древние части Софийского собора и других подобных тому церквей в Киеве”. Впро­чем, о научном уровне проведенного предприятия свиде­тельствует то, что для удобства возведения здесь нового храма “древние стены сломаны до основания”.
        О пробуждении интереса к древнерусским памятникам можно судить по тому, что в 30-х гг. XIX в. несколько архитекторов и художников были специально команди­рованы Академией художеств в Киев, Москву, Новгород, Владимир, Юрьев-Польский для изучения там древних храмов. Появились и первые любители-археологи, инте­ресовавшиеся историей древнерусского зодчества. Так, в 1836 г. “купеческий сын” Д. Тихомиров начал раскопки храмов в Старой Рязани. Он писал, что цель его раскопок - “открыть место погребения великих князей и архипастырей рязанских”, но в действительности его

-6-


гораздо больше интересовала архитектура раскапывае­мых памятников, и исследования он вел, “чтобы лучше можно было иметь понятие об архитектуре XII в.”.
        Ценность памятников древнего зодчества именно как памятников независимо от их использования постепенно завоевывала признание. Когда в 30-е гг. XIX в. восста­навливали Спасскую церковь Евфросиньева монастыря в Полоцке, необходимость реставрации аргументировали уже не только религиозными мотивами, но и тем, что здание представляет “драгоценный для России памятник древнего зодчества”.
        В 1836 г. в московском архитектурном училище был заслушан доклад А. Мартынова “Речь об архитектуре в России до XVIII столетия”. В нем говорилось: “. . .не любопытно ли и вместе с тем не поучительно ли знать, как возникла архитектура в нашем Отечестве? Какой был ее ход, развитие, ее действие и успехи?”. Через 10 лет вышла в свет первая тетрадь работы Мартынова “Русская старина в памятниках церковного и граждан­ского зодчества” с его рисунками и текстом Н. М. Сне­гирева. Это был первый в России труд, специально посвя­щенный публикации памятников древнерусской архи­тектуры. А еще через 4 года начали выходить “Памятники Древнего русского зодчества”, выпускаемые Ф. Рихтером, где постройки были зафиксированы уже не в рисунках, а в документальных чертежах. Оба названных издания посвящались в основном произведениям московского зодчества, а здания домонгольского времени были включены в них лишь в виде исключений. Примерно в эти же годы, т. е. в середине XIX в., появились и первые серьезные работы, посвященные отдельным памятникам русской архитектуры древнейшей поры. Такова, например, моно­графия С. Строганова “Дмитриевский собор во Влади­мире”. В ней наряду с подробным описанием памятника, хорошими чертежами и копиями фресок имеется и исследовательская часть. Автор отмечает участие в строитель­стве Дмитриевского собора романских зодчих и относит этот памятник вместе с церковью Покрова на Нерли, боголюбовским комплексом и Успенским собором во Вла­димире к одной архитектурной школе - уже “не визан­тийской, а ломбардской”.
        Изучение памятников древней русской архитектуры было включено в программу работ созданного в Москве Археологического общества. В речи А. С. Уварова, про­изнесенной в 1864 г. на открытии первого заседания

-7-


этого общества, говорилось: “Не только мы, но и наши предки не умели ценить важности родных памятников. Без всякого сознания, с полным равнодушием, безобразней исправляя старинные здания или восстанавливая их сызнова, они не понимали, что каждый раз вырывали страницу из нашей летописи”.
        С 70-х гг. XIX в. изучение памятников древнерусского зодчества становится более интенсивным. При этом заметно повышается научный уровень исследований, что было связано в первую очередь с более активным участием профессионалов-архитекторов. Огромную роль в развитии историко-архитектурной науки сыграли археологические съезды. Их организаторы понимали археологию очень широко и включали в нее не только раскопки, но и изучение сохранившихся памятников древнего зодчества Уже в “Трудах I археологического съезда”, опубликованных в 1871 г., была помещена статья А. С. Уварова “Взгляд на архитектуру XII века в Суздальском княжестве”. Статья начинается с фразы: “Наши архитектурные памятники так мало подвергались ученой и обстоятельной критике, что не могли доселе еще достигнуть до прямой своего значения - источников для определения характер, русской архитектуры”. В той же книге помещено еще несколько статей о владимиро-суздальских памятниках Особый интерес представляет работа Н. А. Артлебена опубликованная в 1880 г., в которой дан детальный обзор 11 владимиро-суздальских памятников XII - XIII вв. В связи с III археологическим съездом особое внимание было обращено на памятники Киевской земли. В архитектурных журналах все чаще стали появляться статьи и информации об исследовании древних зданий.
        Внимание, уделяемое памятникам древнерусского зодчества, определялось, как и прежде, не только научными интересами, но и практическими нуждами. Раньше они заключались в необходимости реставрировать древние храмы, используемые по их прямому, культовому назначению. Позднее к ним добавились требования зодчих, пытавшихся создать новый, современный национальный стиль русской архитектуры. Памятники средневекового зодчества оказались особенно важными именно в то время когда архитекторы стремились сбросить узы классицизма и основанную на классицизме эклектику, чтобы создать архитектуру, в которой, по словам В. Даля, “наружные части строений и украшения были бы, так сказать, продолжением внутреннего устройства и конструкции здания

-8-


а не представляли бы набор прилепленных к стене украшений”. Таким образом, академические вопросы истории архитектуры приобрели неожиданную актуальность.
        Однако актуальность и остроту эти вопросы приобрели еще и потому, что оказались тесно связанными с пери­петиями идеологической борьбы славянофилов и запад­ников. Так, очень характерна книга В. И. Бутовского “Русское искусство и мнение о нем Е. Виолле-де-Дюка, французского ученого-архитектора, и Ф. И. Буслаева, русского ученого-археолога” (1879 г.). Материал, на ко­торый опирались спорившие стороны, - в основном древнерусский орнамент, но в дискуссии затрагивался и ряд вопросов происхождения архитектурных форм. Буслаев полагал, что ведущие архитектурные импульсы шли на Русь из Византии с присоединением позже романских влияний, а чисто восточные элементы проникали в основ­ном также через Византию. Бутовский же считал, что Русь все получила непосредственно из древних восточных традиций, и именно это обстоятельство, по его мнению, является основой самобытности русского искусства.
        В связи с вопросами национального своеобразия древ­ней русской архитектуры особое внимание привлекли роль деревянного зодчества и его влияние на развитие мону­ментальной каменной архитектуры. Очень решительную позицию занял В. В. Стасов, утверждавший, что “русский народ - это по самой натуре своей, по всем привычкам своим - народ плотников, а не народ каменщиков”. Огромное значение деревянного зодчества на всех этапах развития русской архитектуры защищал и И. Е. Забелин.
        К концу XIX в. дискуссии о самобытности древне­русского зодчества несколько утихли, но непосредствен­ная связь изучения древних памятников с нуждами совре­менного строительства оставалась непоколебленной. В 1895 г. Академия художеств начала издавать серию книг “Памятники древнего русского зодчества”, и в пре­дисловии к первому тому было четко сформулировано, что “потребность к более широкому изучению наших древних памятников” возникла “в виду возрастающего с каждым годом числа построек в русском стиле”. В этом издании, как и в выходивших на полвека ранее выпусках Ф. Рихтера, публиковались лишь полностью сохранившиеся постройки и совершенно не учитывались памятники, вскрытые раскопками. Между тем во второй поло­вине XIX в. было осуществлено уже несколько доста­точно серьезных археологических исследований остатков

-9-


древнерусских зданий. Работы вели как местные краеведы (например, М. П. Полесский-Щепилло в Смоленске, А. В. Селиванов в Старой Рязани), так и специалисты-ученые (А. В. Прахов во Владимире-Волынском). Коли­чество изученных памятников зодчества домонгольской поры медленно, но неуклонно возрастало.
        В конце XIX в. некоторые ученые впервые задумались над необходимостью дать не просто описание памятников и даже не характеристику различных архитектурных школ, а разработать общий взгляд на развитие русской архитектуры. Н. В. Султанов писал: “Из всех европей­ских государств Россия является единственным, которое имеет свою архитектуру, но не имеет ее истории”. Планы создания истории древнерусской архитектуры в 80-х гг. обсуждались в Обществе санкт-петербургских архитек­торов, а в 1894 г. вышла в свет первая “История русской архитектуры”, написанная А. М. Павлиновым.
        Возрастание темпов развития историко-архитектурной науки сопровождалось заметным ростом научного уровня исследований. В начале XX в. были проведены серьезные реставрации нескольких древних церквей, а также детальные исследования еще целого ряда памятников, сопровождавшиеся раскопками (П. П. Покрышкин, Д. В. Милеев и др.). Все эти работы носили уже чисто научный характер и не зависели от практических нужд или тенденций развития “русского стиля”. В 1910 г. вышел в свет первый том “Истории русского искусства” И. Э. Грабаря. В создании разделов по древнерусскому зодчеству принимали участие также Г. Г. Павлуцкий, А. В. Щусев и В. А. Покровский. Написанный на высоком для того времени научном уровне и прекрасно изданный труд как бы подвел итоги изучения древнерусского зодчества в дореволюционный период.
        В послереволюционные годы характер исследований древнерусского зодчества существенно изменился. Прак­тическая реставрация памятников и их раскопки на пер­вых порах несколько сократились, но в 20-30-х гг. уже серьезно занимались изучением отдельных объектов в Киеве, Чернигове, Полоцке, Смоленске (И. В. Моргилевский, Н. Е. Макаренко, Н. И. Брунов, И. М. Хозеров и др.). Работы носили целеустремленно-исследователь­ский характер, что позволило провести их на высоком научном уровне и получить чрезвычайно важные резуль­таты. Гораздо большее внимание, чем раньше, стали уделять общим проблемам истории архитектуры и разви-

-10-


тия архитектурных форм. В дореволюционное время даже в наиболее серьезных трудах исследователи, как правило, ограничивались изложением фактической стороны, т. е. описанием памятников, и в лучшем случае - определе­нием культурных влияний. Теперь впервые делаются попытки разобраться в закономерностях развития стиля. На смену архитекторам, которые почти безраздельно господствовали в этом разделе науки, приходят искусст­воведы (А. И. Некрасов, Н. И. Брунов), значительно продвинувшие вперед разработку основных проблем истории древнерусского зодчества. К тому же времени относятся и первые попытки связать историю искусства с основами марксистской методологии. Материалом по­добных построений являлось, как правило, изобразитель­ное искусство, но иногда затрагивались и историко-архитектурные проблемы. Далеко не всегда такие попытки были удачными, порой они приводили к вульгарно-социо­логическим выводам, но несомненно, что в целом это был очень важный шаг в развитии науки.
        Появление первых обобщающих работ по истории древнерусского зодчества с особой ясностью показало, насколько незначителен фонд изученных памятников, насколько насущна задача увеличения их количества. В настоящее время на поверхности земли стоит всего около 30 более или менее полностью сохранившихся каменно-кирпичных древнерусских зданий домонгольской поры. Большинство их сильно перестроено в более позднее время, и судить о первоначальном облике этих зданий можно лишь после детального архитектурно-археологи­ческого исследования. Если считать и те памятники, которые были уничтожены сравнительно недавно, а также частично сохранившиеся, то и тогда их будет всего около 60. Следует учесть, что сюда входят памятники, построенные на всей территории Руси за период от конца X до середины XIII в. и относящиеся, таким образом, не только к разным периодам русской истории, но и к раз­личным архитектурным школам. Понятно, что это были крайне неполные, обрывочные сведения по истории древнерусского зодчества. Очевидно, что для получения более полной картины необходимо было привлечь и те памятники, остатки которых скрыты под землей. В связи с этим в 30-е гг. приступили к систематическим археологическим вскрытиям древних сооружений, наиболее важными среди которых были раскопки Н. Н. Воронина

-11-


в Боголюбове и М. К. Каргера в Киеве. По существу они послужили началом нового этапа в изучении истории древнерусской архитектуры.
        Великая Отечественная война прервала работы, однако уже в 1945 г. на I Всесоюзном археологическом сове­щании была сформулирована четкая задача - развернуть широкую архитектурно-археологическую деятельность. В материалах совещания отмечено: “Подлинная и полная история древнерусской национальной архитектуры может быть лишь результатом археологического раскрытия ее памятников и их реконструкции”. Последовавшее за этим развитие архитектурной археологии дало весьма значи­тельные результаты. Прежде всего в итоге работ резко выросло количество известных памятников: в настоящее время мы учитываем около 200 произведений русского зодчества домонгольского времени. 1) Число вводимых в научный оборот объектов за послевоенные годы увели­чилось, таким образом, почти втрое. Естественно, что ведущая роль в изучении древнейшего периода истории русской архитектуры перешла к археологам. Благодаря их работам история русской архитектуры не только пополнилась новыми памятниками, но и, что еще важнее, раскрылась с подлинно исторических позиций. Историю древнерусской архитектуры начали рассматривать в не­разрывной связи с социально-экономической и полити­ческой историей Руси, с развитием идеологии, литера­туры, других видов искусства. Такой методологический подход обеспечил возможность перехода к качественно новой, более высокой ступени в понимании развития зодчества. Широкий размах приобрели также исследо­вания сохранившихся построек, выяснение их первона­чального облика. Восстановление древних форм памят­ников большей частью ограничивалось их графической реконструкцией, но в нескольких случаях восстановление удалось исполнить в натуре; последнее относится к церквам Пятницы в Чернигове, Петра и Павла в Смо­ленске (П. Д. Барановский), Борисоглебской в Чернигове (Н. В. Холостенко), Спаса-Нередицы и Пятницкой (ниж­няя половина) в Новгороде (Г. М. Штендер). На многих памятниках проведены серьезные реставрационные ра­боты, в том числе такие сложные и капитальные, как реставрация Дмитриевского собора во Владимире (А. В. Столетов). Между археологами, раскапывающими памятники древнерусского зодчества, и архитекторами-реставраторами установился тесный контакт. Вместе с тем

-12-


Расположение памятников зодчества Древней Руси.
Количество памятников: 1 - один-два, 2 - три-четыре, 3 - пять-девять, 4 - десять и более.

не прекращались и искусствоведческие исследования в области истории древнерусской архитектуры.
        Очень существенным достижением в области изучения истории древнерусского зодчества является тенденция к комплексности решения проблем. При подобном подходе исследователей в равной мере интересуют как художественные, так и конструктивные вопросы, как связанные с памятниками идеологические проблемы, так и развитие архитектурных типов и форм. Раньше, как правило, эти

-13-


стороны рассматривались по отдельности, что не позво­ляло раскрыть цельную и полнокровную картину развития архитектуры. Между тем изучение древнего зодчества необходимо проводить во всем многообразии его связей, в неразрывном сочетании собственно архитектурного аспекта с археологическим и историко-художественным.
        Следует отметить, что в последнее время все большее внимание привлекают и строительно-технические во­просы, делаются попытки выяснить организацию древне­русского строительного производства. Уже самые первые шаги, сделанные в этом направлении, дали очень важные результаты.
        Большие успехи, достигнутые в изучении зодчества домонгольской Руси, дают основания утверждать, что оно переходит теперь на новый, более высокий этап. Значи­тельное увеличение количества привлекаемых памят­ников, историчность и комплексность исследований позволяют обрисовать общую картину развития русской архитектуры X-XIII вв., проследить основные законо­мерности этого процесса.

-14-


АРХИТЕКТУРА КИЕВСКОЙ РУСИ (КОНЕЦ X–XI в.)

        Раскопки, широко развернувшиеся в последние десяти­летия на территории европейской части СССР, позволили значительно удревнить наши знания о культуре восточных славян. Еще сравнительно недавно самыми ранними восточно-славянскими памятниками считались поселения X в. Затем были изучены поселения VIII - IX вв., а в на­стоящее время нам уже известны поселения V -VI вв., не вызывающие сомнений в их славянской принадлежности. На этих поселениях обнаружены остатки жилищ, позволяющие судить о типе домов. Выяснилось, что на территории южной ветви восточных славян жилища соору­жали из дерева, а их пол был ниже уровня земли. Такие жилища в литературе принято называть полуземлянками, хотя иногда они углублены настолько незначительно, что почти целиком возвышаются над поверхностью. Стены этих жилищ имели столбовую или срубную конструкцию и были снаружи обмазаны глиной. В северной части восточно-славянского ареала строили наземные срубные дома с дощатым полом. Печи как на юге, так и на севере делали из камней или глины. Несмотря на то что от древних жилищ, как правило, сохранились лишь самые нижние части, основные элементы конструкции и планировки домов определены сейчас уже с достаточной достовер­ностью. Удается даже проследить пути развития древне­русских жилищ от VI до XIII в. К сожалению, значи­тельно хуже обстоит дело с реконструкцией их внешнего облика. Поскольку материалом для всех древнерусских домов служило дерево, иногда в сочетании с землей и глиной, естественно, что от их верхних частей, а тем более от декоративных элементов большей частью не оста­лось и следов. Поэтому о первоначальной объемной ком­позиции зданий и их художественном облике можно судить лишь очень предположительно.
        Древнейшие восточно-славянские поселения были не­укрепленными. Укрепленные поселения (по древнерус­ской терминологии - города) получили распространение примерно с VII - VIII вв. Изучение остатков таких посе­лений, т. е. городищ, позволяет выяснить характер оборо­нительных сооружений. Как правило, это были деревянные срубные стены, стоявшие на земляных валах, перед кото-

-15-


рыми находились рвы. Развитие древнерусских оборо­нительных сооружений также в общих чертах уже выяс­нено.
        Долгие годы археологи пытались найти языческие святилища восточных славян. В настоящее время не­сколько плохо сохранившихся остатков таких деревянных храмов удалось обнаружить. Однако в большинстве слу­чаев восточно-славянские культовые сооружения были открытыми площадками, где стояли идолы и горели ри­туальные костры. Несомненно, что каменных или кирпич­ных храмов на Руси не существовало.
        Отсутствие сохранившихся жилых, оборонительных и языческих культовых сооружений (или даже крупных фрагментов их наземных частей) не позволяет в настоящее время изучать эти памятники как произведения архитек­туры, т. е. не только с конструктивно-технической и типо­логической, но и с художественной стороны. Поэтому полноценно изучать историю русской архитектуры домонгольского времени приходится почти исключительно по каменно-кирпичным зданиям, которые начали возводить на Руси с конца X в.
        Чем же характеризуется X в. в истории восточных славян? В IX - X вв. здесь заканчивался процесс разложе­ния родоплеменного строя и сложения классового об­щества. Вместе с классовым обществом происходило становление государства. К концу X в. древнерусское госу­дарство - Киевская Русь - приобрело уже законченные формы. Естественно, что появление государства должно было вызвать резкие изменения всей идеологической надстройки. Должна была измениться и ведущая идеологи­ческая сила средневековья - религия. На первых порах князь Владимир Святославич сделал попытку объединить племенные языческие культы и оформить общерусскую языческую религию. Но язычество, сложившееся еще в недрах доклассового общества, очевидно, не могло отвечать новым запросам. Между тем рядом с Русью находилось мощное государство - Византийская империя, где все идеологические формы, соответствовавшие фео­дальному строю, уже были разработаны полностью. Эти формы Русь могла заимствовать в готовом виде. В уста­новлении тесных связей были в равной мере заинтересо­ваны обе стороны, как Русь, так и Византия. Русь получала идеологические формы - религию - и связанные с ней литературу и искусство, необходимые для утверждения

-16-


и укрепления государственной власти. Из Византии посту­пали и некоторые товары, в первую очередь предметы роскоши, в которых нуждался сложившийся на Руси гос­подствующий класс. Византия же была кровно заинтересо­вана в военных силах Руси, обеспечивавших безопасность ее северных границ от вторжения кочевников. В 989 г. русское войско в составе византийской армии помогло императору подавить восстание Варды Фоки, а князь Владимир вторгся в Крым и привел в подчинение отло­жившийся от императора главный город византийского Крыма - Корсунь. Союз был скреплен браком рус­ского князя с византийской царевной, вместе с которой на Русь прибыли священники для установления новой религии.
        Принятие Русью христианства было несомненно про­грессивным явлением, поскольку христианская религия хорошо отвечала задачам, которые стояли в области идео­логии перед сложившимся молодым государством. А то обстоятельство, что христианство пришло в его восточном, византийском варианте, открывало Руси доступ к источ­нику наиболее высокой культуры тогдашнего мира, а вме­сте с тем и к источнику наиболее совершенного зодчества.
        В 989 г., сразу же после установления на Руси хри­стианства, приехавшими из Константинополя греческими зодчими в Киеве была заложена первая кирпичная цер­ковь: князь Владимир “помысли создати церковь пресвятыя Богородица и послав приведе мастеры от грек”. В 996 г. постройка была закончена и торжественно освя­щена. Князь Владимир даровал церкви “десятину” своих доходов, отчего ее стали называть Богородицей Десятин­ной. Нельзя категорически утверждать, что Десятинная церковь была первой каменно-кирпичной постройкой, возведенной на Руси. В летописи имеется свидетельство, что в Киеве уже в 945 г. существовал каменный терем при княжеском дворце. Очень возможно, что терем был возве­ден византийскими мастерами для княгини Ольги после ее поездки в Константинополь. Однако среди раскопанных в Киеве древних сооружений ни одно пока не может быть достаточно убедительно сопоставлено с упомянутым в летописи теремом. Поэтому Десятинная церковь явля­ется древнейшей из известных нам монументальных по­строек Руси.
        Десятинная церковь рухнула во время взятия Киева монголами и долго стояла в руинах. В начале XIX в.

-17-


Киев. Десятинная церковь.
1 - план фундаментов, 2 - частичная схематическая реконструкция плана.

фундаменты церкви раскопали, а в 1828 - 1842 гг. на это месте построили новую церковь. Лишь после того как в 1935 г. здание новой церкви разобрали, появилась возможность провести археологическое исследование древнего памятника. В 1938 - 1939 гг. вся площадь Десятинное церкви была раскопана полностью. Раскопки показали что от древнего здания на маленьком участке в юго-западной части храма сохранились нижние ряды кирпичной кладки; на остальных участках местами уцелели фундаменты, а большей частью даже фундаменты оказались выбранными на камень и контуры здания удалось проследить только по фундаментным рвам. При столь плохой сохранности здания оказалось невозможно убедительно и однозначно реконструировать план уничтоженной церкви. Были предложены различные варианты реконструкции, однако вопрос этот по-прежнему продолжает оставаться дискуссионным. Тем не менее некоторые основные плановые характеристики здания могут быть установлены достаточно уверенно. Так, несомненно, что Десятинная церковь представляла собой характерный для византийской архитектуры трехнефный храм с тремя апси­дами и тремя парами столбов, т. е. шестистолпный ва­риант крестовокупольного храма. Церковь имела (по фундаментам) в длину 27.2 м, в ширину - 18.2 м; длина подкупольного пространства 6.5 м, ширина - 7.2 м. С трех

-18-


сторон к церкви примыкали галереи, очень усложненные и расширенные в западной части, где, вероятно, находи­лись лестничная башня и крещальня. Судя по обнаружен­ному на западной стене основанию крестчатого в плане столба, галереи, во всяком случае на некоторых участках, были открытыми, опиравшимися на отдельные столбы. В Десятинной церкви несомненно существовал княжеский балкон - хоры. Об этом свидетельствует найденный при раскопках обломок сложнопрофилированного кирпичного столба, имеющего точно такую же форму, как столбы аркад княжеских хор в Софийском соборе. К сожалению, если даже план храма поддается лишь частичной реконструк­ции, то еще хуже обстоит дело с его объемной композицией. В “Списке русских городов” отмечено, что Десятинная церковь “была о полутретьятцати версех”. Эту фразу обычно понимают как указание на наличие в церкви 25 глав. Однако следует отметить, что “Список...” был внесен в Новгородскую летопись в конце XIV в., т. е. тогда, когда Десятинная церковь уже стояла в руинах. Очень возможно, что под словом “верхи” составитель “Спи­ска...” имел в виду не главы, а своды.
        Раскопки Десятинной церкви показали, что здание было возведено из плоских кирпичей византийского типа. Такие кирпичи в древнерусских письменных источниках именовали плинфами. Кладка велась на известковом растворе с примесью толченой керамики - цемянки - и была исполнена так, что на фасад здания ряды кирпичей выходили через один - промежуточный ряд был немного отодвинут в глубь кладки и прикрыт снаружи слоем раствора. Такая кладка, называемая обычно кладкой со скрытым рядом, имела как производственно-техническое, так и художественное значение, обеспечивая возможность живописно-декоративного оформления фасадов.
        В Десятинной церкви кладка со скрытым рядом была обнаружена в частях здания бесспорно изначального про­исхождения. Следовательно, она использовалась здесь уже в конце X в. Между тем в Византии подобная система кладки была известна в памятниках не древнее середины XI в. Данное обстоятельство заставляло сомневаться в ви­зантийском происхождении такой техники. В настоящее время этот вопрос перестал вызывать сомнения, поскольку в Византии примеры кладки со скрытым рядом уже обна­ружены в памятниках первой половины XI в. и исследо­ватели уверены, что указанная система была изобретена

-19-


Чернигов. Спасский собор. План.

еще раньше, видимо во второй или третьей четверти X в. Более того, все ученые сходятся на том, что кладка со скрытым рядом свидетельствует не просто о византийской, но именно о столичной, константинопольской строительной традиции.
        Десятинная церковь несомненно являлась дворцовой церковью и рядом с нею, по-видимому, в те же годы было возведено несколько кирпичных дворцовых зданий. Остатки фундаментов не дают возможности представить даже приблизительно, их первоначальный облик, но во всяком случае очевидно, что это были не жилые, а парадные помещения. Жилые же дворцовые постройки либо составляли второй этаж каменных дворцов, либо находились рядом с ними и были, вероятно, деревянными. На площади у Десятинной церкви поставили “4 кони медяны” - трофейные скульптуры, вывезенные из Корсуни. Примерно одновременно были построены кирпичные ворота для въезда на территорию укрепленной части города.
        Так, в конце X в. в центральной части Киева был создан первый на Руси ансамбль монументальной каменно-кирпичной архитектуры, что сразу же резко выделило Киев среди всех прочих русских городов, подчеркнув его роль как столицы сложившегося государства. После этого строи-

-20-


Чернигов. Спасский собор. Реконструкция западного фасада.
По Ю. С. Асееву.

тельство в Киеве прервалось, а византийские мастера, видимо, вернулись на родину.
        Следующий этап монументального строительства на­чался на Руси в 30-х гг. XI в. Страна была в это время раз­делена на две части между сыновьями князя Владимира - Мстиславом и Ярославом. Раньше началось строительство в стольном городе Мстислава - Чернигове, где был зало­жен Спасский собор. Письменные источники не сообщают времени начала строительства, но к 1036 г., когда умер князь Мстислав, стены собора были выстроены на высоту, “яко на кони стояще рукою досящи”. Был ли собор достроен тогда же или после смерти Мстислава в строи­тельстве наступил перерыв, неизвестно.
        Спасский собор в Чернигове сохранился до наших дней почти целиком. В плане он представляет собой трехнефное здание, близкое по схеме Десятинной церкви, но обладающее в восточной части, т. е. перед апсидами, дополнительным членением (так называемая вима), что характерно для

-21-


памятников константинопольской архитектуры. В нижней части собора на северном и южном фасадах частый ритм наружных членений не совпадает с ритмом членений второго яруса. Удлиненность здания, а также наличие внутренних аркад в северной и южной сторонах подкупольного пространства напоминают купольную базилику, хотя завершающие части здания имеют четкую крестовокупольную схему сводов. Ощущение продольной вытянутости в интерьере еще подкрепляется наличием хор на деревянных балках, идущих вдоль всего здания над его северным и южным нефами. Собор увенчан пятью главами. Раскопки показали, что к восточным его углам примыкали небольшие часовни, а к юго-западному (симметрично сохранившейся круглой лестничной башне у северо-западного угла) был пристроена двухэтажная крещальня. Таким образом общая композиция Спасского собора имела пирамидный характер. Обращает на себя внимание чрезвычайно нарядная кирпичная разработка фасадов здания.
        Очень возможно, что строители Спасского собора хотели в какой-то мере повторить схему Десятинной церкви - первого монументального христианского храма Руси Видимо, и мастера приехали в Чернигов из той же столичной византийской строительной организации.
        Вскоре после черниговского Спасского собора бы возведен Софийский собор в Киеве. Вопрос о времен построения этого храма давно уже вызывает споры среди исследователей. Существует ясное свидетельство “Повести временных лет” о закладке собора в 1037 г. Однако в Новгородской и нескольких более поздних летописях указанное событие отнесено к 1017 г. Анализ политической обстановки и различных косвенных данных приводит к выводу, что Софийский собор был заложен действительно в 1037 г, а до этого в Киеве существовал деревянный собор с тем же названием.
        После смерти князя Мстислава Ярослав Мудрый сосредоточил в своих руках власть над всей Русской землей. Усиление раннефеодального государства и решительное поражение, нанесенное печенегам, резко повысили роль Киева как стольного города мощной державы. Укрепленная территория была значительно увеличена постройкой гигантских оборонительных валов с деревянными стенам на них. В этой обстановке в Киеве развернулось и широкое каменно-кирпичное строительство. Очевидно, что для его организации Ярослав Мудрый смог получить из Византии

-22-


достаточно сильную артель, которую, вероятно, подкре­пили еще мастерами, работавшими в Чернигове. Строи­тельная техника и архитектурные формы Софийского собора не оставляют сомнений в том, что строители при­были из Константинополя и отражают традиции столичной византийской архитектуры. Однако огромный размах про­веденных работ нельзя было осуществить силами одних только приезжих мастеров, а это позволяет думать, что к делу были широко привлечены и русские строители. Вы­сокий уровень киевского гончарного ремесла значительно облегчал задачу создания местных строительных кадров. К окончанию возведения Софийского собора, что, видимо, произошло в начале 40-х гг. XI в., киевская артель несом­ненно стала уже отлаженным механизмом, в котором наряду с греками значительную роль должны были играть и их русские ученики.
        Софийский собор - большой пятинефный храм с крестовокупольной системой сводов (точнее - схема вписан­ного креста). С восточной стороны он имеет пять апсид, а с остальных трех - галереи. Галереи эти двухэтажные; снаружи к ним примыкает еще ряд галерей, одноэтажных, но более широких. В западную наружную галерею вкомпонованы две башни, в которых размещены лестницы для подъема на хоры. Общий размер основного здания собора: длина 29.5 м, ширина 29.3 м, а вместе с галереями - соот­ветственно 41.7 и 54.6 м. Величина подкупольного квад­рата около 7.6 м. В соборе имеются хоры, открывающиеся в центральное, крестообразное в плане пространство двухъярусными тройными аркадами, опирающимися на два профилированных столба. Хоры очень обширные: 260 м2 при общей площади основного здания собора около 600 м2. Помимо центральной главы на мощном барабане, прорезанном большими окнами, есть четыре меньшие, размещенные по диагоналям от главной, а к ним примы­кают еще меньшие. Всего у собора 13 глав, не считая завер­шений башен.
        Здание имеет четко выраженную пирамидальную композицию, которая придает памятнику величественность и цельность. Основные декоративные элементы фасадов - двухуступчатые ниши и окна, тонкие колонки на апсидах, выложенные из плинфы меандры и кресты. Однако наибольшую декоративность фасадам сообщает живописная структура кладки со скрытым рядом и полосами необрабо­танного камня. В настоящее время Софийский собор сна-

-23-


Планы Софийских соборов.
1 - киевского, 2 - новгородского, 3 - полоцкого.

ружи оформлен в стиле украинского барокко, древнюю поверхность его стен можно видеть только на нескольких участках, где специально снята штукатурка.
        Интерьер Софийского собора менее подвергся искажениям и сохранил значительную часть своего первоначального убранства. Центральная часть здания - подкупольное пространство и главная апсида - покрыта великолепной мозаичной живописью, тогда как боковые части украшены фресками. Интерьер собора даже сейчас производит сильнейшее художественное впечатление, несмотря на что полностью исчезли богатый мозаичный набор, некогда покрывавший его пол, алтарная преграда, светильники, украшавшие здание ткани и прочие элементы убранства.
        Несомненно, что Софийский собор был создан как центральный памятник зодчества Киевской Руси, как памятник, который должен был укрепить влияние новой религии и государственной власти, отразить мощь и величие моло-

-24-


Киев. Софийский собор. Интерьер. Аркада хор.

-25-


дого государства. О том, что именно такие задачи поставили перед зодчими, можно судить хотя бы по “Слову о законе и благодати”, написанному пресвитером Иларионом вскоре после построения собора. О Софийском соборе Иларион писал как о “церкви дивной и славной всем окружным странам, яко же ина не обрящется во всем полунощи земиемь от востока до запада”. Действительно, Софийский собор даже сейчас, в перестроенном и искаженном виде, стоящий среди многоэтажных зданий современного города, производит неизгладимое впечатление. Можно предста­вить, как воздействовал он на современников, громадой вздымаясь среди невысоких деревянных построек древнего Киева!
        Интерьер собора, несмотря на четкость построения, производит впечатление очень сложного и живописного. Проходя по зданию, зритель видит раскрывающиеся перед ним различные панорамы. В здании явно выделены два аспекта обозрения интерьера. Князь и его свита, стоя на хорах, видят потоки света, льющиеся сквозь окна бара­бана и заставляющие сверкать золотые фоны мозаики. В то же время остальные люди, стоящие внизу, находятся в полузатененном пространстве, и княжеские хоры ка­жутся им, как и изображения святых, в недосягаемо прекрасном мире. Тонко продуманную композицию ин­терьера Софийского собора уже не раз отмечали исследователи.
        Строителями Софийского собора были константино­польские мастера. Кроме общеисторических соображений об этом свидетельствуют и использованные в здании ти­пично византийские строительно-технические и худо­жественные приемы. Однако сравнение Софийского собора с одновременными ему византийскими памятниками показывает, что прямых аналогий ему ни в Константи­нополе, ни в других византийских городах нет. Визан­тийские храмы того времени, как правило, небольшие, трехнефные, одноглавые, тогда как киевский Софийский собор имеет огромные размеры, он пятинефный и многоглавый. Различия эти объясняются прежде всего тем, что киевский собор должен был стать главным храмом сложив­шегося на Руси мощного раннефеодального государства, и естественно, что ему хотели придать грандиозность. Храм должен был вмещать большое количество людей, служить основным городским храмом. В Византии к дан­ному времени процесс развития феодальных отношений

-26-


Киев. Софийский собор. Реконструкция восточного фасада.

Киев. Софийский собор. Фрагмент центральной апсиды.

-27-


Киев. Софийский собор. Интерьер. Центральный купол.

зашел уже очень далеко и церкви строили как замкнутые вотчинные или монастырские храмы, предназначенные для незначительного числа молящихся. Таким образом, кон­стантинопольские церкви и киевский Софийский собор отвечали разному социальному содержанию заказа. Но при трехнефной схеме сильно укрупнить здание невоз­можно, ибо это резко увеличило бы диаметр купола и, следовательно, крайне затруднило бы строительство. Поэтому увеличение размеров было выполнено за счет прибавления двух нефов, т. е. вместо трехнефного использовали пятинефный вариант крестовокупольного храма.
        Откуда же появилось нехарактерное для Византии многоглавие? Были попытки связывать многоглавие киев-

-28-


ской Софии, как и всю ее композицию, с традициями языческого деревянного зодчества. С такими взглядами в настоящее время нет необходимости даже спорить. 2) Непонимание специфики и своеобразия ранних киевских храмов, и в частности киевской Софии, объясняется односторонним подходом, не учитывающим реальных усло­вий строительства. Ведь приехавшим в Киев константи­нопольским мастерам была поставлена задача, с которой им не приходилось сталкиваться у себя на родине: им надлежало возвести огромный храм с очень большими по площади хорами, необходимыми для торжественных цере­моний княжеского и епископского дворов. В Константинополе император мог проводить такие церемонии в мно­гочисленных парадных помещениях дворцов, а в случае нужды - и на хорах (эмпорах) Софийского собора, построенного еще в VI в. В Киеве все это нужно было созда­вать именно теперь. Но осветить обширные хоры, закрытые снаружи вторым ярусом галерей, по византийской системе можно было только через окна барабанов глав. И значит, многоглавие киевского Софийского собора имеет прямой функциональный смысл. Конечно, зодчие использовали многоглавие и как художественный прием, создав благо­даря ему торжественную и пышную композицию, но в ос­нове замысла лежала все-таки функциональная задача. Спецификой задания можно объяснить и расширение западной части киевских храмов, поскольку здесь необ­ходимо было разместить крещальни. Большую роль сыграло также применение местных строительных мате­риалов. На Руси не было мрамора, и зодчие привезли с со­бой многочисленные капители, карнизы и другие мрамор­ные детали. Но везти стволы крупных колонн было слиш­ком сложно, и поэтому вместо принятых в Константино­поле мраморных колонн поставили кирпичные столбы, что сразу же резко изменило характер интерьера. Кар­низные плиты, парапеты хор и полы, которые в Византии делали из мрамора, начали исполнять из местного сланца (так называемый красный шифер), имеющего красивый малиново-фиолетовый цвет и, видимо, напоминавшего византийским мастерам излюбленный в их стране пурпур. Кроме шиферных плит для убранства полов стали при­менять мозаику и поливные керамические плитки. Очень вероятно, что использование цилиндрических сводов с подпружными арками, которые в Константинополе обычно возводили не в храмах, а. в инженерных сооружениях (например, цистернах), было вызвано нехваткой опытных каменщиков. Но установка подпружных арок логически

-29-


повлекла за собой применение не квадратных, а кресто­образных в плане столбов, поскольку лопатки столбов служили опорами для этих арок.
        Таким образом, иные задания, иные условия строи­тельства, иные местные материалы привели к сложении памятников совершенно другого, чем в Византии, облика.
        Закончив возведение Софийского собора в Киеве, строители приступили к сооружению Софийских соборов в Нов­городе и Полоцке. Новгородский собор был начат в 1045 г., закончен в 1050 г.; полоцкий возведен, по-видимому, в 50-х гг. XI в. О том, что эти соборы были построены той же артелью киевских мастеров, свидетельствуют их типологическая близость, строительно-технические приемы, си­стема пропорциональных построений и даже многие детали. Опытные строители не повторяли своих старых решений, а многое делали по-новому, исходя из других условий заказа и обстановки. В Новгороде, чтобы ускорить и удешевить строительство, мастера широко использовали местный строительный материал - известняковую плиту. Поэтому стены новгородской и киевской Софии внешне очень сильно различаются, хотя все наиболее ответственные конструкции в Новгороде выполнены, как и в Киеве, из кирпича в технике со скрытым рядом. В Полоцке техника кладки стен полностью совпадает с киевской, но если в Киеве тщательная подрезка швов и обработка поверх­ностей стен имеет место как снаружи, так и изнутри здания, то в Полоцке внутри храма стены оформлены более небрежно: видимо, опытных каменщиков здесь было меньше, и зодчий старался экономить их квалифицированный труд.
        Новгородский Софийский собор полностью сохранился до наших дней, хотя в значительно перестроенном виде. Поэтому его первоначальный облик графически реконструируется достаточно уверенно. От полоцкой Софии уцелели только фрагменты стен, включенные в структуру более позднего здания, и с полной уверенностью можно судить о плановой схеме.
        Новгородский и полоцкий Софийские соборы в общих чертах повторяют плановую схему киевской Софии, но в несколько упрощенном виде. Это пятинефные храмы, но если в Киеве к собору примыкают два ряда галерей, то в Новгороде - только один ряд, а в Полоцке вообще нет галерей 3). У киевского собора пять апсид и две лестничные башни, у новгородского и полоцкого - по три апсиды по одной башне. Киевская София имеет 13 глав, Новгородская - только пять, а в полоцкой, судя по упоминанию

-30-


Новгород. Софийский собор. Реконструкция западного фасада.
По Г. М. Штендеру.

в летописи, их было семь. Хоры новгородского и полоцкого соборов открывались в центральное пространство двой­ными арками, опиравшимися на, один промежуточный столб, тогда как в киевском арки тройные, на двух столбах. Декоративное убранство первых двух соборов также было заметно проще, чем киевского: использовалась только фресковая монументальная живопись; очевидно, органи­зовать на новом месте мозаичное производство было слиш­ком дорого и сложно.
        Связь новгородского и полоцкого соборов с киевским проявляется не только в сходстве, но и в различиях. На­пример, площадь новгородской Софии вместе с галереями Равна площади киевского собора с внутренними галереями. Но так как внутренние галереи киевского собора уже новгородских, то размер основного здания храма в Киеве оказался большим, чем в Новгороде. В Киеве мастера приравняли высоту собора его длине, но в Новгороде при меньшей длине здания собор казался бы слишком при­земистым, и его высоту сделали равной длине вместе с га­лереями. Поэтому новгородский собор имеет гораздо более стройные пропорции. Таким образом, даже указанное

-31-


существенное различие соборов свидетельствует о единстве приемов, которыми пользовались зодчие. Следует отметить, впрочем, что в полоцком храме есть вима, т. е. дополнительное членение между подкупольным пространством и апсидами,- особенность, характерная для столичной византийской архитектуры, но не использованная ни в новгородском, ни в киевском соборах, ни в Десятинной церкви.
        Попытки некоторых исследователей увидеть в Софийских соборах Новгорода и Полоцка другие архитектурные традиции, кроме киевских, не увенчались успехом: ни романского влияния, ни явно выраженных местных художественных форм в них не обнаружено. О том, что в Новгороде и Полоцке работали в основном киевские мастера, хорошо свидетельствует и тот факт, что после возведение Софийских соборов монументальное строительство здесь надолго прекратилось. Очевидно, что достаточно квалифицированных местных кадров строителей ни в Новгороде, ни в Полоцке еще не было.
        Кроме трех Софийских соборов было осуществлено строительство еще нескольких зданий в Киеве: Золотых ворот, церквей Ирины и Георгия. Отсутствие точных сведений о годах постройки этих зданий не позволяет с достаточной уверенностью судить о том, в каком порядке их возводили. Наиболее вероятно, что Золотые ворота были сооружены сразу же после киевской Софии, т. е. еще в первой половине 40-х гг. XI в. Церкви Ирины и Георгия были, видимо, построены несколько позже: в конце 40-х - начале 50-х гг.
        Золотые ворота представляли собой массивную кирпичную башню с проездом, ведшим сквозь оборонительный вал Киева. Над проездом стояла небольшая церковь Благовещения. Конечно, ворота имели военную функцию и были приспособлены к обороне, Но все же основное их назначение не военное, а репрезентативное, идеологическое. Если они и служили для обороны города, то прежде всего с помощью надвратной церкви осуществляя его “небесную” защиту. Это был парадный въезд на территорию города. Даже сами названия зданий, полностью совпадающие с наименованиями соответствующих памятников Константинополя, должны были свидетельствовав о роли Киева как столицы мощного государства: главный храм города - Софийский, дворцовая церковь - Богородицы, главные ворота - Золотые. От Золотых ворот сохранились лишь небольшие участки двух параллельных стенок проезда, но археологические исследования, а также рисунки ворот, исполненные в середине XVII в., позволили

-32-


в общих чертах представить их первоначальную конструк­цию. В 1982 г. над подлинными руинами ворот возведено сооружение, лишь в какой-то мере, обобщенно отвечающее предполагаемому облику древнего памятника. 4)
        Церкви Ирины и Георгия известны только по раско­панным фрагментам их фундаментов, и поэтому судить о их первоначальной композиции можно лишь очень при­близительно. Даже о плановой схеме этих храмов суще­ствуют различные предположения. Большинство исследо­вателей считали, что данные церкви как бы представляли собой значительно уменьшенные варианты Софийских соборов, т. е. были пятинефными храмами без галерей. Однако раскопки фундаментов южной части церкви Геор­гия, проведенные в недавнее время, показали, что фунда­менты южного нефа здесь явно менее мощные, чем цент­ральной части здания, и, следовательно, южное крыло являлось галереей, а не нефом. В таком случае храм был трехнефным, шестистолпным, с двумя боковыми гале­реями - с юга и севера.
        Очевидно, несколько позднее, в 50-х или даже 60-х гг. XI в., были возведены церковь, раскопанная на Владимир­ской улице, и расположенный рядом с нею дворец. Воз­можно, что в это же время в Киеве соорудили кирпичную стену вокруг территории митрополичьей усадьбы. Не иск­лючено, что часть дворцовых зданий, находящихся вблизи Десятинной церкви, была также построена не на рубеже X-XI вв., а позже - в середине XI в.
        Таким образом, в середине XI в. после сооружения киевского Софийского собора на Руси развернулась интен­сивная строительная деятельность. Нам пока неясно, возво­дили ли здания последовательно одно за другим, или же строительная организация была уже настолько мощной, что могла иногда сооружать несколько объектов одновре­менно. Во всяком случае к 60-м гг. строительство во всех русских городах, кроме Киева, прекратилось - вся строительная деятельность сосредоточилась в одном Киеве.
        За период с 60-х гг. XI в. по начало XII в. в Киеве и его ближайших окрестностях было построено семь крупных храмов и несколько более скромных по размерам. Видимо, раньше других был заложен собор Дмитриевского монастыря, в 1070 г. - собор Выдубицкого монастыря, 1073 г. - Успенский собор Печерского монастыря, а вскоре после него - церковь Бориса и Глеба в Вышгороде. Затем был построен собор Кловского монастыря, в 1086 г. - церковь Андрея Янчина монастыря. Около

-33-


1106 г. возведена надвратная церковь Печерского мона­стыря, а в 1108 г. заложен собор Михайловского Златовер­хого монастыря. В эти же годы построили неупомянутые в летописи, но вскрытые раскопками церковь Николы Иорданского, храм в Зарубском монастыре на Днепре, церковь на усадьбе Художественного института и, быть может, церковь в Кияновском переулке. Названными памятни­ками, очевидно, ограничивается число возведенных в это время зданий, хотя не исключена возможность, что какие-либо небольшие постройки того периода еще могут быть обнаружены раскопками. 5) Во всяком случае существен­ного увеличения количества объектов строительства уже нельзя ожидать.
        Судя по письменным источникам и изучению памят­ников в натуре, в XI в. для возведения довольно крупного здания было необходимо примерно 4-5 лет. Так, Успен­ский собор Печерского монастыря построен за 3 года (“и кончана бысть на третьее лето”), хотя фундамент его был заложен еще за год до этого. Менее 5 лет строили собор Михайловского Златоверхого монастыря. Небольшие церкви, вероятно, сооружали быстрее - за 2 - 3 года. Если учесть эти сроки строительства и количество возведенных сооружений, станет ясно, что в Киеве непрерывно рабо­тала одна строительная артель, последовательно перехо­дившая с объекта на объект.
        Памятники второй половины XI в. изучены очень неполно, так как в подавляющем большинстве они не дошли до наших дней. В настоящее время сохранились лишь над­вратная церковь Печерского монастыря и частично собор Выдубицкого монастыря. Во время Великой Отечественной войны погиб собор Печерского монастыря, а несколько раньше был разобран Михайловский Златоверхий собор. Храмы в Вышгороде, Дмитриевского монастыря, на усадьбе Художественного института и в Зарубском мона­стыре известны только по плану их фундаментных рвов. Для церквей Янчина монастыря, Николы Иорданского и в Кияновском переулке не выяснена даже схема плана.
        За исключением собора Кловского монастыря и надвратной церкви Печерского монастыря, все перечисленные памятники (в тех случаях, когда схему их плана оказа­лось возможным установить) - трехнефные шестистолпные крестовокупольные храмы с тремя апсидами. К грандиозным пятинефным композициям типа Софийских соборов зодчие больше не возвращались даже в самых крупных

-34-


постройках. Кладка применялась такая же, как в памят­никах первой половины XI в., - из плинфы со скрытым рядом и поясами цветных необработанных камней. Неиз­менной была и система декоративного убранства фасада - двухуступчатые ниши, полосы меандра, выложенного из плинфы, и пр. Казалось бы, что такая живописная кладка должна была быть открытой для обозрения, однако иссле­дование памятников зодчества XI в. показало, что поверх­ности стен иногда сразу же после их возведения затирали снаружи раствором, оставляя незакрытыми лишь полосы меандра и другие декоративные элементы. К сожалению, пока еще неясно, являлось ли это общим правилом, или же данный прием не всегда применялся. Весьма вероятно, что побелка стен вызывалась как эстетическими представле­ниями той эпохи, так и практическими нуждами - слу­жила защитой кирпичной кладки от разрушения (вывет­ривания). Композиционные решения в памятниках второй половины XI в. становятся более лаконичными, особенно в интерьере, где перестают применять внутренние аркады, что сразу же значительно упрощает облик внутреннего пространства храма. Церкви этой поры по плановым схемам довольно близки друг другу, хотя среди них встре­чаются и очень крупные (например, церковь Бориса и Глеба в Вышгороде длиной 42 м), и совсем незначитель­ные (церковь на усадьбе Художественного института дли­ной 20 м). Но, несмотря на некоторую стандартность реше­ний, зодчие свободно использовали различные компози­ционные варианты. Так, иногда к западному фасаду храма примыкает крещальня в виде небольшой двухэтажной часовни, а иногда она включена в основной объем здания. Башня для подъема на хоры порой расположена рядом с храмом, но нередко частично или даже полностью вклю­чена в его объем. В зависимости от изменения планового решения несомненно по-разному должны были решаться и верхние части храмов, о чем, к сожалению, сейчас далеко не всегда можно судить.
        От собора Выдубицкого монастыря сохранилась только западная половина здания, тогда как восточная уже в древ­ности обрушилась в Днепр. Несмотря на проведенные здесь раскопки, остается неизвестным, имел ли собор дополнительное членение перед апсидами. В зависимости от этого существуют два варианта реконструкции памят­ника: с обычными и более вытянутыми пропорциями плана. Лестничная башня в Выдубицком соборе сильно утоплена в тело храма и незначительно выступает наружу.

-35-


Киев. Успенский собор Печерского монастыря. План.

Исследование показало, что нартекс собора (вместе с лестничной башней) был построен не одновременно с основным зданием, а несколько позже, хотя, видимо очень скоро. Разновременность частей свидетельствует, однако, не об изменении замысла постройки, а лишь о своеобразной организации работ, при которой здание возводилось в два этапа.
        Вскоре после Выдубицкого собора было начато строительство Борисоглебского собора в Вышгороде, затянувшееся, однако, более чем на 20 лет. Раскопки фундаментов показали, что храм был трехнефным и имел очень вытянутые пропорции плана, поскольку перед апсидами в нем существовало дополнительное членение; таким образом здание было по существу восьмистолпным. Лестничная башня здесь целиком введена в тело здания, занимая его северо-западное членение и совершенно не выступая наружу.:

-36-


Киев. Успенский собор Печерского монастыря. Реконструкция северного фасада. По Н. В. Холостенко.

        Очень большое значение для развития русского зод­чества имел Успенский собор киевского Печерского мона­стыря, заложенный в 1073 г. В “Печерском Патерике” сказано, что для строительства этого здания из Константи­нополя приехали зодчие - “мастери церковнии 4 мужи”. Очевидно, они возглавили местную киевскую строитель­ную артель.
        Собор Печерского монастыря был очень сильно пере­строен в XVII в., а во время Великой Отечественной войны взорван. Обмеры, сделанные до войны, а также исследо­вание руин позволили все же с достаточной полнотой установить его первоначальные формы. Собор явно про­должал традицию, наметившуюся в киевском строитель­стве в предшествующие годы и в значительной степени восходившую к древнейшему памятнику Киева - Деся-

-37-


тинной церкви. Это был трехнефный шестистолпный храм. Западное членение его четко выделено в качестве самостоя­тельного нартекса, к которому с севера примыкала не­большая двухэтажная церковь-крещальня. Собор завер­шался одной главой, а вторая возвышалась над крещальней. Очень вероятно, что для уравновешенности компо­зиции над юго-западным углом храма была возведена третья глава, как это делали позднее в церквах Новгорода. Таким образом, собор представлял собой сложную живо­писную композицию. Основными декоративными эле­ментами фасадов являлись двухуступчатые ниши и окна, полосы кирпичного меандрового орнамента. Внутри собор был некогда богато украшен мозаичной и фресковой жи­вописью, мраморными деталями, имел мозаичный пол. Неподалеку от собора раскопками удалось вскрыть остатки мастерской, где изготовляли смальту для мозаик. Обра­щают на себя внимание чрезвычайная четкость разбивки плана, крупные размеры здания (примерно 35 х 24 м) и очень значительное подкупольное пространство - более 8.6 м, т. е. больше, чем в Софийском соборе. Византийские зодчие, возводившие Печерский собор, по-видимому, вы­нуждены были считаться с требованиями заказчиков, желавших, чтобы здание отвечало тем композиционным формам, которые уже сложились в киевской архитектуре.
        Вскоре после завершения строительства Успенского собора игумен Печерского монастыря Стефан в результате конфликта покинул монастырь и основал новый - на окраине Киева, на Клове. Монастырь был назван Бого­родичным Влахернским - по константинопольскому об­разцу. Очень вероятно, что собор Кловского монастыря строили те же мастера, которые до этого возвели Печерский собор. Кловский собор сохранялся в полуразрушенном состоянии до XVIII в., а затем был разобран. В настоящее время удалось вскрыть раскопками лишь часть его фунда­ментных рвов. По результатам археологических исследований было предложено несколько вариантов реконструк­ции плана здания. Согласно наиболее убедительной из них, это был крупный храм с галереями; центральная его часть завершалась огромным куполом, опиравшимся на восемь опорных столбов. Купол в диаметре достигал примерно 9.6 м, т. е. был самым большим во всем русском зодчестве домонгольского времени. Возведение такого купола, видимо, было сопряжено с трудностями, поскольку завершение строительства затянулось до 1108 г., когда

-38-


“кончаша верх святые Богородица Влахерны на Клове”. Тип храма с куполом на восьми опорах до этого ни разу не был применен на Руси, хотя в византийской архитек­туре он хорошо известен, главным образом в тех случаях, когда хотели завершить храм куполом большого диаметра. Вероятно, такой была цель зодчих и при строительстве Кловского собора. При этом они посчитали возможным (очевидно, с согласия заказчика) отказаться от уже сложившейся в Киеве традиции и возвести здание по тому типу византийского храма, который не был принят в рус­ском зодчестве. В дальнейшем данный тип не получил распространения на Руси; Кловский собор остался здесь единственным его представителем.
        Следующий по времени возведения крупный киевский храм - собор Михайловского Златоверхого монастыря (1108 г.) - продолжал ту линию развития архитектуры, которую представлял Успенский собор Печерского монастыря. Сильно перестроенное здание Михайловского собора достояло до 30-х гг. XX в. Судя по чертежам и опи­саниям, храм сохранял все основные особенности киев­ских памятников второй половины XI в. Как и в Печерском соборе, здесь к западному членению примыкала (но не с севера, а с юга) маленькая церковь, вероятно крещальня. Лестничная башня не выступала наружу, а размещалась в северном членении нартекса. Храм имел одну главу, хотя у башни и крещальни, видимо, были самостоятельные главы. Собор отличался богатым внутренним убранством: апсиду его украшала мозаичная живопись, а остальные части - фрески. При разборке здания большая часть мо­заик и фресок была снята со стен и перенесена в музеи.
        В первые годы XII в. в Печерском монастыре построили так называемые святые ворота с надвратной Троицкой церковью. Сохранившееся до наших дней (оформленное снаружи в духе пышного украинского барокко) сооруже­ние представляет собой квадратную в плане башню с проез­дом внизу и небольшой четырехстолпной церковью на­верху. Апсиды церкви не выступают наружу, а врезаны в толщу восточной стены. Церковь имеет одну главу, а чле­нения ее фасадов завершены закомарами.
        Кроме перечисленных построек известны вскрытые раскопками остатки еще двух церквей: на усадьбе Худо­жественного института в Киеве и в Зарубском монастыре на Днепре. Время возведения их неизвестно, но, судя по схеме плана и технике кладки, это вторая половина XI -

-39-


начало XII в. Завершает серию киевских памятников дан­ной строительно-технической и художественной традиции церковь Спаса на Берестове. Годы ее постройки не отме­чены в летописях, но связь храма с родом Мономаха позволяет считать, что здание возведено в тот период, когда Владимир Мономах был киевским князем, т. е. между 1113 и 1125 гг. Западная часть церкви сохранилась до наших дней почти на полную высоту, включенная в состав более поздней постройки. Остальные участки древнего здания уничтожены и известны по результатам раскопок их фундаментов. Церковь была шестистолпной, трехнефной; ее западная часть отделялась от остального поме­щения, четко формируя нартекс, к которому примыкали с юга лестничная башня, а с севера - крещальня. Башня и крещальня значительно выступали наружу от боковых стен основного корпуса храма. Наряду с традиционными чертами, сближавшими Спасскую церковь с предшествую­щими киевскими памятниками, она имела особенности, свидетельствующие о новых тенденциях. Так, перед всеми тремя ее порталами находились притворы. Уцелевшие на западной стене храма следы примыкания притвора позво­ляют определить, что он был перекрыт сводом трехло­пастного очертания. В местах перелома кривизны свод этот опирался на деревянные балки. Наличие трехлопаст­ного свода над притвором, как и ряд косвенных признаков, заставляют предполагать, что и завершение фасадов зда­ния могло иметь усложненные очертания, быть может тоже трехлопастной формы. В стенах церкви в отличие от остальных киевских памятников камни были использованы только в забутовке и нигде не выходили на фасады, сло­женные исключительно из кирпичей в технике со скрытым рядом. Стены храма декорированы двух- и трехуступчатыми нишами, кирпичными полосами меандра, крестами.
        Так развивалось русское зодчество от конца X до на­чала XII в. Каково же его соотношение с византийским? Насколько самостоятельным было зодчество Киевской Руси? Для историков архитектуры дореволюционного вре­мени такой вопрос даже не возникал. По их мнению, поскольку древнейшие памятники Киева строили грече­ские мастера, то и архитектура Киевской Руси является провинциальным вариантом византийского зодчества. Но так можно было думать лишь до тех пор, пока были плохо изучены памятники русской архитектуры и еще хуже - византийской. Исследование же их привело к выводу, что

-40-


Киев. Церковь Спаса на Берестове. Фрагмент фасада.

-41-


памятники Киевской Руси вовсе не идентичны византий­ским, что в Киеве строили храмы, не имеющие аналогий в Византии. И тогда возникла иная, противоположная точка зрения, согласно которой влияние Византии на развитие русской архитектуры было минимальным, а осно­вой развития здесь являлись собственные древние тради­ции деревянного зодчества. Дальнейшие исследования пол­ностью опровергли обе теории. В настоящее время в трудах таких ученых, как Н. Н. Воронин, В. Н. Лазарев, Д. С. Ли­хачев, изложена объективная оценка роли византийского влияния на развитие русской культуры, и в частности архитектуры. 6)
        Несомненно, что византийские зодчие неоднократно приезжали на Русь и вели здесь строительство. Так, с византийскими мастерами связано возведение Десятин­ной церкви в Киеве в конце X в., черниговского Спасского и киевского Софийского соборов в 30-х гг. XI в., Успенского собора Печерского монастыря и собора Кловского мона­стыря в 70-80-х гг. XI в. И все же, несмотря на это, памятники зодчества Киевской Руси не совпадают с визан­тийскими, очень существенно от них отличаясь. Чем можно объяснить эти различия и самостоятельность рус­ских памятников?
        Предположение, что византийские зодчие, приехав на Русь, привлекли к строительству местных плотников, кото­рых они переучили на каменщиков, не выдерживает кри­тики. Каменщики и плотники - совершенно различные квалификации, и выучить на каменщиков (работавших в кирпичной технике) гораздо легче гончаров, чем плот­ников. Поэтому традиции деревянного зодчества суще­ственной роли играть здесь не могли. Причины своеобра­зия русских памятников в другом - в совершенно иной обстановке строительства.
        Византийские зодчие имели за своими плечами огром­ный традиционный опыт и в строительном ремесле, и в создании культовых зданий - церквей. Но, приехав на Русь, они столкнулись с необходимостью решать здесь совершенно новые задачи. Прежде всего это было связано с полученным ими заданием. Так, в ряде случаев тре­бовалось возводить храмы с очень обширными хорами, что не было характерно для византийских церквей того времени. В стране, относительно недавно принявшей хри­стианство, значительно большую роль, чем в Византии, должны были играть помещения крещален. Все это застав­ляло византийских зодчих принимать новую, несвойствен-

-42-


ную Византии плановую схему здания. Кроме того, зодчие столкнулись и с непривычными строительными материа­лами.
        Таким образом, своеобразие задания, наличие или от­сутствие определенных строительных материалов, местные условия уже на самых первых порах вызывали иные архитектурные решения, приводили к созданию зданий, непохожих на те, которые зодчие строили у себя на родине. К этому следует добавить, что они должны были считаться со вкусами заказчиков, воспитанных в традициях и эсте­тических представлениях деревянного строительства. В дальнейшем именно данные особенности памятников стали отправными пунктами, на которые ориентировались строители следующего поколения. Церковный авторитет древнейшего христианского храма Руси - Десятинной церкви, а позднее “богосозданной” Успенской церкви Печерского монастыря не позволял зодчим отходить от сложившейся традиции. В тех же случаях, когда визан­тийские мастера все-таки отступали от киевской традиции, как например при постройке собора Кловского монастыря, созданные ими здания не оказывали существенного влия­ния на развитие киевского зодчества.
        Так сложилось и развивалось зодчество Киевской Руси. И хотя это зодчество возникло на базе византийской архитектуры, оно даже на самой ранней стадии имело очень своеобразный характер и уже во второй половине XI в. выработало собственные традиции, получило свой, киевский, а не византийский путь развития.

-43-


СЛОЖЕНИЕ АРХИТЕКТУРНЫХ ШКОЛ (XII в.)

        В течение почти всего XI в. Киев был единственным городом Руси, где имелась строительная организация, способная возводить монументальные здания. В Новгороде и Полоцке строительство велось теми же киевскими мастерами, собственных кадров строителей там еще не существовало. Лишь в Переяславле в конце XI в. появилась вторая строительная артель.
        Переяславль - один из крупнейших древнерусских городов - приобрел особое военно-политическое значение в конце XI в., когда он превратился в основной оплот, прикрывавший Киевскую землю и Среднее Приднепровье от половецких вторжений. В это время по инициативе энергичного переяславльского епископа Ефрема, а не­сколько позднее - и князя Владимира Мономаха здесь развернулось широкое строительство. Летопись сообщает под 1089 г. о постройке в Переяславле церкви Михаила, “каменного города” и ворот с надвратной церковью Фе­дора, церкви Андрея “у ворот” и каменного здания бани; под 1098 г. упоминается о постройке церкви Богородицы на княжеском дворе. Ни один из переяславльских памят­ников не дожил до наших дней, и известны они только по письменным источникам и результатам раскопок. В итоге деятельности археологов в Переяславле удалось вскрыть не только все постройки, упомянутые в летописи, но еще два небольших храма, а вне города - следы малень­кой церкви на р. Льте (Летская божница). Кроме того, сохранились руины церкви в Остерском городке, также, видимо, относившейся к переяславльской группе памят­ников.
        Таким образом, за сравнительно короткий период в Переяславльской земле было возведено не менее девяти монументальных зданий. Даже само количество построек явно показывает, что строительство не могло быть выполнено приезжими киевскими мастерами; очевидно, здесь работала какая-то другая строительная артель. Это под­тверждается рядом своеобразных особенностей строитель­ной техники (например, характер формовки кирпичей), несвойственных архитектуре Киева. Даже типы церквей были иными: если в Киеве возводились в основном трехнефные шестистолпные храмы, то в Переяславле - глав­ным образом бесстолпные и двухстолпные храмики. По качеству строительства и богатству отделки памятники Переяславля не уступали киевским, причем богатейшая

-44-


Планы храмов.
1 - церковь в Остерском городке; 2 - Переяславль, Спасская церковь; 3 - Переяславль, Михайловская церковь; 4 - Переяславль, церковь на Советской улице; 5 - Переяславль, церковь Андрея.

-45-


отделка выполнялась местными силами, о чем свидетель­ствует найденная при раскопках стеклоделательная ма­стерская, где изготовляли смальту для мозаик.
        Центральный храм Переяславля - Михайловская цер­ковь. Раскопки показали, что это было крупное здание с очень своеобразным планом. Храм пятинефный, причем его боковые нефы и нартекс отделялись от центрального пространства стенами и соединялись с ним широкими проемами с аркадами. Купол поддерживали четыре очень массивных квадратных в плане столба (со сторонами около 3 м). С востока расположена одна большая апсида. Храм имел с трех сторон притворы. Внутри он был рос­кошно украшен: раскопками обнаружены остатки велико­лепных мозаичных полов, фрагменты фресковой росписи. Размер сторон подкупольного пространства около 5.8 м, а общие размеры здания (без притворов) 33 х 27 м. Почти сразу же по окончании постройки Михайловской церкви к ней пристроили целый комплекс усыпальниц, превра­тивший здание в сложный архитектурный ансамбль.
        Другие церкви, раскопанные в Переяславле, были небольшими. Все они одноапсидные. Одна из церквей - Спасская - имела два столба; с запада к ней примыкал нартекс. В церкви и около нее обнаружено большое коли­чество погребений, некоторые - в каменных саркофагах; очевидно, это была церковь-усыпальница. Пол ее был вымощен поливными керамическими плитками, а стены расписаны фресками. Как редкое исключение при раскоп­ках найдены оставшиеся после пожара остатки утвари - бронзовые люстра и подсвечник.
        Остальные переяславльские церкви представляют собой различные варианты бесстолпных храмиков. Боль­шой интерес вызывают остатки кирпичных ворот, над которыми, судя по летописи, стояла надвратная церковь. Остатки стен “каменного города” не сохранились, так как они, видимо, стояли на земляных валах, а вершины этих валов были полностью срыты в начале XIX в.
        Редкий памятник - гражданская постройка, состоя­щая из двух помещений, пол которых был расположен несколько ниже уровня земли. В постройке обнаружены фрагменты богатого убранства интерьера - многочислен­ные кубики смальты от мозаик пола и стен, мраморные детали, в том числе целая капитель из проконесского мрамора, обломки оконных стекол. Здесь же найдены керамические водопроводные трубы. По-видимому, это остатки бани, построенной епископом Ефремом.

-46-


        К кругу переяславльских построек примыкает и цер­ковь в Остерском городке, сохранившаяся лишь частично. По плану она очень близка переяславльской Спасской церкви-усыпальнице, но ее два столба размещены в запад­ной части помещения, тогда как в Спасской они сдвинуты ближе к восточной стене. В алтарной части Остерской церкви сохранились фресковые росписи.
        Откуда появились в Переяславле собственные кадры строителей? Организация самостоятельной архитектурно-строительной артели в Переяславле, очевидно, связана с греческими зодчими. Известно, что Ефрем, ставший переяславльским епископом в 1077 г., до этого жил в Константинополе и, вероятно, имел возможность пригла­сить оттуда мастеров. О византийских традициях свиде­тельствуют постройка в Переяславле каменной бани, о которой летописец записал: “Сего же не бысть преже в Руси”, и находка при раскопках бани капители, испол­ненной в Греции. Наконец, решающим доказательством прямого участия византийских зодчих являются некоторые особенности плановой схемы главного переяславльского собора - Михайловской церкви, - совершенно не приме­нявшиеся до этого на Руси, но хорошо известные в кон­стантинопольских памятниках. Система кирпичной кладки (из плинфы со скрытым рядом и с прослойками необрабо­танных камней) в Переяславле совпадает с киевской, но это ни о чем не говорит, поскольку такая система в это время применялась и в Киеве, и в Константинополе. И все же, несмотря на явные признаки работы визан­тийских зодчих, в памятниках Переяславля имеются черты, свидетельствующие о том, что здесь учитывали уже и опыт киевских строителей (например, в применении красного шифера). Очень вероятно, что в переяславльском строительстве совместно участвовали как византийские, так и русские мастера.
        К сожалению, датировка переяславльских памятников пока еще очень приблизительна. Количество возведенных сооружений дает основание полагать, что вся строительная деятельность здесь продолжалась около 25 - 35 лет и, таким образом, охватывала не более чем полтора десятиле­тия в конце XI в. и два десятилетия XII в. После этого строительная артель в Переяславле по каким-то причинам перестала функционировать.
        Таким образом, на рубеже XI-XII в. на Руси сущест­вовали уже две самостоятельные организации - в Киеве и Переяславле. Наличие опытных кадров строителей дало возможность князю Владимиру Мономаху осуществить

-47-


строительство соборов в новых, быстро растущих полити­ческих центрах - Суздале, Владимире, Смоленске. Зод­чие, построившие эти соборы, несомненно были присланы из Киева или Переяславля. Это подтверждает, в частности, техника кладки Суздальского собора, небольшой участок руин которого удалось обнаружить раскопками. В Суздале, Владимире и Смоленске было построено всего по одному зданию; закончив работу, зодчие возвратились обратно, и монументальное строительство в этих городах прерва­лось.
        Однако наступал новый период русской истории - развивался процесс феодального дробления страны, сложе­ния и роста новых административных и экономических центров, новых территориальных образований. Созрели условия, при которых нужда в собственных кадрах строи­телей стала актуальной для нескольких крупных русских городов, превратившихся в столицы мощных княжеств. Здесь были созданы собственные строительные артели. В Новгороде монументальное строительство развернулось уже в самые первые годы XII в. Чуть позже сложились строительные организации в Галицкой земле, а затем во Владимиро-Суздальской и Полоцкой. Начинался новый этап в развитии русской архитектуры - период сложения самостоятельных архитектурных школ.

* * *

Развитие русской архитектуры в XII в.происходило совер­шенно по-иному, чем в XI в. В это время вся Русь уже была охвачена процессом феодального дробления. Этот процесс начался еще во второй половине XI в., но на рубеже XI - XII вв. был несколько приостановлен в связи с трагической обстановкой, сложившейся в Южной Руси в условиях половецких набегов. С 20 - 30-х гг. XII в. дробление страны пошло более ускоренными темпами. Рост политического значения крупных русских городов, ставших центрами самостоятельных княжеств, и укрепле­ние экономики создали необходимые предпосылки для сложения в них кадров собственных мастеров-строителей.
        Следует отметить, что объекты монументального строи­тельства той поры создавались исключительно по заказу князей или церкви. Лишь со второй половины XII в. в некоторых центрах к ним постепенно присоединились крупные бояре или корпорации ремесленников и торгов­цев. Таким образом, памятники монументального зодче-

-48-


ства возводились, как правило, по заказам светских или духовных властей определенной территории - княжества. Естественно, что в тех случаях, когда в княжестве не было собственных строителей, приглашали мастеров из той земли, с которой данное княжество находилось в наиболее тесных политических или церковных отношениях. Поэтому архитектурные связи различных русских земель оказыва­лись зависимыми от военно-политических или династиче­ских союзов княжеских родов. В результате картина расчленения более или менее единой киевской архитек­туры на различные архитектурные школы очень близко соответствовала политической обстановке, сложившейся в то время на Руси. Там, где политические связи продол­жали оставаться достаточно прочными, расхождение между архитектурными школами шло медленно. Разрыв этих связей и установление враждебных отношений между княжествами почти всегда отражались и на архитектуре.
        Многие русские земли в течение всего XII в. продол­жали в архитектурном отношении следовать за Киевом. Обаяние киевских традиций было настолько большим, что продолжало сказываться даже и тогда, когда сам Киев практически потерял значение руководящего политиче­ского центра. Поэтому, несмотря на наличие собственных мастеров-строителей, некоторые центры княжеств продол­жали развивать архитектуру, почти полностью аналогич­ную киевской. Зодчество ряда княжеств (Киевское, Черни­говское, Рязанское, Смоленское, Волынское) не раздели­лось на самостоятельные школы. В других землях процесс этот шел совсем по-иному, и здесь к середине XII в. сло­жились собственные архитектурные школы, существенно отличавшиеся от киевской. При этом во всех русских землях происходило интенсивное сложение новых форм. Русская архитектура вступала в новый этап своего разви­тия.
        Новый этап в развитии русской архитектуры доста­точно четко сформировался уже в первой половине XII в., когда начали возводить здания, очень сильно отличавшиеся от построек эпохи Киевской Руси. На смену сложным сооружениям с лестничными башнями, галереями, боль­шим количеством глав, обладавшим живописной и дина­мичной композицией, пришли крайне простые здания с четко ограниченными плоскостями фасадов. Даже в том случае, когда постройки имели наружные галереи, общий характер простоты объема не нарушался. Торжественные и пышные многоглавые композиции отошли в прошлое. Их заменили лаконичные уравновешенные памятники,

-49-


увенчанные одной массивной главой. Старая крестовокупольная система сводов сохранилась, но основным типом становятся трехнефные храмы без промежуточных аркад между столбами и с хорами, расположенными лишь в западном членении. Стремление к простому и компактному объему привело к отказу от лестничных башен и замене их узкими лестницами в толще стены. Если в храмах эпохи Киевской Руси зодчий стремился сделать интерьер по возможности более живописным и многообразным, с большим количеством различных аспектов, то в памят­никах XII в. интерьеры делали такими четкими и ясными, чтобы их можно было охватить взглядом сразу из одной точки. Наибольшую законченность они получали в четырехстолпных храмах, где почти квадратный в плане интерьер был строго подчинен центральному подкупольному пространству. Четкость и центричность интерьера сохранялись, однако, и в шестистолпных храмах, по­скольку их вытянутость ощущалась главным образом сна­ружи, в то время как интерьер по существу совпадал с интерьером четырехстолпных церквей, а западное членение отделялось от основного пространства широкой аркой и служило отдельным помещением - нартексом, над кото­рым размещались хоры.
        Однако если таков был общий характер изменений, происходивших в русской архитектуре в первой поло­вине XII в., то формы, в которых эти изменения проявля­лись, в каждой архитектурной школе были иными, имели свой особый характер. Следует отметить, что основной принцип русской архитектуры XI в. - полное соответ­ствие плановой схемы и конструкции здания его внеш­нему облику - сохранился в полной мере и в XII в. То же можно сказать о соответствии строительной техники и декоративных элементов: конструкция, строительные материалы, формы декоративного убранства были для зодчего XII в. так же нерасчленимы, как и для зодчего XI в. Поэтому изменения в технике или переход к применению других строительных материалов сейчас же меняли и всю декоративную систему здания.

* * *

Очень существенные изменения произошли в зодчестве Киева. Уже во второй половине XI в. там постепенно слагались новые приемы, новые эстетические принципы. По памятникам этого времени можно проследить тен­денцию к созданию четких и простых объемов, к упроще-

-50-


нию структуры интерьера. Наиболее ярким примером проявления данной тенденции был Успенский собор Печерского монастыря. Однако переход от памятников типа Успенского собора к новому типу храма произошел все же не постепенно, а скачком - резко изменились как общий облик и архитектурные формы сооружений, так и их строительная техника. При этом технические и художест­венные изменения были безусловно тесно взаимосвя­заны.
        Новый тип киевского храма - очень простая по объем­ному решению четырехстолпная церковь. На первых порах она имела с запада нартекс, который обычно был открыт в основное помещение, отделяясь от него широкой аркой. Поэтому по плану храм носил характер шестистолпного. Позднее, во второй половине XII в., чаще стали строить храмы сокращенного варианта, т. е. без нартекса, четырехстолпные. На хоры, занимавшие западное членение, вела лестница, размещенная в толще стены; полностью отказа­лись от лестничных башен. Храмы завершаются зако­марами, основания которых расположены на одной высоте и венчаются одной массивной главой. В целом храмы XII в. уравновешены и статичны, сложная живописность компо­зиции памятников XI в. полностью отсутствует. Измени­лась и строительная техника: на смену кладке со скрытым рядом пришла равнослойная техника, при которой все ряды плинф выходят на поверхность стены. Стали широко использовать не применявшиеся ранее крестовые своды. Перешли к другой технике формовки кирпичей. Очень существенно изменились, вернее - сменились, декоратив­ные элементы фасадов. Равнослойная техника кладки не давала таких богатых декоративных возможностей, как кладка со скрытым рядом; и как бы компенсируя этот недостаток, на фасадах появляются новые элементы - аркатурные пояски, полосы поребрика, двух- и трехуступчатые амбразуры порталов. На углах храмов сохраняются плоские лопатки, но промежуточные лопатки фасадов приобретают характер мощных полуколонн, придающих фасадам пластичность. Поверхности стен часто оставляли открытыми, хотя во многих случаях они были затерты раствором. На некоторых памятниках (черниговские Елец­кий и Борисоглебский соборы) отмечено наличие затирки фасадов, по которой произведена разбивка, имитирующая квадры белокаменной кладки.
        Таким образом, в новых храмах резко изменились все компоненты, традиционной осталась лишь типологическая схема здания. Но именно типологическая схема зависит

-51-


не столько от зодчего, сколько от заказчика. Освященный традицией и легендой о чудесном построении Успенский собор Печерского монастыря стал как бы эталоном храма, и церковные власти несомненно требовали, чтобы общий типологический принцип построения этого собора неуко­снительно сохранялся. Резкие же различия во всех осталь­ных компонентах здания - в строительной технике (особенно в системе кирпичной кладки) и в архитектурных формах - свидетельствуют о смене архитектурно-строи­тельной традиции, т. е. смене мастеров. Следовательно, перелом в киевском зодчестве, очевидно, был связан с переходом строительства в руки другой организации.
        Когда же произошла эта смена строительной традиции? Наиболее поздним сохранившимся памятником, в котором еще господствуют старые приемы, является церковь Спаса на Берестове, построенная между 1113 и 1125 гг. Однако собор Федоровского монастыря, заложенный в 1129 г., также был построен в технике кладки со скрытым рядом. 7) Обычно считалось, что к новому типу храмов относится церковь Успения на Подоле в Киеве (так называемая Пирогоща), начатая строительством в 1131 г. и снесенная в 30-х гг. XX в. В недавние годы остатки этой церкви были вскрыты раскопками, и выяснилось, что в основании ее стен и в фундаментах использованы блоки кладки какого-то более раннего здания. Судя по тому, что в кладке здесь применены не только кирпичи, но и крупные камни, кладка древнего здания, видимо, была со скрытым рядом. Очевидно, что построенная в 1131 - 1135 гг. церковь Успе­ния относилась к тому типу киевских памятников, которые продолжали старую традицию. Вероятно, просадка фунда­ментов церкви, вызванная особенностями намывного грунта киевского Подола, произошла довольно скоро, зда­ние разрушилось и было заменено новым. Если это так, то Успенская церковь, стоявшая на Подоле до 30-х гг. нашего века, - не та постройка, о возведении которой упоминает летопись, а новая, относящаяся ко второй половине XII в. К такому выводу склоняет и размер ее кирпичей. Из этого следует, что старая архитектурно-строительная традиция продолжала развиваться в Киеве вплоть до 30-х гг. XII в.
        Между тем в Чернигове памятники зодчества нового типа были построены значительно раньше. Наиболее ран­ним, очевидно, является собор Елецкого монастыря. Его типологическая схема несомненно восходит к Печерскому собору; о преемственной связи с последним говорит даже

-52-


Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Реконструкция западного фасада.

название елецкого собора - Успенский. Однако все харак­терные особенности нового архитектурного направления, нового типа храмов выражены здесь с предельной чистотой и отчетливостью. Об этом можно судить вполне уверенно, поскольку здание сохранилось практически целиком, хотя сильно перестроено и не реконструировано в первоначаль­ных формах.
        Наружный облик собора Елецкого монастыря лаконич­ный и четкий. Перед каждым его порталом, т. е. с трех сторон, некогда имелись небольшие притворы - тамбуры (или, может быть, галереи). В юго-западный угол здания встроена маленькая часовня с собственной апсидкой, никак не выраженная на фасаде. Время возведения собора неизвестно. Большинство исследователей относят его к началу XII в., хотя есть предположения и о более ранней дате - конце XI в. Несомненно лишь, что он был построен князем Олегом Святославичем или его братом Давидом после того, как Чернигов был закреплен за их родом решением Любечского съезда (1097 г.). Косвенные данные позволяют уточнить дату возведения храма: ве­роятно, вскоре после 1113 г.

-53-


        Несколько позже, видимо в 20-х гг. XII в., в Чернигове была построена Борисоглебская церковь, тоже почти пол­ностью сохранившаяся и в недавние годы восстановленная в первоначальном облике. Этой церкви, так же как и Елецкому собору, свойственны все характерные особен­ности храмов нового типа. Церковь имела галереи, которые не были восстановлены при реставрации, ибо их формы не удалось выяснить. При раскопках Борисоглебской церкви найдено несколько белокаменных капителей, по­крытых великолепной резьбой; их место в здании не опре­делено. Очень вероятно, что к началу XII в. относится и черниговская Ильинская церковь, сохранившаяся цели­ком, хотя и в сильно искаженном виде. Она небольшая, бесстолпная, с одной апсидой и примыкающим с запада нартексом. Барабан купола здесь поддерживают подпружные арки, опирающиеся не на столбы, а на пилоны в углах здания. Бесстолпное решение храмов применялось для наименьших по размеру церквей, а также для приделов, примыкающих к большим храмам. Ильинская церковь - единственный во всей русской архитектуре домонгольского периода бесстолпный храм, своды и глава которого сохранились до наших дней. Возможно, что к той же поре относится и терем - небольшая квадратная по­стройка, остатки которой были вскрыты раскопками близ Спасского собора. Терем, видимо, входил в комплекс зданий княжеского двора.
        Таким образом, очевидно, что в начале XII в. в Черни­гове работала какая-то новая, не киевская строительная артель, происхождение которой пока не поддается точному определению. Вопрос о происхождении этой несомненно приезжей артели осложняется тем обстоятельством, что наряду с византийскими традициями (плинфа, раствор с цемянкой) здесь отчетливо проявляются и романские элементы (аркатурные пояса, белокаменная резьба и пр.).
        Вскоре после постройки Елецкой и Борисоглебской церквей эти же мастера возвели два храма в столице Рязанской земли (теперь - городище Старая Рязань), входившей в сферу владения черниговских князей. По плановой схеме и строительной технике обе рязанские церкви по существу идентичны памятникам Чернигова. Так, например, Борисоглебская церковь в Старой Рязани имела три притвора у входов и маленькую встроенную часовню в юго-западном углу, совершенно аналогично собору Елецкого монастыря. По-видимому, из нее проис­ходят найденные при раскопках резные белокаменные детали, видимо, от обрамления порталов. Вторая церковь,

-54-


Чернигов. Борисоглебская церковь.

которую предположительно считают Успенской, не имела притворов. Обе церкви трехнефные, шестистолпные, с полуколоннами на наружных пилястрах. Известны они по результатам раскопок.
        После 1139 г., с переходом на киевское княжение черниговской династии Ольговичей, в Киев перешли и черниговские строители. В начале 40-х гг. XII в. в Киеве была возведена первая постройка нового типа - Кирил­ловская церковь - прекрасный образец шестистолпного храма. К тому же типу относится и несколько меньшая по размерам Георгиевская церковь в Каневе, заложенная в 1144 г. Обе эти постройки полностью сохранились, хотя в настоящее время не производят впечатления памят­ников XII в., так как снаружи сильно переделаны. В Кирилловской церкви уцелели значительные участки древней фресковой живописи.
        Дальнейшее развитие киевского зодчества представ­лено несколькими памятниками, относящимися уже к 70 - 80-м гг. XII в. Такова четырехстолпная церковь Василия (иначе - Трехсвятительская), возведенная в 1183 г. и просуществовавшая в перестроенном виде до 30-х гг. XX в.

-55-


Киев. Кирилловская церковь. План.

Примерно того же времени и вскрытая раскопками малая церковь Зарубского монастыря на Днепре, сменившая собой разрушившийся от оползня храм XI в.; она также была небольшой четырехстолпной. Судя по формату кир­пичей, очень вероятно, что к 70-м гг. XII в. следует отнести и церковь Успения Пирогощу, построенную на месте более ранней рухнувшей постройки; учитывая неблагоприятные качества подольского грунта, вызвавшие разрушение храма 1131 г., новое здание возвели на фунда­ментах, имевших глубину более 4 м. По-видимому, в 70- 80-х гг. XII в. была построена маленькая четырехстолпная церковь в г. Юрьеве - центре Юрьевской епископии (ныне - Белая Церковь). 8) Наконец, раскопками в Киеве обнаружена еще одна постройка, которая, судя по деталям строительной техники, тоже может быть датирована тем же

-56-


Киев. Кирилловская церковь. Аксонометрический разрез.

периодом, - Ротонда. Постройка совершенно необычна по плану - она круглая (диаметром около 20 м), с одним столбом в центре. Назначение Ротонды пока не выяснено; есть предположение о дворцовом характере сооружения, но более вероятно, что это католическая церковь, обслужи­вавшая проживавших в Киеве иноземцев.
        Очевидно, киевские мастера строили в это время и в Чернигове. Во всяком случае существенной разницы между памятниками двух названных городов не заметно. К тому же в летописи отмечено, что заказчиком построен­ных в Чернигове Михайловской и Благовещенской церквей был черниговский князь Святослав Всеволодич, ставший в 1177 г. киевским великим князем. Естественно, что это позволяло ему легко перебрасывать строителей из

-57-


одного города в другой. Раскопками в Чернигове были вскрыты остатки обоих упомянутых храмов, а также руины ворот, видимо связанных с комплексом Спасского собора. Михайловская церковь, заложенная в 1174 г., оказалась небольшой четырехстолпной постройкой. 9) Завершенная в 1186 г. Благовещенская церковь - довольно крупный шестистолпный храм с галереями. Судя по мощности наружных пилястр с примыкающими к ним полуколон­нами, галереи были в данном случае не одноэтажными, а поднимались на всю высоту здания. Это обстоятельство выделяло Благовещенскую церковь среди прочих памят­ников второй половины XII в. и, сохраняя традиционную схему трехнефного собора, сближало с пятинефными храмами XI в. Вряд ли могут быть сомнения, что такое композиционное решение было продиктовано заказчиком и связано с великокняжескими амбициями князя Свя­тослава. В центральной части храма найдены остатки мозаичного пола, что для XII в. уже редкое исключение.
        Влияние киево-черниговского зодчества сказалось и на архитектуре Переяславля. Старая переяславльская строи­тельная артель по каким-то причинам прекратила существование, но несколько позднее строительство здесь во­зобновилось, видимо, при участии киевских зодчих. Очень вероятно, что это произошло в 40-х гг. XII в., когда они освободились, завершив строительство Георгиевской церкви в Каневе. Раскопками в Переяславле обнаружены остатки двух памятников, исполненных уже не в старой технике кладки со скрытым рядом, а в равнослойной технике. Воскресенская церковь - трехнефный шести­столпный храм с лестницей для подъема на хоры, размещенной в толще стены. Однако эта церковь все же не полностью повторяет киевские формы: наружные ло­патки ее плоские, а средняя пара столбов имеет не крест­чатую, а шестигранную в плане форму. Другая переяславльская церковь была обнаружена на месте, где преж­де стояла деревянная Успенская церковь. Она маленькая, бесстолпная, с одной апсидой и с полуколоннами на наружных пилястрах. Руины этого памятника сейчас сохраняются в подвале более позднего здания, возведен­ного на данном месте. О том, что две упомянутые переяславльские постройки возведены строительной организа­цией, в которой наряду с киевлянами участвовали и старые переяславльские плинфотворители, свидетельствуют осо­бенности формовки кирпичей.
        В середине XII в. князь Мстислав Изяславич забрал всех переяславльских строителей на Волынь, и монумен-

-58-


тальное строительство в Переяславле прекратилось. В 1156-1160 гг. во Владимире-Волынском построен центральный городской храм - Успенский собор. Он был искажен при перестройке в XVIII в., но в 1900 г. реставри­рован в первоначальных формах. Собор настолько близок киевским и черниговским памятникам, что различия здесь имеются лишь во второстепенных деталях. Очевидно, зодчим было дано твердое задание - не отходить от киев­ских образцов. О работе здесь мастеров из Переяславля свидетельствует лишь своеобразная техника формовки кирпичей. Успенский собор - самый крупный храм среди всех памятников подобного типа (20.6 х 34.5 м). Судя по тому, что на его хоры можно было попасть только через дверь во втором ярусе наружной стены, здание было непосредственно связано с княжеским дворцом, соединяясь с ним переходом.
        На окраине Владимира-Волынского раскопками уда­лось вскрыть нижние части стен и фундаменты другой церкви, так называемой Старой Кафедры, - вероятно, церкви Федора, построенной вскоре после Успенского собора. Эта церковь по плану тоже полностью совпадает с памятниками Киева. Раскопки показали, что первона­чально на данном месте собирались соорудить небольшую бесстолпную церковь с галереями, близкую по типу к переяславльским храмам. Но, после того как заложили фундамент маленькой церкви, строительство остановили, а затем здесь возвели обычный шестистолпный храм. Еще одна церковь, открытая во Владимире-Волынском в результате раскопок, заметно отличалась от остальных: она имела скругленные наружные углы, а столбы ее были не крестообразными в плане, а массивными квадратными, почти такими же, как в переяславльском Михайловском соборе. Наконец, четвертая церковь - на Садовой улице, - также вскрытая раскопками, представляла собой бесстолпную одноапсидную постройку, явно отражавшую переяславльскую традицию строительства небольших хра­миков. Очень возможно, что эта церковь не была достроена и работы остановились на стадии закладки фундамента. Четырьмя перечисленными памятниками, видимо, ограни­чивается вся строительная деятельность во Владимире-Волынском.
        При рассмотрении памятников зодчества на террито­рии Среднего Приднепровья обращает на себя внимание отсутствие в Киеве и Чернигове монументальных зданий, возведенных в 50-60-х гг. XII в. После каневской Георгиевской церкви, сооруженной в 1144 г., летопись

-59-


Владимир-Волынский. Успенский собор. Западный фасад.

-60-


Владимир-Успенский. Успенский собор. Своды.

не отмечает ни одной постройки вплоть до черниговской Михайловской церкви, относящейся к 1174 г. Нет таких памятников и среди тех, которые были обнаружены рас­копками, но не зафиксированы летописью. Если дальней­шие исследования памятников подтвердят наличие подоб­ной лакуны, станет реальным предположение, что киевские строители в 40-х гг. XII в. перешли в Переяславль, где восстановили деятельность местной строительной артели, оттуда были переведены на Волынь и лишь к 70-м гг. вновь возвратились в Киев. Наиболее вероятно, что в Киев они вернулись после того, как в 1167 г. волынский князь Мстислав стал киевским князем. Данное предположение в какой-то мере подтверждается тем, что в некоторых киевских памятниках зодчества последней четверти XII в. отмечено наличие кирпичей, формованных по системе, характерной для переяславльских плинфотворителей. Конечно, предположение о подобном передвижении ма­стеров-строителей требует более аргументированных до­казательств, а если учесть возможность различного сочета­ния основного ядра артели (каменщики) с изготовителями

-61-


кирпича (плинфотворителями), то картина может ока­заться и более сложной.
        Одним из крупных центров монументального строи­тельства в XII в. стал Смоленск. В 1101 г. здесь по распо­ряжению Мономаха был построен собор. Он не сохра­нился, и даже план его не может быть установлен, так как на этом месте позднее возвели новое здание. Найденные кирпичи и куски раствора позволяют утверждать, что строительство собора осуществили киевские мастера. После возведения Мономахова собора монументальное строительство в Смоленске прекратилось, и следующая постройка - Борисоглебский собор Смядынского мона­стыря - была заложена в 1145 г., т. е. после более чем 40-летнего перерыва. Результаты раскопок показали, что Борисоглебский собор полностью повторял формы киево-черниговских памятников. Это был шестистолпный храм с лестницей в толще стены и полуколоннами на наружных пилястрах. Храм имел фресковые росписи в интерьере, а пол его был покрыт поливными керамическими плит­ками. В конце XII в. к собору с трех сторон пристроили галереи. После возведения Смядынского собора в Смо­ленске развернулась широкая строительная деятельность, явно свидетельствующая о сложении здесь собственной строительной организации. Судя по архитектурным фор­мам и строительной технике, создание этой смоленской артели было связано с переездом сюда группы киево-черниговских мастеров. 10) Возведенные в Смоленске храмы как по технике, так и по архитектурным формам повторяют киево-черниговские образцы, но после Смядынского собора здесь больше не строят шестистолпных храмов, полностью перейдя к сокращенному, т. е. четырехстолпному, варианту.
        Построенная в середине XII в. смоленская церковь Петра и Павла не только сохранилась до наших дней, но была полностью восстановлена в первоначальных формах. От других реставрированных памятников кирпич­ного зодчества XII в. (например, Борисоглебская церковь в Чернигове и Успенский собор во Владимире-Волынском) церковь Петра и Павла отличается тем, что ее фасады освобождены от поздней штукатурки и дают возможность видеть подлинную фактуру равнослойной кирпичной кладки стен. Церковь очень нарядна: помимо аркатурного пояска она имеет на угловых лопатках полосу орнамента (так называемый бегунец) и выложенные из кирпичей рельефные кресты, а на ее барабане размещены полосы арочек и керамических вставок в виде нишек с килевидным

-62-


Смоленск. Церковь Петра и Павла. Фрагмент.

завершением. Во второй половине XII в. к церкви посте­пенно были пристроены галереи, используемые как усы­пальницы. Другая смоленская церковь, относящаяся к 60 - 70-м гг. XII в., - церковь Ивана Богослова - сохрани­лась лишь до половины своей первоначальной высоты. На основании почти полного совпадения ее плана с планом церкви Петра и Павла можно полагать, что и завершение этих памятников было если и не идентичным, то чрезвы­чайно близким. Раскопки показали, что сразу же после возведения данной церкви к ней были пристроены галереи. Судя по остаткам, вскрытым раскопками, к тому же четы­рехстолпному типу относилась и церковь в Перекопном переулке, сооруженная в середине XII в.
        Наиболее поздней из подобных четырехстолпных церк­вей является Васильевская, остатки которой были раско­паны на территории бывшего Смядынского монастыря. Построена она была, видимо, в 80-х гг. XII в. и в отличие от предыдущих храмов не имела лопаток на внутренних стенах, что, вероятно, связано с какой-то переработкой и верхних частей здания.

-63-


        Особый интерес представляет церковь, обнаруженная раскопками на детинце древнего Смоленска. Это было сравнительно небольшое здание с лопатками на наружных фасадах, соответствующими обычным членениям четырехстолпной церкви. Разница заключалась лишь в том, что лопатки были плоскими и не имели примыкающих к ним полуколонн. Но внешний вид здания не соответствовал его конструкции: несмотря на наличие трех апсид и наружных лопаток, церковь была бесстолпной. Зодчие сделали здесь очень своеобразную попытку создать со­вершенно новый тип сооружения - с просторным бесстолпным интерьером и традиционным внешним обликом. Конструкция перекрытия этого храма, к сожалению, неизвестна. Судя по мощным стенам и фундаментам, церковь покрывали своды, но в то же время большая ширина интерьера (более 8 м) не позволяет предполагать обычное купольное завершение. Расположение в детинце и остатки богатого внутреннего убранства дают основания считать памятник дворцовой княжеской церковью. Время ее постройки - 60-е или 70-е гг. XII в. Неподалеку от церкви раскопками вскрыта еще одна постройка, отно­сящаяся к тем же годам: небольшое прямоугольное в плане здание, - по-видимому, терем княжеского дворца. Осталь­ные помещения дворца, очевидно, были деревянными.
        Наконец, тоже в Смоленске было раскопано и совсем необычное круглое сооружение (“смоленская Ротонда”), имевшее наружный диаметр около 18 м, с четырьмя довольно тесно поставленными столбами в середине. Судя по строительной технике, постройка относится к 70- 80-м гг. XII в. Исследование показало, что это остатки “немецкой божницы”, т. е. церкви проживавших в Смо­ленске иноземных купцов. Исполнена она местной строи­тельной артелью, хотя руководство, вероятно, принадле­жало зодчему, приехавшему из Скандинавии. В дальней­шем формы немецкой церкви не нашли на Руси примене­ния, и памятник остался случайным эпизодом, чужеродной вставкой в смоленскую архитектуру.
        Конечно, памятники Киева, Чернигова, Рязани, Во­лыни, Смоленска не вполне идентичны. В нескольких случаях можно отметить различия, сказывающиеся в дета­лях строительной техники, выявляющих “почерк” масте­ров. Однако различия эти не затрагивают ни стилисти­ческих и композиционно-художественных, ни строительно-технических принципов. Даже сложение в Смоленске само­стоятельной артели, работавшей независимо от мастеров южно-русской группы, не внесло существенных перемен.

-64-


Смоленск. Планы церквей.
1 - Ивана Богослова, 2 - бесстолпная в детинце, 3 - Василия на Смядыни.

Возможно, что дальнейшее изучение памятников позволит выделить художественные особенности, характерные только для некоторых из перечисленных архитектурно-строительных центров. Но и в данном случае речь может идти лишь о деталях, которых совершенно недостаточно,

-65-


чтобы делить зодчество упомянутых земель на различные школы. Его можно с полным правом относить к одной архитектурной школе. Поскольку наиболее значитель­ным художественным центром здесь был Киев, эту школу можно назвать киевской архитектурной шко­лой XII в.
        Несколько большее количество самостоятельных черт можно видеть в зодчестве Владимира-Волынского, где киевские архитектурные традиции тесно переплетались с переяславльскими. Тем не менее и здесь близость к архитектуре Киева настолько велика, что эту группу памятни­ков все же нельзя исключать из киевской архитектурной школы.
        В 70-х гг. XII в. на Волыни вновь началось строи­тельство, на этот раз в Луцке. Своеобразные особенности в зодчестве здесь проявились более явно. Это видно на примере церкви Иоанна Богослова в Луцком детинце, вскрытой раскопками. Церковь была сравнительно неболь­шой, по-видимому, четырехстолпной, с одной апсидой. Ее крестчатые в плане подкупольные столбы имели скруглен­ные углы. Скругленными были углы и у лопаток на внутренних стенах, тогда как наружные лопатки имели двухуступчатый профиль без скругленных углов. Обращают на себя внимание мощность подкупольных столбов и их расстановка, при которой боковые нефы получаются очень узкими. Весьма вероятно, что эти черты свидетельствуют о желании зодчего создать композицию с высоко поднятой главой.
        После возведения луцкой церкви строители, по-види­мому, перешли в Турово-Пинскую землю. Там пока из­вестен лишь один памятник древнего зодчества - церковь в Турове, вскрытая раскопками. Отдельные фрагменты плинф, находимые археологами в Пинске, дают основания полагать, что и в этом городе также существовала кирпич­ная постройка, до сих пор, однако, не обнаруженная. Цер­ковь в Турове представляла собой трехнефный трехапсидный храм с нартексом, возведенный в равнослойной кирпичной технике. Все указанные черты совпадают с особен­ностями киевской школы. Но в туровском храме есть и такие формы, которые нехарактерны для данной школы. Например, его наружные лопатки не имеют мощных полуколонн, свойственных памятникам Киева, а повторяют профилировку луцкого храма, но со скругленными углами. Лестница на хоры размещена здесь не в толще стены,

-66-


а в боковом членении нартекса и отгорожена тонкой полукруглой стенкой, как позднее стали делать в памятни­ках Гродно. Эти отличия не позволяют целиком относить церковь в Турове к киевской архитектурной школе, они свидетельствуют скорее о том, что здесь слагались пред­посылки формирования самостоятельной местной школы. Однако к концу XII в. монументальное строительство как на Волыни, так и в Турово-Пинской земле прервалось.
        Значительно меньше данных имеется о декоративном убранстве интерьеров памятников киевской архитектурной школы, поскольку оно почти нигде не сохранилось. Судя по многочисленным кускам штукатурки с остатками рос­писи, а также железным гвоздям с крупными шляпками, предназначенным для более прочного соединения штука­турки со сводами, ясно, что в большинстве храмов все стены и своды целиком покрывались фресковой живо­писью. К сожалению, более или менее значительные фраг­менты ее сохранились только в киевской Кирилловской церкви. Фрески Кирилловской церкви позволяют видеть, какие существенные изменения произошли в монумен­тальной живописи Киева, насколько более плоскостными и графичиыми стали изображения по сравнению с роспи­сями XI в. Больше данных имеется о декоративном убран­стве полов. Покрытие их мозаичными наборами постепенно исчезает, и в XII в. известно всего несколько таких при­меров, в то время как обычным становится покрытие полов поливными керамическими плитками.

* * *

Процесс феодального дробления Руси, интенсивно разви­вавшийся в XII в., привел к сложению сильных и относи­тельно самостоятельных политических образований - княжеств. В большинстве стольных городов этих княжеств началось монументальное строительство. Для возведения храмов в тех городах, где еще не было своих зодчих, обычно приглашали мастеров из центров, где уже существовали строительные артели. Как правило, князья-правители самостоятельных княжеств стремились использовать при­езжих мастеров не только для выполнения определенных строительных работ, но и для подготовки строительных кадров, т. е. для создания местной строительной артели. При этом в ряде южно-русских и среднерусских полити-

-67-


ческих центров (Киев, Чернигов, Рязань, Волынь, Смо­ленск) сохранялась единая киевская архитектурная школа, а в других землях уже в первой половине XII в. развитие зодчества пошло иными, вполне самостоятель­ными путями. К середине XII в. на Руси помимо киевской существовали уже новгородская, полоцкая, галицкая и владимиро-суздальская архитектурные школы.
        В Новгородской земле можно видеть пример того, как разработка новых архитектурных форм и сложение само­стоятельной архитектурной школы происходят в соответст­вии с требованиями, которые диктовались местными усло­виями и строительными материалами.
        После завершения Софийского собора в течение всей второй половины XI в. в Новгороде не было возведено ни одного монументального здания. Условия для строитель­ства созрели лишь к началу XII в., когда подряд было создано несколько больших шестистолпных соборов. Есте­ственно, что в процессе такого интенсивного строитель­ства должны были сложиться местные кадры и сооружение целой серии крупных храмов нельзя целиком относить за счет работы приезжих, киевских мастеров. И все же самостоятельных черт в этих постройках еще мало. Ко­нечно, здесь гораздо шире, чем в Киеве, использовали местный известняк, но ведь и в новгородской Софии, строительство которой явно выполнялось киевскими зод­чими, тоже в большом количестве применялся местный камень. Более того, в Софийском соборе этого камня даже больше, чем в постройках начала XII в. Однако, как бы широко ни использовали мастера начала XII в. местную плиту, все наиболее ответственные в конструктивном отно­шении участки (своды, арочные перемычки) делались в основном из плинфы в технике кладки со скрытым рядом, т. е. вполне по-киевски. Применяемая в строи­тельстве волховская известняковая плита легко выветривается, и для предохранения стен от разрушения поверх­ность фасадов затирали розовым известковым раствором, тогда как арочные перемычки окон и порталов, сложенные из кирпича, раствором не закрывали.
        В 1103 г. в княжеской резиденции Городище близ Новгорода построили церковь Благовещения. Позднее она была разрушена и на ее месте поставлена другая церковь. Остатки первоначальной постройки обнаружены при рас­копках. Выяснилось, что это был шестистолпный храм с крестчатыми в плане столбами. Западное его членение

-68-


Новгород. Планы.
1 - церковь Благовещения на Городище, 2 - Николо-Дворищенский собор, 3 - собор Антониева монастыря, 4 - Георгиевский собор Юрьева монастыря.

представляло собой четко отделенный от остального поме­щения нартекс, а к северо-западному углу храма примы­кала прямоугольная в плане лестничная башня.
        Следующая по времени новгородская постройка - Ни­кольский собор на Ярославовом дворище (обычно его называют Николо-Дворищенским собором) - возведена в 1113 г. Храм этот очень близок по схеме плана таким киевским памятникам, как соборы Печерского и Михай­ловского Златоверхого монастырей (последний, кстати, был сооружен всего за несколько лет до новгородского). Никольский собор был связан с ансамблем княжеского

-69-


дворца, и на его хоры попадали по переходу, ведущему из собора во дворец. В конце XII в., когда деревянный дворец перестал функционировать, в южное членение нартекса собора встроили лестничную башню. Сохранив­шийся почти полностью Никольский собор в настоящее время имеет одну главу, но на его чердаке, т. е. под более поздней крышей, сохранились основания еще четырех барабанов: первоначально собор был пятиглавым. Такое необычное для XII в. решение вызвано, вероятно, опреде­ленным заказом, связанным с изменением социальной обстановки в Новгороде. Князь здесь постепенно терял свои прерогативы в пользу совета крупных бояр во главе с епископом, и княжеский Никольский собор, очевидно, хотели противопоставить епископскому Софийскому со­бору.
        Вскоре после Никольского собора был возведен Рож­дественский собор Антониева монастыря (1117 г.), а еще через несколько лет - Георгиевский собор Юрьева мона­стыря (1119 г.). По плановой схеме эти здания близки церкви Благовещения на Городище: они шестистолпные, с лестничной башней, примыкающей к северо-западному углу. В соборе Антониева монастыря башня круглая, а Юрьева - квадратная, поставленная так, что ее запад­ный фасад совпадает с фасадом самого собора. Такое соединение башни и храма создает очень цельный и в то же время пластичный объем. Оба собора полностью сохрани­лись, хотя, как и Никольский собор, еще не восстановлены в первоначальных формах. Соборы трехглавые; наличие главы над лестничной башней создавало беспокойную асимметрию, и поэтому зодчие для создания уравновешен­ной композиции еще одну небольшую главу разместили над юго-западным углом здания. Письменные источники сохранили имя мастера, создавшего собор Юрьева мона­стыря: “...а мастер трудился Петр”.
        Некоторые исследователи выдвигали предположение, что мастер Петр являлся автором всей серии новгородских построек начала XII в. В отношении церкви Благовещения на Городище и Николо-Дворищенского собора это вполне вероятно, но собор Антониева монастыря демонстрирует руку совершенно иного зодчего. Изнутри все новгородские храмы указанного времени были расписаны фресками; значительные фрагменты росписей уцелели во всех трех сохранившихся зданиях.
        Новгородские храмы начала XII в. иногда рассматри-

-70-


Новгород. Георгиевский собор Юрьева монастыря.

-71-


вают как первые памятники, в которых отразилась собст­венно новгородская архитектурная школа. В действитель­ности это не так. Своеобразие церкви Благовещения, Никольского и Георгиевского соборов не настолько существенно, чтобы их можно было отрывать от киевских памятников. Конечно, в них имеются уже некоторые новые черты. Так, очень стройные пропорции новгородских храмов этого времени являются их особенностью и, оче­видно, отражают влияние новгородского Софийского со­бора, который своей высотой заметно отличается от киев­ской Софии. В процессе строительства в Новгороде сложи­лись специфические приемы кладки из местной плиты с выравнивающей прослойкой плинфы. Естественно, что и декоративные элементы новгородских храмов специфичны, поскольку при широком использовании плиты было нело­гично применение таких кирпичных форм, как полосы меандра и декоративные выкладки из плинфы. Однако композиция новгородских храмов, их плановое решение, расположение лестничной башни, характер оформления фасадов с применением плоских лопаток и двухуступчатых ниш - все это приемы киевского зодчества.
        Среди новгородских памятников начала XII в. не­сколько особняком стоит собор Антониева монастыря. Он отличается более небрежной кладкой и отсутствием двухуступчатых ниш на фасадах. Столбы здесь не крестча­тые: восточная их пара имеет Т-образную форму, а сред­няя - шестигранную. Хоры расположены только над нартексом, не выдвигаясь к востоку в боковых нефах. Исследователи справедливо отмечали, что собор Антониева монастыря как бы предвосхищает некоторые характерные особенности более поздних новгородских памятников. До сих пор неясно, какие мастера возводили это здание. Собор был построен по заказу не князя, а игумена мона­стыря; быть может, на эту работу выделили лишь часть строителей, а руководил ими какой-то второстепенный ма­стер - помощник главного. Однако изменение и упрощение архитектурных форм собора ни в коем случае нельзя объяснять лишь неумелостью мастеров, так как ясно, что здесь перед зодчими была поставлена иная задача, определявшаяся, видимо, волей заказчика. Во всяком слу­чае очевидно, что в Новгороде в начале XII в. не сущест­вовало другой строительной артели, кроме княжеской, и, таким образом, возведение собора Антониева монастыря связано с деятельностью той же строительной артели,

-72-


которая сооружала другие новгородские храмы того времени.
        В 1127 г. в Новгороде возвели церковь Ивана на Опоках. Она была полностью перестроена в XV в., но схема ее плана выявлена раскопками. Это был шестистолпный собор, но лестничная башня в нем в отличие от соборов Юрьева и Антониева монастырей не выступала наружу из объема здания, а размещалась, по-видимому, в одном из боковых членений нартекса. Завершает серию княжеских новгородских построек первой половины XII в. церковь Успения на Торгу, заложенная в 1135 г. Через год заказчик этой церкви - князь Всеволод - был изгнан из Новгорода и ушел в Псков, очевидно, забрав с собой и строительную артель, в результате чего работы над возведением Успен­ской церкви были прерваны и закончились лишь в 1144 г. Церковь полностью перестроили в XV в., и план перво­начального храма удается установить очень приблизи­тельно. Это также шестистолпная постройка; как в ней была устроена лестница для подъема на хоры, неизвестно. Неясно, имело ли здание какие-либо новые черты, сви­детельствующие о постепенном сложении в Новгороде самостоятельных архитектурных форм.
        Дальнейшее развитие новгородского зодчества проис­ходит в Пскове, где одна за другой возводятся четыре монументальные постройки - Троицкий собор, собор Ива­новского монастыря, церковь Дмитрия Солунского и Спас­ский собор Мирожского монастыря. О формах Троицкого собора мы ничего не знаем, так как этот памятник был сильно перестроен в конце XII в. и еще раз - в XIV в., а в конце XVII в. снесен. Однако в соборе Ивановского монастыря, сохранившемся до наших дней, явно заметно развитие тех новшеств, которые наметились в предшест­вующих новгородских памятниках, и в первую очередь в соборе Антониева монастыря. Ивановский собор отли­чается гораздо более приземистыми пропорциями. На его фасадах, кроме западного, отсутствуют декоративные двухуступчатые ниши. Крестчатые в плане столбы заменены шестигранными и круглыми. Храм увенчан тремя главами, но в отличие от новгородских соборов эти главы располо­жены симметрично и не имеют функционального значения, являясь, очевидно, лишь данью традиции. Существенное новшество - лестница для подъема на хоры, проходящая не в башне, а в толще стены. Совершенно уникальное явление во всем русском зодчестве - окна второго яруса,

-73-


имеющие круглую форму. Возможно, под влиянием новых декоративных форм, появившихся к этому времени в Киеве, барабан глав венчает не ряд арочек, а аркатурный пояс с горизонтальным завершением.
        В церкви Дмитрия Солунского, фундаменты которой были вскрыты раскопками, зодчие перешли к сокращен­ному, т. е. четырехстолпному, варианту. Очень вероятно, что и здесь они в какой-то мере опирались на опыт собора Антониева монастыря, возведенного первоначально как четырехстолпный храм, к которому лишь через несколько лет пристроили нартекс и башню.
        Завершает этап псковского строительства собор Ми­рожского монастыря, сооруженный в конце 40-х-начале 50-х гг. Заказчиком храма был новгородский епископ Ни­фонт. Здание имеет совершенно необычную для русской архитектуры композицию: его центральная крестообразная часть отчетливо выражена снаружи, поскольку боковые апсиды и западные угловые членения резко понижены, выявляя крестообразный объем. Венчает здание купол на необычно широком барабане (подкупольное пространство равно почти 5 м). Такая композиция свидетельствует, что строительством собора руководил не русский, а визан­тийский мастер, очевидно приглашенный епископом Ни­фонтом. Вместе с тем строительная техника этого здания не отличается от техники других псковских построек той поры; ясно, что исполнителями были местные, т. е. новгородские, мастера. Фасады Мирожского собора пол­ностью лишены декоративных элементов, и единственным украшением является плоский аркатурный поясок в кар­низе барабана. Сразу же после завершения строительства пониженные западные углы здания были надстроены, что сблизило Мирожский собор с более привычным на Руси архитектурным типом церквей. Здание полностью сохра­нилось, а в его интерьере уцелели великолепные фреско­вые росписи.
        После окончания строительства Мирожского собора епископ Нифонт перевел артель из Пскова в Ладогу. Здесь в 1153 г. была построена церковь Климента. В этом памятнике, остатки которого были изучены археологами, зодчие сделали еще один шаг в разработке самостоятель­ных новгородских архитектурных форм. Церковь Кли­мента повторяла схему Мирожского собора, но уже с над­строенными угловыми членениями и добавленным с запада нартексом. Как и в Мирожском соборе, западная пара столбов имела квадратную в плане форму, а восточные столбы представляли собой не отдельно стоящие опоры,

-74-


а углы стенок, разделяющих апсиды и идущих поперек боковых апсид. Большая толщина западной стены свиде­тельствует, что в ней размещалась лестница на хоры. Здесь по существу сложились уже все формы, которые характерны для новгородской архитектурной школы. Оста­валось только отказаться от заимствованного у Мирож­ского собора приема решения восточной части с резко пониженными боковыми апсидами и возвратиться к при­вычной для русского зодчества обычной трехапсидной схеме. Это было сделано в следующих ладожских построй­ках: полностью сохранившихся Успенской и Георгиевской церквах и двух, выявленных раскопками, - Спасской и на р. Ладожке.
        Общее для русской архитектуры XII в. стремление к созданию компактных одноглавых построек в новгород­ском зодчестве нашло еще более яркое воплощение, чем в других русских архитектурных школах. Ладожские храмы 50-60-х гг. XII в. - четырехстолпные, очень незначительно отличающиеся друг от друга главным обра­зом величиной, пропорциями, деталями. Внутренние ло­патки в них отсутствуют, а столбы в плане не крестчатые, а квадратные. Благодаря этому интерьер очень прост и ясен. По сохранившимся постройкам можно судить, что хоры занимали только западное членение храма, причем боковые части хор опирались на своды и имели характер замкнутых часовен, а средняя - открытый балкон на дере­вянных балках. На хоры поднимались по лестнице, распо­ложенной в толще западной стены. Фасады храмов почти полностью лишены декоративных элементов: плоская ар­катура на барабане под главой, уступ и полоса зубцов по контуру закомар - вот все, что новгородские зодчие позволяли себе применять для украшения зданий. Техника кладки из чередующихся рядов плинфы и известняковой плиты затрудняла исполнение построек с такой четкостью и геометричностью линий, как это было при кирпичном строительстве. И новгородские зодчие воспринимали дан­ную особенность не как недостаток, а использовали как специфический эстетический прием: здания обладают мягкостью форм, производят впечатление вылепленных от руки. Интерьеры всех ладожских церквей первоначально были полностью расписаны фресками. В настоящее время значительные участки живописи сохранились только в Георгиевской церкви.
        Несомненно, что сложившийся к середине XII в. новгородский тип храма появился в результате переработки и упрощения киевского типа, перенесенного в Новгород

-75-


Старая Ладога. Успенская церковь. План.

Старая Ладога. Успенская церковь. Северный фасад.

-76-


в начале века. Но некоторые особенности - замкнутые помещения в угловых членениях хор, а также стенки, частично закрывающие боковые апсиды, - свидетель­ствуют, кроме того, о влиянии собора Мирожского мона­стыря.
        Последняя по времени ладожская церковь - Георгиев­ская - была построена в 60-х гг. XII в. После этого мону­ментальное строительство в Ладоге прервалось, но зато возобновилось в самом Новгороде, куда, очевидно, вновь перебазировалась строительная артель. Начиная со второй половины 60-х гг. строительство в Новгороде ведется уже непрерывно. Сложившиеся в середине XII в. особенности архитектурной школы были полностью перенесены из Ладоги в Новгород: тот же вариант типа храма, те же конструкции и материалы, те же декоративные элементы. Большинство новгородских памятников зодчества второй половины XII в. известно нам лишь по результатам раско­пок, поскольку они либо разрушены, либо полностью перестроены. Таковы церкви Успения в Аркажах (1188 г.), Спаса в Хутынском монастыре (1192 г.), Воскресения на Мячине (1195 г.), Кирилла (1196 г.), Ильи на Славне (1198 г.), Спаса в Старой Руссе (1198 г.). Частично сохранилась церковь Благовещения на Мячине (1179 г.); в ее апсидах уцелели даже фресковые росписи. Почти целиком дошла до наших дней церковь Петра и Павла на Синичьей горе (1185 г.). Единственная постройка этого времени, которая до Великой Отечественной войны была совершенно целой и даже имела великолепный ан­самбль фресковой живописи, - церковь Спаса-Нередицы (1198 г.). Во время войны церковь была разрушена фашистской артиллерией, а после войны восстановлена в первоначальных формах.
        Как уже отмечалось, перечисленные новгородские храмы однотипны и чрезвычайно близки друг к другу. Единственным исключением является церковь Бориса и Глеба в детинце, фундаменты которой были вскрыты раскопками. Судя по летописи, церковь построена в 1167 г., т. е. сразу же. после возвращения строительной артели из Ладоги в Новгород. Это большой шестистолпный храм с примыкающей к нартексу квадратной лестничной башней, повторяющий схему планов более ранних памятни­ков. Является ли постройка данной церкви сознательной архаизацией, вызванной какими-либо особыми причинами, или же церковь была заложена еще в 1146 г. (такая дата тоже есть в летописи), а в 1167 г. только достроена, пока неясно.

-77-


        Одна из новгородских церквей - Петра и Павла на Синичьей горе - существенно отличается от остальных своей строительной техникой: она возведена из плинфы со скрытым рядом, с очень незначительным количеством плиты. Очевидно, ее строили (или во всяком случае при­нимали большое участие в строительстве) не новгородские, а полоцкие мастера. Однако по архитектурным формам церковь полностью отвечает новгородской, а не полоцкой школе.
        В новгородских памятниках 70-90-х гг. XII в. можно отметить некоторые элементы развития. Так, в более ран­ней церкви Благовещения на Мячине еще имеются стенки, перегораживающие боковые апсиды; позже от них остаются лишь лопатки на внутренних стенах против восточных столбов, а затем и они исчезают. Судя по церкви Спаса-Нередицы, боковые апсиды становятся понижен­ными. Изменения эти настолько незначительны, что не за­трагивают ни типологической схемы, ни стилистического характера памятников.
        Все новгородские храмы, начиная с церкви Бориса и Глеба в детинце, исполнены уже не по княжескому заказу; как правило, это боярское строительство. Единст­венная церковь, заказанная князем, - Спаса-Нередицы - ни величиной, ни богатством не отличается от прочих. Значительное упрощение декоративных форм и техники строительства позволяло новгородским зодчим создавать экономичные здания, причем в короткие сроки. Если постройка храма средней величины в других русских городах обычно занимала не менее 3 лет, в Новгороде часто строили за один строительный сезон. Обращает на себя внимание большое количество построек, возведенных в это время в Новгороде: за последние 30 лет XII в. здесь было сооружено не менее 17 каменных храмов (считая как известные по их остаткам, так и не обнаружен­ные, но упомянутые в летописи). При этом впервые в русской архитектуре появляются летописные сведения о постройке нескольких таких зданий в один и тот же год. Очевидно, новгородская артель в 80-90-х гг. либо разде­лилась на две части, либо стала настолько мощной, что могла вести строительство двух объектов одновременно. В одном-единственном случае в новгородской летописи упомянуто имя зодчего: строителем Кирилловской церкви назван мастер Коров Яковлевич с Лубяной улицы. Имею­щиеся сведения, что постройка церкви осуществлена по

-78-


Старая Ладога. Георгиевская церковь.

-79-


заказу бояр, свидетельствуют о том, что зодчий был свобод­ным ремесленником, а упоминание имени с отчеством говорит о достаточно почетном его положении в социальной иерархии.
        Причины сложения самостоятельных форм в новгород­ском зодчестве следует видеть главным образом в изменив­шихся условиях заказа. Строительство по заказам бояр и местных церковных властей должно было быть более массовым, быстрым и дешевым, чем строительство по заказам князя или митрополита. Очень существенно по­влияло также применение местных строительных материа­лов. Кроме того, вероятно, здесь сказались и эстетические представления новгородцев, воспитанных в иной, чем в Киеве, художественной среде.

* * *

Другая русская архитектурная школа, сложившаяся в XII в., - полоцкая. В Полоцке после постройки Со­фийского собора, как и в Новгороде, монументальное строительство прекратилось, поскольку Софию возводили приезжие, киевские мастера, а собственных строителей еще не было. Полоцкая земля очень рано выделилась в самостоятельное княжество, и процесс феодального дробле­ния развивался здесь интенсивнее, чем в других русских землях. Однако, несмотря на политическую самостоятель­ность Полоцка, условия для начала монументального строительства в нем даже в начале XII в. все еще были неблагоприятными. С Киевом полоцкие князья большей частью враждовали, и получить оттуда мастеров-строите­лей они не могли; другие же достаточно сильные архитек­турно-строительные центры на Руси в начале XII в. только слагались и не имели возможности помочь Полоцку нала­дить свое строительное производство.
        Обстановка существенно изменилась в 1139 г., когда киевский стол занял черниговский князь Всеволод Ольгович. Князь установил с Полоцком дружественные отно­шения, скрепленные династическим браком. Очевидно, именно тогда Всеволод отправил в Полоцк киевскую строи­тельную артель. Сам он пользовался для возведения храмов услугами других строителей, пришедших вслед за ним из Чернигова, и поэтому старая киевская артель была ему не нужна. Так Полоцк получил мастеров-строителей, принесших с собой традиции зодчества Киевской Руси.

-80-


Полоцк. Планы храмов Бельчицкого монастыря.
1 - Борисоглебская церковь, 2 - Пятницкая церковь, 3 - Большой собор.

        Первым кирпичным храмом, построенным в Полоцке киевскими мастерами, был, по-видимому, Большой собор Бельчицкого монастыря. Раскопками удалось изучить нижние части стен и фундаменты этого здания. Оказалось, что храм построен в типичной киевской технике - кладка из плинфы со скрытым рядом. Совпадали даже много­численные мелкие детали строительной техники, например железные костыли, скреплявшие на перекрестьях деревян­ные лаги, положенные в основание фундамента. Близка к киевским памятникам не только строительная техника, но и типологическая схема храма: в плане Бельчицкого собора видно явное сходство с планом киевской церкви Спаса на Берестове - совпадают пропорции плана, форма притворов, хотя здание несколько меньше по величине (длина церкви Спаса около 26 м, а Бельчицкого собора - 23.5 м). В отличие от киевской церкви Большой собор Бельчицкого монастыря не имел, однако, лестничной башни и крещальни; вопрос о том, где размещалась лест­ница для подъема на хоры, остается открытым. Очень существенным новшеством в нем является размещение купола: он опирался не на восточные, а на западные

-81-


пары столбов, т. е. был сдвинут на одно членение к западу. Такое изменение композиционной схемы можно объяснить только одним - стремлением зодчего создать максимально центрированную композицию, в которой притворы должны были еще сильнее подчеркивать и выделять центральный объем, вероятно имевший большую высоту. Следовательно, динамичность композиции, характерная для киевских па­мятников конца XI - начала XII в., здесь была еще уси­лена, в то время как в черниговских памятниках начала XII в. и в киевских памятниках 40-х гг. XII в. уже восторжествовала статичная композиция.
        По-видимому, вскоре после Большого собора Бельчицкого монастыря в Полоцке были построены храм-усыпаль­ница в Евфросиньевом монастыре и церковь на Нижнем Замке. Обе церкви известны по результатам раскопок, причем в церкви на Нижнем Замке восточная часть здания сохранилась настолько плохо, что позволяет предлагать различные варианты реконструкции. Это четырехстолпные храмы, у которых с востока находилась одна апсида, а с остальных трех сторон - галереи. В церкви на Нижнем Замке от галерей уцелел только маленький кусочек фун­дамента, а в храме-усыпальнице их план восстанавли­вается полностью: с востока галереи заканчивались неболь­шими часовнями с апсидами, а на западных углах имели совершенно необычные расширения. В техническом отно­шении два этих храма мало отличаются от Бельчицкого собора: они также возведены из плинфы со скрытым рядом, т. е. продолжают старую киевскую традицию. Однако некоторые изменения в технике все же есть. Так, фундаменты здесь впервые сделаны не на растворе, а ис­полнены кладкой из булыжников насухо. Близость строи­тельно-технических приемов дает основания полагать, что оба упомянутых храма созданы той же строительной организацией, которая до этого возвела Бельчицкий собор. Но особенности, не встречающиеся в киевском зодчестве, например применение одной апсиды вместо трех, свиде­тельствуют о том, что сюда влились и какие-то иные традиции. Наиболее вероятно, что в Полоцке появился византийский мастер, вошедший в состав местной строи­тельной артели или даже возглавивший ее. В пользу такого предположения говорят также необычная форма галерей и широкое применение мозаики для покрытия пола в храме-усыпальнице.
        Условия для развития зодчества в Полоцке коренным образом отличались от обстановки, которая сложилась в других русских землях. Получив в наследство высокие

-82-


традиции архитектуры Киевской Руси и дополнив их деятельностью византийского мастера, Полоцк в дальней­шем мог развивать зодчество с гораздо большей свободой, чем такие строительные центры, как Смоленск или Вла­димир-Волынский. Смоленские и волынские князья счи­тали себя потенциально киевскими великими князьями, они всегда ориентировались как политически, так и в куль­турном отношении на Киев. Естественно, что и в архитек­туре они требовали от зодчих не отступать от того, что считали необходимым строить в Киеве.
        В противовес этому Полоцк почти всегда находился во вражде с Киевом, что нашло отражение в известной фразе летописца, который, рассказывая о столкновении киевских и полоцких князей, завершил текст словами: “И оттоле мечь взимають Рогволожи внуци противу Ярославлим внуком”. В таких условиях заказ полоцких князей зодчим не включал обязательного следования киевским образцам. Скорее наоборот! Поэтому в Полоцке сохраняли и успешно развивали те традиции, которые принесли старые киевские зодчие, и не приняли таких новшеств киево-черниговской архитектуры XII в., как равнослойная кирпичная техника, уравновешенные и статичные композиции храмов. Этими же условиями объясняется и неожиданное на первый взгляд появление в Полоцке ряда памятников, обладавших совершенно необычными формами. Так, в Бельчицком монастыре была построена маленькая бесстолпная Пятниц­кая церковь с прямоугольной в плане апсидой. Ныне она не существует, но, по данным обследования 1928-1929 гг., храмик, несмотря на очень небольшие размеры (приблизи­тельно 5.7 х 5.1 м), был довольно высоким; во всяком случае стены его поднимались почти до 7 м. Аналогичная церковь была возведена вместе с комплексом усыпальниц, примыкавших к восточному фасаду Софийского собора и вскрытых раскопками. Необычен и сам комплекс этих усыпальниц - они примыкали к восточному фасаду Софии по всей его длине, являя этим совершенно уникальный пример в древнерусском зодчестве. В том же Бельчицком монастыре некогда существовал храм, который, согласно материалам случайного его раскрытия при земляных работах в конце XVIII в., был четырехстолпным, с одной апсидой и двумя полукружиями на боковых фасадах, обращенных к северу и югу. Таким образом, церковь эта имела характер храма-триконха, широко применяв­шегося в архитектуре Афона и Балкан, но неизвестного до сих пор на Руси. К сожалению, все названные полоцкие

-83-


памятники не имеют более или менее точной даты и могут относиться ко времени от 40-х до 70-х гг. XII в.
        В 50-х гг. XII в. в Евфросиньевом монастыре была построена Спасская церковь, в которой поиски новых композиционных решений нашли яркое и законченное отражение. Из “Жития” Евфросиньи Полоцкой известно, что строителем храма был “приставник над делатели церковными Иван” (в другом варианте - Иоанн). Спас­ская церковь, к счастью, полностью сохранилась, хотя в сильно перестроенном виде. Исследование памятника позволило дать его графическую реконструкцию. Это сравнительно небольшой шестистолпный храм с одной апсидой. Его западное членение понижено, благодаря чему квадрат­ная подкупольная часть здания оказывается выше осталь­ного объема. Высокий барабан главы поднят на специаль­ном пьедестале, оформленном со стороны каждого фасада трехлопастной кривой. Поскольку такая форма не имеет конструктивного обоснования, т. е. не отвечает форме сводов, ее правильнее называть не закомарой, а кокошни­ком. Стремление всячески подчеркнуть вертикальную устремленность столпообразной композиции видно в форме арок закомар, кокошников и даже бровок над окнами. Так, если бровки над порталами и окнами первого яруса полукруглые, то над окнами второго яруса они уже имеют стрельчатые завершения. В закомарах подвышения арок выражены еще сильнее; и наконец, особенно выразительны они в кокошниках пьедестала. Следовательно, здесь явно прослеживается нарастание остроты форм от низа к верху. Учитывая значительную нагрузку, которую дает массив­ный пьедестал барабана на подкупольные столбы, зодчий сделал боковые нефы храма очень узкими, рассчитывая на то, что благодаря этому давление распределится не только на столбы, но и на стены. Тщательно продуманная конструкция полностью отвечает композиционному за­мыслу. Неоднократно высказывавшиеся утверждения, что композиция собора отражает влияние форм деревянного зодчества, оказались ошибочными.
        Конечно, Спасская церковь - памятник еще очень противоречивый. Удлиненная форма плана здания, позакомарное завершение фасадов и простая профилировка лопаток не поддерживают динамической композиции храма. И все же зодчий Иоанн в этом замечательном памятнике вплотную подошел к решению тех задач, которые стали основными во всех архитектурных школах Руси в конце XII в. Он чутко уловил наиболее прогрессивные тенден­ции развития русского зодчества, смело создав совершенно

-84-


Полоцк. Спасская церковь Евфросиньева монастыря. Реконструкция.

новый архитектурный образ, торжественного столпообраз­ного храма. Спасская церковь Евфросиньева монастыря является первым памятником, в котором византийские традиции были начисто переработаны и переосмыслены в духе национального русского зодчества.
        Очень возможно, судя по схеме плана, что композиция Спасской церкви была еще несколько ранее намечена в Борисоглебской церкви Бельчицкого монастыря, которая, к сожалению, не сохранилась до наших дней, хотя еще в 20-х гг. XX в. ее стены возвышались до основания сводов.

-85-


        Дальнейшую разработку типа столпообразного храма полоцкие зодчие осуществили, однако, опираясь не на композицию Спасской церкви Евфросиньева монастыря, а возвратившись к плановой схеме Большого собора Бель­чицкого монастыря. Вероятно, в 70-х гг. XII в. в полоцком детинце была построена церковь, остатки которой удалось изучить с помощью раскопок. Ее план очень близок плану Бельчицкого собора: подкупольное пространство, шестистолпного храма тоже образовано не восточными, а запад­ными парами столбов. В отличие от Бельчицкого собора здесь только одна полукруглая апсида, тогда как боковые имеют снаружи прямолинейные очертания. У северного и южного притворов храма есть самостоятельные апсиды. Наружные лопатки несколько сложнее, чем в Бельчицком соборе. Стремление зодчего подчеркнуть в плане этого храма центричность композиции не оставляет сомнений в том, что здание обладало заметно повышенной подкупольной частью; Сопоставление же плана церкви в детинце с несколько более поздней смоленской церковью архангела Михаила, почти идентичной по плану, позволяет доста­точно уверенно говорить о том, что полоцкий храм имел ярко выраженный столпообразный характер. Одновре­менно с церковью в полоцком детинце была сооружена небольшая гражданская постройка, - очевидно, терем княжеского дворца.
        Вероятно, церковь в детинце была не единственным памятником, в котором полоцкие зодчие разрабатывали новые формы. Так, возможно, что близкую композицию имела церковь, расположенная на наружной стороне рва, отделявшего полоцкий детинец от окольного города (“Цер­ковь на рву”), и построенная несколько раньше церкви в детинце. К сожалению, от этой церкви сохранился лишь фундамент апсиды, что не позволяет судить о ее плановой схеме.
        Таким образом, в полоцкой архитектурной школе раньше, чем в других строительных центрах Древней Руси, сложился тот тип динамической композиции столпо­образного храма, который позднее в различных вариантах стал характерен и для остальных русских земель. Однако на этом развитие полоцкого зодчества оборвалось. Нам до сих пор неясно, какие причины привели к прекра­щению монументального строительства в Полоцкой земле - военная акция смоленского князя, нападения Литвы или династические распри, связанные с раздробле­нием земли на мелкие уделы. Во всяком случае после 70-х гг. XII в. в Полоцке каменно-кирпичное строительство

-86-


больше не ведется, а явные следы деятельности полоцких мастеров прослеживаются в других русских городах: по­лоцкий зодчий работает в Смоленске, почерк полоцких каменщиков виден в церкви Петра и Павла в Новгороде, а полоцкие плинфотворители участвуют в создании строи­тельной артели в Гродно.
        Одна из своеобразных особенностей развития зодчества в Полоцкой земле заключается в том, что здесь помимо строительной артели, работавшей в самом Полоцке и создавшей местную архитектурную школу, в нескольких городах привлекались и другие мастера-строители. Так, в Витебске в 40-х гг. XII в. была построена церковь Благовещения, безусловно не связанная с деятельностью полоцких зодчих. Эта церковь еще сравнительно недавно сохранялась до основания сводов; в 1961 г. она была разрушена, но и в настоящее время руины ее местами достигают высоты 5 м. Храм одноапсидный, шестистолпный, причем западная пара его столбов соединена с боковыми стенами, выделяя нартекс. Хоры занимали западное членение и в боковых нефах образовывали замкнутые камеры-часовни; лестница для подъема на хоры размещена в толще западной стены. Особенность плана памятника - разделение его по длине между парами столбов на почти равные отрезки, благодаря чему в среднем нефе членения имеют приблизительно квадратный план, что нехарактерно для древнерусского зодчества. Но еще оригинальнее строи­тельная техника здания. Стены сложены из рядов тесаных известняковых квадров, перемежающихся сдвоенными рядами плинф. Такая техника на Руси совершенно не при­менялась, хотя в Греции, на Балканах и в Крыму она имела широкое распространение. Однако в витебской церкви эта техника кладки не была видна зрителям, поскольку стены снаружи были затерты раствором, по которому белыми полосами имитировалась кладка из крупных каменных блоков. Несомненно, что построили витебскую церковь какие-то приезжие мастера; очень ве­роятно, что их вызов был связан с возвращением группы полоцких князей из ссылки в Византию в 1140 г.
        Возможно, что витебская церковь в какой-то мере оказала влияние на зодчество Полоцка, например на плановую схему и организацию хор в Спасской церкви Евфросиньева монастыря. Однако в целом она была чуже­родной вставкой, не вызвавшей продолжения ни в полоц­ком зодчестве, ни в зодчестве других русских земель. Артель, создавшая витебский храм, после этого возвела всего лишь одну постройку - церковь Бориса и Глеба

-87-


в Новогрудке, т. е. вне пределов Полоцкого княжества. Очевидно, артель работала здесь в сильно ослабленном составе, поскольку кладка новогрудской церкви гораздо небрежнее, чем витебской, а галереи, сооруженные сразу же после церкви, делали уже полоцкие мастера из плинфы в технике со скрытым рядом, т. е. так, как это было принято в Полоцке. План новогрудской церкви восстанавливается лишь очень приблизительно, поскольку раскопками под существующим зданием церкви XVI в. удалось вскрыть лишь небольшие участки древних кла­док.
        Еще один памятник, вскрытый раскопками в Полоцкой земле, - церковь в Минске. По каким-то причинам эта церковь не была достроена: заложен лишь фундамент и возведена на очень небольшую высоту южная стена. Храм должен был быть четырехстолпной, почти квадрат­ной постройкой, апсиды которой образовывали в плане трехлопастную кривую. Очень своеобразна техника кладки стен: бутовая кладка с внутренней стороны стены имеет облицовочную стенку, сложенную из тщательно отесанных каменных плиток. Датировка минского храма вызывает дискуссию. Его относят как к началу XII в., так и к 70 - 80-м гг. XI в. Таким образом, закладку минского храма производили тогда, когда в Полоцкой земле еще не было своих мастеров-строителей. К тому же техника здания явно не имеет на Руси никаких аналогий. К какой архи­тектурной традиции относится минский храм, откуда при­были его строители, пока неясно.

* * *

Совершенно самостоятельной группой памятников зод­чества являются постройки Галицкой земли. Их изучение до последнего времени заметно отставало от изучения архитектурных сооружений других русских земель. Объясняется это в первую очередь тем, что до наших дней не сохранилось, даже частично, ни одного галицкого здания XII в. и памятники известны нам только по рас­копкам, которые открывают лишь нижние части стен, а главным образом - фундаменты. Дело в том, что Галицкая земля уже в середине XIV в. потеряла политиче­скую самостоятельность и была подчинена Польше. Право­славная церковь не без основания рассматривалась поль­скими феодалами как база, вокруг которой концентриро­вались силы, мечтавшие о восстановлении здесь русской

-88-


государственности. Поэтому польское правительство вся­чески поддерживало стремление католической церкви вы­теснить православную церковь и занять ее место. В результате процесса насильственной католицизации погибли все памятники древнего галицкого зодчества. К тому же ведущие районы Галицкой земли вплоть до се­редины XX в. были отделены от России, и, следова­тельно, ни русским, ни позднее советским исследовате­лям эти памятники не были доступны. Положение суще­ственно изменилось только в последние 30 лет, когда удалось провести повторные раскопки памятников, извест­ных по очень несовершенным исследованиям XIX в., а также раскопки нескольких ранее неисследованных сооружений. В итоге начала вырисовываться картина эволюции архитектуры в Галицкой земле - крайнем юго-западном районе Древней Руси. Выяснилось, что раз­витие зодчества происходило здесь очень своеобразно, заметно отличаясь от того, как это было в киевской, новгородской или полоцкой архитектурных школах. Чрезвычайно интенсивные политические связи Галицкого княжества с соседними странами - Польшей и Вен­грией - оказали существенное влияние на всю архитек­турно-строительную деятельность, превратив данный район по существу в контактную зону взаимодействия византийско-русской и романской архитектуры.
        К началу XII в. прикарпатская часть Юго-Западной Руси была занята двумя политическими образованиями - княжествами Перемышльским и Теребовльским. Располо­женные на самой окраине древнерусского государства эти княжества были меньше, чем другие русские земли, связаны с Киевом. К тому же теребовльский князь Василько и его брат перемышльский князь Володарь нахо­дились во враждебных отношениях с князьями Киева и Волыни. Естественно, что для ведения монументального строительства в своих землях они не могли просить зодчих из Киева. Между тем экономическое усиление Прикарпатья, рост и укрепление здесь городов, заверше­ние процесса феодализации создавали условия, при кото­рых неизбежно должно было начаться монументальное строительство, в первую очередь возведение церквей. В таких условиях князь Володарь, обратился за строи­телями в соседнюю Польшу. Ему удалось пригласить артель из Малопольши, которая в 10 -20-х гг. XII в. (предположительно 1119 г.) возвела в Перемышле церковь Иоанна Крестителя. Церковь не сохранилась, но раскопки

-89-


показали, что она была сооружена не из плинфы, а из хорошо тесанных каменных блоков, т. е. в технике, которая на Руси ранее нигде не применялась. Это была характер­ная для Польши романская техника. Однако в плане перемышльская церковь не имела ничего общего с роман­ской базиликой, а обладала ставшей уже традиционной на Руси схемой трехапсидного крестовокупольного храма, в данном случае без нартекса, т. е. в четырехстолпном варианте. Стены храма и снаружи, и внутри были расчле­нены плоскими лопатками. Так началось каменное строи­тельство в Юго-Западной Руси.
        Несколько позже, в 20 - 30-х гг. XII в., когда кня­жеской столицей стал Звенигород, в нем была построена церковь, полностью совпадающая с перемышльской по тех­нике и плановой схеме, но значительно меньшая по вели­чине. Там же был возведен каменный княжеский дворец. Остатки фундаментов обеих построек вскрыты раскопками. С 40-х гг. XII в. стольным городом объединенной Юго-Западной Руси стал Галич, и здесь в дальнейшем сосре­доточилось почти все монументальное строительство. В ближайших окрестностях Галича возвели церковь Спаса, которая, судя по упоминаниям в письменных источниках, входила в комплекс княжеского пригородного дворца. И по технике, и по плану она опять полностью повторяла предыдущие храмы - в Перемышле и Звенигороде. Планы этих церквей почти стандартны, отличаясь лишь разме­рами и деталями.
        Несмотря на то что от ранних галицких памятников сохранились только фундаменты, имеется возможность достаточно полно представить их первоначальный облик. Дело в том, что в 40-х гг. XII в. мастера из Галича переехали в Северо-Восточную Русь, где возвели несколько храмов, два из которых сохранились до нашего времени. Поскольку по планам и строительной технике постройки полностью совпадают с ранними галицкими, есть основа­ния полагать, что и по внешнему виду они были также если не вполне идентичными, то во всяком случае очень близкими. 11) Об этом же свидетельствуют и найденные при раскопках галицких храмов каменные детали, пол­ностью совпадающие с деталями сохранившихся памят­ников Северо-Восточной Руси. Очевидно, что галицкие храмы имели конструкцию сводов крестовокупольного типа (точнее - вписанного креста) и обладали статичной уравновешенной композицией с одной массивной главой и спокойным ритмом закомар. Тем самым они были очень близки памятникам XII в. в других русских землях, отли-

-90-


Галич. Успенский собор. План фундаментов.

чаясь от них в основном фактурой стен - великолепной по качеству белокаменной техникой. Храмы имели очень строгий характер и чрезвычайно ограниченное количество декоративных элементов - лишь поясок каменной резьбы по верху барабана и апсид.
        Таким образом, ранние галицкие памятники типоло­гически вполне соответствовали типам церквей, распро­страненным в русском зодчестве той поры. Очевидно, приехавшие из Польши мастера должны были по требо­ванию заказчика принять за образец храма те сооружения, в которых уже откристаллизовались сложившиеся на Руси традиции. Свои романские приемы эти мастера могли сохранить лишь в строительной технике (белокаменная

-91-


кладка, конструкция фундаментов) и декоративных дета­лях (цоколь, аркатурный поясок и пр.).
        В конце 40-х или начале 50-х гг. XII в. был построен главный храм Галича - Успенский собор. Судя по рас­копанным фундаментам, он также представлял собой четырехстолпный храм, однако значительно более крупный и с примыкавшими с трех сторон галереями. Сложен он был тоже из превосходно отесанных блоков, причем наряду с известняком применялся алебастр. Основное отличие Успенского собора от ранних галицких памят­ников не в плановой схеме (хотя и здесь есть очень существенная разница) или технике, а в совершенно ином стилистическом характере. В галицких постройках первой половины XII в. почти не использовалась каменная резьба, а в Успенском соборе каменной пластике принадлежало значительное место. Входы храма были украшены деко­рированными резьбой перспективными порталами, приме­нялись консоли и рельефы антропоморфного и зооморф­ного характера. Подкупольные столбы имели вид круглых колонн, а пол покрывали поливные плитки, в том числе и с рельефным орнаментом. Отличия галицкого Успен­ского собора от более ранних памятников настолько существенны, что несомненно свидетельствуют о работе каких-то новых мастеров, причем первоклассных зодчих и скульпторов. Анализ декоративного убранства, а час­тично и технических приемов Успенского собора указывает на то, что эти мастера прибыли в Галич из Венгрии. Таким образом, в середине XII в. в Галиче сложилась строительная артель, ведущую роль в которой играли венгры, хотя участвовали и польские мастера, как работав­шие здесь ранее, так и вновь прибывшие.
        Во второй половине XII в. в окрестностях Галича было возведено несколько сравнительно небольших церквей. Среди них имелись четырехстолпные храмы, почти пол­ностью совпадающие по плану с ранними галицкими постройками. Такова, например, церковь “над Борщовом”, вероятно называвшаяся в древности Кирилловской. Судя по материалам раскопок, здесь, как и в Успенском соборе, использовалась каменная резьба. Но параллельно с четырехстолпными храмами в окрестностях Галича в это время строили и сооружения совершенно другого типа - центри­ческие - ротонды и квадрифолии. Так, церковь Ильи Пророка представляла собой небольшую круглую по­стройку, к которой с востока примыкала апсида, а с за­пада - прямоугольное помещение. У с. Побережья был

-92-


Галич. Планы храмов.
1 - Ильи Пророка, 2 - в Побережье, 3 - “Полигон”.

раскопан храм в форме квадрифолия с очень четко очерченными четырьмя полукружиями. Близ Галича вскрыт иной вариант квадрифолия - с мягко скругленными контурами (так называемый Полигон). Центриче­ская постройка была раскопана и в урочище Воскресен­ском, но плохая сохранность фундаментов не позволяет достаточно уверенно судить о форме ее плана. Все эти центрические постройки, очевидно, сильно отличались друг от друга по композиции объема. Например, квадри­фолий у с. Побережья имел мощные фундаменты, свидетельствующие о его значительной высоте, скорее всего двухэтажности. В то же время у “Полигона” фундаменты настолько слабы, что он явно был невысокой одноэтаж­ной постройкой. Западная часть церкви Ильи Пророка, вероятно, поднималась в виде башни. Все перечисленные здания обладали перспективными порталами и декоратив­ными деталями, украшенными белокаменной резьбой.
        Постройки подобного типа в других русских землях неизвестны, но они имеют прямые аналогии в романском зодчестве Центральной Европы, и прежде всего Венгрии. Таким образом, Галицкая земля была единственным районом Руси, где влияние романского зодчества сказалось не только в использовании романской строительной тех­ники и декоративных элементов, но и в прямом перенесе­нии типов сооружений. Очевидно, разделение восточной и западной христианских церквей не зашло еще настолько далеко, чтобы русские церковные власти воспринимали типы католических храмов как недопустимые к приме-

-93-


нению на Руси. До настоящего времени не вполне ясно, каково узкое назначение галицких центрических построек: были ли это храмы пригородных монастырей или церкви боярских вотчин.
        В Галицкой земле обнаружены также остатки деревянных церквей XII в., пол которых покрывали поливные керамические плитки. В нескольких случаях во время раскопок удалось выяснить схему плана таких церквей. Пятницкая церковь в Звенигороде была прямо­угольной с прямоугольной же апсидой. На основании ряда косвенных признаков исследователи высказали предпо­ложение, что она имела завершение в виде деревянного купола на световом барабане, опиравшемся на “заломы”, т. е. как бы имитацию в дереве каменных парусов. Таким образом, эта деревянная церковь, очевидно, строилась под сильным влиянием каменной архитектуры. На горо­дище Олешков были раскопаны остатки многоугольной в плане деревянной церкви, вероятно повторявшей в де­реве тип каменных центрических построек. Городище Олешков, по-видимому, было укрепленной боярской усадьбой, и очень возможно, что прямое заимствование венгерских типов построек отвечало идеологическим стремлениям крупных галицких бояр, ориентировавшихся на образ жизни европейских феодалов-рыцарей.
        Таким образом, галицкое зодчество второй половины XII в. отличалось от зодчества остальных русских земель прежде всего гораздо большей ролью внешних влияний, включая прямое использование некоторых романских типов храмов.

* * *

Самостоятельная и очень яркая владимиро-суздальская архитектурная школа сложилась в Северо-Восточной Руси. Этот район, называвшийся обычно Залесской землей, после монгольского вторжения не только не потерял политической независимости, но, наоборот, позднее стал тем ядром, вокруг которого формировалось централизо­ванное Московское государство. Естественно, что древние памятники зодчества, олицетворявшие здесь престиж и традиции великокняжеской власти, не только не раз­рушали, но тщательно поддерживали и ремонтировали.

-94-


Благодаря этому в Северо-Восточной Руси сохранилось относительно большое количество древних памятников, что позволяет достаточно детально изучать развитие владимиро-суздальской архитектуры по этапам.
        После того как в самом начале XII в. в Суздале и Владимире по распоряжению Мономаха были построены кирпичные соборы, строительство монументальных храмов здесь прекратилось, поскольку возводившие эти здания мастера возвратились в Южную Русь, а собственных кадров строителей в Залесской земле еще не было. Но вскоре быстрый рост политического значения Суздаль­ского княжества вызвал насущную необходимость в орга­низации монументального строительства. Между тем непрерывные военные столкновения суздальского князя Юрия Долгорукого с Киевом не давали ему возможности получить оттуда строителей. И князь Юрий обратился за помощью к своему военному союзнику - галицкому князю Владимиру. Руководство строительством в Галиче перешло тогда к вновь прибывшим венгерским мастерам, и князь Владимир без существенного ущерба для строи­тельства в Галиче смог отправить в Суздаль часть работавших здесь ранее мастеров. Произошло это, по-ви­димому, в конце 40-х гг. XII в. Так силами галицких зодчих в Северо-Восточной Руси началось монументальное строительство.
        Из построек, возведенных в 50-х-гг. XII в., две дошли до наших дней. Целиком сохранился Спасский собор в Переславле-Залесском. Это квадратная в плане четырехстолпная церковь, увенчанная одной массивной главой. Ее гладкие белокаменные стены расчленены простыми плоскими лопатками. С середины высоты стены приобре­тают меньшую толщину, образуя снаружи горизонталь­ный уступ, идущий вокруг здания. Единственный деко­ративный элемент - лента аркатурного пояса, поребрика и полувала, проходящая по верху барабана и апсид. Собор производит впечатление величавой гармоничности и урав­новешенности. Вторая постройка - церковь Бориса и Глеба в княжеской резиденции близ Суздаля - Кидекше. Она сохранилась несколько хуже: у нее рухнули своды и искажен верх. Тем не менее представить первоначаль­ный облик храма не составляет особых затруднений. Это было здание, очень близкое по плану и объемной композиции переславльскому собору, но оформленное несколько наряднее. Аркатурный поясок проходит здесь

-95-


Владимир. Успенский собор. Планы.
1 - в первоначальном виде, 2 - после перестройки.

-96-


не только по барабану, но и по всем фасадам, т. е. там, где в переславльском храме находится уступ. Большая насыщенность декоративными элементами объясняется самим назначением постройки: она была дворцовой цер­ковью. По письменным источникам и материалам раско­пок известны еще две постройки этой поры: Георгиевские церкви во Владимире и Юрьеве-Польском.
        За короткий промежуток времени (не более 10 лет) в Северо-Восточной Руси было, таким образом, построено не менее четырех каменных церквей. Очевидно, что приехавшая из Галича группа мастеров смогла быстро подго­товить здесь достаточно квалифицированных помощников и создать сильную строительную организацию.
        С конца 50-х гг. XII в. строительная деятельность резко усиливается. Князь Андрей Боголюбский перенес столицу из Суздаля во Владимир и начал обстраивать этот город с небывалой роскошью. Отсюда, из Владимира, он диктовал свою волю князьям многих других русских земель, в том числе и самого Киева. Естественно, что Вла­димир должен был даже своим обликом, величием архи­тектуры соответствовать тому политическому значению, которое он приобрел. В еще большей степени это относилось к основанной Андреем загородной резиден­ции - городку Боголюбому (соврем. с. Боголюбово). Трудно сказать, не справлялась ли существовавшая здесь строительная артель с задуманным князем размахом работ или же политическое значение Владимирского княжества и могущество владимирского “самовластца” сочли необходимым отразить в более пышных архитектурных формах, но в дополнение к работавшим здесь мастерам пригласили новых зодчих. Их прислал владимирскому князю император Фридрих Барбаросса. 12) Так в Северо-Восточной Руси в 60-х гг. XII в. сложилась мощная строительная организация, в которой совместно работали западно-европейские, галицкие и местные мастера.
        Наиболее крупным объектом строительства был город­ской храм Владимира - Успенский собор, - возведенный в 1158 -1160 гг. В конце XII в. собор был перестроен и значительно расширен, однако его первоначальное ядро легко выделить в ныне существующем сооружении. Даже наружная обработка стен хорошо заметна внутри боковых членений более позднего собора. Точно так же и своды первоначальной части хорошо видны сверху, поскольку расположены несколько выше пристроенных позднее

-97-


Владимир. Успенский собор. Западный фасад.
1 - в первоначальном виде, 2 - после перестройки.

-98-


сводов. Сохраняя общую схему сложившегося в Киеве одноглавого шестистолпного храма, Успенский собор очень существенно отличается от киевских памятников. Это сказывается не только в технике - кирпичной в Киеве и белокаменной во Владимире, - но и во всем облике здания. Заметно отличается Успенский собор и от более ранних памятников этой же территории - от церквей в Переславле-Залесском и Кидекше, несмотря на то что в данном случае техника идентична. Роскошные резные перспективные порталы, аркатурно-колончатый пояс, проходящий по середине высоты стен, членящие стены сложнопрофилированные пилястры с колонками, имею­щие базы и резные капители, профилированный цоколь, обходящий вокруг всего здания, - вот основные декора­тивные элементы храма. К этому следует добавить строй­ные пропорции и крупные размеры (27.5 х 17.6 м), делающие собор величественным и торжественным. В ин­терьере до настоящего времени сохранились значитель­ные участки древней фресковой росписи.
        В пригородной княжеской резиденции - городке Боголюбом - был создан великолепный архитектурный ансамбль. Основные его части - собор Рождества Богородицы и дворец, соединенные между собой по второму этажу переходом; в среднюю часть перехода включена лестничная башня. На вымощенной каменными плитами площади перед собором стоял киворий - сень над водосвятной чашей. В настоящее время от ансамбля полностью сохранились лишь лестничная башня и часть перехода между нею и собором. Раскопками вскрыты нижние остатки стен собора, на которые в XVIII в. поставили новую церковь. Основания кивория и перехода от башни к дворцу также были обнаружены раскопками, сам же дворец полностью уничтожен более поздним зданием. Раскопки ансамбля и исследование сохранившихся частей дают возможность графически реконструировать его пер­воначальный облик с весьма значительной долей докумен­тальности.
        Центром ансамбля являлся собор. Он во многом повто­рял владимирский Успенский собор, хотя был не шести-, а четырехстолпным и меньшим по величине. Вместо крестообразных в плане подкупольных столбов внутри собора стояли четыре мощные круглые колонны, имевшие профилированные базы и, судя по описаниям, резные капители. Письменные источники сообщают о необыкно-

-99-


Боголюбово. Реконструкция ансамбля. По Н. Н. Воронину.

-100-


венной роскоши отделки здания. Сейчас об этом свиде­тельствуют лишь следы медных плит, устилавших пол, да отверстия от гвоздиков, которыми прибивали листы золоченой меди, украшавшей западный портал. Открытые раскопками нижние части перспективных порталов демон­стрируют великолепную белокаменную резьбу. На башне и на арочном переходе сохранился аркатурно-колончатый пояс.
        Строительство боголюбовского ансамбля было, по-ви­димому, завершено к 1165 г. Исследования показали, что при возведении этого ансамбля соблюдался странный, с точки зрения современного строительства, прием: каждый объект независимо от того, будет ли он стоять отдельно или войдет в состав более сложного комплекса, полностью завершали отделкой. Так, собор, арочный пе­реход и башня имели законченную отделку фасадов, включая аркатурно-колончатый пояс, несмотря на то что с одной из сторон пояс в процессе строительства сразу же прикрывали следующей частью комплекса. Арочный переход немыслим без башни, ибо иначе он никуда бы не вел; следовательно, прием выполнения наружной отделки, которую тут же застраивали, объясняется не тем, что план строительства менялся во время его осуществле­ния, а лишь своеобразной системой средневековой орга­низации строительных работ. Данный прием, как выяснилось, был характерен и для зодчества других районов Руси, в частности киевского; например, наружные галереи киевского Софийского собора были построены одновре­менно с основным объемом, хотя примыкают к полностью отделанным фасадам внутренних галерей.
        Приблизительно в 1 км от Боголюбова, при впадении р. Нерли в Клязьму, в 1166 г. была построена церковь Покрова. Здесь корабли, шедшие по Клязьме, поворачи­вали к княжеской резиденции и церковь служила как бы выдвинутым вперед элементом роскошного ансамбля, его торжественным предвратным монументом. Задача, поставленная перед зодчими, была очень сложной, поскольку намеченное для постройки место лежало в заливаемой пойме. Поэтому зодчий, заложив фундамент, возвел на нем каменный цоколь высотой почти 4 м и засыпал его землей. Получился искусственный холм, который облицевали тесаными каменными плитами. На этом холме, как на пьедестале, и была воздвигнута церковь.

-101-


Церковь Покрова на Нерли. План.

        Церковь Покрова на Нерли - небольшой четырехстолпный храм, к которому с трех сторон примыкали галереи. Здание церкви полностью сохранилось до наших дней, а основания галерей были вскрыты археологиче­скими раскопками. 13) Схема плана церкви Покрова повто­ряет планы более ранних храмов, например церкви в Кидекше. Но как различен их облик! В церкви Покрова сложная профилировка и далеко вынесенные по диаго­нали тонкие колонки угловых пилястр придают зданию настолько значительную пластику, что храм кажется почти скульптурным произведением. Богатая декоративная резьба порталов, аркатурно-колончатый пояс и рельефы, размещенные в верхней части здания, еще усиливают этот скульптурный характер. Удивительное совершен­ство форм и пропорций делает церковь Покрова на Нерли одним из наиболее выдающихся шедевров не только древнерусской, но и мировой архитектуры. И тем не менее, несмотря на цельность и законченность композиции основного объема, первоначально церковь Покрова имела совершенно иной вид. Нижняя половина храма была при­крыта примыкавшими галереями, а в юго-западном углу

-102-


Церковь Покрова на Нерли.

-103-


в стене галереи размещалась лестница, ведшая на хоры. Первоначальный облик этих ныне исчезнувших частей здания поддается лишь очень гипотетической графической реконструкции, но несомненно, что он был гораздо более торжественным, чем сейчас. Очевидно, именно так и заду­мывали этот замечательный памятник - первое сооружение, которое видели люди, приближавшиеся к пышной резиденции владимирского князя.
        Во всех перечисленных сооружениях, возведенных по заказу Андрея Боголюбского, имеются черты сходства с памятниками более раннего периода: это прежде всего общий тип сооружения и техника белокаменной кладки. Такое сходство совершенно понятно. Сложившиеся к се­редине XII в. устойчивые традиции церковного строительства на Руси диктовали зодчим определенные черты типо­логии. Каноничным мог быть только храм типа вписанного креста в четырех- или шестистолпном варианте. Никакой заказчик - ни князь, ни церковные власти - не позво­лил бы отойти от освященного традицией канонического типа. Что же касается белокаменной кладки, то мастера, приехавшие от императора Фридриха, нашли в Северо-Восточной Руси уже достаточно опытных каменщиков, ра­ботавших, кстати, в привычной для них романской технике.
        И все же постройки 60-х гг. XII в. решительно отли­чаются от более ранних. Стройные пропорции храмов, почти скульптурная пластичность фасадов, насыщенность здания чистыми романскими деталями и широкое приме­нение скульптурной резьбы - вот далеко не полный перечень того, что выделяет постройки нового этапа. В ре­зультате иным стал даже сам образ храма.
        Успенский собор, боголюбовский ансамбль и церковь Покрова на Нерли безусловно демонстрируют руку одного зодчего. Очевидно, все основные объекты строительства в это время были поручены руководителю той группы мастеров, которую прислал император Фридрих. Высокие художественные достоинства построенных зданий свиде­тельствуют, что он был исключительно талантливым мастером. Вместе с тем здесь продолжал работать и тот галицкий зодчий, который до этого построил церкви в Переславле-Залесском и Кидекше; ему поручали соору­жение объектов меньшей значимости. Так, вероятно, именно данный мастер руководил строительством Золотых ворот во Владимире, возведенных между 1158 и 1164 гг.
        Золотые ворота Владимира, как и Киева, являлись

-104-


Церковь Покрова на Нерли. Фрагмент фасада.

сооружением в большей степени репрезентативным, чем военным. Над проездом здесь тоже была расположена церковь. В настоящее время владимирские Золотые ворота сильно переделаны, а их надвратная церковь вообще заново перестроена в конце XVIII в. Однако сохранился обмерный чертеж ворот, исполненный еще до того, как древняя надвратная церковь была разобрана. Судя по нему, церковь была как бы уменьшенным вариантом Спасского собора в Переславле-Залесском. Таким образом, надврат­ная церковь владимирских Золотых ворот полностью примыкала к серии храмов, возведенных в 50-х гг. XII в. приехавшими в Залесскую землю галицкими мастерами.
        Помимо перечисленных построек в 60-х гг. XII в. были возведены еще церковь Спаса во Владимире и Успенский собор в Ростове, известные нам лишь по упоминаниям в письменных источниках и незначительным остаткам, вскрытым раскопками. Широкий размах осуществленного строительства мог быть выполнен лишь при наличии многочисленных и опытных мастеров, т. е. крупной и хо­рошо организованной строительной артели.
        Вскоре после завершения строительства Успенского

-105-


собора он пострадал при пожаре и в 1185-1189 гг. был восстановлен, при этом значительно расширен. Как писал летописец, князь Всеволод “церков владимирскую сугубо округ ея упространи, украси... четыре верхи назда и позлати”. Таким образом, собор стал пятинефным и пятиглавым. Эволюция русского зодчества в XII в. вела к упрочению строгих одноглавых композиций, и постройка в конце XII в. пятиглавого собора - явление исключи­тельное. По-видимому, это было связано с определенной идеологической задачей. Владимирское княжество к тому времени стало сильнейшим княжеством Руси, претендо­вавшим на первенствующую роль в руководстве не только северными, но и поднепровскими землями. Постройка во Владимире пятиглавого собора, возможно, должна была подчеркнуть особое значение Владимирского княжества, противопоставить главный храм Владимира роскошным многоглавым сооружениям Киева XI в. Архитектурные формы перестроенного Успенского собора очень близки постройкам предшествующей поры, и в частности перво­начальному зданию этого же храма. Но общее впечатление стало уже несколько иным, появился оттенок особой торжественности.
        В 90-х гг. XII в. во Владимире был построен новый дворцовый храм - Дмитриевский собор. Несмотря на то что Успенский и Дмитриевский соборы почти ровесники, они резко отличаются один от другого характером своего декоративного убранства. Если епископский Успенский собор почти не имеет скульптурных украшений, то кня­жеский Дмитриевский собор обильно снабжен скульптур­ной резьбой. Резьба покрывает всю верхнюю часть здания выше аркатурно-колончатого пояса. Резьба заполняет поля стен и даже барабан купола, а в аркатурно-колончатом поясе она не только вклинивается между колонками, но и покрывает их стержни. Сравнение Дмитриевского собора с однотипной ему церковью Покрова на Нерли показывает, как существенно изменился за 30 лет характер архитек­туры. Легкая, утонченная и поразительно стройная цер­ковь Покрова уступила место спокойно-уравновешенному и пышно-декоративному Дмитриевскому собору.
        В 1192-1196 гг. во Владимире был построен собор Рождественского монастыря. Он не сохранился до наших дней, но, судя по чертежам середины XIX в., был близок Дмитриевскому собору, отличаясь, однако, гораздо более скромными деталями и очень незначительным количеством

-106-


Церковь Покрова на Нерли. Реконструкция. По Н. Н. Воронину.

скульптурной резьбы. На основании материалов раскопок можно предполагать, что аналогичный характер имела и церковь, стоявшая над воротами детинца, также возведенная в 90-х гг. XII в.
        Значительно труднее, чем об архитектурных формах, судить о монументальной живописи и убранстве интерье­ров памятников владимиро-суздальского зодчества. Незна-

-107-


чительные фрагменты фресок из собора в Переславле-Залесском, а также росписи, сохранившиеся на стенах Успенского и Дмитриевского соборов, - вот то немногое, что имеется в нашем распоряжении. Однако даже и этого достаточно для уверенного вывода, что в Северо-Восточной Руси существовала своя школа монументальной живописи, значительно отличавшаяся от киевской и новгородской. Известно, что в Боголюбовском и Успенском соборах пол был покрыт медными плитами, а во всех остальных храмах - поливными керамическими плитками. На Дми­триевском соборе полностью сохранился подлинный медный ажурный крест.
        Сооружения, возведенные во Владимирском княжестве в 90-х гг. XII в., несомненно прямо продолжают традиции, сложившиеся здесь еще в 60-х гг. И все же скорее всего их строили уже другие мастера, поскольку за 30 лет состав артели должен был существенно обновиться. Ни­каких новых приезжих зодчих не появлялось. Об этом можно судить по архитектурным формам памятников, об этом же сообщил и летописец, отметивший, что в своей строительной деятельности ни князь Всеволод, ни епископ “не ища мастеров от немець, но налезе мастеры от клеврет святое Богородици и от своих”. Вместе с тем архитектурный облик памятников 60-х и 90-х гг. все же далеко не одинаков: все основные элементы типологии, конструкции и даже архитектурных деталей остались прежними, но характер зодчества изменился. На смену почти скульптурной пластике фасадов и острой вырази­тельности пропорций приходит спокойная торжественная парадность. Даже в тех случаях, когда храмы почти лишены скульптурного убранства, они производят впе­чатление помпезности, не говоря уже о роскошном убран­стве Дмитриевского собора. Изменение архитектурного образа памятников хорошо отражает усиление мощи Владимира - стольного города одного из самых сильных русских княжеств.
        Так развивалась неповторимо своеобразная владимиро-суздальская архитектурная школа. Высказывалась мысль, что большая роль романских элементов позволяет считать ее русским вариантом романского стиля. Такое предпо­ложение не может быть принято. Романские элементы не определяют основной черты владимиро-суздальских памятников - применявшегося здесь типа сооружений. Прямая связь с плановой и конструктивной схемой киев-

-108-


Владимир. Дмитриевский собор. Южный фасад.

-109-


ских памятников, в первую очередь с Успенским собором Печерского монастыря, сохраняется в Северо-Восточной Руси в течение всего XII в. Более того, процесс эволюции происходит также аналогично тому, как это имело место в зодчестве других русских земель. В отличие от архи­тектуры Галицкой земли здесь не нашли применения собственно романские типы сооружений. Ни плановая схема, ни объемная композиция храмов, ни принципы конструктивного решения во владимиро-суздальском зод­честве не приобрели романских черт. Есть все основания утверждать, что владимиро-суздальское зодчество - одна из русских архитектурных школ, хотя и насыщенная романскими элементами. Взаимопроникновение форм, раз­личных по происхождению, но органически слитых во­едино, делает данную архитектурную школу особенно яркой и своеобразной.

-110-


ПРЕДМОНГОЛЬСКИЙ ЭТАП В РАЗВИТИИ РУССКОГО ЗОДЧЕСТВА (КОНЕЦ XII-ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIII в.)

        К концу XII в. на Руси слагается новое архитектурное направление и для русского зодчества наступает новый этап развития. Это проявилось в специфических формах, присущих каждой архитектурной школе, хотя общие принципы на всей территории Руси были одинаковыми. На смену статичным, уравновешенным храмам, увенчан­ным одной массивной главой, со спокойным ритмом зако­мар и большей частью скупым декоративным убранством фасадов приходят здания со столпообразным построением объема, подчеркнутой динамичностью композиции, чрез­вычайно богатой декоративной разработкой фасадов и, как правило, трехлопастным их завершением. Если в памятни­ках середины XII в. имело место гармоничное соответствие решения интерьера и экстерьера, то в памятниках нового этапа можно видеть полную подчиненность интерьера композиционному замыслу внешнего облика сооружения. Еще одна отличительная особенность нового архитектур­ного направления - известная самостоятельность архи­тектурных форм, порой приобретающих чисто декоратив­ный характер и не зависящих от конструкции, тогда как ранее внешние архитектурные формы и членения здания почти всегда полностью отвечали конструкции. Следует отметить также, что в интерьере храмов постепенно начи­нает преобладать продольная ориентация, и если в памят­никах XI, а частично и XII в. подкупольное пространство обычно бывало несколько большим в направлении поперек храма, то к концу XII в. его делают удлиненным вдоль здания.
        Очень показательно, что новое направление проявилось во всех архитектурных школах Руси, причем общие законо­мерности, характер композиции, а главное - идея архи­тектурного образа во всех школах были чрезвычайно близкими. Очевидно, что разделение русской архитектуры на школы не уничтожило близости между ними, не привело к распаду русского зодчества на самостоятельные части. Общие закономерности, зависящие от единства происхож­дения, сходства социального развития и непосредствен­ных культурных связей между русскими землями, определили общность путей развития русской архитекторы в

-111-


целом при всем многообразии направлений, в которых эта общность получила отражение.
        Переход к новым формам в большинстве русских архи­тектурных школ совершился в конце XII или даже начале XIII в., однако некоторые черты, подготавливавшие перелом, появились уже во второй половине XII в. Особенно четко это проявилось в зодчестве Полоцкой земли, где раз­работка новых архитектурных форм привела уже в сере­дине XII в. к созданию такого памятника, как Спасский собор Евфросиньева монастыря. В нем полоцкий зодчий Иоанн по существу вплотную подошел к решению тех задач, которые в других русских землях получили разви­тие не ранее 80-х гг. XII в. Несмотря на некоторую непоследовательность архитектурного решения, Спасский собор Евфросиньева монастыря безусловно является пер­вым памятником, в котором столпообразная композиция объема храма выявлена с полной определенностью. Следует отметить, что в полоцком зодчестве в большей степени, чем в других архитектурных школах, удерживались тради­ции Киевской Руси, а связь нового архитектурного направ­ления с живописным стилем киевского зодчества XI в. уже неоднократно отмечали исследователи. Сложная динамическая композиция масс была характерна для киевских памятников начала XII в., и в частности ярко выражена в церкви Спаса на Берестове. 14) Последующее развитие киевской архитектуры, связанное с деятель­ностью переехавшей из Чернигова строительной артели, отмечено созданием гораздо более статичных храмов. Огромное влияние, которое оказывало киевское зодчество на архитектуру остальных русских земель, в значительной степени способствовало упрочению и здесь уравновешен­ных композиций храмов со спокойным ритмом закомар и одной, массивной главой. Влияние это сказывалось не только в тех землях, где зодчество развивалось в рамках киевской архитектурной школы, но очень явно проявилось к середине XII в. и в новгородской архитектуре, а в ка­кой-то степени - и во владимиро-суздальской.
        Зодчество Полоцкой земли было менее других связано с влиянием статичных форм киевской архитектуры XII в. и ориентировалось главным образом на киевские традиции более ранней поры. Но если в киевской архитектуре XI в. сложная композиция масс еще в значительной степени сковывалась принципами византийского зодчества, то в русской архитектуре конца XII в. это было связано с ре­шительным отходом от византийских канонов, с коренной

-112-


их переработкой и сложением самостоятельных форм национальной русской архитектуры. Дальнейшее развитие полоцкого зодчества привело к построению таких зданий, как церковь на детинце, плановая схема которой уже целиком отражает новое архитектурное направление и лишена двойственности, характерной для Спасского собора. Таким образом, полоцкие мастера первыми в русской архитектуре пришли к созданию композиции, отвечавшей новому этапу в развитии зодчества, но пришли к этому накануне того момента, когда монументальное строитель­ство в Полоцкой земле вообще полностью прекрати­лось. И именно в это время новые формы получили разви­тие и распространение в других строительных цент­рах Руси.

* * *

В Киевской земле наиболее ярким памятником нового архитектурного направления может служить церковь Василия в Овруче, возведенная, видимо, в конце 90-х гг. в качестве дворцовой церкви в вотчине князя Рюрика Ростиславича. Церковь сравнительно небольшая, четырехстолпная, трехапсидная, вполне традиционная по схеме плана основного объема, но имеющая и совершенно не­обычные черты: по сторонам ее западного фасада разме­щены две круглые башни - прием исключительный в рус­ском зодчестве XII в. Наружные пилястры церкви сложнопрофилированные, с тонкими полуколонками. Фасады имели очень богатую разработку, поскольку кроме сложнопрофилированных пилястр и порталов в стены были вло­жены крупные цветные камни со шлифованной наружной поверхностью. Еще в начале XX в. руины Васильевской церкви возвышались почти до основания сводов, но затем здание было реставрировано и завершающие его части восстановлены по аналогии с памятниками середины XII в., тогда как в действительности церковь, очевидно, имела какое-то гораздо более сложное столпообразное завершение.
        Почти тогда же, в 1197 г., в Белгороде была по­строена церковь Апостолов. Вскрытые раскопками остатки этой церкви дают основания полагать, что, судя по схеме плана, а также по расширениям фундамента, предназначенным для сложнопрофилированных пилястр, она походила на овручскую Васильевскую церковь, хотя

-113-


была более крупной, шестистолпной и, видимо, заверша­лась не одной, а тремя главами.
        Наконец, в начале XIII в. в Чернигове возвели Пятниц­кую церковь. Памятник был очень сильно перестроен, но сохранился во всех своих основных частях. Во время Вели­кой Отечественной войны церковь была повреждена, но позднее реставрирована, причем полностью восстановлена в первоначальных формах. Эта небольшая четырехстолпная церковь имеет план, на первый взгляд мало отличаю­щийся от планов храмов середины века. В действитель­ности же он обладает своеобразными особенностями. Прежде всего обращают внимание его нерасчлененность и собранность: даже апсиды оконтурены плавной линией и представляют собой не три полукружия, а одну трехло­пастную кривую. Пилястры сложные, с тонкими полуколонками, но очень мягко профилированные. Церковь имеет чрезвычайно стройные пропорции и нарядные, насыщен­ные кирпичной орнаментацией фасады. Завершаются фасады не обычными закомарами; а одной средней зако­марой и двумя боковыми полузакомарами, благодаря чему завершение каждого фасада приобретает трехлопастную форму. Но самым замечательным в Пятницкой церкви является конструкция ее завершения, ибо здесь полностью изменена система сводов и арок, поддерживающих барабан главы. Арки, соединяющие подкупольные столбы, расположены не ниже, как обычно, а выше примыкающих к ним цилиндрических сводов. Таким образом, была создана система повышающихся к центру арок, отчего барабан сильно поднимался над сводами. Снаружи повышенные подпружные арки образуют второй ярус закомар, служа­щий как бы пьедесталом для барабана. А на самом бара­бане размещен еще третий ярус закомар, на этот раз уже чисто декоративных, т. е. по существу уже не закомар, а кокошников. Все особенности Пятницкой церкви строго подчинены одной идее - придать ей вертикальную устремленность и столпообразность. Ради этого зодчий пошел на коренное изменение традиционной конструкции сводов - гениальное решение, отважиться на которое при всей его кажущейся простоте было очень нелегко.
        Наличие многих традиционных черт в плановой схеме и строительно-технических приемах позволяет заключить, что все три перечисленных памятника возведены той же киевской строительной артелью, которая работала здесь еще в 70-80-х гг. XII в. Вместе с тем необычность решения

-114-


Чернигов. Пятницкая церковь.

памятников и наличие в них, несмотря на яркие индиви­дуальные черты, общности “почерка” зодчего приводят к выводу, что это произведения одного автора. Им, вероятно, был Петр-Милонег, восторженная оценка деятель­ности которого помещена в летописи. Из текста летописи мы знаем, что Петр-Милонег был “в приятелях” у князя Рюрика Ростиславича, по заказу которого возведены все три упомянутые церкви.
        Таким образом, в Киевской земле переход к новому этапу развития архитектуры, по всей вероятности, связан с именем талантливого мастера, которого летописец, оче-

-115-


видно недаром, ценил настолько высоко, что сравнивал с библейским зодчим Веселиилом. Если строителем Пят­ницкой церкви действительно являлся Петр-Милонег, то закладка этой постройки могла быть произведена в 1211 г., когда Рюрик Ростиславич потерял Киев и стал черни­говским князем. Вскоре князь Рюрик умер, и его строи­тельная артель, видимо, осталась в распоряжении черни­говских князей.
        После этого в Чернигово-Северской земле разворачи­вается интенсивное строительство. К этому времени сле­дует отнести церкви, возведенные во Вщиже и Трубчевске, известные нам по итогам археологических иссле­дований. Они небольшие, четырехстолпные. Церковь во Вщиже имела с трех сторон галереи, а ее наружные пилястры были сложнопрофилированными, с тонкими полу­колонками. О церкви в Трубчевске данных меньше, по­скольку над ее остатками позднее была возведена новая церковь. Однако строительно-технические особенности па­мятника и своеобразная форма столбов (квадратные со скошенными углами) сближают ее с черниговской Пятниц­кой церковью. По-видимому, к вщижской церкви была близка также церковь, плохо сохранившиеся остатки кото­рой раскопаны в Чернигове на Северянской улице. Судя по обнаруженным развалам строительного материала, к этой же группе относилась и пока еще неизученная постройка, остатки которой лежат под более поздней Екатерининской церковью в Чернигове.
        Значительным шагом в деятельности той же строитель­ной организации была постройка собора Спасского мона­стыря в Новгороде-Северском. Раскопки этого здания позволили установить основные черты его плана. Выясни­лось, что в отличие от всех предыдущих киево-черниговских храмов новгород-северский собор с запада имел притвор, а с севера и юга - полукруглые выступы. Такая схема планировки церковного здания была принята в Греции на Афоне и отсюда получила распространение в других странах, особенно в Сербии. В данном случае применение подобного плана не обязательно следует свя­зывать с приехавшим из Греции зодчим, так как этот прием мог быть указан зодчему заказчиком - князем или еписко­пом, желавшим, чтобы построенная по его заказу церковь походила на церкви глубокочтимого на Руси Афонского монастыря. О личности зодчего больше говорит система профилировки памятника: она значительно сложнее, чем в черниговской Пятницкой или овручской Васильевской

-116-


Чернигов. Пятницкая церковь. Поперечный разрез.

-117-


церквах. Элегантная, изысканно прорисованная профили­ровка этих церквей приобрела здесь чрезвычайно услож­ненный, даже несколько вычурный характер, сохранив, однако, типичные для киево-черниговской архитектуры мягкость и незначительный вынос профилей от поверх­ности стены. Видимо, в Новгороде-Северском работал уже другой зодчий, но воспитанный в тех же традициях, сменивший Петра-Милонега в руководстве строительной артелью.
        Позже, по-видимому уже в самые предмонгольские годы, в Путивле была построена церковь, почти полностью повторившая схему новгород-северского собора, хотя несколько меньшая по величине.
        К сожалению, все чернигово-северские памятники этой поры не имеют достаточно достоверных дат. И если ясно хотя бы приблизительное время постройки Пятницкой церкви, то церкви во Вщиже, Трубчевске, Новгороде-Северском, Путивле, так же как черниговские церкви на Северянской улице и под Екатерининской церковью, можно датировать лишь с точностью до двух-трех десятиле­тий. Естественно, что и относительная хронология этих памятников тоже очень проблематична.
        Обращает на себя внимание то обстоятельство, что начиная примерно с рубежа XII-XIII вв. вся строитель­ная деятельность в Среднем Приднепровье сосредоточи­вается в Чернигово-Северской земле, а точнее - главным образом в Новгород-Северском княжестве. В Киевской земле к этому времени можно предположительно отнести лишь две постройки: церковь Гнилецкого монастыря и Малый храм в Белгороде. Археологические остатки церк­вей показали, что они были очень небольшими, четырехстолпными, с одной апсидой. В церкви Гнилецкого мона­стыря удалось установить, что наружные пилястры имели простой двухуступчатый профиль.
        Таким образом, выясняется, что в начале XJII в. быв­шая киевская строительная артель, видимо, перебазирова­лась в Северскую землю, где вела интенсивную деятель­ность, создав яркие памятники нового художественного направления. Строительство здесь продолжалось вплоть до монголо-татарского вторжения. В то же время в Киевской земле, очевидно, сохранилась какая-то очень небольшая группа мастеров, которые возвели всего несколько малень­ких и простых храмов. К тому же очень вероятно, что к 30-м гг. XIII в. и их в Киеве уже не было. Письменные

-118-


Новгород-Северский. Собор Спасского монастыря. Реконструкция плана.

источники ничего не сообщают о строительстве в Киеве после 1200 г., если не считать сведений украинского летописца XVII в. о постройке в 1215 г. церкви Креста, о которой даже неизвестно, была ли она каменной или деревянной. Об отсутствии мастеров-строителей свидетель­ствует и тот факт, что к моменту монгольского разгрома Киева в нем уже начали применять совершенно иной тип кирпича - брусковый. По-видимому, традиция изготовле­ния плинфы в Киеве уже была утеряна. Показательно, что из брускового кирпича не построили ни одного нового здания, а лишь восстанавливали те постройки, которые пострадали при землетрясении 1230 г. Так, очевидно, в это время восстановили киевскую Ротонду, отремонтиро­вали Успенский собор Печерского монастыря, церковь на Вознесенском спуске, некоторые здания в Переяславле.

-119-


        Появление в Киеве кирпича брускового типа, вероятно, было связано с приездом каких-то романских, точнее - польских, мастеров. Их мог прислать Даниил Галицкий, в сфере политического влияния которого находился Киев. Если же подтвердится предположение, что киевская Ротонда - католическая церковь, то мастеров из Польши могли вызвать и обосновавшиеся в Киеве доминиканцы. 15) Резкое падение архитектурно-строительной деятельности в Киеве в начале XIII в. безусловно связано с падением престижа киевских князей и частой их сменой на киев­ском столе, что хорошо отражено и древнерусскими пись­менными источниками.

* * *

Очень яркое развитие получило новое архитектурное на­правление в Смоленской земле. Однако слагалось оно совершенно по-иному, чем в Киеве. Преданность киевским архитектурным традициям привела в Смоленске к тому, что даже в 80-х гг. XII в. здесь продолжали строить почти так же, как в середине этого века. Конечно, зодчий, кото­рый возвел Васильевскую церковь на Смядыни, учитывал новые веяния; отказ от внутренних лопаток был, вероятно, вызван каким-то переосмыслением верхних частей здания. И все же новые формы прокладывали себе путь робко и медленно. Безусловно, в таком сильном архитектурно-строительном центре, как Смоленск, со временем сложи­лись бы свои новые формы памятников, но к 80-м гг. XII в. условия для этого еще не созрели. Между тем старые формы, очевидно, уже перестали удовлетворять художе­ственные вкусы заказчиков, и внимание ктиторов при­влекли композиционные решения, разработанные зодчими соседнего Полоцка. Для постройки в конце 80-х- начале 90-х гг. XII в. дворцового храма архангела Михаила смо­ленский князь Давид Ростиславич пригласил полоцкого зодчего. Плохо разработанная хронологическая шкала по­лоцких памятников не дает возможности уверенно судить, был ли это тот мастер, который построил церковь в полоц­ком детинце, но непосредственная зависимость смоленской церкви архангела Михаила от полоцкого храма не вызывает сомнения. Планы данных храмов почти полностью совпадают, хотя в них имеются и некоторые различия. Так, в смоленском храме можно отметить два существенных нововведения, свидетельствующих о том, что здесь был сделан следующий шаг в разработке нового архитектурного

-120-


решения. Прежде всего в смоленской церкви двухуступчатые наружные пилястры усложнены введением тонких полуколонок. Тем самым в фасады здания внесено большое количество дополнительных вертикальных членений, еще сильнее подчеркивающих высоту и остроту его про­порций. Второе отличие смоленской церкви - исчезнове­ние стенок с порталами, отделяющих притворы от основ­ного помещения. Оба этих нововведения не случайны: они вызваны естественной эволюцией форм, ведущей к созда­нию вертикально устремленных динамических компози­ций, и стремлением зодчих разработать единый слитный интерьер, подчиненный композиции экстерьера. Неда­ром же такие приемы совершенно независимо появились и в других русских архитектурных школах - тонкие колонки в киевской и черниговской архитектуре, откры­тые внутрь храма притворы - во владимиро-суздальской.
        Получить для задуманного строительства полоцкого зодчего смоленскому князю было нетрудно, ибо Полоцк в это время находился в прямой политической зависимости от Смоленска. Таким образом, Смоленск как бы пожал плоды интенсивного процесса архитектурного развития, протекавшего в Полоцке. Но если развитие полоцкой архитектуры к концу XII в. замерло, в Смоленске именно конец XII -первая треть XIII в. явились временем блестящего расцвета. Наличие опытных кадров строителей, работав­ших здесь уже с середины XII в., в сочетании с перенесен­ными сюда достижениями полоцких зодчих создало усло­вия для сложения в Смоленске вполне самостоятельной архитектурной школы.
        Смоленская церковь архангела Михаила (часто ее упо­минают в литературе под более поздним наименованием - Свирская церковь) сохранилась почти целиком, хотя в несколько перестроенном виде. Она столпообразная, с высоко поднятой центральной частью. С восточной сто­роны церкви выделяется одна полукруглая апсида, тогда как боковые имеют снаружи прямоугольную форму и мень­шую высоту. С трех сторон перед входами расположены притворы, причем северный и южный снабжены неболь­шими самостоятельными апсидами. Таким образом, очень высокий центральный объем храма (общая высота до вершины купола около 33 м) со всех сторон как бы подпирается более низкими, в результате чего создается ступен­чатость, придающая композиции динамический характер. Это впечатление еще более усиливается огромным количе-

-121-


Смоленск. Церковь архангела Михаила. План.

ством вертикальных членений, проходящих по корпусу здания и создаваемых сложнопрофилированными пиляст­рами. Значительный вынос пилястр, сильно выступающие апсида и притворы придают всему зданию почти скульп­турную выразительность. Фасады церкви завершались не тремя закомарами, а кривой трехлопастного очертания. Очень высокий барабан имел в основании декоративные трехлопастные кокошники. Общая идея столпообразного храма с подчеркнутой вертикальной устремленностью композиции выражена в этой церкви исключительно ярко. Развитие самостоятельной смоленской архитектурной школы продолжалось с 80 - 90-х гг. XII в. до 1230 г., когда страшная эпидемия, а затем военные события прервали строительство. За это время здесь было возведено не менее полутора десятков монументальных зданий. По интенсив­ности строительства Смоленск вышел на первое место среди архитектурно-строительных центров Руси. К сожа­лению, церковь архангела Михаила является единствен-

-122-


Смоленск. Церковь архангела Михаила. Реконструкция. По С. С. Подъяпольскому и Т. Е. Каменевой.

-123-


ным сохранившимся памятником смоленской архитектуры того времени, однако раскопками в Смоленске изучено еще девять храмов, от которых уцелели нижние части стен или только фундаменты. Шесть из них в значительной степени повторяли формы Михайловской церкви. Особенно близок по схеме плана собор Троицкого монастыря на Кловке. Он отличается от Михайловской церкви лишь несколько сокращенной апсидной частью и еще более усложненной профилировкой пилястр. Собор Спасского монастыря в Чернушках имеет притвор только с запада, тогда как с севера и юга к его восточным углам примыкают маленькие часовни с самостоятельными апсидами. В Пят­ницкой церкви нет боковых часовен и к основному объему пристроен только западный притвор. В церкви на Малой Рачевке притворы отсутствуют, но зато с трех сторон примыкают галереи. Наконец, в Кирилловской церкви (на р. Чуриловке) нет ни притворов, ни галерей. Лишь в одном случае - в церкви на Воскресенской горе - зодчий использовал тип большого шестистолпного храма с галереями. Несмотря на то что все эти храмы существенно различаются по схеме плана, основная идея их композиции одинакова. У всех у них, как и в Михайловской церкви, были одна сильно выступающая полукруглая апсида и примыкающие к ней боковые прямоугольные апсиды. О том, что все эти раскопанные церкви имели столпообраз­ную композицию объема, свидетельствует очень сложная профилировка пилястр, которая была бы бессмысленной, если бы зодчие не стремились с помощью большого количе­ства вертикальных членений подчеркнуть стройность зда­ния и его устремленность кверху. В пользу высотной композиции храмов говорит и их пол, поднятый довольно значительно над уровнем земли.
        Близость композиционных и строительно-технических приемов не позволяет сомневаться в том, что все перечис­ленные храмы были возведены одной строительной органи­зацией. Однако характер деталей и особенно профилировки достаточно четко выделяет “почерк” нескольких зодчих. Тот из них, который являлся создателем церкви архангела Михаила, видимо, после этого построил только церковь на Малой Рачевке, все же остальные памятники выдают руку двух зодчих, работавших после первого, т. е., вероятно, его учеников. Один из них строил собор монастыря на Кловке, в котором все профилировки были крайне услож­нены, в то время как другой стремился к большей четкости

-124-


Смоленск. Собор на Протоке. План.

профилировок, для чего на оси пилястр вместо тонкой полуколонки помещал узкую прямоугольную тягу, как это видно в Пятницкой и Кирилловской церквах, а особенно в церкви на Воскресенской горе.
        Конечно, по сравнению с изысканно прорисованными, мягкими и элегантными профилями киевско-черниговских памятников жесткие и сильно выдвинутые от плоскости стены профили смоленских построек кажутся более гру­быми. Однако в сочетании со ступенчато-башнеобразной композицией объемов они несомненно придавали зданиям яркую выразительность. Смоленские зодчие не пошли на такое радикальное изменение конструкции завершающих частей храмов, какое исполнено в черниговской Пятницкой церкви, но сложное соподчинение объемов церкви архан­гела Михаила в Смоленске дает не меньший эффект дина­мически напряженной композиции, торжествующего взлета.
        Раскопки показали, что с 90-х гг. XII в. смоленская строительная организация разделилась на две самостоя­тельные артели и наряду с главной, которая возвела все перечисленные храмы, параллельно работала вторая, менее

-125-


мощная артель, возможно, выполнявшая не княжеские, а епископские заказы. Три вскрытых раскопками храма, построенных этой артелью, имели очень своеобразные особенности: все три их апсиды снаружи прямоугольные, а изнутри - в виде очень пологой кривой. Профилировка пилястр была менее сложной, чем в храмах, построенных первой артелью, и, кроме того, начиналась не с самого низа, образуя в основании массивный цоколь. Таковы Большой собор на Протоке, церковь на Окопном кладбище и совсем маленькая церковь на Большой Краснофлотской улице. Их объединяют не только схема плана и система профили­ровки, но и многие архитектурные детали, характер кир­пичной кладки и даже формовка кирпича. Очевидно, артели были созданы по вертикальному признаку, т. е. включали мастеров, обеспечивавших все этапы строитель­ства - от формовки и обжига кирпича до полного заверше­ния здания.
        Раскопки памятников смоленской архитектуры вы­явили целый ряд деталей убранства их интерьеров. Во многих храмах были обнаружены остатки фресковых росписей, а в одном случае - в соборе на Протоке - удалось расчистить и снять со стен фресковую живопись, сохранившуюся на высоту до 3 м. 16) Здесь очень четко выявилась система размещения росписей: в нижних частях стен это была имитация декоративных тканей (“платы”) или мраморной облицовки (“струйчатый орнамент”), а выше - изображения святых. На столбах и в арочных нишах для погребений (аркосолии) использовались орна­ментальные мотивы, заимствованные с византийских и арабских тканей.
        Яркая выразительность архитектурного образа сделала смоленские храмы широко популярными и вне пределов Смоленской земли. А наличие многочисленных опытных строителей позволяло смоленским зодчим вести строитель­ство в других районах Руси. Так, в Рязани, где не было собственных кадров строителей, смоленские мастера в конце XII в. возвели две церкви, известные нам по резуль­татам раскопок. Спасская церковь в Старой Рязани была очень близка по плану смоленской церкви архангела Михаила, а церковь в Новом Ольговом городке (видимо, резиденция рязанских князей) представляла собой маленький бесстолпный храмик с одной сильно уплощен­ной апсидой. Идентичность строительно-технических приемов (а в Спасской церкви - и архитектурных форм) позволяет думать, что в Рязань выезжала целая группа

-126-


Новгород. Пятницкая церковь. Реконструкция. По Г. М, Штендеру.

смоленских строителей, т. е. самостоятельная артель, полностью осуществившая возведение этих двух храмов. Иначе обстояло дело в Киеве, где раскопками были вскрыты остатки небольшой церкви на Вознесенском спуске, также явно выдающие руку смоленского зодчего. Здесь, очевидно, приезжим был только зодчий, а осуществили строительство, судя по техническим приемам, местные мастера.
        Почерк смоленских строителей можно видеть и в Новгороде, в построенной в 1207 г. Пятницкой церкви. Она сохранилась несколько более чем наполовину своей

-127-


первоначальной высоты, была тщательно реставрирована в уцелевших частях, а ее исследование дает все необходи­мые материалы для графической реконструкции здания в целом. По композиционной схеме новгородская Пятниц­кая церковь целиком совпадает с такими смоленскими памятниками, как церковь архангела Михаила и Троицкий собор на Кловке. У нее одна сильно выступающая полу­круглая апсида и три притвора, придающих плану строго центрированную крестообразную форму. Фасады заверша­лись трехлопастными покрытиями, а барабан купола был поднят на пьедестал. В отличие от других смоленских памятников Пятницкая церковь имела не крестчатые, а круглые подкупольные столбы. Изучение техники кладки стен показало, что строительство начинали смоленские мастера, но уже на следующий сезон их сменили местные, новгородские каменщики. Характер архитектурных дета­лей и профилировки Пятницкой церкви позволил даже точно указать, какой именно смоленский зодчий руководил строительством: это был тот мастер, который ранее возвел в Смоленске Троицкий собор на Кловке. Еще до построения в Новгороде Пятницкой церкви смоленские мастера рабо­тали в Пскове, где с их деятельностью связана постройка (скорее - перестройка) Троицкого собора. Здание собора не сохранилось и известно лишь по рисунку, исполнен­ному в XVII в.

* * *

Самостоятельная и очень яркая группа памятников зодчества, построенных в конце XII в., имеется на се­веро-западной окраине Руси - в Гродно (древний Городен). Монументальное строительство здесь началось, вероятно, в 70-х гг. XII в., однако не позднее 1180 г., по­скольку в летописи отмечено, что в 1183 г. при пожаре в городе пострадала каменная церковь. Строительство продолжалось недолго, видимо всего два-три десятилетия. За это время было возведено не менее шести кирпичных зданий, из которых пять находятся в самом Гродно, а одно - в небольшом городке Волковыске, входившем в состав Городенского княжества.
        Наилучшее сохранившееся здание Гродно - Борисо­глебская церковь на Коложе, часто называемая просто Коложской. Южная стена этой церкви полностью исчезла,обрушившись в р. Неман, но северная уцелела почти до осно­вания закомар. Коложская церковь находится на окраине

-128-


Гродно. Планы церквей.
1 - Коложская, 2 - Нижняя.

древнего города. Другая, обычно называемая Нижней цер­ковью, вскрыта раскопками в центре гродненского детинца. Ее стены сохранились местами на высоту до 3.5 м. От тре­тьей церкви, Пречистенской, расположенной по наружную сторону рва детинца, уцелели лишь фундаменты. Церковь в Волковыске вообще не была достроена, ибо работы по каким-то причинам прекратили, а на строительной пло­щадке рядом с заложенным фундаментом так и остались лежать штабеля заготовленных строительных материалов. Кроме этих памятников на детинце в Гродно были раско­паны остатки гражданской постройки - терема княже­ского дворца - и фрагмент стены еще одного сооружения, назначение которого до сих пор не установлено. Следует от­метить, что гродненский терем значительно крупнее и бо­гаче по оформлению, чем терема в Смоленске и Полоцке. Несмотря на небольшое количество памятников, зодче­ство Гродно достаточно четко отделяется от всех остальных архитектурных школ Древней Руси. В строительно-техни­ческом отношении гродненские постройки ближе всего

-129-


к памятникам Киева и Волыни - они сложены из кирпича в технике равнослойной кладки. Наиболее характерные особенности этих построек - необычная структура плана и своеобразие декоративного убранства фасадов.
        Нижняя церковь в Гродно и церковь в Волковыске очень близки по плановой схеме: это шестистолпные храмы с одной апсидой и плоскими наружными лопатками. Крайне уплощенная форма апсиды указывает на то, что бо­ковые восточные членения были пониженными. Данное обстоятельство вместе с переносом подкупольного прост­ранства на западные пары столбов свидетельствует, что храмы имели столпообразную композицию объема. Пречи­стенская церковь совпадала с Нижней по всем элементам плана, но отличалась тем, что ее апсида была не полукруг­лой, а прямоугольной. Столбы в волковысской церкви крестчатые, а в остальных - квадратные со скошенными углами. Точно так же скошены углы и самих зданий. В Нижней церкви в юго-западном углу располагалась винтовая лестница для подъема на хоры, выделенная полукруглой стенкой. В Волковыске к юго-западному углу храма примыкала квадратная башня, очевидно лестничная. Иной характер у Коложской церкви: здесь столбы были круглыми, подкупольное пространство занимало нормальное положение - на восточных, а не на западных парах столбов, с востока имелись три апсиды. Наружные пи­лястры - двухуступчатого профиля, со скругленными уг­лами. Долго исследователи считали, что хоры в этой церкви тянутся вдоль боковых стен вплоть до апсид; в настоящее время установлено, что хоры занимали только западное членение. Лестница для входа на хоры размещалась в тол­ще западной стены. Кроме того, две лестницы проходили в стенах боковых апсид; назначение их неясно.
        Отличительная особенность гродненских памятни­ков - способ декоративной обработки фасадов. В кирпич­ную кладку стен здесь вложены большие цветные, шлифо­ванные снаружи камни. Их синеватая, зеленоватая или красная поверхность создавала яркие пятна, контрасти­рующие с кирпичной фактурой стен. Помимо камней в кладку вставлены фигурные керамические плитки, по­крытые глазурью, образующие кресты или иные узоры. В Нижней церкви в убранстве стен кроме камней и плиток использованы поливные блюда. В Волковыске среди подго­товленных для строительства камней обнаружены и такие, которые имеют не плоскую, а отшлифованную на три грани

-130-


Гродно. Коложская церковь. Фрагмент фасада.

наружную поверхность. Стены терема обработаны скром­нее, но и здесь в кладку вложены декоративные камни. Полы в гродненских постройках были устланы поливными керамическими плитками, причем не только квадрат­ными, но и фигурными, позволявшими набирать различные рисунки. От пола Нижней церкви сохранились настолько значительные участки, что по ним удалось исполнить графическую реконструкцию. Гродненские памятники не имели росписей, лишь апсиды Коложской церкви были украшены фресками. Не рассчитанные на роспись внут­ренние поверхности стен гродненских храмов имели своеобразное декоративное оформление - в виде много­численных сосудов-голосников. В других архитектур­ных школах Руси голосники использовались для облегче­ния веса сводов и лишь частично выходили отверстиями внутрь помещения, что способствовало улучшению аку­стики. В гродненских храмах многочисленные, распо­ложенные в определенном порядке отверстия голосников создавали дополнительный декоративный эффект.

-131-


        В развитии гродненской архитектуры многое еще неясно. Так, прежде всего до сих пор не удается уста­новить относительную хронологию построек, т. е. последо­вательность их возведения. Поэтому здесь пока не улавли­вается эволюция форм. Вопрос же о происхождении мастеров, участвовавших в сложении гродненской строи­тельной организации, решается сейчас уже достаточно определенно. Несомненно, что основную роль сыграли южно-русские архитектурные традиции: очевидно, приезд в Гродно группы мастеров с Волыни, работавших в Луцке, а затем в Турово-Пинской земле. Вместе с тем в грод­ненской архитектуре ощущается и влияние полоцкого зодчества, особенно в способе формовки кирпичей. Следо­вательно, сложение собственной строительной организации в Гродно происходило довольно сложным путем - заимствованием мастеров из нескольких древнерусских центров. Скорее всего, строительная артель не приехала в Гродно в уже сложившемся составе, а сформировалась на месте - из волынских каменщиков, полоцких плинфотворителей и, вероятно, гродненских ремесленников, главным образом гончаров. Никаких следов романского влияния, несмотря на пограничное положение Гродно, не отмечено. Обращает на себя внимание исключительная быстрота, с которой возникла своеобразная гродненская архитектура, что, видимо, говорит о ведущей роли какого-то очень талантливого и самобытного зодчего.

* * *

Во владимиро-суздальской архитектуре процесс сложе­ния нового направления имел свои специфические особен­ности. Вплоть до самого начала XIII в. никаких существенных изменений в композиции храмов здесь не заметно. Усиление роли декоративных элементов (например, в Дмитриевском соборе во Владимире) не повлекло за собой перестройки всего архитектурного образа. Но в на­чале XIII в. волна новых веяний захватила и эту школу. На рубеже XII-XIII вв. владимиро-суздальская строи­тельная организация разделилась на две самостоятельные. Одна из них строила в Суздале, Нижнем Новгороде, Юрьеве-Польском, а другая - во Владимире, Ростове и Ярославле. Владимирское княжество распалось в это время на более мелкие уделы, и строительные артели были свя-

-132-


Юрьев-Польский. Георгиевский собор. План.

заны с определенными княжескими дворами: первая строила по заказам князя Юрия, а позднее - Святослава, тогда как вторая - после князя Всеволода стала обслу­живать князя Константина.
        В 1222-1225 гг. первая строительная артель возвела новый собор в Суздале, после этого построила два храма в Нижнем Новгороде, а в 1230 - 1234 гг. - Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. Суздальский и юрьев-польский соборы сохранились примерно до половины своей перво­начальной высоты, а фундаменты церкви архангела Ми­хаила в Нижнем Новгороде были вскрыты раскопками. Памятники показывают, что характерная для Киева, Чер­нигова и Смоленска динамика композиции, усиленная множеством вертикальных членений пучковых пилястр на фасадах, не нашла в них отражения. Наоборот, налицо частичный отказ от полуколонок на пилястрах и примене­ние в большинстве случаев плоских лопаток. Но башне­образное построение объема с высоко и торжественно поднятой главой, видимо, появилось и здесь. Об этом можно судить хотя бы по наличию притворов, придающих зданию крестообразную форму. Причем если суздальский собор

-133-


был еще несколько удлиненным шестистолпным, а из его притворов только два боковых полностью открывались внутрь храма, то в нижегородском и юрьев-польском соборах четырехстолпный объем и полностью открытые внутрь притворы придавали зданиям строгую центричность, вполне аналогично, например, смоленской церкви архангела Михаила. Очень вероятно, что и объемные композиции этих храмов были близкими.
        На основании ряда косвенных данных некоторые исследователи предполагают, что Георгиевский собор в Юрьеве-Польском имел повышенную конструкцию подпружных арок и декоративный пьедестал в основании барабана. Такую точку зрения нельзя считать безусловно доказанной. Однако даже если у собора и не было поднятого на пьедестале барабана, то стройные пропорции в сочетании с тремя притворами придавали храму ступенчато-столпообразный характер. В отношении остроты и динамичности композиции этот самый поздний памятник владимиро-суздальского зодчества, видимо, уступал памятникам Киева и Смоленска, но зато превосходил их торжественностью облика. Заметно усилилась в указанных памятниках роль декоративной резьбы. Правда, стены суздальского собора сложены не из плотного известняка, а из туфа, не позволяю­щего выполнять сложную орнаментацию, но зато здесь скульптура обильно покрывает порталы и аркатурно-колончатый пояс, сделанные из плотного камня. Особенно ярок по своей скульптурной обработке собор в Юрьеве-Польском. Резьба украшает не только его аркатурно-колончатый пояс и порталы, но и все стены до самого низа. При этом скульптура в верхней части здания, судя по найденным фрагментам, имела такой же характер, как и в бо­лее ранних памятниках, т. е. каждое изображение было нанесено на отдельный камень, вставленный в стену при возведении здания. В нижней же части стен орнамент растительного характера покрывал все поле стены, не счи­таясь со швами. Такая резьба могла быть выполнена только после окончания кладки стен. Верхняя часть собора в Юрьеве-Польском была полностью переложена в XV в., причем часть рельефов погибла, а остальные перепутаны. Тщательная работа по изучению рельефов позволила более или менее убедительно графически восстановить всю систему убранства и распределения скульптур по фасадам. Среди рельефов собора некоторые несомненно вязаны своим происхождением с искусством Востока. Поэтому

-134-


Юрьев-Польский. Георгиевский собор. Реконструкция западного фасада.
По А. В. Столетову.

неоднократно возникал вопрос, не принимали ли участие в создании более поздних памятников владимиро-суздаль­ского зодчества какие-либо восточные мастера. Высказы­валось также предположение, что восточные мотивы могли проникнуть во Владимирскую землю с армянскими масте-

-135-


рами. Предположения эти не подтвердились. Выяснилось что восточные мотивы попали в резьбу Георгиевского собора через предметы прикладного искусства - их скопировали с орнаментации блюд, тканей и других драгоценных предметов, хранившихся в княжеской казне. Описывая построение собора, летописец добавил фразу о том, что князь Святослав создал эту церковь “чюдну резаным каменем, а сам бе мастер”. Не следует понимать данную фразу буквально; князь, конечно, не сам руководил строительством храма, но, видимо, его роль была все же большей, чем роль обычного заказчика. Весьма вероятно, что скульптурное убранство храма действительно исполнено по личному указанию князя.
        Резьба памятников владимиро-суздальской архитек­туры XIII в. по своему характеру отличается от резьбы более ранних памятников. Прежде все изображения были зрительно объемны, а иногда даже выполнены в высоком рельефе, на памятниках же XIII в. они плоскостно-декоративны. Очень вероятно, что в стилистической эволюции резьбы главную роль сыграли традиции народной резьбы по дереву.
        В суздальском соборе сохранились фрагменты фресковой живописи, а также такие элементы убранства, которые не уцелели больше ни в одном памятнике русского зодчества XII - XIII вв.: это замечательные врата, стоящие в западном и южном порталах храма. Врата покрыты изображениями, выполненными на медных пластинах техникой золотой наводки по черному лаковому фону.
        О работе второй строительной артели Владимирской земли нам известно пока довольно мало, поскольку памятников, возведенных ее мастерами, не сохранилось и знаем мы о них только по обрывкам кладок или даже случайным находкам строительных материалов. Как свидетельствуют обнаруженные плинфы, эта артель не продолжала традиций белокаменного владимиро-суздальского строительства, а перешла на технику кладки из кирпича, впрочем, видимо, с белокаменными резными деталями. Судя по кирпичной технике, вторая артель имела какие-то связи с киево-черниговской архитектурной школой. Первым зданием, возведенным из кирпича, был собор Княгинина монастыря во Владимире (1200-1202 гг.); в 1214 г. эта артель построила церковь Бориса и Глеба в Ростове, в 1215 г. - церковь Успения в Ярославле, а в 1216 г. - собор Спасского монастыря также в Ярославле.

-136-


Юрьев-Польский. Георгиевский собор. Фрагмент фасада.

        Следует отметить, что после 50-х гг. XII в., когда во Владимир прибыли мастера, присланные императором Фридрихом, владимиро-суздальское зодчество, видимо, не имело прямых контактов с архитектурой Запада и никаких новых романских элементов сюда больше не проникало; наоборот, происходила постепенная переработка тех форм, которые были занесены ранее. Таким образом, очевидно, что развитие владимиро-суздальского зодчества в конце XII-первой, трети XIII в. целиком определялось деятель­ностью местных мастеров, полностью соответствуя утверж­дению летописца, отметившего, что при обновлении в 1194 г. церкви Богородицы в Суздале уже “не ища масте­ров от немець”.

* * *

Как развивалось в конце XII -начале XIII в. зодчество Юго-Западной Руси, судить очень трудно из-за ничтожно малого количества изученных памятников. На Волыни в этот период монументальное строительство, видимо, вообще не производилось. После того как во Владимире-

-137-


Галич. Церковь Пантелеймона. План.

Волынском и Луцке в 50-70-х гг. XII в. было возведено несколько храмов, строительство полностью прекратилось. Когда князь Даниил Романович в первой половине XIII в. обстраивал свою новую столицу Холм, ему пришлось при­влечь галицких зодчих, хотя Холм территориально отно­сится к Волыни, а не к Галицкой земле. Даниил мог так поступить, поскольку владел обоими этими княжествами, а в Галицкой земле монументальное строительство продол­жалось непрерывно в течение XII-XIII вв. Естественно, что в Галиче, как и в других русских княжествах, должны были сложиться какие-то новые композиционные и стиле­вые решения, которые в специфически галицкой форме отражали бы тот же этап развития русской архитектуры.
        К сожалению, именно этот вопрос пока решается очень проблематично, поскольку даже те жалкие остатки памятников которые выявлены раскопками, не имеют определенной даты. Единственный частично уцелевший памят­ник - церковь Пантелеймона близ Галича, построенная на

-138-


Галич. Церковь Пантелеймона. Апсиды.

-139-


рубеже XII - XIII вв. Но и она не сохранила своих верхних частей, ибо позднее была перестроена в католическую базилику. План церкви представляет собой вариант обычной схемы русского четырехстолпного храма, т. е. продол­жает развитие традиции, сложившейся в галицком зодче­стве еще в первой половине XII в. Вместе с тем чистые романские формы церкви свидетельствуют о непосред­ственных и тесных связях с архитектурой западных сосе­дей Галича. Профилированный цоколь, обходящий вокруг здания, тонкие колонки на апсидах и, наконец, велико­лепный перспективный портал на западном фасаде говорят о высоком мастерстве зодчих, воспитанных в роман­ских традициях. Ювелирно исполненная, пышная, хотя, быть может, несколько суховатая, резьба украшает пор­тал.
        Обращает на себя внимание очень сложная профили­ровка подкупольных столбов церкви Пантелеймона и соот­ветствующих им пилястр на внутренних стенах, тогда как наружные пилястры храма - обычные плоские лопатки. Сложность столбов, очевидно, связана с какой-то услож­ненностью верхних частей здания, о чем сейчас приходится только догадываться. Не исключена возможность, что здесь были применены раннеготические нервюрные своды, для которых такая форма опор очень характерна. Но даже вне зависимости от того, как решится вопрос о композиции и конструкции завершающей части церкви Пантелеймона, безусловно, что этот памятник отражает существенные изменения, происшедшие в галицком зодчестве и, видимо, отвечавшие новому архитектурному направлению. В дан­ном случае это было выражено в сочетании древнерусской схемы плана с западными формами, а может быть, и конструкциями.
        Вероятно, к первой четверти XIII в. относится церковь в Василёве, остатки которой вскрыты раскопками. Это тот же тип четырехстолпного храма, но суженные боковые нефы делают здание не квадратным в плане, а удлиненным. Столбы церкви крестчатые, имеющие дополнительный уступ в сторону подкупольного пространства. Судя по уступу, своды центральной части здания были усложнен­ными, а верх, вероятно, приподнят.
        По-видимому, в 30-х гг. XIII в. был сооружен архитек­турный комплекс в Холме. В летописи имеется его подроб­ное описание - уникальное явление для русских летописей. Судя по этому описанию в Холме были построены два

-140-


Галич. Церковь Пантелеймона. Фрагмент резьбы на портале.

-141-


роскошно украшенных храма. В церкви Ивана своды (“комары”) опирались на капители в виде человеческих голов, а двери покрывала резьба, исполненная “неким хытрецем Авдьем”. Кроме того, летописец отметил, что окна церкви были “украшены стеклы римьскими”, т. е. витражами. К сожалению, при раскопках описанные в летописи здания обнаружить не удалось, хотя найдены многочислеиные фрагменты резного камня, части перспек­тивного портала. Фрагменты эти не оставляют сомнений что памятники Холма в стилистическом отношении были близки церкви Пантелеймона.
        К первой воловине XIII в., видимо, относится и раско­панная близ Галича церковь Благовещения. Она принад­лежит к чисто романскому типу удлиненного бесстолпного однонефного храма. Очень вероятно, что эта церковь была построена в период польско-венгерской оккупации Га­лича (1215-1219 гг.).

* * *

И все же был на Руси в конце XII -начале XIII в. город, зодчие которого не приняли нового направления, не сде­лали никаких шагов ему навстречу, - это Новгород.
        Построенная в 1198 г. церковь Спаса-Нередицы еще полностью отвечает нормам архитектуры середины XII в. и принципиально не отличается от таких более ранних памятников, как церковь Благовещения на Мячине или даже Успенская церковь в Старой Ладоге. Сложившийся здесь архитектурный тип храма, до предела лаконичный по формам и деталям, экономичный, позволяющий возводить здание за один строительный сезон, очевидно, соответство­вал эстетическим представлениям новгородских зодчих и требованиям заказчиков. Существенных изменений не произошло даже в начале XIII в. Вскрытые раскопками остатки церкви Пантелеймона, построенной в 1207 г., по­казали, что в ней полностью сохранилась прежняя схема плана, а это заставляет думать, что и в объемной компози­ции тоже не было заметных перемен. Такая консерватив­ность новгородских строителей, вероятно, перестала удовлетворять некоторых заказчиков, знакомых с зодче­ством других русских земель, и в 1207 г. корпорация куп­цов, ведших иноземную торговлю, заказала постройку церкви Пятницы в Новгороде не новгородским, а смолен­ским зодчим. Возведение в Новгороде такой яркой по-

-142-


Новгород. Церковь Спася-Нередицы.

стройки смоленской архитектурной школы, как Пятницкая церковь, не могло не оказать влияния на творчество нов­городских мастеров. И они действительно заимствовали из данного памятника отдельные, очевидно, понравившиеся им формы: трехлопастное завершение фасадов, наличие только одной апсиды. Но эти особенности новгородские зодчие использовали по-своему, не приняв основных черт Пятницкой церкви - ее декоративности, динамичности и вертикальной устремленности композиции. Продолжая традиции, четко проявившиеся в новгородском зодчестве второй половины XII в., они пошли по пути разработки еще более простых объемных решений, лаконичных и скупых

-143-


по декоративной обработке. Принятие трехлопастного завершения фасадов помогло новгородским мастерам соз­дать тип церквей, отвечавший новгородским вкусам и традициям и в то же время обладавший редкой целостно­стью объема, при котором даже маленькая постройка кажется величественной. Это нашло отражение в Перынской церкви близ Новгорода, построенной, вероятно, в 20-х или 30-х гг. XIII в.
        Так совершенно своеобразно сложились формы нового архитектурного направления в зодчестве Новгорода. Идея переработки старых форм крестовокупольного храма, намеченная в Перынской церкви, оказалась очень плодотворной и в дальнейшем, в XIV в., стала ведущей линией развития новгородской архитектуры.

* * *

Изменения, которые можно отметить в русской архитек­туре на рубеже XII - XIII вв., охватили все русские земли и отражают, таким образом, не локальные явления, а единый процесс сложения нового этапа в развитии древне­русского зодчества. Конечно, ни по времени появления новых форм, ни по яркости и интенсивности развития данный процесс далеко не в равной степени сказался на архитектуре различных феодальных архитектурных школ. Кроме того, в каждой школе это выразилось в своих, специфических формах, хотя всем им были свойственны некоторые общие принципы развития.
        Широкий размах строительства и наличие в большин­стве крупных политических центров Древней Руси соб­ственных мастеров позволили в значительно большей степени, чем раньше, проявиться местным художественным вкусам. Этим объясняется значительное разнообразие типов и вариантов сооружений, возведенных в данный период. Следует отметить и возросший опыт строителей. Отказ от излишне трудоемких работ, выражающийся иногда в несколько небрежной на вид кладке, а также сокращение запасов прочности свидетельствуют об устояв­шихся традициях строительного мастерства.
        Естественно, что конкретные архитектурные формы слагались прежде всего под влиянием местных условий, куда входили и традиции мастеров, и их архитектурные связи, и наличие местных строительных материалов, и степень развитости ремесла. Огромное значение имела и

-144-


Новгород. Перынская церковь.

-145-


идеологическая сторона - сложение в каждой земле соб­ственных художественных вкусов и традиций. Во времена яркого расцвета городской культуры очень большую роль играло архитектурное оформление городской застройки, создание сооружений, способных украсить город. Поэтому особое значение приобретали острота силуэта и нарядная декоративность фасадов. Сложившиеся художественные нормы касались, конечно, всех видов построек: не только городских, но и монастырских церквей, и храмов княже­ских резиденций. Однако этот процесс проходил очень неравномерно и неравнозначно, вовсе не имея прямого соответствия в экономической мощи города. Так, в Нов­городе, крупнейшем городском центре, данные особенности сказались как раз в наименьшей степени.
        И все же местные социальные условия и сложение культуры средневекового города могли определить лишь конкретные формы развития различных архитектурных школ, но не общие их тенденции. Эти общие тенденции - усиление роли декоративных элементов, относительная их самостоятельность по отношению к конструкции, преобла­дание значения экстерьера - определялись внутренними закономерностями развития зодчества. Основное движущее противоречие в эволюции всякого архитектурного стиля - борьба художественных форм и конструкции - определяло именно такое направление развития. И неудиви­тельно, что подобные тенденции, хотя в совершенно иных конкретных проявлениях, можно видеть примерно в это же время в развитии архитектуры других стран и регионов - Византии, Балкан, Закавказья.
        Следовательно, сложение на Руси в конце XII - на­чале XIII в. нового архитектурного направления нельзя считать явлением, характерным только для Руси. Оно было закономерным процессом для архитектуры средневековой Европы. 17) Из этого вовсе не следует, что зодчество Руси сближалось с зодчеством других стран. Скорее наоборот, при наличии общих закономерностей развития в русском зодчестве все более разрабатывались специфические формы, свойственные только Руси.
        Взаимосвязь русских архитектурных школ между собой в эту пору была двоякой. С одной стороны, несомненно продолжался процесс феодального дробления, сказавшийся во все большем расчленении русского зодчества на отдельные школы. С другой стороны, общие законо­мерности развития и взаимное культурное общение вели

-146-


к сложению в разных районах Руси близких архитектур­ных форм. Все чаще зодчие одной земли осуществляли строительство в другой, что не могло не вызвать определенного сближения. Таким образом, наряду с продолжаю­щимся процессом дифференциации в русском зодчестве в конце XII в. начинали ощущаться и тенденции интегра­ции. Очевидно, что уже к этому периоду относятся самые первые, хотя еще очень робкие, шаги, которые вели к сло­жению общерусского архитектурного стиля. 18) Как эволю­ционировал бы данный процесс в дальнейшем, мы не знаем, поскольку в 30-40-х гг. XIII в. развитие русского зодчества было прервано монгольским вторжением.

-147-


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

        Значительные успехи, достигнутые в исследовании рус­ского зодчества домонгольского периода, дали возможность достаточно полно и ярко обрисовать этот этап истории русской архитектуры. Большое количество памятников, изученных за три последних десятилетия, позволило исто­рикам архитектуры привлечь к исследованию уже не единичные постройки, а целые их серии, что обеспечило достоверность и объективность выводов. 19)
        Памятники зодчества являются одновременно памятни­ками искусства и строительной техники. Поэтому они осо­бенно многообразно отражают свою эпоху, и именно поэтому такую большую роль играет комплексный подход к их исследованию. Специальное изучение строительно-технической стороны древних построек позволило судить о развитии архитектуры не только по архитектурным формам и не только по полностью сохранившимся памят­никам, но и по конструкциям, строительным материалам, причем часто даже тогда, когда от памятника уцелели лишь фундаментные рвы или развал кладки. Появилась возможность наряду с изучением стилистической эволюции и развития художественных форм раскрыть Организацию строительного производства, конкретную социальную и историческую обстановку, в которой велось каменно-кирпичное строительство.
        Изучение процесса строительного производства домон­гольского периода выявило специфический, “артельный” способ организации строителей. Для обозначения древнерусской строительной ячейки мы применяем современный термин - артель, хотя в древности, очевидно, употреб­лялся иной, вероятно дружина. В настоящее время удалось установить приблизительную численность древнерусской строительной артели, сроки возведения построек, восстановить в общих чертах весь процесс сооружения зданий - от заготовки строительных материалов и закладки фунда­ментов до окончательной отделки. На основании строи-

-148-


Схема деятельности строительных артелей домонгольской Руси.

тельно-технических данных появилась возможность раз­личать “почерк” отдельных строительных артелей, групп каменщиков, плинфотворителей, а порой и индивидуальный “почерк” зодчих. В результате определилась картина сложения, существования и передвижения таких артелей домонгольского периода. Артелей, которые могли само­стоятельно вести монументальное строительство, было сравнительно немного. Так, в середине XII в. их имелось всего шесть, и лишь в первой трети XIII в. артелей насчитывалось восемь, а временами, быть может, даже девять.
        Разработанные в настоящее время методы уточнения датировок памятников (по архитектурным формам, строи­тельной технике, формату кирпича и др.) позволяют насытить схему функционирования строительных артелей конкретными памятниками, что дает возможность посте­пенно раскрыть реальную архитектурно-строительную картину домонгольской Руси. Отсутствие выявленных памятников в определенный период деятельности какой-либо артели в ряде случаев уже сейчас дает основание прогнозировать существование еще не обнаруженных объектов. И наоборот, совпадение количества памятников и приблизительных сроков их возведения с периодом работы артели позволяет судить о том, что в данном строительном центре все памятники этого периода уже известны.

-149-


        Сопоставление деятельности строительных артелей, и особенно их передвижения из одного княжества в другое, с письменными источниками убедительно свидетельствует, что строители домонгольского времени были тесно связаны с княжескими дворами. Только в Новгороде со второй половины XII в. появились свободные городские ремеслен­ники-строители, работавшие “на рынок”, по заказам новго­родских бояр и местных церковных властей. Во всех ос­тальных случаях передвижения строителей по древнерус­ским землям всегда связаны с междукняжескими династи­ческими отношениями. Именно поэтому развитие русской архитектуры в XII - первой трети XIII в. так точно отра­жает политическую ситуацию. Совершенно справедливо писал Б. А. Рыбаков: “...рассмотрение памятников архи­тектуры второй половины XII в. может явиться хорошей иллюстрацией политических группировок средневековой Руси”. 20) Вместе с тем русское зодчество в наиболее общей, бессюжетной форме адекватно отражало происходившие на Руси идеологические сдвиги, причем не только те идеи, которые господствовали в данном княжестве, были харак­терны для данного заказчика, но и общерусские. Отсюда такое удивительное совпадение устремлений в русском зодчестве и русской литературе той поры.
        Исследования показали, что как в области разработки художественных форм, так и в организационном, и в строи­тельно-техническом отношении в древнерусском зодчестве домонгольского времени наблюдался процесс стремительного развития. Можно без преувеличения утверждать, что архитектура Древней Руси переживала период своего расцвета. Монгольское нашествие нанесло этому развитию страшный удар. Были разгромлены и сожжены наиболее крупные архитектурно-строительные центры, уничтожены или уведены в плен мастера. На киево-черниговской терри­тории разгром был настолько сильным, что монументаль­ное строительство здесь вообще прервалось на длительный срок. В тяжелых экономических и военных условиях при­остановилось монументальное строительство и в Смолен­ской земле. С прежней интенсивностью продолжалось развитие архитектуры лишь на крайнем юго-западе Руси - на землях западных районов Галицкого и Волын­ского княжеств. Галицкая земля, по-видимому, сохранила свои строительные кадры, и галицкие памятники второй половины XIII - первой половины XIV в. несомненно про­должают линию развития галицкого зодчества домонголь-

-150-


ского периода. Иначе было на Волыни, где в силу сложив­шихся условий в середине XIII в. не было собственных мастеров-строителей. Здания, возведенные во второй поло­вине и конце XIII в., строили здесь при непосредственном участии польских зодчих, о чем достаточно красноречиво свидетельствуют их строительная техника (брусковый кирпич) и архитектурные детали. Это, конечно, не значит, что Волынь была включена в сферу польской романо-готической архитектуры. Оформившиеся на Руси архитектур­ные традиции, как неоднократно бывало и раньше, заста­вили пришлых мастеров полностью перестроиться и возво­дить здания по принятым на Руси образцам. В середине XIV в. Галицкая и Волынская земли были захвачены Польшей и Литвой, а несколько позже в состав Литовского княжества вошли Полоцко-Смоленские земли и Киевщина. Зодчество этих земель в дальнейшем сыграло огромную роль в сложении украинской и белорусской архитек­туры.
        Развитие русского зодчества продолжалось, таким обра­зом, лишь на землях Северной Руси, где достаточно четко разграничились две самостоятельные линии развития: северо-западная и северо-восточная.
        В Северо-Западной Руси, т. е. в Новгородской земле, после монгольского вторжения сложились крайне неблаго­приятные условия для развития монументального строительства. Сам Новгород не был разгромлен монголами. Однако, воспользовавшись ослаблением Руси, усилили военный натиск литовские и шведские феодалы, немецкие рыцари. Естественно, что все внимание пришлось уделять оборонным нуждам. Лишь к середине XIV в. в Новгороде вновь получило яркое развитие монументальное зодчество. Вместе с тем в Северо-Западной Руси выявилась и вторая, дополнительна” линия развития архитектуры - в Пско­ве. Но новгородско-псковское зодчество при всей его яркости и самобытности осталось локальным явлением, не став основой общерусской архитектуры.
        Генеральную линию развития русской архитектуры представляет зодчество Северо-Восточной Руси. Несмотря на то что все города Владимиро-Суздальской земли подверглись разгрому, этот район не потерял политической независимости. Скоро здесь возобновилось монументальное строительство, и прежде всего в новых политических центрах - Твери и Москве. Самостоятельное зодчество Твери не получило дальнейшего развития, а в московском

-151-


зодчестве к рубежу XIV - XV вв. наметился период блестя­щего расцвета.
        Московское зодчество выросло на владимиро-суздальских традициях, определявшихся как непосредственной преемственностью мастеров, так и волей заказчиков - московских князей, считавших себя наследниками влади­мирских “самовластцев”. Поэтому из всех архитектурных школ домонгольской Руси в общерусском зодчестве, сло­жившемся на базе московского, непосредственно отрази­лась традиция лишь одной школы - владимиро-суздальской. И тем не менее, несмотря на отсутствие прямой генетической связи, в архитектуре ранней Москвы мы можем увидеть композиции и формы, напоминающие памятники Чернигова, Смоленска и других городов, кото­рые в это время даже не входили в состав Русского государ­ства и непосредственная связь с архитектурными тради­циями которых, казалось бы, была утрачена. Объяснение этого явления в том, что в наиболее прогрессивных памятниках зодчества домонгольского периода уже были зало­жены те тенденции, которые позднее расцвели в москов­ской архитектуре. И хотя московская архитектура действи­тельно непосредственно связана лишь с одной архитектур­ной школой XII-XIII вв. - владимиро-суздальской, подготавливалось развитие русской архитектуры на го­раздо более широкой базе.
        Расцвет русской архитектуры домонгольского периода продолжался недолго, всего два с половиной века. Но за это время была создана яркая, самобытная и многообразная архитектура, оставившая глубокий след в истории русской культуры.

-152-


ПРИМЕЧАНИЯ

        1) Краткие сведения о всех из­вестных древнерусских зданиях домонгольского периода и их схематические планы помеще­ны в каталоге (Раппопорт П. А. Русская архитектура X - XIII вв.: Кат. памятников. Л., 1982, 136 с).
        2) Для обоснования исконной многоглавости русских деревян­ных церквей иногда ссылаются на 13-главую деревянную Со­фийскую церковь в Новгороде, якобы построенную в год крещения Руси и сгоревшую в 1045 г. Однако обоснование это зиж­дется на очень шатких свиде­тельствах поздних летописей, содержащих очевидную пута­ницу, что позволяет выдвинуть и такой вариант: в 1045 г. сгорела не деревянная церковь, возведенная в 989 г., а церковь, сменившая ее в 1041 г. В таком случае многоглавие деревянной Софии может быть связано со стремлением повторить основ­ную типологическую особен­ность только что построенного киевского Софийского собора.
        3) Судя по материалам раскопок, к западному фасаду полоцкого Софийского собора сразу же после его возведения была при­строена галерея (раскопки В. А. Булкина).
        4) О недопустимости подобных “реставраций” см.: Косточкин В. В. Проблемы воссоздания в архитектурном наследии. М., 1984, с. 45.
        5) Очень вероятно, что одну или две постройки киевские зодчие возвели в это время и в Чернигове. Так, под черниговским Борисоглебским собором, соору­женным в первой четверти XII в., обнаружены остатки более древнего здания. Произво­дивший раскопки Н. В. Холостенко интерпретировал его (возможно, ошибочно) как кня­жеский терем. Вопрос о черни­говском строительстве XI в. пока еще очень слабо изучен.
        6) Подробнее об этом см.: Раппо­порт П. А. О роли византий­ского влияния в развитии древ­нерусской архитектуры. - ВВ, 1984, т. 45, с. 185.
        7) Здание это не сохранилось, но незначительными раскопками были вскрыты блоки его кладки. “Несколько блоков кладки стен указывают на то, что в ней были применены утопленные ряды кирпичной кладки” (Богусевич В. А. Отчет о раскопках 1957 г. - Науч. арх. Ин-та археологии АН УССР, 1957/37-а, с. 18).
        8) Очень вероятно, что церковь была построена в начале 80-х гг. XII в. в связи с восстановлением в Юрьеве епископии (Рорре А. Państwo i Kościol na Rusi w XI wieku. Warszawa, 1968, s. 192).
        9) В 1174 г. Святослав Всеволодич еще не был киевским князем, но именно в этом году он на корот­кое время захватил Киев и мог забрать оттуда строительную артель.
        10) Работавшая в Киеве строитель­ная артель, очевидно, раздели­лась. Часть мастеров перешли

-153-


в Смоленск, а остальные оста­лись заканчивать возведение церкви в Каневе, после чего переехали в Переяславль.
        11) Более подробно освещение этого вопроса см.: Иоаннисян О. М. О раннем этапе развития галицкого зодчества. - КСИА, 1981, вып. 164, с. 41.
        12) Сведения о присылке мастеров императором Фридрихом приве­дены В. Н. Татищевым из неизвестного нам источника (см.: Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV веков. М., 1961, т. 1, с. 330). О досто­верности сведений Татищева см.: Рыбаков Б. А. В. Н. Тати­щев и летописи XII в. - История СССР, 1971, № 1, с. 91. Кроме того, достоверность све­дений подтверждается анализом архитектурных форм памят­ника.
        13) Высказывались сомнения в су­ществовании галерей у церкви Покрова на Нерли. Эти сомне­ния совершенно безоснователь­ны (Раппопорт П. А. Еще раз о галереях церкви Покрова на Нерли. - Архитектура СССР, 1984, № 1, с. 106).
        14) Было высказано предположе­ние, что фасады церкви Спаса на Берестове имели трехлопастное завершение (Штендер Г. М. Трехлопастное покрытие церкви Спаса на Берестове. - Памят­ники культуры : Нов. открытия, Ежегодник 1980, Л., 1981, с. 534).
        15) Польский хронист XV в. Ян Длугош упоминает о существо­вавшей в Киеве католической церкви св. Марии. Он же сообщает об изгнании домини­канцев из Киева князем Влади­миром Рюриковичем в 1233 г. (Рамм Б. Я. Папство и Русь в X-XV веках. М.; Л., 1959, с. 141).
        16) Росписи, снятые при раскопках смоленского собора на Протоке, экспонируются в Государствен­ном Эрмитаже.
        17) Подробнее об этом см.: Якоб­сон А. Л. Некоторые законо­мерные особенности средневеко­вой архитектуры Балкан, Во­сточной Европы, Закавказья и Средней Азии. - ВВ, 1972, т. 33, с. 166.
        18) Исследователи древнерусской литературы отмечают, что во второй половине XII - начале XIII в., т. е. в пору, когда в поли­тическом отношении на Руси еще не проявились явные объе­динительные тенденции, в лите­ратуре уже возникло “стремле­ние к объединению, утвержда­лись идеи объединения Руси” (Лихачев Д. С. Литература эпохи “Слова о полку Игореве”. - В кн.: Памятники ли­тературы Древней Руси, XII век. М., 1980, с. 21).
        19) В настоящей книге совершенно не рассматриваются памятники военного зодчества, поскольку в домонгольский период оборо­нительные сооружения возво­дили из дерева и об их перво­начальном облике можно судить лишь очень приблизительно. Ос­татки каменных крепостей были обнаружены только в Ладоге, Изборске и Боголюбове. По данным летописи, “каменный город” существовал также в Переяславле. О военном зодчестве Древней Руси см.: Раппо­порт П. А. 1) Очерки по истории русского военного зодчества X-XIII вв. М.; Л., 1956. 183 с; 2) Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X - XV вв. М.; Л., 1961. 246 с.; 3) Военное зодчество западно­русских земель X - XIV вв. Л., 1967. 240 с.
        20) Рыбаков Б. А. Древности Чер­нигова. - МИА, 1949, №11, с. 91.

-154-


КРАТКИЙ СЛОВАРЬ АРХИТЕКТУРНЫХ ТЕРМИНОВ

Апсида -

полукруглый (иногда снаружи граненый) выступ в восточной части церкви, в котором расположен алтарь. Если церковь имеет не одну, а три апсиды, то в боковых расположены жертвенник и дьяконник.

Аркада -

ряд арок, опирающихся на столбы или колонны.

Аркатура -

(аркатурный пояс) - декоративный мотив в виде ряда глухих арочек.

Барабан -

вертикальная цилиндрическая вставка под купо­лом, прорезанная окнами и служащая для освещения церкви.

Бема -

см. Вима.

Вима (иначе - бема) -

дополнительное членение между подкупольным пространством церкви и апсидой.

Витраж -

живопись на оконном стекле; иногда под этим термином понимают просто цветные оконные стекла.

Закомара -

полукруглое завершение членения фасада, отвечающее конструкции перекрытия, т. е. торцу цилиндрического свода.

Квадр -

отесанный прямоугольный каменный блок.

Квадрифолий -

четырехлепестковый план здания (в виде четырех соединенных полукружий).

Кокошник -

то же, что закомара (см.), но не отвечающая конструкции и имеющая чисто декоративный характер.

Конха -

полукупол, перекрывающий полукруглое в плане помещение, например апсиду.

Крестовокупольная система -

система перекрытия церкви, при которой в центра находится купол, опирающийся с помощью парусов (см.) на четыре столба, а к центральному пространству примыкают крестообразно расположенные цилиндрические своды. Если при этом угловые членения имеют такую же высоту, как ветви архитектурного креста, и в интерьере не отделены от крестообразного пространства глухими стенами, то данный вариант обычно называют вписанным крестом.

Купольная базилика -

здание базиликального типа (удлиненное здание, средний неф которого выше боковых нефов), в центральной части перекрытое куполом.

Лопатка -

плоская вертикальная тяга, утолщение стены, отвечающее конструктивным членениям здания. Если лопатка не плоская, а имеет более сложную

-155-


 

профилировку, то в древнерусском зодчестве ее обычно называют пилястрой (см.).

Мозаика -

род монументальной живописи из маленьких ку­сочков специального цветного стеклянного сплава - смальты (см.); в древнерусском зодчестве применялась также для убранства полов наиболее богатых зданий.

Нартекс -

западное членение церкви, более или менее четко отделяющееся от основного помещения.

Неф -

продольное помещение внутри церкви. Если нефов несколько, они отделяются друг от друга рядами столбов.

Парус -

часть купольного свода, сферический треугольник, служащий переходом от квадратного подкупольного пространства к круглому кольцу барабана купола.

Пилястра -

см. Лопатка.

Плинфа -

плоский и широкий кирпич, применявшийся в домонгольской Руси.

Подпружные арки -

арки, опирающиеся на столбы или стены, под­держивающие своды или паруса барабана.

Поребрик -

декоративная полоса из кирпичей (или камней), поставленных на ребро под углом к поверхности фасада.

Придел -

часовня, пристроенная к церкви.

Притвор -

помещение типа тамбура перед порталом церкви.

Смальта -

стеклянный сплав, имеющий в зависимости от введенных в него добавок различные цвета и оттенки. Золотая смальта делается из двух слоев прозрачного стекла, между которыми проклады­вается тончайший золотой листок. Смальта изготавливается в виде дисков, а для использования в мозаике дробится на маленькие кусочки.

Триконх -

здание, имеющее с трех сторон (с севера, востока и юга) полукруглые выступы, перекрытые полукуполами - конхами (см.).

Фреска -

монументальная живопись, основные тона которой исполнены водяными красками по свежей известковой штукатурке. Детальная проработка обычно выполняется уже по подсохшей штукатурке в тем­перной технике.

Хоры -

балкон в церкви, предназначенный для привилегированных лиц.

Цемянка -

мелко измельченная керамика или толченый кирпич, служащий заполнителем известкового раст­вора.

-156-


РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

        ВВ - Византийский временник.
        КСИА - Краткие сообщения Института ар­хеологии АН СССР. М
        МИА - Материалы и исследования по ар­хеологии СССР. М., Л.
        СА - Советская археология. М.

        Общие труды:

        Всеобщая история архитектуры: В 12-ти т. М., 1966, т. 3, с. 516- 656 (авторы разделов - Ю. С. Асеев, Н. Н. Воронин, П. Н. Мак­симов).
        История русской архитектуры. 2-е изд. М., 1956, с. 11-63 (автор разделов - Н. И. Брунов).
        История русского искусства: В 12-ти т. М., 1953, т. 1, с. 111-154, 304-329, 340-396 (автор разделов - Н. Н. Воронин).
        История русского искусства : В 2-х т. М., 1978, т. 1, с. 8-14, 22-34 (авторы разделов - Н. Н. Воронин и П. А. Раппо­порт).
        Максимов П. Н. Творческие методы древнерусских зодчих. М., 1976, с. 11-97.
        Раппопорт П. А. Русская архи­тектура X -XIII вв. : Кат. па­мятников. Л., 1982. 136 с.

        Литература по отдельным проблемам:

        Афанасьев К. Н. Построение архи­тектурной формы древнерус­скими зодчими. М., 1961. 270 с.
        Воронин Н. Н. У истоков рус­ского национального зодче­ства. - Ежегодник Ин-та исто­рии искусств, М., 1952, с. 257 - 316.
        Воронин Н. Н. Архитектурный па­мятник как исторический источ­ник. - СА, 1954, т. 19, с. 41-76.
        Лазарев В. Н. Древнерусские моза­ики и фрески. М., 1973. 456 с.
        Медникова Е. Ю., Раппопорт П. А., Селиванова Н. Б. Древнерусские строительные растворы. - СА, 1983, № 2, с. 152-161.
        Раппопорт П. А. Ориентации древ­нерусских церквей. - КСИА, 1974, вып. 139, с. 43-48.
        Раппопорт П. А. Русская архитек­тура на рубеже XII-XIII ве­ков. - В кн.: Древнерусское ис­кусство: Пробл. и атрибуции. М., 1977, с. 12-29.
        Раппопорт П. А. О роли визан­тийского влияния в развитии древнерусской архитектуры. - ВВ, 1984, т. 45, с. 185-191.

        Киевская Русь:

        Асеев Ю. С. Архитектура древнего Киева. Киев, 1982, с. 5-112.
        Высоцкий С. А. Золотые ворота в Киеве. Киев, 1982. 126 с.
        Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1961, т. 2, с. 9-427.
        Комеч А. И. Роль княжеского заказа в построении Софийского собора в Киеве. - В кн.: Древ­нерусское искусство: Худож. культура домонг. Руси. М., 1972, с. 50-64.

-157-


        Кресальный Н. И. Софийский за­поведник в Киеве. Киев, 1960. 426 с.
        Логвин Г. Н. София Киевская: (Альбом). Киев, 1971. 51 с, 274 табл.
        Штендер Г. М. Первичный замысел и последующие изменения гале­рей и лестничной башни новго­родской Софии. - В кн.: Древ­нерусское искусство : Пробл. и атрибуции. М., 1977, с. 30-54.

        Чернигов, Киев, Рязань, Переяславль:

        Асеев Ю. С. Архитектура древнего Киева. Киев, 1982, с. 113-150.
        Барановский П. Д. Собор Пятниц­кого монастыря в Чернигове. - В кн.: Памятники искусства, разрушенные немецкими захват­чиками в СССР. М.; Л., 1948, с. 13-34.
        Каргер М. К. Раскопки в Переяславе-Хмельницком в 1952 - 1953 гг. - СА, 1954, т. 20, с. 5-30.
        Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1961, т. 2, с. 434-486.
        Малевская М. В., Раппопорт П. А. Церковь Михаила в Переяславле. - Зограф, Белград, 1979, № 10, с. 30-39.
        Монгайт А. Л. Старая Рязань. М., 1955, с. 76-97.
        Раппопорт П. А. Церковь Василия в Овруче. - СА, 1972, № 1, с. 82-97.
        Раппопорт П. А. Из истории киево-черниговского зодчества XII в. - КСИА, 1984, вып. 179, с. 59-63.
        Рыбаков Б. А. Древности Чер­нигова. - МИА, 1949, № И, с. 60-93.
        Холостенко Н. В. Архитектурно-археологические исследования Пятницкой церкви в г. Черни­гове. - СА, 1956, т. 26, с. 271 - 292.
        Холостенко Н. В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого мо­настыря в Чернигове. - В кн.: Памятники культуры. М., 1961, т. 3, с. 51-67.
        Холостенко Н. В. Исследования Борисоглебского собора в Чер­нигове. - СА, 1967, № 2, с. 188 - 210.

        Смоленск, Полоцк, Гродно:

        Воронин Н. Н. Древнее Гродно. М., 1954, с. 78-148.
        Воронин Н. Н., Раппопорт П. А. Зодчество Смоленска XII - XIII вв. Л., 1979. 412 с.
        Очерки по археологии Белорус­сии. Минск, 1972, ч. 2, с. 185 - 206 (авторы разделов - Г. В. Штыхов и М. А. Ткачев).
        Раппопорт П. А. Полоцкое зод­чество XII века. - СА, 1980, № 3, с. 142-161.
        Раппопорт П. А.,Штендер Г. М. Спасская церковь Евфросиньева монастыря в Полоцке. - В кн.: Памятники культуры : Нов. от­крытия, Ежегодник 1979, Л., 1980, с. 459-468.

        Галич, Волынь:

        Иоаннисян О. М. О раннем этапе развития галицкого зодчества. - КСИА, 1981, вып. 164, с. 35-42.
        Иоаннисян О. М. Центрические постройки в галицком зодчестве XII века. - КСИА, 1982, вып. 172, с. 39-46.
        Каргер М. К. Вновь открытые памятники зодчества XII - XIII веков во Владимире-Во­лынском. - Учен. зап. Ленингр. ун-та, 1958, № 252, с. 12-22.
        Логвин Г. П., Тимощук Б. А. Белокаменный храм XII века в Василёве. - В кн.: Памятники культуры. М., 1961, т. 3, с. 37-50.
        Могытыч И. Р. Результаты исследования церкви Пантелеймона близ Галича. - КСИА, 1982, вып. 172, с. 65-70.
        Раппопорт П. А. Холм. - СА, 1954, т. 20, с. 313-323.
        Раппопорт П. А. Мстиславов храм во Владимире-Волынском. - Зограф, Белград, 1977 № 7, с. 17-22.

-158-


        Раппопорт П. А. “Старая кафедра” в окрестностях Владимира-Во­лынского. - СА, 1977, № 4 с. 253-266.

        Новгород:

        Алферова Г. Ф. Собор Спасо-Мирожского монастыря. - Архит. наследство, М., 1958, № 10 с. 3-32.
        Каргер М. К. Новгород. 4-е изд. с коммент. Г. М. Штендера. Л., 1980. 245 с.
        Михайлов С. П. Исследование со­бора Иоанна Предтечи в Пско­ве. - КСИА, 1982, вып. 172, с. 74-79.
        Пескова А. А., Раппопорт П. А., Штендер Г. М. К вопросу о сло­жении новгородской архитек­турной школы. - СА, 1982, № 3, с. 35-46.
        Раппопорт П. А. Археологические исследования памятников древ­него новгородского зодчества. - Новгород, ист. сб., Л., 1982, № 1 (11), с. 189-202.
        Штендер Г. М. Архитектура домон­гольского периода. - В кн.: Новгород: Сб. к 1100-летию го­рода. М., 1964, с. 185-214.

        Владимир, Суздаль:

        Вагнер Г. К. Скульптура Владимиро-Суздальской Руси. М., 1964. 188 с.
        Вагнер Г. К. Скульптура Древ­ней Руси. М., 1969. 479 с.
        Вагнер Г. К. Белокаменная резьба древнего Суздаля. М., 1975. 182 с.
        Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII - XV веков М., 1961, т. 1. 583 с.
        Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII - XV веков М., 1962, т. 2, с. 7-126.
        Казаринова В. И. Архитектура Дмитриевского собора во Вла­димире. М., 1959. 37 с, 70 табл. (Памятники рус. архит.).
        Покров на Нерли / Сост. М. И. Рзянин. М., 1941, вып. 3. 12 с, 23 табл. (Памятники рус. ар­хит.).
        Столетов А. В. Георгиевский собор города Юрьева-Польского и его реконструкция. - В кн.: Из истории реставрации памятни­ков культуры. М., 1974, с. 111 - 134.

-159-


 

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

 

 

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

 

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский