РусАрх

Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ Т.П.ТИМОФЕЕВОЙ

НА СТРАНИЦУ С.М.НОВАКОВСКОЙ-БУХМАН

Источник: Тимофеева Т.П., Новаковская-Бухман С.М. Церковь Покрова на Нерли. М., «Северный паломник». 2003. Все права сохранены.

Электронная версия материала предоставлена библиотеке «РусАрх» Т.П.Тимофеевой. Все права сохранены.

Иллюстрации в электронной версии отсутствуют. 

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2006 г.

Т. П. Тимофеева, С. М. Новаковская-Бухман

ЦЕРКОВЬ ПОКРОВА НА НЕРЛИ

Время и обстоятельства создания

Церковь Покрова на Нерли принадлежит к блистательной эпохе становления и расцвета Владимиро-Суздальского княжества и его аристократической культуры при Андрее Юрьевиче Боголюбском, к «беспокойному, но и светлому утру Владимирской земли»¹ (илл. 1). Город «мизиньных» (то есть «малых») людей Владимир чудесно преображается в подобную Киеву столицу с Золотыми воротами² и златоверхим «десятинным» собором, а в десяти верстах к востоку обустраивается Боголюбов-город с белокаменным княжеским дворцом и храмом Рождества Богородицы. За символически короткие семь лет – с 1158 по 1165 годы – строительная дружина Андрея Боголюбского, собравшая под началом северо-итальянского зодчего от Фридриха Барбароссы «из всех земль все мастеры»³, создает белокаменное великолепие Владимиро-Суздальской земли.

Священные реалии Киева, Константинополя, Иерусалима князь Андрей смело переносит во Владимир, утверждая их в строительстве храмов и чтимых реликвиях, новой топонимике и топографии. Каждый из его храмов являл собою зримую проповедь в камне, а своей обширной храмоздательной программой Андрей Боголюбский заново освящал Владимирское княжество, уподобляя его новой Святой земле. Эта программа сопоставима с храмоздательной деятельностью Ярослава Мудрого, который столетием раньше «славный град Кыев величьством, яко венцем обложил, предал люди…и град…святей Богородици»⁴. Церковь Покрова, вероятно, стала венцом всего этого славного грандиозного деяния князя Андрея⁵ (илл. 2).

Начало белокаменному зодчеству в Залесской земле положил суздальский князь Юрий Долгорукий, отец Андрея Боголюбского. К середине XII века связи Ростово-Суздальского княжества с Киевом ослабли, зато появился другой союзник – Галицкое княжество. Там давно уже строили из тесаного природного камня известняка пришлые мастера из соседних земель – Малопольши и Венгрии, воспринявшие стиль и приемы романского зодчества. Судя по всему, строители первых белокаменных храмов на Суздальской земле были присланы галицким князем Владимиром Володаревичем⁶.

Известняк для нового строительства стали добывать, вероятно, в окрестностях Москвы, которой к этому времени завладел Юрий Долгорукий. Разведанные его мастерами залежи камня образуют подземную, местами выходящую на поверхность жилу, протянувшуюся от подмосковных притоков Клязьмы до среднего течения Оки⁷. Камень, доставленный на место речным путем и посуху, «каменосечцы» обрабатывали инструментами типа долота (зубила), тесовика и тесла. Чтобы обтесать грань 40х40 см, нужно было нанести около 1200 ударов, а каждый квадр имел тщательную лицевую теску с пяти сторон, и только заднюю грань, обращенную в кладку, обрабатывали более грубо⁸.

Стены белокаменных храмов трехслойны: их составляет облицовка с наружной и внутренней сторон и промежуточная забутовка туфом, валунами, обломками и отесами известняка с заливкой известковым раствором. В раствор добавлялась цемянка (кирпичная крошка) и древесный уголь. Строительство здания продолжалось три-четыре сезона. Церковь Покрова на Нерли в этом смысле необычна: «Житие Андрея Боголюбского» отводит на ее возведение лишь один сезон: «единым летом соверши».

Процесс строительства начинался с заготовки строительных материалов, затем разбивали на месте план и отрывали фундаментные рвы по периметру и осям столпов, до глубины залегания материкового грунта. Считается, что у белокаменных зданий был ленточный фундамент, положенный не в котлован, а во рвы, которые заполнялись глыбами валунов, булыжником, обломками известняка и туфа и заливались раствором. На фундаменте возводились стены и своды – сначала с козел, а затем, по мере возвышения стен, с деревянных подмостей и лесов. Для кровель использовали тес, но, может быть, и свинцовые доски («олово» летописей). Шлемовидные главы покрывались красной аравийской медью с позолотой. Неизвестно, каким было в древности покрытие главы церкви Покрова, форма же ее, как предполагают исследователи, приближалась к шлемовидной. В окна белокаменных храмов вставлялись деревянные оконницы, которые могли заполняться стеклом⁹. Не исключено, что в аристократических храмах Владимира, подражавшего крупнейшим христианским столицам, применялись для оконного заполнения витражные стекла.

Андрей Боголюбский продолжил начинание отца. Его разноязыкая строительная дружина унаследовала от прежних мастеров навыки добычи, обработки и строительства из белого камня, а величественный благочестивый замысел князя и гений его новых зодчих сформировали гораздо более совершенный, выразительный и репрезентативный стиль храмов и дворцов. Усложнилась композиция, более стройными стали пропорции, появилась развитая изобразительная декорация фасадов в виде белокаменных рельефов. Здания приобрели ярко выраженную индивидуальность в соответствии с социальным заказом и новыми оттенками храмоздательной программы.

Пример Юрия Долгорукого ощутим и в выборе места для загородного замка Боголюбова: подобно церкви Бориса и Глеба в Кидекше - предполагаемой резиденции Юрия - княжеский дворец Андрея вынесен за пределы столицы и приближен к устью реки, к выходу на речную магистраль. Степенная книга XVI века, явно опираясь на древнее владимирское предание, объясняет выбор места для Боголюбова-города чудом от иконы Божией Матери, названной впоследствии Владимирской. Эту икону взял с собой князь Андрей, отправляясь из Киева в Ростово-Суздальскую землю. Неподалеку от Владимира, во время остановки, икона не позволила сдвинуть коней с места. «Житие Андрея Боголюбского» добавляет к этому рассказ о видении князю молящейся Богородицы, повелевшей князю ехать не в Ростов, а во Владимир¹⁰.

Место для церкви Покрова выбрано князем и зодчим необычное: на расстоянии версты от Боголюбовского замка, при слиянии двух рек – Нерли и Клязьмы. Устье Нерли служило речными воротами Владимирской земли на оживленном торговом пути Нерль-Клязьма-Ока-Волга – мощной торговой артерии, соединявшей отдаленный Залесский край с остальным миром. Именно отсюда разворачивалась панорама столичных владений владимирского князя: церковь на лугу с пристанью при ней, чуть поодаль, на возвышенном берегу – Боголюбов-город с княжеским замком, и, наконец, сам Владимир на величественных холмах¹¹. Церковь Покрова тоже заметно возвышается над берегом старицы Клязьмы. Подножием храму служит округлый, поросший травой и деревьями холм. Храм так естественно вырастает из него, что и холм, и сам храм кажутся нерукотворным продолжением благодатного пейзажа, придавая ему выразительность и завершенность (илл. 3).

Русло Клязьмы успело за восемь веков сместиться несколько к югу, оставив после себя заросшую кувшинками старицу. Вокруг раскинулся заливной луг. Вольный воздух, высокое небо, пышные травы – и на взгорке, на берегу издалека белеет сквозь раскидистые древесные кроны тонкий силуэт церкви Покрова. Все прекрасно в ней совершенной, возвышенной красотой: стремительно взлетающая вертикаль стен с упругими арками закомар; выразительные, как широко раскрытые очи, порталы и оконные проемы; взволнованный ритм арочек и колонок; немногочисленные, но полные тайны резные рельефы; гармония форм, в которой угадывается напряженная мысль создателей храма (илл. 4).

Но что, собственно, известно об этом знаменитом памятнике зодчества? Летописи так скупы, что нет в них ни даты, ни даже названия церкви. «И потом приде от Киева Андрей Юрьевич и створи Боголюбный град…и постави церкви две камены» – сообщает без указания года Краткий Владимирский летописец¹². «И постави ей храм на реце Клязме, две церкви каменны во имя святыя Богородица» – читаем в Новгородской первой летописи, в перечне «а се князи русьстии»¹³. Очевидно, одна из этих упоминаемых церквей – Покровская. И только поздний источник – «Житие князя Андрея Боголюбского» – содержит некоторые сведения о ней. Так, в тексте «Жития» проступает связь строительства храма с гибелью от ран княжича Изяслава Андреевича в 1165 году, после похода в Волжскую Болгарию. Храм именуется «во имя Пресвятой Богородицы, честнаго ея Покрова». Указан и необычно краткий срок строительства. «Cего же лета [1165] сын его первый Изяслав Андреевич ко Господу отъиде…Cей же великий князь Андрей, аще печалию о скончавшемся сыне, яко человек объят быв, и скорбяше…более в богоугодные дела поощряшеся; ибо Боголюбския обители, яко поприще едино, на реке Клязьме, в лугу, нача здати церковь во имя Пресвятыя Богородицы честнаго ея Покрова, на устье реки Нерли… оную церковь единым летом соверши и обитель монашествующим при ней содела»¹⁴. Исходя из этого текста, церковь датируют 1165-1166 или 1165-1167 годами¹⁵. И только единственная летопись – Владимирский летописец XVI века – содержит и посвящение, и дату, называя церковь Покровской в сообщении под 1158 годом: «Cии же князь Ондреи Боголюбовныи град спом осыпа, постави ту церковь камену Рожество святеи Богородици на Клязме реке, а другую Покров святеи Богородици на Нерли, и устрои монастырь»¹⁶.

Посвящение церкви Покрова

Храмоздательная программа Андрея Боголюбского последовательно, тонко и очень убедительно развивала идею Богородичного покровительства, следуя при этом византийской традиции и формам ее восприятия в Киевской Руси. Все важнейшие храмы Андрея Боголюбского посвящены Богородичным праздникам, каждый из которых по-своему оттеняет и раскрывает культ Богородицы. «Сиа церкви аще не глаголы, но вещьми прославляаше Пречистую Богородицу» – так сказано о владимирских храмах в поздней редакции «Слова на Покров»¹⁷. Церковь Положения Риз Богородицы венчала главные городские ворота, а главным храмом Владимира стал Успенский собор.

Служба праздника Положения Риз строится вокруг культа одежд Богородицы – важнейшей православной реликвии. Погребальные ризы, обнаруженные, по преданию, во гробе после Успения Божией Матери и хранившиеся с V века во Влахернском храме Константинополя, становятся символом присутствия самой Божией Матери и Ее заступничества за избранный Ею град. Как свидетельствуют многочисленные источники, эта реликвия не раз спасала Константинополь от вражеских нашествий. Очевидно, именно этот градозащитный смысл обусловил выбор князем Андреем посвящения надвратной церкви.

Градозащитный смысл вкладывался и в посвящение главного храма новой княжеской столицы празднику Успения, что было обусловлено не только главными идеями праздника, но и его связью с культом риз Богородицы. Примечательно также, что образцом и мерой для русских Успенских соборов служил Успенский храм Киево-Печерского монастыря XI века, основание которого предание связывало с Влахернским храмом, где хранилась риза Богоматери¹⁸.

Новые оттенки защитный культ Богоматери обретает в празднике Покрова. Не только риза Божией Матери, но Ее молитва о спасении людей, над которыми Она простирает ризу-покров, становится содержанием этого праздника. В основу сюжета и праздника Покрова положено так называемое «Влахернское чудо» – явление Божией Матери святым Андрею Юродивому и Епифанию во Влахернском храме, во время всенощного бдения. Богоматерь, явившаяся на «воздусе», т. е. на облаке, в окружении святых, простерла свою ризу-покров над народом и вознесла за него молитву (по некоторым сведениям, это произошло 1 октября 910 года, когда Константинополь был осажден сарацинами). Таким образом, моление Богородицы и ее риза-омофор, бывшая главной святыней Влахернского храма, соединились как имеющие тождественный смысл в единой формуле Покрова: «Покрый ны, Госпоже, омофором милости твоея, Иисуса человеколюбца непрестанно молящи». Покров означал мистическую силу, благодать Божию, объединяющую и спасающую всех христиан¹⁹.

Наиболее ранние из дошедших до нас икон Покрова относятся к XIV-XV векам. Кстати, и Покровских церквей, построенных на Руси ранее этого времени, не известно²⁰. На иконе конца XV века, происходящей из Покровского монастыря в Суздале, изображается церковное здание, наполненное народом в молитвенных позах, во главе с императором и патриархом. Среди народа Богородице предстоят Роман Сладкопевец со свитком песнопений в руках и очевидцы чуда – Андрей Юродивый и Епифаний. Выше них помещаются святые, и над всеми молящимися парит Богородица с простертым омофором-покровом (илл. 5). Икона передает «идею мирообъемлющей Церкви, поющей гимн Богоматери Заступнице»²¹. Эту же идею передает кондак Покрову: «Дева днесь предстоит в церкви и с лики святых невидимо за ны молится Богу. Ангели со архиереи поклоняются, апостоли же со пророки ликовствуют, нас ради молят Богородицу Превечного Бога», а также «словесная икона» праздника – тропарь: «Днесь благовернии люди светло празднуим, осеняеми Твоим, Богомати, прешествием, к Твоему взирающе пречистому образу, умилно глаголем: «Покры и нас своим честным омофором и избави нас от всякого зла, молящи Сына Твоего». В службе на Покров подчеркивается моление о мире – князе и людях, но не личная молитва и защита. Град и князь отождествляются с церковной общиной, с церковью как собранием христиан.

Дошедшие до нас литургические рукописи не сохранили никаких свидетельств о существовании этого праздника в Византии. В московской летописной традиции второй половины XVI-XVII веков, представлявшей историю Московского царства как кульминационный этап развития русской христианской государственности, а ее основателем и строителем признававшей Андрея Боголюбского, установление праздника Покрова связывалось с именем этого князя. Вслед за этой традицией среди исследователей утвердилось мнение, что праздник Покрова был учрежден на Руси в 60-е годы XII века Андреем Боголюбским²². Важнейшим аргументом в пользу этого предположения, помимо поздних источников, стало как раз посвящение церкви, построенной в княжеской резиденции (хотя и оно, как уже было отмечено выше, упоминается в летописях лишь начиная с XVI века). Кроме того, именно во владимиро-суздальском искусстве сохранилось единственное домонгольское изображение Покрова Богородицы, обнаруженное на одном из клейм золотых дверей Рождественского собора в Суздале, датируемых 1230 годом²³. Богоматерь здесь вполоборота обращена к зрителю, руки ее молитвенно подняты к Спасу в верхнем углу клейма, а над ней простерто покрывало, которое за концы удерживают сонмы ангелов. Надпись на клейме: «Покров святыя Богородица» (илл. 6). Наконец, с владимирской литературной традицией и более конкретно – с литературным творчеством самого Андрея Боголюбского – исследователи связывают тексты на праздник Покрова, дошедшие до нас в более поздних списках – «Проложное сказание», «Слово» и «Служба»²⁴.

Самым ранним из известных литературных памятников, в котором обнаруживается русское сказание о Покрове, является краткий нестишной Пролог первой половины XIII века из Софийского собора (РНБ, Соф. № 1234)²⁵, а древнейший текст Службы Покрову дошел до нас в составе новгородской Служебной Псалтири (ГИМ, Син., 325)²⁶. Существование этих текстов ставит под сомнение версию о владимирском происхождении праздника. По мнению ряда исследователей, он мог быть установлен еще в Киеве, и должен был воспроизводить какие-то особенности влахернского культа ризы Богородицы – в частности, так называемое «еженедельное чудо» во Влахернах²⁷. В таком случае посвящение Покрову церкви, построенной в княжеской резиденции, вполне укладывается в строительную программу, одной из важнейших задач которой было создание новой столицы и новой митрополии по образцу Киева²⁸.

Однако посвящение храма, построенного князем Андреем, могло быть связано и с другим праздником, установленным им после чуда, случившегося 1 августа 1164 года, когда во время похода на волжских болгар от образов Спаса, Владимирской Богоматери и креста, находившихся в русском войске, начали исходить огненные лучи (это чудо от Владимирской иконы описано в Лаврентьевской летописи²⁹). Именно с этим победоносным походом, успех которого обеспечила икона Владимирской Божией Матери, «Житие Андрея Боголюбского» связывает строительство церкви Покрова.

Праздник этот посвящался Всемилостивому Спасу и Пресвятой Богородице и, вероятно, одновременно Животворящему кресту Господню. Его византийским аналогом послужило установленное Мануилом Комнином празднование 1 августа в честь победы над персами в битве, состоявшейся весной 1158 года, посвященное Богоматери Силоамской. Оно отмечалось вместе с другим праздником – Происхождения (Изнесения) Честных древ Животворящего креста, существовавшим в Константинополе с IX века. Накануне этого дня часть Голгофского креста, хранившуюся в императорской дворцовой церкви, переносили в Софийский собор, где происходило водоосвящение, затем в течение двух недель святыню носили по городу со служением литий для избавления от болезней. Указание на этот праздник содержится в Уставе Великой церкви, а сам чин его был подробно описан Константином Багрянородным. В XII-XIII веках, в связи с распространением Иерусалимского церковного устава, праздник стал общим для православной церкви³⁰. Учреждению праздника 1 августа сопутствовали литературные произведения, автором которых мог быть сам князь Андрей – «Сказание о победе 1164 года над волжскими болгарами и праздник 1 августа» и «Слово Андрея Боголюбского о празднике 1 августа», сохранившиеся в списках XVI и XVII веков³¹.

Примечательно, что из окрестностей церкви Покрова происходит выдающийся памятник XII века – большой белокаменный крест с высеченной на нем надписью Похвалы кресту из службы на Воздвижение (илл. 7). 17 строк этой надписи складываются в 6 фраз: «Крест храньник всеи вселенеи, крест церковное оукрашение, крест царем держава, крест верным оутверждение, крест ангелом слава, крест демоном прогонитель». Первоначальное положение креста неизвестно. В 1940 году появилась заметка о нем в газете «Владимирские губернские ведомости»; автор ее обнаружил крест у северной стороны алтаря Покровской церкви. Впоследствии крест оказался на Боголюбовском сельском кладбище, где в конце 1930-х годах был вновь найден учеными. Попытка объяснить значение креста как путевого маяка на речном устье кажется несостоятельной: зачем тогда надпись с текстом торжественного канона? Во всяком случае, роль его не могла сводиться только к утилитарной; кресту наверняка придавался глубокий проповеднический, победоносный, метафизический смысл³².

Параллель с византийским празднованием 1 августа, возможно, проливает свет и на другую «малую архитектурную форму» XII века – шатер-киворий с водосвятной чашей перед входом в Боголюбовский дворцовый храм (илл. 8), а может быть, даже и на выбор места для Покровской церкви в опасной близости к воде. Вода – стихия святости, символ и условие крещения. В сочетании с монументальным белокаменным крестом вода обретает вполне определенный символический и литургический смысл. Еще одно обстоятельство византийского праздника 1 августа кажется существенным. На этот же день приходится память семи мучеников - братьев Маккавеев и их матери Соломонии. В барабане церкви Покрова еще в середине XIX века сохранялись восемь фигур мучеников, обнаруженные академиком Ф.Г. Солнцевым в 1859 году (илл. 9).

Греческий праздник 1 августа служил прославлению победоносного царственного креста и чудотворного образа Спасителя. Но в нем присутствовала и идея милосердной защиты Богородицей людей и града, по преимуществу свойственная службе на Положение Риз и Акафисту. Равночестное почитание Христа и Богоматери, изначально заложенное в празднике, учрежденном Андреем Боголюбским, могло отразить стремление князя Андрея соединить два константинопольских культа – Животворящего Креста Господня и ризы Богородицы, усилив тем самым сакральный авторитет выбранной им новой столицы княжества. Церковь в устье Нерли, может быть, первоначально посвященная Спасу и Богородице и так точно в своем трогательном облике выразившая чаяние Богородичной защиты, стала впоследствии Покровской, вероятно, даже без специального переименования.

Архитектурный облик церкви Покрова

Церковь Покрова на Нерли представляет собой обычный для XII века тип небольшого крестово-купольного храма – одноглавого, четырехстолпного, трехапсидного, с тремя продольными и тремя поперечными нефами, в западном из которых помещаются «восходние полати» - хоры; полуциркульные своды храма поддерживают цилиндрический барабан. Необычно в церкви другое – особый пропорциональный строй. Среди всех владимиро-суздальских белокаменных храмов, не считая надвратных, это самый миниатюрный и грациозный: общая его ширина чуть более 10 м, а внутренняя высота 20,8 м³³. Глаз фиксирует не столько тяжелые массы строительного материала и конструктивные усилия по преодолению сил распора, сколько свободное и стремительное движение ввысь, ощущение взлета, невесомости, воспарения. План здания значительно вытянут по продольной оси. Не квадратом, а прямоугольником является и подкупольное звено: его ширина и длина относятся как сторона и диагональ полуквадрата (3,1 м и 3,5 м). Таково же соотношение внутренней ширины и длины храма (без апсид). Толщина столпа-пилона крестчатой формы составляет не четвертую, как обычно, а третью часть ширины центрального нефа. Малые нефы, как и в большинстве других храмов, вдвое уже центральных (илл. 10).

Размерами плана, перенесенными в вертикальную плоскость, определяются отметки хор, подпружных арок и сводов храма. В церкви Покрова формулы вертикальных пропорций направлены на достижение эффекта максимальной стройности и высоты. Хоры в церкви Покрова подняты на величину, равную ширине центрального поперечного нефа вкупе с двумя столпами. По такому же принципу найдена высота хор в Дмитриевском соборе – с той, однако, разницей, что там толщина столпа составляет четвертую часть ширины центрального нефа, а не третью, как в церкви Покрова. Поэтому в этой церкви хоры подняты относительно выше, чем в любом другом белокаменном храме. Общая ее высота тоже строится необычно. В Дмитриевском соборе главные подпружные арки в два раза выше хор, а в церкви Покрова на этом уровне расположены лишь пяты подпружных арок, причем высота столпа в десять раз больше его толщины. Общая же высота четверика возрастает еще и за счет радиуса арки. Поэтому можно сказать, что в церкви Покрова хоры относительно подпружных арок опущены, хотя их относительная высота максимальна для белокаменного зодчества. Барабан также максимально вытянут – его вертикаль в два раза превосходит диаметр³⁴ (илл. 11). Глаз с восхищением отмечает необычную, утонченную до предела стройность силуэта, трогательную грацию фигуры на грани устойчивости, иллюзорную легкость объема.

Декорация фасада устроена, кажется, по общей для белокаменных храмов схеме: трехчастное деление вертикальными пилястрами на прясла в соответствии с положением внутренних столпов-пилонов, завершение прясел полуциркульными закомарами с немногочисленными изобразительными рельефами, горизонтальный пояс арочной колоннады примерно посредине стены, узкие щели оконных амбразур в верхнем ярусе, глубокие ниши перспективных порталов с декоративными лентами архивольтов в нижнем ярусе и профилированный цокольный пояс (илл 12).

Однако при этом в церкви Покрова все устроено по-особенному, композиция ее чрезвычайно индивидуальна. Гладь стены сужается и почти пропадает за богатым многообломным профилем пилястр с сильно выступающими полуколоннами, которые вместе с лопатками достигают полуторной толщины стены, образуя как бы несущий скелет здания (еще большую прочность этому каркасу придают горизонтальные связи: дубовые брусья, положенные внутри стены на уровне пола хор и в плоскости пят подпружных арок³⁵). Значительный вынос угловых пилястр несколько уравновешивает разные по ширине центральные и боковые прясла, особенно узкие в восточных членениях, и почти скрадывает округлые выступы апсид. В верхнем поле прясел профиль пилястр, переходя в закомары, усложняется; высокие окна, опущенные прямо на отлив стены и освобождающие верхнюю зону прясел для рельефов, тоже обильно и дробно профилированы. Фасад при этом приобретает почти скульптурную объемность, выявленную глубокими контрастами светотени (илл. 13).

Плоскости закомар заполнены резными рельефами. Порталы так широки, что почти упираются в лопатки пилястр, а их резной архивольт отделяет от консолей аркатурно-колончатого фриза лишь один ряд белокаменной кладки. Преувеличенно крупные для такого миниатюрного здания детали придают ему напряженную выразительность. На западном фасаде в боковых пряслах нижнего яруса имеются нижние окна для освещения пространства под хорами. Аркатурно-колончатый пояс с часто поставленными колонками и подковообразными арочками воспринимается не как широкая горизонталь, а скорее как вертикальная штриховка, подчеркивающая общий динамический вектор.

В отличие от обычного правила, отлив над аркатурой не соответствует положению хор: он несколько поднят, иначе нарушился бы правильный, плавный ритм членения фасада на ярусы. Деликатно оформлены апсиды: средняя чуть приподнята над боковыми, разрывая горизонталь колончатого пояса; несколько поднято и среднее окно, что подчеркивает вертикальную ось (илл. 14). Столь же неуловимыми приемами маскируется подчас работа конструкций: так, профиль цоколя сглажен, как будто на него не давит массив вышележащего здания (ниже профиля на поверхность первоначально выступало еще два ряда цокольной кладки). Здание венчает высокий тонкий барабан с узкими окнами, поднятый на пьедестал-постамент и первоначально покрытый шлемовидной главой (илл. 15).

Не исключено, что многое в конструкции, композиции, декорации церкви Покрова продиктовано не только духовно-эстетическими целями, но традициями строительной практики. Миниатюрный храм Покрова был построен мастерами Андрея Боголюбского после больших соборов Ростова, Боголюбова и Владимира, которым, в свою очередь, предшествовали храмы Юрия Долгорукого. Определенный практический опыт уже был накоплен, и этот опыт закреплял в строительной практике абсолютные размеры тех или иных форм, присущие довольно большим зданиям. Возможно, этим отчасти объясняются необычные пропорции церкви Покрова: массивные столпы и стены, крупные порталы, окна и прочие детали, несовпадение уровня хор и аркатурного пояса и другие особенности³⁶.

Внутреннее пространство церкви Покрова воспринимается как некий воздушный столп с убегающими ввысь пучками вертикалей. Пилоны как бы сближаются, слегка склоняясь внутрь и несколько сужаясь кверху. Купол, паруса, своды и арки парят где-то высоко над головой, причудливо круглясь и энергично изгибаясь (илл. 16). На хорах впечатление фантастически меняется: купол и своды стремительно приближаются, а воздушный колодец как бы уходит вниз. При этом массивные столпы-пилоны, стены и прочие материальные формы обретают реальность, как живые, обступая и теснясь вокруг зрителя (илл. 17).

В древности интерьер белокаменного храма складывался в стройный ансамбль: невысокая алтарная преграда, настенные фресковые росписи, керамические полы из разноцветных поливных плиток. Белокаменной резьбы внутри здания почти нет: только пары лежащих львов в основаниях подпружных арок³⁷ (илл. 18). Возможно, от древнего времени сохранился престол в алтаре, сложенный из девяти белокаменных блоков на известковом растворе³⁸.

Утраченные галереи

Облик церкви Покрова кажется законченным и художественно-цельным в своей полноте и совершенстве, согласованности общего и частного, взаимосвязи целого и мельчайших деталей. Однако в результате археологических исследований церковь предстает в совершенно ином виде, а холм-пьедестал, такой естественный и необходимый здесь, оказывается отнюдь не принадлежностью природного ландшафта, но делом рук человеческих. Еще в 1858 году владимирский епархиальный архитектор Н.А. Артлебен обнаружил при раскопках около юго-западного угла храма фундамент какого-то здания и фрагменты резного убранства, в том числе белокаменные плиты с резным изображением летящих грифонов и вздыбленных барсов (илл. 19, 20). Он предположил наличие «терема», окружавшего церковь с трех сторон. Прошло почти сто лет, прежде чем догадка Артлебена нашла подтверждение и объяснение. В 1954-1955 годах в результате археологических исследований Н.Н. Воронина оказалось, что церковь Покрова действительно с трех сторон окружали галереи, белокаменные основания которых сохранились в земле на расстоянии около 2,5 м от стен храма. Галереи были открытыми, в виде аркады с деревянными перекрытиями и гульбищем на них. От опорных балок перекрытий в кладке стен, ниже аркатурно-колончатого пояса, остались квадратные углубления-гнезда. Судя по ним, высота галереи составляла 5,5 м. При раскопках был найден белокаменный квадр с полувалом и двумя резными листьями, составляющими часть раппорта или, скорее, панно. Этот камень мог принадлежать к конструкции профилированного пилона галереи или к оформлению проема аркады (илл 21, 22 ).

В юго-западном углу аркада превращалась в толстую стену с тремя глухими пряслами и внутренней лестницей. Эта лестничная стена объясняет несимметричное положение окон на южном фасаде церкви: в западном прясле окно опущено слишком низко – так, что разрывает аркатурно-колончатый пояс (илл. 23). Это окно, а вернее, дверной проем приходится на уровень пола хор и служит входом из лестничной стены по перекрытию на хоры. Над стеной, напротив входа на хоры, могла быть надстройка, прикрывавшая лестничную щель. Белокаменные парные плиты с резными грифонами и барсами могли принадлежать к декорации этой надстройки-башни. Наличие в стенах гнезд от балок перекрытий и археологические наблюдения показывают, что галереи строились одновременно с церковью.

При археологическом исследовании вскрылась удивительная инженерно-конструктивная особенность церкви Покрова. Оказалось, что строительство ее на низменном пойменном берегу, где полая вода поднималась при разливе более чем на три метра, велось необычным образом. Сначала был заложен ленточный фундамент из булыжника на известковом растворе глубиной 1,60 м, до слоя материковой глины. На фундаменте возведены как бы наружные стены из тщательно тесанного, плотно пригнанного камня, высотой 3,70 м. Однако эти стены были в два приема засыпаны внутри и снаружи глинистым супесчаным грунтом и плотно утрамбованы. Так в устье Нерли вырос искусственный холм, ставший пьедесталом для церкви Покрова и предохраняющий ее от коварных весенних вод. Весь холм пронизан необычайно глубоким белокаменным цоколем здания, а под ним, на материке, лежит фундамент. Подземная часть храма составляет, таким образом, 5,30 м. Этот прочнейший каркас белокаменной кладки и пластичного грунта по сей день эффективно служит сохранению замечательного храма. Мастера придали холму регулярную форму, покрыв его панцирем из белокаменных плит с водосточными желобами и лестницами, сбегающими к пристани (илл. 24).

Эти открытия изменили привычное и очевидное представление о церкви Покрова. Сохранившееся здание - такое, казалось бы, законченное и цельное - оказалась лишь изящной короной, венчающей царственное ступенчатое сооружение. С торжественной плавностью поднимались над водным зеркалом белокаменные ярусы – широкий холм, внушительный пояс аркад-галерей, затем - энергичный взлет самого храма и, наконец, цилиндрическая башенка барабана с главкой и крестом³⁹ (илл. 25).

Скульптурное убранство церкви

Среди всех построек Андрея Боголюбского только церковь Покрова почти полностью сохранила свой первоначальный архитектурный облик и резной декор, что позволяет судить на ее примере о символическом содержании декоративных программ владимиро-суздальских храмов и об особенностях художественного стиля, сложившегося в резной скульптуре в эпоху князя Андрея.

Небольшая по размерам, пространственно «организованная» сильно выступающими из стен вертикальными пилястрами с наложенными на них полуколоннами, церковь сама кажется изваянной из камня скульптурой. Украшающие стены рельефы придают ей особую изысканность, торжественность и красоту. Немногочисленный, трижды повторенный на фасадах декор поражает своей цельностью и настолько гармонично сочетается с архитектурой, что любая перемена нарушила бы очарование целого (илл. 26). За всем этим стоит высокое искусство зодчего и мастерство безвестных строителей и скульпторов прославленного храма.

В центральных полукружиях-закомарах северного, южного и западного фасадов располагаются три одинаковых рельефа, которые представляют восседающего на троне царя Давида в окружении парных изображений львов и голубей (илл. 27). Высеченные из камня в высоком рельефе с хорошо скругленными краями, они значительно выступают из плоскости стены и хорошо видны снизу. Изображения самого царя Давида на всех трех фасадах высечены на самых крупных камнях (илл. 28). Подобно аналогичным изображениям на Дмитриевском соборе, они исполнены тремя разными мастерами (лучшим из них является рельеф западного фасада). Все три рельефа сопровождают глубоко врезанные надписи «СТЪ ДВДЪ», исполненные уставом. Облегающий фигуру Давида подир – одежда ветхозаветных священников и царей – сплошь покрыт резными орнаментальными складками, возможно, передающими узор ткани. Густой ромбический узор покрывает также корону и ленту, опоясывающую фигуру пророка, скрадывая поверхность камня и рельеф фигуры. Благодаря обилию украшений изображения Давида кажутся более плоскостными, чем окружающие их рельефы зверей и птиц.

В христианской традиции царь и пророк Давид почитался не только как прародитель и ветхозаветный прообраз Христа, но и как образец сильного, мудрого и справедливого царя. Многие средневековые государи, желая уподобиться ему, изображали Давида вместе с царем Соломоном на стенах своих дворцов⁴⁰. Однако только на соборах владимирских князей Андрея Боголюбского и Всеволода III образы царя Давида увенчивают весь цикл резных изображений на фасадах.

На рельефах церкви Покрова юный царь Давид восседает на троне, прижимая к себе струнный музыкальный инструмент – Псалтирион – и благословляя воздетой правой рукой. Его поза и жест напоминают традиционные изображения Христа Вседержителя на троне. Прообразом этой уникальной композиции могли стать романские кадила и миниатюры византийских Псалтирей, на которых фигуры царя Давида увенчивали изображения храма⁴¹. Смысл подобных изображений можно объяснить, обратившись к библейскому жизнеописанию царя Давида, а также к связанным с ним преданиям и символическим толкованиям его образа. Известно, что в свое царствование Давид завоевал гору Сион, на которой основал столицу Иудеи – Иерусалим – и решил построить там храм Богу, который был впоследствии возведен его сыном Соломоном на восточном склоне горы. Таким образом, Сион в представлении людей стал Святой горой, символом Церкви –жилища и Дома Бога, что отразилось, помимо текстов Псалтири, в словах апостола Павла: «Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и Церкви первенцев» (Евр. XII, 22-23). Именно этот текст мог послужить основой для изображения церкви, увенчанной фигурой царя Давида.

Изображения Давида-музыканта среди зверей и птиц появляются в очень раннее время и получают широкое распространение в средневековом искусстве. Их непосредственным источником могло послужить библейское свидетельство о том, что до своего призвания, Давид «пас овец отца своего в Вифлееме» (I Цар. XVII, 15). Кроме того, подобные изображения, по-видимому, уподобляли библейского царя герою античной мифологии – Орфею, очаровывавшему все живое своей игрой на лире. Климент Александрийский (конец II – начало III в.) и Евсевий Памфил (ок. 260 – 340 гг.) даже приравнивали успокаивающего диких зверей Орфея к Иисусу, смиряющему с помощью своего учения людские сердца⁴².

Как предполагают исследователи, именно античные и раннехристианские изображения Орфея и Христа в образе Доброго Пастыря могли оказать значительное воздействие на сложение иконографии музицирующего царя Давида⁴³. Имевшие хождение на Руси апокрифы о Давиде дают ему характеристику, сходную с Орфеем: «И когда принимался он играть, овцы и волы, и все животные скакали… и скоты, и вся природа танцует, когда начнет он играть»⁴⁴.

Однако в рельефах церкви Покрова Давид не музицирует. Он держит музыкальный инструмент как атрибут, и главная суть этого нетрадиционного, полного величия и власти образа – в благословляющем жесте. Давид на стенах церкви Покрова, как и Орфей и Христос в росписях катакомб и на раннехристианских саркофагах, изображен как Пастырь, и это отражает идущую от библейских текстов традицию воспринимать царей как пастырей, а вверенный им народ – как их паству: «И поставлю над ними (израильтянами – С. Н.-Б.) одного пастыря, который будет пасти их, раба Моего Давида; и Я, Господь, буду им Богом» (Иез. XXIV, 23, 24)⁴⁵.

Если присмотреться к рельефным изображениям царя Давида, можно заметить еще одну редкую деталь. На всех трех фасадах фигура царя опоясана перекрещенной на груди лентой (илл. 29). Долгое время в ней видели напоминание о ленте-лоре – драгоценной принадлежности одеяний византийского императора⁴⁶. Однако лента на рельефах церкви Покрова больше похожа на орарь, которым диакон опоясывается во время литургии. На Руси подобное препоясание можно видеть во фресковой росписи Архангельского собора Московского Кремля на груди изображенного в рост благоверного князя Владимира Святославича, крестителя Руси⁴⁷.

Таким образом, Давид предстает на фасадах церкви не только как пророк и псалмопевец, как царь, получивший власть от самого Бога, но и как священнослужитель. Такое совмещение светской и духовной власти в лице правителя соответствовало традиционным представлениям греков и латинян. Так, по свидетельству Константина Багрянородного, византийский император имел сан диакона. В Западной Европе обряд помазания на царство предполагал получение не только царского, но и священнического достоинства⁴⁸. Подобная символическая трактовка власти, по-видимому, и послужила причиной того, что самовластцем князем Андреем было отведено столь важное место образу царя Давида на стенах церкви Покрова (это впоследствии повторил его брат Всеволод Большое Гнездо на фасадах Дмитриевского собора). Примечательно, что тема прославления княжеской власти и окружения ее ореолом святости при Андрее Боголюбском отчетливо звучит и в летописях, и в церковно-учительной литературе.

Еще более возвеличивают царя Давида окружающие рельеф фигуры резных зверей и птиц (илл. 30, 32). Застывшие позы и строгая симметрия композиции придают им характер геральдических эмблем. Вероятно, они и являются эмблемами власти, символами подвластных царю Давиду неба и земли. Львы у царского трона представляли древнейшую традицию, восходившую еще к культуре Древнего Востока⁴⁹, в то время как в античной культуре символами власти стали орлы. На ступенях описанного в Библии трона царя Соломона были также представлены львы и птицы (II Пар. IX, 17–20. III Цар. X, 19-20). Как символы доблести, силы и власти они понимались и в Древней Руси. «Орел птица царь над всеми птицами, а лев над зверьми, а ты, княже, над переславцы», – писал в своем «Молении» Даниил Заточник⁵⁰.

Размещенные в боковых закомарах рельефы также связаны по смыслу с центральным образом царя Давида. Здесь на всех трех фасадах располагаются изображения грифонов, несущих лань (илл. 31). По средневековым представлениям, грифон мог символизировать Христа, а лань – праведную христианскую душу. Эти скульптурные группы, вероятнее всего, выражали идею покровительства Христа праведной душе и шире – избранному народу, тему «крова крылом», многократно звучащую в псалмах Давида⁵¹.

Размеры всех скульптурных групп тонко соотнесены с площадью закомар: в больших по размеру закомарах изображения имеют более вытянутые пропорции, а в меньших – укороченные (илл. 33). Несмотря на сходную композицию, каждая группа имеет свои особенности и обнаруживает почерк разных мастеров. Наиболее выразителен правый рельеф северного фасада – могучий грифон с гордой осанкой и широкой грудью несет хрупкую, словно взывающую к нему трепетную лань. Фигуры грифона и лани здесь особенно гармоничны по своим пропорциям и с большой выразительностью передают характеры животных и их взаимодействие. Их движение напряженно и, в то же время, полно грации. Очевидно, тому же мастеру принадлежит и левая группа западного фасада, исполненная с таким же артистизмом (илл. 34).

Одним из самых загадочных мотивов в скульптурном декоре церкви являются расположенные непосредственно под закомарами рельефы девичьих ликов, которые опоясывают все три фасада храма (илл. 35). В настоящее время сохранилось девятнадцать таких рельефов, представляющих целую галерею скульптурных портретов (илл. 37). Среди них есть широкие, округлые, “реалистичные”, как определил их Г.К. Вагнер, лики простолюдинок (илл. 38) и лики задумчивые, созерцательные с тонкой индивидуальной трактовкой (илл. 36). Самым утонченным, строгим и одухотворенным следует признать средний лик на западной стене, который нередко сравнивали с иконными образами Богородицы⁵².

Женские лики встречаются и на резных консолях романских соборов Западной Европы⁵³. Однако развернутые фризы подобных изображений известны только на фасадах церквей владимирской земли. Кого представляют они на стенах церкви Покрова? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем для начала рассмотреть аналогичные рельефы, сохранившиеся в других владимиро-суздальских храмах.

У Рождественского собора, находившегося в загородной резиденции князя Андрея в Боголюбово, неподалеку от церкви Покрова, стояла колонна с капителью, украшенной четырьмя рельефными изображениями девичьих ликов в нимбах⁵⁴. Большинство исследователей рассматривает лики на капители как символические изображения Богоматери, о чем, по их мнению, свидетельствует не только наличие нимбов, но и трилистные пальметки, украшающие девичьи прически на рельефах капители. Очевидно, они изображают лилию – символ непорочности, чистоты и избранности, как нельзя более подобающий образу Богоматери⁵⁵. Примечательно, что в средневековом искусстве Западной Европы лилия являлась традиционным атрибутом сцен Благовещения, образов Мадонны с Младенцем, сцен бегства в Египет Марии с младенцем Христом и Иосифом и т. д. Такое же символическое значение имело, по-видимому, и часто встречавшееся в европейском средневековом искусстве изображение Богоматери с заплетенными косами – атрибутом девственности⁵⁶.

По мнению Г. К. Вагнера, боголюбовский столп с четырехликой капителью был памятным. Его могли поставить на том месте, где по дороге из Киева во Владимир князю Андрею явилась Богоматерь⁵⁷.

Античная традиция установки памятных триумфальных колонн получила развитие в сооружении христианских священных столпов в Иерусалиме и Константинополе, а по иерусалимской традиции – и перед соборами Западной Европы⁵⁸. Одним из таких столпов на Руси, видимо, и был столп перед церковью в Боголюбове. Другим важнейшим истоком этой традиции являлся, по-видимому, ветхозаветный храм царя Соломона в Иерусалиме, перед которым, согласно библейским описаниям, также были установлены памятные столпы.

Вспомним, что в «Повести об убиении Андрея» Успенский собор во Владимире и Рождественский в Боголюбове уподоблялись ветхозаветному храму царя Соломона⁵⁹. Что мог знать князь Андрей об облике этого храма, кроме его описания в Библии? Храм царя Соломона многократно упоминался в памятниках средневековой литературы – например, в «Хронике» Георгия Амартола, которая в XI веке была переведена на русский язык⁶⁰. В первой половине XIII века ее текст вошел в состав «Еллинского летописца II редакции», известного во Владимиро-Суздальской Руси⁶¹.

В сохранившихся описаниях храма Соломона особо отмечается его красота и богатство, обилие золотых украшений. Но для объяснения девичьих ликов на фасадах соборов князя Андрея эти описания ничего не дают. Зато большое значение имеет изображение храма Соломона на мозаике церкви Санта Мария Маджоре в Риме, где запечатлена одна исключительно важная деталь: семь масок на антаблементе главного фасада. Они служат своеобразной границей между основным массивом здания и его венчающей частью – фронтоном. Такие же изображения храма Соломона известны на донышках древнехристианских сосудов⁶². Примечательно, что на каждом фасаде церкви Покрова изначально размещалось по семь девичьих ликов. Семь картушей на западном фасаде Рождественского собора в Боголюбове, очевидно, также предназначались для рельефов семи ликов, разбившихся при падении собора в XVIII веке⁶³ (фрагменты некоторых из них были найдены во время раскопок). На фасадах церкви Покрова на Нерли, не имеющей антаблемента, рельефы с изображением ликов расположены на границе фасадов и венчающих их закомар. Не исключено, что девичьи лики на фасадах соборов времени Андрея Боголюбского, видевшего в своих соборах подобие храма Соломона, навеяны изображениями знаменитого ветхозаветного храма⁶⁴. Их количество также не было случайным, поскольку в изображениях Иерусалимского храма на донышках древних сосудов нередко присутствовал семисвещник – один из символических прообразов Девы Марии⁶⁵.

Культ Девы Марии – служительницы Иерусалимского храма, его диаконисы, очевидно, способствовал сложению символической параллели между образами Богоматери и храма Соломона. Разумеется, рельефы девичьих ликов на фасадах соборов Андрея Боголюбского, в том числе и на церкви Покрова, не были непосредственными изображениями Богоматери (хотя бы в силу своей множественности). Их присутствие служило, скорее, символическим указанием, напоминавшим о связи Марии с ветхозаветным храмом⁶⁶, и должно было играть существенную роль в воссоздании облика этого храма – в соответствии с замыслом заказчика, князя Андрея.

Не исключено, что изображения девичьих ликов на фасадах церкви Покрова также связаны с образами Псалтири и непосредственно восходят к тексту XLIV псалма, в котором, согласно традиционным толкованиям, описывается мистический союз Первосвященника Христа и Богоматери-Церкви: «Предста царица одесную Тебе в ризах позлащенных одеяна преиспещрена. Слыши, дщи, и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего: и возжелает Царь доброты твоея, зане Той есть Господь твой, и поклонишися Ему… Приведутся Царю девы в след, искренния ея приведутся тебе: приведутся в веселии и в радовании, введутся в храм Царев». Девы, о которых идет речь в псалме, могут быть символически сопоставлены с храмовыми служительницами и более конкретно – с теми девами, которые сопровождали Богоматерь во время ее введения в Иерусалимский храм. Не исключено, что женские лики на фасадах церкви Покрова являлись напоминанием об этих девах-служительницах, а весь резной убор храма, благодаря этому, воспринимался как торжественная церковная процессия, прославляющая Богоматерь⁶⁷.

Если предположить, что фризы девичьих ликов на фасадах церкви Покрова служили символическим напоминанием о Богоматери и о храме Соломона, то появление такого необычного мотива в ее резном декоре можно связать и с идеей особого покровительства Богоматери владимирской земле, которая получила чрезвычайно важное значение в эпоху правления Андрея Боголюбского, много сил посвятившего утверждению избранности своего княжества. В «Сказании о чудесах владимирской иконы Богородицы», составленном во Владимире в княжение Андрея Боголюбского, она выражается в следующих словах: «О, Пресвятая Богородица, мать Христа Бога нашего, если хочешь заступницей быть в Ростовской земле, посети новопросвещенных людей, да будут в твоей воле»⁶⁸. Признание владимирской земли уделом Богоматери могло повлиять и на выбор заглавного образа для всего резного декора церкви – образа пророка и царя Давида, напоминавшего о воспеваемых в Псалтири Сионской горе и Иерусалимском храме, о граде Божием как прообразе Небесного Иерусалима, и, одновременно с этим – прообразе Богоматери. Подтверждением этому могут послужить иллюстрации к соответствующим псалмам, где изображения Сионской горы и Иерусалимского храма сочетаются с изображениями Богоматери. Примечательно, что образ царя Давида в связи с его пророчествами присутствует и в текстах службы праздника Покрова Богоматери⁶⁹.

Ряд девичьих ликов на стенах церкви служит своеобразной смысловой границей верхней зоны скульптуры. В системе декорации фасадов она играет определяющую роль, подобно росписи алтарной части внутри храмов. Именно здесь заключены персонифицирующие Христа и Богоматерь образы, выражены главные идеи декора церкви, отвечающие духовной и политической жизни Владимирской Руси времени Андрея Боголюбского. Размещенные ниже рельефы, равно как и декор апсид, более традиционны. К их числу относятся вставленные в кладку по сторонам центральных окон фигуры львов-стражей (илл. 39). В романских соборах они нередко изображаются по сторонам от окон или входов-порталов, охраняя их, в соответствии со средневековой символикой, от проникновения в храм дьявольской силы⁷⁰. Львы церкви Покрова изображены лежащими, со скрещенными передними и с широко открытыми глазами (сходные рельефы присутствуют и в резьбе Дмитриевского собора во Владимире и Рождественского в Суздале). Подобные изображения исследователи, как правило, связывают с текстами Физиологов – распространенных в Древней Руси сборников, содержавших рассказы о реальных и фантастических животных. Согласно тексту Физиолога, «егда спит лев в пещере своеа, бдита его очи»⁷¹. По традиционным средневековым толкованиям, лев выступает здесь как символ Христа, охраняющего Свое духовное стадо: «Плотью бо Господь мой на кресте успе, а божество его одесную отца бдяще. Не вздремлет бо не уснет, храня Израила»⁷².

Спокойные и величественные, с очеловеченными мордами-лицами, львы церкви Покрова сказочны и фольклорны⁷³. Их резчики поставили перед собой сложную задачу – при профильном расположении фигуры льва и обращенной к зрителю в фас голове показать развернутую фронтально грудь зверя со сложенными и скрещенными передними лапами. Аналогичная задача была прекрасно решена резчиками Дмитриевского собора во Владимире, однако в церкви Покрова этот мотив выглядит не вполне убедительно – вторая лапа у лежащих львов отделена от туловища и «вырастает» прямо из головы⁷⁴. Единственным исключением является рельеф, расположенный внутри церкви на северо-восточном столбе.

Высота этих рельефов в церкви Покрова значительно превышает высоту резных изображений львов в других храмах владимирской земли. На Дмитриевском соборе во Владимире и Георгиевском в Юрьеве-Польском такую высоту имеют лишь изображения сюжетных сцен в закомарах. Впечатление скульптурности изображений усиливается также благодаря ряду специальных приемов. Так, высота рельефа львиных морд зрительно увеличена с помощью заглубления одной формы в другую – их носы, к примеру, врезаны вглубь щек путем выемки камня вокруг носа.

Нижняя зона фасадов и апсиды церкви Покрова украшены резными аркатурно-колончатыми поясами, колонки которых имеют не только резные капители, но и фигурные консоли. Подобные аркатурно-колончатые пояса известны в соборах Италии и Германии, однако там они размещались, как правило, вверху стен и вдоль линии щипцовых завершений фасадов⁷⁵. Сходные по декору капители и консоли часто встречаются в памятниках Северной Италии – Ломбардии и Тосканы. Иногда это сходство так велико, что итальянские и владимирские рельефные украшения кажутся исполненными одной рукой⁷⁶. Ниже мы убедимся, что это впечатление не лишено реальных оснований.

Капители церкви Покрова покрыты плотно прилегающими к тулову лиственными пальметтами и деревцами с крученым стволом (илл. 40). Стволы деревьев увенчаны похожими на пальмы лиственными кронами. Подобные мотивы, получившие широкое распространение в скульптурной декорации владимирских соборов, были не так давно истолкованы исследователями как изображения пальм – традиционных атрибутов праведников, присутствие которых превращает храм в символический образ Небесного Иерусалима⁷⁷.

Мотив пальмовидного деревца присутствует и в резьбе архивольтов порталов церкви Покрова (илл. 41). Этот орнамент, так же, как и цепочка медальонов с остролистыми пальметтами внутри, будут впоследствии повторены в резьбе порталов Дмитриевского собора во Владимире. Плоская орнаментальная резьба в виде растительных мотивов, по-видимому, воспроизводит традицию резного декора порталов европейских романских соборов, хотя, в отличие от них, порталы церкви Покрова не имеют тимпанов.

Мотивы резных консолей церкви Покрова весьма разнообразны (илл. 42, 43). Мы видим здесь маски «улыбающихся» львов; усатые личины – то ли мужские, то ли львиные; фигуры вздыбленных химеровидных крылатых зверьков; изборожденные поперечными морщинами морды животных, за которыми закрепилось название «свинячьи рыла» (илл. 44). Рядом с ними помещены изображенные в профиль фигурки барсов и львов (илл. 45, 46), геральдических орлов, увенчанных нимбами (илл. 47), девичьи лики, наделенные, как и на фасадах, двумя симметрично обрамляющими их косами (илл. 48). Набор отдельных мотивов, как и сама форма капителей, будет повторяться на стенах более поздних владимиро-суздальских соборов. Что же они означают? Перед нами мир противоположностей, символов добра и зла, отражающий противоборство двух сил – Христа и дьявола, божественной власти и укрощенной силы зла.

Исполненные в особенно высоком рельефе, соединенные со стеной только своей хвостовой частью, консоли церкви Покрова представляют собой образцы почти круглой скульптуры. Однако далеко не все из них сейчас можно отнести к 1165 году. Простое сравнение разновременных фотографий церкви позволяет обнаружить, что во многих случаях на одних и тех же местах располагаются разные консоли⁷⁸. Некоторые из них появились в ходе ремонтов, имевших место в 1859–1860 годах и в 1877, когда рабочие «безобразными подделками изваяний заменяли утраченные и даже в усердии своем помещали их там, где их не было»⁷⁹. В настоящий момент отдельные консоли исполнены заново из штука, другие в ходе ремонтов, вероятно, поменялись местами. Некоторые из них, очевидно, был сделаны по образцу консолей Успенского собора во Владимире (рельефы птиц, грифонов). Однако среди сохранившихся первоначальных консолей церкви Покрова присутствуют примеры всех перечисленных мотивов, и это позволяет судить об их роли в общем замысле декора.

Своими изящными мелкими формами архитектурная резьба придает церкви Покрова особую изысканность и красоту. Она, как в раму, заключает фасады и все архитектурные членения, дополняя и облагораживая их, подчеркивает ритм вертикалей фасадных полуколонн и колонок аркатурно-колончатого пояса.

В отличие от фасадов, интерьер церкви почти лишен резного убранства. Оно ограничено лишь двадцатью парами резных, лежащих хвостами друг к другу львов, расположенных в пятах арок подкупольных столбов и в пятах арок, перекинутых от них на стены собора. Резным львам в интерьере церкви Покрова предшествовали аналогичные рельефы в интерьере Успенского собора во Владимире. Но исполнены они, без сомнения, разными мастерами⁸⁰. Морды львов из церкви Покрова разнообразны по своему выражению и настроению – они то ухмыляются растянутыми до ушей беззубыми ртами (илл. 49), то хищно оскаливают зубастые пасти (илл. 51). Мастерство их исполнения не равноценно и обнаруживает руку нескольких мастеров, вероятно, высекавших также фигуры львов-стражей на фасадах церкви. Лучшие рельефы львов в интерьере расположены в местах, которые хорошо обозревались князем, стоявшим на хорах во время службы. Надо согласиться с мнением Г.К. Вагнера в том, что эти львы, иногда хищные, а иногда благодушные или ироничные (илл. 50), не являются ни образами царственности и эмблемами власти, ни стражами, охраняющими храм от демонических существ, а представляют собой, скорее, символы побежденных злых сил, которые традиционно изображались под сводами романских соборов, но не в пятах арок, а на капителях⁸¹. Высота рельефа этих львов значительно превышает высоту резных изображений на фасадах, но уступает высоте рельефов львов в интерьере Успенского собора.

Рассмотренные изображения на фасадах и в интерьере церкви Покрова на реке Нерли, конечно, не исчерпывают ее первоначальный резной декор. По аналогии с другими владимирскими памятниками, здесь должны были быть резные водометы, вероятно, в виде фигур барсов, располагавшиеся в промежутках между закомарами. Внутри церкви, вероятно, находилась резная алтарная преграда, а также резная сень. Все эти детали убранства в настоящее время утрачены. Но часть резных камней, прежде украшавших церковь, все же была обнаружена в ходе раскопок, проведенных в XIX веке Н.А. Артлебеном. Среди них были три капители, по словам Н.А. Артлебена, «прекрасного стиля, несколько отличающихся от капителей церкви», две пары фасадных рельефов вздыбленных барсов и стоящих грифонов, а также еще несколько резных камней с изображениями льва, барса, грифона и химерического вздыбленного крылатого зверя, напоминающего аналогичный мотив на консолях⁸² (илл. 52). Все эти рельефы были найдены у юго-западного угла церкви в непосредственной близости от располагавшегося здесь в древности входа на хоры. Вероятно, они украшали юго-западную башню, возведенную над верхней площадкой галереи перед входным проемом. Рельефы вздыбленных барсов (илл. 19) и грифонов (илл. 20) – парные и высечены на крупных блоках, подобных закомарным резным камням. На схемах реконструкции церкви с окружавшими ее галереями Н.Н. Воронин расположил их на фасадах башни, аналогично закомарным рельефам. Двум вздыбленным барсам, эмблематическим зверям владимирской княжеской династии, отведено место на южном фасаде башни, издалека видном с берегов Клязьмы⁸³. Аналогичное положение на северном и южном фасадах башни заняли и парные рельефы грифонов. Они также связаны с княжеской эмблематикой: наравне с барсами грифоны были символами власти во владимирской земле⁸⁴. Остальные рельефы, составлявшие декор башни и галереи, к сожалению, утрачены. Можно только предполагать, что они размещались на внутренней плоскости стены башни или на фасаде галереи, возможно, под башней⁸⁵. Сейчас рельефы барсов и грифонов находятся в лапидарии резных камней внутри церкви. Судя по манере резьбы, изображения барсов выполнены двумя разными мастерами. Особенно выразительна резьба рельефа, сохранившегося фрагментарно: все детали морды барса и обозначающие гриву врезы имеют здесь пластически выявленные формы, в отличие от парного изображения, где аналогичные порезки стали орнаментом. Обе пары эмблематических резных зверей обнаруживают приемы и черты, уже знакомые нам по фасадной резьбе, и, следовательно, могут быть исполнены теми же мастерами.

Особый интерес среди найденных в ходе раскопок XIX века резных камней имеют два изображения львов, которые в настоящее время, к сожалению, утрачены. Они известны по исполненной с фотографии зарисовке В. Прохорова⁸⁶. Судя по этой зарисовке, один из этих резных камней, а может быть, и оба были уникальными для домонгольского зодчества Руси круглыми трехмерными скульптурами. На схеме реконструкции храма, предложенной Н.Н. Ворониным, им было отведено место на постаментах в верхней части лестницы, ведущей к реке⁸⁷. Однако скульптуры львов могли находиться перед западным порталом, по сторонам от входа в церковь (по аналогии с романскими базиликами)⁸⁸ или, с учетом небольшой ширины галерей, – стоять вдоль оснований перспективных, уходящих вглубь порталов, что также соотносится с традициями оформления средневековых европейских соборов⁸⁹.

Многочисленные совпадения скульптурного убранства церкви Покрова с романскими памятниками неизбежно ставят вопрос о вероятном участии европейских мастеров в создании не только самой постройки, но и украшающих ее рельефов. Относилось ли известие о приходе к Андрею Боголюбскому мастеров от императора Фридриха Барбароссы к резчикам по камню? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно привести несколько очень наглядных примеров сходства рельефов церкви Покрова на Нерли с романской скульптурой.

Занимающие важное место на фасадах церкви Покрова рельефы грифонов, несущих лань, как и подобные им рельефы Дмитриевского собора во Владимире, как известно, существенно отличаются от широко распространенного в Средние века изображения грифона, терзающего лань⁹⁰. Однако среди рельефов собора святого Амвросия в Милане, а также на портале церкви Сан Микеле в Павии мы встречаем такой же вариант этой композиции, что и на владимирских храмах⁹¹. Другая характерная особенность обнаруживается в найденных Н. А. Артлебеном рельефах грифонов, происходящих с башни (о них уже шла речь выше), – на верхней части их стоп резьбой обозначена чешуйчатая поверхность лап в виде пупырчатых выступов. Такая же деталь присутствует на рельефе капители атриума собора святого Амвросия в Милане⁹². Среди резных камней того же собора мы находим изборожденные поперечными морщинами-врезами личины, очень близкие консолям церкви Покрова. Эти личины имеют не только уши, но и рога и принадлежат фигурам козлов. У личин церкви Покрова рога отсутствуют, благодаря чему, видимо, они и получают сходство со свиными мордами.

Капители миланского собора святого Амсвросия украшают уже знакомые нам по храмам эпохи Андрея Боголюбского пальмовидные деревца с крученым стволом⁹³. Тот же мотив мы встречаем и в резьбе других соборов Ломбардии⁹⁴. Однако схожие рельефы деревьев известны и в рельефах собора в Шпейере (Германия)⁹⁴.

Удивительной особенностью львов, изображенных на фасадах и в интерьере церкви Покрова, являются их нарядные гривы, похожие на гофрированные воротники с завитками на концах ребер-складок. В рельефах львов на стенах Дмитриевского собора, княжеского собора Всеволода Большое Гнездо, и в верхней части его подкупольных столбов подобные гривы-воротники у львов уже отсутствуют – они превращаются здесь в нарядные плоскостные завитки, похожие на языки пламени. Лишь в немногих рельефах Дмитриевского собора сохраняются отдельные завитки-врезы, отдаленно напоминающие разделку грив нерльских львов. Происхождение этого мотива в церкви Покрова, равно как и чрезвычайно высокий рельеф самих фигур, становятся понятны при сравнении со значительно более пышными, но похожими на нерльские гривами у скульптурных львов на стенах соборов Италии, где рельефные «кольца-воротники» обрамляют шеи животных в семь-восемь рядов⁹⁶. Львы, очень похожие на владимирских, украшают собор в Вероне⁹⁷. Очевидно, к таким скульптурам как раз и принадлежали львы, найденные в XIX веке Н.А. Артлебеном. Об этом позволяют судить их пышные высокие гривы, запечатленные в рисунке. Все эти особенности безусловно свидетельствуют о непосредственном участии в исполнении фасадной резьбы церкви Покрова ломбардского мастера (или мастеров)⁹⁸. Наконец, рельефные композиции в тимпанах фасадов cобора в Модене и церкви архангела Михаила в Павии построены почти так же, как изображения в центральных закомарах церкви Покрова на Нерли, хотя в итальянских храмах центральным рельефом, в соответствии с иконографической традицией, является изображение Христа, окруженного символами евангелистов.

Однако существует и другая точка зрения, основанная на сходстве архитектурно-пространственной планировки Боголюбовского ансамбля с памятниками Германии, на летописном известии о приходе к Андрею Боголюбскому мастеров «от немец»⁹⁹. Существующие разногласия отчасти объясняются некоторым сходством архитектуры соборов Германии и Италии, а также участием ломбардских мастеров в строительстве собора в Шпейере и влиянием ломбардской архитектуры на немецкие постройки XI–XII веков¹⁰⁰, и окончательное разрешение этого спора, особенно в вопросе о скульптуре, – дело будущего.

При сравнении рельефов церкви Покрова на Нерли с резьбой итальянских храмов становится очевидно, что у Андрея Боголюбского рядом с итальянскими мастерами работали местные скульпторы. Только этим можно объяснить соседство львов с пластичными, рельефно исполненными гривами со львами, гривы которых обращены в почти плоскостный орнамент. То же можно сказать о рельефных складках кожи на шее и животе у некоторых львов, представленных в интерьере церкви, которые в ряде случаев передаются простым рисунком, исполненном неглубокими орнаментальными врезами. Кроме того, как точно подметил О.М. Иоаннисян, образы зверей на Руси утратили свою непосредственность, связь с живой традицией, идущей еще от античности¹⁰¹. Взамен этого они приобрели новые качества – статичность, отрешенность от реального мира, самоуглубленность, и подчас – большую одухотворенность, а также плоскостность и орнаментальность рельефа. Именно эти особенности определили новое качество памятников резьбы, которое привело к созданию местного, владимиро-суздальского стиля в скульптуре.

Чрезвычайно значительную роль в этом процессе сыграл резной декор церкви Покрова Нерли. Его исполнение требовало немалого времени и большого технического мастерства. Даже простая обработка лишенного резьбы блока камня предполагала более тысячи ударов мастера по инструменту¹⁰². По расчету Н. Н. Воронина, на теску фасонного камня и резьбу рельефов церкви Покрова на Нерли должно было потребоваться около трех с половиной тысяч человеко-дней¹⁰³.

Скульптура церкви Покрова на Нерли стала итогом всей художественной деятельности Андрея Боголюбского. После ее возведения строительные работы во владимирском княжестве возобновляется лишь в 1184 году, когда после пожара Всеволод III начинает обстраивать Успенский собор во Владимире двухъярусной галереей. Независимо от того, принимали ли романские мастера участие в строительных работах Всеволода III, можно утверждать, что в архитектуре и скульптурной декорации возведенных при нем соборов развивались традиции, заложенные в зодчестве Андрея Боголюбского. Именно в резном декоре церкви Покрова на Нерли в образе царя Давида был впервые символически воплощен идеал владимирских князей – идеал могущественной, исходящей от Бога власти – а также их представления об особом покровительстве Христа и Богоматери владимирской земле. Выраженные языком скульптуры, они были включены в общий контекст декоративной программы, в символических формах запечатлевшей непрерывную борьбу Христа и дьявола, добра и зла.

Тем не менее, в церкви Покрова, как впоследствии и в Дмитриевском соборе, образ земного владыки, «властью же сана аки Бога», вышел на первый план. Это как нельзя лучше отвечало властолюбивой политике Андрея Боголюбского, именованного «царем» на страницах Лаврентьевской летописи, в армянских и грузинских хрониках, приравненного к византийскому императору Мануилу Комнину и являвшегося владельцем «армил» – имперских регалий европейских монархов¹⁰⁴.

История Покровского монастыря и монастырского ансамбля

После драматических событий 1174 года, когда князь Андрей Боголюбский был убит в своем загородном дворце в результате политического заговора, в Боголюбове и в церкви Покрова обосновались монастыри. Монастырь при Покровской церкви сначала был женским, а потом мужским. С учреждением в 1589 году патриаршества он перешел в ведение патриарха и назывался патриаршим домовым монастырем. С образованием в 1724 году Синода он поступил в синодальное ведомство, а с открытием в 1748 году Владимирской епархии перешел в ведение местных архиереев, но не надолго. В 1764 году монастырь был упразднен и приписан к Боголюбовской сельской церкви. В начале XIX века древний храм перешел в распоряжение Боголюбова монастыря.

Первые разрушения храм и его галереи могли получить после гибели князя, когда город и окрестности охватила стихия народных волнений и княжеских усобиц, а затем в годы татарского разорения. Во второй половине XVII века Покровский монастырь получил крупные пожалования на сенокосы и рыбные ловли, что позволило поправить его материальное положение и провести серьезные ремонтные работы. По окончании их в 1673 году храм был освящен. В это время здание получило четырехскатную деревянную кровлю; ветхие галереи были отломаны и на их основании построена южная паперть – кирпичная, со сводчатым подвалом. Кровля еще долгое время оставалась покрытой тесом, а глава – «чешуею», то есть деревянным лемехом. Храм иногда затоплялся во время разливов, когда подступала «под самую церковь полая вода, от которой и фундамент подмывается и из стен исподние камни обивает льдом». В 1784 году настоятель Боголюбова монастыря просил разрешения разобрать Покровскую церковь на камень для строительства новых святых врат в своем монастыре. Однако не сошлись в цене с подрядчиком, и сломка не состоялась. В 1795 году была устроена лестница на хоры изнутри храма, через разобранный свод в северо-западном углу. В 1803 году храм получил железное луковичное покрытие главы, скрывшее ее древнюю шлемовидную форму. Тогда же разобрали кирпичную паперть, а в 1816 году устроили кирпичные крыльца. В 1859-1860 годах памятник осматривал академик Ф.Г. Солнцев в связи с планом «возобновления старинных церквей». Состоялся ремонт, которым руководил епархиальный архитектор Н.А. Артлебен. При разборке кирпичных закладок между закомарами он обнаружил обломок надгробной плиты XVII века, что позволило датировать устройство четырехскатной кровли. В 1877 году монастырские власти самовольно, без ведома архитектора предприняли ремонт: без всякой нужды обвязали храм железными стяжками, сбили остатки фресок в барабане и куполе, заменили гипсовыми утраченные белокаменные рельефы. Тогда же восстановили позакомарное покрытие, закрыв при этом постамент барабана шарообразной кровлей. В 1903 году железную луковичную главу позолотили. Стены храма принято было покрывать белой краской.

В монастырские времена церковь Покрова обросла необходимым для обители разнообразным строением. В пару к холодному храму построили теплую Трехсвятительскую церковь. Опись 1763 года, составленная накануне упразднения монастыря, указывает год постройки этой церкви – 1761. «Монастырское строение» составляли две настоятельские кельи с амбаром, кладовой и погребом, братская келья, хлебопекарная келья, мучной амбар, погреб, сарай для лошадей, сарай для телег; огород, выгонный луг. Вокруг монастыря простирался на 290 саженей плетень со святыми вратами и шатровой колокольней на них. Все строение было деревянное, крытое дранью, ветхое. Описи разных лет рисуют неизменно печальную картину убогого состояния ветшающего монастыря.

Во второй половине XIX века, после экспедиции Ф.Г. Солнцева и раскопок Н.А. Артлебена, с северной стороны церкви Покрова были построены каменные святые ворота с надвратной колокольней, очевидно, по проекту Н.А. Артлебена (илл. 54-55). В ее кирпичные стены были вложены обнаруженные при земляных работах плиты с резными грифонами и барсами. Этим же архитектором, судя по всему, была спроектирована и каменная Трехсвятительская церковь, законченная в 1884 году, здание которой сохраняется и доныне¹⁰⁵ (илл. 57).

Церковь Покрова в XX веке и в наши дни

Боголюбов монастырь вместе с Покровским были закрыты в 1923 году, а еще ранее, с 1919 года древние белокаменные памятники, в том числе церковь Покрова, приняты под охрану Владимирской губернской коллегии по делам музеев¹⁰⁶. На протяжении почти всего XX века церковь входила в состав Владимирского музея, с 1958 года – Владимиро-Суздальского музея-заповедника. За эти годы белокаменный храм исследовался археологически и неоднократно реставрировался. В конце 1980-х годов владимирские реставраторы сняли выпуклую кровлю начала XIX века и восстановили постамент под барабаном, оставив, однако, луковичную главу. Все строения вокруг церкви - святые ворота с колокольней, несколько жилых изб и сараев - были к этому времени уже разобраны. Многочисленным экскурсантам и туристам в десятилетия музейного «бума» ничто не мешало любоваться упоительной красотой прославленного памятника зодчества, отраженного в прозрачных водах старицы (илл 56), наслаждаться просторами и красотами Покровского луга, который является, в свою очередь, памятником природы. В начале 1990-х годов храм по настоянию Церкви был передан вновь открытому Боголюбову монастырю, а вскоре - местному приходу Иоакима и Анны, с подчинением архиерею. В конце 1992 года широко известный памятник был внесен в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Многое в истории храма со временем забылось, обрело иные оттенки; смягчилась и рассеялась злоба дня – но церковь Покрова по-прежнему пленяет взор и умиляет душу (илл. 58), тонким своим станом протягиваясь к небесам как бы в молитве: «О Мати, Боголюбивое Дево! О Царице всепетая! Ризою своею покрый нас от всякого зла, от видимых и невидимых враг защити и спаси души наша».

Примечания

1. Плугин В.А. Храм Покрова на Нерли. Л. 1970.

2. См.: Тимофеева Т.П. Золотые ворота во Владимире. М. 2002.

3. Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стлб. 351; Татищев В.Н. История Российская. Т. III. М.-Л. 1964. С. 295; Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XV веков. Т. I. М. 1961. С. 330-331; Иоаннисян О.М. Владимиро-суздальское зодчество и ломбардская романика (к проблеме происхождения мастеров Андрея Боголюбского) // Византийский мир: искусство Константинополя и национальные традиции. Тезисы докладов Международной конференции, Москва, 17-19 октября 2000 г. СПб. 2000. С. 19-23.

4. Митрополит Иларион. Слово о законе и благодати. Хрестоматия по древней русской литературе. М. 1973. С. 33.

5. Воронин Н.Н. Зодчество… С. 262-300; Он же. Путеводитель. Владимир, Боголюбово, Суздаль, Кидекша, Юрьев-Польской. М. 1974. С. 122-135.

6. Воронин Н.Н. Зодчество… С. 107-109; Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси XII-XIII вв. // Дубов И.В. Города, величеством сияющие. Л. 1985. С. 144; Он же. О раннем этапе развития галицкого зодчества // КСИА. 1981. Вып. 164. С. 74-79.

7. Викторов А.М., Звягинцев Л.И. Белый камень. М. 1981. С. 3-4, 15-18; Звягинцев Л.И., Викторов А.М. Белый камень Подмосковья. М. 1989. С. 5-7, 24-25.

8. Новаковская С.М. Камнетесное дело Владимиро-Суздальской Руси в XII-XIII вв. // СА. 1983. № 3. С. 74-79.

9. О процессе строительства белокаменных зданий см.: Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси X - XIII вв. Спб. 1994; Столетов А.В. Конструкции владимиро-суздальских белокаменных памятников и их укрепление // Памятники культуры. М. 1959. С. 188-193; Власюк А. Первоначальная форма купола церкви Покрова на Нерли // Архитектурное наследство. М. 1952. № 2. С. 67-68; Косаткин В.В. Монастыри, соборы и приходские церкви Владимирской епархии, построенные до начала XIX столетия. Часть I. Монастыри. Владимир. 1903. С. 35.

10. Об остановке коней впервые упоминается в Новгородской первой летописи, в статье «А се князи русьстии» Комиссионного списка XV в.: «Ту же коня много били, а конь с того места с иконою не идеть» – Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Рязань. 2001. С. 467; Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери (с предисловием В.О. Ключевского). Изд. ОЛДП. Вып. XXX. СПб. 1878. С. 8; Книга степенная царского родословия // ПСРЛ. СПб. 1913. Т. 21. С. 233; Житие Андрея Боголюбского // Доброхотов В. Древний Боголюбов город и монастырь с его окрестностями. М. 1852. С. 7.

11. Воронин Н.Н. Зодчество… С. 262-263, 273.

12. Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники // Исторический архив. Т.VII. М. 1951. C. 211.

13. Новгородская первая летопись… С. 467.

14. Доброхотов В. Древний Боголюбов город… С. 70.

15. Последняя датировка приводится О.М. Иоаннисяном на основании данных П.А. Раппопорта в «Хронологической таблице развития древнерусского зодчества» – Раппопорт П.А. Древнерусская архитектура. СПб. 1993. С. 264.

16. ПСРЛ. Т. 30. М. 1965. С. 68.

17. Воронин Н.Н. Зодчество… С. 318.

18. По рассказам Киево-Печерского патерика, Божия Матерь явилась во сне четверым константинопольским зодчим, позвала их во Влахерн и показала церковь на небе, повелев построить такую на Руси, в Киеве. Образ киевского Успенского собора дважды являлся в воздухе варягу Шимону: один раз он спас его во время морской бури, другой раз – на поле битвы. Еще один раз Успенский собор являлся в воздухе, когда разбойники хотели избить в нем монахов, и тогда храм внезапно поднялся на воздух. - Лихачев Д.С. Градозащитная семантика Успенских храмов на Руси // Успенский собор Московского Кремля. М. 1985. С. 17-23.

19. Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб. 1995. С. 25-31.

20. Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. Каталог памятников. Археология СССР. Свод археологических источников. Л. 1982. Самый ранний храм, посвященный Покрову Богородицы – собор Покровского монастыря, основанного в 1364 г. в Суздале.

21. Сычев Н.П. Древлехранилище памятников русской иконописи и церковной старины имени императора Николая II при Русском музее императора Александра III. Пг. 1916. С. 23.

22. Медведева Е.С. Этюды о суздальских вратах. Дисс. на соиск. уч. ст. канд. искусствоведения. М. 1947; Воронин Н.Н. Покров на Нерли: Новые данные раскопок 1954-1955 гг. // СА. 1958. № 4. С. 70-95.

23. Овчинников А.Н. Суздальские златые врата. М. 1978. Илл. 52.

24. Плюханова М.Б. Сюжеты… С. 25-38, 52-62, 124-144.

25. Гордиенко Э.А. «Покров» в новгородском изобразительном искусстве // Древний Новгород. М. 1983. С. 316.

26. Медведева Е.С. Этюды… С. 26-40 и след.

27. Сергий, архимандрит. Святый Андрей Христа ради Юродивый и праздник Покрова Пресвятыя Богородицы // Странник. 1898. Т. 3. С. 395; Георгиевский Г.П. Русский ли праздник Покров? // ЧОЛДП. 1893. Ноябрь. С. 626-639; Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. Т. 2. СПб. 1915.

28. Филипповский Г.Ю. «Слово» Андрея Боголюбского о празднике 1 августа по списку 1597 г. // Культура славян и Русь. М. 1999. С. 232-235.

29. ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стлб. 352-353.

30. Плюханова М.Б. Сюжеты… С. 139-144.

31. Подробнее о празднике см.: Воронин Н.Н. Зодчество… С. 299, 120-123; Филипповский Г.Ю. «Слово» Андрея Боголюбского о празднике 1 августа // Памятники истории и культуры. Вып. 2. Ярославль. 1983. С. 75-84; он же. «Слово» Андрея Боголюбского о празднике 1 августа по списку 1597 г. // Культура славян и Русь. М. 1999. С. 230-235; он же. Архитектурный образ в произведениях владимирской литературы XII в. // Памятники истории и культуры. Вып 3. Ярославль. 1988. С. 67; он же. Праздник Покрова и «Покров на Нерли» // Наука и религия. 1990. № 94; он же. Столетие дерзаний. М. 1991. С. 46, 69-73, 86-96.

32. Новые памятники русской эпиграфики // СА. 1940. Т. VI. C. 309-316; Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI-XIV веков // Археология СССР. Свод археологических источников. М. 1964. С. 33; Мокеев Г.Я. Преображение Древнего Киева // Памятники Отечества. 1988. № 1. С. 100-101.

33. Раппопорт П.А. Русская архитектура… С. 58.

34. Афанасьев К.Н. Построение архитектурной формы древнерусскими зодчими. М. 1961. С. 140-141, рис. 85.

35. Столетов А.В. Конструкции… С. 192.

36. Комеч А.И. Рабочий метод зодчих Владимиро-Суздальского княжества XII в. // СА. 1966. № 1. С. 86, 89.

37. Воронин Н.Н. Зодчество… С. 264-273; Он же. Путеводитель… С. 122- 128.

38. Доброхотов В. Древний Боголюбов город… С. 77.

39. Воронин Н.Н. Зодчество…С. 274-299; он же. Путеводитель… С. 131-135; Новаковская С.М. К вопросу о галереях белокаменных соборов Владимирской земли // КСИА. М., 1981. № 164. С. 42-46; Иоаннисян О.М. Зодчество…. С. 153-154.

40. Даркевич В.П. Образ царя Давида во владимиро-суздальской скульптуре // КСИА. 1964. Вып. 99. С. 53; Успенский Б.А. Царь и император. Помазание на царство и семантика монарших титулов. М. 2000. С. 13, 14. Сн. 40, 41. на с. 59, 60. Сн. 63 на с. 71.

41. Лидов А.М. О символическом замысле скульптурной декорации владимиро-суздальских храмов XII – XIII вв. // ДРИ. Русь. Византия. Балканы. XIII век. СПб., 1997. С. 178. Сн. 54.

42. Wrzesniowski A. Postac w orteusza w ikonografii wczesnochrrzescijanskiej. Archeologia, XXI, 1970. С. 114–115. Сн. 21, 24, 25.

43.  Reau L. Iconographie de l’art chrètien. Paris, 1968. Vol. 2. P. 255; Finney P.C. Orpheus–David. A Connection in iconography between Greco-Roman Jydaism and Early Christianity // Journal of Jewish Art 5 (1978), 6-15. По отношению к владимирской скульптуре XII в. эта мысль впервые была высказана В.П. Даркевичем – Даркевич В.П. Образ царя Давида во владимирской скульптуре // КСИА. 1964. Вып. 99. С.46-53.

44. Сказание о царе Давиде // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. XI–XII века. СПб. 1999. С. 161, 163.

45. В апокрифе о Давиде и Вирсавии, известном на Руси с XII века, Давид сам называет себя пастырем своего народа – Сказание о царе Давиде // ПЛДР. Т. 3. XI–XII века. СПб., 1999. С. 161, 163. См. также: Новаковская-Бухман С.М. Царь Давид в рельефах Дмитриевского собора во Владимире // ДРИ. Византия, Русь, Западная Европа: искусство и культура. СПб. 2002. С. 175.

46. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси. Владимир. Боголюбово. XII век. М. 1969. С. 162; Лидов А.М. О символическом замысле… С. 174.

47. Такое препоясание встречается у Христа Еммануила в некоторых изображениях Богоматери с Младенцем – например, во фреске в конхе апсиды Софии Охридской. Препоясание, подобное диаконскому, присутствует также в изображении Младенца Христа на мозаичной иконе Богоматери с младенцем в церкви Сан Паоло фуори ле Мура в Риме (ок. 1210 г.) – Oareshott W. Mozaiki Rima. Beograd. 1977. Ill. XXVII.

48. Успенский Б.А. Царь и император… С. 6–7.

49. Смирнов Я.И. Восточное серебро. Атлас. СПб. 1909. Табл. 13; Тревер К.В. Новое «сасанидское» блюдце Эрмитажа // Исследования по истории культуры народов Востока. М.; Л. 1960. С. 365–368. Рис. 1, 3, 5; Harper P. O., Meyers P. Silver Vessels of the Sasanian Period. Vol. I. Royal Imagery. N.-Y. 1981. P. 99–123.

50. ПЛДР. Вып. 3. Л. 1932. С. 66.

51. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 138.

52. Там же. С. 170.

53. Там же. С. 104. Илл. 73. См. также: О. М. Иоаннисян. Зодчество Северо-Восточной Руси времени Андрея Боголюбского (конец 50-х – середина 70-х гг. XII в.) и романская архитектура. Происхождение мастеров и особенности развития (сердечно благодарю автора за предоставленную возможность ознакомиться с неопубликованной рукописью – С. Н.-Б).

54. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 90–91. Вероятно, именно этот столп упомянут в Лаврентьевской летописи: «и столп позлати изовну церкви» – Там же. С. 92.

55. Reau. Iconographie de l’ art chrètien. Vol. I. Paris. 1955, P. 133; Вагнер Г.К. Четырехликая капитель из Боголюбова // Славяне и Русь. М. 1968. С. 388; Он же. Белокаменная резьба древнего Суздаля. Рождественский собор. XIII век. М. 1975. С. 67. Трилистник в волосах Девы, вероятно, восходит к раннехристианским изображениям. В эпоху раннего христианства сложные прически патрицианок Рима, украшенные камнями, использовались в изображениях Богоматери, которую представляли с непокрытой головой – Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. Т. I. СПб. 1914. С. 118, 121. В миниатюрах средневизантийского времени, скопированных с древнейших раннехристианских рукописей, также известен образ Богоматери со сложно украшенной прической и непокрытой головой – Там же. С. 125.

56. Ювалова Е.П. Немецкая скульптура 1200 – 1270. М. 1983. С. 189. Илл. 197.

57. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 90–91.

58. Олесницкий А. А. Ветхозаветный храм в Иерусалиме / Православный Палестинский сборник. Вып. 13. С. 254 и след., 284.

59. ПСРЛ. Т. II. СПб., 1908. Стлб. 581, 582.

60. Истрин В. Хроника Георгия. Амартола в древнем славяно-русском переводе. Т. 1. Пг. 1920. С. 139–145.

61.  Воронин Н.Н. Зодчество… Т. I. С. 338.

62. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 80–82.

63. Там же. С. 82.

64. Там же. С. 81.

65. Редин Е. К. Христианская топография Козьмы Индикоплова. М. 1916. С. 27; Вагнер Г. К. Скульптура Древней Руси... С. 82.

66. .Там же. С. 81.

67. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. C. 319; Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 77, 85, 140.

68. ПЛДР. Т. 4. М. 1981. С. 221.

69. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. С. 319 и сл.

70. Porter A.K. Lombard Architecture. New Havan, London, Oxford. V. IV. MDCCCCXVII. Pl. 51. Fig. 4.

71. Карнеев А. Материалы и заметки по литературной истории «Физиолога». СПб. 1890. С. 162.

72. Там же. С 162.

73. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 174.

74. Эта особенность была подмечена Г.К. Вагнером. – Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси... С. 174.

75. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. С. 334–335; Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси времени Андрея Боголюбского…; Комеч А. И. Архитектура Владимира 1150–1180-х гг. Художественная природа и генезис «русской романики» // ДРИ. Русь и страны византийского мира. XII век. СПб. 2002. С. 231–254.

76. Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси времени Андрея Боголюбского…

77. Гладкая М.С. Материалы каталога рельефной пластики Дмитриевского собора во Владимире. Владимир. 2000. С. 54–65.

78. Наиболее полное сравнение таких разновременных снимков было предпринято Г.К. Вагнером – Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 146.

79. Древности. Труды Московского археологического общества. Т. VII. М. 1877. Протоколы. С. 17; Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. С. 264.

80. Фигуры львов в интерьере Успенского собора во Владимире, по мнению Г. К. Вагнера, были исполнены европейскими резчиками – Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 102.

81. Там же. С. 150, 152, 182–183.

82. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. I. C. 288, 294–295. Илл. 146-148.

83. Там же. С. 297. Эмблематическому значению образа барса посвящены следующие исследования: Некрасов А.И. О гербе суздальских князей // Сборник статей в честь А. И. Соболевского. Л. 1928; Арциховский А.В. Древнерусские областные гербы // Ученые записки МГУ. Вып. 93. М. 1948.

84. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 154, 156.

85. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. I. С. 295–296.

86. Там же. Илл. 148. С. 295.

87. Там же. Илл. 150.

88. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 156.

89. Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси времени Андрея Боголюбского…

90. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси… С. 278.

91. Porter A.K. Lombard Architecture. V. IV. Plates. New Haven, London, Oxford, MDCCCCXVII. Pl. 120; Dartein F. de. L`Etude sur L`architecture Lombarde et sur des origins l`architecture romanо-byzantine. Atlas des planches. Paris, 1865–1882. Pl. 39, 56.

92. Zimmermann M.G. Oberitalische Plastik im fruhen und horen Mittelalter. Leipzig. 1897. Abb. 3. S. 15.

93. Dartein F. de. L`Etude sur L`architecture Lombarde et sur des origins l`architecture romanо-byzantine. Atlas des planches. Pl. 39, 41, 61. О сходстве пальмовидного деревца, грифона, несущего лань, и личин козла в рельефах собора cвятого Амвросия с резьбой церкви Покрова писал уже Н.Н. Воронин – Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. С. 335–336.

94. Porter A.K. Lombard Architecture... Pl. 132, 136, 137.

95. Комеч А.И. Архитектура Владимира 1150–1180-х гг… С. 251.

96. Zimmerman M.G. Oberitalische Plastik… Abb 25, 46. См. также: Quintavalle A.C. Il Duomo di Modena. Album. Firenze. 1965.

97. Idem. Abb. 28.

98. Эта мысль весьма аргументировано высказана в готовящейся к изданию монографии ОМ. Иоаннисяна – Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси времени Андрея Боголюбского…

99. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. С. 332; Комеч А.И. Архитектура Владимира 1150–1180-х гг… С. 231–254.

100. Комеч А.И. Архитектура Владимира 1150–1180-х гг… С. 231–232; Иоаннисян О.М. Зодчество Северо-Восточной Руси времени Андрея Боголюбского…

101. Там же.

102. Новаковская С.М. Камнетесное дело…С. 72–84.

103. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. I. С. 325-327. Илл. 156.

104. ПСРЛ. Т. I. М., 1962. Стлб. 357; Воронин Н.Н. Археологические заметки. КСИИМК. Вып. 62. М., 1956. С. 21; Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского» и византийско-русские отношения второй половины XII в. // ВВ. Т. XXIII. М. 1963. С. 28; Воронин Н.Н. Андрей Боголюбский и Лука Хризоверг. (Из истории русско-византийских отношений XII в.) // ВВ. Т. 21. М. 1962. С. 31, 37; Schramm P.E. Herrschaftszeichen und Staatssymbolik. Stuttgart. 1955. S. 547; Лидов А.М. О символическом замысле…Сн. 53.

105. Воронин Н.Н. Зодчество… С. 264, 300-301; Боголюбов монастырь и приписные к нему Покровский и Николаевский Волосов. Вязники. 1891. С. 53; Малицкий Н.В. Покровский упраздненный монастырь на реке Нерли // ВЕВ. 1910. № 23, 24; РГАДА. Ф. 280. Оп. 3. Д. 411. Л. 2-8; Косаткин В.В. Монастыри, соборы… С. 35.

106. Тимофеева Т.П. Лежит в развалинах Твой храм… Владимир. 1999. С. 95.

Список сокращений

ВВ – Византийский временник

ВЕВ – Владимирские епархиальные ведомости

ВСМЗ – Владимиро-Суздальский музей-заповедник

ГИМ – Государственный исторический музей

ДРИ – Древнерусское искусство

ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения

КСИА - Краткие сообщения Института археологии Академии наук СССР

КСИИМК – Краткие сообщения Института истории материальной культуры Академии наук СССР

ПЛДР – Памятники литературы Древней Руси

ПСРЛ – Полное собрание русских летописей

РГАДА – Российский государственный архив древних актов

РНБ – Российская национальная библиотека

СА – Советская археология

ЧОЛДП – Чтения Общества любителей древней письменности

Список иллюстраций

1. Церковь Покрова на Нерли. Вид с запада

2. Церковь Покрова на Нерли. Вид с северо-запада

3. Церковь Покрова, старица и пойма реки Клязьмы

4. Покровский луг во время разлива

5. Икона «Покров Богородицы». Из Покровского монастыря в Суздале. Последняя четверть XV в. ВСМЗ

6. Покров Богородицы. Клеймо золотых дверей Рождественского собора в Суздале. 1230 г. ВСМЗ.

7. Белокаменный крест XII в. с крестопохвальной надписью из окрестностей церкви Покрова на Нерли. ВСМЗ

8. Боголюбовский киворий с водосвятной чашей. Реконструкция Н.Н. Воронина

9. Роспись купола церкви Покрова на Нерли (по рисунку Ф.Г. Солнцева)

10. План церкви Покрова (с галереями)

11. Продольный разрез церкви Покрова

12. Западный фасад церкви Покрова

13. Церковь Покрова на Нерли. Вид с северо-запада

14. Церковь Покрова на Нерли. Вид с востока

15. Церковь Покрова на Нерли. Барабан и конхи апсид

16. Интерьер церкви Покрова

17. Интерьер церкви Покрова с резными львами в основании подпружных арок

18. Резные львы в основании подпружной арки

19. Резной грифон из раскопок Н.А. Артлебена. ВСМЗ

20. Резной барс из раскопок Н.А. Артлебена. ВСМЗ

21. Камень от опоры аркады галерей. ВСМЗ

22. Схема реконструкции опоры аркады галерей по Н.Н. Воронину

23. Церковь Покрова на Нерли. Вид с юго-запада

24. Поперечный разрез церкви Покрова с искусственным холмом, основанием храма и галерей. Реконструкция Н.Н. Воронина

25. Церковь Покрова на Нерли. Реконструкция Н.Н. Воронина

26.Царь Давид в окружении львов и голубей. Львы-стражи. Рельефы центрального прясла западного фасада

27. Царь Давид, львы и голуби. Рельефы центральной закомары северного фасада

28. Царь Давид. Рельеф западного фасада

29. Царь Давид. Рельеф северного фасада

30. Царь Давид, львы и голуби. Рельефы центральной закомары южного фасада

31. Рельефы закомар южного фасада. Барабан

32. Грифон, несущий лань. Девичьи лики. Рельефы правого прясла южного фасада

33. Грифон и лань. Рельефы левой закомары северного фасада

34. Грифон и лань. Рельефы левой закомары западного фасада

35. Девичьи лики и львы-стражи. Рельефы центрального прясла южного фасада

36. Грифон с ланью и девичьи лики. Резьба второго яруса правого прясла западного фасада

37. Девичьи лики. Рельефы северного фасада

38. Девичьи лики и львы-стражи. Рельефы центрального прясла западного фасада

39. Лев-страж. Рельеф северного фасада

40. Капитель фасадной полуколонны. Южный фасад

41. Резьба архивольта южного фасада. Деталь

42. Аркатурно-колончатый пояс центральной апсиды

43. Львиная маска. Консоль колонки аркатурно-колончатого пояса. Северный фасад (правое прясло)

44.Химеровидные маски. Консоли колонок аркатурно-колончатого пояса. Северный фасад

45. Барсы. Консоли колонок аркатурно-колончатого пояса. Центральная абсида

46. Львы. Консоли аркатурно-колончатого пояса. Северная апсида

47. Орлы. Консоли аркатурно-колончатого пояса. Центральная апсида

48. Девичий лик. Консоль аркатурно-колончатого пояса. Восточный фасад церкви

49. Рельефы львов. Интерьер церкви

50. Рельефы львов. Интерьер церкви

51. Рельефы львов. Интерьер церкви

52. Резные камни из раскопок Н.А. Артлебена

53.Рельефы львов. Из раскопок Н.А. Артлебена

54. Покровский монастырь. Открытка конца XIX – начала XX в.

55. Покровский монастырь. Открытка конца XIX – начала XX в.

56. Церковь Покрова и старица реки Клязьмы. Вид с северо-запада

57. Трехсвятительская церковь. 1884 г. Современный вид

58. Церковь Покрова. Вид с запада

НА СТРАНИЦУ Т.П.ТИМОФЕЕВОЙ

НА СТРАНИЦУ С.М.НОВАКОВСКОЙ-БУХМАН

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский