|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Третьяков Е.В. Черта. В журн. «Москва», № 7, 2004. Все права сохранены.
Е.В. Третьяков
Древнерусские защитные сооружения — засеки, известные еще в Киевской Руси, образовали со временем сплошную оборонительную преграду — Черту, ставшую важнейшим стратегическим рубежом Московского государства. Первые сведения о Черте относятся к началу XVI века. Большие работы на Черте, начавшиеся в 1638 году, позволили Москве прочно защитить свой южный фронт. Сторожевая служба Черты («засечная стража») продолжала существовать до второй половины XVIII века. По сути, Черта сохранила русскую государственность и уберегла Московское царство от участи Польши.
Берег и Черта
Чей берег, того и рыба.
В XV веке Москве пришлось вести борьбу с «наследниками» Золотой Орды: Большой Ордой, Казанским ханством. В 1468 году Иван III разослал заставы в Муром, Нижний Новгород, Кострому и Галич для охранения их от казанских набегов. Естественным же рубежом против вторжений с юга являлась Ока с укрепленными городами Перемышлем, Калугой, Тарусой, Серпуховом, Каширой, Коломной на московском берегу и Алексином на другой стороне (городом на Руси называлось жилое место, окруженное валом или рубленой либо каменной стеной со рвом). Берег Оки и стал первой оборонительной линией Московского государства. Оку называли тогда «поясом Богородицы», охраняющим московские владения.
Еще весной 1373 года московские дружины впервые, пожалуй, стояли у Оки и не пропустили татар. Век спустя, в 1472 году, хан Большой Орды Ахмат сжег Алексин, но при переправе через Оку встретил заранее поставленные здесь Иваном III войска, самоотверженно защищавшие Берег, пока не подошла московская рать. Всего на 150 верстах против татар было развернуто 180 тысяч воинов.
В 1480 году Ахмат, встретив готовые московские полки, уже не решился переправиться через Оку в обычном месте и повернул к Угре (левый приток Оки), где рассчитывал соединиться с союзником. Здесь и произошло знаменитое «стояние на Угре», положившее последний предел ордынскому игу.
Нападения с юго-востока происходили и позже, но их отбивали. Татар преследовали и сторожевые отряды, по-прежнему находившиеся на Дону, Быстрой и Тихой Сосне. Так, 10 июня 1492 года отряд станичников под начальством Федора Колтовского, всего 64 человека, догнав Темеша, грабившего перед тем Алексинскую волость, имел неравный бой с татарами: было убито 60 человек из 220 татар и 40 человек из погони.
В 1507 году Менгли-Гирей заключил тайный союз с польско-литовским королем Сигизмундом I. Начинаются набеги крымских татар на русские земли. Московское правительство было вынуждено приступить к широким оборонительным мероприятиям.
Основным защитным рубежом Москвы опять-таки стал Берег — от Калуги до Коломны. Резервные войска позади Берега опирались на укрепленные монастыри. Передовой же крепостью являлась Тула, оборона которой была значительно усилена переносом ее на левый берег Упы, строительством дубовой стены с 19 башнями, а затем каменного кремля, законченного в 1520 году. В 1552 году Тулу безуспешно осаждал с артиллерией Девлет-Гирей.
К 1512 году относится первая «роспись» воеводам и полкам на берегу Оки и пограничной Упы. «Наказ угорским воеводам» (первый русский устав погранслужбы) предусматривал на «крымской украйне» совместные действия «детей боярских» (конницы), «пищальников» (пехоты) и «посошных людей» (ополчения).
«Береговая служба», объявленная общегосударственной повинностью (к ней привлекались военные отряды из отдаленных городов), оказалась достаточно эффективной. Немногочисленные войска на берегу Оки успешно отразили несколько крупных крымских набегов.
Правда, в 1521 году, когда войска Василия III находились на литовской границе, Махмет-Гирей во главе большого крымско-казанско-ногайского войска подступил к Москве, разорил окрестности, заставил принять мир на нелестных условиях и ушел с большим числом пленников. Эта беззащитность столицы побудила великого князя построить в Зарайске (за Окой) каменный кремль. В 1541 году под Зарайском потерпело поражение шедшее на Москву крымско-ногайское войско Саип-Гирея.
Одновременно с устройством «береговой службы» строили засечные укрепления в лесах за Окой. Около отдельных городов, подвергавшихся татарским набегам (Мценск, Мещовск), и прежде существовали засеки и другие полевые укрепления, которые время от времени возобновляли. Теперь их усиливают и делают все более слитными.
Опорными пунктами засечной линии стали укрепленные города — Тула, Венев, Одоев, Белев, Козельск, окруженные стенами и рвами. К ним относился и деревянный Венев-монастырь — сторожевой заслон на тульской дороге, известный с 1407 года.
Землевладельцы обязаны были обеспечивать сооружение засечных укреплений, их охрану и сбор посошных людей для пограничной службы. О засечной повинности на Кашире упоминает относящаяся к 1532 году грамота бывшего казанского царя Шигалея (был посажен на казанский престол Василием III в 1519-м и свергнут казанцами в 1521 году).
Создание фронта засечных укреплений, опиравшихся на города и получивших название Черты, позволило перенести передовую линию обороны за Оку, на рубеж Пронск — Тула — Одоев — Белев — Козельск— Мценск — Карачев, прикрывавший от татарских набегов северские, тульские и рязанские земли уже в первой половине столетия. Именно здесь, у Черты, отражалось большинство крымских вторжений. Берег же с возникновением Черты становится второй линией обороны.
Главной целью татарских набегов являлся «полон» — захват пленных, которых затем продавали в рабство в восточные страны. За русский полон, составлявший десятки тысяч человек, татары выручали миллионы рублей. Черта служила защитой от набегов крымских и ногайских татар, а также и других врагов.
С начала 20-х годов возобновились казанские набеги (в 1524 году Казанское ханство стало вассалом Турции). В 1523 году в устье Суры— пограничной реки с теперь уже враждебным Казанским ханством — была построена крепость Васильгород. После смерти Василия III, воспользовавшись ослаблением власти в Москве, Казанское и Крымское ханства заключили союз и разоряли южные и восточные окраины Московского государства. Для их защиты на Мокше — притоке Оки — был построен город Темников (в 1536 году) с засекой перед ним и укреплены украинные города. Позже, во время Казанской войны (в 1552 году), был построен Алатырь, также с засечными укреплениями.
Создание засечных линий продолжалось в середине столетия. Были построены крепости Михайлов (в 1546 году), Шацк (в 1553 году) и Лихвин (в 1565 году), вошедшие в число опорных пунктов Черты. Были усилены и крепости «на Берегу»: окружен новой рубленой стеной с 8 башнями Перемышль, построен белокаменный кремль в Серпухове.
Длинная цепь городов и укреплений между ними существовала в 70-х годах уже по всей степной украйне. В 1578 году были построены Арзамас и Тетюши, также укрепленные засеками, крепости Епифань и Кадом.
Засечные леса тщательно оберегались от всех посягательств (даже материал для оборонительного строительства брали в соседних лесах частных владельцев). С этой целью лес заповедывали (запрещали рубку и въезд в него). Делалось это торжественно: священник с образами или хоругвями обходил его при народе и начальстве, совершая службу. И самую Черту называли «заповедью».
В заповедных лесах Черты (составлявших в поперечнике, «от черты до черты»*, до 60 верст) население укрывалось во время татарских набегов.
Лесные завалы-засеки смыкали в Черте естественные препятствия местности: извилистые реки с крутыми берегами, болота, овраги, озера.
На речных переправах и бродах («татарских перелазах») устраивали преграды из набитых частиком колод, уложенных в несколько рядов и прикрепленных ко дну. Их дополняли частоколы и сваи, вбитые в дно реки, плавные бревна с гвоздьем дубовым частым, опущенные в воду. На берегах реки, да и в редколесье между засеками, делали иногда тщательно замаскированные «волчьи ямы» в несколько рядов, тоже с кольями на дне.
На пересечении с дорогами строили башни, вооруженные артиллерией, с дубовыми воротами и подъемными мостами перед ними, с рядами надолб, образующими воронку, в которую устремлялась конная атака неприятеля, встречавшая залпы картечи. Засечным воеводам предписывалось подстерегать татар при их возвращении с полоном и добычей из набега. Поэтому оборонительные сооружения в воротах Черты были обращены и на юг, и на север.
Основой обороны являлись города-крепости с гарнизоном и «нарядом» (артиллерией). В «стоялых» же острожках гарнизоны находились с весны до осени, если были «вести» о татарах.
Черту охраняла засечная стража: наблюдала за исправностью укреплений, оберегала заповедные леса, отражала вражеские набеги.
Каждый уезд составлял отдельную часть стражи и находился в ведении засечного головы. Ему подчинялись засечные приказчики и сторожа. При смене сторожей старые ручались за новых. Главное начальство над засеками вверялось засечным воеводам.
Оборону держало летом и полевое войско, включавшее украинную и береговую рати. С 1569 года, когда Польша и Литва объединились по Люблинской унии в одну «республику», ежегодное размещение полков «на берегу» становится обязательным. Лишь в 1599 году береговая служба отменяется и полки расставляют южнее Оки, по линии Одоев — Крапивна — Дедилов — Мценск. Этот оборонительный рубеж сохранялся до 1637 года.
Население также несло повинность обороны в тревожное время. Ополчение собирали дозорщики — с 20 дворов (а в иное время — с 3 и 5, смотря по расстоянию) по одному ратнику с пищалью, топором и киркой. От казны же отпускалось по 2 фунта пороха и столько же свинца.
В мирное время Черту ведал Пушкарский приказ, где велись дозорные книги, в военное — сам Разряд.
Иван IV, видя, какую пользу приносит засечная стража, повелел места, прилегающие к заповедным лесам, заселять беглыми и вольными людьми. Даже учинившие смертоубийство, но успевшие достигнуть этих мест и поступившие в засечную стражу, избавлялись от преследования законов.
Так по Северскому Донцу и другим рекам, где в следующем столетии прошла Белгородская черта, в укрепленных слободах возникли военные поселения из людей, преступивших закон или бежавших от власти. Все они были освобождены от податей и налогов, и вскоре число поселенцев так умножилось, что они уже в состоянии были выставить до 25 тысяч конных ратников.
Польскáя украйна
Всяк держи свои рубежи.
Полем звали встарь наши южные степи, говорит Даль. Край Поля назывался польскóю (то есть полевой) украйной. Здесь не было еще городов, но уже имелось русское население.
Польскáя украйна, не защищенная природой и подверженная частым и опустошительным набегам татар, требовала постоянной и деятельной обороны. Города окаймляли ее с северо-запада. Крайними из них в 70-х годах XVI века были Путивль и Рыльск («северские»), Орел, Мценск и Новосиль (собственно «украинные», или «тульские»), Данков, Ряжск и Шацк («рязанские»). Их называли «города от польскóй украйны» или «города от поля» (то есть рядом с Полем).
В каждом городе были свои воеводы и осадные головы с отрядами служилых людей. Из них дети боярские, казаки, служилые татары и севрюки* разделялись на городовых (полковых) и сторожевых. Первые защищали города и отражали неприятеля на боевых рубежах, в том числе и на засеках. Вторые же поочередно отправлялись в степь для разъездов и на сторожевые посты.
Первая линия крепостей высылала в Поле свои сторóжи, а некоторые из городов — и разъездные станицы, являвшиеся, таким образом, передовыми форпостами. Особенно были важны сторóжи и станицы, выезжавшие из Путивля и Рыльска. Они получали обычно наиболее раннюю информацию о выступлении крымских татар.
После взятия русскими войсками Казани и Астрахани набеги крымских татар усилились, принимая все более ожесточенный характер. Почти ежегодно огромные татарские полчища опустошали московские украйны. Все проходимое широким фронтом пространство разорялось татарской конницей дотла. Дорожа временем, татары обычно оставляли укрепленные города у себя в тылу и устремлялись к Москве. Задерживала их на этом пути лишь Черта.
Главным условием успешности татарских набегов была внезапность нападения, и «бережение» от них южной границы составляло одну из важнейших забот правительства.
(Впрочем, почти ежегодные военные действия не мешали столь же постоянной торговле с Крымом и Ногайской Ордой. Каждое лето в Москву приезжали послы, а гости привозили изделия своих мастеров и пригоняли конские табуны. В Заречье — теперешнем Замоскворечье — имелись Крымский и Ногайский дворы.)
Между тем сторожевая служба не вполне справлялась со своими обязанностями. Не всегда вести о татарах обгоняли татар. Сторожá закоснели на старых сторóжах, уже утративших смысл, поскольку другими стали маршруты вторжения или изменилась местная обстановка. На сторóжи высылались подчас люди «худоконные», «неоружные» и вовсе не способные к степной службе. Недостаточным было взаимодействие сторожевых звеньев. Пограничная служба нуждалась в реформе.
Нельзя сказать, что постоянные татарские вторжения оставались совсем безответными. Сторожевые части и войска стремились не только разгромить вторгшегося врага. В середине века были предприняты попытки ответных ударов.
В марте 1556 года атаман Михайло Грошев ходил из Рыльска в степь, побил крымцев и привел языков. В том же году (а это год взятия Астрахани) при очередном нашествии Девлет-Гирея царь поручил дьяку Ржевскому сделать диверсию с донскими казаками против Крыма. Ржевский спустился по Днепру до Ислам-Кермена, взял Очаков и благополучно вернулся в Путивль. Хан вынужден был отказаться от своих намерений. В то же время Даниил Чулков ходил вниз по Дону до Азова и разбил татар.
Когда в 1558 году Девлет-Гирей во главе 120-тысячного крымско-ногайского войска вновь двинулся к русским пределам, донские казаки опустошили улусы близ Перекопа, заставив хана вернуться. Со стороны же Азова казаки под предводительством гетмана Вишневецкого разбили несколько сот татар, намеревавшихся прорваться в Казань. Царь наградил донских казаков жалованьем и дозволил им свободную торговлю в городах.
В 1559 году успешный поход в Крым совершило русское войско во главе с Даниилом Адашевым.
Высокая Порта не хотела мириться с потерей вассалов — Казани и Астрахани. В 1569 году Селим II направил из Крыма сухим путем 70 тысяч воинов и Доном из Азова 100 судов с тяжелыми орудиями, чтобы уничтожить донских казаков и завоевать Астрахань. Но замыслы султана не удались: его войско погибло от изнурения.
Беспрерывными набегами татары опустошили и киевские земли по обеим сторонам Днепра. Поднепровье обезлюдело, одичало и заросло. Для защиты от татар казаки строили «городки» и делали засеки («ciчi»). В Запорожье (лесистые острова за днепровскими порогами), защищенном от турецких галер с моря плавнями, трясинами и камышом, возникла Запорожская Сечь, ставшая казачьим центром. Князь Дмитрий Вишневецкий («Байда»), гетман запорожский, выстроил на острове Малая Хортица крепость, в которой разместился казачий гарнизон, отразивший нападение крымского хана в 1556 году. Правда, следующим летом ханское войско разрушило крепость.
Борьба украинского казачества с Крымским ханством и Турцией, в чьи пределы нередко совершали большие походы запорожцы и малороссийские казаки, — это героическая, но особая тема.
Починка Черты
Всякая земля строем держится.
Летом 1637 года донские казаки, не спрося Москву, осадили и взяли Азов. В сентябре по приказу султана крымский царевич Сафат-Гирей совершил набег на московскую украйну, захватив изрядный полон. Все это заставило ускорить оборонительные мероприятия. Москва жила в напряженном ожидании нового татарского нападения.
Вокруг столицы был возведен заново громадный земляной вал со рвами снаружи и изнутри. В его строительстве участвовали и пленные татары.
Главнокомандующим вооруженными силами, охранявшими южную украйну, и начальником оборонительных работ на Черте был назначен князь И.Б. Черкасский, его помощниками — В.И. Стрешнев и князь А.М. Львов. Задачей работ было укрепление наиболее уязвимых звеньев Черты, прежде всего ее восточного фланга.
Руководил всем ходом работ на Черте Разрядный приказ. Здесь были составлены планы размещения у засек ратных людей и сбора сошных деловцóв и даточных людей*, технические проекты оборонительного строительства, сметы.
Засечное дело было объявлено повинностью 18 посадов с уездами по обе стороны Черты. Каждая четверть* должна была выставить по пяти человек с топорами, заступами и лопатами, а также по лошади с телегой и упряжью. Земли льготчиков, в том числе монастырей и патриарха, не освобождались от засечной повинности. Такая повинность — древняя посоха, старинное городовое дело — отправлялась на Руси много столетий подряд.
Впрочем, не только посады на Черте, но и самые отдаленные города и веси должны были прислать по разнарядке людей (в порядке шефской помощи, говоря современным языком).
Воевода Клементий Хрущов сообщал: «Присланы ко мне из Москвы на засеку даточные люди Комарицкой волости да Нижегородцы, да Великаго Новгорода 190 человек».
В Разряде были изготовлены наказы главнокомандующему, его помощникам и воеводам. В наказах засечным воеводам была подробно расписана программа работ и даны другие необходимые указания.
Разряд указывал, «чтобы дело делать против наказу, чтоб недруга не пропустить, а посошным людям большой тягости не отбыть».
Работы на Черте начались в апреле и мае и были проведены очень быстро: летом строительная часть была уже закончена, а в сентябре, после дозоров и составления чертежей, князь Черкасский рапортовал Москве о полном их завершении.
Черта, защищавшая столицу, начиналась в дремучих мещерских лесах, служивших надежным щитом от татарской конницы, и опиралась на Оку и ее притоки. С ногайской стороны оборону держали шацкая и ряжские засеки. Далее Черта шла по реке Проне через Пронск и Михайлов.
От устья Вожи до реки Осетр в Черту входили рязанские засеки, а затем каширские и веневская засеки. Далее их продолжали тульские засеки.
Об укреплении тульских засек особенно заботились, так как через них проходила на Москву слишком известная Муравка (Муравский шлях), принимавшая прежде, у Ливен, Изюмский и Калмиусский шляхи. Здесь была создана двойная линия укреплений. Впрочем, щегловскую засеку укреплять понадобилось не везде: «...а крепости в том месте (у деревни Гнездиной) — лес большой черный и верхи крутые, и проходу воинским людем в том месте не чаять». На открытом пространстве к югу от Тулы, на Завитае, была построена система инженерных сооружений.
Черта включала далее крапивенские, одоевские, лихвинские, Перемышльскую, белевские и козельские засеки. Наиболее вероятные места вторжений (на участке Белев — Перемышль) были защищены тремя или даже четырьмя линиями засек.
Две козельские засеки — Сенецкая и Кцынская — заканчивались в непроходимых брянских лесах. Из отписки Карачевского воеводы: «И от Карачева... версты за полторы лес большой, ельник и дубняк и орешник свился, и конному отнюдь нельзя проехать, опричь дороги...» Общее протяжение Черты составляло 470 верст*.
Самый ответственный участок Черты, ее левый фланг, был поручен князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. И здесь, как и прежде, он проявил себя усердным и беспокойным работником, принимавшим дело близко к сердцу.
По дороге в Переяславль-Рязанский, на службу, Пожарский осмотрел засеки, «у кого из засечных воевод сколько каких крепостей учинено», и убедился в неудовлетворительном состоянии дел: старые укрепления пришли в ветхость («одни Дураковские ворота крепки», — отметил князь Пожарский), а работы идут медленно из-за недостатка людей.
Пожарский представил в Разряд отчет о дозоре порученных ему вожской и красносельской засек с жалобой на недостаток деловцов на этих опасных звеньях Черты, нуждавшихся в особой заботе.
Звено Василия Чевкина было описано в составленной в Разряде росписи неверно. «Те дозорщики, кои с Москвы ездили, написали неправдою, погубили, было, всю засеку тем местом, да и с нас бы головы сняли, токо б не осмотрели: таковы места те худы, — сообщал Пожарский в Тулу. — А и версты те дозорщики писали, сидя в избе».
Впрочем, если принять во внимание, что дозорщики посланы были зимой — в стужу лютую, в снега сыпучие, в леса дремучие, в гости к волкам и медведям, то мудрено ли, что опись их не всегда отличалась точностью.
Пожарский сообщал: «крепить не ведаем как, потому что рвы копать никаким делом нельзя, места пришли мокрые. Пытались копать однажды лопатою, тут же и вода вышла». Пожарский распорядился ставить острог и делать частокол. Из-за этих непредусмотренных в наказе трудностей задержался весь ход оборонительных работ.
Между тем и те деловцы, что были высланы на рязанские засеки по разнарядке Разряда, стали разбегаться, как, впрочем, и служилые люди.
Со второго звена Вожской засеки воевода Иван Чевкин докладывал: «Дураковские ворота укреплены с польскóй стороны рвом и валом и земляным городком, а ворота в том городке створчатыя, вереи и притворы дубовыя, а по мере тот городок 54 сажени, стена по 13 сажен с полусаженью».
Пожалуй, самые худые места, где бывали татарские проходы в Русь (в частности, Глебовский пролом у деревни Глебово городище), досталось закрывать от противника на третьем звене Вожской засеки воеводе Василию Чевкину. Особенно трудно пришлось около замкá* Красносельской засеки: «оба рвы почали копать поперек 3 сажени больших, а глубина, как доведетца, потому что места низки и водяны и дело большое и тяжелое. А как ехал с Москвы боярин князь Пожарский, то видел: стоят деловцы во рву в воде выше пояса».
С Красносельской засеки воевода Григорий Волконский доносил, что, согласно предписанию, «в Волчьих воротах поставили башню, крытую тесом, и всякие крепости учинили (с подробным о них рассказом), а далее, что князь Черкасский велел в Волчьих воротах поставить острог от башни с русской стороны меж завалу лесного, смотря по месту, сколько пригоже, чтоб в том острожке мочно быть ратным людям двухсот человекам или больше. И острог по боярскому веленью поставлен, а на польскóй и на русской черте надолобы ставят в одну кобылину»*.
На это царь Михаил Федорович указал отписать князю Черкасскому: «будет с русской стороны или иныя какия крепости недобре нужны и быть без них мошно, того бы и не делать, для того чтоб людем большой тягости не было».
На каширских и Веневской засеках под начальством князя Семена Васильевича Прозоровского работали михайловцы, пронцы и алатырские татары. «А ведут в тех местах надолобы втрое да ров копают михайловские черкасы и казаки — а им степной промысел и бой за обычай», — писал он Черкасскому. Но людей не хватало, и списки их не отличались точностью: «...и всего в естех 637 человек, в нетех 47 человек, да больных 5 человек, да мертвых в списках написано 24 человека».
Воеводы Дмитрий Горчаков да Иван Щербачев с Дубенской козельской засеки доносили: «...всеми крепостями укрепили, острог и башни поставили, и ров выкопали, и надолбы поделали и лесной вал сечу по всей засеке вдоль засекли августа в 8 день, и посоху распустили».
В Разряде на отписках делали обычно помету: «те все крепости написать в засечную роспись».
Оборонительное искусство не стояло на месте. Если прежде полагались в основном на природную защиту, усиленную лесными завалами, то для этого времени характерен уже научный подход, с использованием правил фортификации.
Передовой линией обороны на ее уязвимых участках, и прежде всего на пересекавших Черту дорогах, служили надолбы, рвы и валы на польскóй стороне. Широкие и глубокие рвы (соответственно, до 3 и 2 больших саженей), да еще с дубовым ослоном, являлись серьезным препятствием для татарской конницы. По гребню вала ставили двойной, набитый землей плетень, иногда острог.
В глубине засеки — за лесными завалами, реками, рвами, валами и надолбами — ставили крепость (обычно на русской стороне Черты). В непосредственный бой крепость вступала лишь при глубоком прорыве татар.
Внутри вдоль стен прямоугольной крепости делали «кровати» — осиновые помосты с перилами и лестницами для стрелков верхнего боя. Артиллерию устанавливали на специально подготовленных площадках — раскатах.
В крепости делали зелейный погреб и ставили несколько изб для постоянной стражи. Основной же гарнизон (150–200 человек) занимал ее ко времени татарских нападений, происходивших почти всегда весной и летом.
Крепости строили вблизи рек, иногда с расчетом удобного вывода тайника к воде, или ставили прямо на ручьях. Внутри крепости рыли в случае необходимости колодец.
Между Разрядом, князем Черкасским в Туле и засечными и городовыми воеводами велась по ходу работ деятельная переписка. В отписках воевод на Тулу содержатся многочисленные технические соображения: о глубине и ширине рва, «перехватывании» дорог и стежек, ширине засечного завала, замене завалов запрудой, рва — надолбами, плетня — острогом, о порядке укрепления ворот. Князь Г.А. Волконский представил обстоятельные возражения против постановки стоячего острога по гребню вала.
Проявлялась инициатива и иного рода. Князь И.А. Голицын завел на своих одоевских засеках особые пропуска с печатями для проезда через Черту. Изобретение, несколько опередившее свое время, если учесть, что даже многие воеводы «грамоте мало умели» или не умели вовсе.
Строительным материалам вели строгий учет. Иван Чевкин докладывал о работах у Дураковских ворот: «...а лесу пошло в дело в те во все засечные крепости дубоваго и березоваго трех саженного с локтем, и трех сажен, и полутретья сажени, и двух сажен 33 799 бревен; а деланы все засечные крепости и лес в тех засечных крепостях мерен в большую сажень, а больше та сажень ручной сажени полуаршином»*.
На открытых участках между лесами, болотами и водными преградами сплошная линия земляного вала ограничивала фланговый огонь. Это заставило перейти на них к бастионной системе укреплений с использованием новейшего западноевропейского опыта. Такие укрепления были построены на Веркушской веневской засеке у Грабороновых ворот.
На открытом ровном пространстве, пересеченном валом, были насыпаны примыкающие к нему земляные редуты — ромбы. Редуты, как и положено, были окружены рвами, раскаты наклонены внутрь них.
На отлогих, открытых берегах Осетра были поставлены земляные городки-крепости правильной формы— прямоугольная на правом берегу и шестиугольная на левом. Крепости были обнесены валом высотой 3 метра и опоясаны широким рвом глубиной более 2 метров.
Посреди сторон правобережной крепости в поле выдавались земляные капониры, позволявшие вести как фронтальный огонь, так и фланкирующий, вдоль вала. В этой просторной (250Ѕ170 м) крепости собиралось в осаду население окрестных селений.
Из трех углов левобережной крепости выступали треугольные бастионы. Вооруженная артиллерией, крепость была рассчитана на круговую оборону и могла вести как фронтальный, так и фланкирующий огонь по дальним и ближним подступам вдоль обеих сторон вала.
Стоявшие друг против друга крепости надежно стерегли переправу через Осетр.
Земляные укрепления у Грабороновых ворот — крепости, редуты и соединявший их мощный вал, защищенный с польскóй стороны рвом, — образовали сомкнутую линию обороны большой протяженности.
Аналогичные защитные сооружения были построены с участием голландского инженера Краферта на Завитае, около Тулы.
Мощные оборонительные оплоты у Грабороновых ворот и на Завитае были созданы в 1638 году на уровне лучших мировых образцов фортификационного искусства.
Временные трудности
Воеводою быть — без меду
не жить.
Нельзя, однако, сказать, что исправление Черты, как в 1638 году, так и до, и после этого, шло без препятствий и трудностей.
Велики были бюрократические препоны. Болховской воевода доносил в отписке царю: «Велено мне по татарским вестям жить с великим береженьем. А острог погнил и во многих местах вывалился, и с башен кровля опала, и ров завалился, и кровати и катки отпали, и о том я преж сего писал в Пушкарский приказ многажды, и ко мне об острожной поделке твой государев указ не бывал, а я острожной поделки и всяких крепостей без твоего, государева, указа поделать не смею. А только в приход воинских людей болховскому острогу какое дурно учинится, мне б от тебя, государя, в опале не быть».
Выслушав отписку, царь Михаил Федорович сказал: «Для того воевода послан, чтоб которая на остроге появится дыра или отпадет каток или раскроется башня и о том бы не писать, а то поделывать тутошними людьми, только не корыствоваться».
Подводили поставщики из смежных уездов. Воеводы, досматривавшие Боровинскую засеку, доносили: «У Клементья Хрущова засека не починывана. И мы его, Клементья, роспрашивали, для чего он тою засекою замотчáл? И Клементий Хрущов в роспросе сказал нам: засекою он-де замотчáл потому, что посошных людей на засеку не прислано, а указано-де ему на засеку послать из Воротынска посошных людей 178 человек да 35 лошадей, а к нему-де из Воротынска воевода Кузьма Безобразов посошных людей прислал только 30 человек да 8 лошадей, и потому он засекою и замотчáл, что делать некем».
Разрядный приказ, Госплан того времени, давал подчас слишком оптимистические контрольные цифры. С Дедиловского посада, имевшего, по писцовым книгам, 7 дворов, Разряд потребовал на засечные работы 85 человек и 17 лошадей; с Крапивны, в которой посадских людей вообще не было, — 25 человек и 5 лошадей; с Одоева с его 4 посадскими — 265 человек и 53 лошади; с Калуги, где было 119 посадских, — 1247 человек и 250 лошадей; с Переяславля-Рязанского, в котором был 21 посадский, велено было взять на засеки 1301 человека и 258 лошадей.
Услыхав о таких фантастических требованиях, посадские люди стали разбегаться, а калужане все поголовно отправились с челобитьем в Москву. Разбегались и дети боярские. Сбежал даже засечный голова, а деловцы, уже отправленные на засеки, бросали свои участки и разбегались с Черты. Воеводы усердно, хотя и не очень успешно, ловили беглецов.
В нескольких уездах служилые люди отказались выставлять деловцов. В Коломенском уезде дети боярские и дворяне устроили шумную демонстрацию, а в Белевском крестьяне били приставов.
В итоге на засеки было собрано лишь около половины нужного числа людей.
Ощущался острый дефицит металлоизделий («а у городка пробоев* и засова нет, и замков к воротам и к погребу нет же, как будут твой, государев, наряд и зелейная казна, и городку и погребу без замков быть не мочно», — сообщал Василий Чевкин), леса (на его отсутствие жаловались Иван Шаховской и Вельяминов) и специалистов («а чертеж засекам и всяким засечным крепостям и роспись пришлем к тебе государю, к Москве тотчас, а замешкали за тем, в Одоеве чертежников и иконников не добыли»).
Но особенно острым был дефицит бумаги. То и дело воеводы сидели без бумаги и без убегавших от них дьяков.
Непосредственно за ход работ на отдельных звеньях Черты отвечали засечные воеводы. Велики были трудности, стоявшие перед ними, велики были и искушения, для некоторых оказавшиеся непосильными. Воевода Веневской засеки Вельяминов был уличен во взяточничестве и лихоимстве. На него поступило челобитье, что одних деловцов отпускал, а других заставлял делать чужие участки.
Крестьянин Федор Иванов, допрошенный князем Черкасским, показал, что его «прислал с засеки сотский по совету со всеми посошными людьми для того, что им, посошным, от Ивана Вельяминова теснота и налога большая. Он, поимав посулы, отпустил по домам 1477 человек, а осталось-де только их 600 человек. И Иван-де Вельяминов накинул на них делать тех посошных людей жеребьи, которых он, Иван, отпустил.
И Иван-де тот лес велит им привозить к своему шатру к записке. А от записки емлет за бревно по 2 деньги. А как кто от записки не дает, и он-де тех бревен и записывать не велит, и те-де бревна и пропадут».
Быстрое и тайное следствие, проведенное Осипом Елизаровым, установило получение Вельяминовым взяток на общую сумму 32 рубля 6 алтын и деньги, а также вина на рубль и рыбы на 20 алтын.
Дополнительное следствие по делу Вельяминова провел на Веневе в 20-х числах августа князь Прозоровский. Крестьянин Офонька Игнатьев на допросе показал, что «собрал с крестьян три рубля денег и на те деньги купил на кабаке кадку меду пуда с четыре и тот мед был доставлен к шатру Вельяминова».
Эта кадка меда и решила судьбу воеводы. Его и Колтовского, также уличенного в злоупотреблении служебным положением в корыстных целях, бояре приговорили «казнить смертию». Царь смягчил наказание.
В царской грамоте, присланной на Тулу, было сказано: «по нашему указу Иван Вельяминов и Михайло Колтовской посланы были к засекам для нашего и земского великого дела, чтоб... засеки засечи и всякими крепостьми укрепить, чтоб засеками от крымских и от нагайских воинских людей в наше государство ход отнять и православных крестьян от войны заступить и в плен и в расхищенье не выдать.
И они, Иван и Михайло... воровали, будучи у засечнова дела, для своей корысти засечным делом мешкали и с сошных людей имали посулы.
И мы... велели их за их воровство на Туле по торгам бити кнутом нещадно, без пощады, чтоб, на то смотря, иным неповадно было так воровать.
А бив кнутом, велели посадить в тюрму... А что Иван Вельяминов и Михайло Колтовской... с кого взяли посулных денег... на них те посулные деньги велели доправить вдвое и велели те денги отдать тем, у которых людей они посулы имали...»
Сообщники Вельяминова — засечный голова Григорий Гомзяков и дьяк Иван Павлов — также были биты кнутом и «вкинуты» в тюрьму.
Разряд не только руководил засечными работами, но и заботился о целости засек. Воеводы с козельской Дубенской засеки сообщили о детях боярских, что «ездили стежками в заповедном лесу и надолбы сметывали», а когда «сын боярский Федор Износков и пушкарь Волотка учели им говорить, что оне государева указу не слушают... через засеку заповедным лесом ездят и дорогу накладывают и надолбы сметывают, и оне сына боярского и пушкаря учели лаять и саблями гонять, а говорят: мы-де и преже сево теми стежками езжевали, и впредь-де нам ими ездить». В Разряде на отписке положили помету: «Отписать во Мценск, ко князю Михаилу Пронскому, чтоб, тех детей боярских сыскав, велел бить кнутом и пометал в тюрму на три дни, а из тюрмы велеть подавать на поруки, что им вперед не воровать, заповедными стежками не проезжать».
Ибо Черта для Москвы являлась важнейшим стратегическим рубежом. Политический смысл Черты выразительно сказался в ответе Разряда на рассуждения Вельяминова, усомнившегося в целесообразности засечных работ (дескать, Веневская засека заступила всего девять деревень): «...велено тебе лесной завал учинить и в засечных воротех острог и башню поставить, и всякими крепостьми засеку укрепить для береженья всего Московскова государства, а не для девяти деревень».
Известна и такая история. На той же Дубенской засеке воевода «наехал в заповедном лесу в черте порухи многие. Старост и крестьян тутошних и окольных людей расспрашивал, кто в заповедный лес ходит и всякие ухожьи владеет и многие порухи чинит? И окольные люди при спросе ему сказали: ходят-де в тот заповедный лес за бортями и за зверьми, и за бобры, и за выдры, и в реках и озерах за рыбою староста Гаврилка Михайлов с товарищи да бортные же дворцовые крестьяне Стенька Полуянов с товарищи (а у тех дворцовых крестьян, с чего они в казну годовой оброк платят, леса и всякие угодья отведены, опричь заповедного засечного леса), да никольский поп Афанасий из леса не выходит, за зверьми с пищалями ходит и в реках и в озерах рыбу ловит беспрестанно и многие порухи чинит».
И он тех дворцовых сел крестьян и никольского попа допрашивал: по какому они государеву указу — по грамотам ли или по отписям в лесную заповедь за бортями и за зверьми и за рыбою ходят и всякие порухи чинят? И дворцовых сел крестьяне, и никольский поп ему сказывали, что владеют теми бортями и всякими угодьями по старине, а никаких государевых грамот указных и отписей перед ним не положили.
И царь, получив про это отписку, указал: «Про воровство сыскать допряма и по сыску учинить наказанье, а в Козельском уезде вперед заказать крепко, чтоб в заповедный засечный лес никакой человек для бортных ухожий и рыбных ловель и бобровых и выдряных гонов и всяких угодий не ходил и никаких порух не чинил».
В сентябре князь Черкасский доложил об окончании работ. Воеводы были отозваны, воинские силы, охранявшие Черту, — сокращены, посоха распущена еще летом.
Черта, полностью восстановленная в 1638 году в большей своей части (около 600 верст), окончательно преградила путь южным врагам в середину Московского государства. Отныне борьба с татарами протекала почти исключительно за ее пределами.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский