|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Воронин Н.Н. К истории русского зодчества XVI века. В кн.: Государственная академия истории материальной культуры. Бюро по делам аспирантов. Л., 1929. Вып. 1. С. 83–93. Все права сохранены.
Сканирование и форматирование материала произведено С.В. Заграевским. Все права сохранены.
Электронная версия материала
предоставлена библиотеке «РусАрх» С.В. Заграевским. Все права сохранены.
Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2009 г.
Н.Н. Воронин
К истории русского зодчества XVI века
I
Памятник, являющийся предметом данного очерка, совершенно не известен в литературе, это церковь – усыпальница Нагих в их старой вотчине Благовещенском погосте 1, построенная И.И. Нагим в 1501 г.2 В этой же церкви он и погребен в 1539 г.3 Антиминс, освященный Филаретом в 1631 году, связывался с возобновлением им церкви.4 В 1797 г. с запада пристраивается придел Сергия, а в 1832 г. происходят некоторые переделки самого памятника.5
Церковь сложена из кирпича (размером 25 X 12,5 X 7 см.) с деревянными, квадратными в сечении, связями, как в сводах так и внутри стен6, под церковью усыпальница, куда ход с северо-восточной стороны заложен кирпичем. В плане (Т. I, 2) – это крестовая форма, с вытянутым трехлопастным алтарным помещением; ветви креста образуются с северной и южной сторон выступами; такая же часть с запада отломана, что доказывается размером существующей арки в придел, являвшейся началом свода западной ветви, а также фасадными профилевками, попавшими теперь внутрь придела. Крестчатые столбы сдвинуты из линии западных стен притворов на восток. Алтарь отделен стенкой с неправильными проемами входов; тою же неправильностью отмечен сам алтарь с кривыми простенками неравной толщины, деформированными окнами и внешними стенами. Эти явления деформации следует объяснить попыткой 1832 г. расширить окна и входы алтаря, не законченной, благодаря исключительной твердости кирпича; позже сделаны большие окна южного и северного фасадов7. Диаконик вмещал в себе маленькую ризничную палатку, остатки ее свода сохранились на южной стене; существующей ход в диаконик квадратной формы пробит позже, первоначально его не было. Скол южной стены произошел, вероятно, при сломе палатки, или был сделан первоначально для открывания ризничной двери8. Система сводов, при данном плане, отмечена исключительной оригинальностью (Т. I, 1). Столбы соединены арками с западной северной и южной стенами, между столбами коробовый свод, с шелыгой в восточно-западном направлении. Два симметричных свода той же вышины, но с шелыгами перпендикулярными, направляются со столбов к алтарной стене и опираются там на выносные арки с профилеванными консолями. Получаемое, вытянутое с запада на восток, пространство приводится к квадрату, путем пары ступенчато-повышенных арок плоского очертания, выступающих с алтарной стены, в которой, под нижней аркой, сделана ниша с полуциркульным верхом9. Придвинутый, таким образом, к столбам барабан стоит на парусах, несколько нависая из их кольца. Под существующей кровлей, скрывающей низ барабана, прекрасно сохранился квадратный постамент его, обработанный по каждой стороне тремя килевидными кокошниками, из которых средний шире и выше боковых. (Т. I, 3). Промежутки меж кокошников и углы постамента заняты белокаменными водостоками. Кокошники опираются на оборванные пилястры, законченные тремя полочками, и идущие до сводов по углам. Два прямоугольных окна в барабане – старые, между ними было по узкому щелевидному окну, остаток западного сохранился. Полусферическое, несколько приплюснутое, очертание главы, законченное сейчас дополнительной луковичной главкой, заставляет думать о первоначально шлемообразной форме ее. Фасады (Т. I, 4) обработаны полуциркульными нишами, раскрепованными в цоколе. Около окна на южном фасаде сохранились остатки колонок с консолями в форме усеченной пирамиды. Оси главных масс здания – сводов, купола, северных и южных выступов – сдвинуты и не совпадают; асимметрия эта вызывает неравнобедренную форму фронтов северного и южного, которую мастер пытается смягчить членением плоскости фронтона пилястрами; со сторон же западной и восточной фронтон правилен, и его щипец приходится в центр среднего кокошника постамента. Чтобы приблизить основание кровли к форме квадрата, западный и восточный фасады урезываются с углов наискось, полученный выступ покрывается особой кровелькой. Считать такое покрытие наиболее верным вариантом реконструкции, несмотря на карниз косого поребрика, позволяет пофронтонная же кровля двух памятников того же плана и фасадной обработки: церковь Иоанна Предтечи в Москве10 и Ильинской церкви Калужской губернии11, причем в карнизе последней находим также два ряда косого поребрика.
Оба памятника, однако, бесстолпны и с различной системой сводов. Первый из них крыт двумя пересекающимися цилиндрическими сводами, в их перекрестье – световая глава, барабан которой, с перемежающимися широкими и узкими окнами, близок барабану Благовещенской церкви12. Планы по пропорциям почти тождественны13, а алтарь вытянутый и неправильного очертания внутри, снаружи гранен. Под церковью – усыпальница. Сходство это заставляет приближать дату к началу XVI в., хотя конкретных указаний о времени не имеем14. Второй памятник, Ильинская церковь, при том же плане, с тянутыми гранеными апсидами, крыт смешанной системой сводов так, что восточная и западная части квадрата покрываются двумя парами ступенчато повышенных арок, середина же параллельной им аркой, как бы разорванной посредине и несущей на двух дополнительных арочках, ей перпендикулярных, световую главу. Эта система напоминает перекрытие церкви Никиты мчк. во Пскове (1472 г.)15, но в то же время отлична от нее. Алтарная стена прорезана над ходовыми пролетами тремя арками. Церковь точно не датируется; издатель считает основателями ее, предположительно, князей Репниных, в вотчине которых она находится, и, упоминая о предании, относящем постройку к XV в., склонен отодвигать дату к концу XVI в. Близость типа к датированной церкви погоста позволяет ставить Ильинскую церковь в первую четверть XVI в., но после Благовещенской, т. к. обрамление барабана первой кокошниками, изгибающимися по кругу, явление более позднее. В обработке фронтонов церкви погоста можно было бы предполагать заполнение углов отрезком многолопастной формы, как в Николе в Мясниках, однако широкий центральный раздел может быть крыт только фронтонно, а угловые пространства слишком незначительны. Таковы три памятника, объединяемые сходством плановых решений и фасадной обработки, и различные по системе перекрытия.
Вопрос о мастерах, строивших Благовещенскую церковь, несколько освещается данными самого памятника. Период конца XV и начала XVI в. связан со сложными взаимоотношениями строительных школ. Укажем здесь лишь на работу ростовских мастеров «Прохора съ товарищи» в Кирилло-Белозерском монастыре, по постройке Успенского собора, освященного в 1497 г.16. В этом памятнике глава поставлена в центре всей массы здания, а не основного куба, и, таким образом, сдвинута к востоку. Северный и южный фасады не соответствуют членением своим внутреннему строению здания, а закомары венчающие их не отвечают размещению сводов, тогда как восточный и западный фасады выражают действительное размещение их. То же можно сказать о церкви Владимира в Кирилло-Белозерском монастыре (1554–1555 гг.)17, закомарное завершение которой не соответствует внутренней системе. Это те явления асимметрии и несоответствия фасада, в верхней его части, конструкции, которые мы отмечали как особенности церкви Благовещенского погоста.
Смелость конструкции Благовещенской церкви совмещается с робостью и неумелостью строителя. Так например: он ведет со столбов арки, не считаясь с крестчатым сечением опоры; арки, идущие на северную и южную стены, упираются в концы сводов, кроющих ветви креста, и с них идет нагруженная пара широких арок к восточной стене. Псковская, в принципе, конструкция центральной части, однако, однобока, т. к. ступенчатые арки введены лишь с одной стороны; и, если отбросить выносные арки на восточной стене, и, мысленно, прибавить симметричную пару ступенчатых подпружин с запада, мы получим псковскую систему (Никола-Каменноградский), повернутую поперек церкви. Налицо, таким образом, с элементами ученичества, и попытки новшества. Более рациональную интерпретацию псковского канона находим в отмеченных особенностях конструкции Ильинской церкви, стоящей хронологически позже Благовещенской. Такой подход скорее понятен для средне-русского мастера, прошедшего псковскую школу, но вышедшего из стадии подражания на путь самостоятельной переработки архитектурных форм. Из средне-русских же школ времени перелома XV–XVI вв. сейчас более ясно выдвигается ростовская18.
Вотчины Нагих заходили в границы нынешних Ростовского и Углицкого уездов (Тархов холм, Рославльский городец и друг.), к концу XVI в. они продвигаются и в пределы Тверской губернии. Юго-восточнее лежала старая вотчина их, с Благовещенским погостом в центре, к группой селений в округе. Таким образом приглашение ростовских строителей является наиболее понятным и возможным по бытовой связи вотчины Нагих с Ростовским краем.
На близость плана Ильинской и Ивановской ц. ц. плану Вознесения в Коломенском указывалось раньше19, при чем автор не высказался определенно о датах их и ставил ли он их раньше или позже Коломенской церкви. При нашей постановке вопроса, они являются, таким образом, предшествующими церкви Вознесения 1532 г. К этой же группе следует отнести позднейшую церковь Петра-митрополита в Переславле Залесском20, где, при упрощенном, без средокрестий, плане со ступенчато повышенных арок идет шатер на восьмерике, и, отчасти, очень архаичную церковь села Каменского, Калужской губ.21 Наиболее характерные из этих памятников возникли в вотчинах и служат усыпальницей рода основателей (Ильинская и Благовещенская церкви).
Тип двухстолпных разрешений церковного здания, возникающий на Севере в половине XVI в. 22, имеет в церкви погоста не прямой прототип, а лишь частный случай, при иной сводчатой системе, так же как вне этого течения остается такой одинокий вариант, как Марковская церковь23.
Следует отметить родство некоторых особенностей Благовещенской церкви с архитектурой молдаванских церквей, строенных преимущественно воеводами или видными представителями боярства24, большинство из них является усыпальницами. При вытянутом в восточно-западном направлении плане, купол сдвинут к востоку, и со стороны алтаря к нему подводят две или три повышающиеся арки. По осям купола на восток, север и юг выступают апсиды, образующие в плане форму креста с полукруглыми лопастями. На систему парных повышенных перекрещивающихся арок ставится иногда сферический свод над средней частью церкви25. В фасадах крестовая часть разбивается длинными, полуциркульными нишами. Тройная полоса косого поребрика, мотив, кажущийся поздним в русском зодчестве, в молдаванской архитектуре встречается с раннего времени26. В обработке оконных и дверных пролетов профилевка начинается значительно выше основания проема, а завершается иногда стрельчатой формой27, это, может быть, объясняет остатки обработки на южном фасаде Благовещенской церкви, напоминающие упрощенную форму сложных молдаванских приемов. Связи Московского государства этого времени с Молдавией28, позволяют ставить, на этом основании, проблему возможных связей между молдаванской и русской архитектурой этой эпохи, поставленную для живописи уже давно Н.П. Кондаковым29.
II
Церковь Козьмы и Демьяна в Муроме, относимая преданием к постройке Грозного, после падения верха ее в 1868 г., дошла до нас в полуразрушенном виде, и, вероятно, потому не вошла и не заняла того места, которое принадлежит этому памятнику в истории русского зодчества. Обмер30 и рисунки, изображающие церковь до разрушения31, дают материал для суждения о ней.
Сохранившийся низ в плане (Т. II, 1) почти квадратной формы, с алтарной апсидой полукруглой, несколько приплюснутого очертания; алтарь сообщается с церковью двумя арками – центральной и северной, в юго-западном же углу его была ризница, в виде особой каменной палатки, о чем говорят остатки сводика, иная выстилка пола и дверные крюки. В самой церкви и алтаре (Т. II, 2) – ряд ниш с полукруглым и городчатым верхом, а также голосники, симметрично расположенные по стенам. Одно старое окно на западной стене и вновь пробитое – на южной. Порталы сохранились полностью, все три – прямоугольного профиля и с килевидным архивольтом; им, видимо, предшествовало несколько ступеней, т. к. сейчас они на значительной вышине. Фасады (Т. II, 3) членятся на три части пилястрами, раскрепованными в цоколе, карниз образуется четырьмя полочками с лентой поребрика. Карниз апсиды очень широк и иного профиля, в его составе пояс из глиняных балясин, сейчас значительно замурованных32; цокольный профиль идет и по апсиде, несколько деформируясь. Под апсидой крытое сводом с распалубкой помещение с одним окном на восток и входом с юга, здесь, видны бесформенные части кирпичной кладки стены церкви и фундамента из крупной булыги и известковой плиты. Гранные дубовые связи стягивают арку среднего алтарного входа и стены в углах. Переход к восьмерику осуществлен сложной системой – маленькой конической тромпы внизу и двумя удлиняющимися ступенчато-повышенными арочками с шелыгой, параллельной шелыге тромпы. Снаружи, путем плетения кокошников, получена в плане звездчатая 16-конечная форма, так как поля кокошников, изломленные по центральной оси, выступают и уходят вглубь; а так как кокошники, кроме того, наклонны, происходит сужение основания восьмерика; система эта, призванная его упрочить, однако, сводит к минимуму толщину стенки. Восьмерик обработан филенками. Низ шатра оплетен тою же системою кокошников трехгранной формы, со сломанными полями, и с них идет звездчатый глухой шатер. Под барабаном главки постамент с лентой кокошников; шея – с фальшивыми оконными впадинами; сама главка небольшая, луковичной формы. На юго-западном углу четверика – трехстолпная звонница, обработанная, как и восьмерик, филенками, что говорит о ее бесспорной современности самой церкви33. Таков облик памятника, даваемый сохранившейся частью и дополненный по рисункам.
Вопрос о дате освящения церкви совершенно определенен, она освящена в 1565 г.34 Время же основания, в связи с другим вопросом – о мастере и заказчике, следует значительно отодвинуть, основываясь на той исторической обстановке, в которой живет Муром в половине XVI столетия. Последний Казанский поход Грозного имел Муром своей операционной базой; здесь Грозный живет около десяти дней, производя смотр войскам, отсюда они идут водой и сушей к Казани, мимо Мурома «въ великихъ струзехъ» везут в Москву плененную Сююнбеку35. Круг преданий, вяжущих, по той или иной причине, возникновение церкви с именем Грозного, становится более резонным, при сопоставлении с данными жития Константина Муромского36. Сложившийся культ последнего, утвержденный собором 1547 г., был особо подчеркнут моленьями Грозного «новоявленным чудотворцам», и обетом, в случае победы, воздвигнуть храм Благовещенья с их приделом. В 1555 г. присылаются сюда каменьщики; сооружают Благовещенскую церковь; об окончании ее доносят в Москву муромские гости Четверток Сычев и Семен Попяткин37. Поставление Благовещенских церквей в Муроме, Казани38, бывшем Сновицком монастыре39, в соединении, в первых двух случаях, с муромским культом40, – объясняется иконой Благовещения, присланной Макарием князю Владимиру Андреевичу во время похода41. К этой группе патронов Казанского похода можно, с осторожностью, отнести также Козьму и Демьяна, в день которых, по одной версии, Грозный возвратился в Москву42. Был ли, однако, сам Грозный заказчиком Козьмо-Демьянской церкви, остается вопросом43. Писцовая книга 1687 г. называет церковь «мирским строением»44. «Мир» муромский, по описи 1556 г. характерен сильно развитым посадом, оживленным торгом, а потому значительной гостинной корпорацией45. Казанский поход, отвечавший требованиям торгового класса46, должен был вызвать активность и муромского купечества, интересов которого особенно близко касался результат кампании, по положению Мурома на самой восточной окраине Московского государства. Упоминавшиеся представители гостинной сотни, Четверток Сычев и Семен Попяткин, и играют видную роль в этой обстановке. Предположение о построении Козьмо-Демьянской церкви гостинными людьми, главным элементом муромского посада, в честь Казанского взятия, подтверждается се поставленном именно «за городом на посаде у Оки реки»47, а также тем, что план ее воспроизводит типичное решение «посадской церкви», сложившейся, еще раньше, в Москве48.
Наличие присланной в 1555 г. строительной артели в Муроме, и близкое хронологическое соседство вызова грамотой 1555 г. псковских мастеров, во главе с Постником Яковлевым, – «новый городъ Казань делати»49 заставляет заподозрить муромскую артель в ее принадлежности псковской партии, тем более, что путь строителей через Муром был неизбежен. Несколько раньше, при утверждении собором 1547 г. культа князя Константина, необходимые для канонизации муромского патрона стихира, канон и образ заказываются во Пскове; туда, «въ соборную церковь Живоначальной Троицы», направляется Петр Псковитин, живущий в Муроме, и вероятно, являющийся одним из псковичей, рассеянных по городам государства, после выселения из Пскова50. При этих условиях появление и строительной псковской артели не покажется случайным.
По существу своих конструктивных приемом Козьмодемьянская церковь чрезвычайно близка центральному столпу Василия Блаженного51 – строенного на Московском посаде, по заказу Грозного, Бармой и Постником Яковлевым. План его, в основном тот же, но измененный в наружном очертании компоновкой его среди диагонально расположенных столпов, а изнутри иною системой перехода к восьмерику. Система «расчлененной тромпы» Козьмодемьянской церкви имеет место в Благовещенском соборе в Казани, строенном псковичами, и, вероятно, Постником Яковлевым52. Сам восьмерик Василия Блаженного, во всех своих ярусах, обнаруживает стремление зодчего, с одной стороны, – облегчать стенку, путем ее утоньшения, с другой, – связывать и загружать ее основание рядами перевязанных кокошников, проделывающих ту же структивную работу, что и, сужающая основание, система плетения кокошников в церкви Козьмы и Демьяна. Иная в декоративном отношении, система эта особенно ярко выражена в последнем восьмерике и загрузке низа самого шатра, при чем восьмерик с вогнутыми сторонами в форме 8-ми конечной звезды, так же конструктивно оправданный, является первоначальной редакцией приема, получившего блестящее выражение в звездчатом 16-конечном шатре ц. Козьмы и Демьяна. В последнем не введены даже фальшивые главки, поставленные на полице шатра Василия Блаженного, так как их роль, загрузка основания, осуществляется путем излома поля кокошника. Полу-пирамидальные контрфорсы у барабанов боковых столпов, формально и конструктивно близкие трехгранным сломанным кокошникам муромского шатра, дополняют сходство конструктивной мысли в обоих случаях. Сходные формы подножия главки, филеночные обработки, встречаемые также в близкой по, духу звоннице Дьяковской церкви, и ряд других моментов подтверждают данное сближение. Варианты рассмотренных конструктивных приемов в церкви Коломенской и Дьяковской не нуждаются, однако, в сопоставлении при изложенных обстоятельствах, так как ясно наличие одной и той же школы зодчих для столичного собора и церкви Козьмы и Демьяна, строенной на муромском посаде по заказу Грозного или муромских гостинных людей53 мастерами из артели Постника между 1555 и 1565 годами54.
Одной из наиболее оригинальных черт памятника считается его плетение кокошников, при чем оно ставится в связь с «узорочностью» муромских храмов XVII в., вышедшей из московских форм, и указывается средневековое его происхождение55. Очертание кокошников с тонкими килями и характер переплетения их действительно готического типа. Локализовать же этот мотив не пытались. Наибольшее распространение он получает в XV и XVI в., в период развития и угасания «пламенеющего стиля», и группируется, главным образом, в южной Германии и землях союзных кантонов, заходя и на север Италии. Разнообразно варьируемый в прикладном искусстве и скульптуре56, – в архитектуре он применяется довольно однообразно как обработка, в виде висячего кружева, верхов башен, балконов и галлерей57. Проблема «готических возбуждений» применительно к русской шатровой архитектуре, собору Василия Блаженного в частности, поставленная, пока очень общо в литературе58, имеет здесь конкретный факт. Сношения со «священной Римской империей» в XV–XVI вв. дают ряд обращений за мастерами,- и возможность этой связи особенно ценится59. Летописное известие 1474 г. говорит о практиковавшейся выучке псковичей за рубежом60, и, может быть, в указанных районах, откуда могла быть занесена, в частности, и разбираемая форма61. Псковский зодчий, конструктор по преимуществу, использует декоративную форму, одевая ею работающий кокошник и мотив плетения – для связи и уменьшения распора шатра
Муромский памятник является, таким образом, репликой Василия Блаженного, более бедной материально, и, несмотря на это, более усовершенствованной законченной и лаконичной в соотношении конструкции и внешней обработки.
1. Александровского у. Владимирской губернии. Обследован автором летом 1928 г. Читано в разр. рус. зод. 7–III–1929 г. За содействие при обмерах благодарю граждан д. Тимошкина и Погоста: А.С. Громова, М.В. Колыженкова, Я.И. Ларионова.
2. Ист.– Стат. описание церквей и приходов Владимирской епархии. В. II, 330–333.
3. Надгробная плита: «Лета 7047 месяца апреля 10 дня преставися Иван Иванович Нагой». Зап. арх. о-ва IV, стр. 46–49.
4. «Россия» изд. Девриена I, стр. 268, антиминс в Зап. арх. о-ва, там же.
5. Титов. Земельные владения Нагих. Труды II области арх. съезда в Твери. Отд. I, стр. 72.
6. Ibid., стр. 72.
7. Метрика № 26 по Владимирской губерни (Архив ГАИМК) составленная 7 – VII, 1887 г., описывает узкие окна «под самыми пятами сводов» и две двери с северной и южной стороны, что говорит о переделках после этого времени.
8. То же устройство в церкви Козьмы и Демьяна в Муроме. Часто встречается разделение диаконика на два этажа, в верхнем – ризница, например церковь бывшего Успенского монастыря во Владимире, Федоровский и Никитский соборы в Переславле-Залесском и других.
9. Вероятно, над алтарными входами был еще ряд сквозных проемов, а самые входы были значительно уже и ниже.
10. Красовский. Очерк истории Московского пер. русского зодчества. М. 1911. Стр. 179–182; Мартынов – «Рус. Стар.» год II, изд. II. М. 1850, стр. 80; его же «Русские достопримечательности» I, М. 1877.
11. М.Т. Преображенский – Памятники древне-русского зодчества Калужской губернии. СПБ. 1891, стр. 40–41, лист II.
12. Поэтому вряд ли имела место перестройка верха, указываемая Красовским.
13. Ц. погоста – 19,30 X 15,35, Ивановская 19,88 X 16,68 мтр.
14. «... а когда оный монастырь построенъ, при которомъ государе и по какой государской грамоте, и в котором году, о томъ въ означенномъ монастыре точного известiя нет» опись 1763 г. «Русские достопримечательности», стр. 1; следует отметить предание о построении церкви Иваном III и наименовании ее в честь его имени по желанию Елены Глинской. «Рус. Стар.», стр. 80, (sic.).
15. К.К. Романов. Псков, Новгород и Москва. Изв. ГАИМК, т. IV, с. 236.
16. Никольский. Кирилло-Белозерский монастырь. т. I. СПБ. 1897, стр. 24, 77, passim. табл. V, VI, VII.
17. Никольский, ор. cit., табл. XIII.
18. По мнению К.К. Романова (докл. в разр. рус. зодч. ГАИМК XI–21–1924 г.) ростовские мастера в эту эпоху являются едва ли не лучшими средне-русскими мастерами, но и они, в конце XV ст., еще не вполне свободно владеют теми новейшими формами средне-русского строительства церквей, которые сложились к этому времени, примером чего является собор Кирилло-Белозерского монастыря, подражающий Ферапонтовскому собору и строенный Прохором Ростовским.
19. Грабарь. История русского искусства II, стр. 119, прим. 1.
20. «Памятники древне-русского зодчества» вып. III, табл. VI. СПБ. 1897. В углах креста тонкие пилястры как бы остаток средокрестий, намекают на происхождение от более сложной формы. Памятник может быть датирован 1584 г. (атиминс IX–7093 г.). Тр. Влад. Уч. Арх. ком, т. VI статья П. Ильинского; старыми актами называется на государевом старомъ дворе. «въ теремахъ», что дает основание относить ее к дворцовому заказу. (Ист.–Ст. оп. Владимирской епархии), II, стр. 52–53.
21. Преображенский, М. Т., ор. сit., лист. II.
22. См. работу асп. В.А. Богусевича.
23. «Памятники древне-русского зодчества» вып. I, таб. II. «Въ вотчине боярина Якова Никитича Одоевского... строенiе боярское». Дата, по аналогии декоративных обработок Муромским памятникам, ближе к половине XVII в.
24. Romstorfer, C.–Die moldauisch. bizant. Kunst. Wien. 1896. s., 7, fig. 25, 26, 27, 45, 46, 48; Jorga. Hist. de l’art Roumain ancient. Paris. 1922. раg. 319; и друг. Среди ктиторов встречается «Fürst Neagoi», Jorga, раg. 39.
25. Jorga, раg. 325.
26. Ibid., раg. 316.
27. Romstorfer, ор. cit. bl., 8, fig. 104–107, 112–113.
28. Соловьев, С. М, История России, изд. II, т. I, стр. 1647, т. II, с. 26.
29. «Журнал министерства народного просвещения». 1907, II, стр. 412.
30. Произведен автором летом 1928 г. Читано в разр. рус. зодч. 20–XII–1928 г. Впервые обмер сделан Обером и Чичаговым по поручению Московского Архитектурного Общества в 1891 г. «Древности», XVI, стр. 234–235. По техническим причинам единый масштаб на таб. II не выдержан.
31. Рисунок Муромского Музея – вид церкви с западной стороны. Подпись «рисов. Константинъ Зворыкинъ Марта 17 дня 1863 г.». Рисунок, изданный Добрынкиным в «Путеводителе по Мурому», – вид церкви с южной стороны; автор его, по указанию издателя, Груздев (Библ. ГАИМК Д–969, рукописная пометка) по характеру рисунка можно бы считать его работой Мартынова. Снимок с модели, составленной по этим рисункам (кол. Борщевского) не имеет значения источника; она передает например все явные ошибки Зворыкинского рисунка (дуговая кровля четверика и прочее), не корректируя их. Т. III, рис. 1 и 2.
32. «Древности». По фотографии (ГАИМК Б–1756) они цилиндрической, с перехватом по середине, формы.
33. Ср. отчет Обера и Чичагова, «Древности» ibid. К бытовым особенностям здания, ныне исчезнувшим, отнесем лавки, шедшие вдоль стен и несколько надгробных плит, вделанных в пол церкви. В позднейшее время южная дверь была заложенной кирпичей. «Влад. губ. вед.» 1859 г, № 26, стр. 105–106.
34. «Церк. вед.» 1901 г. стр. 1190–1191. 4 антиминса, найденные при разборке престола, дают следующие даты: 1532 г. церковь пророка Ильи; 1541 г. церковь Козьмы и Демьяна, при Грозном и епископе Ионе; 1565 г. при Грозном и епископе Филофее; 1618 г. при Михаиле Федоровиче и епископе Феодорите. Церковь Ильи, вероятно, деревянная, как и церковь Козьмы и Демьяна 1542 г., каменная строится уже после Казанского похода и освящается в 1565 г.; в 1618 г. исправляются, вероятно, разрушения, связанные с событиями начала века, и церковь вновь освящается.
35. П.С.Р.Л. XIX, 112–114, 406, 408 прим. «К», 400; о Сююнбеке – ibig. 84350; роль Мурома раньше, при осаде татарами Н. Новгорода, – ibig. 25.
36. Составлено вскоре после 1552 г. и в передаче фактов этого времени имеет качество исторического источника. См. сводную работу Мисаила, Тр. Вл. уч. Арх. Ком. VIII; о преданиях Добрынкин, Н. Г. – Древняя Козьмодемьянская церковь в г. Муроме, Влад., губ. вед. 1883, № 15–16, и отд. брош.
37. Мисаил, ор. сit. стр. 92 и прим. 1; стр. 93, 215–216.
38. П.С.Р.Л. XIX, стр. 170.
39. Деревянная, заменена теперь каменной. Метрика № 4 по Влад. губ. Архив ГАИМК.
40. При Казанском Благовещенском соборе придел Петра и Февронии. П.С.Р.Л.
XIX, стр. 170.
41. П.С.Р.Л. VI, 307–309:
42. П.С.Р.Л. XIX, стр. 186; ср. ibig. 475. Предание называет днем Козьмы и Демьяна день входа Грозного в Муром на обратном пути (siс.); другой вариант связывает обет с болезнью Грозного, во время Муромской стоянки, Добрынкин, ор. сit.
43. Опись Бартенева 1637 г. знает около, б. двора Грозного Козьмодемьянский придел при деревянной церкви Николы Набережного, строенной Грозным. Титов–Стат. обозр. г. Мурома, Тр. Влад. Уч. Арх. ком. IV, стр. 50. Вероятно ее же имеет ввиду ранняя опись Батурлина 1556 г., ibig. стр. 40–41, прим. 81.
44. Тихонравов. К. Н. Владимирский сборник. М. 1857 стр. 159–160.
45. Титов, ор. сit. стр. 40, прим. 81.
46. Покровский, М. Н. – Русская история, изд. 1920 г. т. I, стр. 315.
47. Тихонравов, ibig.
48. Ср. напр. ц. Иоанна под Бором. Мат. по ист. р. иск. в. I, таб. IV, 2. S.
49. Романов К. К. Псков, Новгород и Москва. Изв. РАИМК, стр. 240, т. IV.
50. Мисаил, ор. сit. стр. 92, прим. 2 к стр. 90.
51. Чертежи Рихтера, переизданные Сусловым и Красовским, ор. сit. рис. 73–77, 80–81.
52. Здесь «вместо парусов главного купола – тромпы, расчлененные каждый на два сводика с вертикальной стенкой между ними». Брунов Н. И. О нек. пам. допетр. зодч. в Казани. Мат. по охр. рем. и рест. пам. ТССР. II, стр. 34 Казань. 1928. Каргер М. К. – Успенский собор Свияжского мон., ibig. стр. 26. Насколько этот прием мусульманский, при нахождении самых ранних его примеров в Новгороде, (Купол Успенского собора во Владимире опирается не на тромпы) – вопрос открытый. Его мы встречаем и в четверике Спасской башни, относимом к работе псковичей. Памятники древне-русского зодчества. Вып. VII, таб. XIII и текст.
53. Возможно, что заказ был, до некоторой степени, совмещен.
54. Сужение хронологических рамок проводиться, в настоящее время, автором путем анализа ряда житийных источников.
55. И. Грабарь. И. р. иск. т. II, стр. 142, прим. 1.
56. Верман. Ист. Иск. т. II табл. 44; таб. 45; A. Michél. Hist. d’art, vol. 5 par. 1, fig. 126; Entwicklung der Kunst in der Schweiz. St. Gallen, 1914, fig. 226. Из южно германских примеров особо отмечаем обработку зала ратуши в Юберлингене (1491–1494) резчика Iасоb Rüess’a из Равенсбурга. Ваег, С. Н. Deutschen Wohn und Festräume aus sechs Jahrhundert. Stuttdart МСМХII. S. 19–20.
57. Entwick. d. Kunst in d. Schweiz, fig. 220, 207, 219; A. Michél ор. cit. III, I, fig. 42. Особый интерес представляет деревянная модель ц. Schöne Maria в Регенсбургe, работа аугсбуржца Ганса Гибера, являющаяся исключительным примером смешения форм поздней готики и ренессанса. Dehio, G.-Geschichte d. Deutschen Kunst, B. III. S. 209, abb. 319.
58. Проф. А.И. Некрасов – Города моск. губ. М. 1928, стр. 19–20, его те доклад в ГАИМК. «О происхождении столпообразных церквей» 28–XII–1928 г. Здесь же следует отметить указываемую Н.И. Бруновым аналогию ц. Козьмы и Демьяна – мечеть шейх-Ади в Курдистане. Она совершенно не состоятельна методологически, так как памятник этот относится к XII в. (1115 г.), и кроме того, является совершенно иным типом в отношении стиля и конструкции. Тр. секции искусствознания Ранион т. II М. 1928, стр. 128.
59. «Пам. дипл. снош. с Рим. имп.» СПБ. 1851. I, стр. 19, 20, 542, 566 и проч.; «Современник» 1851 г. XXVIII, отд. II, стр. 3.
60. К.К. Романов, ор. сit. стр. 221 и прим. 1.
61. Указание именно района южной Германии основано, кроме того, на выяснении путей дипломатических посольств в XVI веке, всегда идущих через придунайские города (Регенсбург, Аугсбург и др.) «Пам. дипл. сн.» т. I; и в этой части, повторяющих древнейший путь по Дунаю. См. «Лет. зан. ист. археогр. ком.» в. 1 (34) ст. М.Э. Шайтана. Интересно, в этом смысле, нахождение в Вильно, обычном транзитном пункте – костела Анны (нач. XVI в.) применяющего в колоссальном масштабе килевидную готическую арку. Шчекацiхiн, М.–Нарысы з гiсторыi беларускага мастацтва. Т. I, стр. 232. Менск. 1928.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский