РусАрх

 

Электронная научная библиотека

по истории древнерусской архитектуры

 

 

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

 

 

 

Источник: Воронин Н.Н. О некоторых работах по истории древнерусской техники. В кн.: Советская археология, № 1, 1957. Все права сохранены.

По информации сайта www.russiancity.ru, сканирование и форматирование материала произведено Halgar Fenrirsson. Все права сохранены.

Размещение электронной версии материала в открытом доступе произведено: www.russiancity.ru (Русский город. Архитектурно-краеведческая библиотека). Все права сохранены.
Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2007 г.

 

 

Н.Н. Воронин

О некоторых работах по истории древнерусской техники

 

Исследования в области истории отечественной техники имеют первостепенное значение для правильного суждения об уровне развития производительных сил страны, о техническом творчестве народа. Естественно, что разработке этой темы уделяли много внимания cоветские историки и особенно археологи, внесшие много нового в освещение этой обширной и интереснейшей области материальной культуры. Кроме того, для ее исследования в 1944 г. была учреждена особая «Комиссия по истории техники» при Отделении технических наук АН СССР, издавшая 11 выпусков своих «Трудов» (ТИТ); в дальнейшем эта тема вошла в круг работ организованного в 1953 г. Института истории естествознания и техники АН СССР, выпустившего 7 томов своих «Трудов» (ТИИЕТ). Естественно, что первоочередное внимание было направлено на изучение истории техники нового времени и современности. И в этом отношении было сделано много ценных исследований и публикаций. Однако не были обойдены и темы истории средневековой техники, представляющие немалый интерес для археологов и историков-медиевистов. В этой статье я и коснусь некоторых работ в области древнерусской технической культуры.

На некоторых из этих работ сказалось отрицательное влияние тенденциозной «установки» на доказательство русского приоритета в различных областях науки и техники. Под ее воздействием в нашей прессе появлялись совершенно позорные с научной точки зрения статьи, утверждавшие, например, что книгопечатание было изобретено на Руси при князе Владимире Святославиче! В основе подобных «открытий» лежали явно недоброкачественные «источники», принимавшиеся наивными авторами без всякой критики. И особенно досадно, что эта тенденция отразилась и на страницах академического издания. Я имею в виду две заметки по истории воздухоплавания в России.

Б. Н. Воробьев опубликовал интересную рукопись А. И. Сулакадзева «О воздушном летании в России с 906 лета по Рождестве Христовом...».1) Она содержит любопытные сведения о попытках «летания» в конце XVII—XVIII в., видимо, заимствованные из подлинных и доброкачественных источников. Однако следует помнить, что Сулакадзев был не только библиофил и собиратель редкостей, но и известный фальсификатор документов, не раз вводивший в заблуждение современников и потомков.2) Так что, публикуя рукопись Сулакадзева, следовало бы проявить большую критическую настороженность к ее содержанию и не принимать ее полностью за «чистую монету».

Эта рукопись Сулакадзева открывается цитатой летописного характера о применении князем Олегом «воздушных змеев» в виде «коней и людей бумажных вооруженных и позлащенных», запущенных мудрым князем на осажденный Царьград для устрашения греков. Еще Н. М. Карамзин, приведя, в связи с изложением сюжета об осаде Царьграда, этот текст в примечании к I тому, предпослал ему ироническую фразу: «В некоторых русских исторических повестях прибавлено следующее забавное обстоятельство...».3) Т. е. уже Карамзин считал эту фразу позднейшей добавкой, заслуживающей скептической усмешки над забавной выдумкой книжника. И странно, что современный историк техники принимает это «свидетельство» всерьез. В заметке того же Б. Н. Воробьева и О. А. Яковлевой «Применение воздушных змеев на Руси»4) публикуется факсимильный снимок с рукописи начала XVIII в. (Отдела рукописей библиотеки им. В. И. Ленина), содержащей данный текст. Авторы считают необходимыми поиски «первоисточников» этого добавления о воздушных змеях Олега, чтобы «восстановить важное звено в развитии русских воздушных змеев, оказавших в дальнейшем значительное влияние на летательное дело в целом».5) Странным: образом авторы не обратили внимания на такую «деталь», что бумага появляется в России лишь в XIV веке и «бумажные» змеи Олега уже поэтому должны были бы насторожить исследователей! Можно быть уверенным, что никаких древних «первоиссточников» этой басни не будет найдено, так как ее «источником» является любовь к занимательной фантастике русских грамотеев XVII—XVIII вв. Это материал для истории: русского фольклора, а никак не для истории русского «летательного дела в целом».

В том же выпуске ТИТ помещена статья покойного Н. И. Фальковского «Чертежи Полоцкой земли и русских городов XVI в.».6) Здесь автор касается серии гравированных изображений крепостей, созданных в 60-х годах XVI в. русскими инженерами в Полоцкой округе. Их рассмотрение приводит автора к довольно скудному выводу, что уже тогда русские горододельцы могли умело решать сложные фортификационные задачи. На читателя, однако, производит странное впечатление наивное неведение автора о том, что публикуемые им изображения давно привлекли внимание русских ученых и им посвящены серьезные труды. Еще в 30-х годах XIX в. на них обратил внимание М. Коркунов,7) а позднее известный витебский краевед А. Сапунов.8) Известно

 

1) ТИТ, вып. 1, М., 1952, стр. 122.

2) А. Н. Пыпин. Подделки рукописей и народных песен. СПб., 1898.

3) Н. М. Карамзин. История Государства Российского, т. 1, СПб., 1842, стб. 88, прим.

4) ТИТ, вып. 1, стр. 128.

5) Там же, стр. 130.

6) ТИТ, вып. 7, стр. 113.

7) М. Коркунов. Карта военных действий между русскими и поляками в 1579 г. и тогдашние планы г. Полоцка и окрестных крепостей. ЖМНП, 1837, ч. XV.

8) А. Сапунов. Рисунки крепостей, построенных по велению царя Ивана Васильевича Грозного после завоевания Полоцка в 1563 г. Витебская старина, т. II, Витебск, 1912.

- 285 -

и имя автора этих рисунков — это секретарь Стефана Батория Станислав Пахоловицкий, о чем Н. И. Фальковский даже не упоминает. Нужно сказать, что в 1950 г. были опубликованы и результаты специальных археологических исследований по этим крепостям, внесшие много уточнений в их характеристику.1) Использование всех этих материалов позволило бы углубить и конкретизировать историко-техническую оценку исчезнувших памятников русского военно-инженерного искусства.

Интересному вопросу посвящена работа А. А. Кузина «Развитие чертежного дела в России (до XVIII в.)».2) Эта тема давно ждет капитальной монографической разработки. К сожалению, статья А. А. Кузина очень мало приближает нас к решению этой задачи. Она представляет собой местами изложение общих соображений автора, местами беглый анализ некоторых чертежей, рассматриваемых им, как правило, вне связи с изучением самого строительного производства. В своей работе автор использует очень ограниченную и довольно случайную литературу. Вопрос о существовании технических чертежей до 70-х годов XVI в. решается автором просто — они должны были быть. В поисках доказательств автор дает своеобразное толкование известного текста — «Повести временных лет» под 1096 г. об обмене русских железных орудий на меха у югры, как указание на «изготовление металлических изделий кузнечным способом по образцам»: «кто даст нож или секиру, дают скоро противу», — автору неизвестно, что «скора» это мех, а не наречие «скоро» (стр. 133). Автор отрицает изготовление образцов для «архитектурных» построек, так как о них «не говорят летописи» (там же), но ведь о них говорят другие письменные источники, а также изображения моделей в фресках и иконах. Доказательством глубокой древности чертежа является соображение автора о том, что чертеж был необходим зодчему для проектирования убранства храмов; при этом автор забывает многочисленные указания на определение внешних форм здания ссылками на «образцы» других построек: метод, отраженный в многочисленных порядных записях XVII в., был, конечно, обычным и для древнейшей поры; память зодчего была насыщена знанием этих образцов. Никак невозможно принять утверждение автора о том, что якобы изобразительный язык миниатюр выработался под влиянием «потребностей строительства» (стр. 136-137). Если бы автор хотя бы элементарно познакомился с историей древнерусской живописи или со специальной книгой А. В. Арциховского о древнерусской миниатюре,3) он не делал бы подобных фантастических заключений. Также не требовалось, вопреки мнению автора, чертежа для «перенесения очертаний продольных сводов храмов на их внешние украшения», т. е. попросту устройства закомар. Автору следовало бы также учесть выводы замечательного исследования архитектора К. Н. Афанасьева о рабочих методах древнерусских зодчих,4) имеющие прямое отношение к теме о чертеже. При некоторых интересных наблюдениях А. А. Кузина над немногими архитектурными чертежами (стр. 147-161) нельзя согласиться с парадоксальным и неверным основным положением, что «законы построения древнерусского рисунка ближе подводили инженерную графику к проекционному изображению, чем перспективный рисунок западноевропейской живописи» (стр. 147) и что «путь, на который встали русские чертежники XVII в., был оригинален и технически правилен» (стр. 150). Что касается последнего положения, то его, видимо, следовало бы сформулировать совсем по-иному. Чертежники XVII в. использовали единственную в то время на Руси изобразительную систему, сложившуюся в церковной живописи и миниатюре; другого «пути», на который они могли бы «стать», тогда не было; в этом была не «оригинальность» древнерусского чертежа, а его исторически определенное и закономерное своеобразие. Эта изобразительная система была глубоко условна, в ней господствовала «обратная» перспектива, искажающая действительное положение вещей, поэтому она не могла быть и «технически правильной». И, конечно, ясно, что, путь к технически точной проекции шел от реальной прямой перспективы и геометрии. Самый же анализ древнерусских чертежей должен вестись не только с позиций начертательной геометрии, но и во всеоружии знания самого древнерусского зодчества, так как только при этом условии можно относительно точно расшифровать подобные сложные чертежи и избежать имеющихся в интерпретации автора погрешностей.

Большой интерес вызывает содержание 7-го тома ТИИЕТ, где помещен ряд исследований и публикаций по истории древнерусского строительства. Однако читатель испытывает большое разочарование, когда знакомится с книгой детально.

В частности поражает удивительное незнание некоторыми авторами литературы разрабатываемых ими вопросов. Так, статья А. С. Бобкова «Сборное строительство на

 

1) М. Г. Рабинович. Археологическая разведка в Полоцкой земле. КСИИМК, вып. XXXIII, М., 1950.

2) ТИИЕТ, т. 3, М., 1955, стр. 131-169.

3) А. В. Арциховский. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944.

4) К. Н. Афанасьев. Построение архитектурной формы древнерусскими зодчими. Автореферат докторской диссертации. М., 1954, и ряд более ранних публикаций того же автора

- 286 -

Руси в XVI веке»1) фактически повествует лишь о широко известном строительстве Свияжской крепости. Ему посвящены две работы специалистов,2) в которых тема была освещена несравненно серьезнее и детальнее, чем это сделал А. С. Бобков. Читателю, знакомому с этими исследованиями, труд А. С. Бобкова представляется слабым ученическим изложением. Как и в статьях о воздушных змеях в X веке, в статье А. С. Бобкова сказывается нарочитое стремление подчеркнуть русский «приоритет».3)

Еще большее удивление вызывает научный уровень довольно большой работы А. В. Конорова «К истории кирпича в России в XI—XX вв.».4) Я не могу судить, сколь серьезны суждения автора о кирпиче XVIII—XX веков и сколь полезны эти его суждения для практиков, но в отношении древнерусской части могу с уверенностью сказать, что она свидетельствует о полном незнакомстве автора с предметом, о котором он пишет. А. В. Коноров основывает свои суждения на ряде случайно прочитанных книг и статей, к тому же он многого в них не понял и, главное, миновал основную литературу вопроса. Ясно также, что автор никогда не изучал и даже не видел древнерусского кирпича в натуре и тем более не знакомился с постройками из этого кирпича. Отсюда трудность рецензирования подобной работы — нужно писать три страницы замечаний и вопросов на одну страницу авторского текста! Укажем на основное. «Введение» к работе посвящено определению условий развития кирпичного строительства на Руси — бедности Восточной Европы естественным камнем и преобладания деревянного строительства. При этом здесь смешаны в хаотическом изложении данные древности и новейшнего времени. «Введение» «вводит» лишь путаницу. Раздел о «первых каменных сооружениях на Руси» изобилует ошибками и нелепостями. Так, на стр. 187-188 автор называет всего 5 «известных» древнейших каменных сооружений на Руси, тогда как их несравненно больше. Автор, видимо, не подозревает, что по каждому из этих древнейших памятников есть значительная литература, в особенности археологическая, содержащая много полезных данных как раз и о кирпиче. В суждении о «византийской кладке из кирпича-плинфы» (стр. 191 и сл.) автор опирается всего на три совершенно случайные работы, в том числе на популярную и компилятивную книжку В. Л. Снегирева о московском зодчестве и на автореферат кандидатской диссертации Б. В. Смирнова. Ясно, что на такой фактической основе ничего построить нельзя. Странно читать такие, например, признания автора: «Если общая характеристика византийской кладки во всех литературных источниках и в натуре одинакова, то в деталях эта кладка изображается по-разному» (стр. 193)! Что же является истинным «изображением» этой кладки, видимо, и сам автор не знает. Кстати, древнерусская кладка имеет свои особенности и называть ее по старинке «византийской» неловко.5) Здесь же автор утверждает, что «разночтения по размерам кирпича не имеют большого значения; известно, что до 1927 г. никакого стандарта на кирпич не было...» (стр. 193). Если бы автор дал себе труд по-настоящему изучить древнерусский кирпич XI—XII вв. и технику кирпичной кладки, то он бы легко убедился в том, что разнообразие его размеров имеет большое значение, так как оно связано с определенной системой его применения в постройке, а «разночтения по размерам» говорят о богатстве и гибкости технической мысли русских строителей. Совершенно поразительны по своей путанности и страницы 194-195 о клеймах на кирпиче и «византийском влиянии» на Кавказе и в Средней Азии. Раздел «Кирпич Владимиро-Суздальской и Московской Руси XIII—XV вв.» ничего о названной теме не сообщает. В этот раздел странным образом свалены случайные данные о кирпиче XII века в гг. Гродно, Смоленске и Полоцке, к Владимирской Руси не относящихся. Здесь что ни абзац, то больше изумляешься представлениям автора. Оказывается (стр. 196), москвичи XIV в. стали строить из белого камня отчасти потому, что они как «жители лесных районов недостаточно еще освоили кирпичное строительство»! Не ясно вообще, какую связь имеет лесная местность с освоением кирпича, не ясно, почему автор ни звуком не обмолвился о владимирской традиции белокаменной кладки в архитектуре ранней Москвы. Далее оказывается, что лишь на «севере Руси»

 

1) ТИИЕТ, т. 7, М., 1956, стр. 112-119.

2) М.   К.  Каргер.  Крепостные сооружения Свияжска. ИОАИЭКУ, т. XXXIV, вып. 3-4, Казань, 1929; В. Н. Подключников. Планировка и постройка древнего Свияжска. Архитектура СССР,  вып. 3,  1943; См. также   Д.   К.   Жеребов   и Е.  И. Майков.  Русское военно-инженерное искусство XVI—XVII вв. В кн. «Из истории русского военно-инженерного искусства». М., 1952, стр. 29-32.

3) Столь же странное впечатление производит помещенная в XI выпуске ТИТ статья В.  Г. Бакаева «Из истории русского мореплавания до первой половины XIII в.». Автор также полностью игнорирует (или не знает?) существующую литературу вопроса, дающую гораздо больше, нежели его очень беглое освещение темы, лишенное какой-либо попытки критического отношения к источникам. См., напр., капитальный труд   В.   В.  Мавродина   «Начало мореходства на Руси» (Л., 1949) и очерк Н. Н. Воронина «Пути и средства сообщения» (в кн. «История культуры древней Руси», т. I, М.-Л., 1951).

4) ТИИЕТ, т. 7, стр. 178-224.

5) См., напр., работу Н. И. Брунова «К вопросу о некоторых связях русской:
архитектуры с зодчеством южных славян» (Архитектурное наследство, т. 2, М., 1952).

- 287 -

отказались от толстого шва, от добавки в раствор толченого кирпича, от смешанной каменно-кирпичной кладки, да еще стали прибавлять только в XIV—XV вв. в раствор песок. Автор и не подозревает, что все это произошло в архитектуре Поднепровья XII века и «север» к этим новшествам отношения не имеет. На стр. 204 автор пишет, что лишь в конце XVIII в. «начинается производство и более тонких керамических строительных материалов, чем кирпич» — изразцов. Неужели он не слышал об майоликах XI—XII вв., о русском изразце XVII в.?! Подобные примеры можно умножить, но и сказанного достаточно для вывода о том, что работа А. В. Конорова стоит вообще вне науки.

Рядом с названной статьей помещена заметка А. А. Ураносова «Гербы русских городов XVIII в. как материал для истории техники».1) Эта заметка, скажу прямо, совершенно бессмысленна. Давно известно, что в эмблемах городских гербов отражались местные исторические, физико-географические и хозяйственные приметы данного города и края. Оказались в гербах и эмблемы промышленного характера. Но, как ясно было и до обзора А. А. Ураносова, эти эмблемы ничего нового для истории техники не дают. К чему же было тратить бумагу и труд на бессмысленное рассуждение?

Несравнимо серьезнее и интереснее большая работа М. Г. Милославского «Техника деревянного зодчества на Руси в XVI—XVII вв.».2) Автор проделал огромный труд по разысканию в архивах новых материалов по его теме. Это сказалось в публикации новых письменных и графических документов. Особенно интересны новый чертеж деревянного дворца в Коломенском, чертеж хором в селе Либерицы с их огромной шатровой башней и чертежи ряда производственных сооружений XVII в. Собранный материал позволил автору дать довольно детальную картину технических приемов русских «древоделов». Однако, к сожалению, работа производит впечатление сырой, не очень удачно и ее построение. Так, неясно содержание глав «Принципы планировки сооружений», где никаких «принципов» не выявлено, но дано несколько примеров промышленных и жилых построек без особого их анализа; местами же текст выглядит как «заготовка материала». Можно сделать ряд замечаний и по деталям работы. Так, едва ли можно считать специализированными «резцами» обыкновенные бытовые ножи домонгольского времени и относить их к инструменту плотника XVII в. (рис. 1 и стр. 50-51). Сомнение вызывает утверждение автора, что еще в 1195 г. на Руси существовал лесопильный завод — «тартак Корсунский» (?!), приведенное без ссылки на источник («в летописях есть указание...», стр. 49); все данные говорят о том, что в обиходе плотницкого дела пила появилась едва ли раньше XVII века. Нельзя согласиться с утверждением, что «подвязное» дело касалось лишь устройства подъемников и люлек (стр. 109), ряд источников свидетельствует, что «подвязчик» — это специалист и по сооружению лесов. Было бы нужно дать пояснения к старым, мало понятным для неискушенного читателя терминам, например «скала» (береста), «байдашные доски» (доски для обшивки судов или половые, толщиной до 1,5 вершков), «белое железо» и др., сказать, есть ли техническое различие между «доской» и «тесом» или же здесь только хронологическая разница («доска» — термин более ранний и, кажется, заимствованный из греческого) и т. п. В чертежах и схемах обязателен масштаб — так, рассматривая схемы планов и силуэтов башен на стр. 100-101, читатель не знает, действительно ли столь разнятся по величине данные объекты и какова эта величина. Однако в целом работа М. Г. Милославского должна быть оценена положительно, она обогащает наши знания о плотницком деле XVI—XVII вв., и к ней будут не раз обращаться ученые.

Интересен ряд помещенных в ТИТ и ТИИЕТ мелких заметок и публикаций. Таковы, например, статьи О. А. Яковлевой о названиях полудрагоценных камней в Московской Руси, о термине «враная» цепь и о данных открытого автором замечательного Пискаревского летописца по истории строительства и техники,3) статья А. К. Трошина о применении нефти на Руси до XVIII в.,4) сообщение А. А. Ураносова об устройстве в 1682 г. напорного водопровода в Московском Симоновом монастыре.5)

Одним из замечательных русских архитектурных ансамблей является комплекс зданий XVI в. в г. Александрове — древней Александровской слободе и опричной резиденции Ивана Грозного. Вопрос о взаимоотношении этих зданий, их атрибуции и хронологии оставался спорным. О. А. Яковлева6) путем детального анализа источников убедительно восстановила облик царской усадьбы в XVI в., историю строительства ее зданий и их подлинные наименования. Так, теперь окончательно доказано, что главный собор опричной усадьбы назывался первоначально Покровским и был выстроен в 1513 г. Василием III, шатровый же храм с обширной трапезной носил имя Троицкого и был построен, как и остальные храмы усадьбы (Успенская церковь, Распятская колокольня), Иваном Грозным в 1565—1581 гг. Эти уточнения имеют большое значение для истории русского зодчества. Так, до недавнего времени большой собор

 

1) ТИИЕТ, т. 7, стр. 225-232.

2) Там же, стр. 44-111.

3) ТИИЕТ, т. 3, стр. 211; ТИТ, вып. III, М., 1953, стр. 115; вып. IV, М. 1954, стр. 184.

4) ТИИЕТ, т. 3, стр. 3.

5) ТИИЕТ, т. 7, стр. 251-254.

6) О. А. Яковлева. Кремль в Александровской слободе в эпоху Ивана IV. ТИИЕТ, т. 7, стр. 164-177.

- 288 -

Александровой слободы относили к строительству звенигородского князя Юрия, т. е. к первой половине XV в.,1) что очень искажало подлинную картину русского зодчества этой поры. Шатровый же храм слободы оказывался предшественником прославленной церкви Вознесения в Коломенском и также создавал большие неясности в истории шатровой архитектуры XVI в. Следует все же отметить, что О. А. Яковлева не использовала труды историков искусства, где доказанная ею концепция высказывалась давно и не раз.2) Однако в печати ни разу не была дана ее развернутая аргументация — это и выполняет рассматриваемая статья.

Превосходная статья В. П. Зубова «К вопросу о роли чертежей в строительной практике западноевропейского средневековья»3) дает интерпретацию крайне интересного материала не только о чертеже, но и о строительных моделях в практике средневековых зодчих. Эти данные очень важны для освещения тех же вопросов в древнерусском зодчестве. Было бы чрезвычайно ценно, если бы автор получил возможность расширить свои исследования в области организации и техники средневекового строительства и, не ограничиваясь данной статьей, дал бы капитальный труд по этой теме.

Нельзя не отметить небрежность в издании рецензируемых статей 7-го тома. Здесь много опечаток, не замеченных ни авторами, ни корректорами и не внесенных в список. Так, известный исследователь Н. Б. Бакланов упорно именуется Б. Н. Баклановым, покойный академик Б. Д. Греков — В. Грековым, в ссылке на работу известного историка П. Г. Любомирова опущена его фамилия и т. д. (стр. 110-111), знаменитая книга И. Е. Забелина «Черты самобытности в древнерусском зодчестве» переименована в «Герои самобытности в древнерусском зодчестве» (стр. 118) и т. п. Не даны списки сокращений. Вообще аппарат работ составлен крайне небрежно с элементарной технической стороны, не говоря уже об отмеченной случайности и неполноте приводимой авторами литературы.

Сделанный критический обзор свидетельствует о преобладающем низком научном уровне работ в области истории древнерусской техники и малой научной квалификации их авторов. Почти во всех этих работах сказывается незнание авторами литературы по изучаемым ими вопросам, отсутствие исследования ими памятников в натуре, слабость общеисторических знаний. Не ясно, какую роль играет многолюдная редакционная коллегия «Трудов», пропускающая в печать подобные рассмотренным выше статьи (впрочем, ответственным редактором 7-го тома ТИИЕТ является автор самой слабой работы этого тома).

Особенно удивляет почти полная изоляция авторов рассмотренных статей от археологической науки, от накопленного и осмысленного ею огромного вещественного материала. Создается впечатление, что работа историков техники ведется в полном отрыве от смежных исторических наук, тогда как история техники не является особой наукой, а лишь частью исторической науки. Необходимо как можно скорее изжить этот отрыв историков техники от смежных отраслей знания, установить с ними живой контакт в исследовательской работе. Следует подумать и о специфике направления работы по истории техники. Мне представляется, что одним из основных ее направлений должна быть история именно техники и технологии производств, связанная с изучением вещей и реалий в натуре лабораторными методами точных наук. Прекрасные образцы таких исследований у нас уже есть — к сожалению, они принадлежат не Институту истории естествознания и техники. Таковы монография Б. А. Колчина «Черная металлургия и металлообработка в древней Руси» (М., 1953), труд академика АН БССР М. А. Безбородова «Стеклоделие в древней Руси (Минск, 1956).4) Следует пожелать также расширения интересов Института истории естествознания и техники в области истории техники древней Руси. Здесь непочатый край важнейших тем. В частности, следует специально заняться разработкой истории военно-инженерного искусства, строительной техникой. Следовало бы организовать особый сектор для разработки этой богатейшей «целины». Это тем более необходимо, что западноевропейская наука давно и углубленно изучает историю техники средневековья и отставание нашей науки на этом участке недопустимо.

 

1) Эта точка зрения была высказана А. И. Некрасовым (Древние подмосковные. М., 1923, стр. 4-5) и держалась довольно упорно.

2) См. Н. В. Малицкий. К вопросу о датировке «Тверских» врат Александровской слободы. ИГАИМК, т. V, Л., 1927, стр. 405-407; Н. Н. Воронин и М. А. Ильин. Древнее Подмосковье. М., 1947, стр. 38; П. А. Раппопорт. Очерк хронологии русского шатрового зодчества. КСИИМК, вып. XXX, М., 1949, стр. 83.

3) ТИИЕТ, т. 7, стр. 233-250.

4) «Зародыши» исследований этого типа представлены в ТИТ и ТИИЕТ заметками Л. И. и М. Я. Каштановых о химическом составе цветных сплавов по данным анализа, некоторых археологических вещей (ТИИЕТ, т. 6, М., 1956, стр. 209), А. В. Королева о некоторых наблюдениях над древними металлическими изделиями (ТИТ, вып. VII, М., 1954, стр. 33), Н. Н. Стосковой о металлографическом анализе ряда древнерусских украшений (ТИТ, вып. IV, стр. 126). Однако в отношении первых двух нельзя не пожелать большей увязки с историей и археологией.

Сокращения:

ЖМНП - журнал министерства народного просвещения

ИГАИМК - Известия государственной академии истории материальной культуры

ИОАИЭКУ - Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете

КСИИМК - краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры

ТИИЕТ - Труди Института истории, естествознания и техники

ТИТ - труды по истории техники

 

 

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

 

 

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

 

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский