РусАрх

Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры

О БИБЛИОТЕКЕ

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ

КОНТАКТЫ

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

Источник: Выголов В.П. Надвратные храмы древней Руси (проблемы эволюции и происхождения). В кн.: Памятники  русской  архитектуры  и   монументального искусства: столица и провинция. М., 1994. Все права сохранены.

Материал отсканирован, отформатирован и предоставлен библиотеке «РусАрх» С.В. Заграевским. Все права сохранены.

Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2010 г.

В.П. Выголов

Надвратные храмы древней Руси

(проблемы эволюции и происхождения)

В истории архитектуры древней Руси особую страницу составляют надвратные храмы — один из интереснейших видов культового зодчества. Основной специфической особенностью этих храмов, как показывает само название, является их местоположение на воротах. Обычно такие здания сооружались над воротами городских стен, кремлей и крепостей, монастырских обителей, архиерейских дворов и церковных комплексов. Они широко известны почти во все эпохи древнерусского зодчества — с XI в. и вплоть до конца его развития — рубежа XVII—XVIII вв. Да и в последующее время надвратные храмы не исчезают, а продолжают свое существование в русской архитектуре нового времени в течение XVIII—XIX вв. и даже начала XX в.

Однако этот вид культовой архитектуры до сих пор не привлекал к себе особого внимания исследователей. Как правило, надвратные храмы рассматривались обычно в общих разделах истории зодчества древней Руси вместе с другими видами культовых памятников либо в пределах какой-нибудь архитектурной школы, творчества определенного мастера, а также того или иного ансамбля¹. Обобщающих работ по данной теме нет. Поэтому остаются совершенно неизученными происхождение и развитие надвратных храмов, эволюция их типологии и отдельных форм, не говоря уже об отдельных, более частных вопросах. А между тем данный вид храмов вполне достоин самостоятельного рассмотрения. Хотя бы уже только потому, что он представляет собой уникальное явление, свойственное только древнерусской архитектуре. Во всем зодчестве Средневековья как восточных, так и западных христианских стран надвратные храмы не встречаются. Так что уже сам по себе этот интересный феномен, еще раз подчеркивающий самобытность зодчества древней Руси и самостоятельность пути его развития, заслуживает более глубокого и тщательного осмысления.

Для того чтобы подойти к рассмотрению вышеуказанных проблем, необходимо, прежде всего очертить круг тех памятников, которые окажутся в поле нашего зрения, представив тем самым общую картину развития надвратных храмов по отдельным эпохам и регионам. Наряду с самими памятниками для нас важное значение имеют различные письменные источники, особенно летописи, которые дают возможность наиболее полно охарактеризовать древнейшие эпохи, не сохранившие многие из таких храмов.

Итак, с самого начала существования монументальной архитектуры Киевской Руси мы встречаемся с надвратными храмами. Наиболее ранним таким памятником является церковь Благовещения, сооруженная над главными, Золотыми воротами "Ярославова города" Киева вскоре после их возведения около 1037 г.² XI век дает нам еще один пример подобной постройки — церковь Федора 1089—109О гг. на городских воротах Переяславла Южного (Хмельницкого)³. К началу ХII в. относится Троицкая церковь над Святыми воротами Киево-Печерской лавры, выстроенная около 1108 г.⁴

В ХII в. границы распространения надвратных храмов становятся гораздо шире, кроме Юго-Западной Руси, охватывая и другие центры ставших самостоятельными земель и княжеств. Так, во Владимире в 1164 г. на Золотых воротах "Нового города" (1158—1164) сооружается церковь Ризоположения⁵. А в 1194—1196 гг. возводятся ворота владимирского детинца вместе с церковью Иоакима и Анны над ними⁶.

В XII и начале XIII в. широкое строительство надвратных храмов осуществляется в Новгороде. Такие здания возводятся здесь в 1166—1173 гг. в Юрьеве монастыре — церковь Спаса Преображения, в 1180—1182 гг. в Благовещенском монастыре на Гзени — церковь Богоявления, в 1193 г. в Воскресенском монастыре в Людином конце — церковь Иоанна Милостивого и в 1206 г. в Аркажском монастыре — церковь Симеона Дивногорца. В 1195 г. создается первый храм над воротами новгородского детинца — церковь Ризоположения, за которым последовал в 1233 г. еще один — церковь Федора⁷.

Прерванное татаро-монгольским нашествием в 1230-х годах всякое строительство на большей части территории Руси возобновилось лишь на рубеже XIII—XIV вв. В это время в Новгороде были возведены еще четыре надвратных церкви: в 1296 г. — Воскресения, в 1297 г. — Спаса Преображения, в 1305 г. — Покрова и в 1311 г. — Владимира, которые венчали крепостные ворота детинца соответствующих наименований⁸.

Однако в Северо-Восточной Руси мы почти не находим в XIV—XV вв. надвратных храмов. За этот обширный двухсотлетний период нам известны только три такие постройки: церковь Дмитрия Солунского в Троице-Сергиевом монастыре (вторая половина XIV в.)⁹, церковь Николы Чудотворца (Вознесения) в Можайском кремле (первая половина XV в.)¹⁰ и церковь Входа в Иерусалим в Тверском кремле, относящаяся ко времени княжения Бориса Александровича (1425—1461)¹¹.

Лишь в Новгороде продолжалось активное строительство таких храмов, в основном приходящееся на конец XIV—первую половину XV в. В это время здесь были заново построены пять надвратных церквей детинца: в 1389 г. — Покрова, в 1398 г. — Воскресения, в 1419 г. (?) — Ризоположения, в 1426 г. — Спаса Преображения и в 1420-х годах — Владимира¹². Кроме того, две таких постройки возвели в пригородных монастырях: в 1418 г. — церковь Ильи Пророка в Хутыни и в 1419 г. — церковь Антония в Вяжищах. Наконец, два аналогичных здания поставил владыка Евфимий над воротами своего двора в детинце: в 1435—1436 гг. церковь Иоанна Златоуста и в 1437—1438 гг. церковь Петра Митрополита¹³.

В XVI в. картина резко меняется в сторону значительного увеличения строительства надвратных храмов, которое широко осуществляется в продолжении всего столетия на обширной территории Московского государства. Не претендуя на исчерпывающую полноту, перечислим лишь некоторые из таких построек в относительно хронологическом порядке. Одними из первых в начале века были сооружены одноименные церкви Сергия Радонежского в крупнейших подмосковных монастырях: в 1513 г. — в Троице-Сергиевом¹⁴, а в первой половине XVI в. — в Саввино-Сторожевском¹⁵. До 1518 г. построен надвратный храм Благовещения в Покровском Суздальском монастыре¹⁶; такой же храм в 40-х годах XVI в. поставлен над воротами Возьмищенского монастыря в Волоколамске — Кирилла Чудотворца (1541)¹⁷.

В таких крупных монастырях, как Кириллов-Белозерский и Ипатьевский Костромской, были сооружены даже по два таких храма: в первом — Иоанна Лествичника над Святыми воротами (1569—1572) и Преображения над Водяными (1595)¹⁸, во втором — Федора Стратилата над Святыми и Ирины над Водяными (обе — 1580—1590-х годов)¹⁹: В начале 1590-х годов возводятся почти одновременно надвратные церкви в Спасо-Прилуцком монастыре близ Вологды — Федора Стратилата (1590)²⁰ и в Симонове монастыре близ Москвы — Спаса Происхождения Честных Древ Животворящего Креста (1591—1593)²¹. Еще несколько таких храмов построили на рубеже XVI—XVII вв. в целом ряде монастырей — Соловецком (церковь Благовещения 1596—1600 гг.)²², Владычном Серпуховском (церковь Федора Анкирского 1599 г.)²³, Лужецком Можайском (церковь Преображения рубежа XVI—XVII вв.)²⁴ и др.

В XVII в. сооружение надвратных храмов становится еще более интенсивным. В это время ни один из вновь создаваемых монастырских комплексов не обходится без подобной постройки. Такое строительство ведется в самых различных регионах Русского государства, начиная со столицы и ее окрестностей и кончая самыми отдаленными северными окраинами. Некоторые наиболее значительные ансамбли, как, например, Новодевичий монастырь в Москве²⁵ или Борисоглебский под Ростовом²⁶, имели даже по два надвратных храма.

К таким монастырям были близки крупные комплексы владычных и архиерейских дворов, в состав которых также входили надвратные храмы. Наиболее ярким примером может служить Ростовский кремль — огромная парадная резиденция ростовского митрополита Ионы Сысоевича, включающая в свой ансамбль надвратные храмы Воскресения (ок. 1670 г.) и Иоанна Богослова (1688)²⁷. Более скромен архиерейский дом вологодского владыки, имевший лишь церковь Крестовоздвижения (1687—1692) над главными входными воротами²⁸-

Заканчивая на этом наш краткий общий обзор строительства надвратных, храмов в древней Руси, подчеркнем только, что их развитие протекало в рамках общей эволюции архитектуры Руси XI—XVII вв. Правда, приведенные нами сведения в основном относятся к каменным надвратным храмам. Данных о сооружении таких деревянных храмов значительно меньше, так как они попадали в письменные источники в древности только в отдельных исключительных случаях. Сами же эти памятники до наших дней не сохранились. Однако сомнений в их существовании даже в эпоху домонгольской Руси не возникает. Об этом прямо свидетельствует "срубленная" в 1193 г. церковь Иоанна Милостивого на воротах Воскресенского женского монастыря в Новгороде²⁹. Деревянной была и указанная выше церковь Дмитрия Солунского над Святыми воротами Троице-Сергиева монастыря второй половины XIV в.³⁰.

На основании вышеприведенного обзора в развитии надвратных храмов четко различаются три основных периода. Первый из них охватывает эпоху домонгольской Руси (XI — начало XIII в.) и характеризуется интенсивностью становления этого вида культового зодчества. Его сменяет период резкого упадка, включающий вторую половину ХIII—XIV вв., а также весь XV в. Все вышесказанное свидетельствует о тождественности общего типологического и композиционного построения рассматриваемых нами надвратных храмов. Вероятно, такими же были и храмы на воротах Переяславля Южного и детинца Владимира, имея лишь меньшие общие размеры, так как стороны оснований их ворот не превышали в плане 8 м³⁹. Очевидно, принципиального различия между указанными выше группами храмов в домонгольскую эпоху вообще не существовало. Все они принадлежали к одному из самых распространенных в это время типов древнерусской архитектуры, не обладая какой-либо особой спецификой.

Однако в нижней, воротной части интересующих нас памятников хорошо заметны принципиальные отличия между двумя группами. Именно ворота и их архитектура, а не храм оказываются в конечном итоге определяющими общий характер рассматриваемых сооружений.

Воротные части построек первой группы, т.е. входящих в систему городских стен, детинцев и кремлей, наиболее ярко характеризуют Золотые ворота Киева и Владимира. Они представляют собой мощные башнеобразные объемы прямоугольной формы с широким сводчатым проездом. Башни эти превышали 17,5 м в длину и 13 м в высоту, достигая в ширину по фасаду 10,5 м (Киев) и 14 м (Владимир). Внутри арочного проезда (наибольшая его высота — 12,4 м) размещалось шесть подпружных арок с лопатками на боковых стенах (ширина пролета между ними в Киеве 6,4 м, во Владимире — 5,3 м). В верхней части проезда был устроен специальный боевой настил для дополнительной защиты ворот, о чем свидетельствуют оставшиеся на боковых стенах гнезда для деревянных балок. Открытую площадку в завершении объема ворот, также предназначенную для обороны, окружали поставленные по ее краям зубцы, традиционные для крепостных стен и башен.

Такие ворота представляли собой не что иное, как мощные проездные башни, предназначенные исключительно для обороны и включенные в систему крепостных стен и земляных валов городов, кремлей и детинцев. Именно эти башни, высокие и могучие, составляли основу сооружений первой группы, определяли их общий облик. Венчающие их небольшие храмы, расположенные посреди верхней боевой площадки, не обладали никакими специальными устройствами или приспособлениями, предназначенными для обороны. Стройные и нарядные, они всем своим обликом контрастировали с крепостной архитектурой самих башен, отличавшихся подчеркнутой суровостью и мощью.

Такой же военно-оборонительный характер имели и воротные части рассматриваемых построек "города" Переяславля Южного и детинца Владимира. Их основания, вскрытые археологическими раскопками, обладали лишь несколько меньшими размерами. По своей же общей планировке и отдельным деталям они очень близки Золотым воротам Киева и Владимира, будучи также включенными в систему городских стен, здесь уже каменных. В Переяславле Южном это — две параллельных стенки толщиной 1,3 м и более, с проездом между ними шириной около 5 м. На внутренних сторонах стенок расположены три плоские лопатки, являвшиеся опорой подпружных арок перекрывавшего проезд свода. Ворота, оказавшиеся врезанными в более ранний земляной вал X в., были не прямолинейными, а с некоторым изгибом к северо-западу⁴⁰

Золотые ворота с церковью Ризоположения во Владимире. 1164 г.

Золотые ворота с церковью Ризоположения во Владимире. 1164 г. По плану Н. фон Берка и А. Гусева 1779 г.

Во владимирском детинце ворота образовывали почти квадратную в плане башню размером 12 х 12,5 м, состоящую из двух мощных пилонов (западный — 4 м, восточный — 3 м), с широким проездом между ними (5 м), прежде перекрытым сводом⁴¹. Крепостной характер архитектуры этих ворот хорошо заметен на их изображении, сохранившемся на одной из акварелей с видами города 1801 г.⁴². На ней представлена соборная колокольня Владимира, возведенная на этом месте в XVII в. и включившая в себя перестроенные ворота с храмом Иоакима и Анны. Нижний ярус колокольни — собственно ворота — образует мощный кубический объем типа башни (высота около 10 м), имеющий вверху открытую арочную галерею с парапетом, которая обходит вокруг храма. В основе галереи, выполненной в формах XVIII в., явно лежал боевой ход, существовавший на верхней площадке башни. Небольшой храм посреди площадки был при перестройке надстроен восьмигранным ярусом звона с высоким шатром.

Совершенно иной характер имеет воротная часть церкви Троицы в Киево-Печерской лавре, представляющей памятник второй, монастырской группы. Нижний ярус этого первого на Руси надвратного монастырского храма образуют Святые ворота — парадный вход в обитель. По своему объемно-композиционному построению они представляют собой сравнительно невысокий четверик, в плане почти квадратный (12 х 12,5 м). Три сводчатых проезда прорезают его по линии запад-восток, средний из которых шириной около 2 м — сквозной, а более узкие боковые с самого начала были с наружного, западного фасада заложены, образуя тем самым служебные помещения для привратников. Центральный проезд не имел внутри никаких конструкций для боевых настилов. А для боевой площадки вверху ворот просто не оставалось места, так как по своим размерам в плане этот ярус тождествен с расположенным над ним храмом.

Таким образом, можно со всей определенностью утверждать, что воротная, часть Троицкой церкви была не приспособлена для обороны, не несла каких-либо военно-оборонительных функций. Довольно низкая, она даже отдаленно не походила на крепостную башню, являясь простым подклетным ярусом храма. Этот ярус был полностью подчинен храму, составляя с ним, по сути дела, единый объем, парадно оформляющий главный вход в монастырь. Сам же храм, впрочем, как и вообще все храмовые здания древней Руси, не имел также никакого фортификационного значения.

В свете всего вышесказанного выглядят совершенно неприемлемыми попытки представить Святые ворота с Троицкой надвратной церковью Киево-Печерской лавры в качестве военно-оборонительного сооружения⁴³. Правда, они уже подвергались серьезной критике со стороны ряда исследователей⁴⁴, которая, на наш взгляд, не нуждается в дальнейшей аргументации. Да и сама деревянная ограда Киево-Печерской лавры 1051 г. в виде "тына стоячего"⁴⁵, в линию которого были поставлены ворота с Троицкой церковью, также не может рассматриваться как военно-оборонительная постройка. Недаром позднее, в конце ХII в., ее заменили уже каменной мощной оградой⁴⁶. При этом возводившие ее мастера, явно чувствуя неприспособленность Святых ворот к обороне, специально возле них выдвинули с обеих сторон вперед стены, образовав своего рода бастионы⁴⁷.

К сожалению, ни один из остальных памятников второй группы надвратных храмов домонгольской эпохи до наших дней не сохранился. Однако можно с достаточным основанием предполагать, что во всех монастырях XI—XIII вв. Святые ворота с храмами над ними не возводились с расчетом на оборону и архитектура была далека от формы крепостных башен. Подобное утверждение опирается также на тот факт, что монастырские комплексы домонгольской эпохи не являлись крепостными. Их сооружение не преследовало целей защиты от нападения неприятеля, в связи с чем крепостные стены с башнями здесь отсутствовали, замененные простой деревянной оградой. Ни один письменный источник, включая летописные своды, не упоминает в эту эпоху каменных и деревянных крепостных стен у монастырей (за исключением Киево-Печерской лавры). Не обнаружены они и археологическими раскопками.

Правда, в науке до сих пор нередко встречается мнение о том, что монастыри XI—XV вв. играли значительную военно-оборонительную роль, особенно в качестве передовых форпостов при городах⁴⁸. Это мнение, однако, вполне убедительно опровергнуто в работах ряда ученых, в том числе М.К. Каргера, А.Л. Монгайта и П.А. Раппопорта⁴⁹. Они совершенно справедливо указывают на ограниченное военное значение монастырей, имевших лишь простые деревянные ограды и поэтому служивших только иногда сторожевыми постами. С другой стороны, пригородные монастыри обычно представляли даже опасность для осажденного города, так как могли использоваться противником для размещения войск. Поэтому при его приближении сами горожане стремились сжечь такие обители. Об этом прямо свидетельствуют летописные известия, сообщающие об осаде Новгорода московскими войсками в 1386 г. и 1478 г. В первом случае при приближении отрядов князя Дмитрия Ивановича Донского, новгородцы "около города пожгоша монастырев великих 24"⁵⁰. Во втором — они не успели предать огню обители, которые заняли войска Ивана III расположившись в них и взяв город в кольцо, "начал... под стеною стояние стояти со всеми своими силами"⁵¹.

Теперь попытаемся ответить на вопрос, почему перестали строить надвратные храмы над проездными башнями крепостных стен городов, детинцев и кремлей? Ответ на него нужно искать в изменениях военно-оборонительного зодчества древней Руси в тот период, когда происходит резкий спад в сооружении указанных построек, т.е. в XIV—XV вв.

Надвратная церковь Троицы Киево-Печерского монастыря. Около 1108 г.

Реконструкция

Действительно, именно в эту эпоху в развитии военно-оборонительного зодчества Руси наблюдаются серьезные перемены, связанные со значительным увеличением мощи крепостей. Особенно отчетливо это сказывается в появлении каменных стен и башен новой конструкции, а также в большем числе башен в составе крепостей. Этот новый этап в крепостном строительстве обусловлен в первую очередь применением при осаде нового, огнестрельного оружия – артиллерии⁵². Вторая половина XIV в. для всей Европы была эпохой "триумфального распространения" этого нового вида оружия⁵³. Не осталось в стороне от этого процесса и Русь. Первое летописное упоминание огнестрельных оружий относится к 1382 г., когда Москва, обороняясь от нападения орды Тохтамыша, использовала пушки⁵⁴. Очевидно, именно в это время, а может быть, и несколько раньше произошло знакомство русских с артиллерией. Применение артиллерии, сперва в оборонительных целях, а затем и в наступательных вызвало коренные изменения в приемах и методах возведения крепостей, в формах их архитектуры. "Одним из первых результатов усовершенствования артиллерии — как очень точно заметил Ф. Энгельс, — был полный поворот в искусстве фортификации"⁵⁵. Этот переворот начался на Руси в последней четверти XIV в. и продолжался весь XV век, захватив даже первую четверть XVI вв.⁵⁶.

В новых условиях значительного увеличения мощи крепостей храмы, существовавшие над воротными башнями кремлей и детинцев, оказались полностью недееспособными. Вполне уместные при прежней пассивной обороне, они теперь, когда в военном деле резко активизировались как средства защиты, так и нападения, не могли уже найти применения, ибо значительно ослабляли проездные башни. Башни новой конструкции имели внутри несколько ярусов с бойницами, а вверху — свободную площадку для размещения пушек и значительного числа воинов. Надвратные храмы не давали возможности конструктивно возводить такие многоярусные башни и одновременно препятствовали созданию активной защиты их верхних площадок. Реальные требования фортификации тем самым вступили в прямое противоречие со сложившейся традицией, которая вынуждена была отступить перед ними.

Нарушению этой традиции еще более способствовал приезд на Русь в последней четверти XV—первой трети XVI в. большого числа итальянских зодчих и инженеров, которые приняли активное участие в широком строительстве крепостей. Созданные ими мощные крепостные сооружения во многих городах Русского государства (Москва, Коломна, Нижний Новгород и др.) основывались на принципах западноевропейской фортификации, оказав большое влияние на все остальное военно-оборонительное строительство Руси того времени. В таких крепостях проездные башни как наиболее уязвимые места были предметом особой заботы их строителей, получая всевозможные дополнительные защитные устройства типа отводных стрельниц, захабов и проч. Само собой разумеется, что о возведении надвратных храмов здесь не могло быть и речи.

С начала XVI в., в противоположность прекращению строительства надвратных храмов в системе крепостных стен городов, кремлей и детинцев, сооружение таких зданий в монастырских ансамблях приобретает исключительно широкий размах. Поставленные над главным входом в обитель — святыми воротами, храмы усиливали парадность ее облика, придавали ей большую внушительность и "святость", выразительность и нарядность. Все эти черты как нельзя лучше отвечали общей направленности русской архитектуры XVI—XVII вв., когда в ней особенно ярко проявились торжественность и триумфальность, отразившие общий подъем Русского государства.

Подробное рассмотрение надвратных храмов XVI—XVII вв. в составе монастырских комплексов не входит в нашу задачу. Отметим только большое разнообразие их типов и форм, среди которых встречаются почти все объемно-композиционные и планировочные приемы культового зодчества этого времени. Здесь и бесстолпные одноглавые храмы с сомкнутым (Архангельский Великоустюжский монастырь) и кресчатым сводами (Симонов), трехглавые (Покровский Суздальский) и пятиглавые (Иосифов Волоколамский и Ростовская митрополия); двустолпные одноглавые (Спасо-Прилуцкий) и пятиглавые (Борисоглебский Ростовский); четырехстолпные пятиглавые (Ростовская митрополия); одношатровые (Спасо-Преображенский Ярославский) и двухшатровые (Ферапонтов) ярусные типа восьмерик на четверике, трехчастные (Новодевичий) и четырёхлепестковые (Новый Иерусалим) и т.п. Характерно, что и в это время надвратные храмы не образуют особый тип здания, отличный от других видов культовой архитектуры.

Надвратная церковь Иоанна Лествичника Кирилло-Белозерского монастыря.

1569-1572 гг.

В XVI—XV вв. монастыри и владычные дворы, несмотря на сооружение в них каменных оград, особенно распространившееся во второй половине XVII в., в большинстве своем не являлись сколько-нибудь значительными крепостями. Их ограды обычно обладали ограниченными военно-оборонительными функциями, хотя в основе своей следовали формам крепостной архитектуры со стенами и башнями, снабженными бойницами, зубцами и боевым ходом. Об ограниченности боевых качеств таких оград лучше всего говорят как раз их святые ворота с храмами над ними, всегда трактующиеся как парадный триумфальный вход и не имеющие каких-либо оборонных устройств.

Правда, ряд крупных монастырей как раз в это время превращается в подлинно укрепленные цитадели, окруженные мощными оборонительными каменными стенами с башнями. В таких крепостях постоянно находился гарнизон и запасы оружия на случай военных действий. Наиболее известны из таких монастырей-крепостей Соловецкий — на крайнем Севере, Кириллов-Белозерский — на северных рубежах, Троице-Сергиев — под Москвой и Псково-Печерский — на западных границах. Почти все они неоднократно подвергались нападению врагов, играя большую роль в обороне Русского государства.

Характерно, что в крепостных оградах этих монастырей главный вход не имеет надвратного храма, а устроен по всем правилам фортификации в виде проездной башни, следуя тем самым традиции крепостных стен городов и кремлей. Интересен и тот факт, что в ряде таких монастырей главные проездные башни новых стен оказались поставленными впереди святых ворот прежней ограды, которые по древней монастырской традиции были увенчаны надвратными храмами. Так, в Троице-Сергиевом монастыре входная Красная башня (середина XVI—середина XVII вв.) размещена совсем близко от прежних Святых ворот с церковью Сергия Радонежского (1513 г.; заменена в 1692—1699 гг. храмом Иоанна Предтечи)⁵⁷. В Кириллове-Белозерском монастыре главная проездная Казанская башня (вторая пол. XVII в.) расположена, наоборот, достаточно далеко от старых ворот (1532) с церковью Иоанна Лествичника (1569-1572), над ними. Такие различия в системе расположения монастырских построек обычно складывались в связи с разновременностью их возведения. Однако в Саввино-Сторожевском монастыре, также являвшемся укрепленной царской резиденцией, зодчий И.М. Шарутин в 1650—1654 гг. при одновременном возведении соответствующих зданий учел обе традиции. Красная башня крепостной ограды, служившая главным входом в обитель, поставлена перед Святыми воротами с надвратной церковью так, что между ними образован небольшой дворик, игравший оборонную роль и в то же время усиливающий выразительность пространственного восприятия этих своеобразных пропилей.

Надвратная церковь Преображения Кириллова-Белозерского монастыря. 1595 г.

Правда, обращаясь к рассмотрению архитектуры Псково-Печерского монастыря, мы неожиданно обнаруживаем, что он представляет своего рода исключение из вышеуказанной монастырской традиции. Над Святыми воротами его крепостных стен, размещенными в одной из башен — Никольской, расположена Никольская церковь (1564), которую нередко именовали храмом Николая Вратаря⁵⁸. Как же можно расценить появление надвратного храма в системе столь мощной крепости, прямо противоречащее ранее высказанному нами утверждению?

Это противоречие, однако, полностью снимается изучением конкретных приемов сочетания ворот с Никольским храмом⁵⁹. Воротный проезд здесь по обыкновению размещен в нижнем ярусе башни, выполненной в виде невысокого двухъярусного объема подковообразной формы. Внутри проезд не прямой, а изломом под прямым углом: наружный входной проем прорезает западную стену, а выходной — ее южную сторону, обращенную внутрь монастыря. Именно этой стороны к башне вплотную примыкает маленькая надвратная одноглавая церковь. Она настолько тесно объединена с башней, что составляет с ней единое целое сооружение. Об этом особенно наглядно свидетельствует нижний ярус церкви. Сводчатый проем в этом ярусе просто продолжает проезд башни к югу. В результате надвратный храм оказывается почти целиком спрятанным за те башни, оставляя свободным ее второй ярус и верхнюю площадку, используемые в военно-оборонительных целях. При помощи, такого остроумного приема неизвестный нам псковский зодчий вышел из трудного положения, оставшись верным монастырской традиции постановки церкви над Святыми воротами.

Внимательное изучение крепостного зодчества XVI в. показывает, что подобное решение не было уникальным, свойственным только данному ансамблю. Его мы находим также в кремле Казани, возведенном в основном в течение 1555— 1565 гг. по приказу царя Ивана Грозного. Две главные проездные башни этой мощной крепости — Спасская и Воскресенская — были построены с включением в их композицию надвратных церквей соответствующих наименований⁶⁰.

Воскресенская башня до наших дней не сохранилась, будучи разобранной еще в начале XIX в. (?). О ее облике дают самое общее представление различные письменные материалы и чертежи XVIII в.⁶¹. Спасская башня, несмотря на ряд позднейших перестроек, дошла до настоящего времени вместе с сильно искаженной церковью Спаса Нерукотворного⁶². Опираясь на эти данные, легко установить, что обе башни обладали одинаковой композицией в виде прямоугольного ярусного объема с арочным проездом внизу и боевой площадкой в завершении⁶³. С внутренней стороны кремля к башням примыкали маленькие одноглавые и бесстолпные храмики на подклетах, проезды которых являлись непосредственным продолжением ворот башен.

Таким образом, надвратные церкви Казанского кремля оказываются тождественными надвратной Никольской церкви Псково-Печерского монастыря. Более того, и их архитектура с трехчастным членением фасадов лопатками, многолопастными завершениями прясел и другими деталями является типичной для псковской школы зодчества XV—XVI вв. Такое сходство вполне закономерно, принимая во внимание, что Казанский кремль, как известно, также строили псковичи: видный зодчий середины XVI в., "церковный и городовой мастер" Постник Яковлев и артель псковских каменщиков во главе с Иваном Ширяем⁶⁴.

Гораздо труднее ответить на вопрос о том, как возникли эти своеобразные надвратные храмы. Есть ли это "изобретение" псковских зодчих середины XVI в. ответ на новые требования крепостного строительства, или за ним стоит какая-то устойчивая традиция? Последнее кажется нам более вероятным, принимая во внимание сооружение почти одновременно в двух достаточно далеких друг от друга местах — Казани и Псково-Печерском монастыре — аналогичных по характеру надвратных храмов. К тому же строителями их явно выступали не одни и те же псковские мастера.

Очевидно, в псковском зодчестве существовала сформировавшаяся ранее традиция располагать подобным образом надвратные храмы при строительстве проездных башен крепостных стен, не умаляя тем самым их оборонной мощи. Подобное решение выглядит вполне закономерно для зодчих Пскова, особенно искушенных в крепостном строительстве, учитывая местоположение и роль самого города как передового форпоста Русского государства на его западных границах. Правда, поиски в самом Пскове и его землях таких надвратных храмов у проездных башен крепостных стен оказались безрезультатными. Не обнаружены нами сведения о таких постройках и в псковских письменных источниках. Но в документальных материалах по Новгороду Великому, ближайшему к Пскову центру и его "старшему брату", имеются данные о существовании надвратных храмов как раз такого характера, которые, кроме того, подтверждаются древними изображениями этого города на иконах.

Опись Новгорода 1675 г. зафиксировала наличие надвратных храмов⁶⁵ у всех пяти проездных башен детинца — Пречистенской, Спасской, Покровской, Воскресенской и Владимирской. Текст описи характеризует эти сооружения совершенно одинаково: храмы примыкали к четырехгранным башням изнутри "города", поставленные над их воротным проездом. Так, например, о Владимирской башне говорится, что она "четырехугольная, с проезжими прямыми вороты, а в ней свод каменной, изнутри города приделана церковь великого князя Владимера, в проезжих воротех и с тем, что под церковью восмь сажен с четвертью, поперег меж стен 2 сажени без четверти, а с стенами 5 сажен с третью". О Воскресенской башне: "Башня Воскресенская с проезжими прямыми вороты, а в ней свод каменной, изнутри города приделана церковь Воскресения христово, в длину башня в проезде и с тем, что под церковью 7 сажен, поперег меж стен пол 2 сажени, а с стенами поперег тое башни 7 сажен с четвертью"⁶⁶.

Надвратная церковь Спаса со Спасской башней Казанского кремля. 1555-1565 гг.

Эти сведения описи наглядно подтверждаются изображениями Новгородского детинца на нескольких иконах. В их числе икона "Видение пономаря Тарасия" из Хутынского монастыря (Новгородский музей)⁶⁷, а также три иконы "Знамения", на которых представлено чудесное избавление Новгорода в 1170 г. от суздальской рати. Иконы эти по своему прежнему местоположению в новгородских храмах обычно именуются Флоролаврской (церковь Флора и Лавра на Легощей улице)⁶⁸, Знаменской (Знаменский собор)⁶⁹ и Михайловская (церковь Михаила Архангела)⁷⁰. На всех иконных изображениях надвратные храмы показаны у тех же самых проездных башен детинца, отмеченных описью⁷¹. Они представлены в виде маленьких одноглавых церковок, примыкающих изнутри детинца вплотную к стенам башен и поставленных над продолжением их воротных частей. Таким образом, эти постройки по общему характеру архитектуры оказываются аналогичными рассмотренным ранее псковским надвратным храмам.

Возникает вопрос, когда же появились в Новгородском детинце такие храмы, и предшествуют они псковским или, наоборот, появились после них? Иначе говоря, чья это была традиция — новгородская или псковская?

Уже сама датировка вышеуказанных икон заставляет относить изображенные на них храмы ко времени ранее ХVII в. Из трех икон "Знамения" самая древняя Флоролаврская датируется началом ХVII в. (две другие — рубежом XVII— XVIII вв. и даже началом ХVIII в.), а икону "Видение пономаря Тарасия" относят ко второй половине XVI — началу XVII в.⁷² Что же касается представленного на них детинца, то его строительство было осуществлено в последней четверти XV в.

Новгородский детинец, согласно летописным данным, был возведен в течение 1484—1499 гг.⁷³: "Поставленъ бысть градъ каменной въ Великомъ Новеграде. повелениемъ великаго князя Иианна Васильевича всея Росии, при архиепископе Генадии: на две части великаго князя денги, а треть владыка своими денгами"⁷⁴. Именно в это время и были сооружены все его вышеуказанные проездные башни с надвратными храмами⁷⁵. В XVI в. перестройки детинца были незначительны и не могут отождествляться с возведением надвратных храмов. Все внимание новгородцев в этом столетии было сосредоточено на Окольном городе — внешней линии укреплений Новгорода⁷⁶. Следовательно, интересующие нас новгородские надвратные храмы явно предшествовали псковским и служили для них прототипами.

Несмотря на великокняжеский заказ и финансирование большей части строительства из казны Ивана III, архитектура детинца не может считаться московской, как это иногда утверждается⁷⁷. Она явно сохраняла прежние новгородские традиции, о чем прямо свидетельствует летописное известие 1484 г., сообщающее о начале строительных работ: "начаша здати градъ каменъ детинецъ по старой основе"⁷⁸. Речь в нем идет в первую очередь о следовании общей конфигурации плана прежнего детинца. Археологическими раскопками действительно установлено, что при строительстве широко использовались в качестве "основы" фундаменты прежних каменных стен и башен и даже части их кладок⁷⁹. С другой стороны, в самой архитектуре детинца отчетливо проявились местные художественные вкусы, хорошо заметные в формах и пропорциях самих башен и в их декоре, включающем пояса дробного кирпичного орнамента на фасадах из рядов бегунца и поребрика, бровки над бойницами и вкладные каменные кресты в стенах⁸⁰.

В свете всего вышесказанного именно к новгородской традиции нужно относить и возникновение у проездных башен детинца надвратных храмов. Финансировавшая большую часть строительства Москва в то время вообще не применяла в своем военно-оборонительном зодчестве подобных церквей. Здесь же перед нами предстает кремль, у которого все без исключения воротные башни получили храмы, что само по себе является уникальным фактом. Само собой разумеется, что подобный замысел нельзя просто отнести к новгородскому зодчеству последней четверти XV в. С потерей независимости вечевой республики оно уже лишилось прочных самостоятельных основ, питаясь отраженным светом былых традиций и все больше попадая в прямую зависимость от Москвы.

Правомерность подобного вывода становится особенно убедительной, если вспомнить, что укрепления Окольного города Новгорода, сооруженные на протяжении XIV—XV вв. с проездными каменными башнями (ряд их строился в конце XV в., т.е. почти одновременно с детинцем)⁸¹, не имели вовсе надвратных храмов. С другой стороны, летописные свидетельства зафиксировали, как мы видели ранее, существование таких храмов в составе Новгородского детинца на самых ранних этапах его каменного строительства, еще в конце XII — начале XIV в.⁸². Характерно, что уже тогда эти храмы были возведены над всеми его воротами, которых в то время было даже шесть⁸³. Явно, что именно эта древняя традиция и обусловила "возрождение" в новом крепостном сооружении надвратных храмов.

Гораздо сложнее вопрос о том, когда надвратные храмы новгородского детинца приобрели свою специфику спрятанных за башни. П.Л. Гусев, посвятивший две статьи рассмотрению изображений детинца на иконах, считал, что такие храмы существуют здесь с древнейших времен — конца XII в.: первая надвратная церковь Ризоположения 1195 г., по его мнению, уже примыкала к каменной проездной башне изнутри кремля⁸⁴. Аналогичной точки зрения придерживались и другие исследователи. Наиболее аргументированно ее обосновал М.Х. Алешковский, который объяснял специфику новгородских надвратных храмов более поздним их сооружением по отношению к проездным башням и изначальным различием в их строительном материале⁸⁵. По его утверждению, эти храмы возникли "в то время, когда Детинец был деревянным", а поскольку их "стали строить в камне, то, естественно, пристраивали к деревянным башням"⁸⁶.

Подобная точка зрения кажется нам ошибочной, особенно исходя из неестественности предположения о пристройке каменного храма к деревянной башне. Кроме того, она не учитывает ни общей эволюции надвратных храмов древней Руси, ни саму летописную формулировку статьи о сооружении первой из известных нам таких новгородских церквей. Эта церковь была возведена, как известно, в системе дерево-земляных укреплений детинца, построенных еще в 1044–1116 гг.⁸⁷ Летописи достаточно точно сообщают, что каменный храм Ризоположения был сооружен в 1195 г. "на городьнихъ воротехъ"⁸⁸. Иначе говоря, он был поставлен над проездной башней детинца, ибо ворота "города", т.е. крепости, всегда имели в древней Руси форму башенного сооружения с арочным проездом внизу. Само собой разумеется, что эта главная воротная башня, стоявшая на берегу Волхова и позднее получившая название Пречистенской как раз по размещенному на ней храму, была не деревянной, а каменной, являясь основным въездом в Новгородский детинец.

Подтверждением именно такого понимания текста известия о возведении Ризоположенского храма служат более ранние летописные сведения о строительстве каменных надвратных церквей Киева, Владимира и Переяславля Южного⁸⁹. Все названные церкви сооружаются на главных городских воротах детинцев, которые, как мы видели ранее, представляют собой мощные каменные проездные башни. Более того, из летописных текстов явствует, что церкви эти были построены на воротах, возведенных несколько ранее. Об этом прямо говорит примененное всюду (в том числе и в Новгороде) выражение "заложи церковь на воротах", которое подразумевает создание храма на уже возведенной ранее башне, т. е. строительство всего сооружения как бы в два этапа. Наконец, необходимо указать, что в Киеве и Владимире укрепления города также состояли из земляных валов и деревянных стен на них, как и в Новгородском детинце. Во всех своих ранних сооружениях Новгород явно следовал общий традиции военно-оборонительного зодчества Руси XI—ХП вв.

В свете этой же традиции нужно рассматривать и следующий по времени сооружения надвратный храм Новгородского детинца — церковь Федора 1233 г.⁹⁰ Поставленная на воротах Неревского конца, она, видимо, также располагалась над соответствующей Федоровской каменной башней, которая служила проездом на существующий в этой части детинца владычный двор и к стоящему рядом Софийскому собору. Никаких данных к тому, чтобы считать эту церковь примыкающей изнутри к башне, к тому же деревянной, нет. Нелишне заметить, что аналогичная по значению церковь над каменной башней детинца с воротами, ведущими на епископский двор и внутрь ограды соборного (Успенского) храма, известна во Владимире. Это — церковь Иоакима и Анны 1196 г. также второй надвратный храм города на Клязьме⁹¹.

По-видимому, лишь в процессе дальнейшего строительства детинца Новгорода происходит формирование рассмотренной выше своеобразной объемно пространственной композиции надвратных храмов. В пользу этого говорит и резкое увеличение общего числа таких построек в комплексе детинца, не наблюдаемое ни в одном другом архитектурном ансамбле, тем более военно-оборонительного характера. В последующее время были сооружены еще четыре надвратные церкви, в результате чего все шесть проездных башен детинца оказались с такими храмами.

Это дальнейшее строительство детинца, связанное с его превращением в каменную крепость, происходило довольно долго, с конца ХIII в. до середины XV в. Оно распадается на два основных этапа, первый из которых охватывает конец ХIII — начало XIV в., а второй — конец XIV—первую треть XV в.⁹². На первом этапе возвели четыре надвратных храма — Воскресения (1296), Преображения (1297), Покрова (1305) и Владимира (1311)⁹³, очевидно, с соответствующими проездными башнями⁹⁴, а также стены вдоль Волхова, от Владимирской церкви до Борисоглебской (1331—1334)⁹⁵. На втором закончили сооружение каменных стен на всех остальных участках вокруг детинца (1400 г. по 1424—1430-е гг.)⁹⁶, а также перестроили почти все надвратные храмы. Летописи отмечают в это время возведение церквей Покрова (1389), Воскресения (1398), Ризоположения (1419?) и Преображения (1426)⁹⁷. О перестройке Владимирской: церкви в 1420-х годах нам известно по археологическим раскопкам⁹⁸.

Показательно, что на втором этапе не упоминается Федоровский храм. Очевидно, при перестройке его башню из проездной превратили в глухую, в связи с чем исчезла и сама надвратная церковь. Именно такой Федоровская башня была повторена при строительстве нового детинца в 1484—1499 гг., приобретя в плане круглую форму⁹⁹.

Однако окончательно решить, к какому из этих двух этапов можно отнести возникновение новгородских храмов, поставленных изнутри вплотную к стенам башен детинца, довольно трудно. Объективных данных для этого, по сути дела, нет. М.Х. Алешковский, считавший такие храмы появившимися уже в конце ХII—первой трети ХIII в. при Пречистенской (Ризоположенской) и Федоровской башнях, остальные церкви также относил к первому периоду¹⁰⁰. Он привлекал при этом данные произведенных им в 1957 г. археологических раскопок в детинце, возле двух сохранившихся воротных башен конца XV в. — Спасской и Владимирской. К сожалению, результаты этих раскопок так и остались неопубликованными, будучи лишь частично изложенными в одной из его работ¹⁰¹. В ней говорится о якобы найденных при зондаже кладках стен храма Преображения 1297 г. и примыкавшей к нему башни 1302 г. Но невозможно понять, как различаются между собой эти постройки при полной идентичности кладок (об этом прямо говорится в тексте) и особенно при местоположении храма на воротах, т. е. во втором ярусе. Тем более что нижний ярус храма представлял собой подклет с арочным проемом для проезда, продолжающим ворота башни. А между тем известно, что к таким башням нередко изнутри детинца примыкали самые различные пристройки, о чем свидетельствуют укрепления того же новгородского детинца.

Мы считаем более вероятным возникновение особого типа новгородских надвратных храмов во второй период, т. е. в конце XIV — первой трети XV в. Именно в этот период происходят кардинальные изменения в военно-оборонительном зодчестве древней Руси, связанные с развитием артиллерии. Все это, вероятно, и повлияло на сооружение новгородского детинца, в процессе достройки которого и были сооружены новые проездные башни. В них новгородские зодчие усилили оборонное значение не только новыми конструктивными приемами, но, по-видимому, и оригинальным размещением надвратных храмов внутри крепости, за "телом" самой башни, сохранив тем самым прежнюю традицию.

Теперь попытаемся ответить на вопрос о происхождении древнерусских надвратных храмов, принимая во внимание их уникальность. Как мы уже указывали, такие храмы не встречаются ни в архитектуре самой Византии, ни в архитектуре Балканских стран. Более того, они вообще неизвестны зодчеству всего остального восточно-христианского мира¹⁰². Да и в западноевропейской архитектуре эпохи Средневековья мы не находим ничего подобного.

Об уникальности надвратных храмов, пожалуй, лучше всего свидетельствуют высказывания иностранных путешественников XVI—XVII вв., которые подчеркивают их подлинно русский характер. Так, львовский купец Мартин Груневег, немец по происхождению, посетивший Киев в 1584 г., сообщает, что над Золотыми воротами, которые "в большей части разрушены... устроена часовня — по обычаю русичей, украшающих сверху свои ворота красивыми церквушками, отдавая богу в охрану"¹⁰³. Ему вторит побывавший в середине XVII в. на Руси Павел Алеппский, который неоднократно упоминает, что "русские и московиты над воротами своих монастырей" ставят маленькие церкви¹⁰⁴.

Ближайшими аналогами надвратных храмов древней Руси можно считать небольшие церковки и часовни восточно-христианских монастырей, которые размещались в крепостных башнях (пиргах) над их входными воротами. Такие церкви мы находим в некоторых монастырях Греции, как, например, Евангелистрия на острове Скиафосе (Скиатосе)¹⁰⁵, входящем в архипелаг Се Спорады. Наиболее широкое распространение они получают в святогорских монастырях на Афоне. Здесь в целом ряде обителей — Великая Лавра, Иверо Ватопед, Каракала и Костамониту — в башнях над входными воротами существовали маленькие церкви-капеллы или часовни, по-гречески именуемые "параклисами"¹⁰⁶.

Правда, необходимо сразу же отметить, что такие же церковки размещали и в других крепостных башнях, которые входили в ограду, но не были проездными. Так, например, в 1845 г. в Великой Лавре из девяти глухих башен шесть имели внутри храмы; в Хиландаре таких башен с храмами было две, Есфигмене, Ксенофе, Дохиаре и Зографе — по одной¹⁰⁷. Эти церковки, вне зависимости от характера архитектуры самих башен — глухих или проездных находились внутри их мощных объемов, занимая обычно самый верхний этаж ярус. Во внешнем облике самих башен — и это важно подчеркнуть — они никак не были выявлены, полностью скрытые в целях обороны за их могучими стенами, завершенными нередко машикулями с галереей и "короной" зубцов.

Подобный обычай размещения храмов или часовен внутри крепостных башен является характерным для монастырей Афона. Он прямо противоположен древнерусской традиции надвратных церквей, обязательно выявленных снаружи в виде храмовых зданий со всеми специфическими для них архитектурными формами. И наоборот, прямые параллели этот афонский обычай находит в донжонах западноевропейских замков и бургов, также часто имевших небольшую домовую капеллу в одном из своих этажей.

Нелишне здесь заметить, что наиболее древние башни-пирги афонских монастырей, относящиеся к XII—XIV вв., имели тождественный донжонам характер. Они служили при нападении врагов последним убежищем для монахов, а также местом хранения монастырской казны и наиболее ценных предметов. Да и по внешнему облику эти пирги выделялись среди остальных башен своей мощью, крупными размерами и высотой, доминируя в силуэте монастырского ансамбля. Наглядное представление об их архитектуре можно составить, обратившись к рассмотрению архитектуры монастырей Хиландара, Ватопеда Иверона и Ксиропотама. К числу таких пиргов нужно отнести и Хрельову башню (1335—1336) Рыльского монастыря в Болгарии с церковью Преображения верхнем шестом ярусе, возникшую явно под влиянием афонской традиции¹⁰⁸. Подобные башни встречаются и в некоторых монастырях Сербии (Ресава и др.)

Однако большинство таких церквей в башнях монастырей Афона и друг Балканских стран, в том числе и надвратных, относятся к сравнительно позднему времени. Они возникли гораздо позже строительства самих башен и датируют в основном XVI—XVII вв. Именно в это время в афонских монастырях наблюдается появление огромного числа параклисов — маленьких церковок, часовен и приделов, которых здесь насчитывалось около тысячи. Они существовали "изредка в виде особых церквей или русских часовен, стоящих на дворе монастырском, чаще же внутри келий, в пиргах, лечебницах, трапезах и пр."¹⁰⁹

Само собой разумеется, что все эти столь поздние параклисы не могли никак повлиять на возникновение древнерусских надвратных храмов. Даже учитывая, наиболее ранние примеры внутрибашенных церквей, так как сами пирги Афона восходят ко времени не ранее XII в.¹¹⁰. Да и смысл размещения таких параклисов в пиргах (впрочем, как и в остальных постройках) носил, как справедливо отмечает Н.П. Кондаков, чисто "служебный характер"¹¹¹.

Изображение новгородского детинца на Михайловской иконе “Знамение” конца XVІІ– начала XVІІІ в.

Причины их столь обильного появления получили исчерпывающее объяснение со стороны В.Г. Григоровича-Барского, путешественника, неоднократно посетившего Святую Гору в 1723—1747 гг. в качестве паломника. Устройство параклисов он приписывает многочисленным ктиторам, связывая его с возросшими богослужебными нуждами и "благословенными винами"¹¹².

Хрельова башня Рильского монастыря в Болгарии. 1335—1336 гг.

Хотя в древней Руси надвратные церкви всегда использовались в качестве храмовых зданий, т. е. по прямому своему назначению, возведение их отнюдь не было связано с простым увеличением мест службы. Да к тому же первые примеры сооружения таких церквей в середине—второй половине XI в., как мы знаем, относятся не к монастырям, а к крепостным стенам крупнейших городов — Киева и Переяслава Южного.

Правда, среди афонских монастырей имеется один, надвратный храм которого стоит несколько особняком среди всех остальных. Это — грузинская обитель Иверон с церковью Богоматери, являющейся, пожалуй, древнейшим из известных нам надвратных параклисов подобного характера. О ее создании повествует легендарное сказание, интересное для нас во многих отношениях¹¹³. Оно связано с монастырской святыней — явленой иконой Богоматери Иверской, которая якобы приплыла по морю из Никеи и была поставлена монахами в храме обители. Однако на следующий день икону обнаружили уже на воротах монастыря. Несколько раз ее пытались возвратить снова в храм, но она опять возвращалась на прежнее место. Затем Богоматерь явилась во сне одному из старцев обители и сказала, что она прибыла сюда не для того, чтобы ее охраняли, а чтобы самой оберегать монахов и их монастырь. После этого икону оставили на воротах, соорудив затем для нее надвратный храм во имя Богоматери Портаитиссы, т. е. Вратарницы¹¹⁴.

Согласно сказанию, это событие произошло где-то на рубеже X—XI вв., что для нас представляет особый интерес, так как оказывается предшествующим первым древнерусским надвратным храмам. Кроме того, основным символико-смысловым значением иконы, а вместе с ней и сооруженной для нее церкви являлась защита обители и обеспечение ей божественного покровительства. Наконец, показательно, что именно в связи с этим храмом Павел Алеппский как раз и говорит об обычае русских воздвигать церкви на воротах своих монастырей¹¹⁵. Поэтому есть основания предполагать, что данный факт мог повлиять на возведение церкви Благовещения на Золотых воротах Киева. Тем более что на Афоне в начале XI в. побывал Антоний, основатель Киево-Печерского монастыря, видный церковный деятель той эпохи¹¹⁶.

К сожалению, мы точно не знаем, какова же была архитектура этой надвратной церкви Иверского монастыря, до наших дней не сохранившейся. Иначе говоря, представляла ли она самостоятельное храмовое здание, водруженное на ворота, или находилась внутри башни с воротным проездом внизу. А от этого зависит, в основе какой из традиций его необходимо рассматривать — собственно афонской или древнерусской.

Так, согласно Павлу Алеппскому, монахи "воздвигли для образа над воротами монастыря прекрасную церковь по имени Параклис, точно таким образом, как и мы выше упоминали и русские и москвитяне строят церкви на воротах своих монастырей"¹¹⁷. Однако по другим сведениям небольшая церквушка была устроена "в крепкой башне над лаврскими воротами"¹¹⁸. Грамота из Иверского монастыря 1667 г., присланная к Алексею Михайловичу с просьбой о помощи в денежных средствах, несколько иначе трактует это же мнение: "Подле ворот нашего монастыря находится превысокая башня, вверху которой сооружена церковь Введения Пресвятой Девы во храм, а внизу башни построена церковь Пресвятой Богородицы Портаитиссы, где поставлена чудотворная икона ее"¹¹⁹. Вскоре эту ветхую башню разобрали, возведя в 1680 г. возле ворот небольшой храм, где и стоит икона¹²⁰.

Во всех этих достаточно противоречивых сведениях разобраться довольно трудно. Вероятнее всего, храм все-таки был размещен внутри самой входной башни, имеющей внизу ворота. В противном случае трудно предполагать дальнейшее развитие на Афоне именно такой традиции или, с другой стороны, единичность данного примера, не находящего никакого продолжения на местной почве.

Для решения вопроса о происхождении этих храмов необходимо обратиться к наиболее ранним по времени возникновения памятникам, которые, по сути дела, и определили их дальнейшее существование. Таковыми являются церкви Благовещения на Золотых воротах Киева (ок. 1037 г.) и Федора на городских воротах Переяславля Южного (1089—1090).

Особенно важен первый из этих храмов, относящийся к блестящей эпохе монументального строительства в Киеве, которое было осуществлено Ярославом Мудрым во второй трети XI в. Это строительство, в результате которого был сооружен большой новый город с рядом великолепных храмов, включая огромный Софийский собор в центре, во многом подражало Константинополю, как столице всего восточно-христианского мира. Такое стремление поставить Киев, стольный град молодого древнерусского государства, вровень с прославленным Царьградом хорошо заметно даже в наименованиях основных построек Ярослава, повторяющих константинопольские, — Софийского собора, монастырей Ирины и Георгия с храмами и Золотых ворот городских укреплений. Показательны в связи с этим слова немецкого хрониста второй половины XI в. Адама Бременского, который называл Киев того времени "соревнователем Константинополя" и "славнейшим украшением Востока".

Однако Золотые ворота Киева имели мало общего со своим константинопольским прототипом, относящимся к V в. Последний представлял собой трехпролетную арку триумфального типа, фланкированную по сторонам сильно выдвинутыми вперед башенными объемами крепостного характера. Никакого храма над воротами не было; по образцу римских триумфальных арок их венчали статуи, усиливавшие общую парадность архитектуры¹²¹. Очевидно, при строительстве Золотых ворот Киева образцом служили не конкретные формы константинопольского памятника, а его общая идея главного парадного входа в город¹²². Причины возникновения древнерусских надвратных храмов необходимо искать в конкретной исторической ситуации, связанной с первой из таких построек. Исходя из всего вышесказанного, не возникает никаких сомнений в том, что постановка церкви Благовещения на Золотых воротах — главной крепостной проездной башне Киева — преследовала вполне определенные цели идейно-символического характера.

Об одной из этих целей — "божественной защите" ворот, а вместе с ними и всего города — мы уже отчасти говорили. Приведенные выше слова Мартина Груневега как нельзя лучше раскрывают смысл сооружения на Руси храмов над воротами, которые как бы тем самым отдаются "богу в охрану". Надвратная церковь выступала своего рода "оберегом", охранительницей входа в крепость или монастырь, защищая своим присутствием их от самых различных бедствий и нападения врагов.

Подобное обращение к помощи божества для защиты воротных сооружений типично для самых различных эпох и народов, начиная с древнейших времен. Именно ворота, являвшиеся обычно связующим звеном между "внутренним пространством" определенного социума и "внешним", во многом враждебном ему, нуждались в особой охране высших сил, божества. Отсюда и появление всевозможных изображений богов на воротах, выполненных скульптурными или живописными средствами. В качестве примера, назовем хотя бы монументальные "Ворота Иштар" в одной из стен древнего Вавилона (VI в. до н. э.), имевшие рельефные полихромные изображения различных полуфантастических обожествленных животных из глазурованного кирпича.

В Византии для божественного оберегания крепостных ворот использовали иконы. Начало этого обычая восходит к V—VI вв. и связано с одним из древнейших иконных образов "Спас Нерукотворный", происходящим из Эдессы. Поставленная над городскими воротами, эта икона, согласно легенде, спасла Эдессу от осаждавших ее персов в 544 г.. Торжественно перенесенная в середине X в. в Константинополь, она была встречена императором и ликующим народом, обнесена вокруг крепостных стен города и через Золотые ворота доставлена в Большой дворец, проделав тем самым триумфальный путь полководцев, возвращающихся с победой. С этих пор икона превращается в самую ценную реликвию Константинополя и всей империи, в ее подлинный палладий. А многочисленные списки со "Спаса Нерукотворного" широко распространяются по всей Византии, в конце концов, попадая также и на Русь. Они нередко используются в качестве именно такого охранительного изображения, размещенные над городскими или монастырскими воротами¹²³.

В дальнейшем такие же охранительные функции становятся характерными и для других иконных изображений. В этом смысле показательно рассмотренное нами сказание о надвратной иконе Иверской Богоматери, также ставшей стражем монастыря. Правда, на Руси такие иконы над воротами крепостных стен становятся широко известными сравнительно поздно — только начиная с XV в. Но это не значит, что они не имели места и в домонгольскую эпоху. И один такой факт зафиксирован в летописях под 1151 г. и связан как раз с Золотыми воротами, которые украшал образ Богородицы¹²⁴. А возведение над воротами дополнительно надвратного храма не только усиливало божественную защиту, но и служило одновременно символом высшего покровительства города.

Идея постановки храма на главные ворота Киева могла исходить от самого великого князя Ярослава Мудрого, стремившегося не только украсить свою столицу великолепными храмами, но и создать достойный ее триумфальный вход, своего рода торжественные пропилеи. И если для украшения Золотых ворот Константинополя V в. оказалась еще вполне уместной античная скульптура, то для их киевского "подобия" пришлось обратиться к чисто архитектурным формам нового христианского культового здания — церкви.

Для понимания смысла столь оригинального факта первой постановки храма на главные ворота укреплений Киева необходимо обратиться к одному из известнейших литературных произведений той эпохи — "Слову о законе и благодати" Иллариона. Автор его, священник придворной церкви Спаса на Берестове, ставший затем (1051 г.) первым киевским митрополитом из русских, был одним из просвещеннейших и передовых мыслителей времени Ярослава Мудрого. Есть даже предположение, что "Слово" было впервые произнесено им в Софийском соборе, в присутствии Ярослава с семьей, причем именно в честь завершения строительства киевских оборонительных сооружений в 1049 г.¹²⁵. В связи с этим оно приобретает для нашей темы особый интерес.

Действительно, прославление Русской земли, принявшей христианство, а также ее "крестителя" князя Владимира и продолжателя его дела князя Ярослава составляет одну из основных тем "Слова о законе и благодати"¹²⁶. Панегириком Ярославу звучит последняя часть этого произведения, в которой особо подчеркиваются его деяния по сооружению Киева, превратившегося в великолепный христианский город. Великий князь "домъ божий великыи его премудрости съезда на святость и освящение граду... юже съ всякою красотою украси златомъ и сребромъ и камениемъ драгыимъ, и съсуды честными, яже церкви дивна и славна всемъ округниимъ странамъ, яко же ина не обрящется въ всемъ полунощи земнеемъ, отъ въестока до запада; и славный градъ твои Кыевъ величистовомъ, яко венцемъ обложилъ, предалъ люди твоа и градъ святей всеславнии, скорей на помощь христианом, святей Богородици, ей же и церковь на великыих вратехъ съезда въ имя первааго господьскаго праздника святааго Благовещениа..."¹²⁷.

Именно создание храмов "на святость и освящение граду" во многом определяло и значение церкви Благовещения на Золотых воротах, с созданием которой Киев и его укрепления передавались под покровительство и защиту Богородицы. Само упоминание в "Слове" о сооружении именно этой надвратной церкви наряду с Софийским собором показывает, сколь большое значение ей придавалось. В создании нового образа Киева, града "величеством сияющего", важная роль принадлежала Благовещенской надвратной церкви, как об этом прямо свидетельствует "Слово"¹²⁸.

В этих условиях размещение храма на главных воротах города приобретало особый смысл наглядной политической демонстрации святости Киева, божественного покровительства со стороны Богородицы и через нее и Христа. В аспекте символического истолкования посвящения этого храма Благовещению он выступает как благая весть, принесенная архангелом Гавриилом Богородице. Сама же созданная церковь является также своего рода благой вестью Киеву. В "Слове" прямо проводится эта параллель: как архангел возвестил Богородице "Радуйся, обрадованная, господь с тобою", точно так же он как бы обращается к Киеву со словами "Радуйся, благоверный град, господь с тобою"¹²⁹.

Подобное оригинальное решение о водружении храма на Золотые ворота могло быть подсказано ее ктитору — великому князю Ярославу Мудрому как раз самим Илларионом, являвшимся одним из идеологов той эпохи. Такое предположение основывается на той большой роли, которая отведена в "Слове" именно этой церкви, а также вновь возведенным укреплениям¹³⁰. Безусловно, что возводившие Золотые ворота зодчие и мастера, среди которых главными были греки, не могли опираться на собственные традиции и "образцы". Любопытно, что храм был сооружен не сразу вслед за постройкой ворот, а несколько позже. Очевидно, и мысль о его строительстве возникла не одновременно с самими Золотыми воротами, а уже после их возведения и была связана с усилением символико-градостроительного значения этого храма.

Нельзя не отметить, что именно в "Слове" получили наиболее яркое воплощение политические идеи Ярослава¹³¹. Поэтому возникновение надвратной церкви Благовещения над Золотыми воротами тесно связано с общими идейно-политическими задачами эпохи. Что же касается появления подобной идеи, то Илларион, будучи постриженником основателя Киево-Печерского монастыря Антония, мог почерпнуть ее в беседах с ним об Афоне и монастырях Святой Горы. Точнее говоря, об Ивероне, его чудотворной иконе Богоматери Портаитиссе и созданной в честь ее надвратной часовне. Однако эта идея в новых условиях Руси получила совершенно другую трактовку с выявлением храмового здания, вернее, его "вознесением" на воротную башню, а не заключением внутрь ее "тела", как это свойственно всем обителям Афона.

¹ Мы не приводим здесь перечня таких работ, так как большинство их будет указано ниже, в соответствующих разделах статьи, посвященных рассмотрению отдельных памятников.

² "В лето 6545. Заложи Ярославъ городъ великый, у него же града суть Златая врата... и посемъ церковь на Золотыхъ воротехъ святыя Богородица благовещенье" (Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 102).

³ "В лето 6597... заложи церковь на воротехъ городныхъ во имя святаго мученика Феодора... И град бе заложилъ камень, от церкве святаго мученика Феодора" (Там же. С. 137).

⁴ Синопсис, или Краткое собрание от разных летописцев. Киев, 1680. Изд. 3. С. 100.

⁵ "В лето 6672. Священа бысть церквы на Золотых воротехъ Володимери" (ПСРЛ. Т. I. С. 351; см. также: Т. VII. С. 77).

⁶ "Того же лета (6702. — В.В.) заложи благоверний князь Всеволодъ Юргевич детинець, в граде Володимери месяца июня въ 4 день".В лето 6704 "заложи блаженый епископъ Иоан на воротех святое Богородицы церковь камену во имя Акыму и Анны месяца мая въ 1 день" (ПСРЛ. Т. I. С. 411, 412; см. также: Т. X. С. 23, 29, 30).

⁷ Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.; Л., 1950. С. 32, 34, 36, 37, 41-42, 50, 72.

⁸ Там же. С. 92, 93, 328.

⁹ Голубинский Е.Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра // ЧОИДР. М., 1909. Кн. 3. С. 103, 218—219; см. также: Трофимов И.В. Памятники архитектуры Троице-Сергиевой лавры. М., 1961. С. 224—225, прим. 18.

¹⁰ Деревянный Можайский кремль с каменными Никольскими воротами и церковью Вознесения над ними часто датируют XVI в. (см.: Сергеева-Козина Т.Н. Можайский кремль 1624—1626 гг. // МИА СССР. М., 1952. № 31. С. 352—354, 363—364; Памятники архитектуры Московской области. М., 1975. Т. 2. С. 8). Однако имеются серьезные основания датировать памятник более ранним временем.

¹¹ "А князь же великий Борись Александровичь... храмъ оустрои самому царю Христоу на вратехъ богомъ спасенаго града Тфери и нарекова же имя храмоу тому еже Входъ въ Иерусалимь". (Лихачев Н.П. Инока Фомы слово похвальное о благоверном великом князе Борисе Александровиче. СПб., 1908. С. 21—22).

¹² Новгородская первая летопись... С. 388, 393; Новгородские летописи. СПб., 1879. С. 248, 268.

¹³ Новгородская первая летопись... С. 418—419; Новгородские летописи. С. 257,261,270.

¹⁴ Краткий летописец Свято-Троице Сергиевы Лавры // Горский А.В. Историческое описание Свято-Троицкие Сергиевы лавры. М., 1890. Ч. 2. С. 177.

¹⁵ Шеляпина Н.С. Археологическое изучение памятников архитектуры начала XVI в. в Саввино-Сторожевском монастыре // Средневековая Русь. М., 1976. С. 303—309; см. также: Памятники архитектуры Московской области. М., 1975. Т. 1. С. 181.

¹⁶ Воронин Н.Н. Владимир: Боголюбове: Суздаль: Юрьев Польской. М., 1983. Изд. 5. С. 200; см. также: Вагнер Г.К. Суздаль. М., 1969. С. 14.

¹⁷ Юргенсон П.Б. Церковь Рождества Богородицы на Воэьмище // Материалы по истории русского искусства. М., 1928. Вып. 1. С. 14; Гиршберг В.Б. Надпись мастера Повилики // СА. 1959. № 2. С. 248—249.

¹⁸ Кочетков И.Л. Лелекова О.В., Подьяпольский С.С. Кирилло-Белозерский монастырь. Л., 1979. С. 35—36.

¹⁹ Брюсова В.Г. Ипатьевский монастырь. Ярославль, 1968. С. 19.

²⁰Савваитов П.И. Описание вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря. Вологда. 1914 Изд. 4 С. 29.

²¹ Токмаков И.Ф. Историческое и археологическое описание московского ставропигиального и первоклассного Симонова монастыря. М., 1896. С. 23.

²² Досифей. Летописец Соловецкий. М., 1847. Изд., 4. С. 48—49; Максимов П., Свирский И. Новые материалы по древним зданиям Соловецкого монастыря // АН. М., 1958. Сб. 10. С. 122.

²³ Рождественский В А. Историческое описание Серпуховского Владычного общежительного девичьего монастыря. М., 1866. С 23, 127; Раппопорт П.А. Русское шатровое зодчество конца XVI в. // МИА СССР. М.; Л., 1949. № 12. С. 263—268.

²⁴Дионисий. Краткая летопись Можайского Лужецкого второклассного монастыря с 1408 года по 1892 год. М., 1892. С. 26; см. также: Памятники архитектуры Московской области. Т. 2. С. 13.

²⁵Здесь были построены церковь Покрова (1687) над южными воротами и церковь Преображения (1688) над северными. См.: Антушев Н. Историческое описание Московского Новодевичьего монастыря. М., 1885. С 67,70; Машков И.П. Архитектура Новодевичьего монастыря в Москве. М., 1949. С. 60, 78.

²⁶Здесь были построены церковь Сретения (1680) над северными воротами и церковь Сергия (ок. 1680 г.) над южными. См.: Мельник А.Г. Новые данные по истории ансамбля Ростовского Борисоглебского монастыря // Исследования памятников архитектуры Ростова Великого. Ростов, 1992. С. 76-104.

²⁷Титов А.А. Кремль Ростова Великого. М., 1905. С. 26 и сл.; Эдинг Б. Ростов Великий, Углич. М., [б.г.]. С. 78, 89—90.

²⁸Суворов Н.И. Вологодский архиерейский дом. Вологда, 1898. С. 16.

²⁹Томь же лете (6701. — В.В.) сърубиша церковь… святого Иоанна Милостиваго на воротехъ о Въескресения" (Новгородская первая летопись. С. 41).

³⁰"Храмъ брусяной чюдотворца Димитрия Селунскаго былъ преже разорения въ Троицком монастыре... на воротехъ" (Голубинский Е.Е. Указ. соч. С. 103).

³¹ Каргер М.К. Древний Киев. М.; Л., 1961. Т. 2. С 370—374; Уманцев Ф. ТроΪцка надбрамна церква КиΪво-ПечерськоΪ лаври. КиΪв, 1970; Раппопорт П.А. Русская архитектура X—XIII вв.; Каталог памятников. Л., 1982. № 34. С. 25—26; Асеев Ю.С. Архитектура древнего Киева. Киев, 1982. С. 85—87, 93.

³² Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII—XV вв. М., 1961. Т. 1. С. 128—148; Столетов А.В. О реконструкции памятников владимиро-суздальского белокаменного зодчества // Памятники истории и культуры. Ярославль, 1976. Вып. 1. С 83—84; Раппопорт П.А. Русская архитектура X—XIII вв. №81. С. 56.

³³Из обширного списка работ, посвященных этому памятнику, укажем лишь на две наиболее крупные последние, где также содержится обширная библиография. См.: Раппопорт П.А. Русская архитектура X—ХIII вв. № 17. С 15—16; Высоцкий С.А. Золотые ворота в Киеве. Киев, 1982.

³⁴ Каргер М.К. Памятники древнерусского зодчества в Переяславе-Хмельницком // Зодчество Украины. Киев, 1954. С. 272—273; Асеев Ю.С., КозΪн О.К., СΪкорскиΪ М.İ. Юра Р.О. Дослİдження кам'яноΪ споруди XI ст. в Переяслав-Хмелышцькому дитинцİ // Вİсник АкадемІİ будİвництва İ архİтектури УРСР. 1962. № 4. С. 57-61; Асеев Ю.С. Золотİ ворота Киева та Епİскопськİ ворота Переяслава // Вİсник Киİвського Унİверситету. Сер. İсторİΪ та права. 1967. № 8. Вип. 1. С. 45—54; Раппопорт П.А.. Русская архитектура X—ХIII вв. № 45. С. 33.

³⁵ Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 446—457; Раппопорт П.А. Русская архитектура X—XIII вв. № 75. С. 52—53.

³⁶ См.: Уманцев Ф. Указ. соч.

³⁷ См.: Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 141—148.

³⁸ См.: Высоцкий С.А. Указ. соч. С. 70—126. Проведенная недавно арх. А. Лопушинской полная "реставрация" памятника, крайне неудачная и принципиально неверная по методике, превратила его в простой макет. См. об этом: Косточкин В.. Кирпичников А.. Раппопорт П.. Тиц А. Золотые ворота в Киеве: "Воссоздан" ли первоначальный облик? // Архитектура СССР. 1985. № 3. С. 105—107.

³⁹ Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 455.

⁴⁰ Асеев Ю.С.. Козİн О.К., Сİкорскиİ М.İ.. Юра Р.О. Указ. соч. С. 57—60; Раппопорт П.А. Русская архитектура X—XIII вв. С. 131. Табл. 15. Рис. 45.

⁴¹ Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 449. Рис. 213. С. 454. Рис. 219.

⁴² Акварели выполнены для владимирского "Губернского атласа" 1801 г. Ныне хранятся в РГВИА, ф. ВУА. Д. 18632. Табл. 2 и 4, а их копии имеются во Владимирском музее. См. об этом: Труды Владимирской ученой архивной комиссии. Владимир, 1906. Т. VIII. Отчет. С. 12; Воронин Н.Н. Указ.  соч. Т. 1. С. 447. Рис. 212. С. 455,553.

⁴³ Асеев Ю.С.. Богусевич В.А. Военно-обороннİ стİни XII вİку в .Киево-ПечерськоΪ лаврİ: (АрхІтектурно-археологİчнİ дослİдження 1951 р.) // Вİсник АкадемІİ архİтектури УРСР. КиΪв, 1951. № 4. С. 43; Килессо С.К. Киево-Печерская лавра: Памятники архитектуры и искусства. М., 1975. С. 39 и сл.

⁴⁴ Каргер М.К. Указ. соч. Т. 2. С 370; Раппопорт П.А. Очерки по истории русского военного зодчества X—XIII вв. // МИА СССР. 1956. № 52. С. 126.

⁴⁵ "Монастырь огородиша столпеемъ"// Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911. С. 13; см. также: Каргер М.К. Указ. соч. Т. 2. С. 373.

⁴⁶ Датируется временем игуменства Василия (1182—1197) согласно посланию ему от Кирилла Туровского: "Ты создал стены каменьны около всего Печарськаго монастыря на тверде основе высокы и красьны" (Прибавления к изданию Творения святых отцов. М., 1851. Ч. 10. С. 348; см. также: Каргер М.К. Указ. соч. Т. 2. С. 373; Раппопорт П.А. Русская архитектура X—XIII вв. С. 26.

⁴⁷ Асеев Ю.С., Богусевич В.А. Указ. соч. С. 40-43; Богусевич В.А. К вопросу о крепостных стенах XII в. Киево-Печерского монастыря / /КСИА. Киев, 1959. Вып. 9. С. 108—112.

⁴⁸ Впервые эта точка зрения высказана в начале XX в. См.: Муравьев М.В. Выступление на XV археологическом съезде по докладу Т.Н. Арне // Труды XV археологического съезда. СПб., 1909. Т. 1. С. 115.

⁴⁹ Каргер М.К. Археологические исследования РСФСР 1934—1936 гг. М.; Л., 1941. С. 22—24; Монгайт А.Л.. Оборонительные сооружения Новгорода Великого // МИА СССР. М., 1952. № 31. С. 30—32- Раппопорт П.А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X—XV вв. // МИА СССР. М.; Л., 1961. № 105. С. 202—203.

⁵⁰ ПСРЛ. Т. V. С 241.

⁵¹ ПСРЛ. Т. VI. С. 211. Подробнее об этом см.: Монгайт АЛ. Указ. соч. С. 30—32.

⁵² Косточкин В.В. Русское оборонное зодчество конца XIII—начала XVI века. М., 1962. С 123— 184.

⁵³ Виллинбахов В.Б.. Кирпичников А.Н. К вопросу о появлении огнестрельного оружия на Руси // Сборник исследований и материалов Артиллерийского исторического музея. Л., 1958. Вып. 3. С. 258.

⁵⁴ Согласно летописям, горожане-москвичи "пущаху" на осаждавших кремль татар "стрелы, и камение метаху, и самострелы, и тюфяки... стреляюще и камением шибающе, и самострелы напрягающе, и пороки, и тюфяки; есть же неции и самые тыа пущаху на них" (ПСРЛ. Т. XI. С. 74, 75; см. также: т. XXIII. С. 128; т. XXV. С. 208).

⁵⁵ Энгельс Ф. Артиллерия // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 14. С. 201.

⁵⁶ Подробнее об этом см.: Косточкин В.В. Указ. соч. С. 123—184.

⁵⁷ Показательно, что при строительстве в 1540—1550 гг. крепостных стен монастыря Святые ворота с Церковью Сергия не были включены в систему новой ограды, а перед ними для защиты сооружена особая — Красная башня.

⁵⁸ ПСРЛ. Т. IV. С. 303; Первоклассный Псково-Печерский монастырь. Остров. 1893. С. 93; Малков Ю.Г. Новые материалы к истории архитектурного ансамбля Псково-Печерского монастыря // Реставрация и исследования памятников культуры. М., 1982. Вып. 2. С. 73—75, 81.

⁵⁹ Обмерные чертежи башни и церкви см.: Рабинович Г. Архитектурный ансамбль Псково-Печерского монастыря // АН. М., 1956. Сб. 6. С. 70—79.

⁶⁰ Григорьев А. Казанский кремль. Казань, 1969; Фехнер М.. Великие Булгары: Казань; Свияжск. М., 1978. С. 55—77. Правда, существует мнение, что и остальные проездные башни кремля — Преображенская, Никольская и Дмитриевская — имели надвратные храмы (см.: Дульский П.М. Памятники казанской старины. Казань. 1914. С. 58—59). Однако этому противоречит описание города 1566—1568 гг., прямо указывающее, что эти храмы были деревянными и стояли не на башнях, а возле них, рядом (см.: Невоструев К.И. Список с писцовых книг по г. Казани с уездом. Казань, 1877. С. 19—20, 21, 23).

⁶¹ См.: Список с писцовых книг по г. Казани с уездом.(1566 — 1568). Казань, 1877. С. 19—20; Богословский М. Инженерно-исторический очерк осады Казани 7060—7061 гг. (1552). СПб., 1898. Фиг. 10, 13 и 14 и экспликация к чертежу 1771 г. под литерами "В" и "Е".

⁶² Суслов В.В. Памятники древнего русского зодчества. СПб., 1901. Вып. VII. Л. 13; Калинин Н.Ф. Спасская башня Казанского кремля. Казань, 1926.

⁶³ Верхние восьмерки Спасской башни и шатер принадлежат XVII в.

⁶⁴ Дополнения к Актам историческим. СПб., 1846. Т. 1. С. 136.

⁶⁵ Опись Новгорода 20 сентября 1675 г. // РГАДА. Разрядный приказ, дела десятин. Д. 280. Л. 21—78. Опубликована: Монгайт А.Л.. Оборонительные сооружения Новгорода Великого. С. 113— 131.

⁶⁶ Там же. С. 116, 118.

⁶⁷ Публикацию ее см.: Гусев Н.Л.. Новгород XVI в. по изображению на хутынской иконе "Видение пономаря Тарасия" // Вестник археологии и истории. СПб., 1900. Вып. XIII. С. 21—57.

⁶⁸ Публикацию ее см.: Гусев П.Л. Указ. соч. С. 16; Шквариков В.А. Градостроительство. М., 1945. С. 116. Рис. 115; Бунин А.В., Саваренская Т.Ф. История градостроительного искусства. М., 1979. Т. 1. Рис. на с. 227.

⁶⁹ Из собора поступила в Новгородский исторический музей, откуда рама с изображением города во время фашистской оккупации похищена, и ее нынешнее местонахождение неизвестно. Публикацию ее см.: Горностаев И.И. План Новгорода на иконе Знамения божией матери в новгородском Знаменском соборе // Известия Археологического общества. СПб., 1860. Т. V. С. 145—150; Монгайт АЛ. Указ. соч. С. 36-37. Рис. 9.

⁷⁰ Ныне в Новгородском музее. Публикацию ее см.: Гусев П.Л. Новгородский детинец по изображению на иконе Михайловской церкви // Вестник археологии и истории. СПб., 1914. Вып. ХХII. С. 46—82.

⁷¹ По сравнению с описью 1675 г. отсутствует лишь изображение надвратного храма у Владимирской башни, которая всюду представлена с фасада, в связи с чем храм просто не виден.

⁷² Монгайт А.Л. Указ. соч. С 35—38,61.

⁷³ ПСРЛ. Т. VI. С. 36; Т. XXX. С. 152, 153; Новгородские летописи. СПб., 1879. С. 59—61. Точная летописная дата окончания строительства детинца установлена В.Л. Яниным. См.: Янин В.Л. О продолжительности строительства Новгородского кремля конца XV в. // СА. 1978. № 1. С. 259—260.

⁷⁴ ПСРЛ. Т. III. С. 244; Т. IV. С. 160; Т. VI. С. 36.

⁷⁵ См. реконструкцию детинца 1484—1499 гг., выполненную А.В. Воробьевым (Воробьев А.В. Воеводский двор в Новгороде // А.Н. М., 1960. Сб. 14. Вклейка между с. 98 и 99). Ныне из этих проездных башен детинца сохранились только две — Спасская и Владимирская, но их надвратные храмы утрачены.

⁷⁶ Монгайт А.Л. Указ. соч. С. 33—35.

⁷⁷ Там же. С. 58.

⁷⁸ ПСРЛ. Т. VI. С. 36.

⁷⁹ Монгайт А.Л. Указ. соч. С 58; Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. (по материалам новых исследований) // АН. М., 1962. Сб. 14. С. 23-—24.

⁸⁰ Об этом лучше всего судить по архитектуре сохранившихся башен: проездных — Спасской и Владимирской и глухих — Княжой, Дворцовой, Митрополичей и Федоровской. См. также:Алешковский М.Х. Указ. соч. С. 24; Алешковский М.Х., Воробьев А.В. Новгородский Кремль. Л., 1972. С. 15—16, 20—21 и сл.

⁸¹ Монгайт А.Л. Указ. соч. С. 14—35.

⁸² См. об этом выше, на с. 00.

⁸³ В то время проездной была и Федоровская башня, также имевшая надвратный храм (1233).

⁸⁴ Гусев П.Л. Новгородский детинец по изображению на иконе Михайловской церкви. С. 51.

⁸⁵ Алешковский М.Х.. Воробьев А.В. Новгородский Кремль. С. 22. Необходимо при этом указать, что авторы считали надвратные храмы обязательными для всех древнерусских кремлей, что не соответствует действительному положению вещей.

⁸⁶ Алешковский М.Х. Архитектура и градостроительство Новгорода и Пскова как источник для изучения их социальной истории // Реставрация и исследования памятников культуры. М., 1975. Вып. 1. С. 27; см. также: Алешковский М.Х. Каменные стражи. Л., 1971. С. 88—89.

⁸⁷ Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. С. 4—20.

⁸⁸ Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 41—42; ПСРЛ. Т. III. С. 22.

⁸⁹ См. прим. 1—3 и 5—6.

⁹⁰ "Въ то же лето (6741. — В.В.) заложена бысть церкы на воротехъ от Неревьскаго конця святыи Феодоръ" (Новгородская первая летопись... С. 72; см. также: С. 282; ПСРЛ. Т. III. С. 49).

⁹¹ Подробнее об этом см: Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 446—457.

⁹² См. об этом: Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. С. 19 и сл.

⁹³ "В лето 6804. Постави архиепископъ новгородчкыи Климентъ церковь камену святого Въскресениа на воротех". "В лето 6805... игуменъ Кирилъ святого Георгиа постави церковь камену святого Преображениа на воротех от Людина конца". "В лето 6813. Постави Семенъ Климович церковь камену на воротехъ от Прусьскои улици". "Того же лета (6819. — В.В.) архиепископъ Давыдъ постави церковь камену на воротехъ от Неревьского конца святого Володимира" (Новгородская первая летопись... С. 328, 92,93).

⁹⁴ Летописи ничего не говорят о сооружении проездных башен, однако упоминание ворот при сообщении о строительстве храмов явно предполагает их предшествующее возведение.

⁹⁵ Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. С. 19—21.

⁹⁶ Там же. С. 21—24.

⁹⁷ "Того же лета (6897. — В.В.) Григории посадникь Якунович постави церковь камену Покровъ святыя богородица на воротех". "В лето 6906... Постави архиепископъ новгородскыи владыка Иоанн церковь камену святое Въскресение на воротехъ и свяща ю самъ, с попы и с клиросом святей Софеи". "В лето 6934. Совершиша церковь святаго Спаса на воротехъ градскихъ, в Каменномъ дентинце граде" (Новгородская первая летопись... С. 383, 393; Новгородская летопись. СПб., 1879. С. 268).

⁹⁸ Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. С. 19,24.

⁹⁹ В списке новгородских храмов, составленном вскоре после завершения строительства нового детинца, перечислены следующие надвратные церкви: Владимира, Воскресения, Покрова, Ризоположения и Спаса Преображения. См.: Никольский А. Описание семи новгородских соборов по списку XVI в. С.-Петербургской библиотеки Св. Синода // Вестник археологии и истории. СПб., 1898. Вып. X. С. 79; см. также: Янин ВЛ. "Семисоборная роспись" Новгорода // Средневековая Русь. М., 1976. С. 111—112.

¹⁰⁰ Алешковский М.Х. Новгородский детинец 1044—1430 гг. С. 19.

¹⁰¹Там же.

¹⁰² Утверждение С.А. Высоцкого (см.: Высоцкий С.А. Золотые ворота в Киеве. С 16) о том, что надвратные храмы встречались, хотя и редко, в византийской архитектуре, является ошибочным. В действительности Византия таких храмов не знала.

¹⁰³ Сагайдак М.А. Великий город Ярослава. Киев, 1982. С. 26.

¹⁰⁴ Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в. М., 1900. Вып. IV. С. 55.

¹⁰⁵ Reallexikon zur byzantinischen Kunst. Stuttgart. 1928. Вd. IV. S. 107—108.

¹⁰⁶ Ibid.

¹⁰⁷ Порфирий (Успенский). Первое путешествие в Афонские монастыри и скиты в 1845 г. Киев, 1877. Ч. I, отд. 1. С. 189, 221.

¹⁰⁸ Прашков Л.. Хрельовата кула.. София, 1973. С. 9—17.

¹⁰⁹ Кондаков Н.П. Памятники христианского искусства на Афоне. СПб., 1902. С. 29.

¹¹⁰Там же. С. 29. См. об этом также: Петкович С. Хиландар. Београд, 1989. С 20—25, 50—55, 62-64.

¹¹¹ Кондаков Н.П. Указ. соч. С. 29, 131.

¹'² "... ради частых служений и поминаний вписанных душ в книгах монастирскых за подаваемую милостыню... ради ранних литургий и кратчайших уединенных молитв" и т.д. (см.: Григорович-Барский В.Г. Странствия по святым местам Востока с 1723 по 1747 г. СПб., 1887. Ч. III. С. 13).

¹¹³ Сергий (Спасский), архим. Иверская святая и чудотворная икона Богоматери на Афоне и списки ее в России. М., 1879. С. 3—17.

¹¹⁴ Там же. С. 8—9; см. также: Порфирий (Успенский). Новое слово об Афоноиверской иконе Богоматери // ЧОИДР. 1879. Март. Отд. 1. С. 383—385; Сергий (Спасский), архим. Иверская икона Божьей матери на Афоне // ЧОИДР. 1880. Июнь. Отд. 1. С. 651—658.

¹¹⁵ Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в. // Вып. IV. С. 55.

¹¹⁶ Словарь исторический о святых, прославленных в российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. М., 1991. С. 24.

¹¹⁷ Сергий (Спасский), архим. Иверская святая и чудотворная икона Богоматери на Афоне и списки ее в России. С. 82.

¹¹⁸ Порфирий (Успенский). Новое слово об Афоноиверской иконе Богоматери. С. 383.

¹¹⁹ Сергий (Спасский), архим. Указ. соч. С. 12.

¹²⁰ Там же. С. 13; Порфирий (Успенский). Новое слово об Афоноиверской иконе Богоматери. С. 386.

¹²¹ Strzygowsci J. Das Goldene Tor in Konstantinopol // Jahrbuch das deutschen archäologischen Institut. Berlin, 1893. Вd. VIII. S. 1—39; Meyer-Plath B. Das Goldene Tor in Konstantinopol //Mnemosyon Theodor Wiegand. München, 1938. S. 87—98.

¹²² Показательно, что Золотые ворота существовали еще в целом ряде христианских городов Средневековья, в том числе в Иерусалиме, Трире, Сплите и др. Но ни одни из них не копировали свой константинопольский прототип.

¹²³ Подробнее об этом см.: Выголов В.П. Скульптура Георгия на башне Московского Кремля // Памятники русской архитектуры и монументального искусства: Города, ансамбли, зодчие. М., 1985. С. 18—22.

¹²⁴ В Воскресенской летописи под 6659 г. князь Вячеслав, "взозревъ на образъ святыя Богородица, написанный на Златыхъ вратехъ, рече..." (ПСРЛ. Т. VII. С. 53).

¹²⁵ Розов Н.Н. Синодальный список сочинения Иллариона — русского писателя XI в. // Slavia, roc. XXXII, ses 2. Praha, 1963. С. 147—148.

¹²⁶ Илларион. Слово о законе и благодати // Slavia. roc. XXXII, ses. 2. Praha, 1963. Р. 152—175.

¹²⁷ Там же.

¹²⁸ По справедливым словам Д.С. Лихачева, «церковь Благовещения — это не только честь богу и Владимиру, но и честь всем горожанам Киева. Искусство... служит человеку, "воздает ему честь", славит его и возвышает» (Памятники литературы Древней Руси: Начало русской литературы. XI — начало XII века. М., 1978. С.9).

¹²⁹ Памятники древнерусской церковно-учительской литературы / Под ред. А.И. Пономарева. СПб., 1894. Вып. 1. С. 74—75; см. также: Повесть временных лет: (Историко-литературный очерк Д.С. Лихачева) // Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 2. С. 74.

¹³⁰ Розов Н.Н. Указ. соч.

¹³¹ История русской литературы. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 42.

НА СТРАНИЦУ АВТОРА

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА

Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.

Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.

Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.

Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.

Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.

Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,

академик Российской академии художеств

Сергей Вольфгангович Заграевский