|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Заграевский С.В. Вопрос подлинности антиминса XII века из Николо-Дворищенского собора. В кн.: Материалы XVIII международной краеведческой конференции (19 апреля 2013 года). Владимир, 2014. С. 179–189. Все права сохранены.
Материал предоставлен библиотеке «РусАрх» автором. Все права сохранены.
Размещение в библиотеке «РусАрх»:
С.В. Заграевский
ВОПРОС ПОДЛИННОСТИ АНТИМИНСА XII ВЕКА
ИЗ НИКОЛО-ДВОРИЩЕНСКОГО СОБОРА
Аннотация
В статье показано, что хранящийся в Государственном Эрмитаже древнерусский документ, имеющий форму антиминса и рассказывающий об освящении епископом Нифонтом в 1148 году в Суздальской земле престола св. Георгия, не является подлинным. При анализе исторической обстановки, исследованиях по церковной истории и датировке того или иного храма или придела ссылаться на этот документ не рекомендуется.
1.
«Жьртвьник святого ...ргия священ от Нифонта архиепископа новгородского повелением епископа ростовского Не...ра при благочестивем князи Георгии сыноу Мономахову месяца септября в 1 день в лето ... индикта ...».
Этот текст написан уставом по периметру четырехугольного тканевого плата, хранящегося в Государственном Эрмитаже (рис. 1). Выглядит текст не вполне аккуратно: каллиграфически выведена только правая сторона, а дальше буквы стали растягивать, чтобы их хватило для заполнения всех четырех сторон плата.
Рис. 1.
Плат достаточно сильно выцвел, но текст все равно читается вполне четко, за исключением трех размытых мест. Слова, попавшие на эти места, по смыслу текста и количеству букв реконструируются вполне однозначно. В верхней строке текст «святаго ... ргия» означает «святаго мученика Георгия». Располагая информацией о том, что в середине XII века (когда новгородским епископом был Нифонт, а суздальским князем – Юрий Долгорукий, сын Владимира Мономаха) ростовскую епископскую кафедру занимал Нестор1, текст «Не...ра» в месте перехода из правого нижнего угла плата в верхний левый угол можно реконструировать как «Нестора».
А вот числа, обозначающие дату и индикт, практически нечитаемы. Более того – у нас нет полной уверенности и в том, что они были читаемы в 1854 году, когда плат был найден под плитой главного престола Николо-Дворищенского собора в Новгороде2. Ведь процесс выцветания при музейном хранении идет равномерно, и если бы дело было только в нем, прочитать сегодня было бы невозможно весь текст, а не только дату и индикт.
Хорошо видно, что на место даты и индикта когда-то была пролита жидкость, заставившая буквенные символы чисел расплыться. А на месте буквы, обозначающей десятки, чернилами другого цвета (явно в более позднее время) подписано «х» – эта буква означает шесть сотен и к десяткам никакого отношения не имеет.
Тем не менее, в XIX веке почти все цифры даты и индикта были прочитаны3. В реконструированном виде текст выглядит следующим образом:
«Жьртвьник святого мученика Георгия священ от Нифонта архиепископа новгородского повелением епископа ростовского Нестора при благочестивем князи Георгии сыноу Мономахову месяца септября в 1 день в лето 66...7 индикта 12».
Возможно, исследование плата современными рентгенологическими методами позволит уточнить и букву, обозначающую десятки. Но и без этого она легко восстанавливается по индикту (если, конечно, верно прочтение остальных цифр даты и индикта, что также может подтвердить только рентгенологический анализ).
Счет индиктами, или пятнадцатилетними периодами, был заимствован в древней Руси из Византии. По-видимому, этот счет ведет свое начало от тех переписей населения, которые раз в 15 лет производились в Римской империи и Византии (с 313 года)4. Индиктом называется порядковое место данного года в пределах текущего пятнадцатилетнего цикла, а исходной точкой этого циклического счета является начало византийской эры – «сотворение мира». Смена индиктов в каждом цикле происходит в день византийского нового года – 1 сентября.
Правило определения индикта любой даты сводится к нахождению остатка от деления цифрового обозначения данного года от «сотворения мира» на 15. Если число делится нацело, то индикт равен 15. Таким образом, для даты, обозначенной на плате из Николо-Дворищенского собора, индикт был равен 12 либо в 6627, либо в 6657, либо в 6687 годах.
Юрий Долгорукий княжил в Суздальской земле с начала XII века (а в Киеве в 1149–1151 и с 1155) до 1157 (6665) года. Нифонт занимал новгородскую епископскую кафедру с 1131 (6639) по 1156 (6664) год. Вполне логично, что при датировке плата исследователи исключают 6627 и 6657 годы, принимая в качестве даты 6657 год.
Относительно перевода этой даты на современное летосчисление в литературе встречаются два варианта: 1148 год (по сентябрьскому календарному стилю)5 либо 1149 (по мартовскому)6. В научно-популярных книгах бытуют оба варианта, причем зачастую параллельно7.
Предпочтительной выглядит датировка плата 1148 годом. Аргументы Б.А. Рыбакова в пользу этой датировки достаточно условны8, но мы можем привести и вполне однозначный аргумент: на плате проставлен индикт, а это точно указывает на ведение летосчисления по-византийски, т.е. по сентябрьскому стилю. А поскольку проставлен и день – 1 сентября, то мы из 6657 вычитаем 5509 и получаем 1148 год.
2.
Начиная со времени обнаружения плата в Николо-Дворищенском соборе, в литературе господствует мнение о том, что этот плат является антиминсом, свидетельствующим об освящении новгородским архиепископом Нифонтом некого «жертвенника св. Георгия».
Действительно, в соответствии с современными богослужебными правилами при освящении храма делается следующая запись: «Освятися жертвенник Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа в храме (имя святого или праздника) по благословению Патриарха Московскаго и всея Руси (имя его), при святительстве Преосвященнейшаго (имя местного епископа и града его), елею... индикта..., месяца..., числа..., на память святого (имя его)»9. Эта формулировка очень похожа на ту, которую мы видим в тексте на плате.
На Московском соборе 1675 года было установлено, что все храмы должны иметь на престолах антиминсы (четырехугольные платы из льняной или шелковой ткани с зашитыми в них частицами святых мощей)10. Но поскольку мы говорим о XII веке, необходимо учитывать, что в это время не все церкви имели антиминсы, более того – что освящение храма архиереем не сопровождалось изготовлением антиминса. Этот вопрос детально исследовал Е.Е. Голубинский11.
В Византии антиминсы (в буквальном переводе – «вместопрестолия»), освящаемые архиереями, были заменой освященных престолов и использовались, во-первых, для служения в домовых церквях, которые архиереями не освящались, и, во-вторых, для совершения литургии в неосвященных местах. Следовательно, в надлежаще освященных приходских церквях (а тем более соборах) антиминсы не употреблялись (за исключением случаев проведения служб в храмах, построенных не полностью).
Значит, сама формулировка надписи на плате из Николо-Дворищенского собора («жертвенник священ архиепископом») исключает идентификацию плата как антиминса (во всяком случае, если он был создан в XII веке). Только в XIII веке в Византии стали раздаваться голоса в пользу того, что без антиминсов нельзя служить литургию ни в одном храме, в том числе освященном архиереем12.
На основании этих исследований Е.Е. Голубинский полагал, что в Николо-Дворищенском соборе был найден не антиминс, а мемориальный плат, «на котором делалась запись об освящении церкви в том намерении, чтобы этот плат, сохраняемый на престоле, хранил память о годе освящения церкви и составлял как бы ее летопись»13.
Но для мемориального документа текст написан на слишком недолговечном материале – ткани, и это не дает нам возможности принять точку зрения Е.Е. Голубинского. А вариант «антиминса по припоминанию» (созданного позднее XII века) исследователь не рассматривал, и это предстоит сделать нам в этой статье.
Пока лишь отметим, что в любом случае мы имеем дело с официальным (подлинным или неподлинным – это нам еще предстоит исследовать) церковным документом, на что указывают и форма, и стиль его написания, и крест посередине, и использование в дополнение к дате индикта. В документе идет речь об освящении новгородским архиепископом храма, престол которого посвящен св. Георгию.
Упоминание суздальского князя Юрия Долгорукого и ростовского епископа Нестора позволяет предполагать, что освященный храм находился в Ростово-Суздальской земле.
Был ли это отдельный храм или придел, из формулировки надписи об освящении не следует. Б.А. Рыбаков полагал, что это был Георгиевский собор в Юрьеве-Польском14, Н.Н. Воронин – что речь шла о приделе к мономахову храму в Суздале, который Нифонт, согласно летописным данным15, «святил великим священием» в 1148 году16. Автор этой статьи высказывал мнение, что речь могла идти об одной из многочисленных деревянных церквей, посвященных Георгию Победоносцу – например, о деревянной церкви Георгия на владимирском дворе Долгорукого, предшествовавшей каменной, построенной в 1152 году17.
Но чтобы использовать любой документ как аргумент при датировке того или иного храма, необходимо вначале доказать его подлинность. А поскольку в данном случае речь идет не о летописи, а об официальном церковном документе, строго приуроченном к определенному событию (освящению храма), необходимо выяснить, был ли текст на плате из Николо-Дворищенского собора написан именно в 1148 году. А сомнения в этом возникают, и весьма серьезные.
Во-первых, бросается в глаза не вполне характерная для церковных документов формулировка: «священ от Нифонта архиепископа новгородского повелением епископа ростовского Нестора». Даже если бы речь шла о священнослужителях, находящихся в прямом подчинении друг у друга, более уместным было бы слово «благословение». А тут архиерей одного региона «повелевает» освятить храм архиерею другого региона, не подчиненному ему ни номинально, ни фактически.
Если бы нечто подобное написал летописец, такую формулировку можно было бы объяснить недостаточным знанием церковных канонов, «мирским» взглядом на церковную жизнь или просто личной точкой зрения. Но в данном случае мы имеем дело с официальным церковным документом.
Во-вторых, архиепископия в Новгороде была учреждена только в 1165 году18 (подробнее об этом мы поговорим в п. 3), а в тексте на плате из Эрмитажа Нифонт назван архиепископом.
В-третьих, в 1148 году Нифонт приезжал к Юрию Долгорукому. Летопись подробно описывает все то, чем новгородский епископ занимался во время пребывания в Суздальской земле: «Ходи Нифонт Суждалю мира деля к Гюргеви, и прият и с любовью Гюрги, и церковь святи св. Богородицы великым священием, и Новтържце все выправи, и гость всь цел, и посла с цестию Новугороду, нъ мира не дасть»19. Ни о каком освящении храма св. Георгия (а тем более такой исключительной значимости, как Георгиевский собор в Юрьеве-Польском) здесь речи нет.
3.
Первое сомнение устранить можно, лишь признав, что Нифонт и по месту в церковной иерархии, и по значимости в общественно-политической жизни был неизмеримо ниже Нестора. Конечно же, это не так.
Хиротония (поставление на новгородскую епископскую кафедру) Нифонта имела место в 112920, самое позднее – в 113121 году. Уже в 1135 году Нифонт урегулировал последствия битвы на Ждановой горе, сделав то, чего не удалось посаднику Мирославу22.
Когда на ростовскую кафедру был поставлен Нестор, мы точно не знаем. Е.Е. Голубинский не выдвигал на эту тему никаких гипотез23.
М.Д. Приселков полагал, что это произошло в 1137 году24. Аргументация этого исследователя сводилась к следующему: Нестор не мог быть поставлен на кафедру позднее 1139 года, так как в этом году великим князем киевским стал Всеволод Ольгович, с которым у Долгорукого была вражда. А поскольку в 1137 году от переяславской епархии отделилась смоленская, то исследователю виделось вероятным, что тогда же отделилась и ростовская епархия (также от переяславской). Н.Н. Воронин принял эту точку зрения и датировал хиротонию Нестора 1137 годом25.
Но аргументацию М.Д. Приселкова нельзя считать достаточно обоснованной.
Во-первых, вражда Всеволода и Юрия вряд ли была настолько острой, чтобы препятствовать церковной политике, осуществляемой митрополитом-греком Михаилом.
Во-вторых, видится абсолютно неправомерным дополнение имеющихся летописных сведений предположениями, что в это время могло произойти и нечто подобное, ускользнувшее от внимания летописца. Если летописец написал про отделение смоленской епархии, вряд ли он забыл бы про ростовскую. Или речь про отделение епархий вообще бы не шла.
В-третьих, исследователь исходил из априорного предположения о том, что Нестор был союзником Долгорукого. Но это предположение нельзя считать обоснованным: Юрий, заняв в 1155 году великокняжеский стол, избавился от своего главного противника, митрополита Климента26, и немедленно – уже в 1156 году – инициировал смещение Нестора новым митрополитом Константином27. Только что присланный из Византии грек Константин, естественно, без настояния великого князя не принял бы столь скоропалительного решения о смещении ростовского епископа.
Позволим себе выдвинуть собственную гипотезу даты хиротонии Нестора: он был поставлен Климентом в конце 1140-х годов, и ростовская епархия была учреждена митрополитом тогда же – чтобы иметь в Суздальской земле «своего человека», облеченного не наместнической, а архиерейской властью28. И не случайно для местонахождения кафедры был выбран Ростов, располагавшийся в отдалении от центра княжеских владений Долгорукого (а формально выбор Ростова диктовала и традиция времен Леонтия).
Это дает нам ответ и на вопрос, почему ростовский епископ отсутствовал на соборе 1147 года, поставившем Климента на русскую митрополию29. М.Д. Приселков полагал, что Нестор «не отозвался на княжеское приглашение»30, а Н.Н. Воронин – что неприездом на собор Нестор «проявил равнодушие в деле Клима Смолятича»31. Но, конечно, обстановка фактической гражданской войны не позволила бы ростовскому епископу «проявить равнодушие» и игнорировать столь важное мероприятие. На самом деле ответ на этот вопрос гораздо более прост и логичен: ростовской епархии тогда еще не существовало.
Но в любом случае, когда бы Нестор ни был поставлен на ростовскую кафедру, хиротония Нифонта имела место существенно ранее. А дата хиротонии играет очень важную роль в церковной иерархии.
Из всего вышесказанного следует, что Нестор никак не мог «повелеть» что-либо Нифонту.
Второе высказанное нами сомнение в подлинности плата из Николо-Дворищенского собора связано с тем, что Нифонт не был архиепископом. Это сомнение можно устранить, лишь допустив один из двух следующих вариантов: либо новгородская епископская кафедра получила статус архиепископской уже при Нифонте (во всяком случае, до 1148 года), либо Нифонт получил личный титул архиепископа за какие-либо особые заслуги, а после его смерти на новгородскую кафедру вновь был поставлен епископ (Аркадий, 1156–1163)32. Епископом вначале именовался и Илья (1165–1186), и только через некоторое время после хиротонии он стал архиепископом33. С этого времени все новгородские владыки обычно зовутся архиепископами34.
В поздних (XIV–XV века) списках иерархов Русской православной церкви Нифонт именуется то епископом, то архиепископом35. Но титулование «по припоминанию» могло быть любым. Разночтения могли позволять себе и летописцы, не вдававшиеся в тонкости церковной иерархии. Но, например, в сохранившихся посланиях к Нифонту он зовется епископом36, и это уже принципиально: назвать должностное лицо при личном обращении более высоким титулом, чем на самом деле, не является нарушением этики (в худшем случае это может быть воспринято как грубая лесть). А использование в послании более низкого титула, как правило, воспринимается как оскорбление.
Необходимо отметить, что в XII веке в Византии не было титулярных архиепископов и архиепископских кафедр: приставка «архи» означала автокефальность кафедры или ее непосредственное подчинение патриарху37. На этом основании Е.Е. Голубинский утверждал, что уже само учреждение титулярной архиепископии в Новгороде было серьезным нарушением церковной практики, и поэтому он (как и В.Л. Янин38, и Я.Н. Щапов39) допускал и такое нарушение, как пожалование этого титула Нифонту40.
Но на самом деле в новгородской епархии, начиная с епископа Аркадия, уже имела место фактическая автокефальность: новгородцы получили право самим избирать архиерея. Конечно, формально это лишь одна из составляющих автокефальности, но фактически – определяющая. Тем более в Древней Руси – огромной стране с изолированными регионами, где управлять из центра той или иной региональной церковной (или светской) организацией было возможно только посредством назначения доверенных лиц. Значит, самостоятельное избрание новгородцами архиерея своей епархии означало практически полное прекращение контроля со стороны и Киева, и тем более Константинополя.
Следовательно, пожалование архиепископского титула преемнику Аркадия, Илье, уже было лишь формальным подтверждением сложившейся ситуации, и никакого нарушения византийской церковной практики мы здесь не видим.
Несомненно, почва для «автокефального» избрания новгородских архиепископов была подготовлена еще при Нифонте (отсюда его исключительная значимость для новгородской епархии и русской церкви в целом). Но сам он был назначен киевским митрополитом (возможно, из монахов Печерского монастыря41, что ставит под сомнение его греческое происхождение), и поэтому он не мог называться архиепископом. Ведь права на этот титул еще не получил даже «автокефально» избранный Аркадий.
Ясно, что в конце 1140-х годов пожалование Новгороду фактической автокефальности (и, соответственно, архиепископии) уже готовилось, и это, как говорится, «витало в воздухе». Но одно дело – слухи и разговоры (которые могли находить отражение и в летописях), и совсем другое – официальные церковные документы.
Но все же предположим, что священнослужитель низшего ранга, писавший текст на плате, которому посвящено наше исследование, решил польстить Нифонту и назвал его архиепископом. Но в итоге он не польстил архиерею, а только еще более унизил его: получилось, что, согласно тексту, епископ Нестор повелел архиепископу Нифонту святить храм. Невозможно представить себе, чтобы Нифонт, в 1148 году ставший союзником Юрия Долгорукого, мог допустить, чтобы о нем так написали в Суздальской земле, где он был «прият с любовью Гюрги». Да и сам Долгорукий этого не допустил бы.
Мы не можем принять и вариант, при котором этот плат был изготовлен клевретами епископа Нестора и положен на престол, освященный Нифонтом, post factum: вряд ли какой-либо священник согласился бы служить на неосвященном антиминсе. И незаметно «подложить» Нифонту этот антиминс для освящения тоже было невозможно: новгородский епископ наверняка имел приличествующую званию свиту. К тому же отметим, что в случае написания текста при дворе епископа Нестора вряд ли могло появиться избыточное (и весьма почетное) уточнение, что «благочестивый князь Георгий» является сыном Мономаха.
Следовательно, титулование Нифонта архиепископом также свидетельствует против подлинности текста на плате из Эрмитажа.
Сомнение в подлинности этого документа, связанное с тем, что приезд Нифонта к Юрию Долгорукому в 1148 году подробно описан в летописи, и там не говорится ни о каком освящении храма св. Георгия (а тем более такой исключительной значимости, как Георгиевский собор в Юрьеве-Польском), пытался разрешить Н.Н. Воронин.
Исследователь полагал, что в суздальском соборе Рождества Богородицы (который, согласно летописи, Нифонт «святил великим священием»42) в 1148 году собирались устроить Георгиевский придел, но затем от его устройства отказались, посвятили придел Спасу, а антиминс вернули в Новгород43.
Аргументы против этой версии Н.Н. Воронина приводил Б.А. Рыбаков44, здесь же лишь добавим, что вряд ли Юрий Долгорукий мог отказаться от устройства уже освященного придела в честь своего тезоименитого святого45. А исчезновение Георгиевского придела после 1148 года еще менее вероятно: даже в 1222–1225 годах суздальский собор перестраивал князь Юрий Всеволодович, небесным покровителем которого тоже был Георгий Победоносец.
Таким образом, все высказанные нами сомнения в подлинности документа из Николо-Дворищенского собора являются неустранимыми. Свидетельства текста на этом плате опровергаются анализом летописных сообщений и прочей имеющейся информацией по общей и церковной истории Древней Руси. Значит, мы не вправе считать этот документ подлинным (т.е. написанным в 1148 году и свидетельствующим об освящении епископом Нифонтом того или иного храма св. Георгия).
4.
Но тогда возникает вопрос: где, когда и зачем был написан этот текст? Постараемся на него ответить.
Прежде всего, из титулования Нифонта архиепископом следует, что текст был написан после 1165 года. В соответствии с упоминавшимися нами в п. 2 исследованиями Е.Е. Голубинского46, формулировка текста об освящении храма отсылает нас к еще более позднему времени – не ранее XIII века.
Если бы дело было только в этих соображениях, мы могли бы принять версию, что это «антиминс по припоминанию», говорящий об освящении храма много лет спустя после факта освящения.
Может показаться странным, что «по припоминанию» была так точно указана дата – 1 сентября. Но на самом деле никакой особой точности здесь нет, так как 1 сентября – начало нового года и индикта.
Но «антиминс по припоминанию» – все равно антиминс, т.е. освященный предмет. А в данном случае гораздо более вероятно, что плат из Николо-Дворищенского собора никогда не был освящен (если только новгородский собор не освящался в то время, когда плат уже лежал под его престолом).
Дело в том, что на плате есть слова о том, что епископ Нестор «повелел» архиепископу Нифонту. Это могли написать только недоброжелатели Нифонта. А поскольку, как мы только что показали, текст был написан много лет спустя после смерти новгородского епископа, речь идет о враждебном действии в отношении всей Новгородской земли.
А почетное упоминание Нестора и Долгорукого говорит о том, что исходило это действие из Владимиро-Суздальского великого княжества (если этот текст был написан в послемонгольское время, то, соответственно, из Москвы).
Конечно, мы не вправе говорить о соперничестве Новгорода и Владимира (а затем Новгорода и Москвы). Имела место существенно иная ситуация: борьба купеческой республики за независимость от имперского центра (как минимум, за статус «вольного города»). Но в любом случае нет никакого сомнения, что в течение этой многовековой борьбы потомкам Юрия Долгорукого не раз требовалось «указать Новгороду его место».
Одним из таких действий и могло быть написание документа, говорящего о том, что епископ Нестор «повелел» архиепископу Нифонту святить храм. Датирован этот документ был вполне логично: 1148 год – известная дата приезда Нифонта в Суздаль.
Естественно, автор текста не мог не знать, что в 1148 году, когда Нифонт приезжал в Суздаль и святил мономахов собор, еще не было практики класть антиминсы на престолы, освященные архиереями (как мы говорили, это установил только Московский собор 1675 года). Поэтому в тексте на плате и не могло говориться о престоле Рождества Богородицы. А наиболее правдоподобными альтернативами были Преображение Спаса и св. Георгий, и автор текста выбрал второй вариант: Георгию Победоносцу посвящены два из пяти каменных храмов Долгорукого, построенных в 1152 году47, да и деревянных церквей св. Георгия в Суздальской земле наверняка было множество.
И все же, по всей видимости, автору текста не хотелось отвечать на возможные вопросы о том, где, что и когда святил Нифонт. И им было произведено «искусственное старение» документа со «случайным» попаданием некой жидкости (скорее всего, воды) на дату, индикт и посвящение престола.
В наше время легко понять, что вероятность случайного попадания жидкости точно на три «заданных» места (каждое из которых занимает не более 3 % площади плата) пренебрежимо мала. Но, по всей видимости, в средние века представления о теории вероятностей были несколько иными.
Отметим, что факт подвергания документа «искусственному старению» также свидетельствует о его неподлинности.
В этом случае становится понятным и ответ на вопрос, как этот плат в итоге попал в Новгород: он был изготовлен специально для того, чтобы быть привезенным туда с каким-либо владимирским или московским посольством.
Выскажем следующую гипотезу: о том, что «уже в стародавние времена наш епископ повелевал вашему архиепископу», владимирское или московское посольство могло объявить на вече, которое в XIII–XV веках собиралось около Николо-Дворищенского собора48. Тогда же в качестве «доказательства» этих слов новгородцам мог быть вручен документ, незадолго до того изготовленный и подвергнутый «искусственному старению». А затем, поскольку этот документ имел форму антиминса, новгородцы его положили под престол ближайшего храма вместе с другими антиминсами.
Это, конечно, лишь одна из возможных гипотез того, как этот плат попал в Николо-Дворищенский собор. Но для нашего исследования принципиально то, что документ, хранящийся в Государственном Эрмитаже, не является подлинным и не свидетельствует об освящении епископом Нифонтом в 1148 году какого-либо престола св. Георгия. Следовательно, мы не вправе опираться на этот текст при анализе исторической обстановки, исследованиях по церковной истории и датировке того или иного храма или придела.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1901–1904. Репринтное изд. М., 1997. Т. 1, ч. 1, с. 677.
2. Царевская Т.Ю. Никольский собор на Ярославовом дворище в Новгороде. М., 2002. С. 28.
3. Погодин Н.П. Древняя русская история до
монгольского ига. Т. III, отд.
4. Черепнин Л.В. Русская хронология. М., 1944. С. 33.
5. Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи XI–XIV вв. М., 1964. № 25, с. 30; Н.Н.Воронин. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV вв. М., 1961–1962. Т.1, с. 63.
6. Морозов Ф.М. Указ. соч., с. 197-209; Е.Е.Голубинский. Указ. соч., т.1, ч.1, с. 677.
7. Царевская Т.Ю. Указ. соч., с. 28, 59.
8. Эти аргументы – греческое происхождение Нифонта и его приезд в Суздальский край в 1148 году (см. Рыбаков Б.А. Указ. соч., с. 30)
9. Интернет-сайт «liturgy.ru».
10. Христианство. Энциклопедический словарь. М., 1995. Т. 1, с. 88.
11. Голубинский Е.Е. Указ. соч., т.1, ч.2, с. 181.
12. Там же, с. 185.
13. Там же.
14. Рыбаков Б.А. Указ. соч., с. 31.
15. ПСРЛ 3:107.
16. Воронин Н.Н. Указ. соч., т. 1, с. 63, 506.
17. Подробнее см.: Заграевский С.В. Юрий Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество. М., 2002. С. 36.
18. Голубинский Е.Е.. Указ. соч., т.1, ч.1, с. 343.
19. ПСРЛ 3:107.
20. Голубинский Е.Е.. Указ. соч., т.1, ч.1, с. 307.
21. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989. С. 65.
22. Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1991. Т. 2-3, с. 110.
23. Голубинский Е.Е.. Указ. соч., т.1, ч.1, с. 677.
24. Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X–XII вв. СПб, 1913. С. 351-352.
25. Воронин Н.Н. Указ. соч., т. 1, с. 59.
26. Карамзин Н.М. Указ. соч., т. 2-3, с. 168.
27. Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1987. С. 48.
28. Отметим, что одним из последствий вражды Климента и Нестора с Юрием было недопущение церковью на храмы Долгорукого романского скульптурного декора (подробнее см.: Заграевский С.В. Указ. соч., с. 120).
29. ПСРЛ 2:248.
30. Приселков М.Д. Указ. соч., с. 376.
31. Воронин Н.Н. Указ. соч., т. 1, с. 119.
32. Щапов Я.Н. Указ. соч., с. 63.
33. Там же, с. 65.
34. Там же, с. 64.
35. Там же, с. 63.
36. Там же, с. 66.
37. Голубинский Е.Е.. Указ. соч., т.1, ч.1, с. 443.
38. Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М., 1970. Т. 1, с. 54-56.
39. Щапов Я.Н. Указ. соч., с. 64.
40. Голубинский Е.Е.. Указ. соч., т.1, ч.1, с. 443.
41. Там же.
42. ПСРЛ 3:107.
43. Воронин Н.Н. Указ. соч., т. 1, с. 64.
44. Рыбаков Б.А. Указ. соч., с. 30.
45. Это является одним из аргументов в пользу того, что Спасо-Преображенская церковь Долгорукого в Суздале была отдельным зданием, а не приделом. Гипотезу о ее местонахождении автор выдвигал в кн.: Заграевский С.В. Зодчество Северо-Восточной Руси конца XIII–первой трети XIV века. М., 2003. С 126.
46. Голубинский Е.Е.. Указ. соч., т.1, ч.2, с. 185.
47. Обоснование этой датировки см.: Заграевский С.В. Юрий Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество. М., 2002. С. 35.
48. Царевская Т.Ю. Указ. соч., с. 14.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский