|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Заграевский С.В. Боголюбовский архитектурный ансамбль конца 1150-х–начала 1170-х годов: вопросы истории и реконструкции. В кн.: Памяти Андрея Боголюбского. Сб. статей. Москва – Владимир, 2009. С. 141–167. Все права сохранены.
Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: www.zagraevsky.com. Все права сохранены.
Размещение в библиотеке «РусАрх»:
С.В. Заграевский
Боголюбовский архитектурный ансамбль
конца 1150-х–начала 1170-х годов:
вопросы истории и реконструкции
1. Белокаменный детинец с надвратной церковью
Н.Н. Воронин писал: «Строительство Боголюбовского замка князя Андрея – одна из интереснейших страниц истории культуры Древней Руси вообще и Владимирской в частности»1. Действительно, другого столь значительного комплекса белокаменных зданий мы в домонгольской Руси не знаем.
Поселок Боголюбово
Суздальского района Владимирской области расположен примерно в
Очертания западной части города хорошо прослеживаются и на местности, и на плане Н.Н. Воронина3 (рис. 1). Юго-западный угол укреплений образован мысом, северо-западный – изгибом валов. С северо-запада сохранились и остатки рва. Центр города, несомненно, располагался там, где был княжеский дворец, – около церкви Рождества Богородицы. Границу восточной части города мы можем приблизительно определить, мысленно продолжив северную линию валов в направлении оврага, расположенного к востоку от современного монастыря.
Рис. 1. План древней части современного поселка Боголюбово (по Н.Н.Воронину).
Археологические исследования 1954 года, проводившиеся под руководством Н.Н. Воронина, показали верность сообщений и летописцев, и исследователей XIX века о том, что город Боголюбово в XII веке имел белокаменные стены4.
Новейший исследователь памятника В.К. Емелин полагал, что белокаменными были только стены княжеского двора около церкви Рождества Богородицы; следующей линией обороны, по В.К. Емелину, был деревянный детинец, над белокаменными воротами которого располагался белокаменный же храм Андрея Первозванного (стены детинца шли от западных городских валов приблизительно по линии современных стен монастыря до современной колокольни, а затем поворачивали на юго-восток и доходили до обрыва к Клязьме); далее город простирался к северу и был укреплен валами с деревянными стенами (см. рис. 2)5.
Рис. 2. План города Боголюбова в XII веке (реконструкция В.К. Емелина)
Но мы не можем согласиться с В.К. Емелиным в том, что белокаменными были стены только княжеского двора: в п. 2 мы увидим, что он был очень невелик по площади и фактически представлял собой укрепленный комплекс зданий, т.е. летописи вряд ли могли говорить о нем как о «городе каменном»6. А учитывая то, что исследования Н.Н. Воронина открыли остатки белокаменных стен и в южном углу города, и на западной линии валов (эти раскопы показаны на рис. 1)7, мы обязаны считать, что стены Боголюбова были белокаменными по всему периметру, как и полагал Н.Н. Воронин8.
Длина этих стен оценивается
примерно в 1–1,5 км (к примеру, в Суздале длина деревянных городских стен
составляла около
Отметим, что если в городе был детинец (по В.К. Емелину), то и его стены, скорее всего, были белокаменными. Но эта позиция пока не подтверждена археологическими данными.
Е.Е. Голубинский9 и Н.Н. Воронин10 полагали, что основным назначением города Боголюбова было местопребывание князя, т.е. это был прежде всего княжеский замок. Соответственно, исследователи применяли к Боголюбову понятие города лишь в самом широком смысле – как любого укрепленного поселения. В.К. Емелин считал, что в городе находились хозяйственные службы князя и дружины, но торговля развита не была11. Таким образом, исследователи фактически отрицали то, что Боголюбово было «полноценным» городом (с постоянным населением, самоуправлением, торговлей, ремеслами, ополчением, посадом и пр.).
Однако город Боголюбово имел исключительно выгодное экономико-стратегическое расположение (перекресток торговых путей по Клязьме и Нерли был настолько важен, что имело место даже его «оформление» церковью Покрова). Наличие в городе Боголюбове резиденции князя также не могло не способствовать его усиленному росту. Соответственно, мы вправе полагать, что, как и в любом большом и развивающемся городе, за городскими стенами располагался значительный торгово-ремесленнический посад, размеры которого мы можем оценивать лишь приблизительно. Наличие между Боголюбовым и Владимиром старинного Доброго села и древнего селища над Сунгиревским оврагом (которое в XII веке превратилось в городок12), а также вытянутость укреплений Владимира именно на восток13, позволяют предположить, что восточная часть владимирского и западная часть боголюбовского посадов в течение правления Андрея постоянно «тянулись» друг к другу, и в начале 1170-х годов посады могли фактически составлять единое целое (включая Доброе село и посад городка над Сунгиревским оврагом).
Таким образом, Боголюбово было «полноценным» городом, в 1160–1170-е годы по своим размерам и значимости вполне сопоставимым с Суздалем, Юрьевом-Польским или Дмитровым.
А поскольку город
Боголюбово был основным местопребыванием великого князя, мы обязаны сделать еще
один принципиальный вывод: фактической столицей великого княжества
Владимирского при Андрее был не Владимир, а Боголюбово.
И не случайно после смерти Андрея и устройства в бывшем княжеском замке монастыря14 город пришел в запустение лишь через несколько столетий, когда экономико-стратегическая ситуация на Руси коренным образом изменилась. А в начале XIII века Боголюбово в качестве символа счастья и процветания упоминал Даниил Заточник («Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое»15). По заслуживающей определенного доверия монастырской легенде, записанной в XVIII веке игуменом Аристархом16, город штурмовали монголы, что говорит о его стратегической значимости. И гораздо позднее, в конце XIV века, Боголюбово упоминалось в «Списке русских городов дальних и ближних»17.
По данным археологических исследований, стены Боголюбовского детинца были сложены в полубутовой технике из крупных блоков белого камня на известковом растворе с примесью древесного угля18. Блоки были обработаны несколько более грубо, чем стеновые камни домонгольских храмов Северо-Восточной Руси, но все равно достаточно «чисто».
Н.Н. Воронин на основании стратиграфического анализа остатков южной башни детинца предполагал, что сооружение белокаменных укреплений заняло три строительных сезона19. Основываясь на сообщении Новгородской IV летописи под 1158 годом «И град заложи Боголюбивое»20, он датировал строительство белокаменного детинца концом 1150-х годов21.
Но исходя из того, что, как мы показали выше, город имел большой посад, можно полагать, что Боголюбово развивалось по пути, наиболее характерному для быстрорастущих русских городов:
– в конце 1150-х годов были построены княжеский дворец (см. п. 2), церковь Рождества Богородицы (см. п. 3) и первая небольшая деревянная крепость (возможно, позднее ставшая детинцем);
– на следующем этапе развития города валы были существенно расширены в сторону «поля»;
– на следующем этапе (возможно, уже на рубеже 1160-х и 1170-х годов) деревянные стены были заменены на белокаменные.
Такая позиция подтверждается и тем, что в сообщении «Краткого Владимирского летописца», связывающем приход Андрея в Суздаль из Киева и постройку Боголюбова, ничего про каменные стены не говорится: «И потом приде от Киева Андреи Юрьевич и сътвори Боголюбивый град и спом осыпа, и постави две церкви камены и ворота камены и палаты»22. Про «город камен» сказано только в летописных сообщениях, дающих общую характеристику правления Боголюбского23.
Соответственно, мы вправе ориентировочно датировать белокаменные боголюбовские укрепления рубежом 1160-х и 1170-х годов.
Одна из двух упомянутых в «Кратком Владимирском летописце» каменных церквей – Рождества Богородицы (см. п. 3), вторая – церковь Покрова на Нерли (это подтверждается сообщением Новгородской I летописи «И постави ей (Богородице – С.З.) храм на реце Клязме, две церкви каменны во имя святыя Богородица»24). Надвратный храм на каменных городских воротах в «Кратком летописце» не упоминается, но мы можем привести ряд косвенных доказательств того, что он существовал и был посвящен Андрею Первозванному:
– в Древней Руси на «парадных» воротах обычно располагались церкви;
– в Житии Андрея Боголюбского (начало XVIII века) говорится: «врата каменныя содела и на них церковь во имя тезоименитого себе святого апостола Андрея Первозванного устрои»25;
– надвратная церковь, устроенная на воротах монастыря в конце XVII века, также была посвящена Андрею Первозванному (а традиции посвящений в древнерусских монастырях, как правило, соблюдались).
Однако нам неизвестно, где находились ворота XII века – на месте существующей колокольни или где-либо еще. Ответ на этот вопрос могут дать только новые археологические исследования.
2. Княжеский дворец-«бург»
В сообщении «Краткого Владимирского летописца» однозначно не говорится о том, что «палаты» были каменными (последнее могло относиться лишь к воротам – «и ворота камены и палаты»). Но сохранившиеся части дворца и находки, сделанные в ходе археологических исследований 1950-х годов26, свидетельствуют о том, что дворец был белокаменным (как минимум, частично).
В.К. Емелин, реконструируя план княжеского двора (см. рис. 2), сделал ряд важных наблюдений, позволяющих нам уточнить назначение двух оставшихся от дворца строений – лестничной башни и перехода27 между ней и церковью Рождества Богородицы (современный вид см. на рис. 3).
Рис. 3. Церковь Рождества Богородицы с северным комплексом пристроек. Современный вид.
Во-первых, было обращено внимание на то, что в башне и переходе на запад выходят щелевидные окна-бойницы, а на восток – «гражданское» трехчастное окно.
Во-вторых, было выражено сомнение в том, что из-за нескольких шагов от лестничной башни до хор храма Рождества Богородицы потребовалось строить громоздкий переход над арочным проемом. Исследователь предположил, что в арочном проеме располагались ворота, ведущие внутрь укрепленного княжеского двора.
В-третьих, на южном фасаде четверика первого яруса звонницы XVII века, построенной над лестничной башней еще до разрушения церкви Рождества Богородицы в начале XVIII века, был обнаружен проем, принятый исследователем за заложенный дверной28 (рис. 4).
Рис. 4. Проем в южном фасаде четверика колокольни.
На основе этих наблюдений В.К. Емелин сделал предположение, что переход располагался над воротами и являлся княжеским притвором к храму, фактически надвратной церковью (это предположение коррелировало с гипотезами В.И. Доброхотова29 и А.И. Некрасова30 о том, что переход имел церковное назначение).
Реконструкция В.К. Емелиным архитектурного комплекса, включающего церковь Рождества Богородицы, ворота с надвратным княжеским храмом и лестничную башню, приведена на рис. 531.
Рис. 5. Церковь Рождества Богородицы и северный комплекс пристроек в XII веке. Реконструкция В.К. Емелина.
Мы полностью поддержим позицию В.К. Емелина в том, что западные фасады лестничной башни и храма входили в комплекс укреплений княжеского двора, а в арочном проеме под переходом располагались ворота, ведущие внутрь этого двора. Это положение подтвердилось натурными исследованиями, проведенными автором этой статьи совместно с Т.П. Тимофеевой в 2006 году: под аркой были найдены симметричные следы от заложенных петель навески ворот (рис. 6).
Рис. 6. Арка под северным переходом. Следы от заложенных воротных петель обозначены стрелками.
По наблюдению Т.П. Тимофеевой, наружные камни импостов арки под переходом являются позднейшей заменой, и, вероятно, на их месте находились верхние петли для навески ворот. Следовательно, если ворота открывались наружу (в отсутствие рва и подъемного моста это столь же вероятный вариант, как открывание ворот вовнутрь), импосты им не мешали и при закрытых воротах не были видны снаружи.
Но в реконструкции В.К. Емелина, на наш взгляд, имеет место и ряд существенных недочетов.
О пропорциях Рождественской церкви и невозможности наличия на ней двух аркатурно-колончатых поясов мы поговорим в п. 3, а здесь заметим, что наличие примыкавшего к ней надвратного храма весьма сомнительно по нижеследующим причинам:
– если реконструировать
гипотетический надвратный храм в виде одного объема с двумя аркатурно-колончатыми
поясами (по В.К. Емелину – см. рис. 5), то проем
в южной стене четверика звонницы XVII века оказывается примерно на
– на краях южной стены звонницы сохранились пилястры (см. рис. 4). Соответственно, чтобы расположиться между этими пилястрами, верхняя часть гипотетического надвратного храма должна была бы оказаться существенно уже нижней. Но тогда она могла бы стоять только на сводах перехода, так как толщины стен перехода недостаточно для такого далекого отступа;
– если допустить, что гипотетический надвратный храм стоял на сводах перехода, то уровень его пола должен был соответствовать высоте проема в южной стене четверика звонницы. Но в этом случае между сводами перехода и полом храма оказывался разрыв примерно в полтора метра, а своды надвратного храма оказывались на огромной высоте (выше сводов церкви Рождества Богородицы);
– проем в южном фасаде четверика звонницы (см. рис. 4) более похож на растесанное окно, чем на заложенную дверь (отсутствие на этом окне декора объясняется тем, что оно выходит на кровлю перехода и почти незаметно снизу, т.е. не играет никакой роли в архитектурном облике звонницы);
– гипотетическая дверь в гипотетический надвратный храм пробита в четверике звонницы, ориентировочно датируемой концом XVII века. Соответственно, с высокой степенью вероятности этот надвратный храм должен был бы присутствовать на достаточно реалистичном изображении церкви Рождества Богородицы на иконе Боголюбовской Богоматери XVII века32 (рис. 7). Однако на указанной иконе мы его не видим – там изображен существующий переход, с той лишь разницей, что он «поднят» несколько выше и окна изображены в каждом промежутке между колонками. Впрочем, существующие на переходе в настоящее время грубые, асимметрично расположенные окна прямоугольной формы не являются первичными: под аркатурно-колончатым поясом хорошо видны следы многочисленных перелицовок стен между капителями и базами колонок (рис. 8). Вероятно, первичные окна «бойничной» формы были в каждом промежутке между пятью колонками, то есть окон на переходе было четыре, как и изображено на иконе. Впрочем, нельзя исключать и вариант, при котором окон в переходе и вначале было два, но иконописец изобразил четыре по числу промежутков между колонками.
Рис. 7. Икона Боголюбовской Богоматери. XVII век.
Рис. 8. Западная стена перехода. Стрелками обозначены следы перелицовки.
Таким образом, мы не можем принять ни гипотезу В.К. Емелина об однообъемном надвратном храме над аркой, ни его гипотезу о том, что надвратный храм располагался на сводах перехода. Соответственно, мы обязаны полагать, что над воротами имел место именно переход от лестничной башни дворца на хоры Рождественского храма (поскольку лестничная башня и церковь Рождества Богородицы были включены в систему укреплений двора, такой переход, служивший и боевой площадкой ворот, был необходим в фортификационных целях). Возможно, на сводах перехода располагалась дополнительная открытая боевая площадка.
Последовательность возведения сохранившегося комплекса северных пристроек к церкви Рождества Богородицы реконструируется следующим образом:
– вначале была возведена церковь;
– затем нижний ярус лестничной башни;
– затем (по прошествии достаточно длительного времени – возможно, нескольких лет) арка с переходом;
– затем (по прошествии достаточно длительного времени – возможно, нескольких лет) верхний ярус башни.
Этому положению мы можем привести ряд доказательств.
Во-первых, арка с переходом «приложена» к северной стене церкви Рождества Богородицы без перевязки и единой забутовки, поверх уже выполненного аркатурно-колончатого пояса (рис. 9).
Рис. 9. Место примыкания арки под северным переходом к стене церкви Рождества Богородицы.
Во-вторых, арка с переходом «приложена» к лестничной башне так же, как к северной стене церкви, – без перевязки и единой забутовки.
В-третьих, порядовка кладки арки с переходом не совпадает ни с порядовкой кладки церкви, ни с порядовкой кладки башни.
В-четвертых, нижний ярус лестничной башни, включая его южную стену, к которой примыкает арка с переходом, является цельным и единовременно возведенным сооружением, что доказывается четкой порядовкой кладки и сопряжением квадратного плана внешних стен с замысловатым внутренним объемом (круглым в плане и имеющим спиралевидную систему сводов над винтовой лестницей) при помощи каменных блоков сложной формы33.
В-пятых, возведение верхнего яруса лестничной башни (т.е. закрытой площадки, на которую вела лестница) после того, как к нижнему ярусу была «приложена» арка с переходом, доказывается наличием в интерьере верхнего яруса со стороны перехода дверного проема и аркатурно-колончатого пояса, аналогичному поясу на внешних стенах перехода.
Соответственно, пока верхнего яруса башни не было, переход с севера завершался стеной, которая была декорирована аркатурно-колончатым поясом и имела дверной проем для выхода на открытую верхнюю площадку нижнего яруса башни. После того, как был построен верхний ярус башни, северная стена перехода с дверным проемом и аркатурно-колончатым поясом оказалась в интерьере этого яруса (рис. 10).
Рис. 10. Интерьер верхнего яруса лестничной башни.
Тот факт, что арка с переходом «приложена» к северной стене церкви Рождества Богородицы поверх уже выполненного аркатурно-колончатого пояса (см. рис. 9), следует рассмотреть особо.
Проводя в своих исследованиях галерей церкви Покрова на Нерли параллель с перекрывшими аркатурно-колончатый пояс северными пристройками к церкви Рождества Богородицы в Боголюбове, Н.Н.Воронин полагал, что «каждая часть ансамбля обрабатывалась всесторонне, хотя было известно, что данная часть фасада будет закрыта пристройкой… Такова была, – совершенно нелогичная, с нашей, современной точки зрения, – система работы владимирских мастеров»34.
Этот стереотип оказался весьма устойчивым. Так, П.А. Раппопорт писал: «Очевидно, что древнерусские строители, заканчивая каждый отдельный объект, выполняли всю его наружную отделку, даже хорошо зная, что сейчас же (или в следующем строительном сезоне) они закроют эту отделку примыкающей частью архитектурного комплекса. Видимо, здесь существовала своеобразная, кажущаяся нам нерациональной, логика, по которой даже закрытые пристройками части фасадов должны были иметь законченную отделку»35.
Иными словами, Н.Н. Воронин и П.А. Раппопорт полагали, что древнерусские мастера заведомо шли на «сизифов труд», не имея на то никаких причин, кроме «своеобразной логики». В качестве основного примера подобного «сизифова труда» исследователи приводили перекрытый аркой и переходом аркатурно-колончатый пояс северной стены церкви Рождества Богородицы в Боголюбове36.
Однако мы никакой «своеобразной логики», а тем более «сизифова труда», в работе боголюбовских мастеров не видим. Их действия видятся абсолютно логичными и с современных позиций, и мы можем обосновать это положение.
Нет никакого сомнения, что в Боголюбове вначале была построена Рождественская церковь, а затем к ней была «приложена» арка с переходом. Но почему мы должны полагать, что мастера, выкладывая аркатурно-колончатый пояс, уже знали, что он будет навсегда закрыт каменными пристройками?
Гораздо более вероятно, что на момент постройки церкви Рождества Богородицы у мастеров еще не было однозначного мнения о том, каким будет вход на хоры и как церковь будет соединяться с дворцовым комплексом. Это мог быть не громоздкий каменный переход над аркой, а легкий деревянный мостик или даже простая деревянная лестница, как в Спасо-Преображенском соборе Переславля-Залесского, где под сохранившимся дверным проемом в верхней части западного прясла северной стены археологические исследования не открыли никаких остатков фундаментов каменной лестничной башни37.
Рациональность мышления древнерусских мастеров подтверждается и тем, что строители собора Рождества Богородицы в Суздале не стали полностью облицовывать известняком стену собора, перекрытую западным притвором, а использовали фрагменты кирпичной кладки времен Мономаха, так как этот участок стены все равно предназначался под штукатурку и роспись38.
Соответственно, действия мастеров, полностью выложивших аркатурно-колончатый пояс боголюбовской церкви Рождества Богородицы, видятся вполне логичными: возводя церковь, они еще не знали, что к западному пряслу ее северной стены будет пристроен капитальный белокаменный переход. Вероятно, дворец, в комплекс пристроек которого входила лестничная башня, вначале соединялся с хорами церкви легким деревянным мостиком.
Рассмотрим вопрос о том, как мог выглядеть дворцово-храмовый комплекс в целом.
Н.Н. Воронин на основании данных раскопок у южной стены церкви Рождества Богородицы полагал, что там располагались аналогичные постройки – лестничная башня с переходом над арочным проемом (реконструкция Н.Н. Воронина всего комплекса зданий вокруг Рождественской церкви приведена на рис. 11)39.
Рис. 11. Комплекс зданий вокруг церкви Рождества Богородицы в XII веке. Реконструкция Н.Н.Воронина.
Но на рис. 1 и 2 видно, что к югу и востоку от церкви Рождества Богородицы для дворцовых построек было очень мало места (даже с учетом того, что в домонгольское время обрыв к Клязьме был несколько дальше от храма). Вряд ли двор был сильно вытянут на северо-восток – его форма оказывалась бы очень узкой и изогнутой.
Следовательно, если мы предположим, что княжеский двор с юга, севера и востока имел «полноценные» крепостные стены, то свободная площадь внутри них была бы небольшой (по В.К. Емелину, она составляла всего 8 соток40). На этой территории должно было существовать и незастроенное пространство, в которое вел сохранившийся проем ворот. Получается, что если бы княжеский дворец был отдельно стоящим зданием внутри крепостных стен двора (с зазором между стенами дворца и крепостными стенами хотя бы в 2–3 м), он был бы очень мал и не соответствовал бы великокняжескому статусу Андрея Боголюбского. Возможно, именно по этой причине В.К. Емелин не изобразил дворец на своей реконструкции плана Боголюбова (см. рис. 2)
Эта проблемная ситуация разрешается следующим образом: стены дворца на значительном протяжении одновременно являлись и крепостными стенами княжеского двора, т.е. двор фактически представлял собой не огороженную территорию, а укрепленный комплекс зданий. В систему укреплений могло входить большинство дворцовых построек (они могли выглядеть и так, как их изобразил на своей реконструкции Н.Н. Воронин, только без многочисленных арок в стенах). Во времена Боголюбского по аналогичным принципам строились многие немецкие и североитальянские «бурги», а много веков спустя так был построен Михайловский замок в Санкт-Петербурге.
Соответственно, открытые раскопками остатки белокаменной кладки к югу от церкви Рождества Богородицы могли принадлежать одновременно и крепостным стенам, и комплексу дворцовых сооружений.
Был ли этот комплекс пристроек симметричен северному? Мы считаем, что полностью симметричен он не был, но подобен был. Дело в том, что на западном прясле южной стены существующего здания церкви Рождества Богородицы отсутствует окно верхнего яруса (рис. 12) – при том, что расположение всех остальных окон и на южной, и на западной стенах подчинено единой системе. Обращает на себя внимание и сдвиг южного портала к востоку. Эти наблюдения наводят на мысль о том, что в середине XVIII века, когда был построен существующий Рождественский храм, к его южной стене еще примыкал переход над аркой, подобный северному.
Рис. 12. Существующая церковь Рождества Богородицы. Южная стена.
Такая позиция подтверждается и археологическими исследованиями Н.Н. Воронина, показавшими, что южные пристройки были подобны северным41, и в XVII веке они еще существовали42. В том, что южные пристройки не были отражены на иконе Боголюбовской Богоматери XVII века (см. рис. 7), нет ничего удивительного: храм изображен на самом краю иконы, и эти пристройки не могли поместиться на рисунке.
Судя по верхнему уровню декора нижнего яруса западного прясла южной стены существующего Рождественского храма, несохранившийся южный переход примыкал к стене церкви несколько более высоко, чем северный, что вполне соответствует нашему пониманию разновременности строительства различных частей дворца Боголюбского. Но, конечно, для подтверждения этой гипотезы необходимо проведение раскрытия кладки существующей церкви от штукатурки.
Сохранившиеся северные пристройки к церкви Рождества Богородицы (возможно, как и все остальные здания «бурга») построены из белого камня среднего качества (желтоватого и пористого), обработанного достаточно гладко. Большое количество найденных при раскопках различных резных камней43 свидетельствует о том, что здания «бурга» были богато декорированы. Возможно, они были преимущественно двухэтажными и имели башни с шатровыми завершениями, изображенными на миниатюре Лицевого летописного свода XVI века44 (рис. 13).
Рис. 13. Постройка храмов в Боголюбове. Миниатюра Лицевого летописного свода XVI века.
Площадь перед воротами в княжеский «бург» была благоустроена, вымощена каменными плитами с желобами-водостоками, на ней располагался открытый Н.Н. Ворониным восьмиколонный киворий над чашей45 (см. рис. 11).
Вопрос о происхождении так называемой «четырехликой капители», находящейся в боголюбовской экспозиции Владимиро-Суздальского музея-заповедника46 (рис. 14), давно занимал исследователей. А.И. Некрасов полагал, что эта капитель относилась к «зиждительному столпу» княжеских палат47. Н.Н. Воронин относил ее к одному из столпов гипотетического открытого западного притвора-балдахина церкви Рождества Богородицы48 (о притворах Рождественского храма см. в п. 3). Г.К. Вагнер считал, что неподалеку от входа в церковь Рождества находился отдельно стоящий «Богородичный столп», увенчанный указанной капителью49 (рис. 15).
Рис. 14. Так называемая «четырехликая капитель». Современный вид.
Рис. 15. «Богородичный столп» в XII веке. Реконструкция Г.К.Вагнера.
Автор этого исследования придерживается точки зрения Г.К. Вагнера как наиболее обоснованной с исторической точки зрения (исследователь приводил ряд примеров установки подобных столпов в Иерусалиме, Византии и Западной Европе50). В пользу этой гипотезы мы можем привести и дополнительный аргумент: «четырехликий» блок в XIX веке чтился как святыня (к середине века он был вставлен в монастырскую ограду близ церкви Рождества Богородицы и обозначал место, где, по преданию, лежало брошенное убийцами тело князя; в этом месте над оградой была устроена небольшая церковная главка, а концу века над этим камнем в ограде была возведена деревянная часовня с изображением лежащего тела Андрея51). Вряд ли такого исключительного почета мог удостоиться простой строительный обломок.
Единственная оговорка, которую мы можем сделать, – что каменный блок с ликами Богородицы в XII веке мог стоять не на столпе, а на более низком постаменте, чтобы верующие могли к нему «прикладываться». Это объясняет плохую сохранность ликов, вырезанных из высококачественного камня, способного эффективно противостоять «обычному» выветриванию. В XIX веке блок был заложен в ограду, и «прикладываться» к нему могли только с одной стороны52, а поскольку плохо сохранились все четыре лика, значит, в течение нескольких предыдущих столетий к блоку «прикладывались» со всех сторон.
Датировать «бург» Андрея Боголюбского мы можем лишь весьма условно. Как следует из процитированного в п. 1 сообщения «Краткого Владимирского летописца», княжеский дворец («палаты») был построен вскоре после прихода Андрея в Суздаль из Киева. Однако даже на примере немногочисленных сохранившихся построек видно, что строительство «бурга» имело множество этапов и должно было занять не один год. Соответственно, мы вправе датировать начало строительства боголюбовского дворца 1158 годом и полагать, что его основное ядро было возведено на рубеже 1150-х и 1160-х годов, но достройка различных частей дворцового комплекса продолжалась, как минимум, в течение первой половины 1160-х годов (возможно, даже до начала 1170-х годов).
Вопрос о том, когда «бург» исчез с лица земли, требует отдельного рассмотрения. Стратиграфия раскопок Н.Н.Воронина к северу от сохранившейся лестничной башни показала, что вслед за тонким культурным слоем с керамикой XIII века сразу следуют слои XVIII–XIX веков53. Из этого исследователь сделал вывод о том, что «катастрофа постигла дворец через небольшой промежуток времени после окончания его постройки», и полагал, что дворец мог быть разрушен либо во время восстания 1174 года, когда горожане разграбили княжеский двор, либо во время похода Глеба Рязанского в 1177 году, либо во время татаро-монгольского нашествия54.
Но указанные восстания и завоевания вряд ли могли столь роковым образом повлиять на судьбу большого белокаменного «бурга», фактически являвшегося мощной крепостью: во-первых, его невозможно было полностью разрушить (или сжечь) при штурме, кратковременном захвате или восстании; во-вторых, он не мог обветшать и полностью разрушиться в течение семидесяти лет даже при полном запустении (которого, как мы показали в п. 1, в домонгольском Боголюбове и не было).
В XII–XIII веках «бург» Андрея Боголюбского мог бы быть только целенаправленно разобран («срыт»), что потребовало бы огромных трудозатрат. Это не могло произойти ни в 1174, ни в 1177, ни даже в 1237–1238 годах: прецедентов полного «срытия» русских крепостей монголами мы не знаем. К тому же в Боголюбовском «бурге» во время Батыева нашествия уже располагался монастырь55, а исключительная веротерпимость монголов хорошо известна.
Скорее всего, раскопы Н.Н. Воронина к северу от лестничной башни оказались на месте каких-либо зданий «бурга» (причем не хозяйственных, где могли быть подполы, а княжеских). В XIII веке это место могло быть открытым (поэтому в культурный слой попала керамика), а в послемонгольское время оказаться застроенным. В связи с этим и культурный слой XIII века на месте раскопок оказался столь тонким, и слои XIV–XVII веков не были обнаружены.
Таким образом, наиболее вероятно, что несохранившиеся здания «бурга» Андрея Боголюбского разделили судьбу множества домонгольских белокаменных построек: постепенно обветшали, пришли в аварийное состояние и были использованы на строительные материалы не позднее второй трети XVIII века, когда исчез с лица земли южный комплекс пристроек к церкви Рождества Богородицы.
3. Церковь Рождества Богородицы
Церковь56 Рождества Богородицы в Боголюбове, по всей видимости, была центральным, наиболее высоким и наиболее богато декорированным сооружением княжеского белокаменного «бурга». Храм был возведен из белого камня гораздо более высокого качества, чем постройки «бурга».
Рассматривая вопрос датировки храма, прежде всего еще раз вспомним приведенные нами в п. 1 летописные сообщения. «Краткий Владимирский летописец» говорит: «И потом приде от Киева Андрей Юрьевич и сътвори Боголюбивый град и спом осыпа, и постави две церкви камены»57. То, что в этом сообщении речь идет про церкви Рождества Богородицы в Боголюбове и Покрова на Нерли, подтверждается тем, что Новгородская I летопись сообщает: «И постави ей (Богородице – С.З.) храм на реце Клязме, две церкви каменны во имя святыя Богородица»58. Следовательно, оба летописных текста четко связывают основание города Боголюбова и строительство церквей Рождества Богородицы и Покрова. А Новгородская IV летопись дает однозначную дату основания Боголюбова – 1158 год59.
То, что арка ворот и переход были «приложены» к северной стене церкви, заслонив аркатурно-колончатый пояс (см. п. 2; рис. 9), также свидетельствует, что Рождественская церковь была первым зданием всего Боголюбовского ансамбля.
Наша позиция подтверждается еще одним летописным сообщением – Владимирского летописца (XVI век), на которое внимание автора обратила Т.П. Тимофеева60. Под 1158 годом в нем говорится: «Cии же князь Ондреи Боголюбовныи град спом осыпа, постави ту церковь камену Рожество святеи Богородици на Клязме реке, а другую Покров святеи Богородици на Нерли, и устрои монастырь»61.
А учитывая то, что в погодном летописании термин «поставить» чаще всего означал строительство в течение одного года, и многие храмы подобного масштаба действительно возводились в течение одного строительного сезона62, мы обязаны принять 1158 год в качестве даты и Рождественской, и Покровской63 церквей.
В конце XVII века в церкви Рождества Богородицы были выломаны хоры и растесаны щелевидные окна64. По-видимому, это ускорило разрушение храма: в 170565 и 172266 годах обрушились глава, своды и большая часть стен. В 1751 году остатки церкви были почти полностью разобраны67. На их месте из белого камня (во вторичном использовании) и кирпича был построен новый храм, план которого практически точно повторил план церкви Андрея Боголюбского.
При перестройке западная часть северной стены, к которой примыкали арка ворот и переход, уцелела выше уровня хор, хотя и была перелицована со стороны интерьера68. Факт перелицовки доказывается наличием в кладке блоков с «перевернутыми» насечками под штукатурку; блоков без насечек (соответственно, перетесанных, перевернутых либо перемещенных); маломерных вставок в кладку; неровно положенных блоков (рис. 16). Остальные стены сохранились на 2–3 ряда кладки.
Рис. 16. Фрагмент западной части северной стены церкви Рождества Богородицы. Вид из интерьера. Стрелками обозначены следы перелицовки.
Таким образом, план
церкви Рождества Богородицы нам известен (рис. 17). Храм был четырехстолпным, трехапсидным,
несколько вытянутым с запада на восток (длина без учета апсид – около
Рис. 17. План церкви Рождества Богородицы XII века (по Н.Н. Воронину).
Лопатки храма имели полуколонны посередине и четвертные колонны по сторонам, угловые лопатки были объединены угловой трехчетвертной колонной, апсиды имели тонкие полуколонки-тяги (четыре на средней апсиде и по две – на боковых). Цоколь храма был украшен аттическим профилем. Базы полу- и четвертных колонн лопаток также были украшены аттическим профилем и имели угловые «рога-грифы» («когти»). Отметим, что аналогичные «когти» встречаются в большом количестве романских и готических храмов Западной Европы.
Церковь Рождества Богородицы имела аркатурно-колончатый пояс (его остатки сохранились на западном прясле северной стены – см. рис. 9). Н.Н. Воронин на основании анализа фресок XVIII века с фигурами, частично прикрытыми северными пристройками к храму, показал, что на месте фресок XVIII века находились фрески XII века и, соответственно, аркатурно-колончатый пояс был расписан, как и на Успенском соборе во Владимире70.
Вопрос о количестве глав храма решается просто – одноглавым он был изображен на иконе Боголюбовской Богоматери XVII века (см. рис. 7), ближайший к нему по времени постройки, расстоянию, архитектурной пластике и пропорциям храм Покрова на Нерли также одноглавый. Но вопрос о пропорциях Рождественской церкви заслуживает отдельного рассмотрения.
Храм имел хоры («полати»,
с которых не принадлежавшие к православной конфессии
гости Андрея Боголюбского должны были «видеть
истинное христианство и креститься»71). Северный вход на хоры из
надвратного перехода сохранился; порог существующего проема находится на высоте
Но в относительно близкой
по размерам и пропорциям церкви Покрова на Нерли высота хор, расположенных
практически посередине столпов, составляет всего
Рис. 18. Первоначальный вид церкви Рождества Богородицы. Реконструкция Н.Н. Воронина.
В.К. Емелин полагал, что хоры Рождественского храма все же располагались посередине столпа, и реконструировал церковь с вытянутыми вверх пропорциями, введя в реконструкцию даже второй аркатурно-колончатый пояс73 (см. рис. 5). Но мы не можем принять эту реконструкцию по следующим причинам:
– ни один храм Суздальской земли не имел двух аркатурно-колончатых поясов. Такую систему декора мы видим лишь на гражданской постройке – боголюбовской лестничной башне, но она, как мы показали в п. 2, была построена в два этапа, то есть каждый ее ярус воспринимался строителями как отдельный объем и получил «свой» декор;
– ни один храм Суздальской земли не имел столь вытянутых вверх пропорций. Так, отношение ширины западного фасада к его высоте во владимирском Успенском соборе Андрея Боголюбского и в Дмитриевском соборе близко к единице, в церкви Покрова на Нерли – 0,85, а в реконструкции В.К.Емелина – 0,77;
– то, что в Успенском соборе Владимира, церкви Покрова на Нерли и Дмитриевском соборе хоры расположены посередине столпов, ни в коем случае не является общей и обязательной системой для всех домонгольских суздальских храмов (так, в Спасо-Преображенском соборе Переславля-Залесского и церкви Бориса и Глеба в Кидекше хоры находятся примерно на трех пятых высоты столпов). В храмах других древнерусских княжеств (Киев, Чернигов, Новгород, Псков и пр.) никакой общей и обязательной системы в высоте расположения хор также нет. Например, в соборе Ивановского монастыря (Псков) хоры находятся примерно на двух третях высоты столпов, в церкви Николы на Липне (Новгород) – примерно на одной трети, в Борисоглебском соборе (Чернигов) – примерно на трех пятых, в Пятницкой церкви (Чернигов) – примерно на двух пятых.
Таким образом, в отношении церкви Рождества Богородицы в Боголюбове мы принимаем реконструкцию Н.Н. Воронина (см. рис. 18), хотя и с определенной оговоркой.
Дело в том, что
существующий проем в северной стене церкви, ранее ведший на хоры с перехода над
аркой, расположен примерно на
Для ответа на этот вопрос мы можем выдвинуть гипотезу о том, что проем между переходом на хоры в его существующем виде – не дверь, а окно. Первоначально на этом месте была «полноценная» дверь, а когда в конце XVII века хоры были выломаны, то этот дверной проем, чтобы он не обрывался «в воздух», превратили в окно, заложив снизу двумя–тремя рядами камня. Возможно, превращение двери в окно было связано и с тем, что, как мы отмечали выше, со стороны интерьера северная стена церкви Рождества была перелицована.
Конечно, это лишь гипотеза,
подтвердить или опровергнуть которую может только зондаж покрытой толстым слоем
штукатурки нижней части существующего проема. Но в соответствии с этой
гипотезой мы вправе реконструировать хоры церкви Рождества Богородицы XII века на высоте около
Впрочем, как мы показали выше, расположение хор на двух третях высоты столпов (по Н.Н. Воронину – см. рис. 18) также является абсолютно нормальным явлением, более того – усиливает «высотность» интерьера храма и подчеркивает его торжественность (низкие хоры, наоборот, создают ощущение «затесненности» интерьера и «давят» на находящихся в храме).
Судя по археологическим находкам в Боголюбове (резным женским и львиным маскам, голове зверя от белокаменного водомета), у нас есть все основания полагать вслед за Н.Н. Ворониным74, что храм имел примерно ту же систему зооантропоморфного скульптурного убранства, которая присутствует в церкви Покрова на Нерли. При раскопках в Боголюбове была найдена мелкая зооморфная скульптура75, следовательно, базы колонок аркатурно-колончатого пояса церкви Рождества могли быть не только клинчатыми, но и зооморфными, как базы колонок церкви Покрова.
Рождественский храм имел перспективные порталы. Их колонки были гладкими, а архивольты, вероятно, были украшены резьбой76.
Рассмотрим вопрос о притворах церкви Рождества Богородицы.
В «Повести о смерти Андрея» говорится, что тело князя было положено в притворе77. Но никаких остатков притворов масштабные археологические исследования не обнаружили78. В связи с этим Е.Е. Голубинский предполагал, что западный притвор представлял собой открытую паперть79, Д.И. Иловайский – что у храма был открытый «портик»80, Н.Н. Воронин – что западный притвор мог представлять собой открытый с трех сторон «балдахин», опиравшийся арками на стену собора и два столпа81. Однако все эти предположения были весьма произвольными, и даже Н.Н. Воронин, выдвинув свою версию вида и расположения притвора, не счел возможным отразить его на своих реконструкциях храма (см. рис. 11 и 18).
Мы позволим себе выдвинуть собственную версию того, о каком притворе шла речь в «Повести».
Во-первых, положение тела убитого князя в открытом притворе (хотя бы и под «балдахином») было практически равнозначно оставлению его на улице на всеобщее обозрение, а логика «Повести» говорит о том, что тело было внесено в некое помещение, где через два дня его увидел игумен Арсений и настоял на отпевании82.
Во-вторых, открытый белокаменный притвор (хотя бы и в виде «балдахина») должен был бы иметь фундаменты под столпами, а поскольку весьма детальные раскопки не открыли эти фундаменты, то вероятнее всего, что их никогда не существовало.
В-третьих, для четырехликой капители, которую Н.Н. Воронин относил к гипотетическому открытому притвору, мы вслед за Г.К. Вагнером определили более вероятное и логичное место (см. п. 2).
В связи с этим напрашивается следующий вывод: храм имел закрытый притвор, но не белокаменный, а деревянный (археологические исследования при столь сложной стратиграфии практически неспособны обнаружить остатки таких притворов).
Между постройкой церкви и дворца (конец 1150-х–начало 1160-х годов) и убийством Боголюбского прошло около пятнадцати лет, и неудивительно, что белокаменный «бург» в условиях процветания Суздальского великого княжества при Андрее Юрьевиче (т.е. в полной безопасности от нападений внешних врагов) постепенно «оброс» множеством деревянных пристроек утилитарного характера (чем, как правило, являются притворы для храмов). Эта ситуация для Древней Руси абсолютно типична.
Теоретически такие деревянные притворы могли располагаться и с запада, и с юга, и с севера от церкви Рождества Богородицы. Но с севера и юга они мешали бы проезду под арки. Соответственно, мы полагаем, что храм имел только западный притвор, и тело князя было положено в нем. Абсолютно необязательно, что этот притвор портил внешний вид ансамбля: он мог быть оштукатурен, расчерчен «под квадры», побелен, и даже украшен резьбой.
В заключение вспомним слова летописи: «Сый благоверный и христолюбивый князь Андрей уподобися царю Соломану, яко дом Господу Богу и церковь преславну святыя Богородицы Рожества посреди города камену создав Боголюбом и удиви ю паче всих церквии… и створи церковь сию в память собе»83. И действительно, память об Андрее Юрьевиче оказалась неотделимой от его уникального архитектурного ансамбля в Боголюбове: князь вошел в историю как Андрей Боголюбский.
Примечания
1. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV веков. М., 1961–1962. Т. 1. С. 201.
2. Существовало множество интерпретаций названия города – Боголюбов (Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 201), Боголюбое (Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1991. Т. 2–3. С. 521), Боголюбый (ПСРЛ 2:580), Боголюбивое (ПСРЛ 4:10), Боголюбиво («Моление Даниила Заточника» – см. Интернет-сайт http://pisatel.org) и пр., поэтому мы будем придерживаться современного названия – Боголюбово.
3. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 201.
4. Там же. С. 204–208.
5. Емелин В.К.
Планировочная структура оборонительных сооружений периода княжения Андрея Боголюбского (на примере Боголюбовского
замка). Доклад на областной краеведческой конференции. Владимир, 22 апреля
6. ПСРЛ 2:580.
7. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 205.
8. Там же. С. 204-208. Н.Н. Воронин там же предполагал, что в укрепления города входили и белокаменные башни.
9. Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 1. Ч. 2. С. 117, 321.
10. Там же. С. 201.
11. Емелин В.К. Указ. соч.
12. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 201.
13. Там же. С. 129.
14. По Н.Н. Воронину, монастырь в дворцовых
зданиях был устроен в начале XIII века
(Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 204, 524). А.В. Маштафаров
полагает, что монастырь в Боголюбове существовал уже при Андрее Боголюбском и был «скромным домовым монастырем князя и его
семьи», а к началу XIII века монастырь уже занимал
практически всю территорию бывшего княжеского замка. Этот вывод исследователь
подтверждал тем, что у Рождественского храма в 1214–1215 годах уже существовало
монастырское кладбище (А.В. Маштафаров. Боголюбовский в честь явления Боголюбской
иконы Божией матери (Рождества Богородицы) монастырь. В кн.: Православная
энциклопедия. Т.
15. «Моление Даниила Заточника» см. на Интернет-сайте http://pisatel.org.
16. ЧОИДР. 1878. Кн. 1. С. 7.
17. ПСРЛ 7:241.
18. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 205–207.
19. Там же. С. 207.
20. ПСРЛ 4:10.
21. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 208.
22. Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные
памятники. В кн.: Исторический архив. Т.
23. ПСРЛ 2:580; Карамзин Н.М. Указ. соч. Т. 2. Примеч. 383.
24. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Рязань, 2001. С. 467.
25. Доброхотов В.И. Древний Боголюбов город и монастырь с его окрестностями. М., 1852. С. 16, 52. Впрочем, необходимо отметить, что Житие Андрея Боголюбского (начало XVIII века) как исторический источник выглядит достаточно сомнительным (подробно этот вопрос рассмотрен в кн.: Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Владимиро-Суздальского музея-заповедника. М., 2008. С. 138–141), а тезоименитство Андрея Первозванного в отношении Андрея Боголюбского нельзя считать однозначно установленным фактом.
26. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 241.
27. Там же. С. 234.
28. Емелин В.К. Указ. соч.
29. Доброхотов В.И. Указ. соч., с. 16.
30. Некрасов А.И. Очерки по истории древнерусского зодчества XI–XVII века. М., 1936. С. 111.
31. Емелин В.К. Указ. соч.
32. Икона находится во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике. Электронная репродукция иконы любезно предоставлена Т.П. Тимофеевой.
33. Автор проводил натурные исследования башни совместно с Т.П. Тимофеевой в 2006 году.
34. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 286.
35. Раппопорт П.А. Еще раз о галереях церкви Покрова на Нерли. В кн.: Архитектура СССР, № 1, 1984. С. 106.
36. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 286; Раппопорт П.А. Указ. соч. С. 106.
37. Иоаннисян О.М. Исследования в Ярославле и Переславле-Залесском. В кн.: Археологические открытия 1986 года. М., 1988. Подобные примеры известны и в западноевропейском зодчестве: так, деревянную лестничную башню имеет каменный готический собор в баварском городе Эринге.
38. Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 24
39. Там же. Т. 1. С. 242–244.
40. Емелин В.К. Указ. соч.
41. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 244–246.
42. Там же. С. 261.
43. Там же. С. 241.
44. Там же.
45. Там же. С. 235, 252.
46. Автор экспозиции – Т.П. Тимофеева.
47. Некрасов А.И. Очерки по истории древнерусского зодчества XI–XVII вв. М., 1936. С. 112.
48. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 219.
49. Вагнер Г.К. Скульптура древней Руси. Владимир. Боголюбово. XII век. М., 1969. С. 93.
50. Там же. С. 88–93.
51. Доброхотов В.И. Указ. соч. С. 30; Островзоров Н. Историческое описание Боголюбова монастыря. Владимир, 1875. С. 29; Боголюбов монастырь и приписанные к нему Покровский и Николаевский-Волосов. Вязники, 1891. С. 31. Автор выражает благодарность Т.П. Тимофеевой за подборку указанных материалов.
52. По местной легенде, сообщенной Т.П. Тимофеевой, в XIX веке верующие «грызли» этот каменный блок в целях исцеления от зубной боли.
53. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 261.
54. Там же.
56. Дворцовая церковь Андрея Боголюбского после устройства в «бурге» монастыря стала собором. В настоящее время храм вновь имеет статус церкви, поэтому мы будем его называть именно так.
57. Тихомиров М.Н. Указ. соч. С. 211.
58. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Рязань, 2001. С. 467.
59. ПСРЛ 4:10.
60. Там же.
61. Это наблюдение Т.П. Тимофеевой относительно сообщения Владимирского летописца XVI века приведено в кн.: Тимофеева Т.П., Новаковская-Бухман С.М. Церковь Покрова на Нерли. М., 2003. С. 8.
62. Подробнее см.: Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Владимиро-Суздальского музея-заповедника. М., 2008. С. 78–80.
63. Подробнее о датировке церкви Покрова на Нерли см. там же, с. 138–142.
64. ЧОИДР. 1878. Кн. 1. С. 14.
65. Тимофеева Т.П. Архитектурные реминисценции в
миниатюрах синодика Боголюбова монастыря XVII в. В кн.: Памятники культуры.
Новые открытия. Ежегодник
66. ЧОИДР. 1878. Кн. 1. С. 14.
67. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 210.
68. Идея возможности перелицовки северной стены церкви Рождества Богородицы со стороны интерьера была высказана Т.П. Тимофеевой и подтверждена натурными исследованиями, проведенными автором этой книги совместно с Т.П. Тимофеевой в 2006 году.
69. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 210.
70. Там же. С. 214.
71. ПСРЛ 2:591.
72. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 220.
73. Емелин В.К. Указ. соч.
74. Там же. С. 214–217.
75. Тимофеева Т.П. Владимиро-Суздальский лапидарий и его значение для изучения памятников
белокаменного зодчества XII–XIII веков.
В кн.: Советская археология. Т.
76. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 214.
77. ПСРЛ 2:591.
78. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 218.
79. Голубинский Е.Е. Указ. соч. Т. 1, ч. 2. С. 69.
80. Иловайский Д.И. Воспоминания о Галиче на Днестре. В журн.: Древняя и новая Россия, № 2, 1878.
81. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 219.
82. ПСРЛ 2:591.
83. ПСРЛ 2:581–582.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский