|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Заграевский С.В. К вопросу о датировке и авторстве памятников Александровской слободы. В кн.: Зубовские чтения. Сб. статей. Вып. 3. Струнино, 2005. С. 69-96. Все права сохранены.
Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: www.zagraevsky.com. Все права сохранены.
Размещение в библиотеке
«РусАрх»: 2006 г .
С. В. Заграевский
К вопросу о датировке и авторстве
памятников Александровской слободы
Аннотация
Архитектурно-археологические и летописные данные свидетельствуют в пользу датировки четырех древнерусских храмов Александровской слободы, в том числе шатровой Троицкой, ныне Покровской, церкви, 1510-ми годами. Эта церковь являлась первым древнерусским каменным шатровым храмом, построенным ранее церкви Вознесения в Коломенском (1529–1532 годы). Автором дворцово-храмового комплекса 1510-х годов в Слободе был итальянский архитектор Алевиз Новый. Вся эти положения системно освещаются и доказываются в статье профессора С.В. Заграевского.
Светлой памяти безвременно ушедших из жизни
В. В. Кавельмахера и С. С. Подъяпольского
1.
До 80-х годов XX века по поводу датировки памятников Александровской1 слободы серьезных разногласий между исследователями древнерусской архитектуры не возникало. После того, как в 1924 году комиссия Центральных реставрационных мастерских выяснила, что современный Троицкий собор до XVIII века назывался Покровским, а шатровая Покровская церковь до XVIII века была посвящена Троице2, в научной и популярной литературе закрепились следующие даты:
– Покровский, ныне Троицкий, собор (в дальнейшем будем без оговорок называть его Покровским) датировался 1513 годом на основании записи «Троицкого летописца»: «Лета 7021 октября 3 в Сергиеве манастыре основаша ворота кирпичныи, а на воротех во имя Сергия чюдотворца. Лета 7022 ноября 28 священа бысть црквь древяная в Клементьеве. Того ж лет декабря 1 сщнна бысть црквь Покров стеи Бцы в Новом селе Олександровском. Тогды ж кнзь великий и во двор вшел (курсив мой – С.З.). Того ж мсца декабря 15 сщнна бысть црквь кирпичнаи в Сергиеве манастырь на воротех стый Сергий, а сщал ее епспъ Митрофан Коломенский да игумен Памва, а на сщние был кнзь великий»3;
– Троицкая, ныне Покровская, церковь «на Дворце» (в дальнейшем будем без оговорок называть ее Троицкой) датировалась вторым строительным периодом Слободы – «опричным» временем Ивана IV (ориентировочно 1570-ми годами). Основанием для такой датировки был ее шатровый верх. Традиционно считалось, что первым шатровым храмом была церковь Вознесения в Коломенском, построенная в 1528–1532 годах, и на основании этой теоретической предпосылки Троицкая церковь не могла датироваться первым строительным периодом Слободы – 1510-ми годами;
– Успенская церковь условно датировалась теми же 1570-ми годами, что и Троицкая;
– Распятская колокольня (до 1710 года – церковь Алексея митрополита4) также датировалась 1570-ми годами. После того, как в 1940-е годы А.С.Полонский выявил внутри нее более раннее столпообразное здание5, последнее стали относить к первому строительному периоду Слободы и датировать, как и Покровский собор, 1513 годом. Фактически мы имеем дело с двумя разными зданиями, поэтому для простоты в дальнейшем будем называть Распятской колокольню в ее современном виде, а церковью Алексея митрополита – столпообразное здание, находящееся внутри нее.
В этом виде датировки памятников Слободы просуществовали до исследований В.В.Кавельмахера. В 1980–1990-е годы он провел серию раскопок и зондажей, выявивших принципиальный факт: Покровский собор, Троицкая церковь, Успенская церковь и церковь Алексея митрополита (в дальнейшем будем для простоты называть их первыми храмами Слободы) были возведены в одном строительном периоде.
Во всех этих памятниках В.В.Кавельмахер отмечал материалы (кирпич и белый камень) сходных кондиций, однородное связующее, идентичное связное железо, технику смешанной кладки, единый «итальянизирующий», «графический» стиль русской придворной архитектуры XVI века, с применением одних и тех же, отчетливо унифицированных, узлов и деталей – корытообразных филенок, наборов профилей цоколей, венчающих тяг и капителей6. Кладка всех храмов изначально имела открытый характер – не красилась и не белилась, подкрашивались белым левкасом только некоторые выполненные из кирпича элементы декора. Все выступающие белокаменные элементы были скреплены однотипными скобами7. Все храмы (за исключением столпообразной церкви Алексея митрополита) были построены с приделами и смежными палатами, а Троицкая и Успенская – даже с погребами8. В интересах всего ансамбля ложный подклетный ярус и ложную паперть со звонницей получила и церковь Алексея митрополита9. Различались постройки между собой только объемом и качеством покрывающей их «фряжской» резьбы, однако В.В.Кавельмахер отмечал единый стиль этой резьбы (за исключением орнаментальных поясов Покровского собора, скопированных с Троицкого собора Троице-Сергиевой Лавры)10.
Эта аргументация В.В.Кавельмахера была справедливо воспринята исследователями как исчерпывающая11, и неминуемо возник вопрос о коррекции принятых ранее датировок.
В.В.Кавельмахер, ссылаясь на уже приведенный нами текст «Троицкого летописца»12 и близость стилистики первых храмов Александровской слободы к стилистике кремлевских соборов Ивана III и Василия III13 (эта стилистическая близость была отмечена еще А.И.Некрасовым14), датировал храмы Покрова, Троицы, Успения и Алексея митрополита первым строительным периодом Слободы – началом 1510-х годов. Ко второму строительному периоду – 1570-м годам – В.В.Кавельмахер относил только перестройку церкви Алексея митрополита и пристройку к Троицкой церкви трапезной на погребе и подклете15 (именно эти строительные работы могли отметить «немцы-опричники» И.Таубе, Э.Крузе и Г.Штаден16).
2.
В конце 1990-х–начале 2000-х годов точка зрения В.В.Кавельмахера была поставлена под сомнение С.С.Подъяпольским. Поддерживая отнесение Покровского собора, Троицкой церкви, Успенской церкви и церкви Алексея митрополита к одному строительному периоду17, он датировал все эти памятники 1570-ми годами. Аргументация исследователя сводилась к следующему:
– «слишком многое в концепции В.В.Кавельмахера (относительно датировки первых храмов Слободы 1510-ми годами – С.З.) противоречит устоявшимся взглядам на развитие зодчества Московской Руси XVI столетия»18.
– архитектура Троицкой церкви более характерна для шатровых храмов второй половины XVI века19;
– сообщение «Троицкого летописца» не дает достаточных оснований для того, чтобы датировать Покровский собор 1513 годом, так как в нем нет указания на материал постройки, т.е. речь могла идти и о деревянном храме20;
– некоторые стилистические черты сближают Покровский собор и Троицкую церковь Александровской слободы не с кремлевскими соборами Ивана III и Василия III, а с собором Покрова на Рву (1556–1561 годы) и верхними приделами Благовещенского собора (1560-е годы)21;
Первый и второй аргументы С.С.Подъяпольского имеют общетеоретический характер и не могут служить основанием для каких-либо датировок. По словам В.В.Кавельмахера, «здесь спорят между собой не факты, а теория (т.е. наше сегодняшнее понимание генезиса русского шатрового зодчества) и факты. В этой ситуации долг исследователя – безоговорочно встать на сторону фактов»22.
Третий аргумент С.С.Подъяпольского негативен: указание на необоснованность одного из доказательств датировки 1510-ми годами не может служить доказательством датировки 1570-ми. Аргументом по сути является лишь четвертый – попытка датировать первые храмы Слободы по стилистической аналогии с московскими постройками середины XVI века.
Тем не менее, в этой статье мы рассмотрим все аспекты позиции С.С.Подъяпольского.
Прежде всего, мы обязаны согласиться с исследователем в том, что сообщение «Троицкого летописца» не дает достаточных оснований для того, чтобы уверенно говорить о постройке в 1513 году именно каменного Покровского собора. В свое время А.И.Некрасов писал, что сообщение об освящении не могло относиться к деревянной церкви23, но С.С.Подъяпольский убедительно опровергает его позицию24: в процитированном нами в п. 1 сообщении «Троицкого летописца» говорится и о деревянных, и о каменных церквях.
Добавим, что с православно-догматической точки зрения, которой, несомненно, придерживались авторы «Троицкого летописца», освящение деревянного и каменного храмов абсолютно равнозначно. Следовательно, мы не вправе использовать сообщение «Троицкого летописца» для датировки Покровского собора (соответственно, и церквей Троицы, Успения и Алексея митрополита) 1510-ми годами.
В п. 5 мы увидим, что для датировки этих храмов началом XVI века есть другие, гораздо более веские основания, а пока обратимся к основному (и, по сути, единственному) аргументу С.С.Подъяпольского в пользу 1570-х годов – стилистических чертах различия первых храмов Слободы с кремлевскими соборами и их сходства с собором Покрова на Рву и верхними приделами Благовещенского собора. В значительной части своей аргументации С.С.Подъяпольский ссылается на А.Л.Баталова (который, в свою очередь, в последние годы ссылается на С.С.Подъяпольского25), поэтому мы будем рассматривать позиции обоих исследователей.
3.
Прежде всего заметим, что итальянизирующие мотивы в архитектурном декоре русских храмов имели место на протяжении всего XVI века (это показывал и А.Л.Баталов26). Следовательно, сам факт наличия таких мотивов не может являться основанием для каких-либо датировок – как 1510-ми, так и 1570-ми годами.
А.Л.Баталов и С.С.Подъяпольский отмечали, что ряд особенностей декора отличает первые храмы Александровской слободы от кремлевских соборов Ивана III и Василия III27. С отмеченными ими чертами отличия нельзя не согласиться. Но имело ли при этом место сходство первых храмов Слободы с храмами середины XVI века?
Основным объектом, с которым исследователи пытались найти стилистическое сходство первых храмов Слободы, являлся собор Покрова на Рву. А это само по себе вызывает сомнение в верности любых проведенных аналогий, так как в архитектуре и декоре московского собора мастера изначально стремились к объединению самых различных стилей – «различными образцы и многими переводы»28.
И все же перечислим все те черты, которые, по мнению А.Л.Баталова и С.С.Подъяпольского, определяют сходство первых храмов Слободы и собора Покрова на Рву.
Во-первых, А.Л.Баталов писал29 (и С.С.Подъяпольский подтверждал30), что «в приделах Покрова Богородицы и Входа в Иерусалим собора Покрова на Рву наличники круглых окон так же, как в Александрове (в Троицкой церкви, рис. 1 – С.З.), соприкасаются с архивольтами кокошников».
Рис. 1. Церковь Троицы в Александровской слободе. Общий вид.
Однако, на рис. 2 и 3 видно, что на центральном столпе собора Покрова на Рву вообще отсутствуют наличники окон (мы видим перспективные оконные проемы), а на Входоиерусалимском приделе наличники окон в кокошниках далеко не соприкасаются с архивольтами.
Рис. 2. Покровский собор на Рву. Окна в кокошниках и декор центрального столпа.
Рис. 3. Входоиерусалимский придел собора Покрова на Рву. Окна в кокошниках.
Во-вторых, С.С.Подъяпольский полагал, что замена полуколонок филенкой тесно сближает композицию западного портала Покровского собора Александровской слободы с порталами центрального столпа храма Покрова на Рву. Впрочем, исследователь был вынужден сделать оговорку, что в московском храме, «правда, обращенная внутрь проема поверхность плечиков декорирована, и подставов с наружной стороны нет»31.
Не будем здесь рассуждать о том, что более существенно – отмеченное исследователем сходство или им же отмеченные различия. На рис. 4 и 5 видно, что и общая стилистика, и трактовка подавляющего большинства деталей декора порталов Покровского собора Слободы и центрального столпа Покрова на Рву абсолютно различны. К тому же порталы Покровского собора Слободы белокаменные, а Покрова на Рву – кирпичные.
А частичную замену полуколонок филенкой мы видим и на порталах Архангельского собора (рис. 6), и на «фряжском» северном портале Благовещенского собора (рис. 7), и на портале собора Чудова монастыря (1501 год, рис. 10).
Рис. 4. Западный портал Покровского собора в Слободе.
Рис. 5. Южный портал центрального столпа собора Покрова на Рву.
Рис. 6. Северный портал и филенки «цокольного» яруса Архангельского собора в Кремле.
Рис. 7. Северный портал Благовещенского собора.
В-третьих, А.Л.Баталов утверждал, что декор портала Федоровского придела Троицкой церкви в виде балясин (по С.С.Подъяпольскому, в виде «гипертрофированных бусин»32) схож с декором северного портала Входоиерусалимского придела собора Покрова на Рву33. Но, опять же, достаточно взглянуть на рис. 8 и 9, чтобы понять: у этих порталов абсолютно различная форма и бусин, и перемычек между ними. Ничего общего не имеет и форма самих порталов (например, на портале Входоиерусалимского придела отсутствует верхний фронтон), и трактовка всех их деталей.
Рис. 8. Портал Федоровского придела Троицкой церкви в Слободе.
Рис. 9. Южный портал Входоиерусалимского придела собора Покрова на Рву.
Отметим, что такие же порталы, как у Входоиерусалимского придела, есть у приделов Троицы и Николая Чудотворца собора Покрова на Рву, а на фасаде центрального столпа этого собора присутствует еще одна разновидность «гипертрофированных бусин» (см. рис. 2). Еще более принципиально то, что подобные «гипертрофированные бусины» присутствовали уже на портале собора Чудова монастыря (1501 год, рис. 10).
Рис. 10. Портал собора Чудова монастыря в Москве (1501 год).
В-четвертых, С.С.Подъяпольский говорил о том, что узкая полоса наклонной кладки в основании шатра Троицкой церкви между двумя близко расположенными карнизами, прорезанная в середине каждой грани маленьким окошком, является «несколько модифицированным мотивом машикулей, которые не встречаются в московских храмах ранее середины XVI века (храм Покрова на Рву, церковь в Дьякове)»34.
Но эта полоса кладки в Троицкой церкви (рис. 11) – просто нижняя часть шатра, отделенная от верхней части карнизом. Благодаря прорезанным в нижней части окошкам достигалось визуальное ощущение «парения шатра в воздухе». А что касается «мотива машикулей», то он при взгляде из интерьера присутствует в любых окнах, прорезанных в любом шатре (как и и в любой стене, наклоненной внутрь). Таких «модифицированных машикулей» в русской архитектуре XVI–XVII веков можно насчитать сотни, если не тысячи.
Рис. 11. Окно в нижней части шатра Троицкой церкви в Слободе.
Кроме проведения вышеперечисленных «аналогий» с собором Покрова на Рву, А.Л.Баталов35 и С.С.Подъяпольский36 предполагали сходство рисунка филенок – основного мотива галерей первых храмов Слободы и верхних приделов Благовещенского собора в Кремле. Но на рис. 12 и 13 видно, что ничего общего филенки первых храмов Слободы и приделов Благовещенского собора не имеют. У них абсолютно различны пропорции, глубина, обломы.
Рис. 12. Декорированная филенками южная стена Успенской церкви в Слободе.
Рис. 13. Южный верхний придел Благовещенского собора.
А филенки, объединенные сплошным карнизом, мы видим и на «цокольном» белокаменном ярусе фасада Архангельского собора (см. рис. 6). А.Л.Баталов37 и С.С.Подъяпольский38 полагали, что карниз на стенах первых храмов Слободы и верхних приделов Благовещенского собора, в отличие от Архангельского собора, не раскрепован над лопатками, но на самом деле на рис. 6, 12 и 13 видно, что он почти повсеместно раскрепован во всех перечисленных храмах, просто вынос лопаток в первых храмах Слободы и приделах Благовещенского собора значительно меньше, чем в Архангельском соборе, и поэтому раскреповка не столь заметна.
Следовательно, «стилистическая» аргументация А.Л.Баталова и С.С.Подъяпольского не может быть принята в качестве основания для датировки первых храмов Александровской слободы 1570-ми годами.
Гораздо более убедительным выглядит факт, который был вынужден признать и А.Л.Баталов39: если датировать первые храмы Слободы 1570-ми годами, то эти памятники окажутся единственными, где применен белокаменный декор «в той мере, в которой его употребляли в строительстве Василия III».
Но и этот факт, и результаты стилистического анализа, проведенного А.И.Некрасовым40 и В.В.Кавельмахером41, вряд ли могут служить самодостаточным основанием для датировки первых храмов Слободы 1510-ми годами: слишком много черт различия этих храмов с кремлевскими соборами рубежа XV–XVI веков отметили А.Л.Баталов и С.С.Подъяпольский42.
Следовательно, любой стилистический анализ (и по А.И.Некрасову, и по В.В.Кавельмахеру, и по А.Л.Баталову, и по С.С.Подъяпольскому) позволяет сделать лишь один бесспорный вывод: первые храмы Слободы абсолютно уникальны, и максимальная точность их датировки на основании стилистического анализа – XVI век.
Заметим, что эта ситуация характерна не только для первых храмов Слободы. Достичь необходимой точности датировки храмов «по стилистической аналогии» не позволяет принципиальный и неустранимый фактор: индивидуальность мастеров.
Зодчие и наиболее квалифицированные мастера могли выражать свою индивидуальность, строя храмы в различном стиле (иногда «стилизуя», иногда «опережая свое время», иногда сознательно совмещая в одном произведении различные архитектурные стили). Индивидуальность же «рядовых» строителей была обусловлена тем, что, как не раз показывал автор этой статьи43, в Древней Руси преимущественно использовались местные строительные кадры (это было для ктиторов проще и выгоднее).
В связи со всем сказанным в этом параграфе можно сделать общий вывод: стилистический анализ, оторванный от исторических и архитектурно-археологических данных, может дать более негативные, нежели позитивные результаты. В любых уникальных постройках (а это подавляющее большинство памятников древнерусской архитектуры XII–XVI веков) индивидуальность мастеров приводит тому, что все черты сходства памятников крайне условны44, и на каждую черту сходства можно найти несравненно большее количество гораздо более принципиальных черт различия.
4.
Гораздо более высокую точность может дать анализ характерных особенностей строительной техники: кладки, раствора, формы и качества кирпича, тески камня и т.п.
Во-первых, возможностей для выражения индивидуальности мастеров в строительном производстве практически не было.
Во-вторых, строительная техника тесно связана с технологией изготовления материалов (кирпича, камня, раствора), а последнюю существенно легче «привязать» к тому или иному времени.
Более того – автор этой статьи предполагал45 и предполагает, что будущее истории архитектуры именно за «строительными» методиками датировки памятников (при условии общедоступности и более высокой точности таких методов анализа особенностей строительной техники, как химический, петрографический, гранулометрический, радиоуглеродный, палеомагнитный, дендрологический и пр.)
А доступный автору этой статьи визуально-тактильный анализ строительной техники показал: в Покровском соборе, Троицкой и Успенской церквях, церкви Алексея митрополита мы видим «мягкую», «теплую» кладку, характерную и для кирпичных построек Московского кремля рубежа XV и XVI веков46, и для собора Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре (1514–1517 годы). Характерен и строительный раствор – с исключительно высокой вяжущей способностью, с ничтожно малым содержанием в извести песка и прочих примесей. Многочисленные белокаменные украшения и в Слободе, и в Кремле вытесаны так, что кажется, будто камень «дышит». В соборе Петра митрополита кирпичный декор, как и в Слободе, был покрыт левкасом «под белый камень».
В отличие от всех перечисленных зданий, Распятская колокольня выстроена из «сухого» (по выражению В.В.Кавельмахера, «жареного»47) кирпича, на легко крошащемся растворе с высокой примесью песка. Из такого же кирпича, на таком же растворе построен собор Покрова на Рву. Белокаменный декор Распятской колокольни также вытесан, как на соборе Покрова на Рву – жестко, геометрично, «сухо».
И в Распятской колокольне, и в соборе Покрова на Рву строители применяли наряду с железными связями деревянные. В храмах Покрова, Троицы, Успения и Алексея митрополита в Александровской слободе все связи изготовлены исключительно из железа высокого качества48.
Все эти соображения являются дополнительным аргументом в пользу позиции В.В.Кавельмахера о датировке Покровского собора, Троицкой и Успенской церквей, церкви Алексея митрополита началом 1510-х годов, а Распятской колокольни – временем Ивана IV. Дополнительным, но не основным, так как и кладка, и прочие особенности строительной техники все равно не могут дать стопроцентную уверенность в правильности датировок «по аналогии»: технология строительства в зависимости от местных условий (качества глины, камня и извести, профессионализма местных мастеров) могла изменяться весьма существенно.
5.
Основным аргументом в поддержку позиции В.В.Кавельмахера является наличие у колокольни Александровской слободы двух строительных периодов.
Все исследователи, за исключением С.С.Подъяпольского, полагали, что между этими строительными периодами (соответственно, между постройкой церкви Алексея митрополита и Распятской колокольни) имел место значительный временной промежуток – примерно 60 лет, прошедших между 1510-ми и 1570-ми годами. Этот факт принимался как очевидный и не требующий отдельного доказательства.
С.С.Подъяпольский, датируя все памятники Слободы 1570-ми годами, столкнулся с проблемой: если церковь Алексея митрополита была построена в это время, то когда могла быть возведена Распятская колокольня? В начале 1580-х годов Иван IV покинул Слободу, и «кровопийственный град» пришел в запустение. Новое строительство в нем началось только в середине XVII века49 и, конечно, относить Распятскую колокольню к этому времени невозможно.
В связи с этим С.С.Подъяпольский был вынужден утверждать (впрочем, в крайне обтекаемой и неоднозначной форме), что «обстройка ее (церкви Алексея митрополита – С.З.) мощными пилонами, поддерживающими шатровую колокольню, обладает теми же строительными характеристиками, которые дали повод В.В.Кавельмахеру для отнесения других храмов Александровой слободы к одному строительному этапу (здесь ссылка на В.В.Кавельмахера50 – С.З.). Из этого, казалось бы, следует, что переделка церкви, скорее всего, была произведена вскоре после ее возведения»51.
Несмотря на обилие в процитированном тексте условных оборотов, можно полагать, что С.С.Подъяпольский предполагал близость строительных характеристик церкви Алексея митрополита и Распятской колокольни, относя эти памятники к одному строительному периоду. Исследователь обосновывал свою позицию ссылкой на слова В.В.Кавельмахера о том, что «при перестройке церкви ее стиль соблюден полностью».
Но вряд ли такая ссылка является корректной: стиль и строительные характеристики – абсолютно различные понятия, и никакой речи о близости строительной техники церкви Алексея митрополита и Распятской колокольни В.В.Кавельмахер не вел. В данном случае «единый стиль» не мог означать даже стилистическую близость – у Распятской колокольни и архитектурные формы, и цоколь, и кокошники, и карнизы абсолютно иные, чем у ее предшественницы. В.В.Кавельмахер мог иметь в виду только общую композицию зданий (столпообразность, галерея, крупные кокошники, наличие дополнительной звонницы), а это ни в коем случае не может служить поводом для сближения датировок.
И все же посмотрим, могла ли церковь Алексея митрополита быть выстроена, а затем перестроена в течение одного строительного периода – 1570-х годов.
Во-первых, мы уже говорили о том, что и кладка, и раствор, и стилистика, и исполнение декора у церкви Алексея митрополита и Распятской колокольни абсолютно различны.
Во-вторых, церковь Алексея митрополита имела дополнительную звонницу для больших колоколов52, поэтому версия о необходимости ее обстройки под вывезенные в 1570 году из Новгорода большие колокола53 весьма сомнительна. Большие колокола не могли поместиться и на звонах Распятской колокольни (там и не было мест для их крепления54), и все равно располагались на дополнительной звоннице55. Следовательно, масштабные работы по обстройке церкви Алексея митрополита могли быть вызваны либо недостаточными размерами, либо неудовлетворительным техническим состоянием старого здания, а такая ситуация вряд ли могла возникнуть в течение менее чем десяти лет после постройки.
В-третьих, обследование автором этой статьи верхнего из сохранившихся ярусов церкви Алексея митрополита56 показало: окнам этого яруса была придана (причем весьма аккуратно) другая форма еще до обстройки стенами будущей Распятской колокольни. Весьма сомнительно, что в течение менее чем десяти лет после постройки могло потребоваться проведение значительных работ по приданию окнам принципиально новой формы.
В-четвертых, ознакомление с зондажами А.С.Полонского и В.В.Кавельмахера, сделанными в местах примыкания пилонов Распятской колокольни к фасадам церкви Алексея митрополита, показывает: к моменту обстройки пилонами церковь Алексея митрополита успела «врасти в землю» примерно на полметра. Теоретически это могло произойти и в течение десяти лет (в случае целенаправленных подсыпок грунта), но это крайне маловероятно.
В-пятых, по зондажам А.С.Полонского и В.В.Кавельмахера внутри лестничного ризалита Распятской колокольни видно, что в местах примыкания стен и пилонов Распятской колокольни на раскрытых зондажами фрагментах белокаменного цоколя и облевкашенного кирпичного декора церкви Алексея митрополита присутствуют следы выветривания, которые не могли успеть появиться в течение десяти лет.
Из вышеперечисленного следует, что между возведением церкви Алексея митрополита и Распятской колокольни прошел значительный срок, гораздо больший, чем десять лет. Таким образом, эти здания должны быть отнесены к двум разным строительным периодам. За все время существования Александровской слободы как резиденции московских государей таких периодов было всего два – 1510-е и 1570-е годы. Значит, мы обязаны относить церковь Алексея митрополита к 1510-м годам, а Распятскую колокольню – к 1570-м.
А поскольку В.В.Кавельмахер убедительно показал57 (и С.С.Подъяпольский принял его точку зрения58), что церковь Алексея митрополита была возведена в одном строительном периоде с храмами Покрова, Троицы и Успения, мы обязаны вслед за В.В.Кавельмахером однозначно датировать все перечисленные постройки Александровской слободы 1510-ми годами.
6.
С.С.Подъяпольский говорил о том, что датировка памятников Александровской слободы 1510-ми годами «противоречит устоявшимся взглядам на развитие зодчества Московской Руси XVI столетия»59, «перечеркивает едва ли не все сложившиеся взгляды на развитие архитектурных типов и стилистики русского зодчества XVI века»60.
Возможно, утверждения С.С.Подъяпольского чересчур категоричны, но в главном он оказался прав: в соответствии со сделанными в Слободе открытиями В.В.Кавельмахера многие устоявшиеся взгляды на русское зодчество XVI века следует пересмотреть.
Впрочем, к корректировке (или даже к полному пересмотру) своей позиции в соответствии с новыми архитектурно-археологическими и документарными данными должен быть готов каждый историк архитектуры. Так было в 1930-е годы, когда П.Н.Максимов обнаружил под обстройками древний собор Андроникова монастыря61, так было в 1950-е годы, когда раскопки Н.Н.Воронина раскрыли белокаменный Боголюбовский замок62 и открытые галереи Покрова на Нерли63, так было в 1960-е годы, когда Б.П.Дедушенко установил принадлежность существующего собора Высоко-Петровского монастыря творчеству Алевиза Нового64, так было в 1980-е годы, когда В.В.Кавельмахер и Т.Д.Панова обнаружили на Соборной площади Кремля октагон колокольни Иоанна Лествичника65, так было в 1990-е годы, когда раскопки О.М.Иоаннисяна открыли в Ростове бутовую церковь Бориса и Глеба 1287 года66.
Что же придется историкам архитектуры корректировать и пересматривать сейчас, когда стала окончательно ясна правильность датировок В.В.Кавельмахера в отношении памятников Александровской слободы? Перечислим лишь некоторые составляющие (прежде всего те, которые упоминались в трудах А.Л.Баталова и С.С.Подъяпольского).
«Сооружение собора с двумя примыкающими приделами необычно для начала XVI века, такая композиция известна только у церкви Спаса на Бору 1527 года»67. Теперь мы знаем уже два храма начала XVI века, имевших такую композицию, – Спасский в Кремле и Покровский в Слободе68.
«Филенки с характерными угловыми клинышками до сих пор совершенно неизвестны у сооружений начала XVI века»69). Теперь такие филенки нам известны – в Александровской слободе.
«Примитивизация классических профилей (например, отсутствие раскреповки карниза над пилястрами) имела место в 1570-е годы»70. Теперь мы видим такую «примитивизацию» (хотя и весьма относительную) и в храмах Слободы начала XVI века, со сделанной нами в п. 3 оговоркой, что незначительная и не повсеместная раскреповка карнизов все же имела место.
«Для начала XVI века наиболее характерны сводчатые паперти с глухой стенкой в нижнем ярусе и с открытыми арками в верхнем, а что касается папертей с открытой аркадой в нижнем ярусе и поддерживающими кровлю каменными столпами в верхнем, то нам известен только один такой случай, а именно церковь Вознесения в Коломенском»71. Теперь в начале XVI века нам известны такие паперти и у Покровского собора Александровской слободы.
«Прием расчленения филенками поверхности восьмигранного объема впервые применен в соборе Покрова на Рву»72 – теперь мы видим, что такой прием был впервые применен в первых храмах Слободы.
«Порталы с криволинейными боковыми стенками в виде развернутых волют существуют только у двух памятников второй половины XVI века – церкви Преображения в Острове и Успенского собора Троице-Сергиева монастыря»73. Теперь мы должны полагать, что они существуют и у памятника начала века, а именно у Троицкой церкви Слободы.
«Троицкая церковь соответствует типу шатрового храма, сложившемуся в середине и второй половине столетия»74. Теперь мы обязаны утверждать, что такой тип храма – близкий к традиционному, с тремя апсидами, с четвериком, завершенным горизонтальной тягой, с кокошниками, перенесенными на грани восьмерика, – сложился уже в начале века.
И, конечно, основное подлежащее пересмотру положение сложившейся на сегодняшней день теории – то, что первым шатровым храмом была церковь Вознесения в Коломенском (1528–1532 годы). Первым шатровым храмом на Руси была церковь Троицы в Александровской слободе, построенная в 1510-х годах.
Процитируем то, что писал
о Троицкой церкви В.В.Кавельмахер (этот текст был вынесен в примечания к
сборнику его статей75 и ускользнул от внимания многих
исследователей): «Предлагаемое отнесение церкви Троицы к первым десятилетиям
XVI в. подрывает, на первый взгляд, самые основы теории русского шатрового
зодчества. Однако так ли уж строга и совершенна эта теория? Так, первым
каменным шатровым храмом на Руси считается с некоторых пор известная
«заместительница» церкви Троицы на Дворце – церковь Вознесения в Коломенском,
построенная тем же ктитором и с тою же целью – в качестве холодного дворцового
храма в своей новой подмосковной резиденции. Постройка была осуществлена с
неслыханным размахом и огромными материальными затратами. Строил церковь, как
полагают исследователи, выдающийся итальянский архитектор Пьетро Франциско Аннибал
(Петрок Малый) в 1528–1532 гг. В истории русского зодчества храм остался
произведением, с точки зрения его формального совершенства, единственным и
неповторимым. Однако на этом процесс возведения каменных шатровых храмов в
Москве в силу ряда обстоятельств прервался. «Массовое» строительство шатровых
церквей возобновилось лишь в 50-е гг. XVI в. – враз, спонтанно, в поразительно
развитой и совершенной форме, ничего общего, однако, с церковью Вознесения уже
не имеющей. Разрыв нового строительства с конструктивной идеей и пластикой
предполагаемого прототипа еще как-то можно объяснить, но как объяснить
безупречно зрелую, «выдержанную», самостоятельную форму новой серии памятников?
Ведь если следовать данной теории, получается, что едва ли не первыми после двадцатилетнего
перерыва были построены такие шедевры, как центральный шатровый столп
Покровского собора на Рву (1554–1561 гг.) и не дошедший до нас пятишатровый
Борисоглебский собор в Старице (1557–1561 гг.). Можно, конечно, предположить,
что оба здания строил гениальный Барма «с товарищи». Но кто тогда строил другой
шатровый шедевр – не дошедшую до нас церковь Сергия на Троицко-Богоявленском
подворье в Кремле (
В дополнение ко всему сказанному В.В.Кавельмахером отметим, что более поздняя дата церкви Вознесения по сравнению с Троицкой церковью ни в коем случае не умаляет значение коломенского памятника для русской архитектуры. В этом храме наряду с шатром были применены пристенные пилоны, что позволило построить огромное здание невиданных пропорций, с «летящей» архитектоникой.
Троицкая церковь по сравнению с Вознесенской мала, «приземлена» и, как неоднократно показывал и В.В.Кавельмахер76, не столь совершенна в инженерном отношении. Но между возведением этих храмов прошло около пятнадцати относительно спокойных и мирных (что немаловажно) лет. За эти годы и инженерная мысль, и строительная техника не могли не сделать существенный шаг вперед. Вероятно и возведение в 1510–1520-е годы неизвестных нам шатровых храмов, и приглашение из Италии для строительства церкви Вознесения в Коломенском высококвалифицированных инженеров.
7.
У нас пока остается открытым один из главных вопросов генезиса древнерусского шатрового зодчества: происхождение первого шатрового храма. Возможно, в отношении слободской Троицкой церкви с ее традиционными формами четверика решить этот вопрос будет проще, чем в отношении церкви Вознесения.
И начнем мы решение этого вопроса с попытки определения зодчего и мастеров, строивших первые храмы Александровской слободы. Это нам поможет и уточнить датировки, так как сообщение «Троицкого летописца» относится только к освящению Покровского собора в 1513 году.
В.В.Кавельмахер полагал,
что, закончив в 1508 году свой московский двор, Василий III «перебросил освободившиеся
строительные кадры в Слободу», и что «укрепленный комплекс Государева двора (в
Слободе – С.З.) был возведен сразу после окончания Большого Кремлевского дворца
в Москве итальянскими зодчими Василия III и строился около пяти лет – с 1508–1509 по
– в 1508 году, согласно летописным данным, Алевиз Фрязин окончил работу над московским великокняжеским дворцом, а Алевиз Новый – над Архангельским собором78 (вопрос о личности и постройках обоих зодчих мы подробно рассмотрим в п. 9);
– в 1513 году в Александровской слободе был завершен великокняжеский дворец и освящен Покровский собор;
– в 1514 году, согласно летописным данным, великий князь повелел Алевизу Фрязину возвести в Москве 11 церквей, в том числе собор Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре и церковь Благовещения в Старом Ваганькове79.
Вряд ли такая взаимоувязанная цепочка дат и построек могла оказаться случайным совпадением.
С.С.Подъяпольский, напрямую не приписывая В.В.Кавельмахеру «персонификацию» первых храмов Слободы, возражал против предположения об их возведении итальянскими зодчими, полагая, что «это не та архитектура, которая была бы способна заполнить хронологическую лакуну между кремлевским строительством 1499–1508 годов и такими московскими сооружениями 1510-х годов, как церковь Петра митрополита, Благовещения на Ваганькове или Ильи пророка на Ильинке»80.
Так, говоря о композиции и исполнении Покровского собора в Слободе, С.С.Подъяпольский отмечал, что «в архитектурном отношении все это слеплено настолько бессистемно и настолько несовместимо с четкостью геометрической структуры, свойственной архитектуре Ренессанса, что совершенно непонятно, как можно даже гипотетически приписать собор творчеству итальянского архитектора»81.
Сопоставляя порталы Благовещенского и Архангельского соборов с порталом Покровского собора в Слободе, С.С.Подъяпольский также отмечал, что «в одном случае мы явно имеем дело с творчеством мастеров, принадлежащих культуре итальянского Возрождения, в другом скорее можно увидеть по-своему добросовестное механическое подражание, выполненное ремесленником, воспитанным в рамках иной художественной культуры»82.
Относительно Троицкой церкви С.С.Подъяпольский писал, что в ее внутренней структуре «начисто отсутствуют геометрическая четкость и конструктивная ясность, свойственные архитектурной культуре Ренессанса, что вряд ли возможно совместить с предположением о возведении здания работавшими в Москве итальянскими мастерами»83.
С этими наблюдениями С.С.Подъяпольского трудно не согласиться. Но посмотрим: являются ли позиции В.В.Кавельмахера и С.С.Подъяпольского взаимоисключающими? Ведь и В.В.Кавельмахер писал, что Троицкая церковь «неуклюже-наивна»84, а конструкция ее шатра «парадоксальна»85.
К сожалению, господство в истории архитектуры последней четверти XX века теории П.А.Раппопорта, предписывающей отслеживание переходов строительных артелей в полном составе (от зодчего до рядовых каменщиков)86, создало абсолютно неверный стереотип: зодчему «полагалось» переезжать во главе своей артели со стройки на стройку и лично вникать во все тонкости строительной реализации своего здания. Соответственно, любые огрехи (тем более «наивность») исполнения исключали авторство высококвалифицированного зодчего (тем более такого уровня, как Алевиз).
Но на самом деле зодчий ни в коем случае не был обязан постоянно присутствовать на стройке: его основными задачами были разработка проекта и получение у ктитора средств на его реализацию. Например, известно, что архитектурная деятельность Альберти (1404–1472) сводилась прежде всего к подготовке чертежей и моделей, с которым в дальнейшем работали подрядчики. Еще один пример: Аристотель Фиораванти во время строительства Успенского собора (1475–1479) в 1477–1478 годах ходил с Иваном III на Новгород.
А в данном случае ктитор храмов Александровской Слободы – Василий III – находился в Москве и «вошел» в свой двор в Слободе только в 1513 году. Следовательно, и Алевиз, если он был автором памятников Слободы, все равно должен был постоянно находиться в Москве, при великокняжеском дворе. Отсутствие Алевиза при дворе могло привести и к проблемам с финансированием проекта, и к потере должности придворного зодчего, за которую во все времена приходилось постоянно бороться.
Таким образом, Алевиз мог либо изредка приезжать в Слободу во время строительства, либо даже впервые увидеть свои храмы уже построенными, «войдя» вместе с Василием III в Слободу в 1513 году. А до этого по его проекту работали подрядчики, способные допускать любые ошибки – в том числе и те, на которые указывали В.В.Кавельмахер и С.С.Подъяпольский.
Даже если Василий III, как полагал В.В.Кавельмахер,
«перебросил свои строительные кадры в Слободу», все равно за
А если, как на основании
общих исследований вопроса соотношения местных и приезжих строительных кадров87
полагает автор этой статьи, строительство под руководством нескольких опытных московских
мастеров вели местные кадры, технических огрехов при строительстве оказывалось
еще больше. Уточним: скорее всего, использовались именно местные кадры,
т.е. крестьяне из «Нового села Олександровского» и окрестных деревень.
Привлечение троице-сергиевских мастеров менее вероятно: во-первых, в монастыре
в это время также шло кирпичное храмовое строительство88, во-вторых,
от Троицы до Слободы достаточно далеко – около
Недостаточная (по сравнению с мастерами, строившими храмы Кремля) квалификация строителей Слободы усугублялась и спешкой – по всей видимости, «вход» государя в свой новый дворец был заранее запланирован, и необходимо было к этому времени успеть полностью построить хотя бы главный храм – Покровский. И здесь мы можем полностью согласиться с историком В.Д.Назаровым в том, что остальные храмы Слободы могли быть завершены в течение нескольких последующих лет89.
Следовательно, окончание Алевизами (или одним из них – см. п. 9) в 1508 году работы в Кремле, постройка великокняжеского дворца и Покровского собора в Слободе в 1513 году и повеление Василия III в 1514 году одному из Алевизов построить 11 церквей дают нам достаточные основания для того, чтобы утверждать: автором храмов Покрова, Троицы, Успения и Алексея митрополита в Александровской слободе является один из итальянских зодчих, известных под именем Алевиза.
И, несмотря на ряд имевших место незначительных технических огрехов, Василий III остался доволен работой зодчего – это доказывается тем, что великий князь в 1514 году поручил ему строительство одиннадцати новых храмов.
Замысел великокняжеского дворцово-храмового ансамбля в Слободе полностью соответствовал масштабам любого из Алевизов – одновременное возведение колоссального для того времени комплекса построек, абсолютно уникальных, непохожих одна на другую, но при этом объединенных единым «загородным» стилем (в отличие от «столичного» стиля, реализованного в каменном кремлевском дворце и Архангельском соборе).
И неудивительно, что в дальнейшем наряду с еще одним замечательным произведением итальянских зодчих, кремлевским Архангельским собором, примером для многочисленных подражаний (зачастую затмевающих оригинал) стала первая русская шатровая церковь – Троицкая90.
8.
Наше исследование было бы неполным, если мы не попытались ответить на вопрос, кто из двух зодчих итальянского происхождения, известных под именем Алевиза, строил храмы Александровской слободы.
Прежде всего посмотрим, что нам известно об этих мастерах. Первого из них (прибывшего в Москву в 1494 году) традиционно называют Алевизом Фрязином либо просто Алевизом, второго (прибывшего десять лет спустя) – Алевизом Новым. Но, как мы вскоре увидим, эта традиция приводит к нежелательным контаминациям, поэтому будем называть этих зодчих так, как в XIX веке называли однофамильцев, – Алевизом 1-м и Алевизом 2-м.
Про Алевиза 1-го летописи сообщают следующее: «Приидоша послы великого князя на Москву, Мануйло Аггелов Грек да Данила Мамырев, что посылал их князь великий мастеров для в Венецию и Медиолам; они же приведоша на Москву Алевиза мастера стеннаго и палатного и Петра пушечника и иных мастеров»91. Как установили современные итальянские исследователи, речь здесь идет об Алоизио да Карезано (Каркано)92.
Что строил в Москве Алевиз 1-й с 1494 по 1499 годы, нам неизвестно, но убедительной выглядит версия В.П.Выголова93: он сменил умершего в 1493 году Пьетро Антонио Солари на посту руководителя кремлевского фортификационного строительства.
Следующее летописное упоминание об Алевизе 1-м связано с тем, что в 1499 году «князь великий велел заложити двор свой, полаты каменыа и кирпичныа, а под ними погребы и ледники, на старом дворе у Благовещениа, да стену камену от двора своего до Боровитскиа стрелници; а мастер Алевиз Фрязин от града Медиолама»94. Это строительство было завершено к 1508 году, когда Василий III переехал в построенный дворец95. То, что речь здесь идет именно об Алевизе 1-м, подтверждается упоминанием «града Медиолама» (Милана).
В 1504 году в Москву с посольством Дмитрия Ралева и Митрофана Карачарова прибыла еще одна группа мастеров96. По пути в Москву это посольство было задержано в Крыму ханом Менгли-Гиреем, обязавшим мастеров некоторое время работать на строительстве Бахчисарайского дворца97. Отпуская послов и мастеров в Москву, хан написал Ивану III: «А сю грамоту подал архитектон Алевиз, Менли-Гиреево слово… Меня брата твоего ярлык взяв, пошол Алевиз мастер, велми доброй мастер, не как иные мастеры, велми великий мастер... То как меня почтишь и мое брата своего слово почтишь, того фрязина Алевиза пожалуешь, ты ведаешь»98.
Никто из исследователей не сомневался (и не будем сомневаться и мы), что этот «велми великий мастер» (будем называть его Алевизом 2-м) и есть тот самый Алевиз Новый, который, согласно летописным данным, в 1508 году завершил строительство Архангельского собора и церкви Рождества Иоанна Предтечи у Боровицких ворот99. В пользу этого говорит и уточнение «новый» (относительно Алевиза 1-го), и исключительно почетный великокняжеский заказ (возведение родовой усыпальницы), и сходство итальянизированных порталов Бахчисарайского дворца и Архангельского собора.
Больше в летописях Алевиз 2-й как «Алевиз Новый» не упоминается. Попытки ряда итальянских исследователей отождествить этого зодчего с известным венецианским скульптором и резчиком Альвизе Ламберти ди Монтаньяна100, хотя и получили широкий резонанс в современной научно-популярной литературе, являются лишь неподтвержденной (и, как мы вскоре увидим, весьма сомнительной) гипотезой.
В 1508 году «князь великий велел вкруг града Москвы ров делати камением и кирпичем и пруды чинити вкруг града Алевизу Фрязину»101. Летописи приводят и более конкретные сведения об этих работах, начавшихся еще в 1507 и законченных в 1519 году, – строились стены, башни, плотины и ров вдоль реки Неглинной102.
И, наконец, в 1514 году Василий III повелел возвести в Москве 11 церквей, «а всем тем церквам был мастер Алевиз Фрязин»103. На этом документальные данные об Алевизах можно считать исчерпанными.
До 1970-х годов в истории архитектуры господствовала следующая точка зрения: Алевиз 1-й строил лишь западные укрепления Кремля вдоль Неглинной104, а Алевиз 2-й – все остальные упоминаемые в вышеприведенных летописных сообщениях постройки (кремлевский великокняжеский дворец и все храмы, в том числе и заложенные в 1514 году)105. Соответственно, Алевиз 2-й считался величайшим архитектором эпохи, а Алевиз 1-й был низведен до роли второстепенного (по сравнению с Солари) фортификатора.
В последней четверти ХХ века эта «экстремальная» точка зрения была поставлена под сомнение С.С.Подъяпольским106 и В.П.Выголовым107. Оба исследователя отнесли кремлевский великокняжеский дворец к творчеству Алевиза 1-го, а В.П.Выголов сомневался и в авторстве Алевиза 2-го в отношении церквей, заложенных в 1514 году.
Аргументы С.С.Подъяпольского и В.П.Выголова в пользу отнесения кремлевского дворца к творчеству «стенного и палатного мастера» Алевиза 1-го неоспоримы: Алевиза 2-го в 1499 году еще не было на Руси, к тому же в летописном сообщении под этим годом говорится, что мастер был из Милана.
Но справедливы ли сомнения этих исследователей в авторстве Алевиза 2-го в отношении церквей, строительство которых началось в 1514 году?
В.П.Выголов справедливо полагал, что, поскольку одна и та же летопись под 1508 годом сообщает, что фортификационные работы («ров делати камением и кирпичем…») были поручены Алевизу Фрязину, а Архангельский собор и церковь Рождества Иоанна Предтечи строил Алевиз Новый, летописец вел речь о разных зодчих. Но из этого положения исследователь сделал весьма спорный вывод о том, что, хотя с 1508 по 1519 годы Алевиз 1-й строил кремлевские укрепления, в 1514 году он же начал строительство одиннадцати церквей. Обоснованием этого вывода послужило то, что зодчий, упоминаемый в летописи под 1514 годом, был назван Алевизом Фрязином – так же, как и в сообщениях о деятельности Алевиза 1-го под 1494 и 1499 годами.
Фактически в позиции В.П.Выголова мы видим еще одну «экстремальную» точку зрения, но с обратным знаком: величайшим архитектором эпохи, способным строить и крепости, и дворцы, и храмы (причем параллельно и в беспрецедентных масштабах), оказался Алевиз 1-й, а Алевиз 2-й построил на Руси в течение четырех лет два храма и после 1508 года исчез.
Наверное, истина, как обычно, находится посередине между «экстремальными» точками зрения, и мы позволим себе выдвинуть собственное видение проблемы.
Исследователи всегда прекрасно понимали, что формулировка «Алевиз Фрязин» означает не более чем констатацию того факта, что Алевиз был итальянцем. И все же в рассматриваемом труде В.П.Выголова108 (возможно, незаметно для самого исследователя) произошло «перерождение» этой констатации в устойчивое прозвище одного мастера – Алевиза 1-го. Но, конечно, Алевиз 2-й был тоже Алевизом Фрязином, и оговорка «новый» была использована летописцем лишь для того, чтобы подчеркнуть, что итальянец Алевиз, строивший Архангельский собор, прибыл в Москву позже итальянца Алевиза, строившего укрепления на Неглинной.
Следовательно, мы не вправе опираться на именование зодчего Алевизом Фрязином при определении автора храмов, строительство которых было начато в 1514 году.
Несравненно более значимым видится летописное сообщение 1494 года о том, что Алевиз был «мастером стенным и палатным». Летописец не мог сделать это принципиальное уточнение случайно, и такая специализация Алевиза 1-го все ставит на свои места.
С 1494 по 1499 годы Алевиз 1-й достраивал кремлевские укрепления, которые не успел завершить Солари. В 1499–1508 годах зодчий строил великокняжеский дворец и стены от дворца до Боровицкой башни. В 1508–1519 годах он работал над стенами, башнями и рвами Кремля со стороны Неглинной.
Вряд ли зодчий имел возможность параллельно с этими масштабными фортификационными работами возводить 11 московских церквей (в 1514–1518 годах). Соответственно, столь же сомнительно и то, что в 1508–1513 годах Алевиз 1-й мог руководить строительством великокняжеского дворцово-храмового комплекса в Александровской слободе.
А Алевиз 2-й с 1505 по 1508 годы строил Архангельский собор и церковь Иоанна Предтечи. Закономерно предположить, что специфика его работы как «храмоздателя» и далее оставалась приоритетной. Следовательно, с 1508 по 1513 год он мог строить храмы и дворец в Слободе, а с 1514 года – 11 церквей в Москве.
Храмовое строительство должно было являться специализацией зодчего еще в Италии (иначе бы ему сразу по приезде не доверили такую исключительно ответственную постройку, как Архангельский собор; в связи с этим тождество Алевиза 2-го и скульптора Альвизе Ламберти ди Монтаньяна весьма маловероятно). А опыт строительства дворцовых комплексов Алевиз 2-й мог получить в Бахчисарае.
В связи с этим мы не вправе исключать авторство (как минимум, соавторство) Алевиза 2-го и в отношении ряда построек кремлевского дворца: утонченная «фряжская» резьба, характерная для произведений зодчего (Бахчисарайский дворец, Архангельский собор, первые храмы Александровской слободы) присутствует на порталах и Благовещенского собора (галереи которого фактически были частью дворца), и Грановитой палаты. Да и различия в декоре южного и северного фасадов Архангельского собора говорят о том, что храм фактически был частью дворцового ансамбля109.
Способность Алевиза 2-го – Алевиза Нового – к творчеству в широком диапазоне архитектурных форм подтверждалась в XIX–ХХ веках такими непохожими друг на друга постройками зодчего, как Бахчисарайский дворец, Архангельский собор и известные по литографиям А.А.Мартынова и И.М.Снегирева церкви Рождества Иоанна Предтечи под Бором и Благовещения в Старом Ваганькове. В 1960-е годы к этому списку добавился октагональный собор Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре. Сейчас мы вправе добавить сюда еще четыре уникальных храма – Покрова, Троицы, Успения и Алексея митрополита в Александровской слободе.
В заключение отметим, что авторство Алевиза Нового в отношении первых храмов Слободы придает особую актуальность словам А.И.Некрасова: «Памятники Александровой слободы – не какие-нибудь провинциальные сооружения, а стоят в первых рядах столичных памятников зодчества и художественно и идейно»110.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Варианты названия Слободы – Александрова и
Александровская – в современной научной и популярной литературе сосуществуют на
практически равных правах. До 1778 года – официального переименования в город
Александров – Слобода называлась Александровской (Российский энциклопедический
словарь. М., 2000. Т. 1, с. 40). В XIX веке
употребительной стала форма «Александрова слобода», и это название использовали
и используют многие историки архитектуры. Но автор этой статьи полагает, что
более верным с исторической точки зрения является вариант «Александровская»:
это исконное название города Александрова впервые прозвучало в знаменитом
сообщении «Троицкого летописца» под 1513 годом именно так – «Новое село
Олександровское» (ОР РГБ. Ф. 304. Ед. хр.
2. В.В.Кавельмахер. Памятники архитектуры древней Александровой слободы. Сборник статей. Владимир, 1995 (далее – Кавельмахер, 1995). С. 23.
3. ОР РГБ. Ф. 304. Ед. хр.
4. Кавельмахер, 1995. С. 76.
5. Там же, с. 77.
6. Там же, с. 8-9.
7. Там же, с. 9-10.
8. Там же, с. 11.
9. Там же.
10. Там же, с. 10.
11. С.С.Подъяпольский. О датировке памятников
Александровой слободы. – В кн.: Труды Центрального музея древнерусской культуры
и искусства имени Андрея Рублева. Художественная культура Москвы и Подмосковья XIV–начала XX веков.
Сборник статей. Т.
12. Кавельмахер, 1995. С. 7.
13. Там же, с. 17.
14. А.И.Некрасов. Памятники Александровой слободы, их состояние и значение. М., 1948. ЦГАЛИ. Ф. 2039. Оп. 1. Ед. хр. 17. С. 198, 227.
15. Кавельмахер, 1995. С. 13.
16. И.Таубе, Э. Крузе. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. – В кн.: Русский исторический журнал. Кн. 8. Пг., 1922. С. 51;
Г.Штаден. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925. С. 67, 90, 91.
17. Подъяпольский, 2002. С. 163, 165, 176, 180.
18. Там же, с. 161.
19. Там же, с. 162.
20. Там же, с. 176.
21. Там же, с. 162, 168, 169.
22. В.В.Кавельмахер. Церковь Троицы на Государевом дворе древней Александровской слободы. – В кн.: Александровская слобода. Материалы научно-практической конференции. Владимир, 1995. С. 34.
23. А.И Некрасов. Указ. соч., с. 198.
24. Подъяпольский, 2002. С. 176.
25. А.Л.Баталов. К вопросу о датировке собора Спасо-Евфимиева монастыря. – В кн.: Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь в истории и культуре России. Владимир, 2003. С. 43.
26. А.Л.Баталов. Московское каменное зодчество конца XVI века. М., 1996 (далее – Баталов, 1996). С. 178-248.
27. Подъяпольский, 2002. С. 162, 168, 169.
28. В частности, А.Л.Баталов сам же отмечал, что в соборе Покрова на Рву соседствуют итальянизированные и неитальянизированные порталы (Баталов, 1996. С. 207).
29. Там же, с. 205.
30. Подъяпольский, 2002. С. 162.
31. Там же, с. 168.
32. Там же, с. 162.
33. Баталов, 1996. С. 207.
34. Подъяпольский, 2002. С. 163.
35. Баталов, 1996. С. 207.
36. Подъяпольский, 2002. С. 162.
37. Баталов, 1996. С. 207.
38. Подъяпольский, 2002. С. 162.
39. Баталов, 1996. С. 220.
40. А.И.Некрасов. Указ. соч., с. 198, 227.
41. Кавельмахер, 1995. С. 17.
42. Подъяпольский, 2002. С. 162, 168, 169.
43. С.В.Заграевский. Юрий Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество. М., 2002 (далее – Заграевский, 2002). С. 36-40;
С.В.Заграевский. Зодчество Северо-Восточной Руси конца XIII–первой трети XIV века. М., 2003 (далее – Заграевский, 2003). С. 24-29.
44. С.С.Подъяпольский даже полагал, что в «неправильном, как бы болезненно изломанном рисунке западного портала Покровского собора Слободы есть что-то роднящее его с пластикой модерна» (Подъяпольский, 2002. с. 163).
45. Заграевский, 2003. С. 30-31.
46. Автор приносит глубокую благодарность Т.Д.Пановой за любезное содействие в ознакомлении с кладкой Архангельского собора.
47. Личные беседы с В.В.Кавельмахером, 2002 год.
48. Кавельмахер, 1995. С. 8.
49. Там же, с. 20.
50. В.В.Кавельмахер. Памятники архитектуры древней
Александровой слободы. – В кн.: Проблемы изучения древнерусского зодчества (по
материалам архитектурно-археологических чтений, посвященных памяти
П.А.Раппопорта, 15–19 января
51. Подъяпольский, 2002. С. 180.
52. Кавельмахер, 1995. С. 94. Заметим, что такие дополнительные звонницы были у колокольни Ивана Великого, у «часозвони» Новгородского кремля (Софийская звонница), в Троице-Сергиеве, Спасо-Евфимиевом, Иосифо-Волоколамском монастырях и др.
53. Там же, с. 13;
Подъяпольский, 2002. С. 180.
54. Кавельмахер, 1995. С. 79.
55. Там же, с. 13, 87.
56. Автор выражает глубокую благодарность директору музея-заповедника «Александровская слобода» А.С.Петрухно и ее коллегам за любезно предоставленную возможность натурного исследования памятников Александровской слободы.
57. Кавельмахер, 1995. С. 8-11.
58. Подъяпольский, 2002. С. 163, 165, 176, 180.
59. Там же, с. 162.
60. Там же, с. 180.
61. П.Н.Максимов. Собор Спасо-Андроникова монастыря в Москве. В кн.: Архитектурные памятники Москвы XV–XVII веков. Новые исследования. М., 1947. С. 23.
62. Н.Н.Воронин. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV вв. М., 1961–1962. Т. 1, с. 207.
63. Там же, с. 246.
65. В.В.Кавельмахер, Т.Д.Панова. Остатки белокаменного храма XIV в. на Соборной площади Московского кремля. – В кн.: Культура средневековой Москвы XIV–XVII вв. М., 1995. С. 66.
66. О.М.Иоаннисян, Е.Н.Торшин, П.Л.Зыков. Церковь Бориса и Глеба в Ростове Великом. – В кн.: Древнерусское искусство. Русь. Византия. Балканы. XIII век. СПб, 1997. С. 232.
67. Подъяпольский, 2002. С. 172.
68. Справедливости ради отметим, что до принятия точки зрения С.С.Подъяпольского о датировке первых храмов Слободы 1570-ми годами А.Л.Баталов полагал, что появление храма с двумя или несколькими приделами, выделенными в отдельные объемы, имело место в первой трети XVI века, и в качестве примера приводил храмы Спаса на Бору и Покрова в Слободе (Баталов, 1996.С. 129)
69. Подъяпольский, 2002. С. 171;
А.Л.Баталов. О датировке
церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове. – В кн.: Русская
художественная культура XV–XVII веков. Государственный историко-культурный
музей-заповедник «Московский Кремль». Материалы и исследования. Вып.
70. Там же, с. 232.
71. Подъяпольский, 2002. С. 174.
72. Баталов, 1996. С. 205.
Подъяпольский, 2002. С. 163.
73. Там же.
74. Там же, с. 162;
Баталов, 1996. С. 205.
75. Кавельмахер, 1995. С. 70.
76. Там же, с. 43, 70.
77. Там же, с. 6, 75.
78. ПСРЛ 6:247; 13:10.
79. ПСРЛ 6:254. Из этих храмов до нас дошел в относительной сохранности только собор Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре.
80. Подъяпольский, 2002. С. 175.
81. Там же, с. 173.
82. Там же, с. 169.
83. Там же, с. 163.
84. Кавельмахер,1995. С. 70.
85. Там же, с. 42.
86. П.А.Раппопорт. Строительное производство Древней Руси. СПб, 1994. С. 131. Подробно несостоятельность этой теории автор показывал в кн.: Заграевский, 2002. С. 36-40.
87. Заграевский, 2002. С. 36-40.
88. ОР РГБ. Ф. 304. Ед. хр.
89. В.Д.Назаров. Александровская слобода в истории Российского государства XVI века. – В кн.: Александровская слобода. Материалы научно-практической конференции. Владимир, 1995. С. 8.
90. Все остальные алевизовы храмы в Слободе не столь оригинальны: столпообразные церкви-колокольни были известны на Руси, как минимум, с 1329 года (Иоанн Лествичник в Кремле – см.: В.В.Кавельмахер, Т.Д.Панова. Указ. соч., с. 66), Успенская церковь была обычным крестовокупольным храмом, а Покровский собор – фактическим римейком Троицкого в Троице-Сергиеве. Впрочем, и об этих трех храмах нельзя говорить как о «второстепенных»: все они принадлежат творчеству одного из Алевизов и вместе с Троицкой церковью составляют единый комплекс.
91. ПСРЛ 12:238.
92. Подробнее см.: С.С.Подъяпольский. Итальянские строительные мастера в России в конце XV–начале XVI века по данным письменных источников. Опыт составления словаря. – В кн.: Реставрация и архитектурная археология. Новые материалы и исследования. М., 1991 (далее – Подъяпольский, 1991). С. 232-233.
93. В.П.Выголов. К вопросу о постройках и личности Алевиза Фрязина. – В кн.: Древнерусское искусство. Исследования и атрибуции. СПб, 1997. С. 240.
94. ПСРЛ 12:249.
95. ПСРЛ 6:247.
96. ПСРЛ 12:258.
97. Памятники дипломатических сношений древней Руси с державами иностранными. СПб, 1884. Т. 1, с. 56.
98. Там же, т. 2, с. 551-552.
99. ПСРЛ 13:10.
100. Подробнее см.: Подъяпольский, 1991. С. 224.
101. ПСРЛ 13:8.
102. ПСРЛ 30:140-144.
103. ПСРЛ 8:254-255.
105. Там же, с. 328-330.
106. Подъяпольский, 1991. С. 187-189.
107. В.П.Выголов. Указ. соч., с. 240-242.
108. Там же, с. 242.
109. В.В.Кавельмахер. О приделах Архангельского собора. – В кн.: Архангельский собор Московского Кремля. М., 2002. С. 154.
110. Цит. по кн.: Кавельмахер, 1995. С. 3.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский