|
РусАрх |
Электронная научная библиотека по истории древнерусской архитектуры
|
Источник: Завьялов В.И. Кремль Переяславля Рязанского в XVII веке по археологическим данным. Все права сохранены.
Размещение материала в открытом доступе произведено: http://opentextnn.ru. Все права сохранены.
Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2013 г.
В.И. Завьялов
КРЕМЛЬ ПЕРЕЯСЛАВЛЯ РЯЗАНСКОГО В XVII ВЕКЕ ПО АРХЕОЛОГИЧЕСКИМ ДАННЫМ
Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что XVII век был одной из наиболее значимых эпох в истории России. Это столетие началось Великой смутой и заканчивалось первыми реформами Петра Великого. История Переяславля Рязанского неразрывно связана с историей всего государства. Значительная роль в истории Отечества принадлежит рязанцам Прокопию и Захару Ляпуновым, архиепископу Феодориту. Именно Переяславль Рязанский во время Смуты до конца оставался верным центральному правительству и стал местом формирования первого ополчения. Население Переяславля первым присягнуло Михаилу Романову.
Со второй половины XVI в. Переяславль Рязанский становится одним из наиболее крупных и экономически развитых городов Московского государства. Города не затронули опричные погромы середины XVI столетия, которым подверглись Новгород, Тверь, Псков; он не находился в зоне постоянной военной угрозы как Смоленск и тот же Псков; с возведением засечной черты заметно снизилась угроза набегов крымских татар; к тому же их основное направление проходило минуя Переяславль: на Москву через Серпухов.
Но, несмотря на несомненную значимость Переяславля Рязанского в истории России, и с исторической, и с археологической точек зрения город изучен ещё далеко недостаточно.
Хотя археологические исследования кремля Переяславля Рязанского насчитывают уже более ста лет[1], приходится констатировать, что культурный слой памятника остаётся слабо изученным. Раскопы и шурфы, за исключением работ А.Л. Монгайта, В.В. Судакова и М.М. Макарова, в силу различных причин не доводились до материка. Часть коллекций депаспортизована, а полевая документация утрачена. Не проведено исследование исторической топографии и планировки города, не выявлено первоначальное ядро поселения. Слабо документирован археологическими находками один из периодов расцвета Переяславля Рязанского, приходящийся на XVII в.
Поэтому при возобновлении археологического изучения кремля Переяславля Рязанского[2] перед экспедицией Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника встала задача тщательного изучения верхних горизонтов культурного слоя. Предполагалось пополнить коллекции Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника археологическими находками позднесредневекового времени. Как известно, современная наука лучше знает бытовой мир человека XII–XIV вв., чем XVI–XVII вв. Конечно, в музеях собраны многочисленные коллекции артефактов периода позднего средневековья, но они, по большей части, состоят из раритетных предметов, уже в силу своей сохранности не отражающих адекватно повседневную жизнь человека. Не способны в полной мере осветить эту проблему и многочисленные письменные документы XVI–XVII вв. Такие аспекты как набор вещей, окружающих рядового человека, рацион питания, способы и приёмы домостроительства, жилищного благоустройства и проч. в абсолютном большинстве случаев остаются вне сферы их внимания. Дать ответы на эти вопросы может только археология на основе крупномасштабных всесторонних исследований культурного слоя.
К сожалению, напластованиям XVII столетия при раскопках кремля Переяславля Рязанского не уделялось должного внимания. Эти слои, там, где они встречались, описывались суммарно, как слои позднего времени, сильно перемешанные, с многочисленными включениями извести и кирпичной крошки. А.Л. Монгайт, например, на участке хорошо стратифицированного культурного слоя в архиерейском саду описал лишь погибший в огне большой сруб из дубовых брёвен, относящийся к XVII в. (Монгайт, 1961, с. 168). При этом комплекс находок, связанных с рассматриваемым временем, выделен не был; из артефактов XVII в. автор упоминает только фрагменты поливных изразцов.
Необходимо отметить, что слои XVII в. присутствуют далеко не на всей площади памятника. Так, они отсутствуют в юго-восточной части кремля у вала. Здесь встречены только отдельные предметы и немногочисленные фрагменты керамики этого времени. Данный факт объясняется не только смывом слоя из-за уклона местности, но и тем, что, по крайней мере, с XVI в., по этой территории проходила дорога (Судаков, Буланкин, 2005, с. 250).
Всё вышесказанное подчёркивает необходимость проведения широкомасштабных комплексных археологических исследований кремля Переяславля Рязанского. С этой целью в 2004 г. были начаты фундаментальные археологические исследования культурного слоя кремля. Раскоп площадью 160 кв.м разбит в северо-восточной части кремля на территории Архиерейского двора между Певческим корпусом и Амбарами («Гостиница черни») (рис. 1-2). Нивелировка дневной поверхности показала, что площадь, на которой расположен раскоп, имеет уклон по линии запад-восток. В пределах раскопа перепад высот составляет около 1 м с запада на восток. Однако этот перепад не оказал существенного влияния на хронологию напластований периода средневековья: по мнению В.Ю. Коваля, исследовавшего керамический комплекс верхних слоёв, на уровне 7-8 пластов различия между восточной и западной половинами раскопа по хроноиндикаторам не столь значительны, чтобы говорить о разной хронологии отложений культурного слоя в этих частях раскопа. В целом культурный слой раскопа по керамическому материалу надо расценивать как единый и залегающий в целом горизонтально (Коваль, 2006).
Архитектурный комплекс исследуемого участка стал складываться во второй половине XVII в., когда здесь возводятся каменные здания Певческого корпуса, Амбаров («Гостиница черни») и Солодовенной палаты. Каменные сооружения образовали своеобразный хозяйственный двор Архиерейского двора, отделённый с запада от парадной части Певческим корпусом. Судя по планам XVIII в. и письменным источникам, между этими зданиями другой каменной застройки не было (рис. 3), т.е. можно было предполагать, что культурный слой на данном участке не сильно испорчен перекопами XVIII-XIX вв.
С самого начала земляных работ была выбрана методика раскопок, применяемая при изучении городских слоёв древнерусского времени, то есть культурные напластования не разделялись на так называемый балласт (техногенный слой) и стратифицированный слой древнерусского времени. Слой снимался условными пластами по 20 см с тщательной переборкой грунта (рис. 4).
До глубины 60-80 см от условного репера[3] (что соответствует 3-4 пластам) грунт оказался сильно перемешан с техногенными остатками (битое оконное стекло, железная проволока и гвозди, обломки пластмассовых изделий, обрывки газет и т.п.). Наряду с фрагментами современных железных изделий и фарфором конца XIX - 40-60-х гг. XX в. (преобладает поздний фарфор)[4] здесь встречены чёрнолощёная керамика и фрагменты стеклянных браслетов.
Лишь начиная с пятого пласта (-80 - -100 см) характер культурного слоя начинает меняться: в западной части раскопа он приобретает тёмно-коричневый цвет, в слое присутствует битый кирпич и мелкий белый щебень. Находки фарфора, фаянса и современного оконного стекла единичны. Керамика представлена мелкими фрагментами. Особенностью слоя является наличие прослоек и пятен известковой крошки, не имеющих чётких границ (рис. 5).
Таким образом, можно констатировать, что напластования до уровня -120 см сильно перемешаны и нарушены приносным с других участков грунтом (включавшем артефакты древнерусского времени), а хорошо стратифицированные слои XVIII-XIX вв. (и второй половины XVII в.) на исследуемой территории отсутствуют. Отмеченная в слое примесь строительного мусора в виде битого кирпича, кирпичной и известковой крошки, белого щебня, по всей видимости, связана со строительными работами по перестройке Певческого корпуса в конце XVIII – начале XIX в.
Индивидуальные находки верхних напластований малочисленны. Как уже отмечалось, для 3-5 пластов характерна хронологическая неоднородность вещевого комплекса. Лишь начиная с шестого пласта находки становятся более-менее одновременными. Характер артефактов 3-6 пластов позволяет говорить, что эти слои складывались в конце XVII – XIX в.
Из железных находок верхних пластов для датировки интересны подковы. К напластованиям, условно датируемым XVIII-XIX вв. относятся шесть предметов, и в абсолютном большинстве случаев они представлены поздними типами (рис. 6, 1–3). В четвёртом пласте найдена подкова в форме трёхчетвертного овала с тремя шипами (пл. 4, кв. 24). Она относится ко второму типу по А.Н. Кирпичникову (Кирпичников, 1973; Двуреченский, 2004). Такие подковы датируются XVI-XIX вв., причём в XVIII-XIX вв. они полностью вытесняют другие виды. Обломок подковы этого же типа найден в том же квадрате в 6 пласте. Ещё одна подкова из 6 пласта (кв. 36) относится к первому варианту первого типа (сегментовидные). Она имеет один передний шип и четыре отверстия подпрямоугольной формы для гвоздей. Такие подковы бытовали в XV-XVII, но наибольшее распространение получают в XVI в. (Двуреченский, 2004, с. 240-241). Обувная комбинированная широкая низкая без кромки подковка, также происходящая из 6 пласта имела для крепления три отверстия и два шипа на концах. Появляются такие подковки в XVI в., но наибольшее распространение получают во второй половине XVII – XVIII в. (Векслер и др., 1997, с. 116-117).
Предложенную датировку верхних пластов подтвеждают и монетные находки: в 3-5 пластах встречаются монеты советского периода, а в пласте 6 (кв.30) - деньга 1743 г. (рис.) с орлом типа 1730 г. (Рис. 6, 14).
Находками из стекла[5], которые могут датировать слой, являются фрагменты горлышек бутылок с клеймами (рис. 6, 9-10). Найдены они в шестом пласте (кв. 2 и 7). Одно из них, судя по характеру литер, может быть датировано концом XVIII в. (пл.6, кв.7, № 33), а другое – началом XIX в. (пл.6, кв.2, № 32).
Итак, хорошо стратифицированный культурный слой, который можно датировать временем не позднее конца XVII в., прослеживается на территории между Певческим корпусом и Амбарами («Гостиница черни»), начиная с уровня 6 пласта.
Характер культурного слоя 7 и 8 пластов (-120 - -160 см) в целом повторял слой 6 пласта: это тёмно-коричневый, довольно плотный суглинок. Строительная деятельность второй половины XVII в. документирована многочисленными пятнами и линзами извести, включениями в слой примеси (местами значительными) кирпичной крошки (рис. 7). Границы линз извести, как правило, расплывчатые. Начинаются эти линзы примерно с глубины -125 см, и глубже представляют мощные прослойки. Линзы извести сосредоточены в восточной части участка. Под этими линзами на западном участке раскопа располагается мощная прослойка древесного угля, который в северной части раскопа достигает максимальной толщины 18–20 см. Под прослойкой древесного угля располагается тёмно-коричневый плотный культурный слой с небольшими линзами палевого суглинка.
В северо-западной части раскопа на уровне 7 пласта вскрыта «субструкция» из палевого суглинка. Суглинок располагается пятнами подпрямоугольных очертаний, образующих своеобразную «кладку» (рис. 8). «Кладка» оконтурена тонкой (около 2 см) прослойкой древесного тлена. По всей видимости, это остатки сушильни для кирпича.
Линзы извести заканчиваются на уровне 8 пласта, т.е. эти напластования можно датировать временем середины XVII в. Углистую прослойку, располагающуюся под линзами извести («горизонт каменного строительства»), вероятно, можно связывать с пожаром 1646 г., когда «город Переславль сгорел и монастыри и все церкви… и торговые ряды, все лавки и дворы все сгорели…» (Макарий, 1863, с. 58). Именно после такого глобального пожара стало возможным выделить значительную территорию в кремле под строительную площадку.
После пожара 1646 г. исследуемая территория не имела жилой застройки. Косвенным образом об этом свидетельствуют и результаты палеоботанического анализа отмывок культурного слоя из 3-6 пластов, проведённого к.и.н. Е.Ю. Лебедевой. Насыщенность образцов остатками злаковых растений является крайне низкой для средневековых коллекций (в среднем 7 на пробу: от 4 до 10 зерен). Для сравнения можно привести данные по двум средневековым городам (правда, домонгольского времени), где пробоотбор и археоботаническое исследование проводились по той же самой методике. В Торжке этот показатель составляет в среднем 13 зерен на образец, а в Старой Рязани – 19. На древнерусских селищах насыщенность зерном, как правило, существенно выше: от 25 до 40 зерен на пробу (Лебедева, 2005).
Между пожаром 1646 г. и началом каменного строительства исследуемый участок находился в запустении, о чём свидетельствует незначительный культурный слой, накопившийся между слоем пожарища и горизонтом каменного строительства.
Датировку слоёв с линзами извести подтверждает и найденная в 7 пласте серебряная монета-чешуйка, чеканенная в 1642-43 гг. (определение научного сотрудника РИАМЗ А.А. Гомзина). На аверсе изображение стёрто. На реверсе читаются отдельные буквы: «…рь..всея…си…ович» (рис. 9, 4).
К датирующим находкам 8 пласта относятся два однотипных бронзовых креста. Оба креста принадлежат к типу четырёхугольных с прямоугольными лопастями. На лицевой стороне изображён восьмиконечный крест с распятием и орудиями страстей, а в подножии креста – Голгофа (рис. 16, 1-2). Оба креста сильно стёрты, поэтому надписи практически не читаются. Крест из кв. 27 сохранил в углублениях на лицевой стороне остатки позолоты (?). Кресты этого типа относятся к типу I, подтипу 1 по классификации Э.П. Винокуровой и, судя по гладкому кольцевому ушку и тонкому пояску обводки по контуру, могут датироваться XVII–XVIII вв. (Винокурова, 1999, с. 334–336; Муравьёва, 2000).
Многочисленны в 7 и 8 пластах фрагменты стеклянных сосудов, украшенных цветной палочкой (всего найдено более 70 фрагментов). Основа этих сосудов в большинстве случаев прозрачная (рис. 9, 8–9). Лишь в четырёх случаях найдены фрагменты с основой синего цвета. Исследователи относят сосуды, декорированные цветными стеклянными палочками, к голландскому импорту и датируют их в основном XVII в. (Векслер, Лихтер, 2001). В абсолютном большинстве случаев подобные фрагменты происходят от граненых сосудов (кварт). Иногда кварты имели свинцовое горло, закрывающееся свинцовой же пробкой, которые также представлены среди находок (рис. 9, 7).
В 7 и 8 пластах найдено 18 фрагментов изразцов. Из них семь относятся к типу красноглиняных рамочных, восемь – к типу белоглиняных с зелёной поливой. Из сюжетов красноглиняных изразцов отмечу фрагмент изразца с изображением осады крепости (пл. 7, кв. 30), с цветочным орнаментом и фрагмент поясового изразца с узором из пальметт (рис. 9, 1). Более поздние полихромные изразцы в этих напластованиях представлены всего тремя небольшими фрагментами. Таким образом, комплекс изразцов указывает, что 7-8 пласты на исследуемом участке складывались не позднее середины XVII в.
Не противоречит предложенной датировке 7-8 пластов первой половиной XVII в. и анализ керамического комплекса, проведённый В.Ю. Ковалем. Сравнение полученных данных с аналогичными показателями, высчитанными по керамическому комплексу конца XVI – начала XVII вв. (раскопки 2002 г. на ул. Затинной в Рязани) позволяют прийти к выводу о том, что комплексы пластов 6 и 7 несколько отличаются от него и являются более поздними: в них вдвое выше доля венчиков типа 3/4, однако по доле орнамента на венчиках горшков эти комплексы очень близки. По мнению исследователя, эти характеристики указывают на дату в пределах первой половины – середины XVII в. (Коваль, 2005, табл. 1.)
Что касается комплексов пласта 8, то они имеют почти полное сходство с отмеченным комплексом рубежа XVI–XVII вв., а по некоторым показателям (например, повышенной доле обломков горшков с орнаментом на переходе от венчика к плечику) они выглядят даже несколько более ранними. Поэтому керамику пласта 8 допустимо предварительно датировать в пределах конца XVI – начала XVII в. (Коваль, 2006).
Таким образом, на основании наблюдений за стратиграфией исследуемого участка, керамическим комплексом, анализом датирующих находок можно выделить слои, относящиеся к XVII столетию. Верхняя граница маркируется мощными линзами извести и битого кирпича. Несомненно, эти линзы связаны с каменным строительством в кремле во второй половине XVII в. Определив верхний стратиграфический уровень XVII в. (пласт 6), попытаюсь обосновать, с какими напластованиями связан рубеж XVI-XVII вв.
Прежде всего отмечу, что на уровне 10 пласта (-180 - -200 см) характер слоя меняется. Если выше он представлен тёмно-коричневым сильно гумусированным суглинком с линзами палевого суглинка, то ниже – коричневым слоем со значительными включениями щепы и навоза. Грунт становится более влажным. В 10-11 пластах заметны изменения в керамическом комплексе: преобладают горшки типов 3/3, 1/2-2/1 – 84.2 %, датируемые XVI в. Уже в 9 пласте практически исчезает парадная чернолощеная и чёрноморёная керамика, составлявшая в вышележащих пластах 10-15%.
Сохранность древесины на раскопе позволила провести первые для Переяславля Рязанского дендрохронологические исследования[6]. Для анализа отобраны образцы с подкладок под сооружение № 2 (образцы №№ 1-2) и с лаги мостовой (образец № 3). Глубина залегания всех этих объектов -199 см, что соответствует рубежу 9 и 10 пластов. Основной сложностью при попытке абсолютного датирования переяславских материалов явилось отсутствие датированных дендроматериалов из данного региона. В связи с этим, были привлечены многолетние кривые погодичного прироста образцов древесины из Твери и Кирилло-Белозерского монастыря, охватывающие отрезок XVI – 20-х гг. XVII в. А.А. Карпухиным было предложено два варианта датировки последних сохранившихся годичных колец изученных образцов:
1) образцы №№ 1-2 – 1574 год, № 3 – 1617 год
2) образцы №№ 1-2 – 1547 год, № 3 – 1590 год
Таким образом, результаты дендрохронологического датирования подтверждают выводы, сделанные на основании анализа керамического комплекса, о том, что рубеж XVI-XVII вв. на исследуемом участке приходится на 9-10 пласты.
[1] Подробную историографию археологических исследований Переяславля Рязанского см.: Судаков, Буланкин, 2005.
[2] Инициатива возобновления фундаментальных археологических исследований кремля Переяславля Рязанского принадлежит директору Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника Л.Д. Максимовой.
[3] Репер был забит в 50 см к западу от юго-западного угла раскопа. Его абсолютная отметка в Балтийской системе составляет – 112,51.
[4] Фрагменты фарфора определены Главным хранителем Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника Т.Н. Просуковой.
[5] Изделия из стекла определялись к.и.н. Ю.А.Лихтер.
[6] Дендрохронологическое изучение проводилось в Лаборатории естественнонаучных методов ИА РАН А.А. Карпухиным, которому приношу свою искреннюю благодарность.
Рис. 1. Северо-восточная часть кремля Переяславля Рязанского. Стрелкой указано место раскопа.
Рис. 2. Разбивка раскопа и снятие дёрна.
Рис. 3. План кремля, составленный Д.Д. Солодовниковым на основе Писцовой книги 1696 г. Раскоп находится на территории, обозначенной как «Митрополий двор». Научный архив РИАМЗ.
Рис. 4. Переборка культурного слоя.
Рис. 5. Профиль раскопа.
Рис. 6. Находки 3-6 пластов: 1–3 – подковы; 4–5 – пряжки; 6 – пуговица; 7–8 – шашки; 9–10 – фрагменты бутылок; 11, 13, 15 – накладки; 12 – наконечник стрелы; 14 – монета; 16, 18 – грузила; 17 - ручка от латки; 1–5 – железо; 6-8, 11-13, 15 – кость; 9-10 – стекло; 14 - бронза; 16-18 – глина.
Рис. 7. Слой извести в профиле раскопа.
Рис. 8. Сушильня для кирпича, вид с запада.
Рис. 9. Находки 7-8 пластов: 1 – красноглиняный изразец; 2 – накладная рукоять ножа; 3 – кочедык; 4 - монета; 5 – нательный крестик; 6 – игрушка-погремушка; 7 – пробка от штофа; 8-9 - фрагменты стеклянных сосудов; 10–12 – подковы; 1, 6 – глина; 2–3 - кость; 4 – серебро; 5 – янтарь; 7 – свинец; 8–9 – стекло; 10–12 – железо.
Определив напластования, датируемые XVII в., рассмотрим сооружения и комплекс находок, связанных с этим временем. К рассматриваемому периоду относится ряд деревянных построек. Первые деревянные сооружения на раскопе фиксируются в 8 пласте. Сохранность древесины на этом уровне очень плохая, по существу это древесный тлен.
Сооружение № 1. Древесный тлен от этой постройки начал прослеживаться на рубеже 7 и 8 пластов (138-140 см) в кв. 18. Но целиком постройка прослежена в 8 пласте. От неё сохранились юго-западный угол в кв. 17–18 (рис. 10), части северо-западной и северо-восточной стен в кв. 21 и 26. В кв. 21, по-видимому, находился северо-западный угол сооружения. Длина северо-западной стены составляла около 5.2 м. Остатки древесины от этой стены сохранились в кв. 21.
Сооружение № 2. Расположено в южной части западного участка кв. 15. На уровне 8 пласта от конструкции сохранился тлен от двух брёвен, пересекающихся под прямым углом - северо-восточный угол постройки (рис. 11). Относительно хорошо сохранившиеся венцы этой постройки прослежены в 9 пласте (рис. 12). Сруб рублен в обло с чашей в нижнем бревне. Хорошо сохранились, по крайней мере, два венца. Длина северной стены (полностью вошедшей в раскоп) 5,3 м, что примерно равняется трём "народным" саженям. Диаметр брёвен 20–25 см. По углам постройки под стены подложены подкладки из обрубков брёвен диаметром 15 см. По внешнему контуру постройка окаймлялась завалиной, от которой сохранилось два венца брёвен диаметром около 15 см. Во второе снизу бревно стены "глухим" способом врублена переводина пола (рис. 13). Как отмечал П.И. Засурцев, этот способ более совершенен, нежели широко распространённый в новгородской архитектуре XII–XV вв. способ сквозной врубки (Засурцев, 1963, с. 25). С сооружением № 2 связано 20 индивидуальных находок: фрагменты глиняных игрушек-погремушек, обрывки кожаной обуви и железные подковы, железный нож, стеклянные и янтарные украшения. Особенный интерес представляет находка скопления мелких стеклянных бус (более 30 экз.) на развале обожжённых камней и кирпича. Расположение бус в слое свидетельствует о том, что это было единое ожерелье (рис. 14). Судя по дендрохронологическому анализу образцов с подкладок под сруб (см. выше), он был рублен во второй половине XVI в., но, по всей видимости, простоял до начала следующего столетия.
Сооружение № 3. Эта постройка сохранилась фрагментарно. Она располагалась в северо-западной части раскопа (кв. 6–7, 11–12). Из сохранившихся элементов конструкции можно отметить расположенные параллельно почти по линии запад–восток плаху в кв. 11–12, четыре дощечки в кв. 7, обломок доски в кв. 12, а также фрагмент бревна (?), примыкающий к дощечкам в кв. 7 и расположенный перпендикулярно им. Соотношение остатков сооружения № 3 с сооружением № 1 не исключает возможности, что они объединялись в единый комплекс (расстояние от угла сооружения № 1 до фрагмента бревна в кв. 7 составляет 4.4 м).
Сооружение № 4 вскрыто в 9 пласте, расположено в восточной части раскопа. Сохранность дерева плохая. Сруб размерами 5 х 5 м рублен в обло (рис. 15). Южная стена постройки в кв. 30 и 35 частично разрушила настил мостовой, о которой речь пойдёт ниже, что позволяет считать эту постройку более поздней, чем мостовая. Печь располагалась в юго-восточном углу. От неё сохранилось пятно глины в форме полумесяца, окаймленное горелым слоем. С постройкой связаны разнообразные находки: ножи, глиняные игрушки, шило с деревянной рукояткой, глиняные пряслица, деревянная ложка (рис. 16).
Сооружение № 5 в северо-западном углу раскопа (рис. 17) представляло прямоугольный сруб, рубленный в обло, размерами 3,65 х 3,7 м (примерно 2 х 2 сажени). Хорошо сохранился только нижний венец сруба. Углы постройки опирались на подкладки из обрубков дубовых бревен диаметром 31-35 см и длиной 60-90 см. Подкладка располагались под северной и южной стенами сруба.
Печь располагалась в северо-восточном углу, на что указывает пятно жёлтого хорошо отмученного суглинка с примесью песка в форме незамкнутого кольца и углистого слоя внутри этого кольца. Особенностью этой постройки был пол, настланный не из досок, а из ошкуренных плотно подогнанных друг к другу брёвен диаметром 18–20см. Следует заметить, что настилка пола из подобного материала редко применялась в русском домостроении и свидетельствует о хозяйственном назначении сооружения (Засурцев, 1963, с. 23). Индивидуальные находки не дают возможности высказать предположение о назначении этой постройки.
Интересное сооружение обнаружено в юго-восточном углу раскопа. При зачистке 9 пласта было зафиксировано пятно глины прямоугольных очертаний. Размеры пятна 1,8 х 2,1 м. Глина оконтурена древесным тленом шириной около 2 см. При разборке конструкции оказалось, что по углам древесный тлен (доски) примыкает к квадратным (5 х 5 см) столбикам. Глина располагалась на вымостке из плах (рис. 18), которые в свою очередь опирались на два параллельно лежащих бревна диаметром около 30 см. Внутри слоя глины обнаружены линзы пережжённой глины и прослойка золы мощностью 3 см. Вскрытая конструкция, по всей видимости, является остатками глинобитной печи несохранившейся постройки. Аналогичные печи известны по новгородским материалам (Засурцев, 1963, рис. 17, 2). Подобная печь была вскрыта при раскопках Переяславля Рязанского А.Л. Монгайтом в слоях XIV в. (Монгайт, 1961, с. 170).
Большое значение для археологии Переяславля Рязанского имеет открытый экспедицией деревянный настил мостовой (рис. 19), обнаруженный на уровне 9 пласта (глубина залегания настила 166-174 см). Длина прослеженного участка составляет более 10 м. Конструкция мостовой традиционна для древнерусских средневековых городов: её основанием служили три лаги диаметром 15–17 см, размещённые вдоль улицы параллельно друг другу. Расстояние между лагами 100–125 см. Поперёк на эти лаги плоской стороной вверх укладывались дубовые плахи шириной 20–22 см и длиной около 3,4 м. Плахи хорошо подогнаны одна к другой. С нижней стороны в них сделаны полукруглые вырубы, соответствующие по форме и размерам лагам. В эти вырубы входили лаги, благодаря чему обеспечивалось устойчивое положение плах мостовой (Археология СССР, 1985, с. 170). Особенностью вскрытой мостовой было то, что лаги рублены из сосны, а плахи – из дуба. Подобное сочетание различных пород дерева в конструкции мостовой отмечается впервые.
Следует отметить, что отдельные фрагменты дерева (древесного тлена), расположенные параллельно лагам, были прослежены в 8 пласте. Таким образом, вскрытый в 9 пласте настил мостовой можно считать вторым ярусом улицы. Ниже этого уровня плахи мостовой не сохранились. Однако прослежены лаги, лежащие параллельно вскрытым в 9 пласте. Кроме того, на площади, где в 9 пласте размещалась мостовая, в нижних горизонтах не прослежены остатки каких-либо деревянных конструкций, что также свидетельствует о существовании улицы и в более раннее время.
Интересное наблюдение сделано старшим научным сотрудником РИАМЗ Е.В. Шапиловой[1]. Проследив направление мостовой, на основании анализа письменных документов, она пришла к выводу, что улица связывала две проезжие башни кремля – Глебовскую и Ипацкую, то есть была одной из основных магистралей города. Согласно Писцовой книге 1696 г. в кремле существовала улица "идучи от Ипацкой башни к митропольему двору, а по мере той улицы две сажени". К сожалению, не известно, какой именно саженью пользовались составители Писцовой книги, но если предположить, что писцы применяли народную (1,76 м) или кладочную (1,597 м) сажень, то ширина описанной улицы почти полностью совпадает с мостовой, вскрытой на раскопе. Отмечу, что ширина вскрытой мостовой была немного меньше мостовых верхних ярусов Неревского раскопа (они имели ширину 4-5 м) (Колчин, 1955. С. 50-52), но сопоставима с мостовой Нутной улицы Славенского конца Новгорода (Гайдуков, 1992, с. 15).
Находки, которые на основании стратиграфии можно датировать XVII в., разнообразны. Общее количество индивидуальных находок этого времени составляет более 300 экземпляров. Самыми многочисленными, не считая керамики, оказались предметы из чёрного металла. Всего найдено 159 железных артефактов. Металл предметов, залегавших в 6-7 пластах, сильно корродирован. Состояние металла у предметов, залегавших глубже, намного лучше. Их поверхность покрыта голубым фосфатом железа, что характерно для влажных слоёв с хорошей сохранностью органики.
Рассматриваемым временем датируются 19 ножей (рис. 21, 2–3), три черенка ножей и одна железная рукоятка от ножа. Большинство ножей относится к универсальным хозяйственным. Из пл.8, кв. 15 происходит рабочий нож, вероятно, по обработке кости.
Фрагмент лезвия ножниц по металлу происходит из пл. 7, кв. 9 (рис. 21, 4). Первоначально этот предмет был определён как фрагмент ножа. Но после электрохимической расчистки оказалось, что заточка лезвия у предмета односторонняя, а недалеко от острия располагается отверстие. Это позволило идентифицировать поковку как ножницы по металлу.
Бытовые предметы из железа представлены тремя кресалами, два из которых калачевидные (рис. 16, 3). Несмотря на форму предмета (калачевидные кресала по новгородской хронологии принято датировать X– XII вв.), данные находки не противоречат предложенной датировке – при исследовании слоёв позднего времени калачевидные кресала встречаются нередко (Никитин, 1971; Белов и др., 1981; Завьялов, 1990).
Верхнее донышко цилиндрического замка происходит из пл. 7, кв. 31. Два ключа, вероятно, одной из разновидностей типа В найдены в пл. 7 (рис. 21, 5, 11) и пл. 8, кв. 16.
Разнообразными типами представлены наконечники стрел (найдено 12 экз.). Из пл. 7, кв. 9 (№ 111) происходит ромбовидный наконечник с прямыми сторонами и вогнутыми плечиками и наибольшим расширением в верхней половине длины пера (тип 51 по А.Ф. Медведеву). Два наконечника типа 40 (ромбовидные с упором и расширением в нижней трети длины пера) найдены также в седьмом пласте (рис. 16, 8; 21, 8-9).
Большинство подков из слоёв XVII в. (64 экз.) относятся к типу один (Двуреченский, 2004). Среди них значительно преобладает второй вариант. Лишь один предмет по форме можно отнести к типу два, но по своим размерам он выпадает из этого типа (подковы типа два имеют размеры не менее 9 см в ширину, тогда как найденный экземпляр – всего 4.5 см). Небольшие размеры предмета свидетельствуют, что это была сапожная подкова. К сапожным подковам, судя по размерам, следует отнести и экземпляр из пл.7, кв. 18. Одним экземпляром (рис. 21, 6) представлена более ранняя (XIV–XVI вв. по новгородской хронологии) подковка в виде дугообразной, прямоугольной в сечении полоски с тремя небольшими остриями (Колчин, 1959).
При распределении подков по площади раскопа отчётливо видна их концентрация внутри и около сооружений 2 (18 экз.) и 4 (14 экз.). В то же время в сооружении 5 не найдено ни одной подковы.
Осветительные приборы представлены светцом и подсвечниками. Светец (пл. 8, кв. 11) простейшей формой: подквадратный в сечении брусок заканчивался с одной стороны держателем для лучины, а с другой – остриём для вбивания в стену (рис. 21, 10). Оба найденных подсвечника (пл. 7, кв. 8 и пл. 8, кв. 7) однорожковые, вбивались или вставлялись в стену (рис. 21, 1).
Из деталей одежды следует отметить шесть пряжек как прямоугольной формы, так и форме срезанного овала.
Находки из кости представлены гребнями, кочедыком, иглой и накладками рукоятей. Основным поделочным материалом при изготовлении костяных предметов служили лопаты рога лося. При обработке кости применялись резка, пиление, сверление, строгание, шлифование.
Из четырёх найденных гребней один имел трапециевидную форму, а три – прямоугольную (рис. 16, 5). Все гребни не орнаментированы.
Кочедык (рис. 9, 3) изготовлен из подходящей по размерам части пястной кости крупного рогатого скота с минимальными трудовыми затратами на оформление изделия. С внутренней стороны в верхней части вырезано подпрямоугольное углубление.
Накладки на рукояти ножей имеют отверстия для крепления при помощи штифтов или заклёпок. У одной накладки отверстия украшены циркульным орнаментом. Накладка из пл. 8, кв. 19 украшена канелюрами, проходящими вдоль изделия (рис. 9, 2).
При анализе керамического комплекса удалось собрать полные профили трёх сероглиняных сосудов: горшка и двух мисок (рис. 22).
Из керамических находок отмечу три грузила (рис. 6, 16, 18), одно из которых сохранилось полностью и имело крупные размеры.
В пласте 7 кв. 11 найден фрагмент белоглиняной игрушки-свистульки. Из этого же пласта (кв. 7) происходит обломок дисковидной белоглиняной погремушки без росписи (рис. 9, 6).
Белоглиняная ангобированая керамика представлена фрагментом кумгана.
В 8 пласте найдены два фрагмента импортных поливных сосудов[2]. Один из них – от западноевропейского (предположительно итальянского) блюда. Другой (кв. 27) – это фрагмент стенки полуфаянсового (кашинного) кувшина с подглазурной полихромной росписью происходит из Турции (г. Изник) и датируется XVI в.
Многочисленны пряслица и их заготовки, выточенные из стенок керамических сосудов. Лишь один предмет был специально вылеплен из глины и затем обожжён. Нередко в качестве заготовок для пряслиц использована импортная поливная керамика: два обломка пряслиц – из стенок иранских полуфаянсовых (кашинных) кувшинов с подглазурной синей росписью датируются XV в.; обломок пряслица из стенки иранского полуфаянсового (кашинного) кувшина XIV в. с подглазурной росписью тёмно-серой и синей красками.
Взаиморасположение сооружений и конструкции на раскопе позволяет сделать предварительные выводы о характере застройки исследуемого участка в XVII в. Судя по данным дендрохронологии (один из вариантов даты рубки лаги мостовой, к которому склоняется автор дендрохронологического исследования А.А. Карпухин – 1617 г.), около 1620 г. осуществляется мощение улицы, проходившей от Глебовской к Ипацкой башне. Интересно, что этот факт напрямую коррелируется с окончанием Смутного времени. В конце XVI – начале XVII в., по всей видимости, улица не была замощена. Во второй четверти XVII столетия (но до пожара 1646 г.) в расположении сооружений происходят изменения. Так, сооружение № 1 не повторяет по своей конфигурации и расположению ни один из ниже лежащих срубов. О перепланировке свидетельствует и сооружение № 4, частично разрушившее настил мостовой в южной части раскопа. Не исключено, что направление улицы несколько изменилось, и она повернула на юг.
Но глобальные изменения на исследуемой территории происходят именно после пожара 1646 г., когда участок после периода запустения стал использоваться как строительная площадка для возведения Певческого корпуса, а позднее Амбаров и Солодёжни.
Как уже отмечалось, одной из основных задач археологических исследований Переяславля Рязанского являлось изучение полученных материалов различными естественнонаучными методами. Исследование материалов находится в самой начальной стадии, но уже сейчас можно говорить о некоторых результатах.
Для изучения приёмов земледелия, состава культурных растений, степени засорённости зерна сорняками и т.д. в лаборатории естественнонаучных методов Института археологии проведён археоботанический анализ образцов из культурного слоя (Лебедева, 2005; 2006). Отбор образцов проводился методом флотации почвенных проб, объёмом 10 л; использовались сита с диаметром ячеек 0,25–0,5 мм. До 90% находок составляют остатки культурных растений, и всего 0,2% из них – отходы обмолота хлебных злаков. Видовой спектр для XVII в. характеризуется преобладанием ржи – 67,3%. Второй по значимости культурой, которая, как и рожь, встречена во всех пробах, был овес – 26,8%. Почти также часто фиксируются в образцах гречиха и просо, но их доля в археоботаническом спектре значительно ниже. Доля пшеницы в коллекции – всего 0,5%; все зерновки относятся к мягкой пшенице. К редким находкам можно отнести семена плодовых растений – груши или яблони, которые пока более достоверно не удалось определить из-за небольшого их количества и состояния сохранности. Из дикорастущих, в том числе и лесных растений, в исследованных образцах представлены обугленные фрагменты скорлупок лесного ореха, семена малины и косточки черемухи. В необугленном состоянии помимо ореха и малины встречено также одно семя бузины черной[3].
Семена сорняков составляют весьма незначительную часть археоботанической коллекции – 5,7%. Привлекает внимание, что среди наиболее часто встречающихся семян наряду с марью белой (23,1%), лидирует куколь обыкновенный (24,3%). Это одно из немногих растений, известных исключительно в качестве посевного сорняка, некогда очень злостного, ныне – практически искорененного. Он считается засорителем преимущественно яровых посевов, реже – озимых (как правило, в южных районах). Но если маревые – помимо хлебных полей обильно произрастающие и вблизи человеческого жилья – почти всегда занимают одно из первых мест в коллекциях сорняков как в городе, так и в деревне (достигая порой 60% и даже более), то столь высокая доля куколя, особенно в городской выборке, смотрится необычно: куколь – это крайне ядовитое растение. Попадание его семян в муку делает ее фактически отравленной и непригодной для употребления.
Вполне возможно, что большая концентрация зерна в пробах, отмеченная Е.Ю. Лебедевой, была следствием существования рядом с исследуемой территорией амбаров. Следует отметить доминирование среди злаков яровой ржи.
Не менее интересные результаты получены и при археозоологическом анализе[4]. Для проведения анализа была сделана стопроцентная выборка остеологического материала. На большей части костей обнаружены следы погрызов их собаками, а половину тестовой выборки составили остатки со следами кухонной разделки. Эти следы и средняя степень раздробленности свидетельствуют о том, что исследованная выборка состоит главным образом из кухонных остатков. А значит, при обработке всей коллекции можно будет восстановить характер кухонной разделки туш животных и особенности мясного потребления жителей поселения. Большинство костей принадлежат домашним животным.
Домашние животные, диагностированные в выборке, относятся к обычным пяти видам – крупный рогатый скот, лошадь, овца, коза и свинья. Полученный же остеологический спектр всех сельскохозяйственных видов, даже на предварительном этапе, оказался поразительно похожим на соотношение, подсчитанное для древнерусских городов XV-XVII веков (Цалкин, 1956; Антипина, 2006).
Дикие животные пока включают только четыре вида, но они относятся к трем группам охотничьей добычи, хорошо различавшимся в древности по экономической значимости. Это – добыча зверя, главным образом, на мясо (копытные – лось и кабан), пушная добыча (заяц) и в некотором смысле «обрядовая» добыча (медведь). Единственный фрагмент кости медведя представляет собой остаток нижней челюсти медвежонка всего трех месяцев отроду. Естественно, что только после обработки всей коллекции можно будет интерпретировать эту находку. Но уже сейчас можно высказать предположение: не связана ли она с деятельностью скоморохов, в представлениях которых медведь играл существенную роль?
Металлографическое исследование небольшой серии железных предметов из слоёв XVII в. продемонстрировало, что в это время активно применялась технологическая схема наварки. Сварка проводилась на высоком уровне. Обязательной операцией по улучшению рабочих свойств орудий была термообработка. Судя по микротвёрдости феррита кузнецы применяли обычное кричное железо, на отдельных участках фиксируется повышенное содержание фосфора.
Первые полевые сезоны подтвердили правомерность избранной стратегии исследования культурного слоя кремля Переяславля Рязанского. Стало очевидным, что верхние слои (примерно до глубины 80-100 см от дневной поверхности) представлены наносным и сильно перекопанным грунтом. Шестой пласт на раскопе более однороден, хотя и в нём фиксируются нарушения, связанные со строительной деятельностью. Этот слой в целом может быть датирован концом XVII-XVIII в. Седьмой и восьмой пласты также подвержены нарушениям, но комплекс находок хронологически более однороден и датируется в пределах первой половины XVII в. Рубеж XVI-XVII вв. приходится на девятый пласт. Слои второй половины XVII в., по всей видимости, разрушены при строительстве каменных сооружений кремля. В это время сносятся существовавшие на этой территории дворы горожан, и позднее жилой застройки на этом участке кремля не было. В слоях конца XVI – первой половины XVII в. прослежены постройки, типичные для древнерусских городов.
Таким образом, до середины XVII в. (до пожара 1646 г.?) на исследуемом участке располагалась городская застройка и лишь во второй половине XVII в. здесь начинается формирование двора рязанских иерархов. До этого Архиерейский двор если и располагался в кремле, то занимал гораздо более скромную территорию, чем участок, носящий сейчас это название.
Литература
Антипина Е.Е., 2006. Предварительные результаты определения таксономической принадлежности костей животных из раскопок Переяславля Рязанского (2005 г.) // Завьялов В.И. Отчёт об археологических исследованиях кремля Переяславля Рязанского в 2005 г. Архив ИА РАН.
Археология СССР. 1985. Древняя Русь. Город. Замок. Село. М.
Белов и др., 1981. Белов М.И., Овсянников О.В., Старков В.Ф. Мангазея. Материальная культура русских полярных мореходов и землепроходцев XVI-XVII вв. Часть II. М.
Векслер А.Г., Лихтер Ю.А., 2001. Об одном типе стеклянных находок из культурного слоя Москвы // Древние ремесленники Приуралья. Ижевск.
Винокурова Э.П., 1999. Металлические литые кресты-тельники XVII в. // Культура средневековой Москвы XVII в. М.
Гайдуков П.Г., 1992. Славенский конец средневекового Новгорода. Нутный раскоп. М.
Ерошина и др., 1995. Ерошина Т.В., Максимова Л.Д., Романова Е.И. Основные этапы освоения исторической территории кремлёвского холма // Подземная охранная зона исторической территории Рязанского кремля. Рязань.
Завьялов В.И., 1990. Изделия из чёрного металла // Очерки истории освоения Шпицбергена. М.
Засурцев П.И., 1963. Усадьбы и постройки древнего Новгорода // МИА. № 123.
Коваль В.Ю., 2006. Заключение по результатам статистической обработки керамического материала из раскопок 2005 г. в Кремле Переяславля-Рязанского // В.И. Завьялов. Отчёт об археологических исследованиях кремля Переяславля Рязанского в 2005 г. Архив ИА РАН.
Колчин Б.А., 1955. Топография, стратиграфия и хронология Неревского раскопа // МИА № 55. М.
Колчин Б.А., 1982. Хронология новгородских древностей // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М.
Лебедева Е.Ю., 2005. Результаты археоботанического анализа образцов из Переяславля Рязанского // Завьялов В.И. Отчёт об археологических исследованиях кремля Переяславля Рязанского в 2004 г. Архив ИА РАН.
Лебедева Е.Ю., 2006. Результаты археоботанического анализа образцов из Переяславля Рязанского // Завьялов В.И. Отчёт об археологических исследованиях кремля Переяславля Рязанского в 2005 г. Архив ИА РАН.
Макарий, 1863. Сборник церковно-исторических сведений о Рязанской епархии. М.
Монгайт А.Л., 1961. Рязанская земля. М.
Муравьёва А.Н., 2000. Кресты XVII–XIX вв. из археологических коллекций ВСМЗ // Государственный Владимиро-Суздальский музей-заповедник. Материалы исследований. Владимир.
Никитин А.В., 1971. Русское кузнечное ремесло XVI–XVII вв. // САИ. Вып. Е1–34. М.
Рабинович М.Г., 1971. Культурный слой центральных районов Москвы // Древности Московского Кремля. М.
Романова Е.И., 1995. Геоморфологические условия // Подземная охранная зона исторической территории Рязанского кремля. Рязань.
Станюкович А.К., Осипова И.Н., Соловьева Н.М., 2003. Тысячелетие креста. М.
Судаков и др., 1995. Судаков В.В., Челяпов В.П., Буланкин В.М., Романова Е.И. Материальная и духовная культура Переяславля // Подземная охранная зона исторической территории Рязанского кремля. Рязань.
Цалкин В.И., 1956. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. М.
Челяпов В.П., 1982. Отчёт о раскопках и разведках на территории Спасского и Рязанского р-ов Рязанской обл. в 1981 г. // Архив ИА РАН, Р-1, № 8501.
Рис. 10. Сооружение № 1, вид с запада; план сооружения № 1.
Рис. 11. Сооружение № 2: начало фиксации в пласте 8.
Рис. 12. Сооружение № 2, вид с юга.
Рис. 13. Врубка переводины в стену сооружения № 2.
Рис. 14. Ожерелье из сооружения № 2: верхний снимок – момент находки, нижний снимок – ожерелье после расчистки.
Рис. 15. Сооружение № 4, вид с юга.
Рис. 16. Находки из сооружения № 4: 1-2 – кресты-тельники; 3 – кресало; 4 – пряжка; 5 - гребень; 6 – пломба; 7 – пряслице; 8 – наконечник стрелы; 9 – рукоять ножа; 10 – долото; 1-2 – бронза; 3-4, 8, 10 – железо; 5 - кость; 6 – свинец; 7 – сланец; 9 – кость, бронза.
Рис. 17. Сооружение № 5, вид с востока.
Рис. 18. Находки из сооружения № 5: 1 – наконечник стрелы; 2 – грузик от ткацкого станка; 3–4 – бусины; 5 – накладка; 6 – подмётка; 7–8 – сапожные головки; 1, 5 – кость; 2 – глина; 3 – халцедон; 4 – стекло; 6–8 – кожа.
Рис. 19. Развал глинобитной печи в кв. 39.
Рис. 20. Мостовая.
Рис. 21. Железные предметы XVII в.: 1 – подсвечник; 2–3 – ножи; 4 – лезвие ножниц по металлу; 5, 11 – ключи; 6 – подкова, 7 – книжная накладка; 8–9 - наконечники стрел; 10 – светец.
Рис. 22. Керамика XVII в.
Все материалы библиотеки охраняются авторским правом и являются интеллектуальной собственностью их авторов.
Все материалы библиотеки получены из общедоступных источников либо непосредственно от их авторов.
Размещение материалов в библиотеке является их цитированием в целях обеспечения сохранности и доступности научной информации, а не перепечаткой либо воспроизведением в какой-либо иной форме.
Любое использование материалов библиотеки без ссылки на их авторов, источники и библиотеку запрещено.
Запрещено использование материалов библиотеки в коммерческих целях.
Учредитель и хранитель библиотеки «РусАрх»,
академик Российской академии художеств
Сергей Вольфгангович Заграевский